Адское Воинство Варгас Фред

И опять он увидел в глазах Ретанкур что-то похожее на иронию — или ему так показалось.

— Приступайте к делу, — сказал Адамберг, вставая и одновременно бросая на пол электрический шарик. — Приведите в порядок служебные помещения. А вы, Меркаде, останьтесь, пойдете со мной.

Сидя напротив Адамберга, Меркаде нервно разминал свои крошечные ручки. Честный, совестливый, к тому же легкоранимый парень, по милости Адамберга оказавшийся на грани депрессии и готовый возненавидеть самого себя.

— Я бы хотел, чтобы меня уволили прямо сейчас, — с достоинством произнес Меркаде, потирая круги под глазами. — Ведь этот тип мог вас убить. Если я сам не замечаю, как засыпаю, мне лучше уйти. На меня и раньше не очень-то можно было положиться, а теперь я стал опасным, неуправляемым.

— Лейтенант, — сказал Адамберг, наклонившись над столом, — я сказал, что вы заснули. Но вы не спали. Мо не забирал у вас ствол.

— Это благородно, комиссар, что вы все еще пытаетесь мне помочь. Но когда я проснулся там, наверху, у меня больше не было ни ствола, ни телефона. Они были у Мо.

— Они были у него, потому что это я ему их дал. Я ему их дал, потому что я забрал их у вас. Там, наверху, где автомат с напитками. Теперь понимаете?

— Нет, — ответил Меркаде, оторопело глядя на начальника.

— Это я их взял. Меркаде, мне надо было устроить Мо побег, пока его не отправили в камеру предварительного заключения. Мо никогда никого не убивал. У меня не было другого выхода, пришлось вас подставить.

— Мо не угрожал вам оружием?

— Нет.

— Вы сами открыли ему решетки?

— Да.

— Черт подери.

Адамберг откинулся назад в кресле, дожидаясь, когда Меркаде усвоит услышанное: обычно этот процесс не занимал у лейтенанта много времени.

— Ладно, — сказал приободрившийся Меркаде. — Уж лучше так, чем жить с мыслью, что ты отключился в комнате с автоматом. И если Мо не убивал старика, это было единственное, что вы могли сделать.

— Но я никому не мог об этом сказать, Меркаде. Один только Данглар догадался. В итоге вас, меня и Эсталера через неделю наверняка уволят. А я ведь не спрашивал вашего согласия.

— Это было единственное, что вы могли сделать, — повторил Меркаде. — По крайней мере, от моей сонливости будет какая-то польза.

— Без всякого сомнения. Если бы вчера вас не было в Конторе, не представляю, что бы я смог придумать.

Взмах крыльев бабочки. У Меркаде слипаются глаза, а Мо бежит в Техас.

— Так вы поэтому оставили меня вчера после работы?

— Да.

— Отлично. А то я не мог понять почему.

— Но теперь нам крышка, лейтенант.

— Разве что вы поймаете кого-то из сыновей Клермона.

— Вы так видите ситуацию? — спросил Адамберг.

— В общем, да. Мо — совсем молодой парнишка; если бы он надел те кроссовки, то сначала обернул бы шнурки вокруг ноги, а потом завязал бы их спереди. Я не понял, почему концы шнурков намокли в бензине.

— Молодец.

— Вы тоже обратили на это внимание?

— Да. А почему вы сразу заподозрили сыновей Клермона?

— Представьте, сколько бы они потеряли, если бы старик женился на прислуге и усыновил ее детей. Говорят, Клермоны-младшие не унаследовали от старика его дьявольского делового чутья и пустились в рискованные операции. Особенно Кристиан. Он азартный биржевой игрок, он прямо свихнулся на этом и за день спускал сумму, равную ежедневной выручке от нефтяной скважины.

Меркаде вздохнул и покачал головой.

— И мы не знаем даже, сам ли старик в тот вечер вел машину, — добавил он, вставая.

— Лейтенант, — остановил его Адамберг, — нам придется хранить молчание. Молчание, которое продлится всю жизнь.

— Я живу один, комиссар.

