Адское Воинство Варгас Фред
— Я прошелся по Бонвальской дороге. Там были кабаны, олень и еще сипуха. Это птица, верно? Не ракообразное и не паук.
— Да, птица. Сова, которая сопит, как человек.
— Точно. Скажи, зачем ты обстреливаешь яблоками мышиные норки?
— Это такая игра. Вроде гольфа.
— Но ты еще не попал ни в одну лунку.
— Да. Ты хочешь сказать, что, если Вальрэ завещал свое имущество троим детям, это меняет все. Но, заметь, только в том случае, если кто-то в курсе дела.
— Кто-то точно в курсе. Дени де Вальрэ не любит отчима. И наверняка давно уже следит за ним. Возможно, мать когда-то предупреждала Дени, чтобы тот не дал себя обделить из-за двух выродков, нагулянных от горничной, не уступал им две трети наследства. Меня очень удивило бы, если бы он не знал, что написано в завещании графа.
Вейренк отложил заготовленную пригоршню яблок, налил себе вторую чашку кофе и протянул к Адамбергу руку за сахаром.
— Я про сахар уже слышать не могу, надоело, — пожаловался комиссар, передавая ему кусочек.
— Ну, теперь ты можешь о нем забыть. Сахар, который давали Лоду, навел тебя на мысль о сахаре, который Кристиан Клермон безуспешно предлагал своему лабрадору. И все, круг замкнулся.
— Будем надеяться, — ответил Адамберг, нажимая на крышку коробки с сахаром. — Плохо закрывается. Надо ее перехватить резинкой. Так делает Лео, мы должны следовать ее прихотям. Когда она вернется, надо, чтобы все здесь было как при ней. Данглар уже приложился к бутылке с кальвадосом, пора остановиться. Итак, я уверен, что Дени не моллюск и что он уже ознакомился с завещанием Вальрэ. Возможно, он заглянул туда еще год назад, после того как Вальрэ взбунтовался. Смерть графа обернется для этого типа финансовой и социальной катастрофой. Виконт Дени де Вальрэ, оценщик престижного аукционного зала в Руане, окажется братом двух крестьян, братом шестипалого психопата, братом сумасшедшей, которую преследуют галлюцинации, и пасынком развратного отчима.
— Значит, ему необходимо избавиться от молодых Вандермотов. Это непростое решение.
— Как сказать. Скорее всего, виконт впервые встретился с Вандермотами, когда они были еще совсем маленькие. Думаю, он сразу же инстинктивно начал их презирать. Возможно, ему даже кажется, что их устранение будет правомерным. И, если рассудить здраво, не таким уж трагичным. Не более трагичным, чем для тебя — обстрел мышиных норок.
— Да я потом извлеку оттуда яблоки.
— Во всяком случае, куда менее трагичным, чем перспектива потерять две трети наследства и положение в обществе. Ставка слишком велика.
— У тебя на плече сидит оса.
— Насекомое, — уточнил Адамберг, смахнув осу.
— Точно. Да, если Дени знаком с завещанием — если, конечно, завещание существует, — он не просто презирает Вандермотов, он их ненавидит.
— И живет с этой ненавистью уже год или даже больше. Мы ведь не знаем, когда граф составил завещание.
— Но Иппо и Лина живы и здоровы. Погибли другие люди.
— Знаю, — сказал Адамберг, отодвигая подальше коробку с сахаром, как будто ему было противно на нее смотреть. — Наш убийца действует не под влиянием мгновенного импульса. Он размышляет, он все просчитывает заранее. Избавиться от Иппо и Лины, действуя напрямую, было бы опасно. Представь, что кто-то знает об их происхождении. Если Данглар додумался до этого, проведя в Ордебеке всего два дня, то наверняка и другие могли догадаться. Поэтому Дени и не решается поднять на них руку. Ведь если умрут Вандермоты, подозрение неизбежно падет на него.
— Лео точно его заподозрит. Она заботилась об Иппо и Лине, когда они были маленькие, и она знает графа уже семьдесят лет.
— Это Дени разбил ей голову. Но если так, нападение на Лео не связано с тем, что она случайно увидела в лесу. Теперь у тебя оса.
