Король Треф Седов Б.

Глава 5 КУРС ЮНОГО КИЛЛЕРА

На верхнем этаже двухэтажного административного корпуса, стоявшего в стороне от учебных построек, находилась ведомственная гостиница особой спецбазы ФСБ.

Конечно, гостиницей ее называли весьма условно, потому что в ней не было ни администратора, ни горничных, ни каких бы то ни было ковров и всяких там люксов. Просто четыре обычные комнаты, в каждой из которых стояли две койки да два стула. Ну, еще стол и шкаф. Туалет и душ были общими, а обязанности администратора, горничной, уборщицы и буфетчика выполнял пожилой прапорщик, который от этой работы совсем не потел. Постояльцы сюда приезжали редко, и ему приходилось встречать гостей не чаще, чем несколько раз в месяц На этот раз были заняты два номера.

В одном из них размещался генерал Александр Михайлович Губанов, в другом — полковник Анатолий Рудольфович Старцев. Оба они были ветеранами ФСБ и друг к другу обращались то на «ты» с подковыркой, то на «вы» с подчеркнутым указанием звания. Все зависело от настроеия и от темы разговора. В общем — как всегда между высшими офицерами, знающими себе и собеседнику цену и уважающими друг друга.

Первым приехал Старцев. Он был слегка бородат и нестрижен, но руководство базы не привыкло задавать вопросы старшим по должности, и в первый же день, переодевшись в какое-то сомнительное тряпье, он занял один из домиков для курсантов. Начальник базы, подполковник Мищук, отдал приказ, и двое курсантов за час соорудили в углу двора несколько грядок и засадили их нехитрыми овощными растениями, росшими до этого где-то в другом месте. Кроме того, вместе с полковником Старцевым на базу прибыли два млекопитающих — кошка без левой передней лапы и одноглазая черно-белая мелкая сучка. Они поселились вместе со Старцевым и сопровождали его везде. Видимо, Старцев и кошка с собакой были знакомы раньше. А может быть, они тоже были агентами ФСБ, как предположил Мищук, помогая Старцеву вытаскивать из «уазика» нехитрый офицерский скарб. Губанов прибыл несколькими часами позже и, уединившись в своем номере, первым делом завалился спать, потому что до этого он не спал в течение сорока часов.

С момента появления на базе двух дружков — генерала с полковником — прошла неделя. Губанов лежал на койке, не снимая ботинок, и держал в одной руке полстакана водки, а в другой — дымящуюся сигарету. Напротив него на другой койке развалился брат Пахомий, у которого в руках был тот же набор. Из открытого окна второго этажа было видно, как красное закатное солнце медленно опускалось за темный лес, над которым уходило в бесконечность глубокое синее небо.

— Ну что, полковник, поздравляю, — сказал Губанов, — все прошло как нельзя лучше. Этот парень нам очень нужен, и без твоего участия мы вряд ли смогли бы так быстро его завербовать. Между прочим, борода тебе идет. Ты смотрел в зеркало?

— Смотрел, — ответил Пахомий и шумно поскребся, — с такими бородами у нас бомжи ходят. Так что, если тебе нравится борода, то сам и носи. Вот отрасти и носи. Мне она, знаешь, как надоела? Главное, постоянно чешется! Может, в ней уже какие-нибудь мандавошки завелись?

— Мандавошки в бороде не живут, — наставительно заметил Губанов и опрокинул водку в рот.

Поморщившись, он проследил за тем, как Пахомий проделал то же самое, и добавил:

— Они в другом месте живут. Хочешь, расскажу, где?

Пахомий, жадно затянувшись сигаретой, помотал головой и ответил:

— Это генералы про мандавошек все знают. А нам, тупым полковникам, такое ни к чему. По чину не положено.

Губанов хохотнул и сказал:

— Ладно, шутки шутками, а расскажи-ка ты мне, как идет дело.

Пахомий затушил окурок, прикурил новую сигарету и сказал:

— Дело идет хорошо. Его инструктор, капитан Тарасов, очень его хвалит. То есть, конечно, не самого Силычева по головке гладит, а мне рассказывает, как у них все успешно идет. Ведь, посуди сам, парнишка этот, кстати, ему дали агентурную кличку «Индеец», в лесу вырос, тайгу знает, может без оружия и спичек прожить в диких местах сколь угодно долго, в общем, владеет такими навыками, которые мы с огромным трудом прививаем выросшим на асфальте городским болванам. Между прочим, должен тебе сказать, что выдрессировать такого умненького дикаря не в пример проще, чем научить университетского выпускника костер разжигать. Мы с ними годами бьемся, а тут — готовый материал. Хоть завтра в Канаду забрасывай, туда, где эти индейцы ихние шастают. Что у них там за племя — кри, что ли?

— А хрен его знает, — отозвался Губанов, — только ты не забывай, что Индеец нам нужен совсем не для того, чтобы в Канаде с томагавком бегать, а потому, что, кроме него, к Знахарю подобраться некому. Знахарь теперь осторожный стал. Он и раньше-то был парень хоть куда, а теперь, после всех своих похождений, и вовсе крутым стал. Прямо Джеймс Бонд какой-то! Ну ладно, не о нем речь. Давай дальше.

