Не доверяйте кошкам! Легардинье Жиль

24

Когда у меня наконец появляется время взглянуть на часы, я чувствую глубокое разочарование. Только половина одиннадцатого, а мне кажется, что я выдавала хлеб и пирожные целую неделю без перерыва. Ванесса слегка расслабилась. Мадам Бержеро по-прежнему величественно возвышается за кассой, неизменно внимательная к покупателям. С темными волосами, безукоризненно уложенными в пучок, со своей благородной внешностью и осанкой, она временами напоминает оперную диву, сердечно принимающую своих поклонников после сольного концерта.

Жюльен оказывается очень милым, и вскоре я начинаю неплохо разбираться в хлебе. С пирожными несколько сложнее. У меня давно с этим проблемы. Помню, когда отец приносил домой какой-нибудь десерт, мне часто приходилось пробовать его, чтобы понять, что это такое. Здесь я не могу этого сделать.

Не знаю, сколько я протянула багетов, завернула круассанов, птифуров и пирожных, но пальцы у меня гудят. Все здесь для меня в новинку. В этом особенном мире свежий хлеб — это теплый хлеб. У меня кружится голова от непрерывного мельтешения покупателей и рабочих, которые подносят все новые порции выпечки. Я еле успеваю поворачиваться и даже начинаю считать себя недостаточно крепкой для этой профессии, и все же на душе у меня хорошо. Ничего общего с атмосферой, царящей в банке. Клиенты здесь совсем другие. Нет, не так. Клиенты как раз те же, но приходят они сюда совершенно в ином расположении духа. В банке, за исключением немногих из них, люди чувствуют себя в положении слабого. Они молчаливы, сдержанны, озабочены и говорят только о деньгах. Сюда же они приходят раскованными, в элегантной одежде или в шортах, с детьми и с желанием доставить себе удовольствие. Мы нечасто об этом задумываемся, но хлеб едят все: и богатые, и бедные, люди всех религий, разного происхождения. За одно только утро я увидела половину жителей своего квартала. Это забавно. Продавщица цветов выглядит более спокойной, чем на работе. Я никогда еще не видела хозяина автомастерской в белой рубашке, а аптекаря — в яркой тенниске. В половине двенадцатого к нам даже зашел Ксавье:

— Так… А ты что здесь делаешь?

— Пытаюсь переквалифицироваться. Что будешь брать?

— Один багет, четыре сладкие булочки и одну сдобную, пожалуйста. Так странно заказывать это у тебя…

Он смотрит на меня, словно видит в первый раз.

— Ты классно выглядишь с такой прической…

— С вас одиннадцать пятьдесят, — перебивает его мадам Бержеро.

Вот уже с четверть часа она наблюдает за Мохаммедом через окно. Он сложил в стопку пустые ящики, которые на десять сантиметров возвышаются над витриной с пирожными. Похоже, снова будет война. Я уже слышу вой противовоздушных сирен и вижу, как в ООН собирается экстренное заседание. Держу пари, что, как только у мадам Бержеро выдастся свободная минутка, она отправится к Мохаммеду, чтобы прочесть ему одну из своих лекций об экономическом протекционизме и управлении торговыми зонами. Это забавно, потому что, несмотря на всю свою любовь к людям, когда дело касается ее магазина, она становится похожа на министра торговли, отстаивающего свои интересы перед Советом Европы. При этом она активно использует современные экономические и технические термины. Откуда в ней это? На кухне я видела только журналы о жизни знаменитостей…

Странно, но сегодня утром я ощущала на себе взгляды многих людей. Работая здесь, я некоторым образом проникаю в частную жизнь моих покупателей. Слушаю их истории, новости, каждый из них немного раскрывается, и я узнаю о нем какие-то личные подробности. Такого никогда не бывает в банке. Но и покупатели оценивают меня, приглядываются ко мне и, доверяя свои тайны мадам Бержеро, спрашивают себя, достаточно ли я доброжелательна, достойна ли доверия, чтобы выбирать им пирожные и дотрагиваться до их хлеба. Я нахожу это трогательным.

