Милость богов Яновская Ольга
Увидев Василику, Пересвет послал ей воздушный поцелуй, и ей стоило огромных усилий удержать на лице улыбку.
На ларе лежало свадебное платье, ярко-алое, как кровь, украшенное шитьём и каменьями. Но царевна даже смотреть на него не хотела.
Она сидела у окна, смотрела на догорающий закат и молча оплакивала свою жизнь. Рядом сидел сокол и, казалось, дремал, но девочка чувствовала, как подрагивают мышцы, когда она гладит жесткие перья птицы.
– Только ты у меня и остался, – шепнула она, дыхание царевны едва заметно взъерошило перья.
Сокол открыл глаза и поглядел на девушку.
– Мне на миг показалось, что ты понимаешь всё, что я говорю. Какая я глупая, уже с птицей откровенничаю.
Василика и не заметила, что рассказала горькую историю соколу, единственному, кто не осуждал и терпеливо слушал.
– Был бы ты парнем, я бы влюбилась в тебя, – рассмеялась она. – Вот было бы забавно! – Она сняла с шеи медальон на тонком шнурке.
Чёрная перламутровая жемчужина была искусно вправлена в золото, тонкие лепестки, покрытые неповторимым узором, охватывали жемчужину, мягко удерживая и защищая.
– Заморский купец привёз медальон, и я влюбилась в эту безделушку с первого взгляда. Не могла глаз отвести! Отец тогда ещё жив был, он и подарил его мне. Купец сказал, что жемчужины – это слёзы невест, потерявших женихов. Медальон может помочь найти суженного. Он, конечно же, повышал цену. Это просто красивая безделица. Мне она больше не нужна. Возьми-ка его ты. – Василика осторожно привязала к лапке медальон. – Может, он принесёт счастье тебе?
Сокол пронзительно крикнул, расправил крылья и унесся в быстро темнеющее небо.
Слёзы катились по щекам, и Василика не смахивала их. Она проводила взглядом птицу и сказала:
– Может, напрасно ты спас меня? Как жить дальше? Как терпеть постылого мужа? Ох, напрасно ты спасал меня. Ох, напрасно.
Глава 7
Арина не стала идти вдоль русла реки. На горизонте темнел лес, жёлтый, сухой, с искореженными деревьями. Но даже такой для девушки представлялся желанным приютом.
Она перепрыгивала ручейки лавы, огибала вросшие в твёрдую землю скелеты. Некоторые успели нарастить часть плоти, некоторые дрожали, как в лихорадке. Стук костей, хрипы полуоживших душ и стоны сопровождали девушку, как страшная музыка.
Остатки силы, заключённой в погремушке, питали и подталкивали в спасительную прохладу. Даже жёлтые листья и прозрачные редкие кроны дарили защиту от обжигающего жара.
Арина миновала первые деревья и с радостным всхлипом упала на сухую колючую траву. Никогда раньше она не казалась такой мягкой и сочной.
– Отдыхаем?
Ведунья потянулась, выгнувшись, как кошка, и только тогда села, поджав ноги.
– Здравствуй, старик, я надеялась, что ты не минуешь этот оазис.
Высокий, худой старик с длинной седой бородой разглядывал девушку с жадным любопытством, откровенно потирая ладошки.
– Верно, Аринушка, в нашем жарком мире все идут через этот лесок, даже если приходится делать значительный круг. А ты всё-таки не послушалась меня и покинула обитель? Напрасно.
Арина похлопала по траве рядом с собой, приглашая старика присесть, он расплылся в улыбке, осторожно прощупал траву, ласково перебирая её пальцами, и сел.
– Извини, старик, угостить нечем.
– Чего ты ждёшь от меня, жрица?
– Ясно чего. Помоги отсюда выйти.
– Шутишь? – Старик прищурился, поглядел на грозовые тучи на тёмном небе. – Раньше было много выходов. – Голос старика звучал мечтательно, он прикрыл глаза, и погрузился в далёкие воспоминания. – Герои часто заходили к Ящеру, кто за возлюбленной, кто за родителями, а кто и за своей душой. Да-да, бывало и такое. – Он сорвал травинку и сунул в рот, пожевал. – Теперь Ящер отыскал эти лазейки и накрепко закрыл, чтобы не повадно было. Если всякий возомнивший себя героем станет лазать в Подземный мир, требовать души, то кто здесь останется?
– Значит...
– Значит, отсюда нет выхода. Может, только один.
Старик задумчиво потеребил бороду, возведя глаза к небу. Арина нетерпеливо вцепилась в рукав и тряхнула.
– Ну говори же, старый пень, не тяни!
Раздался треск, ведунья растерянно повертела в руках обрывок рукава, хихикнула и протянула его старику.
– Всё балуешь. – Он взял оторванный рукав, поплевал на него и приставил обратно. Края ткани притянулись друг к другу и срослись, словно никогда и не покидали положенного места.
Смахнув несуществующую пылинку, Арина спросила:
– А скажи, старик, что в той погремушке, которую носит с собой Ящер?
– Тебе-то что?
– Может, подаришь одну? Ты ведь несешь их для Ящера? Я нашла одну почти пустую и выпила остатки силы. Она помогла мне выбраться из огненной реки. Ты говорил, что есть способ покинуть Подземный мир. С помощью погремушки?
Старик смущенно хмыкнул, но Арина не позволила отвести глаза, впилась в него тяжелым жёстким взглядом.
– Отвечай, старик. – В голосе Арины послышались угрожающие нотки.
– Конечно, жрица, сила погремушки могла бы помочь тебе. Но ты знаешь, что внутри неё?
– Догадываюсь, – вздохнула ведунья. – Чьи-то души. Верно?
Старик не ответил, но этого и не требовалось.
– Подумай, чем может обернуться для тебя такая помощь.
– Это лучше, чем моя участь!
– Не всегда. Через пару сотен лет Ящер освободит тебя и позволит возродиться.
– Я не верю этому, старик. И у меня нет этих сотен лет. Там остался один человек, и я хочу вернуться к нему. За это я пожертвую всем!
– Даже чужой душой? – Старик не глядел в её сторону, но девушка чувствовала, что он напряжённо ждёт ответа.
– И чужой душой и своей.
– А если он не ждёт тебя?
Арина замерла, словно окаменела, только глаза жили на мертвом испуганном лице.
– Ты что-то знаешь о Марке, старик? Что с ним?
– Он не ждёт тебя, жрица.
– Кто меня заменил?
Старик вздохнул и ответил, с трудом подбирая слова:
– Марк потерял в жизни всё. Странно, что рокты ещё не пришли за ним. Подожди, скоро вместе будете купаться в вечной реке, или как её называют люди – огненной. – Он склонился к девушке и прошептал, вглядываясь в глаза: – Марк предал тебя, Арина.
Жрица с неожиданной силой оттолкнула старика.
– Врёшь! Он не мог этого сделать!
Старик вытащил маленькую погремушку и протянул Арине.
– Здесь душа деревенской знахарки. Она не жрица, просто помогала людям по мере сил. Местному барону приглянулась её младшая сестра, и однажды он украл девочку. Знаешь, что знахарка сделала, когда нашла на следующее утро растерзанный труп сестры? Она позвала меня и продала свою душу в обмен на жизнь барона.
– И где он теперь?
– В огненных водах. А душа знахарки в погремушке, и я не уверен, что её участь лучше, чем у того злодея. Возьми, выпей её душу.
Арина жадно ухватила погремушку и сжала в ладони, почувствовала боль и отчаяние заключенной в ней души.
– Что хочешь взамен?
– Душу Марка.
Ведунья вздрогнула, отшатнулась.
– Нет!
– Он бережёт другую, жрица. Не как проданный наёмник, а по своей воле бережёт. Он кинется ей на помощь, даже если это будет стоить ему жизни.
Бледная, дрожащая Арина стискивала в кулаке погремушку, прислушиваясь к глухому стуку шариков внутри. Ревность причиняла боль не меньше пыток палача, внезапная вспышка ярости заглушила разум, а старик каркал:
– Возьми погремушку, жрица. Я помогу тебе вернуться в мир людей. Убедись, что Марк предал тебя, забери его душу. Освободись!
Глаза Арины потемнели.
– Я пожертвовала ради него всем. Если ты говоришь правду, старик, я принесу его душу тебе.
– Вот и славно, красавица. Пей силу погремушки.
Арина приникла губами к гладкой поверхности, впитывая синий свет. Тело дрожало, каждая мышца стонала от напряжения. Свет окутал ведунью. Выпив погремушку досуха, она отбросила ставший бугристым шершавый шарик и вдохнула горячий воздух. Сила бурлила в ней, наполняла восторгом власти над телом и давно позабытыми магическими силами.
– Ты обещал показать, как отсюда выбраться. – Голос Арины зазвучал по-другому.
Старик кивнул.
– Сейчас увидишь.
Арина почувствовала, что изменился не только голос, но начала меняться и она сама. Она удивленно поглядела на ладони рук, боясь даже подумать о том, чем пожертвовала. Кожа потемнела, нежный розовый цвет сменился серым. Ногти вытянулись и заострились. Платье на спине вздулось, затрещало, разлетелось клочьями.
Арина всхлипнула, с трудом разжала губы, и уже не она, а то страшное создание, в которое превратилась, огласило окрестности диким воем:
– Марк! Будь ты проклят!
Русак, завидев остров, перешёл на бег и чуть не упал на чёрную плоскую землю.
– Уф! Ну и влип же я! Хозяин! Ты тут или я зря старался?
Птичий крик в мёртвой тишине этого мира показался таким же неуместным, как пляски над покойником. Русак невольно втянул голову в широченные плечи и огляделся, часто сплёвывая через плечо.
Из низко висящего серого морока туч камнем упала птица, около земли сбросила скорость и мягко приземлилась. Целитель боялся пошевелиться, чтобы не вспугнуть такого красавца. Сокол вскинул голову и пристально посмотрел на человека, будто удивляясь, откуда тот взялся.
– Хе... Неплохо, человече, – раздался дребезжащий старческий голос, а вслед за ним заворочался пень, вспыхнули круглые блюдца глаз. – Порадовал старика.
Сокол на миг исчез, будто растворился, вытянулась полоска тумана, уплотнилась, и перед открывшим рот Русаком появился Марк. Он, не глядя на слугу, осторожно поднял упавший после превращения медальон и надел на шею. Чёрная жемчужина, скрывающаяся в золотых лепестках, исчезла под рубахой.
Русак со стуком захлопнул рот, но сказать ничего не смог, только замычал что-то вопросительное.
Но ответить Марк не успел. Его опередил знакомый голос.
– Значит, я был прав! – Бодрый голос Ивара раздался за спиной Русака, и тот быстро-быстро перебежал за спину Марка. – Боги милостивы ко мне. Я шёл за тобой, наёмник, и вот загнал в угол. Куда теперь побежишь?
Марк, хмуро глянул на Ивара.
– Кто сказал, что я бегал от тебя?
Воин захохотал.
– Ты. Все время ускользал от меня, а теперь говоришь, что не бегаешь. Докажи! – Это был вызов – Докажи, что ты настоящий воин, а не морок ускользающий с рассветом. Вынимай меч, и сразимся!
Кряхтение и кашель пня совершенно не смущали Ивара, всё внимание слуги барона Вешняка было сосредоточенно исключительно на одном человеке. Он не видел ничего вокруг, жажда крови – вот что отражалась в его глазах.
Забытый бог, видя, что он оказался лишним на своём же острове, решил напомнить о себе.
– Это твоё желание, человек? – обратился он к Ивару.
Тот наконец отвлёкся, потоптался на месте, явно пересиливая желание потыкать в говорящий пень мечом.
– Ты кто такой?
Марк вообще не вмешивался. Он с интересом наблюдал за Иваром, с лёгким любопытством прикидывая, в какую причудливую форму выльется гнев Садера.
– Ты пришёл в болото желаний, глупый смертный! Я хозяин этого мира. Какое желание ты хотел бы осуществить?
Физиономия Ивара расплылась в счастливой улыбке.
– Не припомню, чтобы где-то слышал о таком мире и о тебе, но приятно. Единственное моё желание – это уничтожить наёмника! Разрезать его на куски и выбросить хищникам!
– Значит, – медленно проговорил старик, – ты хочешь сойтись с ним в поединке?
– Да!
Беззубый рот бога распахнулся, посыпалась рыхлая земля, и наёмник растерянно повертел головой. Ему что-то напомнила эта картинка. Что-то всплывало в памяти, что-то, забытое давно и крепко, стремилось вырваться на волю, тонкой струйкой просачиваясь в образовавшуюся брешь. Когда-то давно Марк любил запах пашни, любил сжать горсть в кулаке, чтобы жирная землица струилась сквозь пальцы. Он даже почувствовал тепло земли на ладони. Откуда возникли воспоминания, Марк не знал, но был уверен, что когда-то в босоногом детстве, ещё до школы наёмников, он стоял на пашне, чувствуя ласку матушки-земли.
Марк плохо помнил свою мать. Все воспоминания начинались с первых жестоких уроков школы наёмников. Он думал, что ничего прежде не было, а вот, оказывается, есть что-то в памяти! Есть и стремится напомнить о себе!
– Эй, наёмник! – Ивар радостно приплясывал на месте, рвался в поединок, словно нетерпеливая боевая лошадь. – Готовься к смерти. Отсюда выйдет только один из нас.
– Не сомневаюсь, – нехорошо усмехнулся Марк. Он чувствовал себя немного странно, будто воспоминания далекого детства придали сил и уверенности.
Всё напряжение предстоящей схватки улетучилось в один миг, когда в звенящей тишине раздался голос Русака:
– А как же я?
И Марк, и Ивар, и, наверное, сам хозяин успели позабыть о Русаке.
– Ах да! – радостно воскликнул пень. – Ну, и чего же хочешь ты?
Лицо целителя выражало что-то среднее между счастливым обалдением и сожалением о невозможности загадать сразу несколько желаний. Блуждающий взгляд остановился на Марке, напряженном, как тетива с лежащей на ней стрелой, готовом к бою.
– Эх, была не была, – вздохнул Русак. – Хочу быть храбрым, сильным и опасным! Чтобы от одного взгляда на меня враги падали замертво! Хочу помочь хозяину в бою!
Пень затрясся от хохота.
– Замертво, конечно, не обещаю, но опасаться будут.
Ивар отступил, переводя взгляд с Марка на Русака и обратно.
– И это по-вашему правильно? Наёмник и без помощи слуги хороший боец, а если ему станет помогать эдакий детина, то у меня даже шанса не будет! Наши возможности должны быть равны.
– А мы и тебе помощника найдём. Верно, Мефодий? Выходи, не прячься.
Поминутно оглядываясь и испуганно поскуливая, на остров выбрался сутулый человек. Он упал на колени и заголосил, неразборчиво причитая, хотя и с большим воодушевлением.
Пень какое-то время слушал, давая новому гостю выговориться, а когда крики стали стихать, рявкнул:
– Будешь драться или навсегда останешься на болоте! А после победы исполню любое твоё желание.
Мефодий замолчал на полуслове.
– Решено! Наёмник и ты, Ивар, сойдётесь в поединке. А вы, трусливые псы, будете драться друг с другом. Победитель получит в награду всё, что пожелает.
Забытый бог закряхтел, забулькал, как горячий гейзер.
– Опять мне, старику, беспокойство, – проворчал он.
Марк уловил довольные нотки: Садер был счастлив такому количеству смертных.
Пень осклабился и добавил:
– А вот и подходящие тела для вас.
Вопли слуги и разбойника сменились лаем и жалобным поскуливанием: на месте людей стояли два пса. Один – Русак, – огромный с длинной густой шерстью, скалил клыки и царапал землю когтями. Второй – Мефодий – выглядел менее устрашающе. Раза в два ниже соперника, чёрный, как ночь, но с большой массивной челюстью. Он грозно клацнул зубами, проверяя хватку, и радостно завизжал.
– Начинаем! – радостно завопил хозяин болота.
Тяжёлые плотные тучи забурлили в небе. Яркие стрелы молний распарывали их, впиваясь в землю вокруг четырёх гостей забытого бога перевёртышей Садера. Всё чаще и чаще сыпались молнии, очерчивая круг, оплавляя твёрдые комья земли.
Гулко прокатилось эхо, вздрогнула, застонала земля, и по кругу пробежала трещина. Ещё миг – и трещина превратилась в пролом, он разрастался, увеличивался, превращаясь в пропасть. Со страшным рёвом исчез весь остальной мир.
Марк огляделся. М-да. Это впечатляло. Два человека и две собаки стояли на широкой площадке, со всех сторон окруженной черной пустотой. Бездна полыхала огнем, жаркие языки стремились вверх, но бессильно опадали, а им на смену приходили новые. Плоская земля острова превратилась в камень, неровный и шероховатый, с острыми коварными выступами.
Наёмник подошёл к краю и осторожно поглядел. В лицо дохнуло гарью и жаром, словно из гигантской печи, и он невольно отшатнулся.
На небольшом возвышении, оставляя центр площадки свободным, разместился пень.
– Побеждённый останется здесь, – сказал он, и его голос напоминал грохот падающей лавины. – Вниз – прямая дорога к Ящеру. Ну-ка потешьте старика, поиграйте со смертью!
Ивар одним движением выхватил меч, отбросил ножны, и те проехались по камню, высекая искры, на миг замерли на краю огненной пропасти, покачнулись, словно не поверили в предательство того, кому служили верой и правдой, и сорвались вниз. Пламя радостно загудело, приняло первый дар.
Марк и Ивар сошлись в поединке.
Марк отклонился, уходя от удара. Его меч, словно живой, метнулся к незащищенному животу Ивара, но встретил на пути меч противника, разочарованно взвизгнул, посыпались искры.
Клинки сталкивались, снова взлетали и падали, плели смертельный узор победы и страшную сеть поражения, звенели, выли, как голодные звери.
Марк вскрикнул, отшатнулся, зажимая рану на левом плече. Меч Ивара пропорол рубаху и поцарапал кожу рядом со свежим шрамом от когтя рокта. Кровь пропитала ткань, тонкая струйка потекла по руке.
Ивар радостно осклабился, приближаясь к наёмнику.
– Твоя кровь скоро досыта напоит эти камни.
Марк вытер ладонь о рубаху, оставляя бурые полосы, и сжал рукоять меча. Не впервой вспомнил добрым словом мастера, сделавшего оружие.
И снова запели клинки.
Немного в стороне метались псы, рычали, скалились, но пока не решались напасть, выжидая подходящего момента, отвлекали, запугивали яростными прыжками и оскаленными клыками.
Черный пёс, бывший Мефодием, извернулся и прыгнул на спину могучему псу, вцепился своей огромной челюстью в холку противнику. Русак взвыл, завертелся на месте, словно глупая шавка в погоне за своим же хвостом. Но Мефодий держался крепко. Задние лапы болтались на весу, царапали бока соперника. Вой перешёл в жалобный плач, Русак вдруг замер, резко подскочил и, кувыркнувшись, приземлился точно на спину, стараясь прижать паршивца к камням. Но Мефодий разгадал его маневр и разжал пасть.
Русак рухнул всей тяжестью на твёрдые камни. Толстый слой шерсти, конечно, смягчил удар, но не настолько, чтобы защитить совсем.
Видя, что могучий пёс лежит с остекленевшим взором, Мефодий радостно тявкнул и снова прыгнул, чтобы перегрызть горло противнику.
Русак отчаянно заскулил, не в силах сдвинуться с места или хотя бы перевернуться на брюхо и защитить беззащитное горло.
Марк уловил жалобный скулёж, узнав голос верного, но трусоватого спутника, налёг так, что Ивар спешно отскочил на несколько шагов. Наёмник, не особо целясь, кинул нож в черного пса.
Удар отшвырнул мелкую шавку, перевернув в воздухе, как игрушку. Мефодий заскрёб лапами о камень, заскулил. Из живота черного пса торчала рукоять ножа, отсекая всякие сомнения в том, кто вышел победителем в собачьем бою.
Ивар, воспользовавшись мимолетной передышкой, кинулся на Марка с удвоенной силой и скоростью.
Русак отполз к возвышению, где разместился пень, и замер там, с ужасом вспоминая свой поединок. Если бы не Марк, не лежать бы ему рядом с этим трухлявым пнем.
Мечи звенели, кричали чистыми сильными голосами, искали брешь в защите противника, но снова и снова сталкивались друг с другом.
Противники чувствовали приближение усталости: по лицу ползли струйки едкого пота, заливали глаза, отвлекая, мышцы чуть подрагивали от напряжения. Уже и меч казался тяжелым и неповоротливым, а воздух – слишком горячим. Каждая выбоина норовила попасться под ноги, словно волчья яма.
Время было против них. Наёмник увернулся от клинка, падающего сверху, словно молот, отбил и с силой ударил, вгоняя клинок в раскрывшийся живот. Ивар вздрогнул, непонимающе посмотрел на пронзивший его меч и ухватился за него руками, словно пытаясь вытащить.
Меч бывшего воина барона Вешняка зазвенел по камням, взвыл, будто раненное животное.
Ивар покачнулся и сделал шаг к огненной пропасти, в последнем усилии удержаться, сжал убивший его клинок, так что по пальцам потекла кровь, с ужасом оглянулся на жадно подрагивающее пламя, вскрикнул.
– За Арину, – сказал Марк, глядя прямо в его расширившиеся зрачки, и несильно толкнул.
Ивар перевел взгляд на меч: кровь струилась из разрезанных ладоней, капала на камень и жадно впитывалась, – качнулся, взмахнул руками и полетел вниз. Марк устало опустил клинок, следя за падением Ивара. Пламя охватило уменьшающуюся фигурку, и она превратилась в огненный шар.
– Молодец, воин, – расхохотался трухлявый пень.
Мир вокруг незаметно изменился. Снова было болото, подступающий туман и низко нависшие тучи.
Около ног Марка вертелся пёс, радостно вилял хвостом, смахивая всю пыль вокруг, как огромной метлой, поскуливал, заискивающе заглядывая в глаза.
– Хороший, храбрый Русак, – севшим голосом сказал Марк, ласково теребя лобастую голову пса.
Садер, наблюдавший за ними, рассмеялся так, что испуганно присели корявые деревья по обе стороны от него.
– Славный из него получился пёс. Лучше, чем человек. Как думаешь, человече, может, оставить его таким?
Русак плюхнулся пузом на землю и заскулил. В умном взгляде читалось, что он всё понял и исправился, теперь обязательно станет самым отважным героем! И вовсе не обязательно оставлять его в теле пса.
– Ладно, ступайте. А дорогу, как обещал, укажу. Если выйдете прямо сейчас, то к вечеру будете в городе Ротове. Тебе, наёмник, уже приходилось бывать там, – хитро сощурился пень. – Так что знаешь, куда идти. Есть там корчма под названием «Милость богов». Хозяин – мой должник, я выполнил его желание, но не взял платы. У него есть дверь, человече. Пусть он откроет её для вас, а я освобожу его от долга.
– Куда ведет дверь?
– В Межмирье, а оттуда к Ящеру. Но дорога не простая, и тебе, человече, придётся потрудиться.
– Сколько там дорог?
– Одна. Для тебя одна. Если не боишься, то ступай туда. Хотя... – Пень помолчал, словно прислушивался к чему-то. – Хотя, может статься, ты уже опоздал...
– Как это?
– Ещё не знаю. – Садер помедлил. – Одно могу сказать. Ступай, всему своё время.
– Спасибо, Садер, за помощь. – Марк не стал допытываться, всё равно старый пень не скажет то, о чем не хочет говорить.
Русак, обретя человеческий облик, боялся привлечь внимание. Вдруг передумает забытый бог и пошутит напоследок. Но новая мысль пришла в голову слуге, и вновь ужас охватил его. Там, на болоте или возле двери, их поджидают разбойники.
– Но... там Волька со своими головорезами.
Пень фыркнул, и облако серой трухи вылетело из пасти.
– О них беспокоиться не нужно. Ступай спокойно, человече.
– Но как же?..
– Там есть кому о них позаботиться, человече.
Марк решительно направился по тропинке: ещё один бой впереди? Или в этот раз пронесет? Старый пень как всегда ничего толком не сказал.
– То ли ещё будет, парень, – усмехнулся Садер, глядя в спины уходящих людей. – Как же ты удивишься, встретив свою ведунью.
Глаза-огни закрылись, корни вросли в плоскую землю, и островок на болоте больше не вспоминал о развернувшихся здесь событиях. Только громадный пень возвышался посередине, да дохлый пес валялся недалеко от него.
Широкие поля окружали город Ротов, как зеленое могучее море. Избы крестьян пугливо жались к стенам города, где, случись нападение врагов, люди могли укрыться. Бабы румяные и загорелые, как поджаренная корочка хлеба, вязали снопы. Наклонялись, выставляя круглые зады, собирали в охапку сено и складывали в высокие стога, смахивали широкими рукавами пот и снова принимались за работу.
В тени сидели дети на заботливо постеленных плетенках, игрались со стрекозами и кузнечиками и повизгивали от радости.
Русак разулыбался, завидев разрумяненных красавиц, и направился прямиком к стайке молоденьких крестьянок. Те хихикали и озорно стреляли глазками в приближающегося парня.
– Скажите-ка, красавицы, – сияя, крикнул Русак, – а не приютит ли кто двух путников... и их питомца?
Улыбки исчезли с лиц девушек, они виновато потупились, теребя платки.
– Извини, путник, но царь строго-настрого приказал не пускать в избы чужаков.
– Почему?
– Говорят, что по дорогам нынче много нечисти ходит. Кто знает, что за путник пожаловал. Всяко ночью случиться может. А ну как превратишься в какое страшилище?
– Я?! – Русак даже развеселился от такого предположения.
Глупые бабы, верят невесть во что. Да разве ж может всякая нечисть при дневном свете по дорогам шляться; вот только рокты.
– Не держи на нас зла, путник. Мы знаем, что законы гостеприимства священны, но не можем нарушить приказа царя. Его воины рыщут по округе, заглядывают в дома, и если кого чужого поймают – беда.
Целитель сосредоточенно поскрёб нос и оглянулся на подошедшего наёмника.
– Что-то мне подсказывает, хозяин, что придётся вон в той рощице заночевать. Солнце почти село, и городские ворота вот-вот закроют, так что не поспеем. В город только утром попадем, а на глупых девок надёжи нет.
Девушки пошептались, одна пугливо покосившись в сторону более старших женщин, равнодушно продолжающих работу, метнулась к стогу сена и вернулась с узелком.