— А дальше, генерал, яйца мешают. И по этому поводу нужно…

И Пахомий, не вставая, протянул руку к бутылке «Финляндии», стоявшей на стуле между кроватями. Аккуратно налив по сто граммов, он поставил бутылку на место и грустно сказал:

— Если бы ты знал, Михалыч, как мне каждый день хочется курить! И никак нельзя отойти и покурить тайком. Ведь Алеша, Индеец наш некурящий, мигом учует запах и тогда — весь спектакль насмарку! Вот и терплю, аж уши пухнут. Слушай, ведь я уже не нужен, ну что мне здесь торчать? Давай, я прикинусь больным, меня и увезут. А дальше — по ходу дела решим.

Губанов взял стакан и, внимательно посмотрев на него, ответил:

— Ладно, что-нибудь придумаем. Ты теперь действительно уже не нужен. Мальчишка взведен, как надо, и я не думаю, что его мнение относительно Знахаря может измениться. Главное, чтобы он Знахаря не грохнул сгоряча, тот нам живой нужен. Ну, давай, боярин, будь здрав!

Они выпили и, взяв по куску нарезанной ветчины, дружно закусили.

— А ничего водочка, не то что та косорыловка, которую мы хлебали, когда сами курсантами были, — одобрительно сказал Пахомий, — молодцы, чухонцы!

— Говно водка, — пренебрежительно возразил Губанов, — знаешь, какая самая лучшая водка?

— Ну, расскажи мне, расскажи, — усмехнулся Пахомий и вытащил из пачки очередную сигарету.

— А самая лучшая, самая правильная водка делается так, — авторитетно начал Губанов и тоже закурил, — берется чистый медицинский спирт. Подчеркиваю — настоящий чистый медицинский. Сейчас такого хрен найдешь. Дальше этот спирт особым образом смешивается с водой в пропорции два к трем, то есть до крепости ровно в сорок градусов. Как и завещал великий Менделеев, знаменитый изобретатель правильной водки. Потом раствор стоит не менее десяти дней в прохладном месте.

— А чего ему стоять-то, — удивился Пахомий, — разбавил и употребляй на здоровье.

— Я так и знал, что вам, тупым полковникам, недоступны высокие понятия, которые для генералитета являются совершенно очевидными и обыденно простыми…

— Ладно, не умничай, давай, чего там дальше делать надо!

— А стоит растворчик этот не менее десяти дней для того, чтобы произошло взаимное проникновение жидкостей. Чтобы они друг в друге по-настоящему растворились. А уже потом настаиваешь это дело на том, что тебе больше всего нравится, хоть на тещиных трусах, и употребляешь во славу Божью. Вот так, брат Пахомий! Это тебе не староверам лапшу на уши вешать, тут понятие нужно иметь.

— Я бы посмотрел, какую лапшу ты бы ему вешал. Я, между прочим, кандидат наук. И моя специальность по гуманитарному образованию, на всякий случай, — история религии. А ты бы ему, не зная броду, такого бы наплел, что он тебя расколол бы через три минуты. Так что не надо ля-ля!

— Молчу, молчу. Так что там Индеец?

— Индеец — молоток. Капитан Тарасов занимается с ним всего еще только пять дней, а по огневой подготовке Индеец самого Тарасова за пояс заткнул. Ну, это у них там, в тайге, в порядке вещей. Белку в глаз и все такое. Да и оружие он знает, видать, в поселении ихнем не с мушкетами охотятся. Правда, о пистолетах ему почти ничего не было известно, зато карабины, винтовки, прицелы там всякие — как два пальца.

Губанов кивнул.

Его приятно расслабило. Он именно расслабился, а не опьянел, и чистый лесной воздух, проникавший в распахнутое окно, играл в этом приятном процессе немаловажную роль. А кроме того, дела шли хорошо, и это тоже давало себя знать.

Пахомий тем временем продолжал рассказывать:

— Физическая подготовка у него отличная. По препятствиям скачет, что твой Тарзан! И в единоборствах будет неплох. Но это позже. Пока-то ему навешивают, но чувствую я, что скоро он сам тут всем навешивать будет. В общем — агент из него будет из тех, которые один на тысячу.

— Слушай-ка, Толян, — озабоченно перебил его Губанов, — а ведь Индеец в городе ни разу в жизни не был. Он трамвай увидит и на стенку полезет от страха!

— Не полезет, — уверенно возразил ему Пахомий, — каждый день — четыре часа видеоматериалов о городе и об особенностях пользования благами цивилизации. Правда, когда он увидел телик в первый раз, ей-богу, стал сзади заглядывать, как обезьяна за зеркало. Но быстро привык, а когда Тарасов ему вкратце объяснил принцип работы телевизора, он сразу же всосал, что к чему. Так что он уже и унитазом пользоваться умеет, и по телефону звонит, да и вообще — сообразительный парень, ничего не скажешь.