Двенадцать пятнадцать. Чувствую себя разбитой. Ванесса держится молодцом, а мадам Бержеро по-прежнему свежа, как роза. Мои мысли путаются, я заново упаковываю заварные пирожные «Саламбо», которые перепутала с «Сент-Оноре»… Подаю вместо кофе шоколад и наоборот. Бестолковая ученица. Ванесса, похоже, не сердится на меня за это. Хозяйка делает вид, что не замечает моих промахов. К счастью, скоро уже час дня, и мои мучения закончатся.

Внезапно в хвосте очереди я замечаю Рика и совершенно теряюсь. Мне приходится изо всех сил напрягать внимание, чтобы понять разницу между круглым деревенским хлебом и формовой булкой. Перед Риком стоят четыре покупателя. Кажется, он меня еще не видит. Опустив голову, упаковываю пирожные и бегу в подсобку узнать, остались ли еще багеты. Два покупателя. Он в бермудах и темно-синей футболке. Небритый. Я не видела его уже четыре дня, шесть часов и двадцать три минуты. Не знаю, верите ли вы в приметы, я — да, особенно когда они меня устраивают. Если, отправляясь в лицей, я видела собаку в соседском саду, для меня это означало хорошую оценку по контрольной. Если к тому же она давала себя погладить сквозь ограду, я была уверена, что точно получу пятерку. Собаку звали Клафути, и это был мой талисман на пути в школу. В данном случае я не знаю, кого бы мне погладить на удачу. Можно, конечно, попробовать погладить Ванессу, но, боюсь, это будет неуместно, да и слова «хороший песик» ей вряд ли понравятся… Я специально не торопясь упаковываю яблочный пирог, чтобы Ванессе досталась женщина, стоящая перед Риком. Мысленно загадываю: если все получится и обслуживать его буду я, значит, мы будем любить друг друга всю жизнь. Ванесса отправляется в подсобку за очередным заказом. Я медленно перевязываю коробку лентой, словно детсадовский ребенок, старательно завязывающий шнурки. И даже точно так же высовываю кончик языка. Ванесса возвращается и занимается женщиной. Ура, победа! Я поднимаю голову, и Рик меня узнает. Теперь с полным правом можно сказать, что мне удалось хоть раз застать его врасплох. У него изумленное лицо, еще хуже, чем было у Альфреда Нобеля с его динамитом.

— Здравствуй, Рик!

Он запинается. Никогда не думала, что такое возможно.

— Ты же вроде работаешь в центральном отделении «Креди Коммерсиаль»…

— Я работаю здесь только сегодня утром, пока мадам Бержеро не примет решение.

У него явно растерянный вид. Он продолжает:

— Это у тебя я должен просить что мне нужно?

«Да, Рик, проси у меня все, что хочешь!»

— Я здесь для тебя, то есть я хотела сказать именно для этого.

— Тогда половину батона и две пиццы из тех, что остались.

«Что, больше нет желания отведать китайской кухни?»

Упаковывая его заказ, спрашиваю как бы невзначай:

— Ты бегал сегодня утром?

— Нет, вчера я поздно лег, были кое-какие дела.

«С кем? Надеюсь, не с девушкой? А две пиццы — это для двоих или для тебя одного на два приема?»

Он смотрит на меня. И неожиданно произносит:

— Хочешь, поужинаем вместе на следующей неделе?

Я сейчас упаду в обморок. Усталость, все эти названия выпечки, маленькие причуды покупателей, мрачный взгляд Ванессы, безумная мадам Крюстатоф, которая два часа выбирает себе пирожные, а теперь еще внезапно появившийся Рик, приглашающий меня на ужин, — это уже слишком. Я незаметно опираюсь на рабочий стол и пытаюсь ответить ему так, словно его слова не взорвались в моей голове настоящим фейерверком:

— С удовольствием, но приглашаю я. Поужинаем без изысков у меня. Идет?

— Идет. В пятницу вечером нормально?

Я делаю вид, что задумалась, чтобы дать понять, что по горло завалена делами.

— Да, мне это подходит.

— Отлично.

Усталость забыта. У меня уже не болят ноги. Я снова умею считать до трех. Пирожные с вишней меня больше не пугают. Меня вообще ничего не пугает. Я счастлива.

25

Все навалилось, как снежный ком. Не успела я прийти в себя от утренней работы в булочной, как уже пора возвращаться в банк. Непонятно, правда, зачем. Моя бабушка была права, когда говорила: «Жизнь каждый день преподносит нам уроки». Она была настоящим кладезем мудрости. К любой ситуации умудрялась найти пословицу или афоризм, которые просто выводили из себя окружающих. Я недолго знала своего дедушку — он умер, когда мне было восемь лет, но прекрасно помню, как однажды он чуть не набросился на нее с кулаками. Это случилось, когда он вернулся домой после аварии, в которой сгинул его любимый новенький автомобиль. Бабушка тут же обрушила на него целую вереницу сентенций: «Главное — никто не умер», «Одну потерял — десять найдешь», «Это все же лучше, чем съесть крысу на свадьбе» — последнее что-то вроде афганской поговорки… Причем она выдала ему все это, даже не подняв глаза от морковки, которую чистила. Вот тут я и увидела, как дедушка изменился в цвете быстрее, чем новомодный зонт-хамелеон под дождем. Но даже несмотря на эту почти криминальную историю, я бы хотела послушать мнение бабушки о том, что происходит в банке.

Жеральдина сидит в кабинете Мортаня, оттуда доносятся смех, гогот и, похоже, даже звук поцелуев. Понимаю, что для любви нет преград, но все же. Согласитесь, что для начала лав стори существует много иных способов, кроме удара по лицу, особенно если атакует молодая женщина. Теперь-то я понимаю, что кошки действуют точно так же. Это наводит на определенные мысли. В пятницу, когда Рик придет в гости, я неожиданно прыгну на него со шкафа и для начала хорошенько тресну бейсбольной битой. Потом вырву у него клок волос и расцарапаю его красивую физиономию. После чего мы будем просто обожать друг друга. Жизнь не так сложна, как кажется, когда понимаешь механизмы ее действия…

Трудно поверить, но мне не хватает запаха хлеба. Вот уже два дня я перебираю в памяти мельчайшие подробности воскресного утра, снова слышу голоса покупателей, вижу мадам Бержеро. Взвесив все «за» и «против», прихожу к мысли, что это не такая уж глупая затея — работать с ней.

Мой телефон звонит. Я снимаю трубку. Это Мортань. Немного наклонившись вперед, я вижу, как он разговаривает со мной, сидя всего в нескольких метрах. Без трубки его голос слышно даже лучше. Вот он, прогресс.

— Жюли, не могли бы вы ко мне зайти?

Невероятно, немыслимо, настоящее чудо. С тех пор как я здесь работаю, впервые слышу от него вежливую фразу, к тому же законченную и без ошибок. Мое дурное «я» шепчет мне, что нужно сослаться на необходимость свериться со своим ежедневником и уточнить, есть ли у меня свободное время, но встревает проснувшаяся совесть.

— Уже иду.

О чем он собирается со мной говорить?

— Садитесь, Жюли.

Я сажусь. Сегодня утром на нем даже нет галстука. Неужели у него украли этот предмет туалета или Жеральдина сорвала его, как сделала бы кошка?

— Жеральдина сказала мне, что вы хотите нас покинуть.

«Предательница! Клянусь, когда она будет проходить через тамбур на входе, я пущу ей парализующий газ. Вот ведь какая! Я же просила никому не рассказывать…»

— Не стану скрывать, что для меня это плохая новость. Вы сотрудник, достойный доверия…

«Презренное насекомое, ты осмеливаешься делать мне этот лживый комплимент после выволочки, которую устроил неделю назад!»

— …Но я уважаю ваш выбор. Мы много говорили об этом с Жеральдиной…

«Внимание, мне нужна медицинская помощь, я начинаю задыхаться. Не шучу».

— …И она убедила меня поддержать вашу просьбу о сокращении обязательной отработки за счет оставшегося у вас отпуска. Мы не станем удерживать вас здесь насильно! Можете на меня рассчитывать — я передам в отдел кадров суперположительную характеристику. Но уже сейчас могу сообщить, что, если вам удобно, вы можете быть свободны со следующей недели.

«Вызовите также реанимацию, потому что я в состоянии шока. Мне хочется расцеловать Мортаня, Жеральдину и даже папоротник Мелани».

— Вы не рады?

«Рада — не то слово! Но дело не только в этом. Мортань, кретин несчастный, ты живое доказательство того, что даже самый ничтожный из мужчин способен творить добро благодаря женской любви и звонкой оплеухе. Планета спасена! Наш вид — самый замечательный среди живущих, даже ты, Мортань. Кошки никогда не победят. Я тебя люблю».

— Конечно, я рада, просто еще не осознала. В любом случае я вам очень благодарна, от всей души…

Перечитайте последнюю фразу. Вот доказательство того, что в этой жизни возможно все. Остерегайтесь категоричных суждений. Никогда не говорите «никогда». Любите друг друга, но все же не доверяйте кошкам. Я тоже заговорила афоризмами, похоже, это наша семейная традиция.

26

Моя жизнь — почти как небо в эту пятницу августа: безоблачна. Через час Рик будет здесь. Стол накрыт, в квартире идеальный порядок. Я собрала волосы заколкой, которую мне подарила Софи, — это принесет мне счастье. Потом долго смотрела на себя в зеркало, улыбаясь, разговаривая, изучая себя, словно незнакомого человека. Вот я склоняю голову с шаловливым видом, прыскаю от смеха и заговорщицки подмигиваю шторке душа. Ну и соблазнительница эта Жюли!

Я выбрала маленькое легкое платье, нечто среднее между Мэрилин и жрецом инков, — не знаю, поможет ли вам это сравнение представить его. Оно кремового цвета, с красивой шелковой текстурой. Единственная проблема — тонкие бретельки: стоит пошевелить рукой, становится видно бюстгальтер. Я долго раздумывала, как быть, и в приступе решимости впервые в жизни отважилась обойтись без него. Сегодня вечером все должно быть безупречно.

Стол уже накрыт, поскольку я репетирую этот ужин уже двое суток. С позавчерашнего дня каждый вечер ставлю на стол две тарелки, нарезаю в плетеную корзинку хлеб, зажигаю свечи — каждый раз новые. Потом складываю красиво салфетки и пробую свои морские гребешки с фондю из лука-порея. У меня может случиться несварение, но я не могу рисковать — первое блюдо, которое мы отведаем вместе, должно быть безупречным. Поэтому я тренируюсь до потери пульса. Видели бы вы, какое лицо было у торговца рыбой, когда я взяла у него пять кило очищенных гребешков! Но мне нужно было попрактиковаться, тем более что других гостей я пригласить так и не успела. Рику первому придется оценить мои кулинарные таланты.

Должна вам признаться: я боюсь морских гребешков. Еще совсем маленькой я видела, как их готовила мама. Они шевелились в раковине… Меня до сих пор пугает это воспоминание. Помню, мне даже снились про них кошмары. Сейчас продавец сам их почистил, но, когда дело дошло до готовки, я — стыдно признаться — все время боялась, что один из них подберется ко мне и укусит.

Два вечера подряд у меня все получалось. Гребешки были нежными на вкус и совершенно неподвижными, а лук-порей в кремовом соусе источал тонкий аромат.

Что касается обстановки, тут я продумала малейшие детали, вплоть до того, что сменила обои на компьютере: убрала пальмы и пляж с белым песком и поставила лесной пейзаж. То есть предусмотрела все. Если он спросит, почему я выбрала эту фотографию, отвечу, что обожаю бегать в подобных местах. Гнусная лгунья. Обо всем позаботилась. Зато сегодня вечером я решила не прятать Туфуфу. Конечно, я не дошла до того, чтобы поставить ему тарелку рядом с нами: он восседает на кровати и кажется вполне довольным. Думаю, ему нравится мое платье.

Через двадцать четыре минуты Рик будет здесь. Я купила несколько бутылок аперитива, половину которых вылила в раковину, чтобы у него сложилось впечатление, будто у меня нередко бывают и другие гости. Поэтому сейчас я наклоняюсь к раковине, чтобы убедиться, что от нее не пахнет алкоголем, иначе мой имидж снова пострадает.

Я все приготовила, но совершенно не представляю, о чем мы будем говорить. У меня накопилось к нему два миллиарда вопросов. Я надеюсь многое о нем узнать, тем более что моя тревога по поводу его таинственной деятельности еще не улеглась. Интуиция подсказывает мне, что этот парень достоин доверия, но я уверена, что он что-то скрывает. Я не знаю, где он работает. Судя по всему, он сам себе хозяин, но я не понимаю, как местные жители могут так по-приятельски к нему обращаться, ведь он только что приехал. Как-то вечером мы столкнулись: он шел с почты с огромной посылкой и, кажется, был раздосадован, что я его увидела. Сказал мне, что это оборудование для компьютеров, но я успела прочесть на этикетке название предприятия-отправителя и, справившись в Интернете, узнала, что оно производит инструменты для тяжелых работ, в частности для резки металла. Он что, чинит свои компьютеры, кромсая их, как в фильме ужасов?

Еще десять минут. Звонит телефон. Я молюсь, чтобы это был не Рик, решивший по каким-либо причинам отменить встречу.

— Алло?

— Здравствуй, милая, это мама. Я тебя не отвлекаю?

— Конечно, нет. Как у вас дела?

— Твой отец немного устал, но это наверняка из-за Жанто. Они уехали сегодня утром, и, признаюсь тебе, мы вздохнули с облегчением. С возрастом они лучше не становятся. Жоселин без умолку трещит о своих внуках, а Раймон все причитает, до какой степени деградировал мир часовой индустрии с тех пор, как он ушел на пенсию. Но я звоню тебе не за этим.

— Что-то случилось?

— Представь себе, сегодня в полдень я разговаривала с мадам Дуглен по телефону, и она утверждает, что ты работаешь продавщицей в булочной рядом с твоим домом. Невероятно, правда?

«Как выбраться из этой передряги? Я уверена, что мою мать подкупили морские гребешки, чтобы совершить диверсию: сейчас они как раз выползают из своей банки, чтобы всем скопом напасть на меня. Рик обнаружит мое наполовину съеденное тело и открытое окно. Это станет началом уничтожения мира».

— Жюли, ты здесь?

— Да, мама. На самом деле я действительно была в булочной, но просто помогала. Ванесса, продавщица, беременна, и ей стало плохо. Мадам Бержеро попросила меня помочь.

— Я смотрю, она не теряется.

— Я сама предложила. В общем, расскажу тебе все в воскресенье, потому что сейчас мне пора бежать.

— Встречаешься со своими полоумными подружками?

— Они не полоумные, мама.

— Разумеется, полоумные, я сама была такой в их возрасте. Ну, беги, дорогая. Так ты позвонишь в воскресенье?

— Можешь не сомневаться. Обнимаю тебя. Не забудь поцеловать от меня папу!

Четыре минуты до встречи. Я проверяю свою прическу. Поправляю платье. Я не могу усидеть на месте. Что мне сказать родителям по поводу смены работы? Как продержаться целый вечер с Риком, если обычно мне хватает нескольких минут, чтобы поставить себя в нелепое положение? А вдруг Туфуфу заговорит? А может, дать денег морским гребешкам, чтобы они сами попрыгали в кастрюлю?

В дверь звонят. Я открываю. Он здесь. Отличные джинсы, белая рубашка, слегка расстегнутый ворот. Рик что-то держит за спиной.

— Добрый вечер.

— Входи. Я очень рада, что ты пришел.

«Идиотка. Не показывай свои чувства слишком быстро».

— Это я рад быть у тебя в гостях.

— Знаешь, ужин будет самым простым. Соорудила на скорую руку, что смогла. Сейчас у меня не так много свободного времени.

Он входит и протягивает мне большой красивый букет. Я ахаю и благодарю его. Думаю, под этим предлогом я даже могла бы чмокнуть его в щечку, но замешкалась, и теперь это будет выглядеть не так непринужденно. Букет смотрится замечательно, хотя на языке цветов это полная абракадабра. Голубые фрезии означают постоянство, красные розы — страсть, зеленые веточки — надежду и верность, маргаритки — простое увлечение, а желтые цветы — предательство. Если попытаться обобщить, он меня любит, и это надолго, но сумеет побороть соблазн. А поскольку в букете есть все, можно также предположить, что он займется со мной любовью, как дикий зверь, а потом убежит, выпрыгнув в то же окно, что и морские гребешки… Нет, лучше просто считать это красивым букетом. Я достаю вазу и наливаю в нее воду.

— Как твоя нога?

— Кажется, нормально, она меня больше не беспокоит. Я даже попыталась побегать с подружкой. Но нет. Для бега еще рановато. А ты по-прежнему бегаешь?

— В данный момент не слишком часто.

«Обманщик. Берегись! У меня целая армия морских гребешков, которые только и ждут моего сигнала, чтобы броситься в атаку».

— Ты серьезно собираешься бросить свою работу в банке и пойти в булочную?

— На какое-то время — да. У меня нет банковского высокомерия, и уж точно я не хочу там состариться.

— Для таких крутых перемен нужна смелость. Ты молодец.

Я ставлю букет на стол и приглашаю Рика сесть.

— Еще раз спасибо за цветы.

Он оглядывает комнату:

— Как твой компьютер, больше не барахлит? Вижу, что работает.

— Да, благодаря тебе. Что тебе налить? У меня небогатый выбор. Анисовый ликер, виски, портвейн — очень хороший. В холодильнике есть еще мускат, пиво и остатки водки, в которую можно добавить апельсиновый сок, если хочешь.

— Если не возражаешь, я бы просто выпил апельсинового сока.

«Ничего себе! И что я буду делать с этой батареей спиртного? Раковина и так немало выпила, и если я вылью в нее все, она будет мертвецки пьяной».

— Хорошо, пусть будет апельсиновый сок. Я присоединюсь к тебе.

— Если тебе хочется чего-нибудь покрепче, не стесняйся.

«Давай, обзывай меня алкоголичкой на нашем первом ужине…»

— Нет, все хорошо. Алкоголь я держу в основном для гостей.

Я наливаю ему сок и продолжаю:

— Как твоя работа, ты доволен?

— Не жалуюсь. В августе обычно затишье, но, с другой стороны, конкуренты тоже в отпусках, поэтому я всегда при деле.

«Хорошо сыграно, дружок. Звучит правдиво, но я за тобой слежу, и любое, самое незначительное изменение в выражении твоего лица скажет мне больше, чем твои слова. Нет, только не смотри на меня своими красивыми темными глазами, я теряю контроль над собой!»

Я продолжаю свой допрос:

— Почему ты сюда переехал? У тебя в этих местах родственники?

— Да нет. Просто я люблю новые места, и мне захотелось найти что-нибудь спокойное, но достойное.

«Какой хороший игрок. Так просто не сдается. Но имей в виду, ты не выйдешь из этой квартиры, пока не ответишь на несколько вопросов: откуда у тебя такое смешное имя? Что ты носишь в своем рюкзаке? Ты меня любишь?»

Вечер начинается хорошо. Мы разговариваем. Все идет так, как я мечтала, за исключением того, что Рик о себе почти ничего не рассказывает. Гребешки прекрасны, его лицо тоже. Он расслабляется, я тоже. Мы говорим о фильмах, кулинарии, путешествиях. Смеемся все более непосредственно. В его смехе ничего не меняется, зато мой все больше напоминает лай гиены, застрявшей лапой в эскалаторе. Я вижу, что он наблюдает за мной. Сама я стараюсь смотреть на него не так часто, как хотелось бы. Он аккуратно подбирает соус со своей тарелки, и мне кажется, что я действительно в него влюбляюсь.

Хочется, чтобы этот вечер никогда не кончался, чтобы Рик снова рассказывал мне о том, как обдувал ветер его лицо, когда он мчался по волнам под парусом, чтобы он поделился со мной планами на будущее. Частые паузы и заминки в его рассказах свидетельствуют о том, что он не привык много разговаривать. Но со мной он говорит. Он улыбается именно мне, даже когда я догадываюсь, что его мысли уносятся гораздо дальше тех слов, что он произносит. Будь я увереннее в своих самых потаенных чувствах, я могла бы поклясться, что у этого парня есть тайна. И если однажды он мне ее доверит, значит, наши судьбы сойдутся навсегда. Мне хочется, чтобы этот вечер стал началом, после которого мы бы больше не расставались. Я хочу постоянно чувствовать то, что переживаю в эту секунду: желание отдать все тому, кто меня поймет и примет.

Однако закон подлости на пару с судьбой решили в очередной раз испортить мое счастье. Неожиданно раздался взрыв такой силы, что нас обоих сбросило со стульев.

27

Я знаю, что сказала бы моя бабушка. Не переставая чистить свою морковь, она бы заявила: «Сколько вору ни воровать, а расплаты не миновать», или «За все приходится платить», или еще «Нечестно добытое добро пользы не приносит» и даже «Горгона может превратить в камень праведника, но душа его все равно упорхнет легкой бабочкой».

Как бы то ни было, но, когда что-то взорвалось в моей квартире, я рухнула со стула, опрокинув тарелку. Рик же инстинктивно нагнулся, уклоняясь от опасности, и бросился ко мне, чтобы защитить. Наконец-то я вывела его на чистую воду: это секретный агент, лучший в своем деле, который пытается забыть о тяжелом прошлом и начать новую жизнь.

Взрыв произошел в моей комнате. Это буквально разлетелся на части мой компьютер. Клубы дыма, несколько языков пламени, но самое ужасное — отвратительно удушающий запах горелой пластмассы.

Рик поспешно хватает первую попавшуюся тряпку и сует ее под воду.

— Открой окна. Не нужно этим дышать.

Он бросается к адской машине, выдергивает шнур питания, отодвигает мои вещи и накрывает компьютер влажной тряпкой. Я дрожу как осиновый лист. Подхожу ближе, стараясь держаться позади Рика.

— Недолго же он проработал, — шутит он, чтобы разрядить обстановку, и склоняется к компьютеру. Задняя часть вся разворочена. Края почернели, словно в него выстрелили ракетой. — Черт, на этот раз мне уже не удастся его починить простым перезапуском. Ты сохраняешь информацию на внешнем диске?

— Время от времени.

— Твоя презентация по-прежнему здесь?

— У меня есть копия в банке…

«Даже умирая, она продолжает врать».

— Судя по разрушениям, жесткий диск вряд ли уцелел. Последний раз я видел такое во время учебы. Один шутник напортачил со схемой электропитания, и все взорвалось. Точно так же, как сейчас.

Он замечает, что я дрожу. Берет мои руки.

— Жюли, все хорошо. Больше ничего страшного не случится. Второй раз компьютер не взорвется. Лучше пойди на кухню, подыши свежим воздухом, потому что этим запросто можно отравиться. Я не хочу закончить сегодняшний вечер в приемном отделении неотложной помощи.

Я подчиняюсь. С самым невинным видом интересуюсь:

— Что там сделал твой однокурсник с электропитанием?

— Он вывел из строя одну крошечную деталь, ерундовый резистор. Но в таких машинах размер деталей никак не связан с их важностью. Тот случай научил нас, что всегда нужно помнить об этом.

«Ты тоже, Жюли, кое-чему научилась. Ты изобрела бомбу замедленного действия, которая взрывается, когда ей хочется».

Рик еще ближе склоняется к компьютеру.

— У тебя есть фонарик?

И тут же улыбается мне:

— Разумеется, есть, ты ведь им так дорожишь…

Мне хочется провалиться сквозь землю. Мой сказочный вечер медленно превращается в полицейское расследование после покушения. Мне, пожалуйста, одиночную камеру. Если я дам ему фонарик, из-за которого чуть не лишилась руки, застряв в его почтовом ящике, он может увидеть деталь, которую я намеренно испортила, чтобы заманить его к себе. Вы осознаете весь ужас и нелепость ситуации?

Я молчу. Делаю вид, что не слышу. Продолжаю стоять у окна, вдыхая свежий воздух, словно опьяневший от ветра пес, высунувший из машины голову со свисающим из пасти языком. Рик решает не настаивать и просто спрашивает:

— Ты выключаешь компьютер на ночь?

— Не всегда.

— Значит, тебе невероятно повезло, потому что, если бы этот взрыв случился ночью, когда ты спала, ты бы заработала сердечный приступ плюс, возможно, загоревшееся одеяло.

«Да уж, повезло… Наше первое свидание превратилось в военную сцену. Если это везение, то…»

Он добавляет:

— Зато мы всегда будем вспоминать, что наш первый ужин сопровождался фейерверком! Но среди этого запаха и дыма продолжать, как мне кажется, сложно…

— Мы не можем так расстаться!

Неуместный крик души. Я знаю, что не должна была так реагировать, но это вышло само собой. Два его последних гребешка наверняка остыли, мои прилипли к стене, прямо под ними виднеются осколки разбитой тарелки. Теплая дружеская атмосфера улетучилась, в квартире воняет. Я погружаюсь в депрессию.

Он улыбается:

— Если хочешь, мы можем взять твой вкусный ужин и закончить его у меня.

Меня переполняет благодарность. Даже если он бывший шпион в бегах, я никогда его не выдам. Я готова поклясться, что провела с ним ночь, если ему понадобится алиби. Я даже готова на самом деле провести с ним ночь, чтобы это выглядело более убедительно.

Мы складываем все на поднос и поднимаемся к Рику. Он расчищает место на столе, мы смеемся. Словно два подростка, тайком устроившие себе пикник.

— К сожалению, — говорит он, — у меня нет красивой скатерти, и бокалы самые простые, но зато нам не понадобятся противогазы.

Мы садимся, и о чудо! Мы снова общаемся, все продолжается так, словно компьютер и не взрывался. В какой-то момент я — в полной уверенности, что мы по-прежнему у меня дома, — встаю и иду к своему холодильнику, но оказываюсь перед дверью в его туалет.

Это вызывает у Рика смех. Он смеется искренне, громко, раскованно. Все, как я люблю.

— Садись, — говорит он, — я сам достану твой торт.

Я возвращаюсь на место и наблюдаю за ним. Он выкладывает на блюдо красивый клубничный торт. Этот торт — моя первая зарплата в булочной. Мадам Бержеро вручила его мне в знак благодарности за воскресную работу. Протягивая мне коробку, она сказала, что я несомненно буду замечательной продавщицей и, пока я еще не нашла себя, она будет счастлива поработать со мной. Этот торт — не просто лакомство, он — мой шанс, плод моего труда, и я разделю его с Риком.

— А в школе ты был примерным учеником или лодырем?

— Маленьким серьезным мальчиком. Я любил посмеяться, но сам никогда не паясничал. Дома это было делать непросто…

Он замолкает. Встает со стула, стараясь выглядеть естественно, но я вижу, что ему не по себе, словно он слишком много сказал. Да, он явно проговорился и теперь выглядит смущенным. Когда я оказывалась в подобной ситуации, он всегда проявлял тактичность. Я должна протянуть руку помощи. Поэтому продолжаю:

— А я один раз осталась на второй год.

— Из-за какого предмета?

«Из-за мальчишек».

— Немного из-за математики, но в основном из-за поведения.

— Ты что, была недисциплинированной?

— Представь себе!

Он со смехом расставляет на столе десертные тарелки. И вдруг замирает на месте, хотя в этот раз не сказал ничего такого, что могло бы создать проблему. Видно, что он к чему-то прислушивается.

— Ты ничего не слышишь?

— А что я должна слышать?

Рик разворачивается, бросается в ванную комнату и исчезает за дверью, которая сама закрывается за ним.

Я слышу его ворчание. К нему примешивается какой-то шум, который я не могу определить. Рик ругается. У меня не остается сомнений: это он тогда упал на лестнице, когда неожиданно погас свет.

— Жюли!

Бегу к нему, но не решаюсь открыть дверь в ванную. Спрашиваю:

— Ты хочешь, чтобы я вошла?

— Да, зайди, пожалуйста.

На этот раз я отчетливо слышу шум. Распахиваю дверь и вижу Рика, который стоит в ванной под потоками воды и пытается заткнуть трубу своего водонагревателя, висящего на стене. У него ничего не получается. Он злится:

— Я знал, что нужно вызвать слесаря, да все откладывал…

Вода хлещет отовсюду, и из ванной тоже. Я осторожно подхожу, обходя лужи на полу. Беспокоюсь:

— Смотри, не обожгись.