Вейренк подул на плечо и перевернул свою кружку вверх дном, чтобы остатки подслащенного кофе не привлекали насекомое.
— Ты тоже переверни свою, — сказал он Адамбергу.
— У меня там не было сахара.
— Я думал, ты пьешь кофе с сахаром.
— Я тебе сказал: сейчас сахар мне действует на нервы. Сахар вроде бы не насекомое. Но он все время вертится вокруг меня, назойливый, как осиный рой.
— Надо думать, — сказал Вейренк. — Дени дожидался удобного момента, чтобы избавиться от Вандермотов, не вызвав подозрений. И такой момент представился, у Лины было видение.
Адамберг оперся о яблоню, почти повернувшись спиной к Вейренку, который опирался о ствол с другой стороны. Было половина десятого утра, и солнце уже начало припекать не на шутку. Лейтенант закурил и через плечо протянул сигарету Адамбергу.
— Да, момент просто-таки идеальный, — согласился комиссар. — Когда трое «схваченных» умрут, гнев перепуганных жителей Ордебека падет на Вандермотов. На Лину, посредницу между живыми и усопшими. И на ее брата, у которого, как всем известно, когда-то были дьявольские шестипалые лапы. В такой ситуации убийство Вандермотов никого не удивит, а подозрение может пасть на половину местных жителей. Все сразу вспомнят историю тысяча семьсот какого-то года, когда толпа подняла на вилы некоего Бенжамена. Это он назвал «схваченных» по именам, и, чтобы остановить череду смертей, люди решили убить его.
— Но мы живем не в восемнадцатом веке, сейчас другие методы. Иппо и Лину не станут поднимать на вилы посреди площади у всех на виду, это должно произойти как-то иначе.
— Итак, Дени убивает Эрбье, Глайе и Мортамбо. Эрбье застрелен из обреза, против остальных он применяет старинное оружие, чтобы нагнать еще больше страху на суеверных людей. Кстати, тебе не кажется, что такой человек, как Дени, вполне может состоять в элитарном клубе стрелков из арбалета?
— Обязательно проверю, — кивнул Вейренк и бросил двадцатое яблоко.
— Ты лучше встань, из такого положения ты ни за что не попадешь. А поскольку трое убитых — отпетые негодяи и, скорее всего, убийцы, Дени без колебаний приносит их в жертву.
— Если все это так, то сейчас Лина и ее брат находятся в смертельной опасности.
— Сейчас — нет. Он не нападет до наступления темноты.
— Но на данный момент у нас против Дени нет ничего, кроме этой самой фиолетовой мокрицы.
— Надо будет проверить, есть ли у него алиби по каждому убийству.
— Тебя к нему не подпустят, так же как не подпустили к Клермонам.
Несколько секунд оба молчали, потом Вейренк швырнул одним махом все оставшиеся яблоки и стал составлять посуду на поднос.
— Смотри, — тихо сказал Адамберг, схватив его за руку. — Эльбо вышел во двор.
В самом деле, Эльбо выбрался из комнаты и преодолел два метра от порога.
— Ты насыпал ему корм так далеко? — спросил Вейренк.
— Нет.
— Значит, он самостоятельно ищет насекомых.
— Насекомых, ракообразных, членистоногих.
— Да.
XLV
Капитан Эмери слушал Адамберга и Вейренка затаив дыхание. Он никогда не видел фиолетовой мокрицы и никогда не слышал о том, что Иппо и Лина Вандермот — дети Вальрэ.
— Мы знали, что он гулял направо-налево. И еще мы знали, что жена терпеть его не могла и восстановила против него Дени.
— А еще мы знали, что жена впоследствии тоже не стесняла себя в проявлении чувств, — добавил Блерио.
— Необязательно приводить все эти подробности, бригадир. Ситуация и так достаточно неприятная.
— Ошибаетесь, Эмери, — сказал Адамберг. — Для нас важно все. Ракообразное существует, и этот факт зачеркнуть невозможно.
— Ракообразное? — не понял Эмери.
— Мокрица, — пояснил Вейренк. — Это ракообразное.