— Да, сообразительный, — задумчиво согласился Губанов, — между прочим, я ему потом показал порнуху, специально выбрал погрязнее, групповуху, да еще и с педерастами. А морды эти на экране мне в техотделе мозаикой разбили, чтобы не видно было, кто именно там чего делает. И я сказал Индейцу, что это снято на одной из гулянок Знахаря. И что вот это — Знахарь, а эта, которую там во все дыры пялили, — Настя, проданная им на потеху дружкам. Много мы с тобой всякого видели и творили, но, когда я сказал ему это, мне даже как-то не по себе стало. Но работа есть работа, сам знаешь. Так вот, Алеша смотрел на экран так, что я понял, что Знахарю несдобровать. А потом, после просмотра, когда я сказал ему, что Знахарь проиграл Настю в карты и убил ее, Индеец посмотрел на меня и мне стало страшно. И ведь ему всего лишь восемнадцать лет! А мне, заскорузлому федералу, стало страшно! Представляешь?

— Представляю, — глядя в угол, ответил Пахомий, — очень даже представляю. Я ведь тоже почувствовал, что Знахарю кирдык корячится. И знаешь, я с ним специально еще поговорил о своей этой дочке и о геологе, которого я якобы убил, и постарался внедрить в его сознание идею того, что поступил я очень неправильно. Что просто убивать, из мести, нехорошо. Обязательно должен быть суд. Так что, будем надеяться, что не грохнет он Знахаря. Хотя… Не знаю, не знаю…

— Вот и я не знаю. Ну что, еще по одной? За то, что солнце село!

А солнце и действительно только что скрылось за верхушками деревьев. Небо начало стремительно темнеть, и на нем показались первые, бледные еще, звезды.

— Ну, давай. Тут как раз по одной и осталось.

Они разлили водку, молча чокнулись и, одновременно посмотрев в окно на августовское ночное небо, выпили за успех своего безнадежного дела.

Глава 6 ИНДЕЕЦ В МЕГАПОЛИСЕ

Алеша стоял перед высоченной колокольней и, задрав голову, пытался разглядеть золотого ангела, который, держа в руке сверкающий рожок, уже триста лет летел над острым шпилем Петропавловки в неизвестную облачную даль. За спиною Алеши стоял капитан Тарасов. Когда он по распоряжению Губанова привез Алешу в Питер, чтобы поднатаскать его в городской жизни, то первым делом настрого приказал называть себя по имени, то есть Володей. Оба они были одеты в нормальные и даже модные штатские шмотки, и было бы странно, если бы один из них вдруг обратился к другому — «товарищ капитан».

Володя еще на базе среди всего прочего объяснил Алеше, что воинские звания в их ведомстве существуют только на территории частей и специальных баз и отделов. А в мирской жизни, он тогда употребил именно это слово, все сотрудники ФСБ — это обычные Сереги, Викторы или Константины Петровичи. Многие из них после окончания училища не надевают форму вообще никогда, потому что такова специфика работы агента ФСБ, а попросту — федерала.

— Вот отсюда все и началось, — продолжал Володя, — вот с этого самого островка, с этой крепости. А раньше тут одни болота были. Петр Первый, он же Петр Великий, основал этот город и, как видишь, весьма преуспел в этом.

Володя Тарасов, тридцати двух лет, был коренным питерцем и с удовольствием рассказывал о своем любимом городе молодому парню, который до этого не то что Питера, а вообще никакого города не видел. Они приехали из Новгородской области, где располагалась спецбаза ФСБ, три дня назад, и Володя должен был познакомить Алешу с городской жизнью. А познакомив и убедившись, что знакомство прошло успешно, отстраниться от Индейца, оставив его наедине с цивилизацией. Но при этом постоянно наблюдать за ним со стороны и подстраховывать при выполнении задания, ради которого его сюда и привезли.

К чести Алеши надо отметить, что от трамваев, как предполагал Губанов, он не шарахался, потому что по большому счету между трамваем и любым другим транспортным средством, которые он все же видел в тайге, никакой разницы не было. Метро поначалу сильно заинтересовало его, но уже на следующий день он шагал на лестницу-чудесницу совершенно равнодушно, не прерывая разговора с Володей. Надежды Губанова сбылись, и Алеша, оказавшись в городе, вел себя спокойно и правильно.

Телефоны, телевизоры, деньги, разнообразная автоматика и все прочее, чего в тайге и в помине не было, было принято им как должное, тем более что тщательно подобранные видеоматериалы в достаточной степени подготовили его к встрече с цивилизацией.

К исходу третьего дня, когда капитан Тарасов и Алеша уже намотали по городу пешком километров сто, Володя привел Индейца в небольшое открытое кафе на Университетской набережной, и они уселись под большим зеленым навесом с шевелящимися на ветру полукруглыми фестонами и с надписью «Бочкарев».

Володя заказал себе пива, а непьющий Алеша — чашечку дорогого, но очень хорошего кофе. С этим когда-то экзотическим продуктом он познакомился еще на спецбазе, и теперь кофе был для него напитком номер один. Володя, заметив появившееся у Алеши пристрастие к черному возбуждающему зелью, предупредил его, что злоупотреблять не стоит, потому что, как бы хорош кофе ни был, а в больших дозах действует на сердце. Алеша согласился с этим и теперь пил не больше пяти чашек в день.

Вытянув под столом гудящие ноги, Тарасов с наслаждением отпил несколько глотков пива из высокого запотевшего стакана и, облизнув губы, сказал:

— Ну что я могу сказать тебе, Алексей… На мой взгляд, тебя уже вполне можно отпускать одного. Ты не пропадешь в городе. Честно говоря, я даже не ожидал, что ты так быстро адаптируешься. Мы думали, что тебя придется готовить так же долго, как городского жителя перед заброской в дикие места, по логике вещей так оно и должно было быть. Но, как видно, ты оказался… ну… талантливее, что ли, чем мы думали. Теперь ты должен пожить в городе один еще три дня и после этого, повторяю, только после этого приступать к выполнению задания. Кстати, поскольку мы с тобой разделяемся, на твое имя забронирован номер в гостинице «Дружба».

Алеша кивнул и поднес к губам тонкую фарфоровую чашку с дымящимся ароматным кофе.

— По инструкции, — продолжил Тарасов, — ты сейчас должен в подробностях повторить мне свое задание и основные действия, которые ты будешь при этом выполнять. Но я знаю, что ты выучил все, как «Отче наш», и поэтому с удовольствием эту инструкцию нарушаю. Я только напомню тебе о том, что до самого окончания операции я буду в городе, и не я один, разумеется. Ты будешь под постоянным прикрытием, и, если что, тебе помогут. Документы и деньги у тебя есть, оружие — тоже, легенду свою ты знаешь. Что еще? Да, пожалуй, и все. Если что — звони мне на трубку. Номер помнишь?

— Помню, — ответил Алеша и проводил взглядом двух университетских девушек в коротких юбках, которые, прижавшись друг к другу локтями, со смехом прошли мимо кафе.

— И не забывай о том, что я говорил тебе о женщинах, — заметив его взгляд, добавил Тарасов, — ты в этом деле пока еще ничего не понимаешь. А здешние питерские девчонки совсем не такие, как…

Он осекся и, отпив еще пива, закончил:

— В общем, суки еще те. Разделают тебя, моргнуть не успеешь. Тебе этого так или иначе не миновать, но…

И, почесав в голове, сказал:

— Приказываю — до окончания операции контактов с женским полом избегать.

Алеша молчал.

— Не слышу ответа, — требовательно произнес Тарасов.

Алеша чуть улыбнулся и ответил:

— Есть, товарищ капитан.

— Вот так, — удовлетворенно резюмировал Тарасов и допил пиво.

После этого он встал и, протянув Алеше руку, сказал:

— Все, я пошел.

Алеша тоже встал и, ответив на рукопожатие, произнес:

— Будь здоров.

— Желаю удачи, — ответил Тарасов и, выйдя из-под навеса, ленивой походочкой направился к Дворцовому мосту.

Алеша долго смотрел ему вслед и, когда фигура капитана стала совсем маленькой и скрылась из виду, повернулся к официантке и сказал:

— Еще одну чашечку кофе, пожалуйста.

Для того, чтобы научиться вести себя в цивилизованном обществе, Алеше вполне хватило тех трех месяцев, которые он провел на спецбазе ФСБ.

Ресторан «На нарах» располагался в тихом месте, на Сампсониевском проспекте, вдали от сверкания, шума и неразберихи центра Северной столицы.

Его постоянным посетителям вся эта суета на виду у сотен тысяч людей была совершенно не нужна. На дверях ресторана висела табличка с надписью «Извините, свободных мест нет». Эта табличка не переворачивалась никогда, и на ее другой стороне не было ничего. Правильнее было бы написать «Посторонним вход воспрещен», но хозяева этого заведения вполне отдавали себе отчет в том, что это было бы уже слишком.

Алеша стоял на противоположной стороне Сампсониевского и смотрел на вывеску. Все правильно — Сампсониевский, дом 82, ресторан «На нарах».

Именно отсюда он должен был начать поиски Знахаря, и именно в эту дверь он должен был войти через минуту. Алеша не боялся того, что могло встретить его там. Прожив всю жизнь рядом с зоной, насмотревшись на бродивших по тайге беглых зэков, на вольняшек, живших рядом с зоной и ничем не отличавшихся от ее обитателей, на расконвоированный сброд, шаставший в округе по своим темным делам, он не боялся растеряться, увидев городских уголовников, тем более что был знаком с их манерами по видеозаписям. Ничего особенно нового эти видеоматериалы ему не дали. Инструктор Тарасов тщательно подготовил его, рассказав об особенностях бандитской и воровской психологии, а занятия на плацу, когда Тарасов истерично орал прямо в лицо неподвижно стоявшего перед ним курсанта, брызгая ему в глаза слюной, приучили Алешу не реагировать на пробивающие наезды.

В кармане Алеши лежал паспорт на имя Силычева Алексея Аверьяновича, восемь тысяч рублей, двести двадцать долларов и трубка «Нокиа 3310», которой он теперь умел пользоваться не хуже любого горожанина. Подмышечную кобуру оттягивал «Макаров», имевший такой серийный номер, пробив который через компьютер, любые менты должны были тут же отпустить Алешу, отдав ему при этом честь. Этот номер был одновременно и удостоверением сотрудника ФСБ, находящегося на задании.

Посмотрев направо и налево, Алеша перешел улицу и толкнул тяжелую и толстую дубовую дверь вполне легальной малины, носившей романтичное название «На нарах». Войдя внутрь, он оказался в сумрачном фойе, отделанном темно-зеленым бархатом. На стенах висели тускловатые светильники под старинную бронзу, а на полу лежал вытертый палас.

В стене, противоположной входу, была дверь, по бокам которой в удобных креслах развалились двое коротко стриженных мощных ребят. Это были шестерки, охранявшие заведение, в котором с момента открытия не побывало ни одного постороннего человека. Сюда могли войти только авторитетный урка, или бандит, или человек, которому была назначена деловая встреча. Здесь отдыхали, решали вопросы и встречались с партнерами уголовники, которые давно уже завоевали себе нормальную нишу в разношерстном российском обществе. У них были свои газеты, свои радиостанции, так почему же не быть своему ресторанчику, где можно спокойно, без посторонних, посидеть и покалякать о делах скорбных?

Барсик и Могила, сидевшие в мягких кожаных креслах, были одеты в черные костюмы, черные рубашки и черные штиблеты с квадратными носами. Они увлеченно следили за тем, как на экране висевшего под низким потолком телевизора, в восьмиугольной загородке из проволочной сетки страшные татуированные мужики сокрушали друг друга смертным боем. Пиджаки охранников были расстегнуты, и левые подмышки у обоих слегка оттопыривались. Услышав, что открылась дверь, они оторвались от захватывающего зрелища и недобро уставились на вошедшего Алешу.

Увидев, что вошел всего лишь пацан лет восемнадцати, Барсик усмехнулся и поинтересовался:

— Слышь, юноша, ты дверью не ошибся? Молочное кафе — напротив.

Могила заржал и снова уставился на экран. Алеша аккуратно притворил за собой дверь и сказал:

— Нет, я не ошибся. Мне назвали именно этот адрес.

Могила недовольно оторвался от экрана и спросил:

— Ну и что тебе нужно по этому адресу?

— Я ищу человека, — ответил Алеша, — мне сказали, что тут могут конкретно помочь.

Он строго следовал инструкции и специально вставил слово «конкретно», бывшее одним из опознавательных знаков типа «свой — чужой», которые должны были облегчить ему общение с теми, кто должен был вывести его на Знахаря.

— И кого же ты ищешь, Деда Мороза? — спросил Могила и снова заржал.

— Нет, я ищу Знахаря, — спокойно ответил Алеша и уселся в одно из кресел попроще, стоявших у стены.

Могила заткнулся и с интересом посмотрел на Алешу.

— Зна-ахаря? — протянул он и, прищурившись, спросил: — А зачем тебе Знахарь?

— У меня к нему дело.

— Дело у него! — недоверчиво покрутил головой Могила и, оглянувшись на Барсика, сказал: — Ну вот ты и расскажи нам, что у тебя за дело к Знахарю, а мы ему передадим.

— У меня дело к Знахарю, а не к вам, — так же спокойно возразил Алеша, — если вы не знаете, где он, мне придется идти в другое место.

Все, что происходило, в точности совпадало с тем, к чему готовил его Тарасов, и Алеша чувствовал, что ведет себя правильно, не совершая пока что никаких ошибок. Прав был Губанов, когда выбрал на роль специального агента именно этого таежного парня, который смог за три месяца полностью перестроиться для охоты на человека. Алеша, как и все таежные жители, был прирожденным охотником, знал все хитрости выслеживания, обладал завидным спокойствием и безграничным терпением. Там, в тайге, эти качества были необходимы для элементарного выживания, и три месяца на базе ФСБ ушли в основном на то, чтобы переориентировать Индейца на другую дичь.

Этой дичью был человек. А именно — Знахарь, которого Губанов хотел заполучить во что бы то ни стало. Но генерал не знал того, что у него и у Алеши были разные цели. Губанов хотел получить живого Знахаря, Алеша же хотел его убить. Полуправда, которую скормил ему Губанов, в сочетании с лживым рассказом о растлении и убийстве Насти, привели только к тому, что в Алеше сработали еще кое-какие врожденные качества, а именно — глухая скрытность и вероломное коварство дикаря.

Он смог убедить Губанова в том, что, несмотря на тяжелейшие переживания, которые вызвало у него известие о страшной гибели Насти, он понимает важность дела, служить которому его призвали, и отдает себе отчет в том, что публичное правосудие гораздо важнее дремучего кровного возмездия. К тому времени, когда Губанов решил отправить Индейца на охоту за Знахарем, Алеша смог полностью погасить те сомнения, которыми Губанов делился с полковником Старцевым за бутылкой «Финляндии».

Губанов, поверив в то, что Алеша выведет его на Знахаря, глубоко ошибался. Алеша обманул его, и теперь равнодушное время отсчитывало часы и минуты, оставшиеся Знахарю до неминуемой и близкой смерти.

Могила чувствовал странную твердость этого щенка и не мог понять, то ли она ему нравится, то ли раздражает его.

— У него дело к Знахарю… — повторил он, — а сам-то ты кто такой?

— Меня зовут Алексеем, — ответил Алеша, — и мне нужно, чтобы Знахарю передали, что его ищет Алексей из Ижмы, брат Насти. Когда ему передадут это, он захочет меня увидеть.

— Слышь, — Могила повернулся к Барсику, — Знахарь захочет его увидеть!

Барсик ухмыльнулся и сказал:

— А если не захочет, что тогда? Ты хоть понимаешь, пацан, что если мы побеспокоим уважаемого человека из-за какой-то ерунды, то, во-первых, нас самих по головке не погладят, а во-вторых, мы ж тебя потом порвем, как газету. Врубаешься?

— Мне нужен Знахарь, — спокойно повторил Алеша, — а вот если вы меня к нему не приведете, то вас самих порвут.

— Ты за базаром-то следи, понял? — повысил голос Могила, но, переглянувшись с Барсиком, встал с кресла и сказал Алеше:

— Сиди здесь.

После этого он, бормоча себе под нос что-то неодобрительное, скрылся за дверью, ведущей в зал ресторана.

Через несколько минут в фойе вышел худой и совершенно седой мужчина лет сорока. Следом за ним показался Могила, который указал на Алешу пальцем, и сказал:

— Вот он, Седой.

И тут же снова устроился в кресле, уставившись на экран.

Седой сел в кресло рядом с Алешей, достал из кармана пачку сигарет «Парламент», не спеша закурил, выпустил дым в потолок и только после этого, повернувшись к Алеше, спросил:

— Так что у тебя за дело к Знахарю?

Алеша посмотрел ему прямо в глаза и твердо ответил:

— Меня зовут Алексей, я приехал из Ижмы, и я брат Насти. Это — то, что нужно передать Знахарю. А о делах я буду разговаривать с ним, и не надо меня об этом спрашивать. У нас с ним свои дела.

— Ишь ты, — усмехнулся Седой, — молодой, а крепкий. Ну ладно, пойдем со мной.

Он встал и, кивнув Могиле, прошел в ту дверь, из которой вышел минуту назад. Алеша последовал за ним. Могила и Барсик проводили его недоверчивыми взглядами, но ничего не сказали.

Они оказались в небольшом полутемном зале.

Окна его были плотно завешены тяжелыми портьерами, и с улицы не пробивался ни один, даже самый маленький, луч света. В зале было около десятка столиков, и над ними низко висели темно-зеленые абажуры, свет которых падал только на поверхность стола, оставляя окружающую обстановку в тени.

За дальним столиком сидели четверо мужчин, судя по всему, занятые каким-то важным разговором. Услышав, что в зал вошли, они дружно оглянулись, мельком оглядев Алешу, и снова вернулись к своей беседе.

— Садись здесь, — сказал Седой и указал Алеше на место за одним из столиков, — чего-нибудь хочешь? Чай, кофе? Про выпивку не спрашиваю — молод еще.

Алеша решил было попросить кофе, но, вспомнив предостережение Тарасова, передумал и сказал:

— Если можно, чай.

— Сейчас тебе принесут, — кивнул Седой, — посиди пока, чайку попей, а я созвонюсь с кем надо.

И он скрылся за одной из дверей, ведущей в недра ресторана, которая была выкрашена в черно-белую елочку.

Через минуту оттуда вышла молодая смазливая девушка, державшая в руках поднос, на котором был небольшой фарфоровый чайник, сахарница и чашка с блюдцем. Расставив все это перед Алешей, она улыбнулась ему и удалилась, сказав:

— Приятного аппетита.

Проводив ее глазами, Алеша заметил синяк у нее на ноге, потом вспомнил последний приказ Тарасова и, вздохнув, налил себе чаю. Чай оказался хорош, и Алеша с удовольствием отпил несколько глотков. Он сделал это совершенно бесшумно, потому что помнил, как Тарасов учил его правилам хорошего тона, иногда больно, но, как ни странно, совершенно необидно стегая Алешу той самой хворостиной, которой строжил нерадивых курсантов на занятиях физподготовкой.

Выпив чай, Алеша откинулся на мягкую спинку стула и от нечего делать стал разглядывать зал. На стенах в дорогих рамках висели неумелые, но сделанные «с чувством» рисунки зэков, между ними красовались наручники, заточки, фигурки, вылепленные из хлебного мякиша, а под самым потолком зал окружала колючая проволока на фарфоровых изоляторах. В углу стоял макет лагерной вышки, и на нем торчал игрушечный вертухай в тулупе и с автоматом.

Алеша удивился и подумал о том, как странно устроены те люди, которые страстно желают вырваться с постылой зоны, а добившись этого, обустраивают себе место для отдыха по образу и подобию покинутого ими ада.

Полосатая дверь открылась, и в зал вышел Седой.

Подойдя, он помолчал несколько секунд, потом внимательно посмотрел на Алешу и сказал:

— Поехали. Знахарь ждет тебя.

Выйдя в фойе, они прошли мимо Барсика с Могилой, которые проводили их непонимающими взглядами, затем вышли на улицу, и Алеша увидел огромный «Мерседес», которого полчаса назад перед рестораном еще не было.

Седой нажал на кнопочку маленького пульта, «Мерседес» свистнул, мигнул фарами, и в его дверях что-то щелкнуло.

— Садись, — сказал Седой и указал Алеше на правую переднюю дверь.

Алеша открыл дверь и уселся на фантастически удобном сиденье.

Седой сел за руль, завел двигатель и, прежде чем тронуться с места, повернулся к Алеше и сказал:

— Не знаю, какие у вас там со Знахарем дела, но когда он услышал, что ты его ишещь, то чуть трубку пополам не перекусил. Сказал, чтобы я тебя немедленно привез. И, похоже, очень обрадовался.

Алеша спокойно кивнул.

Седой, разочарованный такой равнодушной его реакцией, отвернулся, посмотрел в зеркало и отъехал от поребрика.

Выехав на набережную, он включил магнитофон, и в салоне «Мерседеса» зазвучал сиплый голос блатного шансонье:

«…А мне шконка милей, чем перина, И пахан, как суровый отец…»

Но Алеша не слышал этой песни и не видел освещенных солнцем улиц прекрасного города, по которым Седой вез его к Знахарю. Перед его внутренним взором вновь и вновь прокручивались кадры отвратительной порнухи, где Знахарь с размытым мозаикой лицом творил скотство с его Настей, чье лицо тоже было скрыто телевизионной маской, а в ушах звучал голос Губанова, говорившего: «А потом он проиграл ее в карты и убил».

Проиграл в карты и убил.

В стволе «Макарова», торчавшего в кобуре под мышкой у Алеши, уже был патрон. Предохранитель был снят. Оставалось только навести ствол в лоб Знахарю и нажать на спуск. А что будет потом — неважно. О Губанове, Тарасове и спецбазе ФСБ Алеша уже почти забыл. Так или иначе, их в его жизни больше не будет. Они улетели, как последний дымок погасшего костра.

То, что собирался сделать Алеша, сам он, безусловно, считал грехом, но был уверен в том, что, если останется жив, сможет искупить его перед Господом. В Библии было ясно сказано: «око за око, зуб за зуб». Вот пусть так оно и будет. Бог простит. Он бесконечно милостив к своим непослушным чадам, и Алеша с надеждой думал о том, что ему предоставится возможность лично убедиться в этом.

Глава 7 ОСТАТЬСЯ ДОЛЖЕН ТОЛЬКО ОДИН…

«Мерседес» выехал за город, и мимо его окон замелькали дачные домики и прочие рукодельные постройки. Попетляв по проселочным дорогам, водитель подъехал к высокому бетонному забору и, почти уткнувшись радиатором в сплошные железные ворота, над которыми торчала камера слежения, посигналил. Ворота отъехали в сторону, и «Мерседес», плавно покачиваясь, въехал на просторный двор, в центре которого стоял двухэтажный бревенчатый особняк.

Дверь его открылась, и по ступенькам крыльца резво сбежал крепкий парень в черном костюме и с радиопилюлей в ухе, от которой шел тонкий витой проводок. Он распахнул дверь «Мерседеса», за которой сидел Алеша и замер в ожидании.

Алеша, сжав зубы, вышел из машины и последовал за охранником.

Сейчас он убьет Знахаря.

Сейчас, через несколько минут, он всадит в голову Знахаря пулю, и жизнь этого исчадия ада прекратится навсегда. А то, что будет с ним самим, теперь не имело никакого значения. То, что Алеша испытывал в эти мгновения, можно было сравнить с последними минутами жизни террориста-смертника.

Страха не было.

Наоборот, было чувство важности того, что предстояло сделать, и Алеша очень хотел, чтобы все было сделано без ошибок. Он вспомнил занятия по огневой подготовке, вспомнил то, как неоднократно ловил на себе завистливые взгляды других курсантов, и неуверенность, которая зашевелилась было в нем, пропала без следа.

Все эти мысли и чувства диким вихрем пронеслись в голове Алеши за те несколько коротких секунд, пока он поднимался вслед за своим провожатым по толстым дубовым ступенькам крыльца.

Наконец они вошли в просторный холл, и охранник пригласил Алешу к стоявшему в сторонке столу. Еще один охранник, стоявший у противоположной стены, внимательно следил за Алешей.

Алешин провожатый улыбнулся и вежливо сказал:

— Поднимите, пожалуйста, руки в стороны. Алеша повиновался, и охранник повел вдоль его тела длинной плоской коробкой, сделанной из черного пластика. Алеша совсем забыл о том, что видел такие устройства в учебном фильме. Когда коробка приблизилась к пистолету, висевшему у Алеши под мышкой, из нее раздался писк. Охранник с укоризненной улыбкой посмотрел на Алешу и открыл висевший на стене небольшой металлический сейф. На его полках лежало несколько разных пистолетов и одна граната-лимонка.

Увидев, что охранник протягивает к нему руку ладонью вверх, Алеша все понял и, вынув пистолет из кобуры, протянул его охраннику рукояткой вперед.

Тот принял оружие и запер его в сейф.

— Не забудьте напомнить, когда будете уходить. Иногда люди забывают здесь свои вещи, — сказал он и закончил досмотр.

— Доктор, проводи гостя, — сказал он, повернувшись к другому охраннику, и тот, сделав Алеше знак, стал подниматься по витой металлической лестнице, ведущей на второй этаж Когда Алеша понял, что сразу выполнить замысел не удастся, предсмертное напряжение, державшее его в железных когтях последние полчаса, пропало и вместо него навалились слабость и апатия. Однако он держал себя в руках, и со стороны не было заметно ничего. Теперь ему предстояла та самая ложь, о которой говорил ему Губанов и избежать которой он хотел, застрелив Знахаря без всяких разговоров. Он надеялся на то, что справится с предстоявшим ему испытанием, и рассчитывал не только на себя, но и на Бога, потому что, кроме него, помочь было уже некому.

Поднявшись на второй этаж, они оказались в светлом коридоре, обшитом красивыми деревянными панелями. Остановившись перед одной из дверей, Алешин провожатый приоткрыл ее, заглянув внутрь, затем распахнул и шагнул в сторону, пропуская Алешу внутрь.

Алеша вошел в просторную комнату и увидел сидевшего на диване перед огромным телевизором представительного господина в дорогом светло-сером костюме и в полосатом галстуке.

Это был Знахарь.

Увидев, кто вошел, Знахарь совсем несолидно вскочил с дивана и крепко обнял Алешу. Алеша тоже обнял его и тут же вспомнил о поцелуе Иуды. Но кто из них сейчас мог бы претендовать на эту роль, было неясно, поэтому он отбросил эти мысли и приготовился лгать.

Крепко держа Алешу за плечи и отодвинув его от себя на расстояние вытянутых рук, Знахарь засыпал его вопросами:

— Как ты сюда попал? Как ты меня нашел? Как ты вообще смог выбраться из своего захолустья?

Алеша не знал, на который вопрос отвечать, и, видя это, Знахарь засмеялся:

— Ладно, вижу, что ты и сам немного растерялся. Давай-ка выпьем чаю да поговорим спокойно. Но скажу тебе сразу — я человек занятой, и сейчас у меня есть не более получаса. А вот вечером уже посидим серьезно, вдумчиво. Эх, жаль, что ты не пьешь… Или, может, уже научился тут, в городском вертепе?

— Нет, Костя, — ответил Алеша и смущенно улыбнулся, — не пью, не курю, как и прежде. Грех это.

— О! — сказал Знахарь, подняв указательный палец и округлив глаза.

Потом он подтолкнул Алешу к шикарному кожаному креслу и сказал:

— Давай, присаживайся, а я пока…

И он, снова подойдя к дивану, нажал кнопку на стене и произнес в пространство:

— Доктор, чайку нам, да по полной. Тащи все, что найдешь для двух непьющих джентльменов.

Алеша видел, что Знахарь искренне рад ему и ничего не понимал.

Неподдельная радость Знахаря при встрече с ним никак не сочеталась с тем, что он проиграл и убил его сестру. Чудовищная несообразность ситуации закручивала мысли Алеши в тугой узел, распутать который не представлялось возможным, и Алеша начал терять нить происходящего.

Но тут открылась дверь и в кабинет вошел Доктор, который внес на подносе чайники, стаканы в подстаканниках, вазочки с вареньями и медом и плетеную тарелку с сухариками.

Поставив поднос на стол, Доктор удалился.

Когда он ушел, Знахарь посмотрел на Алешу и сказал:

— Давай, братец Алеша, наливай себе чаю, как тебе самому нравится, и рассказывай о том, как живешь, как добрался сюда, в общем — все рассказывай.

И, подавая пример, налил себе чаю и взял сухарь.

Алеша тоже позаботился о себе сам и, прихлебывая чай с незнакомым, но очень приятным ароматом, начал свой рассказ, который строго соответствовал разработанной Губановым легенде. Самым трудным было то, что по легенде Алеша не знал, что Насти больше нет в живых.

— Ну, Костя, тут особенно рассказывать нечего. Как вы с Настей уехали, я затосковал сильно и через неделю взял да и ушел из общины с охотникамипромысловиками. Они увидели, что я знаю скорняжное дело и предложили мне работу. Вот я и поехал с ними в Сыктывкар. Шил там в мастерской шапки, шубы, а потом как-то раз они при мне разговаривали со своей крышей…

Знахарь, услышав, как невинный таежный Алеша запросто употребляет грязные городские слова, недовольно покачал головой, но ничего не сказал.

— …и те стали рассказывать про какого-то Знахаря. Я сначала и не подумал, что это про тебя, мало ли какие знахари еще есть, но потом, когда они сказали, что тот Знахарь два раза бегал с зоны в Ижме, сразу понял, что это — точно ты. Они сказали, что тебя короновали в Питере и ты тут теперь большой человек. Ну, я попросил расчет, да и поехал сюда. И вот — видишь, нашел всетаки…

Алеша замолчал и налил себе еще чаю.

Знахарь, потирая подбородок пальцами, тоже молчал и смотрел в стол перед собой. Он точно знал, о чем Алеша сейчас спросит его, и боялся этого.

Глотнув чаю, Алеша поставил стакан в серебряном подстаканнике на поднос и, посмотрев на Знахаря, спросил: