Любить – значит страдать Донован Ребекка

– Ты в порядке? – прошептал Эван.

– Да, конечно. Вот только волнуюсь насчет покера. В жизни не брала в руки карт, – убрав с лица озабоченное выражение, ответила я.

– Не переживай, я тебе помогу, – сказал Эван. – Напишу специальную шпаргалку.

– Ладно, уговорил, – напустив на себя веселый вид, ответила я.

И неожиданно встретилась глазами с Джонатаном. Он бросил выразительный взгляд в мамину сторону и покачал головой. Похоже, предчувствовал недоброе. Мне сразу стало не по себе, поскольку и моя интуиция подсказывала, что это все плохо кончится. Хотя, возможно, не стоит расстраиваться раньше времени.

– Давайте играть, – объявила мама, приглашая гостей в гостиную.

Но чем больше она пила, тем менее активно играла. А под конец вообще заявила, что за нее играет Джонатан и его выигрыш следует записывать на ее счет. Она переходила от стола к столу, отвлекая игроков болтовней, то и дело вскакивала, чтобы сменить музыку, и по очереди вытаскивала мужчин танцевать.

А я тем временем действительно играла в покер или, по крайней мере, пыталась играть. Хотя и постоянно заглядывала в шпаргалку Эвана, чтобы понять, достаточно ли у меня карт на руках, чтобы сделать ставку. Фишки покупались за деньги, и ставки были вполне реальными – естественно, по настоянию новорожденной. Поэтому кое-кто из парней отнесся к игре слишком серьезно для чисто развлекательного мероприятия.

И вот после того, как опустело несколько кувшинов с «Маргаритой», мама уже ходов не писала. Она сидела на коленях у Джонатана и, хихикая, обнимала его за шею.

– Ну, давай же, малыш! С такой комбинацией тебе стоит идти ва-банк! – целуя его в щеку, говорила она.

Естественно, после такого заявления один из парней сразу сбросил карты.

– Спасибо тебе, Рейчел. Удружила, – нахмурился Джонатан, сделав ставку.

– Нет, ставь больше. – Она кинула еще несколько фишек. – Мы точно выиграем партию. – С этими словами она показала язык Саре, не успевшей сбросить карты. Сара рассмеялась и глотнула «Маргариты». А мама, явно под воздействием текилы, неожиданно призналась: – Сара, я тебя обожаю!

– Спасибо, Рейчел, – улыбнулась Сара. – С днем рождения!

Она подняла свой бокал, и мама неловко потянулась чокаться.

– Пошли потанцуем. – Мама наконец слезла с колен Джонатана и потащила Сару за собой.

– Но я ведь играю, – слабо запротестовала Сара, но мама, не слушая никаких возражений, заставила ее бросить карты и встать со стула.

Она высоко подняла Сарину руку и, раскрутившись, проскользнула у нее под мышкой.

Джаред принялся тасовать колоду.

– Ты что-то не слишком разговорчивая, – заявила крашеная блондинка, которую звали Салли или, кажется, Элли.

– Да, есть немного, – ответила я, не сводя глаз с карт, которые сдавал Джаред.

– И к тому же совсем не пьешь, – поддерживая отяжелевшую голову рукой, заплетающимся языком сказала она.

– Нет, не пью, – отрезала я.

– А ведь когда была маленькой, ты даже смешивала для нас напитки, – неожиданно заявила она. – Ты была такой лапочкой, приносила нам пиво. Рейчел в свое время закатывала классные вечеринки.

Я сидела, внимательно изучая свои карты, поскольку знала, что Эван и Джаред не сводят с меня глаз.

– Беру две карты, – объявила я, сделав вид, что меня ничуть не волнует напоминание о той моей жизни с мамой.

И если честно, то прошлая жизнь не слишком отличалась от нынешней, разве что теперь я не допивала остатки пива из банок. Меня вечно качало на эмоциональных волнах, причем в детстве даже сильнее, чем сейчас: безутешный плач непременно сменялся радостным смехом. У нас всегда играла музыка, приходили и уходили какие-то люди. Правда, несмотря на вечное присутствие посторонних в доме, я была в основном предоставлена самой себе. Именно тогда я и сосредоточилась на учебе и спорте. Моя успеваемость маму не сильно волновала, но она поощряла мое увлечение футболом и баскетболом, хотя не слишком часто возила на тренировки и матчи.

Мама с Сарой заливисто хохотали, привлекая к себе общее внимание. В результате мама врезалась в приставной столик, уронив несколько фотографий. Покинув свой пост на крыльце, в гостиную вернулась насквозь прокуренная Шарон и не замедлила присоединиться к подруге.

– Элли, а ты чем занимаешься? – глотнув пива, поинтересовался Эван.

– Я барменша. – Она посмотрела на Эвана, задержав взгляд чуть дольше необходимого. – Быть того не может, чтобы ты еще только учился в школе. Эй, постой-ка… – Она перевела глаза с Эвана на меня. – Сдается мне, что вы двое встречаетесь, да?

Эван кивнул и попросил Джареда сдать ему две карты.

– Как я скучаю по школьным годам, – приложившись к бокалу, вздохнула Элли.

– Будет врать-то, – вклинилась в разговор мама, плюхнувшись на свободный стул рядом с Элли. – Ты ведь всегда ненавидела школу!

– Сущая правда, – рассмеялась Элли. – В какие только передряги мы не попадали! Вечно влипали в какое-нибудь дерьмо. Правда, нам всегда удавалось выкрутиться.

– Да уж, было дело, – подхихикнула мама.

– Помнишь, как ты отпросилась у мистера Холла с контрольной, типа у тебя колики в желудке, а вместо урока мы отправились в лес и там здорово набрались? – вызвав у мамы припадок истерического смеха, спросила Элли и добавила: – А еще, как ты дала Эмили виски с кока-колой и мы все засняли на видео? Она еще тогда битый час ходила по стенке.

Мама схватилась за живот и покатилась со смеху. Парень, сидевший возле Элли, весело поддакнул:

– Помню-помню. Прикол. Умереть не встать!

Я выдавила сдержанный смешок, сбросила карты и, под предлогом, что мне надо в туалет, встала из-за стола. И, уже выходя из ванной, прямо на пороге столкнулась с мамой.

– Эмили! – радостно воскликнула она. – Ну как, веселишься?

– Да, все здорово, – натянуто улыбнулась я. – А ты?

– Пытаюсь, – бросила она. – Хотя лучше бы он перестал на тебя так пялиться. – И с этими словами она захлопнула дверь, оставив меня в полной растерянности.

О ком это она?

Я уже собралась было спуститься к гостям, но на верхней ступеньке столкнулась с Джонатаном.

– Эй, здесь что, очередь? – спросил он.

– Нет, – ответила я и, погруженная в раздумья о смысле маминого странного заявления, прошла мимо.

– Что случилось?

В ответ я только пожала плечами, поскольку решительно ничего не понимала.

– Что?! – Дверь ванной комнаты распахнулась, и оттуда выскочила мама.

Мы с Джонатаном дружно обернулись на крик.

– А-а-а! – У нее был такой вид, будто она застукала нас на месте преступления. – Вот вы оба где. И вы знаете, что я знаю. Я же не слепая. Что, не могли подождать, пока не отвалите в Калифорнию?! Все-таки сегодня мой день рождения. И не стоит тыкать мне этим в нос!

– Рейчел, ты о чем? – неестественно рассмеялся Джонатан.

– Ну да ладно! – махнула она рукой. – Замнем для ясности.

Однако я продолжала смотреть на нее во все глаза:

– Неужели ты думаешь, что между нами что-то есть?

– Все может быть. – Она пожала плечами и стала неуклюже спускаться по лестнице.

Я тяжело вздохнула и поплелась за ней, а Джонатан прошел в ванную.

Остаток вечера мы с ним друг на друга даже не смотрели. По крайней мере, я точно. Совершенно не хотелось подбрасывать поленья в костер ее ревности. Более того, я реально опасалась, что она продолжит нести этот пьяный бред при Эване.

Денег в карманах становилось все меньше, впрочем, как и игроков за столом. Джаред с Сарой откланялись первыми.

– Похоже, я слегка перебрала, – рассмеялась Сара, неуклюже обняв меня на прощание.

– Все нормально. – Я неловко похлопала Сару по спине. Джаред уже держал наготове ее куртку. – Завтра поговорим.

Вскоре пришлось сложить один покерный стол и стулья, поскольку партия гостей, приехавшая на одной машине, решила отчалить.

– Нет, не уходите, – вцепившись в Элли, принялась упрашивать мама.

– С днем рождения, Рейч.

Мама вышла проводить их на крыльцо, а когда вернулась, спросила:

– Как насчет того, чтобы пропустить еще по рюмашке?

Вопрос, должно быть, был чисто риторическим, поскольку она выставила на кофейном столике стопки, наполнила их текилой и стала совать в руки всем подряд, включая меня.

Когда передо мной оказалась стопка с золотистой жидкостью, я сморщилась и беспомощно посмотрела на Джонатана.

– За вечную молодость! – провозгласила мама. – Эван, не тушуйся, давай выпьем!

Эван вместе с остальными поднял стопку и, скривившись, опрокинул в себя. Но я к своей даже не притронулась. Тогда Джонатан незаметно пододвинул ее к себе, залпом осушил и снова поставил передо мной.

– Вот умничка, девочка, – похвалила меня мама.

Когда она скрылась на кухне, Эван тихо спросил:

– Ну как, хочешь остаться или, может, все-таки уедем?

Не зная, как лучше поступить, я нервно прикусила губу. Но тут бородатый парень поднял руку и громогласно заявил:

– Все, я уже достаточно проигрался. Шарон, мы уезжаем.

– Нет, – пробормотала Шарон, лежавшая, скрючившись, на диване.

– Не нет, а да. Еще немножко – и ты вырубишься. – И он решительно встал со стула.

– Ну вот, и ты туда же! – надулась мама, увидев, что он достает из шкафа пальто.

– Вы, ребята, и так меня без штанов оставили, – ответил он. – С днем рождения. Только не вздумай все сразу спустить.

В ответ она дружески его обняла, чмокнув в губы.

Когда мы остались втроем, Джонатан спросил:

– Ну что, закрываем лавочку?

– Самое время. – Я поднялась из-за стола и пошла наводить порядок на кухне, а Эван принялся помогать Джонатану складывать фишки в серебряную коробочку.

Дверь открылась, и с крыльца, ежась от холода, вернулась мама.

– Похоже, остались только свои. – Она оглядела опустевшую гостиную и кухню. Потом обратилась ко мне: – Я действительноот души повеселилась.

– Хорошо, – ответила я, складывая недопитые бокалы в раковину.

– И я сожалею о том, что сказала там, наверху. По поводу Джонатана. Иногда я веду себя ужасно глупо.

Не зная, как на это реагировать, я молча кивнула.

И тут она ни с того ни с сего спросила:

– Значит, ты все забыла, да?

Я повернулась к ней и удивленно поинтересовалась:

– О чем? О твоих вечеринках, когда мы жили вместе? Нет, я помню.

– Я вот тут думала… думала, – проигнорировав мой ответ, продолжила мама. Она тяжело опустилась на стул, возможно потому, что уже плохо стояла на ногах. – Все эти годы я свято хранила в памяти этот день, а ты ничего не помнишь. – Она лениво подняла на меня глаза, лицо ее было абсолютно бесстрастным.

Я только собралась было открыть рот, чтобы узнать, что она имеет в виду, но тут меня внезапно осенило: она говорила о том дне, когда погиб отец. Я промолчала и отвела глаза.

– Ты всегда ходила в розовом. – Ее глаза затуманились, она снова вернулась в прошлое. – Каждый год он покупал тебе новое розовое платье.

Я словно попала в ловушку ее слов, у меня не хватило духу сказать ей, чтобы она замолчала. И почему-то заныло сердце.

– Ты ждала его у окна и волновалась из-за того, что он задерживается. Каждые пять минут спрашивала, где он. – Ее лицо стало печальным. – Это несправедливо, что ты не помнишь день, который я не в силах забыть. Эмили, когда ты в последний раз отмечала свой день рождения? – Ее вопрос острым ножом вонзился в сердце.

Внутри словно все заледенело, мне стало нечем дышать. И я вдруг оказалась далеко отсюда: стояла у совсем другого окна в розовом платье с оборками.

– Он собирался пораньше вернуться с работы, чтобы развесить на заднем дворе дурацкие цветные фонарики, – монотонно бубнила она.

И я сразу их увидела. Смешные разноцветные фонарики, натянутые на заднем дворе. У меня похолодело в животе, я была не в состоянии пошевелиться.

– Он должен был привезти неоправданно дорогой праздничный торт, сделанный на заказ в лучшей кондитерской города. Шоколадный, с малиновой начинкой.

– А когда приедет папочка? – спрашивала я, раздвинув занавески, чтобы лучше видеть.

– Совсем скоро, – каждый раз слышалось в ответ.

Но отвечала мне почему-то не мама, а какая-то другая женщина. Я оглянулась и увидела, что она вытаскивает из духовки противень.

– Но уже темнеет, а он никогда не возвращается домой, когда темно, – продолжая глядеть в окно, возразила я.

– Ну как, есть новости? – с беспокойством в голосе спросила она какого-то мужчину, вошедшего в комнату с телефонной трубкой в руке.

– Нет, – ответил он. – Они говорят, что он давным-давно уехал из офиса.

Мужчина показался мне знакомым, но я так и не смогла идентифицировать его.

– Рейчел! – крикнул он.

– Что? – отозвалась она с верхней ступеньки.

– Кажется, пора звонить в полицию.

Но она не успела ответить, так как неожиданно зазвонил телефон. Она кубарем скатилась с лестницы.

– Кто это?! – нетерпеливо спросила она, не дав мужчине сказать «алло».

Тревога в ее глазах тут же передалась мне. Я смотрела на нее и не могла отвести взгляд от ее убитого лица. Волнение сменилось отчаянием, когда она проронила:

– Произошла авария.

– Это ты отняла его у меня, – пробормотала она.

– Рейчел, что ты творишь?! – словно издалека услышала я голос Джонатана.

Слезы мешали мне видеть. А у нее вдруг удивленно расширились глаза.

– О… – выдохнула она. – Ты помнишь.

Боль, как медленный яд, стала расползаться по всему телу. Я хотела крикнуть, но только беззвучно разевала рот.

– Что ты наделала? – уже более настойчиво повторил Джонатан. – Эмма, ты в порядке?

– Эмма, что с тобой? – будто через вату, донесся до меня взволнованный голос Эвана.

Я снова посмотрела ей прямо в глаза и, клянусь, увидела в них ненависть. И содрогнулась.

Все, я больше ни секунды не могла оставаться в ее доме. Мне срочно надо было на свежий воздух. Но я словно приросла к полу. Ноги не слушались. Меня душили рыдания. Тело полыхало огнем. Нет, бежать, бежать от нее – и как можно дальше!

Я выскочила на крыльцо, и ноги, которые только что отказывались слушаться, быстрее ветра понесли меня вниз по улице. Я мчалась во весь опор, не в силах избавиться от боли, буквально раздиравшей грудь. Я пыталась дышать глубоко, но воздуха не хватало. Я бежала куда глаза глядят, не разбирая дороги, и наконец, схватившись за сердце, упала на мокрую землю. Мне казалось, что оно вот-вот разорвется. И тогда я закричала от боли.

Воспоминания разом обрушились на меня. Звонок. Мамин надрывный вопль. И маленькая девочка, словно зритель, смотревшая на все со стороны. Да, тогда я ничего не понимала и одновременно слишком хорошо все понимала. Папа больше не вернется домой. Никогда не вернется домой.

Не знаю, сколько я пролежала на холодной земле, не помня себя от горя. И очнулась только тогда, когда чья-то теплая рука ласково погладила меня по щеке. Он осторожно положил мою голову себе на колени и стал нашептывать ласковые слова, которые я не могла разобрать.

– Все хорошо, – тихо сказал он.

– Боже, как больно! – выдохнула я. – Ну пожалуйста, сделай так, чтобы перестало болеть. – Слезы ручьем текли по щекам.

Эван поднял меня с земли и отнес к машине. Аккуратно усадил на сиденье рядом с местом водителя и поцеловал в лоб. Я сразу свернулась калачиком, продолжая держаться за грудь. Казалось, если я отпущу руки, то буквально развалюсь на части.

А потом меня начало знобить, ведь я продрогла до костей. И хотя в салоне было тепло, я никак не могла согреться. Эван накинул мне на плечи свою куртку, я уткнулась носом в воротник, сразу почувствовав родной запах.

Дыхание со свистом вылетало из груди, от невыплаканных слез дрожал подбородок. Боль давила на меня невыносимым грузом, от нее было ни спрятаться, ни скрыться.

Я настолько погрузилась в печаль, что даже не заметила, как машина остановилась. Он пытался мне что-то сказать, но я ничего не слышала. Его голос звучал глухо и доносился будто издалека. Когда он на руках вынес меня из машины, я закрыла глаза и прижалась к его груди.

Он уложил меня на свою кровать, помог снять туфли и стянуть джинсы. Я лежала неподвижно, с открытыми глазами, не в состоянии сфокусировать взгляд. Пыталась, но не могла загнать воспоминания в потаенный уголок души, где они столько лет хранились за семью печатями. Мне казалось, что я снова потеряла отца.

Эван лег рядом и нежно прижал меня к себе, а я крепко ухватилась за его руку, словно тем самым хотела установить связь с настоящим – с этой комнатой и с этой кроватью.

– Эмма, я здесь. И никогда тебя не отпущу, – прошептал он.

Я содрогнулась от неистовых рыданий, выпустив наружу тот ад, что целых десять лет держала в себе. И только на рассвете мне стало чуть легче. Я забылась неверным сном, но и во сне передо мной вновь и вновь возникал образ отца.