— Да какая нам разница?! — вспылил Эмери и вскочил с места. — Не торчите, как пень, Блерио, пойдите сварите нам кофе. Послушай, Адамберг. Хочу сразу же тебя предупредить: я отказываюсь в чем-либо подозревать Дени де Вальрэ. Ты слышишь? Отказываюсь.
— Потому что он виконт?
— Не оскорбляй меня. Ты забыл, что дворянство Империи не имеет ничего общего с аристократией старого режима.
— Тогда почему?
— Потому что твоя версия не выдерживает никакой критики. Парень, который совершает три убийства только для того, чтобы избавиться от Вандермотов, — это нереально.
— Вполне реально.
— Только при условии, что Дени — кровожадный маньяк. Но он не такой, я его знаю. Он хитрец, приспособленец и карьерист.
— Самодовольный светский лев, люди для него — это грязь.
— Да, верно. Но при этом он ленивый, осторожный, трусоватый, не отличается ни умом, ни решимостью. Ты идешь по неверному пути. У Дени не хватило бы духу выстрелить в лицо Эрбье, зарубить топором Глайе, прикончить Мортамбо из арбалета. Нет, Адамберг, нам надо искать кого-то другого, безумного и бесстрашного убийцу. А где в Ордебеке живут безумные и бесстрашные люди, тебе хорошо известно. Может, все не так, как ты думаешь, а наоборот? Может, это Иппо убил троих, чтобы потом легче было напасть на Дени де Вальрэ?
Блерио поставил на стол поднос, расставил чашки: он делал все наспех, кое-как, не то что Эсталер. Эмери, не присаживаясь, налил себе кофе и пустил по кругу сахарницу.
— Ну, что скажешь? — продолжал он.
— Об этом я не подумал, — сказал Адамберг. — Да, это возможно.
— Даже очень возможно. Представим себе, что Иппо и Лина знают, кто их настоящий отец, знают, что написано в завещании. Разве так не может быть?
— Да, — согласился Адамберг, отмахнувшись от сахара, который ему предлагал Эмери.
— Твоя схема безупречна, стоит посмотреть на нее в зеркальном отражении. Они прямо заинтересованы в том, чтобы устранить Дени. Но как только завещание будет оглашено, они станут первыми подозреваемыми. И тогда Лина придумывает себе видение, в котором четвертая жертва остается неизвестной.
— Логично.
— И этой четвертой жертвой станет Дени де Вальрэ.
— Нет, Эмери, не сходится. Такой план не вывел бы Вандермотов из-под подозрения, а наоборот.
— Почему?
— Потому что люди, узнав, что Адское Воинство убило четырех человек, сразу обратили бы свой гнев на Вандермотов.
— Черт, а ведь ты прав, — сказал Эмери, ставя чашку на стол. — Тогда придумай что-нибудь еще.
— Первым делом надо проверить, стреляет ли Дени де Вальрэ из арбалета, — предложил Вейренк, который принес с собой маленькое зеленое яблочко и катал его между ладонями.
— Ты не выяснял, какие спортивные клубы есть в окрестностях Ордебека?
— Их много, — отвечал приунывший Эмери. — В здешнем регионе одиннадцать, пять из которых находятся в нашем департаменте.
— Среди этих одиннадцати клубов есть какой-нибудь особо престижный?
— Да. Это «Форпост» в Китей-де-Тук. Туда принимают только по рекомендации двух членов клуба.
— Вот и отлично. Узнай, состоит ли там Дени.
— Интересно, как я узнаю? Никто не даст мне таких сведений. Эти клубы защищают своих членов. А я не собираюсь сообщать им, что жандармерия рассматривает виконта как подозреваемого по уголовному делу.
— Действительно, для этого еще слишком рано.
Эмери расхаживал по комнате, развернув плечи, заложив руки за спину, с серьезным, решительным видом.
— Ладно, — сказал он наконец, не выдержав пристального, настойчивого взгляда Адамберга. — Пойду на блеф. Выйдите все за дверь, терпеть не могу врать на публике.
Десять минут спустя капитан открыл дверь и сердитым жестом поманил их к себе.
— Я выдал себя за некоего Франсуа де Роштера, — сказал он. — Сказал, что виконт де Вальрэ согласился дать мне рекомендацию для вступления в «Форпост». И спросил, нужно ли просить об этом кого-то еще, или будет достаточно рекомендации виконта.
— Отлично придумано, — похвалил его Блерио.
— Забудьте об этом инциденте, бригадир. Я привык работать честно, и такие фокусы мне не по душе.
— Какой результат? — спросил Адамберг.
— Положительный, — вздохнул Эмери. — Вальрэ действительно член клуба. И он прекрасный стрелок. Но ни разу не соглашался участвовать в соревнованиях Нормандской лиги арбалетчиков.
— Наверно, это слишком демократично для него, — предположил Вейренк.
— Вне всякого сомнения. Но есть одна проблема. Секретарь клуба был слишком разговорчив. Но не потому, что хотел показать свою осведомленность: нет, он хотел побольше узнать обо мне. Я уверен, он что-то заподозрил. А это значит, что люди из «Форпоста» вполне могут позвонить Дени де Вальрэ и спросить, знает ли он некоего Франсуа де Роштера. И Дени поймет, что кто-то, прикрываясь вымышленным именем, собирает о нем информацию.
— Причем вполне специфическую — насколько хорошо он стреляет из арбалета.
— Вот именно. Дени не гений, но он быстро сообразит, что кто-то заподозрил его в убийстве Мортамбо — либо полиция, либо какой-то незнакомец. И он будет настороже.
— Или решит побыстрее закончить дело. Убрать Иппо и Лину.
— Это просто смешно, — заметил Эмери.
— Дени может лишиться всего, — продолжал Адамберг. — Подумай об этом. Хорошо бы устроить за ним слежку, поставить наблюдателей у замка.
— Не может быть и речи. Против меня сразу ополчатся и граф, и виконт, а вместе с ними и все мое начальство. Необоснованная слежка, оскорбительные подозрения, упущения по службе.
— Точно, — согласился Вейренк.
— Тогда установим наблюдение за домом Вандермотов. Но это менее надежно. Ты можешь опять вызвать Фошера?
— Могу.
— И необязательно тянуть с этим до глубокой ночи. Начнем в десять вечера, прекратим в шесть утра. Восемь часов слежки — этого должно хватить.
— Очень хорошо, — подытожил Эмери, и вдруг стало видно, что он устал. — А куда делся Данглар?
— У него шок после того, что с ним стряслось. Я отослал его домой.
— Значит, вас осталось только двое.
— Этого будет достаточно. Ты придешь в десять и продежуришь до двух, потом мы с Вейренком тебя сменим. Мы еще успеем перед этим поужинать в «Кабане».
— Нет, давай поступим иначе. Я буду дежурить с Фошером во вторую очередь, с двух ночи до шести утра. А сейчас я просто валюсь с ног. Пойду спать.
XLVI
Три дня назад Адамберг принес в больницу книгу, которую взял в доме Лео. С тех пор он каждый день причесывал больную, потом устраивался полулежа на кровати и, опершись на локоть, прочитывал ей десятка два страниц. Это была старинная книга о безумной любви, грозившей обернуться катастрофой. Непохоже, чтобы этот сюжет сильно заинтересовал старую даму, но она часто улыбалась, кивала и шевелила пальцами, как будто слушала песню, а не чтение вслух. Сегодня Адамберг решил сменить книгу. Он прочел главу из монографии по коневодству, о том, как жеребятся кобылы, и Лео реагировала на этот текст точно такой же мимикой. Впрочем, медсестра, всегда приходившая в палату на те полчаса, когда Адамберг читал вслух, тоже словно бы не обратила внимания, что тема изменилась. Это состояние блаженной успокоенности начинало тревожить Адамберга. Он помнил Лео совсем другой — словоохотливой, напористой, ворчливой, грубоватой. Доктор Мерлан, по-прежнему веривший во всемогущество коллеги Эльбо, в то время как Адамберг уже начал в этом сомневаться, утверждал, что процесс выздоровления развивается в точном соответствии с прогнозами остеопата, с которым ему вчера разрешили поговорить по телефону. Леона в состоянии говорить и думать, но ее подсознание временно заблокировало эти функции по воле врача, решившего поместить ее в некое спасительное убежище, и до момента, когда поднимется защитная завеса, должно пройти еще несколько дней.
— Прошла всего неделя, — сказал Мерлан. — Дайте ей еще немного времени.
— Вы не сказали ей о Мортамбо?
— Нет, ни слова. Я строго выполняю полученные указания. Вы читали вчерашнюю газету?
— В которой сказано, что парижские сыщики ничего не смыслят в своем деле?
— Да, что-то в этом роде.
— Они правы. После моего приезда убили уже двоих.
— Но двух смертей удалось избежать. Я имею в виду Леону и Данглара.
— Избежать — не то же самое, что побороть, доктор.
Доктор Мерлан с сочувствующим видом развел руками:
— Врачам, чтобы поставить диагноз, нужны симптомы, а полицейским для этого нужны улики. Действия вашего убийцы — бессимптомные. Он не оставляет никаких следов, исчезает, словно призрак. Это ненормально, комиссар, ненормально. Вальрэ со мной полностью согласен.
— Отец или сын?
— Отец, разумеется. Сыну наплевать на то, что здесь происходит.
— Вы хорошо его знаете?
— Как вам сказать. Мы редко видим его в городе. Но пару раз в год граф устраивает ужин для видных граждан Ордебека, на который приглашает и меня. Там не очень-то весело, но не прийти нельзя. Кормят, впрочем, великолепно. Вы что, подозреваете виконта?
— Нет.
— И правильно делаете. У него даже мысли не возникнет о том, чтобы убить кого бы то ни было, а знаете почему? Потому что на это нужно решиться, а он органически не способен принять решение. Даже жену он не сам себе выбрал, ведь для этого надо как минимум назначить свидание. По крайней мере, так о нем говорят.
— Мы еще поговорим об этом, доктор, когда у вас найдется для меня время.
Ипполит развешивал перед домом белье на синей веревке, протянутой между двумя яблонями. Адамберг понаблюдал за ним. Ипполит встряхивал скрученное при выжимании платье сестры, чтобы вернуть ему форму, а потом аккуратно расправлял на веревке. Адамберг, разумеется, не собирался даже намекать ему, чей он на самом деле сын. Ситуация такая напряженная, убийца действует так быстро и так гибко, что любые экспромты могут привести к серьезным и непредсказуемым последствиям. Увидев, что к нему направляется Адамберг, Ипполит прервал работу и стоял, машинально потирая ребро правой ладони.
— Тевирп, комиссар.
— Привет, — ответил Адамберг. — У вас болит рука?
— Да нет, это болит отрезанный палец. Он всегда у меня ноет перед дождем. А сегодня небо на западе хмурится.
— Небо на западе хмурится уже несколько дней.
— Но сегодня точно будет дождь, — сказал Иппо, снова берясь за работу. — Польет как из ведра. Недаром палец так ноет.
Адамберг в замешательстве провел рукой по лицу. Будь здесь Эмери, тот непременно предположил бы, что ребро ладони у Иппо ноет не из-за отрезанного пальца, а после мощного удара, который он нанес Данглару.
— А левая ладонь у вас не болит?
— Иногда болит правая, иногда левая, а бывает, что обе сразу. Тут нет никакой закономерности.
Незаурядный ум, редкая сообразительность, не самые располагающие манеры. Если бы Адамберг не руководил расследованием, Эмери давно упек бы Ипполита за решетку. Вполне возможно, этот парень превращал видения своей сестры в реальность, он убивал «схваченных», а попутно устранил бы и молодого Вальрэ.
Иппо был спокоен, он встряхивал цветастую блузку Лины, и у Адамберга перед глазами мгновенно возникла ее грудь.
— Она каждый день надевает все чистое, у меня из-за этого просто прорва работы.
— Сегодня ночью мы будем охранять ваш дом, Иппо. Я пришел сказать вам об этом. Так что, если увидите возле дома двух парней, не стреляйте в них. С десяти до двух ночи будем дежурить мы с Вейренком, потом нас сменят Эмери с Фошером и останутся тут до рассвета.