После того как за Меркаде закрылась дверь, Адамберг прошелся по кабинету и придвинул оленьи рога к стене. Брезийон ненавидит «этих собак» Клермон-Брассеров. А что, если дивизионному комиссару придется по душе идея Эмери — подобраться к ним с помощью графа д’Ордебека? Тогда есть надежда, что Адамбергу передадут нормандское дело. А значит, он поборется с Адским Воинством. Эта перспектива необъяснимо привлекала его: казалось, с самого дна его души поднимается что-то давнее, прочно забытое. Он вспомнил, как однажды вечером увидел очень молодого человека: тот стоял на мосту, перегнувшись через перила, и неотрывно смотрел на бурлящую воду реки, которая в этом месте падала с большой высоты. Парень снял шапку и держал ее в руке; он объяснил Адамбергу, что испытывает неодолимое искушение броситься в воду, хотя это отнюдь не входит в его планы. И он не понимал, почему ему так хочется совершить столь нежелательный для него поступок. Наконец, не выпуская из рук шапки, он убежал так быстро, словно боялся, что его притянет обратно магнитом. Теперь эта глупая история с шапкой и мостом уже не казалась Адамбергу такой загадочной. Всадники на черных конях пронеслись у него в мозгу, неслышно и настойчиво призывая на встречу с ними. И комиссару вдруг совершенно расхотелось заниматься политическими и финансовыми делами клана Клермон, такими обыденными и прозаичными. Если бы перед глазами у него не маячила физиономия Мо, которого эти великаны решили растоптать, он бы, кажется, бросил расследование. Секреты Клермонов были слишком предсказуемы, до отвращения прагматичны, и от этого гибель старого промышленника выглядела еще ужаснее. А вот ордебекская тайна манила, словно далекая нестройная музыка, сотканная из несбыточных надежд и иллюзий: так притягивает вода, бурлящая под мостом.

В такой тяжелый день ему нельзя было надолго отлучаться из Конторы; поэтому он решил съездить к Брезийону на одной из машин, припаркованных во дворе. Только у второго светофора он понял, что взял машину, в которой Ретанкур спрятала кота и кошачьи миски. Он сбросил скорость, чтобы не пролилась вода, предназначенная для кота. Если Пушок на целый день останется без питья, Ретанкур ни за что ему этого не простит.

Брезийон встретил его улыбкой, как долгожданного гостя, и заговорщически похлопал по плечу. Впрочем, несмотря на такой непривычно теплый прием, разговор он начал с традиционной фразы:

— Вы знаете, Адамберг, что я не слишком одобряю ваши методы. Вы часто действуете неофициально, не поставив в известность ни начальство, ни ваших сотрудников, не собрав фактический материал, позволяющий разработать план расследования. Однако в деле, которым мы с вами будем заниматься совместно, эти методы могут оказаться полезными, поскольку на сей раз нам предстоит найти некую потайную лазейку.

Пропустив первую фразу мимо ушей, Адамберг предоставил дивизионному комиссару превосходный фактический материал — шнурки от кроссовок, неправильно завязанные поджигателем. Но вклиниться в нескончаемый монолог Брезийона было нелегко.

— Да, интересно, — сказал он, большим пальцем вдавливая окурок в пепельницу — все знали этот его властный жест. — Но перед тем как мы продолжим беседу, вам бы лучше выключить мобильник. Его поставили на прослушку после бегства подозреваемого, когда вы не проявили должного рвения в поисках этого самого Мохаммеда. Иначе говоря, типа, которого выбрали козлом отпущения, — добавил он после того, как Адамберг выключил свой телефон. — Тут мы с вами одного мнения, да? Я с самого начала не верил, что этот ничем не примечательный молодой человек мог случайно сжечь одного из столпов нашей финансовой олигархии. Вам дали неделю, я это знаю, и мне кажется, что вы не уложитесь в такой короткий срок. Во-первых, вы работаете медленно, а во-вторых, вам будут чинить препятствия. Тем не менее я готов оказать вам любую помощь, какая возможна в рамках закона, если вы попытаетесь атаковать этих братьев-разбойников. Но, разумеется, я, как и вы, буду настаивать на виновности Мохаммеда, и если против семьи Клермон будут официально предприняты какие бы то ни было действия, я не смогу одобрить этот вопиющий произвол. Идите другим путем.

XVI

В пять часов вечера Адамберг вернулся на работу с котом, которого он внес, перекинув через руку, словно толстое махровое полотенце, а затем водворил на обычное место — нагретую крышку ксерокса. За два часа до этого в Конторе, как и ожидалось, побывали инспекторы, без церемоний и без объяснений обшарили все помещения, но не нашли к чему придраться и удалились. Между тем стали поступать первые сводки от жандармерии и полиции: Момо как в воду канул. Целые бригады полицейских проверяли квартиры тех, кто, согласно полученной информации, имел контакты с беглым преступником. Масштабная операция должна была развернуться вечером: предстояло прочесать все дома в квартале Бют, где жил Момо и где статистика сожженных автомобилей, естественно, была выше, чем в целом по городу. Три ближайших комиссариата обещали прислать подкрепление, чтобы оцепить квартал.

Адамберг поманил к себе Вейренка, Мореля и Ноэля и уселся боком на письменный стол Ретанкур.

— Вот вам адрес сыновей Клермон-Брассера. Одного зовут Кристиан, другого Кристоф. Имена, говорящие о христианских добродетелях.

— Чего не скажешь об их репутации, — заметила Ретанкур.

— Отец требовал от них слишком многого.

  • Достоинства детей своих он презирает:
  • Своим подобием он сделать их мечтает…
  • Ах! Воли, твердости он в детях не взрастил,
  • Но их достоинства навеки загубил, —

прокомментировал Вейренк. — Так вы надеетесь, что Клермоны распахнут перед нами двери?

— Нет, не надеюсь. Но я хочу, чтобы вы не спускали с них глаз ни днем ни ночью. Их резиденция состоит из двух больших особняков, расположенных на общем земельном участке. Вы будете постоянно менять машину и внешний облик, а тебе, Вейренк, придется покрасить волосы.

— Ноэль не очень-то подходит для слежки, — произнес Морель. — Его видно издалека.

— Вот и хорошо. И потом, Ноэль злой, въедливый; если он почует, что взял след, то уже не отстанет. Это тоже полезно.

— Спасибо, — без всякой иронии отозвался Ноэль, который воспринимал свои пороки как преимущества.

— Вот фотографии, — сказал Адамберг и раздал подчиненным несколько снимков. — Братья довольно-таки схожи между собой, хотя один толстый, а другой поджарый. Старшему шестьдесят, младшему пятьдесят восемь. Поджарый — это старший, Кристиан, которого мы будем называть Крис-Один. У него пышная седеющая шевелюра, всегда чуть длиннее, чем надо бы. Он элегантный, остроумный, душа общества, носит немыслимо дорогие костюмы. Младший — невысокий, толстенький человечек, более сдержанный, чем брат, пожалуй, даже чопорный и почти совсем лысый. Это Кристоф, которого мы будем называть Крис-Два. Сгоревший «мерседес» принадлежал ему. Он светский человек и в то же время работяга. Но это не значит, что один из братьев лучше другого. Мы все еще не знаем, что они делали в тот вечер, когда погиб их отец, и не знаем, кто тогда был за рулем «мерседеса».

— Что происходит? — спросила Ретанкур. — Момо уже не подозреваемый?

Адамберг быстро взглянул на нее: опять это странное выражение лица, недоверчивое, насмешливое и непроницаемое.

— Мы его разыскиваем, лейтенант, на это сейчас брошены все силы, а вечером еще пришлют подкрепление. Но у нас тут проблема со шнурками от кроссовок.

— Когда это пришло вам в голову? — спросил Ноэль после того, как Адамберг рассказал о неправильно завязанных шнурках.

— Сегодня ночью, — непринужденно солгал Адамберг.

— Тогда зачем вы вчера вечером велели ему надеть кроссовки?

— Чтобы проверить, подходят ли они по размеру.

— Понятно, — сказала Ретанкур, вложив в это слово весь свой скептицизм.

— Это не снимает подозрений с Мо, — пояснил Адамберг. — Но вызывает тревогу.

— Еще бы, — подхватил Ноэль. — Если один из Крисов сжег папашу и решил повесить убийство на Момо, корабль расследования начнет сильно качать.

— В корабле уже пробоина, — констатировал Вейренк. —

  • Едва успели мы на палубу взойти,
  • Как встретился нам риф подводный на пути.

После недавнего возвращения в Контору Вейренк постоянно импровизировал такие вот вирши. Но никто уже не обращал на них внимания, они стали восприниматься как привычный шумовой фон, вроде храпа Меркаде или мяуканья кота.

— Если это сделал один из Крисов, — уточнил Адамберг, — хотя мы не говорили ничего подобного, мы так не думаем, то на его костюме должны были остаться следы от паров бензина.

— Потому что бензиновые пары тяжелее воздуха, — кивнул Вейренк.

— Тогда следы должны быть и на сумке с запачканными кроссовками, которую он подбросил в шкаф, — сказал Морель.

— А может, и на ручке двери, за которую он взялся, когда пришел домой, — добавил Ноэль.

— Или на ключе.

— Но ведь он мог вытереть и ручку, и ключ, — возразил Вейренк.

— Надо проверить, не выбрасывал ли один из них какой-нибудь костюм. Еще он мог сдать его в чистку.

— В общем и целом, комиссар, — сказала Ретанкур, — вы поручаете нам следить за обоими Крисами, как если бы это были убийцы, и одновременно просите нас не считать их таковыми.

— Вот именно, — улыбаясь, кивнул Адамберг. — Убийство совершил Мо, и мы его разыскиваем. Но вы прилипнете к обоим Крисам, как осенние мухи, и не отстанете от них.

— Просто так, из благородных побуждений, — сказала Ретанкур.

— Благородные побуждения — штука полезная. Они возвышают душу, а это очень важно в определенные моменты, например сегодня вечером, когда произойдет зачистка квартала Бют, в которой не будет ничего возвышенного. Ретанкур и Ноэль займутся старшим братом, Кристианом, или Крисом-Один. Морель и Вейренк — младшим, Кристофом, или Крисом-Два. И давайте соблюдать этот код, мой телефон прослушивается.

— Нам понадобятся две группы для ночного дежурства.

— Возьмете Фруасси, она установит разнонаправленные микрофоны, Ламара, Мордана и Жюстена. Машины должны стоять на порядочном расстоянии от особняка. Там есть охрана.

— А если нас заметят?

Адамберг несколько секунд подумал, потом безнадежно покачал головой.

— Значит, нас не заметят, — подытожил Вейренк.

XVII

Когда Адамберг возвращался к себе через сад, его остановил сосед Лусио.

— Привет, hombre, — сказал он.

— Привет, Лусио.

— Глоток хорошего пива тебе не повредит. В такую-то жару.

— Не сейчас, Лусио.

— И при всех твоих неприятностях.

— А у меня неприятности?

— Безусловно, hombre.

Адамберг всегда серьезно относился к заявлениям Лусио, поэтому он остался в саду и подождал, пока старый испанец принесет холодное пиво. Лусио регулярно мочился на ствол бука, и Адамбергу казалось, что именно из-за этого сохнет трава вокруг дерева. Или, возможно, тут была виновата жара.

Старик откупорил две бутылки пива — маленьких бутылочек он не признавал — и протянул одну из них Адамбергу.

— Два парня что-то вынюхивают, — между двумя глотками произнес Лусио.

— Здесь?

— Да. С невинным видом. Просто гуляют по улице, вот и все. Но чем невиннее у кого-то вид, тем виноватее он кажется. Ищейки, не иначе. Любители всюду совать свой нос. Ищейки никогда не ходят, глядя вперед или себе под ноги, как все люди. Они шарят глазами по сторонам, точно туристы в историческом центре. Но наша улица не в историческом центре, верно, hombre?

— Верно.

— Это ищейки, и их интересует твой дом.

— Хотят сориентироваться на местности.

— А еще следят, когда уходит и возвращается твой сын, наверно, чтобы знать, в какое время никого не бывает дома.

— Любители всюду совать свой нос, — пробормотал Адамберг. — Парни, которым однажды затолкают в горло хлебный мякиш.

— Ты хочешь затолкать им в горло хлебный мякиш? Зачем?

Адамберг развел руками.

— Ну так вот что я тебе скажу, hombre. Если ищейки пытаются залезть к тебе в дом, значит у тебя неприятности.

Адамберг дунул на горлышко бутылки, чтобы получился негромкий свист — с маленькой бутылочкой так не получится, справедливо утверждал Лусио, — и уселся на старый деревянный ящик, который его сосед поставил под буком.

— Ты сделал какую-то глупость, hombre?

— Нет.

— С кем-то поссорился?

— Вторгся на запретную территорию.

— Очень неразумно, amigo. Если вдруг надо будет спрятать что-нибудь или кого-нибудь в надежном месте, ты знаешь, где мой запасной ключ.

— Да. Под ведром со щебенкой, за сараем.

— Ты бы лучше положил его в карман прямо сейчас. Хотя тебе виднее, hombre.

На пластиковой скатерти, запачканной Эльбо, были поставлены три прибора. Кромс и Момо ждали Адамберга к ужину. Кромс приготовил лапшу с тунцом в томатном соусе, это был вариант риса с тунцом и томатами, который он подавал на ужин несколько дней назад. Надо попросить его внести в меню хоть какое-то разнообразие, подумал Адамберг. Но тут же отказался от этой мысли: не стоило из-за надоевшего тунца критиковать сына, которого он так мало знает. Притом в присутствии Момо, которого он знает еще меньше. Кромс накрошил немного рыбы на скатерть рядом со своей тарелкой, и Эльбо принялся жадно клевать эти крошки.

— А ему гораздо лучше.

— Да, — согласился Кромс.

Адамберг никогда не испытывал неловкости, если в компании, где он находился, вдруг наступало молчание. У него не возникало инстинктивной потребности сказать что-нибудь, все равно что, лишь бы заполнить паузу. Как он говорил, тихий ангел может летать туда-сюда сколько вздумается, ему это не мешает. Сын, по-видимому, унаследовал от него это свойство, а Мо был слишком напуган, чтобы предложить тему для разговора. Но на Мо пролетающий тихий ангел действовал гнетуще.

— Вы дьяболист? — робко спросил он комиссара.

Адамберг непонимающе взглянул на молодого человека. Он с трудом пережевывал то, что было у него во рту. Тунец, приготовленный на пару, — самая жесткая и сухая еда на свете: вот о чем он думал, когда Мо обратился к нему со своим вопросом.

— Я не понял, Мо.

— Вы любите играть в дьяболо?

Адамберг добавил себе в тарелку томатного соуса. Немного подумав, он решил, что у молодежи в том квартале, где жил Мо, «быть дьяболистом» или «играть в дьяболо», вероятно, означает «вести игру с дьяволом».

— Иногда приходится, — ответил он.

— Но вы не профессиональный игрок?

Адамберг перестал жевать и выпил глоток воды.

— Кажется, мы говорим о разных вещах. Что ты называешь «дьяболо»?

— Это такая игра, — покраснев, объяснил Момо. — Два маленьких конуса из резины, соединенные вершинами, посередине намотана веревочка, концы которой прикреплены к двум палкам, — объяснил он и показал, как игрок, взяв в руки палки, крутит и подбрасывает на веревке этот двойной конус.

— А, вот что такое дьяболо, — сказал Адамберг. — Нет, я в эту игру не играю. И в йо-йо тоже.

Мо снова уткнулся в свою тарелку, разочарованный этой безуспешной попыткой завязать разговор и лихорадочно подыскивая другую тему.

— Это и в самом деле важно для вас? В смысле, этот голубь.

— Тебе они ведь тоже спутали ноги, Мо.

— Кто «они»?

— Сильные мира сего. Которые решили тобой заняться.

Адамберг встал, отвернул краешек занавески, прикрепленной к двери, и выглянул наружу. Он увидел сад в свете наступающих сумерек и Лусио, который сидел на ящике из-под фруктов и читал газету.

— Нам надо пораскинуть мозгами, — сказал он и принялся расхаживать вокруг стола. — Сегодня тут крутились две ищейки. Не беспокойся, Мо, немного времени у нас есть, эти ребята пришли не за тобой.

— Легавые?

— Вряд ли, скорее летучий отряд из министерства. Они хотят выяснить, какие у меня планы насчет семейства Клермон-Брассер. Есть одна проблема со шнурками от кроссовок, которая их беспокоит. Я потом тебе объясню, о чем речь. Это их единственное уязвимое место. Твое исчезновение напугало их до смерти.

— А что им здесь надо? — спросил Кромс.

— Узнать, не спрятаны ли у меня здесь документы, доказывающие, что против Клермон-Брассеров ведется неофициальное расследование. Иными словами, им надо проникнуть в дом в наше отсутствие. Мо больше не может здесь оставаться.

— Надо увезти его сегодня вечером?

— На всех дорогах полицейские кордоны, Кромс. Нам надо пораскинуть мозгами, — повторил он.

Кромс, нахмурив брови, затянулся сигаретой.

— Если они наблюдают за домом с улицы, мы не сможем посадить Мо в машину.

Адамберг, все еще прохаживаясь вокруг стола, подумал, что его сын, оказывается, способен действовать быстро и принимать прагматичные решения.

— Мы пойдем к Лусио, через заднюю калитку в его половине сада можно выйти на соседнюю улицу.

Внезапно Адамберг остановился и прислушался: в саду зашуршала трава. И в ту же минуту кто-то постучал в дверь. Мо уже успел выскочить из-за стола с тарелкой в руках и отойти назад, к лестнице.

— Это я, Ретанкур, — послышался звучный голос лейтенанта. — Можно войти, комиссар?

Вытянув большой палец, Адамберг показал Мо, где находится погреб, а затем открыл дверь. Дом был старый, и Ретанкур пришлось наклониться, чтобы не стукнуться головой о притолоку. Когда она вошла, кухня показалась маленькой и тесной.

— Я по важному делу, — сказала Ретанкур.

— Вы ужинали, Виолетта? — спросил Кромс: он словно расцвел при виде Ретанкур.

— Не имеет значения.

— Сейчас разогрею, — сказал Кромс, бросаясь к плите.

Голубь, семенивший по столу, направился к Ретанкур и остановился сантиметрах в десяти от ее руки.

— Смотрите-ка, он меня помнит! И вроде бы выздоровел.

— Да, но он не летает.

— И непонятно, в чем причина — в физическом состоянии или в психике, — очень серьезно произнес Кромс. — Я тут провел эксперимент: вынес его в сад, думал, он взлетит, а он знай себе клюет крошки, как будто забыл, что может оторваться от земли.

— Ну так вот, — сказала Ретанкур, усаживаясь на стул, который выглядел надежнее остальных. — Я внесла изменения в ваш план слежки за братьями Клермон.

— Он вам не понравился?

— Нет. Он слишком традиционный, слишком затянутый, слишком рискованный и без надежды на успех.

— Не исключено, — признал Адамберг: действительно, со вчерашнего дня ему приходилось принимать быстрые и, возможно, не вполне взвешенные решения. — Вы придумали что-то свое?

— Да. Проникнуть к ним в дом. Я не вижу другого выхода.

— Это тоже вполне традиционно, — заметил Адамберг, — и в данном случае неосуществимо. Дом Клермонов — неприступная крепость.

Кромс поставил перед Ретанкур тарелку разогретой лапши с тунцом. Адамберг предположил, что лейтенант в два счета умнет несъедобную рыбу и ничего не заметит.

— У тебя не найдется вина, чтобы это запить? Не беспокойся, я знаю, где погреб, сама спущусь.

— Нет-нет, я вам принесу, — поспешил возразить Кромс.

— Да, практически неприступная, но я пошла ва-банк.

Адамберг неприметно вздрогнул.

— Надо было посоветоваться со мной, лейтенант, — сказал он.

— Вы сказали, что ваш телефон прослушивается, — сказала Ретанкур, без труда проглотив огромный кусок рыбы. — Кстати, я вам принесла новый телефон, которым еще не пользовались, и СИМ-карту. Она принадлежала скупщику краденого из Ла Гарен по кличке Носатый, но это уже не важно, он умер. А еще у меня для вас личное сообщение, его доставили в Контору сегодня вечером. От дивизионного комиссара.

— Что вы сделали, Ретанкур?

— Ничего особенного. Пришла в резиденцию Клермонов и сказала швейцару: я по поводу работы, мне стало известно, что здесь есть вакансия. Должно быть, я произвела на швейцара благоприятное впечатление, раз он не выставил меня сию же минуту.

— Наверное, — согласился Адамберг. — А он не спросил, от кого вы узнали про вакансию?

— Спросил, конечно. Я ответила, что от Клары де Вердье, и сказала, что Клара — подруга дочери Кристофа Клермона.

— Они все это проверят, Ретанкур.

— Возможно, — сказала Ретанкур, наливая себе вина из бутылки, которую открыл для нее Кромс. — Знаешь, Кромс, у тебя получился очень вкусный ужин. Пускай проверяют, это чистая правда. И вакансия у них действительно есть. В таких больших резиденциях столько персонала, что одно местечко всегда найдется. Тем более что Кристиан, он же Крис-Один, как говорят, безжалостен к своим служащим. Они у него надолго не задерживаются. А эта самая Клара де Вердье была подружкой моего брата Брюно, и я однажды ее выручила, когда она проходила по делу о вооруженном ограблении. Я с ней договорилась, если ее спросят, она все подтвердит.

— Ясное дело, — ошеломленно произнес Адамберг.

Он одним из первых в Конторе убедился, что экстраординарная воля к действию и решимость, присущие Ретанкур, позволяют ей выполнить любую задачу, достичь любой цели и преодолеть любые препятствия, однако, сталкиваясь с этим на практике, всякий раз испытывал изумление и восхищение.

— Таким образом, — продолжала Ретанкур, подбирая соус кусочком хлеба, — если вы не против, я приступаю к работе завтра.

— Расскажите подробнее, лейтенант. Швейцар впустил вас в дом?

— Конечно. Меня принял старший секретарь Криса-Один, мерзкий тип, вроде маленького диктатора, и сначала он не хотел давать мне это место.

— А что там придется делать?

— Вести домашнюю бухгалтерию с помощью компьютера. В общем, я надавила на него, стала расписывать ему, какой я замечательный специалист, и он в конце концов решил меня взять.

— Наверно, у него не было другого выхода, — негромко произнес Адамберг.

— Скорее всего.

Ретанкур допила вино и со стуком поставила стакан на стол.

— А скатерть не очень-то чистая, — заметила она.

— Это голубь напачкал. Кромс чистит ее, как может, но все бесполезно, помет разъедает пластик. И что за едкую дрянь содержат эти птичьи какашки?

— Должно быть, кислоту или что-то в этом роде. Ну, что вы решили? Иду я к ним работать или нет?

Среди ночи Адамберг проснулся и спустился в кухню. Он забыл о записке дивизионного комиссара, которую принесла Ретанкур. Записка так и осталась лежать на столе. Он вскрыл ее, улыбнулся и сжег листок в камине. Брезийон поручал ему ордебекское дело.

Теперь его противник — Адское Воинство.

В половине седьмого он разбудил Кромса и Мо.

— Владыка Эллекен оказал нам помощь, — сказал он, и Кромсу показалось, что это прозвучало как слова священника в церкви.

— И Виолетта тоже, — добавил Кромс.

— Да, и Виолетта, но она это делает всегда. Мне передали ордебекское дело. В течение дня вам надо будет уехать, готовьтесь. Наведите чистоту в доме, вымойте ванную жавелевой водой, выстирайте белье, на котором спал Мо, вытрите все поверхности, на которых могли остаться его пальчики. Мы увезем его в моей служебной машине и спрячем. Кромс, забери мою собственную машину из гаража и купи клетку для Эльбо. Деньги возьмешь на буфете.

— Отпечатки Мо останутся на голубиных перьях. Эльбо не любит, когда я протираю его тряпкой.

— Не надо его протирать.

— Но ведь он едет с нами, разве нет?

— Куда ты, туда и он. Если ты не против. Ты будешь нужен мне там, чтобы кормить Мо в его убежище.

Кромс кивнул в знак согласия.

— Я еще не знаю, как ты поедешь, со мной или один, на моей собственной машине.

— Тебе надо пораскинуть мозгами?

— Да, причем быстро.

Страницы: «« 4567891011 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Человек велик в своем потенциале, но так мало его использует. Увлекшись разумом, мы почти отказались...
Кипучее, неизбывно музыкальное одесское семейство и – алма-атинская семья скрытных, молчаливых стран...
Леон Этингер – обладатель удивительного голоса и многих иных талантов, последний отпрыск одесского с...
Данная книга – литературная обработка лекций и практических занятий по освоению техник медитации, ко...
Система здоровья Кацудзо Ниши – это настоящая философия жизни, направленная на успех и гармонизацию ...
Такой книги еще не было! Это первое серьезное исследование службы фольксдойче (этнических немцев, пр...