— Зачем? — спросил Иппо, пожимая плечами.
— В вашем городе были убиты три человека. Мать боится за вас, и она права. По дороге сюда я видел свежую надпись на стене амбара: «Убей Л.».
— «Убей Легавого», — улыбнулся Иппо.
— Или «Убей Лину». Ту, с кого все началось.
— А какой смысл нас убивать?
— Чтобы закрыть дверь в потусторонний мир.
— Ерунда. Я уже говорил вам: никто не посмеет нас тронуть. И потом, не верю я в вашу охрану. Вы охраняли Мортамбо, а его все равно убили. Не обижайтесь на меня, комиссар, но вы провалили это дело. Топтались, как дураки, вокруг дома, а убийца вас перехитрил. Помогите, пожалуйста.
Ипполит протянул Адамбергу конец простыни, и двое мужчин встряхнули влажное белье в неподвижном знойном воздухе.
— Этот парень, — продолжал Иппо, протягивая Адамбергу две прищепки, — спокойно сидел себе на складном табурете, представляю, как он потом смеялся над вами. Если кто-то задумал убийство, ни один легавый не в состоянии этому помешать. Если парень решительный, он несется вперед, как боевой конь. Будут препятствия — он их преодолеет, вот и все. А этому убийце решимости не занимать. Чтобы бросить человека на рельсы, нужно дьявольское хладнокровие. Вы знаете, почему он напал на вашего помощника?
— Нет, пока не знаю, — ответил Адамберг, насторожившись. — По-видимому, его приняли за меня.
— Ерунда, — повторил Иппо. — Такой парень, как этот, не мог обознаться. Будьте осторожнее, когда придете дежурить здесь ночью.
— Убивать легавых бесполезно. Это как репейник — чем больше его ломаешь, тем лучше он растет.
— Так-то оно так, только парень уж больно кровожадный. Топор, арбалет, поезд — прямо ужас какой-то. Стрелять пулями как-то опрятнее, верно?
— Не всегда. Голову Эрбье разнесло вдребезги. И потом, от огнестрельного оружия много шума.
— И правда, — сказал Иппо, почесывая в затылке. — А этот парень появляется и исчезает, как призрак. Ни шума, ни следов.
— Вот и Мерлан так говорит.
— Это редкий случай, когда он прав. Ладно, комиссар, дежурьте, раз вам так хочется. По крайней мере, маме будет спокойнее. А то она сейчас паникует. А ей еще надо за Линой ухаживать.
— Ваша сестра заболела?
— Да, и болезнь вот тут, — сказал Иппо, указывая на голову. — Когда Лина видит Адское Воинство, она потом долго не может прийти в себя. У нее бывают приступы.
Данглар позвонил в «Бегущий кабан» около девяти вечера. Адамберг встал и с тяжелым сердцем направился к телефону, думая, как вести зашифрованный разговор. Словесная игра не входила в число его любимых развлечений.
— Скажите отправителю, что пакеты нашлись, — сказал Данглар. — Я достал их из автоматической камеры хранения. Ключ подошел.
Все в порядке, с облегчением подумал Адамберг. Данглар отыскал Кромса и Мо, они действительно были в Касаресе.
— Пакеты не повреждены?
— Упаковка немного помялась, шнурок истерся, но выглядят они вполне прилично.
Все в порядке, еще раз сказал себе Адамберг. Ребята устали, но они здоровы, и все благополучно.
— Что мне с ними делать? — спросил Данглар. — Вернуть отправителю?
— Если это не слишком сложно, оставьте их пока у себя. Я еще не получил указаний из центра сортировки почты.
— Но я не могу держать их у себя, комиссар, они громоздкие. Куда их сгрузить?
— Ну, знаете, это уже не моя проблема. Вы сейчас ужинаете?
— Нет еще.
— Для вас это время аперитива? Тогда выпейте за мое здоровье рюмку портвейна.
— Я не люблю портвейн.
— А я обожаю. Выпейте за мое здоровье.
Все в порядке, подумал Данглар. План непростой для исполнения, но отнюдь не глупый. Адамберг просил его отвезти ребят туда, где делают портвейн, — в португальский город Порту, то есть резко сменить курс: если раньше Кромс и Мо ехали на юг, то теперь они с Дангларом поедут на северо-запад. Ретанкур еще ничего не сообщила о результатах своего расследования. Значит, во Францию ребятам пока нельзя.
— Что слышно в Ордебеке? Жизнь кипит?
— Жизнь замерла на месте. Может, сегодня ночью здесь будет оживленно.
Адамберг вернулся за стол к Вейренку и доел почти остывшее жаркое. И вдруг раздался оглушительный удар грома, от которого содрогнулись стены старого ресторанчика.
— Тучи на западе, — пробормотал Адамберг, многозначительно подняв вилку.
Дежурство комиссара и лейтенанта началось под проливным дождем, под раскаты грома. Адамберг поднял голову, подставляя лицо потокам воды. Во время грозы он ощущал какую-то таинственную связь со сгустком энергии, который взрывался там, наверху, не имея ни причины, ни цели, только для того, чтобы высвободить громадную и бесполезную силу. Силу, которой ему так не хватало в последние дни, силу, которая целиком сосредоточилась в руках противника. И которая сегодня ночью наконец-то решила излиться на него.
XLVII
К утру земля еще не просохла, и Адамберг, усевшись завтракать под своей любимой яблоней и поставив сахарницу у себя за спиной, почувствовал, что брюки у него отсырели. Он сидел босиком и развлекался, ухватывая пальцами ног травинки и вырывая их с корнем. Температура упала как минимум градусов на десять, небо было серым и мглистым, но, несмотря на перемену погоды, вчерашняя оса опять пожаловала в гости. Эльбо что-то клевал в четырех метрах от порога — это был уже большой прогресс. А вот в поисках убийцы-призрака не было никаких сдвигов, ночь прошла спокойно.
К Адамбергу шел Блерио, перемещая свое массивное туловище так быстро, как только мог.
— Там нет места, — отдуваясь, произнес он, когда подошел к комиссару.
— Что?
— У вас нет места для новых сообщений. Я не мог с вами связаться.
Большие круги под глазами, небритые щеки.
— Что случилось, бригадир?
— Дени де Вальрэ не мог учинить сегодня ночью расправу над Вандермотами. Он мертв, комиссар. Поторопитесь, вас ждут в замке.
— Как он умер? — крикнул Адамберг, босиком убегая к себе в комнату.
— Покончил с собой, выбросившись из окна! — крикнул в ответ Блерио и смутился: о таких вещах не полагается орать во всю глотку.
Адамберг не стал тратить время на надевание чистых брюк, он только схватил телефон, сунул босые ноги в первые попавшиеся туфли и побежал будить Вейренка. Через четыре минуты он уже садился в старую машину.
— Рассказывайте, Блерио, я вас слушаю. Что вам известно?
— Граф обнаружил тело Дени утром, в пять минут десятого, и вызвал Эмери. Капитан поехал туда без вас, потому что вы были недоступны. Он послал меня за вами.
Адамберг сжал губы. Вернувшись с ночного дежурства, они с Вейренком отключили мобильники, чтобы можно было поговорить о беглецах, не боясь подслушивания. А потом, ложась спать, он забыл включить аппарат снова. За последнее время он настолько привык считать мобильник своим личным врагом (с полным на то основанием), что почти перестал о нем заботиться.
— Что сказал граф?
— Что Дени де Вальрэ покончил с собой, на этот счет не может быть никаких сомнений. От трупа прямо-таки разит виски. Эмери говорит, виконт напился в стельку, чтобы хватило смелости сделать этот шаг. А вот я не совсем уверен. Потому что виконту было плохо. Он перегнулся через подоконник, и его вырвало. Он живет на третьем этаже, а двор внизу вымощен булыжником.
— Он мог случайно выпасть из окна?
— Мог. Подоконники в замке очень низкие. Но поскольку он почти прикончил две упаковки успокоительного, а пачка снотворного вскрыта, капитан считает, что он хотел умереть.
Читать бесплатно другие книги:
