Культурист Седов Б.
– Неужели стероиды такой ходовой товар? – искренне удивилась Юля. – Это не противозаконно?
– Ходовой – не то слово, – усмехнулся Невский. – Ленинград в этом плане настоящий Клондайк. А насчет законности… Формально частная торговля рецептурными лекарственными препаратами пока запрещена. Так же, как валютой. Только кто на это смотрит? Если лекарства не относятся к наркоте, то максимум, что может грозить, – это смехотворный штраф. При огромной прибыли! Игра стоит свеч. Главное – раскрутиться. Наладить сбыт партиями, через спортклубы. Это тысячи баксов ежемесячно!
– Ты планируешь этим заниматься всю жизнь? – улыбнулась Юля, скептически приподняв бровь.
– Нет, разумеется, – покачал головой Влад. – Это только начало, солнышко! Как говорят буржуи, «период начального накопления капитала». Если не упустить шанс, то перспективы открываются – аж дух захватывает!
– Я это уже однажды слышала, в Москве, – отвела взгляд Юля. – И… не хочу, чтобы все повторилось. Там, где большие деньги, всегда кровь и преступление. Я не сомневаюсь, что ты сможешь добиться успеха в бизнесе, Владик. Но обещай мне, что ты не превратишься в раба денег, для которого проклятые бумажки превращаются в цель, а не в средство. Счастлив не тот, у кого много, а тот, кому хватает. Я… не хочу тебя терять. Пусть у тебя будет только один хороший спортклуб. Этого хватит для спокойной и достойной жизни.
– Ну, если ты настаиваешь, – вздохнул Влад. – Ладно. Я обещаю остановиться вовремя, – взяв ладонь Юли, Невский прижал ее к своей колючей щеке. – Как только мой собственный клуб откроет двери, я немедленно скажу «стоп».
– Я люблю тебя, милый, – тихо и ласково сказала Юля.
– Я тебя тоже очень люблю, маленькая моя, – ответил Влад. Его руки нащупали упругую грудь Юли, и безумие совместной помывки в душе повторилось снова. Только теперь уже в ванне. Когда все закончилось, Невский позавтракал, оделся и, не тратя времени зря, поехал по указанному Георгием Константиновичем адресу, где находился спортзал легенды ленинградского культуризма. Роева в «качалке» не было, но в просторном, хорошо оборудованном полуподвале Влад неожиданно столкнулся со своим армейским приятелем Антохой Индейцем. Пожали руки, затем обнялись по-братски.
– Ты как здесь оказался?! – спросил удивленный Антон.
– Я решил зацепиться в Ленинграде, – сообщил бывшему сослуживцу Невский. В двух словах поведал, что умерла бабушка, что освободилась скромная квартирка на окраине и что латвийский тренер, старый знакомый Роева, дал адрес этого зала.
– Ништяк, брателло! – обрадовался Индеец. – Значит, теперь будем корчиться вместе! Я, видишь, не сачкую. Как обещал. Твоя заслуга. Ты ж меня на «железо» подсадил! Ты не торопишься?
– Да, в общем, нет, – пожал плечами Влад. – Есть сегодня пара дел, но не к спеху. А что?
– Я через пять минут заканчиваю, только пресс остался. Завалим по шашлычку? Здесь рядом абрек один классно готовит, из настоящей баранины. Для пролетариев дороговато, но мне по фигу. Так что угощаю, – не без удовольствия предложил Индеец.
– Договорились, – подумав секунду, кивнул Невский. Он мог запросто заплатить за себя сам, в любом кабаке, но говорить этого не стал, не желая обижать Антоху.
– Жди. Я скоро. Три подхода, – Индеец хлопнул Влада по плечу и ушел качать пресс в дальний угол зала, поднимая прямые ноги к перекладине турника. Закончив тренировку, Антон быстро принял душ, оделся и предстал перед Невским в таком специфическом прикиде, один взгляд на который не оставлял ни малейших сомнений в роде занятий бывшего морпеха. Окинув взглядом дорогой спортивный костюм, короткую кожаную куртку, мягкие кроссовки и болтающуюся на груди сослуживца толстую золотую цепь, Влад усмехнулся:
– Клевые шмотки. Фирма. Быстро ты устроился на гражданке, я смотрю. Молодца!
– Нормально, – вильнув взглядом в сторону в поисках чужих ушей, бросил Индеец. – Пошли на свежий воздух…
Шашлычная располагалась в соседнем доме. Сели за свободный столик, Антон сделал заказ, пристально взглянул на молчащего Влада и раскололся:
– Я, старик, с третьего дня на гражданке при делах. В братве, у Чалого. Слыхал о таком?
– Нет, – мотнул головой Невский. – Не успел. Крутой мэн?
– Круче не бывает. Мой старший брательник с ним когда-то на одном факультете учился. Пока Чалый на зону не загремел. Короче, с кооператоров бабки снимаю, как доктор прописал. Тачку вчера дали, «девятку». Экспортный вариант.
– Ты же хотел в ОМОН вербоваться? – напомнил Влад.
– Туфта это все, – поморщился Индеец. – Менты – козлы. В братве лучше. Я в бригаде за неделю зарабатываю столько, сколько легавым за год платят.
– Я слышал, в городе разборки чуть ли не каждый день, – словно между прочим, заметил Невский. – Ваши друг дружке горло рвут.
– Без риска нет лавэ, – нахмурился Антоха. – Ленинград город большой. Жирных кусков много. Но все заканчивается. Год-другой братва повоюет, пока долю не поделит. Потом успокоится. Жить все хотят, даже последние отморозки. И хлеб с маслом и с икрой жрать.
– Понятно, – согласился Влад.
– А ты чем думаешь заняться?
– Пока не решил, – слукавил Влад. – Оглядеться надо. Погулять месячишко. В форму войти. Хороший у вас зал.
– Хочешь, скажу слово? – предложил Антон. – Ты пацан правильный. Бывший боксер, «качок», морпех. В братве такие нужны.
– Я не хочу в бандиты, – сказал Невский. – Извини, старик. Нам не по пути.
– Ну гляди, – хмыкнул Индеец. – Базаров нет. Если передумаешь – обращайся.
– Это вряд ли, – покачал головой Влад. – Меня сейчас гораздо больше спортивная карьера интересует.
– Карьера – это в Америке. А у нас так, хобби, пляжный вариант, – отмахнулся Индеец. – Короче, дело твое. Роев в зале по вечерам торчит, с пяти до десяти, – сообщил Антоха, взглянув на часы. – Приезжай часа через три, не ошибешься. Боря тебя возьмет. Ты же чемпион!
Смазливая официантка принесла горячий шашлык, салат, графин с томатным соком и, развратно виляя бедрами, удалилась. Мясо оказалось вкусным и сочным, салат тоже не подкачал, но разговор совершенно не клеился. Прощальное рукопожатие Индейца было заметно ленивее и слабее, чем во время неожиданной встречи в зале. Вот и пообщались…
Из телефонной будки Невский позвонил Финику, в Красносельский РОВД. Нужно было срочно решать вопрос с пропиской.
– Лейтенанта Хиляйнена нет, он на выезде, – угрюмо сообщил дежурный. – Что передать?
– Передайте привет, – сказал Невский и повесил трубку. До вечера он успел заехать на почту и в три газетные редакции, где дал объявления о поиске фармацевта, вместо номера телефона указав для обратной связи абонентский ящик. Затем вернулся в клуб, представился тренеру, получил «добро» на бесплатные занятия в обмен на данное Роеву твердое обещание готовиться к весеннему чемпионату Ленинграда, еще раз перезвонил в РОВД – узнал, что Витька уже ушел домой.
Едва Хиляйнен открыл дверь квартиры, Влад сразу же понял: опер пьян в стельку. Предложив Невскому жестом выйти на лестницу, подальше от скандалящих, визжащих во все горло домочадцев женского пола, Финик жадно приложился к горлышку бутылки и заплетающимся языком признался:
– Нервы лечу. У нас сегодня три мертвяка. Две «бытовухи» и один криминальный. Первому потерпевшему голову топором надвое раскололи по пьянке, второй – наркоша, сам из окна на асфальт сиганул. А третий… ребенок. Девочка, двенадцать лет. В подвале на Нарвском шоссе нашли. Сначала ее изнасиловали, толпой, по-всякому, куда можно и неможно. А потом засунули между ног бутылку из-под пепси-колы и разбили. Так вся кровью и вышла. Без анестезии никак нельзя, иначе не усну. Такие дела, старик. Весело на районе. Дамы приглашают кавалеров, твою дивизию!
– Обхохочешься. Ладно, я понял. Отдыхай. Завтра созвонимся, – кивнул Невский и собрался уже уйти, но Финик придержал его за рукав.
– Стоять, Казбек! Короче… по твоему делу. Думаешь, забыл? Витек ни хрена не забывает. Я с паспортисткой базарил. Прописку в Ленинграде тебе, вражине прибалтийской, оформят, но бесплатно не получится. У бюрократов нос, как у ищейки. Мигом смекнули, откуда ветер дует, и заломили пятнадцать штук. Нашими. Или соглашайся, или придется сдать квартиру государству. Три дня на размышление. Такой расклад, земеля. Тугрики есть?
– Да, – кивнул Невский. – На халяву я вообще-то даже не рассчитывал. Когда деньги принести?
– Мне ничего заносить не надо, – пьяно мотнул головой Финик и укоризненно покачал пальцем перед лицом Влада. – Сам пойдешь. Спросишь замначальника, Майю Эрастовну Пидтыканую. Скажешь, от меня. Отдашь паспорт. Тебя впишут в ордер как квартиросъемщика. Ксиву получишь уже со штампом. И – гуляй, Вася! Весь болт до копейки. Запомнил? Отлично, – громко икнул вконец осоловевший опер, привалившись к стене подъезда. – А сейчас проваливай. Не на лестнице же мне блевать, как твой сосед Ванька Павлов, в натуре?
– Спасибо, Витек. Я твой должник.
– Спасибо… ик… не булькает, – не оборачиваясь, с трудом выдавил Хиляйнен, толкнул дверь, на секунду остановился на пороге, а потом закрыл рот ладонью, судорожно дернулся и с грохотом вломился в ванную. Анестезия, похоже, оказалось паленой…
Спустя неделю Невский получил паспорт с новой пропиской и забрал из абонентского ящика первые семьдесят три письма от желающих устроиться «в кооператив» фармацевтов. Еще через неделю он нашел того, кого искал, – ответственного работника с аптечного склада. Договорились легко. А спустя месяц активного продвижения стероидов на рынок в постоянных клиентах у Влада ходило уже пять питерских спортзалов, тренерам которых он сбывал анаболики оптом. Торговля допингом раскручивалась даже быстрее, чем рассчитывал Невский, и к исходу зимы тоненький денежный ручеек, перетекавший из карманов сотен «качков» в карман Влада, превратился в настоящую бурную реку.
Глава пятая НАД РЭМБО СГУСТИЛИСЯ ТЕМНЫЕ ТУЧИ…
Апрель 1991 года
Влад ехал по непривычно пустынному Невскому в сторону Исаакия, держась в крайнем левом ряду, обгоняя редких попутчиков. Часы на приборной панели показывали ноль часов ноль минут. Время без времени. Ночь. За полгода это была первая ночь, которую Невскому предстояло провести в одиночестве, без уютно прижавшейся к плечу Юли. Перед тем как поехать на вечернюю тренировку – готовясь к соревнованиям, Влад перешел на два занятия в день, – он проводил любимую на московский поезд, выкупив оба места в СВ и избавив ее тем самым от потенциального соседа. Завтра, двадцать пятого апреля, исполнялось ровно три года со дня трагической гибели дочки и мужа Юли, и она захотела съездить на кладбище. Положить цветы, поправить могилки. На предложение Влада поехать вместе ответила категорическим отказом. Настаивать Невский не стал, видя состояние Юли. А оно вот уже неделю внушало ему серьезные опасения…
Перемены в поведении Юли начались после того, как в прошлую субботу они, возвращаясь из театра домой поздним вечером, неожиданно стали свидетелями трагического происшествия на Измайловском проспекте. Машин почти не было. Светофоры мигали желтыми огнями. И вдруг вылетевший из-за поворота грузовик прямо у них на глазах сбил женщину с детской коляской, переходящую дорогу на перекрестке. Как вскоре выяснилось, вместо ребенка в коляске лежал всякий хлам, тряпки и бутылки, а погибшей оказалась обыкновенная пьяная бомжиха. Но Юля этого, естественно, не знала. Страшное зрелище произвело на нее столь сильное впечатление, что она, не произнеся ни слова, мгновенно упала в обморок. Владу пришлось оттирать ее лицо снегом из сугроба, приводя в чувство… На удивление быстро приехавшая на место происшествия «скорая», вызванная какой-то бабулькой из ближайшего дома, разобравшись в ситуации, сделала Юле укол и даже довезла их с Владом до дома, перепоручив труп бродяжки ментам и санитарам. Всю ночь Невский не сомкнул глаз, сидя рядом с бледной, мокрой от пота Юлей, забывшейся беспокойным сном, то и дело вздрагивавшей и произносящей какие-то отрывистые фразы… А наутро узнавшая правду Юля сообщила Владу, что видела сон. Во сне муж и дочурка звали ее к себе, упрекая за то, что она так долго не навещала их могилки. Именно тогда Юля твердо решила ехать в Москву на годовщину гибели семьи. До самого отъезда она была замкнутой, отрешенной, невпопад отвечала на вопросы и большую часть времени находилась, что называется, в прострации. Влад даже обратился за помощью к одному профессору психологии. Профессор успокоил Невского, назвав происходящее с Юлей «рецидивом старой психической травмы, вызванным стрессом», и пообещал, что через некоторое время женщине «непременно станет легче». Но на душе у Невского все равно было тревожно…
Ехать на Обводный канал Влад не хотел и решил сегодня переночевать в недавно отремонтированной и обставленной мебелью бабушкиной квартире в Горелове. Она долгое время пустовала, затем у наладившего бизнес, активно тренирующегося Невского появилось свободное время, он нанял мастеров, купил все необходимое, включая холодильник и телевизор. Но если бы кто-нибудь спросил у него, для чего он, давно живущий в роскошной квартире у Юли, все это затеял, Влад не смог бы вразумительно ответить. Со стороны суета Невского очень напоминала подготовку личного «запасного аэродрома» перед грядущим расставанием с женщиной. Именно так подумал Финик, заставший как-то выгрузку мебели из фургона. Влад успокоил его: с Юлей у них все отлично. И летом они обязательно поженятся. Прагматичный мент Витька, кажется, не очень-то поверил…
Пожилые сторожа гаражного кооператива «Дружба» знали Невского с детства. Еще мальчишкой он частенько целыми днями пропадал с дедом в гараже, наблюдая, как тот ковыряется со стареньким «Москвичом», а вечерами пьет пиво с воблой и «забивает козла» с друзьями. Последние лет пятнадцать гараж пустовал. Теперь он стал собственностью Влада. Загнав машину в бокс, Невский сверился с часами, достал из спортивной сумки шейкер, жестяную банку с импортным протеином и бутылку с водой. Смешал белковый коктейль, выпил. Спать, несмотря на обязательное соблюдение спортивного режима, ему сегодня совершенно не хотелось. Влад думал о Юле, о ее состоянии. И мысли эти были отнюдь не веселыми…
Телефонный звонок Невский услышал еще на лестнице. Кто бы это мог быть, в первом часу ночи? Поздние звонки, как давно замечено, не сулят хороших вестей. Открыв тяжелую железную дверь, установленную взамен старой, и не заметив в полумраке темного подъезда, что она перехвачена полоской бумаги с казенными печатями, Невский торопливо снял трубку радиотелефона и услышал на том конце линии взволнованный голос Ирины, супруги своего компаньона по бизнесу, заведующего центральным аптечным складом. Ирина, тоже фармацевт, была в курсе всех махинаций мужа и отлично знала Невского, частенько заходившего к ним в гости, в роскошную пятикомнатную квартиру на Каменноостровском проспекте.
– Владик! – взволнованно кричала женщина. – Как хорошо, что я тебя застала! Я звонила по другому телефону, но там никто не отвечает! У нас беда! Эдуарда Всеволодовича арестовали!
– Как – арестовали? – глухо пробормотал Влад, сбрасывая с плеча сумку. – Когда?
– Сегодня днем, на работе! – всхлипнула Ирина. – Прямо с поличным! В милиции говорят, что он торговал наркотическими препаратами! Они были у нас дома с обыском и нашли в сейфе деньги, те самые, которые ты ему вчера передал, коробку с ампулами морфия и тетрадку, где Эдик записывал все свои сделки! Со всеми именами, адресами, телефонами и цифрами! Ты там тоже есть!
– Та-ак, – протянул Невский, – приехали. Конечная остановка – «Кресты».
Это была катастрофа. Мало того, что с таким трудом отлаженный бизнес рухнул в одно мгновение; мало того, что единственный оптовый поставщик стероидов загремел в ментовку; мало того, что выяснилось, что жадный Эдик торговал налево не только спортивным допингом, но и наркотой, – так вдобавок менты конфисковали всю предоплату – двадцать семь тысяч баксов! – которую Невский накануне передал подельнику за идущую в Ленинград партию дешевого, а значит, очень выгодного в коммерческом отношении индийского нандролона! Такого количества ампул сидящим на крючке у Влада «качковским» клубам хватило бы минимум на три месяца. Сделка сулила трехкратную прибыль, примерно тридцать тысяч долларов в месяц, не считая доходов от реализации всех остальных стероидов, которыми торговал Невский. И вдруг все рухнуло. На аптечном складе проведут обыск. Если уже не провели. Назначат ревизию. И обнаружат в личной кладовке Эдика, за железной дверью, кучу всякой «фармы», в том числе принадлежащие Невскому запасы «химии», которую он принципиально не хранил дома. В случае необходимости просто приезжал к подельнику на склад и забирал необходимое дилерам количество. Короче, абзац подкрался незаметно.
– Невский, миленький, помоги! У тебя есть какие-нибудь знакомые со связями, которые помогут вызволить Эдика из тюрьмы, хотя бы до суда?! – продолжала плакать женщина. – В адвокатуре или в милиции?
– Погоди, Ира, – взяв себя в руки, перебил Влад, – во-первых, ты откуда звонишь?
– Не волнуйся, – всхлипнула собеседница. – От подруги. Нас не слушают. Не шпионы ж мы все-таки.
– Хорошо. А теперь слушай меня внимательно! Поменьше мели языком. В том числе с подругой. Я подумаю, что можно сделать, и перезвоню тебе. Ты меня слышишь?
– Да…
– Выпей пять таблеток валерьянки и ложись спать. Сейчас, ночью, все равно ничего не сделаешь. И Литейный штурмом не возьмешь. Я перезвоню завтра. Спасибо, что предупредила. Пока. – Влад положил трубку, не зажигая свет, прошел в комнату, опустился на уютно скрипнувший новенький кожаный диван, откинулся на спинку и закрыл глаза, пытаясь как можно хладнокровней прикинуть, что его ждет впереди. Расклад выходил если не аховый, то крайне хреновый. И все из-за проклятой тетрадки. Бог с ними, с деньгами, хотя баксы тоже жаль. Сейчас главное – спасти шкуру и не попасть в лапы к ментам. Вычислив и повязав с поличным крупного торговца наркотой, легавые начнут косить под корень всех, кто так или иначе связан с Эдиком. Кто незаконно покупал у него дефицитные лекарства и допинг. Стероиды – не морфий и не солутан, но за то огромное количество, которое Эдик успел продать Владу за полгода, при желании могут запросто впаять пару лет. Но гораздо больше Невского волновали доллары: не как самые востребованные на черном рынке и не подверженные инфляции деньги, а как валюта. Формально статья за незаконный оборот иностранных дензнаков еще имела силу. Если верить Ирине, присутствовавшей при обыске, другой валюты в сейфе не нашли. Только принадлежащие Владу двадцать семь кусков. Брать их на себя Эдик не станет. Понимая, что влип по самые яйца, он будет пытаться хоть как-то облегчить свою участь. А это значит – сдаст Невского с потрохами. «Котлета» была завернута в черный пакет и перетянута резинкой. Что внутри, сразу и не разглядеть. Значит, хитрый аптекарь заявит, что сверток ему передал на хранение Влад. О его содержимом он даже не догадывался. Ежу понятно, что это туфта голимая, но формально все чисто, не придерешься. И стрелки сразу переведут на Невского. Если учесть, что двадцать семь тысяч долларов по закону об обороте валюты – «особо крупный размер», менты вцепятся железной хваткой, похлеще бультерьера. Какой выход? Нужно срочно «делать ноги». Других вариантов нет. А там – как карта ляжет. Если за это время менты не проявят интереса к скромному стероидному дилеру, во что сегодня верится с трудом, то, может, все и обойдется. Сегодня уже поздняк метаться. До утра ничего не произойдет. Ирка права: не американский же он шпион, чтобы и без того замордованные службой «дяди Степы» его так старательно пасли. Все, чем ограничатся менты, – нанесут визиты (сюда и на Обводный), обломятся и, может быть, формально объявят в розыск – за валюту. Или вообще плюнут и перестанут искать. В тетрадке Эдика наверняка достаточно перспективных клиентов из числа покупателей «дури». На них сосредоточатся в первую очередь. Завтра с утра надо собрать мыльно-рыльно-пыльные принадлежности и поехать на Московский вокзал. Там всегда тусуется народец, предлагающий приезжим снять жилье. Выбрать более или менее приличную хату, заплатить за месяц, а там, глядишь, ситуевина прояснится. Юля пробудет в Москве только день, вечером у нее обратный поезд. Время прибытия и вагон известны. Послезавтра утром нужно встретить ее на вокзале и объяснить ситуацию. Она поймет. На всякий случай пусть припрячет все мужские вещи. Когда заявятся менты, просто скажет им, что гражданин Владислав Невский еще пару недель назад получил от ворот поворот, съехал и что его нынешнее местонахождение ее совершенно не интересует. Любовь прошла, завяли помидоры. Пожалуй, это прокатит. Менты наверняка оставят Юлю в покое. Вот и отлично. Остается только одна проблема: деньги. Точнее, их отсутствие.
Невский никогда не был сторонником бытового скупердяйства, справедливо полагая, что глупо экономить на необходимом. Подняться в гору можно лишь тогда, когда текущие доходы превышают текущие потребности. Последние полгода Влад все деньги вкладывал в раскрутку бизнеса, увеличив начальный оборотный капитал более чем втрое. Сделал ремонт в квартире, купил мебель, дарил Юле на Новый год, Восьмое марта и день рождения дорогие подарки. А позавчера собрал всю наличность – двадцать семь тонн «зелени» – и заплатил за уже прибывший в питерский Морской порт, в контейнере с прочими безобидными лекарствами, индийский нандролон, который должен был поступить на склад к Эдику буквально через день-два. По сути, весь капитал Невского был сейчас вложен в дело, превращен в стероиды и находился на складе у «спалившегося» Эдика. С каждой проданной партии Влад оставлял себе на расходы лишь малую часть прибыли. Теперь, после ареста аптекаря, можно забыть и о том запасе, что уже находится на складе, и о сулившем крутой «подъем» нандролоне.
Влад расстегнул висящую на поясе сумочку-кенгуру и достал портмоне. Пересчитал всю имеющуюся в его распоряжении наличность и приуныл. Этого «капитала» вряд ли хватит даже на то, чтобы заплатить за съемную квартиру. А в случае, если крыша над головой вдруг найдется, – максимум на две-три недели пропитания, плюс бензин. Короче, голяк. Единственный человек, на помощь которого можно реально рассчитывать, это Юля. Она, конечно, даст денег столько, сколько потребуется. Но Юля вернется лишь послезавтра. Значит, не только сегодняшнюю, но и следующую ночь придется провести в этой квартире, рискуя нарваться на ментов. Впрочем… почему «рискуя»? Не станут же они, в натуре, ломать дверь. Тем более железную. Хлопотно, да и не тот случай. А явятся, позвонят – нет никого дома! Свалят как миленькие. Главное, нос к носу не столкнуться. И тачку под окнами не оставлять. Вот и ладушки. Бог даст, выкрутимся…
Эти размышления подействовали на Невского успокаивающе. Влад почувствовал, как на смену «нервяку» приходит усталость. День выдался трудным. Две тренировки, утренняя и вечерняя; между ними – стычка в автосервисе со слесарями, во время замены масла основательно поцарапавшими капот; затем – два часа отработки соревновательного позирования в зале, под чутким руководством Роева; проводы молчащей, обращенной внутрь себя Юли и наконец под занавес – «веселые» новости от жены аптекаря. Невский взглянул на часы. Шесть минут второго. Завтра в десять утра тренировка. На всякий случай не включая свет, Влад разделся, зашел в ванную, наскоро принял душ, смешал и выпил еще одну порцию протеина, постелил на диване единственный имеющийся в доме совершенно новый, как и все вокруг, комплект белья, лег и уснул почти мгновенно, едва голова коснулась подушки. Ему снилась Юля. Одетая в длинные белые одежды, сначала она долго смотрела на Влада, так печально, словно они прощались навеки, а затем развернулась и медленно пошла вдаль, в маячившую на горизонте зыбкую, мягкую и туманную, словно облако, неизвестность. Невский пытался догнать Юлю, но ноги не слушались. Тогда он начал кричать, громко, насколько мог, но из горла вырывался лишь сдавленный хрип. Потом где-то рядом, над самой головой, ударил колокол. Затем еще раз. После третьего удара Влад проснулся, рывком сел, огляделся, машинально бросив взгляд на настенные часы, показывавшие четверть десятого, и тут в дверь в очередной раз позвонили. Ага! Вот и гости. Легки, блин, на помине…
Влад на цыпочках подошел к входной двери и прильнул к «глазку». На площадке перед дверью стояли трое: толстая, в годах, женщина с папочкой, мужчина в кожаном плаще и милиционер. Гражданских Невский видел впервые, а капитана знал хорошо. Это был местный участковый, Митрич. Что им нужно? Вряд ли эта делегация пожаловала из-за Эдика. Не тот состав.
Участковый вновь нажал на кнопку звонка, потом буркнул, обращаясь к сопровождающим:
– Пьяный, что ли? – приблизил лицо к двери и громко, чеканя слова, позвал:
– Влад! Невский! Открывай, не валяй дурака! Я знаю, что ты дома! Машина твоя в гараже стоит, да и Валентина Терентьевна видела, как ты во втором часу в подъезд заходил! Открой, дело есть! Не заставляй меня мужиков из участка вызывать. Дверь новенькая, дорогая, жаль портить, ей-богу…
И Влад не выдержал, сломался. Буркнул хмуро:
– Не ори, Митрич, голова раскалывается! Сейчас… хоть оденусь.
Мысленно матерясь, вернулся в комнату. Натянул джинсы, футболку, сунул босые ноги в тапочки. Открыл дверь, сделав шаг в сторону, пропуская незваных гостей. Когда вошедший последним участковый прикрыл за собой дверь, Влад вопросительно взглянул на него. Митрич вздохнул, пригладил усы, сунул руку в карман форменного плаща, достал два обрывка бумажной полосы с печатями и подписью и продемонстрировал Владу. Спросил строго, впрочем, без особого нажима:
– Ты хоть знаешь, дурак, что бывает за такую вот сорванную бумажку? Срок. Если по максимуму.
– Догадываюсь, – хмыкнул Невский. – Только я здесь при чем, Пал Дмитрич?
– Ты, конечно, ни при чем, – прищурился участковый. – Но лишь в том случае, если сегодня ночью вошел в опечатанную квартиру через окно. А бумажку сорвал кто-то другой. Просто так, из хулиганства.
– Я вошел в дверь, – вздохнул Влад. – И никакой бумаги не заметил. В подъезде темно, как в заднице у негра, ни одной лампочки. Не веришь – убедись сам.
– Ладно, – помолчав, махнул рукой капитан. – Можешь считать, что на первый раз отмазался. Есть дела поважнее, Невский.
– Внимательно слушаю, – Влад прислонился к стене, сложил руки на груди и перевел взгляд с Митрича на благоухающего одеколоном мужика в галстуке. Однако первой заговорила женщина.
– Моя фамилия Тимофеева, Екатерина Степановна, – казенным тоном представилась крашеная хной толстуха. – Я – директор домоуправления. И меня главным образом интересует ваш паспорт, товарищ Невский. Точнее, прописка. Есть основания полагать, что вы занимаете жилплощадь своей покойной… э-э… родственницы незаконно.
– Я так не думаю, – спокойно ответил Влад. – Я здесь прописан. И после смерти бабушки стал квартиросъемщиком.
– Покажите для начала паспорт! – грозно потребовала тетка.
– Пожалуйста, – Невский сходил в комнату, принес паспорт и демонстративно протянул его не домоправительнице, а Митричу. – Как видите, все в порядке.
– Да нет, Владик, – без интереса полистав документ, с таким видом, будто он заранее знал, что там есть нужная отметка, покачал головой участковый. – Не в порядке. Это, – покачал паспортом капитан, – липа. А выражаясь казенным языком, – подделка документов. То есть – уголовно наказуемое преступление.
– Хотите сказать, что я сам изготовил фальшивую печать и сам расписался? – как можно более непосредственно фыркнул Влад. Хотя в груди, под ребрами, уже пробежал предательский холодок.
– Разумеется, нет, – невозмутимо отверг абсурдную версию капитан. – Печать паспортного стола настоящая. И подпись начальника тоже. И даже отметка в ордере на квартиру сделана правильно.
– Тогда в чем проблема? Не понимаю.
– Проблема в том, товарищ Невский, – вновь вмешалась в разговор толстуха, открыла папку и достала лежащий сверху документ, – что на момент смерти гражданки Орловой Натальи Львовны на данной жилплощади был прописан только один человек она сама! Вот официальная справка, ознакомьтесь! – она грубо сунула Владу лист. – И на дату внизу обратите особое внимание! Справка выдана на следующий день после того, как врач «скорой помощи» выписал свидетельство о смерти!
– Все гораздо серьезнее, чем ты думаешь, Владислав. Я не знаю, каким образом тебе удалось договориться в паспортном столе и задним числом вписать себя в ордер, – спокойно заметил капитан, пристально глядя на Невского, – но догадываюсь. Насчет некоторых методов работы Майи Эрастовны Пидтыканой в милиции уже давно есть любопытная информация. Я уверен: если на нее хорошенько надавить и пообещать в обмен на чистосердечное признание забыть о прошлых… нюансах, она подтвердит, что безвозмездно, исключительно по доброте душевной вошла в твое положение и задним числом внесла тебя в число жильцов квартиры. В конце концов, ты – родной внук старушки. Кто бы стал возражать? Обычное житейское дело. Все так поступают. Но в данной ситуации есть один весьма существенный момент, – в голосе Митрича впервые появился металл. – Ты опоздал с пропиской. О чем недвусмысленно свидетельствует имеющаяся в распоряжении домоуправления справка. Ее лично выдал Ершов, начальник Майи Эрастовны Пидтыканой. О существовании справки она просто не знала. Иначе бы, как человек умный и знающий законы, сразу отказалась бы тебе помогать. Даже бесплатно.
– Мы не звери. Если бы занимаемая гражданкой Орловой жилплощадь была кооперативной, – канцелярским тоном отчеканила Екатерина Степановна, – то прописка не имела бы значения. Квартира, как и вся прочая личная собственность, автоматически перешла бы по наследству к ближайшим родственникам покойной. Но в данном случае площадь го-су-дар-ствен-на-я! И после смерти единственного ответственного квартиросъемщика должна вернуться государству! Вы мошенник, товарищ Невский! И я официально ставлю вас в известность, что нами уже подготовлены все необходимые документы для передачи дела в суд! Каким будет его решение, надеюсь, вам понятно?! Кстати, – Тимофеева повернула толстую шею и подобострастно взглянула на стоящего до сих пор молча рядом мужчину, – вот, познакомьтесь. Товарищ Карапетян, Артак Гарникович. Именно он, согласно очереди, должен был получить эту самую квартиру после освобождения. Между прочим, товарищ Карапетян – юрист. И ему не составит труда убедить вас в бесперспективности дальнейших разбирательств. Если, конечно, вы не хотите сесть в тюрьму.
– Увы, – притворно-вежливо поклонился Карапетян. Его черные, глубоко посаженные масляные глазки предательски бегали. – По-человечески я вас понимаю, Владислав. Но и вы меня поймите. Закон есть закон. Он на мо… на нашей стороне.
– Чего вы от меня хотите? – спросил Влад, скосив глаза на участкового. Невский все понял. Не прошло и нескольких часов с ареста аптекаря, как вдруг повернувшаяся к нему жопой Судьба нанесла новый сокрушительный удар. Последний ли?
– По закону или по-хорошему? – уточнил капитан. Невский подавленно молчал. Митрич ухмыльнулся. – Расклад такой, Владик. Шансов у тебя никаких. Такая скользкая штучка, как Пидтыканая, на нары не пойдет. Смекнет, что к чему, найдет способ замять дело. Благо сговорчивых и жадных уродов и у нас в системе, и в судебных органах хватает с избытком. А вот ты вряд ли выкрутишься. Сесть, может быть, и не сядешь. За дачу взятки должностному лицу. Но, потеряв время и нервы, с квартиры все равно съедешь. Так зачем усложнять?
Мы все отлично знаем, как было дело. Львовна умерла в тот же день, когда ты вернулся из армии. Тебя все соседи видели. Так что прописать тебя раньше она не могла. Для прописки как минимум нужен паспорт. А у тебя его не было. Он лежал в Риге, в военкомате. Это легко проверить. Покажи военный билет. Там будет стоять дата демобилизации. За день до смерти твоей бабушки… После похорон ты вместе с матерью уехал в Ригу, забрал паспорт, собрал вещички, вернулся и дал взятку, – вздохнул участковый. – Скажу тебе по секрету: я даже догадываюсь, через кого. – Капитан небрежно кивнул в сторону соседнего подъезда, где жил Хиляйнен. – Без надежной протекции такая осторожная лиса, как Пидтыканая, с тобой даже разговаривать бы не стала. Вот и выходит, что уже полгода ты незаконно занимаешь чужую квартиру… Короче. Не усложняй себе жизнь, парень. Настоятельно советую закрыть вопрос без участия суда, тихо-мирно. И как можно быстрее.
– Я вас выслушал. И ответил на все ваши вопросы. Теперь вы меня послушайте и ответьте на мои. Если сможете, – Влад с плохо скрываемой неприязнью посмотрел на продувную физиономию Тимофеевой. – Допустим на секунду, что я мошенник. Что же вы так поздно спохватились?! Аж через полгода?! Непонятно. Особенно если учесть, что вы, по вашим же заверениям, уже давно положили глаз на квартиру больной одинокой старушки. Так крепко положили, что заранее обещали передать именно эту квартиру полжизни простоявшему в очереди гражданину юристу, и уже на следующий день после выписки свидетельства о смерти не поленились перестраховаться и получить официальную справку, где подтверждается, что гражданка Орлова была прописана в квартире одна. Следовательно, законных претендентов на жилплощадь нет и быть не может! Почему вдруг такая задержка?!
Митрич пожал плечами – дескать, мое ментовское дело маленькое – и поспешил опустить взгляд, сделав вид, что заинтересовался чистотой форменных милицейских ботинок. Карапетян вопросительно и требовательно посмотрел на Тимофееву. А домоправительница, пойманная врасплох неожиданной для двадцатилетнего парня дотошностью, сначала заметно смутилась, а потом взглянула на Влада таким испепеляющим взглядом, что сразу стало ясно: догадка Влада угодила точно в цель.
– Молчите? Ну, тогда я вам отвечу, – прищурился Невский, – просто не было у вас полгода назад справки от Ершова. И эту квартиру, разумеется, вы тоже никому заранее не обещали. Скорее всего, произошло следующее: каким-то образом, случайно или умышленно, вдруг всплыла информация, что я прописался в бабушкину квартиру только через неделю после ее смерти. Вестимо, не без участия вездесущей Майи Эрастовны. И если грамотно подойти к делу, привлечь к афере более влиятельного, чем Пидтыканая, продажного чиновника, то можно, абсолютно ничем не рискуя, забрать у меня квартиру назад и передать своему человеку. Я даже пикнуть не смогу. Потому как формально получил ее в обход закона. Всех делов-то – уговорить начальника паспортного стола задним числом выписать филькину грамоту. И все! С таким непробиваемым документом любой суд будет на вашей стороне! Даже в том случае, если пойманный с поличным мошенник, то есть я, окажется настолько глуп и жаден, что рискнет сопротивляться выселению… Знаете, как в русских народных сказках называется такая беспроигрышная комбинация? «Вор у вора дубинку украл». Одна липовая бумажка, словно козырной туз, легко бьет другую липовую бумажку. В общем, дело сделано. Верно, Екатерина Степановна?! – Влад язвительно подмигнул домоправительнице. – Вы или те, кто вас сюда послал, все рассчитали. Я, что называется, попал. Поздравляю.
– Что ты несешь, мальчик? – фыркнула Тимофеева. – Бред какой-то.
– Потрясающая фантазия у юноши, – надменно улыбнулся Карапетян. – Ты не пробовал книжки писать? Детские. Уверен, у тебя бы отлично получилось. – После угодившей точно в цель догадки Невского юрист не считал нужным дальше изображать из себя скромного бесквартирного очередника и показал свое истинное лицо.
– Я приму к сведению твои пожелания, ара, – Влад перевел взгляд с толстухи на Карапетяна. – Только не забывай… исчо одын рюсский народный пагаворка: «На каждую хитрую жопу всегда найдется х… с винтом».
– Ты мне угрожаешь?! – непритворно рассмеялся юрист. – Смелый юноша. Только глупый. Послушай, капитан, – Артак Гарникович покровительственно воззрился на участкового. – Скажи пацану, чтобы следил за словами. Иначе… как бы чего не вышло. Такой молодой. Не пожил совсем.
– Владислав, – угрюмо буркнул Митрич, явно тяготящийся своей ролью «представителя закона», – держи себя в руках. По крайней мере при свидетелях.
– Митрич, – сказал Влад. – Вы знаете нашу семью уже много лет. Неужели они и вас купили?
– Я же говорю – гений просто, – цокнул языком Карапетян. – Вундеркинд. Известным писателем станет. Если шею раньше не свернет.
– Кишка тонка – Васильева купить, – после напряженной паузы с вызовом пробормотал капитан. – Влад, отойдем-ка. На пару слов. А вы – ждите.
– Как скажешь, начальник, – оскалился Карапетян.
Невский и капитан прошли в комнату, оттуда – на кухню.
– Похоже, плохи твои дела, парень, – положив руку Владу на плечо, прошептал участковый. – «Разводят» тебя. Красиво разводят. Комар носа не подточит. Я, старый лис, и то, признаться, сразу не понял, что к чему. Пока ты их мордой в говно не ткнул. Только без толку все. Их сила.
– Что ж мне делать, Митрич? – спросил Невский. – Это ведь наша квартира! Какая, к чертям собачьим, разница, когда я прописался: до или после!
– К сожалению, разница большая, – нахмурился участковый. – Сделали они тебя. Чисто сделали. У них там одна шайка-лейка. Начальник паспортного стола, его заместительница, армяшка этот, юрист, очередник хренов, наверняка еще кто-то из братвы. Как без них! Цельный гадюшник! В общем, формально ты кругом виноват, и рыпаться – только себе дороже выйдет. Прости, но это правда. Придется тебе собирать вещи и уезжать в Ригу. И чем скорее, тем лучше. Целее будешь. Это, брат, не подворотня. Против таких шакалов бицепс-трицепс не поможет.
– Ты же мент, Митрич! Волчара! Сделай что-нибудь!
– Вот именно, – подавленно фыркнул участковый. – Я всего лишь обычный мент. За двадцать три года в органах заработавший погоны капитана, язву и грошовую пенсию. И тягаться с квартирной мафией мне не по зубам, – капитан пристально взглянул на Влада. – Против чиновничьей закорючки бессилен даже гранатомет. Думаешь, ты такой один? Это система. Конвейер. Уезжай, парень. Пока башку тебе не свернули. Все, что я могу для тебя сделать, – это попробовать заставить их выплатить часть вложенных в ремонт денег. Я гляжу, ты здесь капитально поработал. Паркет. Новые двери. Кухня. Ванная с туалетом, поди, тоже соответствуют. Сколько, если не секрет? Только в рублях говори, я человек простой и в этих ваших чертовых валютах и курсах ничего не понимаю.
Невский назвал весьма примерную сумму. Митрич матюгнулся в сердцах, шумно вздохнул. У участкового просто не было слов.
– Эй, капитан! – донесся из прихожей наглый голос юриста. – Хватит шептаться! Есть выгодное предложение!
– Короче, я тебе все сказал. А дальше – поступай, как знаешь, – Митрич легонько подтолкнул Влада к двери. – Чует моя циррозная печень, сейчас подмазывать начнет, сволочь. Старая схема. Кнут и пряник.
Невский и капитан вернулись в прихожую.
– Я тут огляделся, пока вы шептались, – кивнув на сосновую дверь ванной комнаты, лениво сказал Карапетян. – Правильный ремонт. Современный. Даже добавить нечего. В общем, у меня есть встречное предложение. Чтобы не обижать парня, я, так уж и быть, решил частично компенсировать ему стоимость ремонта. Мебель, кстати, тоже может себе оставить. Если хочет. И второе. Я слышал что-то про гараж рядом с домом. Он тоже пригодится. За все вместе даю… ну, скажем, три тысячи долларов. И – разбежались по-хорошему. Прямо сегодня. Оставляешь ключи от квартиры и гаража и сваливаешь на все четыре стороны. Дальше не твоя проблема. Устраивает такой вариант? И я очень на это надеюсь, уважаемый товарищ капитан не станет делать круглые глаза и бежать звонить на Литейный, увидев иностранную валюту?!
– Не станет, – хмуро пообещал участковый. – Что скажешь, Влад? – потемневший лицом Митрич посмотрел на Невского. Влад молчал, играя с Карапетяном «в гляделки». Юрист выдержал взгляд Невского, даже ни разу не моргнул. У этого тщедушного – соплей перешибешь! – подонка, надо отдать должное, нервы и воля были железные. Наконец Невский выдавил:
– Пять.
– Четыре. И базар закончен, – подвел черту Артак Гарникович. Влад, поняв, что большего ему не добиться, опустил веки. Вспотевшая от волнения домоправительница облегченно вздохнула, поправила куцую прическу и не смогла сдержать гаденькой улыбки. Свой скромный гонорар с завершившейся только что аферы она отработала.– А ты, оказывается, не так уж и глуп, – надменно заметил Карапетян. Открыв «дипломат», юрист достал перетянутую резинкой пачку долларов, быстро отсчитал сорок зеленых ассигнаций с портретом Президента США Франклина, протянул Невскому и жестко потребовал:
– Ключи. Все. И номер гаража!
– Сорок седьмой бокс, – Влад убрал валюту в карман. – Ключи найдешь через три часа. В почтовом ящике.
– Договорились. Как я его открою? – деловито уточнил юрист.
– Никак, – холодно ответил Невский. – Сломаешь. Если сил хватит. А потом поставишь новый замок. Еще пожелания будут?
– Нет, – ухмыльнулся Артак Гарникович. – Вопрос улажен. Приятно иметь дело с разумным человеком. Ценящим свое время, нервы и драгоценное здоровье. В вашем возрасте, юноша, силой никого не удивить, а вот ум – больша-а-я редкость!
– Все сказал? – Влад терял терпение.
– Все, что нужно , – не остался в долгу юрист.
– Тогда пошел на х… отсюда!!! – не выдержав, дал волю эмоциям Влад. И добавил тихо, так, чтобы Карапетяна пробрало до костей: – И не дай тебе бог встретить меня на узенькой дорожке! – Невский угрожающе сжал кулаки. Хруст костяшек прозвучал в повисшей тишине громко. Но – не более убедительно, чем холостой выстрел из пушки по воробьям. Все это отлично понимали. Включая Влада.
Однако легко добившийся желаемого результата, не отличавшийся ни богатырскими габаритами, ни бойцовскими навыками юрист, видя состояние Влада, вякать в ответ поостерегся. Он лишь укоризненно покачал головой перед тем, как пропустить поспешно юркнувшую на лестничную площадку домоправительницу, обреченно молчащего участкового и, пятясь, выйти из квартиры, гулко грохнув о косяк тяжелой металлической дверью.
Медленно опустившийся на табуретку и обхвативший голову руками Невский не мог видеть, как новый хозяин его квартиры, Артак Гарникович Карапетян, замедлив шаг возле распахнутой настежь двери подъезда, по-барски похлопал по плечу отлично сыгравшего свою роль капитана и, как милостыню, с ухмылкой сунул в карман форменного серого плаща две скомканные долларовые бумажки…
Когда первая волна парализовавшей Невского вселенской ярости схлынула и Влад снова обрел способность адекватно воспринимать действительность, наступило время трезвых размышлений. Итак, воспользовавшись фактом взятки, его только что «развела» квартирная мафия, вынудив отказаться от бабушкиной квартиры и гаража, сунув взамен, чтоб не слишком дергался, жалкую подачку. А он принял. Что он мог сделать? Набить морду армяшке? Глупо. Юрист здесь только пешка, исполнитель. Так же, как и эта тетка. Митрич прав, дергаться бесполезно. Это система. Не он первый, не он последний. Та же участь в ближайшем будущем наверняка ждет сотни стариков, алкашей и просто одиноких людей. Не способных ровным счетом ничего противопоставить организованной преступной группе, где сладко спелись продажные чиновники, юристы и бандиты. Кстати, о бандитах…
Влад, не раздумывая, подчиняясь секундному порыву, снял трубку телефона и по памяти набрал домашний номер Индейца. Не слишком рассчитывая в десять утра застать Антоху дома. Волка, как известно, ноги кормят. А Индеец – волк. Но после первого же гудка на том конце линии послышался хрипловатый голос бывшего сослуживца:
– Алло!
– Привет, Чингачгук. Узнал? – бесцветно сказал Невский. С того памятного, полугодичной давности разговора в шашлычной, когда Антон предложил ему идти в братву, они с Индейцем часто встречались в зале, но почти не разговаривали, ограничиваясь дежурными фразами. Гражданка, оказавшаяся гораздо суровей военной службы, развела бывших морпехов если не по разные стороны баррикад, то уж по разным дорогам жизни, это точно.
– А, это ты, – как и следовало ожидать, без особой радости буркнул Индеец. – Слушай, я спешу. У меня стрелка с «залетными» через час. Ты меня прямо на пороге поймал. Так что давай в темпе. Какие проблемы?
– Серьезные, – Невский вкратце рассказал о своих недавних визитерах. – Участковый намекнул, что их стая не сама по себе дела мутит, а заодно с бандюками. Под «крышей» работает. Вот я и подумал, может, ты в теме, хоть краем уха? Знаешь, кто стоит за этим ублюдком Карапетяном?
– Ты попал, земеля. Суши весла, – после паузы резюмировал услышанное Индеец. – Знаю я эту тему. Тебя сделали чисто. К мусорам с заявой не пойдешь, сам за взятку прописался. А у этих крыс конторских уже давно все доходяги на карандаше. Во всем городе. За ними следят. Кто же тебе, лоху мелкому, даст законное у братвы открысятить? Так что собирай вещи и переезжай к своей биксе. Если не хочешь, чтобы тебе башку проломили.
– Ты главного не сказал, Антоха, – напомнил Невский. – Кто их «крышует»?
– Тебе зачем? – опять помолчав, лениво процедил Индеец. – В мусарню решил податься, на жалость давить? Или новый дом из шести досок хочешь, с участком два на полтора? Будут тебе и дом и участок. На Южном. Даже, бля, музыка. Не гони волну, Рэмбо. Тем более… бабки откупные ты уже, как я понял, схавал. И правильно сделал. Иначе вообще бы голым в Африку пошел. В чем проблема, не врубаюсь? От меня что надо? Тебя поимели – сиди кури. В следующий раз умнее будешь.
– Ладно, я тебя понял, – выдавил Влад. – Не хочешь говорить – не надо. Сам узнаю.
– Ну, допустим, узнаешь! – неожиданно вспылил Антоха. – И что дальше?! Что?! Стрелку пацанам забьешь?! Не смеши еврея, Рэмбо. Когда старуху на карандаш ставили, тебя, внучка прибалтийского, никто даже в расчет не брал! В этом раскладе ты даже не шестерка – ты пустое место, ноль! Так что отскочи и засохни! Все, давай… Некогда мне с тобой базарить, пацаны ждут, – Индеец замолчал, а потом, видимо, дав волю другим эмоциям, с усмешкой добавил: – Если вечером на тренировку не приду, скажи Боре – пусть считает меня коммунистом, – не дожидаясь ответа, Антон повесил трубку.
Невский еще некоторое время гипнотизировал телефонный аппарат, слушая доносящиеся из мембраны отрывистые гудки, а потом медленно положил трубку, схватил дорогой японский радиотелефон двумя руками и, размахнувшись, с отчаянным диким воем грохнул об пол. Пальцы Невского дрожали. Все, во что он вкладывал силы, время и деньги в надежде на стабильное обеспеченное будущее, все за последние сутки пошло прахом. Аптекарь в СИЗО. Товар на его складе арестован. Квартира и гараж – у бандитов. Проклятые карапетянские доллары, лежащие в кармане джинсов, жгли кожу. Тихая старушка, наверное, перевернулась бы в гробу, узнав, кому после ее смерти достались эти «хрущевские» стены, двадцать с половиной лет назад впервые услышавшие плач ее внука – пухленького младенца с красивым именем Владислав…
Пошатываясь, словно в бреду, Влад обошел пахнущую свежим ремонтом и кожаной мебелью маленькую уютную квартирку в поисках того, что можно было бы забрать с собой кроме аудио-видеотехники. Все вокруг было абсолютно новым – от занавесок на окнах до мельхиоровых столовых приборов на кухне. Ну уж нет, суки! Не будете вы жрать из этих тарелок и пить пиво из этих бокалов! Вы хотите голые стены и мебель?! Вы их получите!
Скрипящий зубами, буквально излучающий вокруг себя лютую ненависть Влад, не видя рядом ничего и никого, бросился в гараж за машиной. Закрывать за собой ворота Невский не стал. Много чести скотам. Когда «жигуль» с визгом вылетел из кооператива, глядящий автомобилю вслед пожилой сторож тихо выматерился и покрутил пальцем у виска. Перегородив узкий проезд между домом и зеленой зоной двора, Влад подогнал машину багажником прямо к подъезду и начал выносить из квартиры и грузить в «пятерку» все, на что падал глаз. На затраченные деньги Невскому было плевать, в этот момент он думал лишь о том, чтобы не оставить кинувшим его подонкам ничего из того, что он покупал для себя и своей любимой. Посуду и стекло Влад бросал на резиновые коврики салона, в промежуток между задними и передними сиденьями, перебив при этом минимум третью часть. Ерунда! Видеодвойку и музыкальный центр, обмотав верблюжьим одеялом и постельным бельем, более или менее аккуратно загрузил на заднее сиденье. Пригодится! В багажник, рядом с канистрой для бензина, лысой запаской, буксировочным тросом, промасленной ветошью и брезентовой сумкой с инструментами, полетели сверкающие столовые приборы, махровые полотенца, два декоративных пластиковых цветка в кадках, сорванные с гардин шелковые китайские занавески и варварски выдранные из потолка и со стен люстра и два светильника. Влад забрал коврик для ног, не забыв прихватить вешалки из шкафа и даже початые вчера кусок мыла и флакон шампуня. Завершающим аккордом акции под названием «все свое беру с собой» стало срывание со стен моющихся обоев. Получалось с большим трудом, мелкими кусками: нанятые Невским мастера свое дело знали, да и эстонский клей не подкачал. Впрочем, забирать бесформенные куски сине-серого винила Влад не собирался. Он просто бросал их на пол, там же, где срывал. За полчаса до оговоренного с Карапетяном срока «сдачи ключей» еще совсем недавно такая уютная и симпатичная квартирка представляла из себя жалкое зрелище. Словно Мамай прошел. Совершая погром, Невский испытал некое подобие удовольствия: «Нате, подонки! Жрите! Только не подавитесь! Ничего! Придет время, и он вернется сюда, чтобы отомстить! Он разыщет их всех – от самого главного вурдалака до исполнителей вроде Карапетяна – и порвет в клочья! Как сегодня рвал эти несчастные обои! Трепещите, гниды! Возмездие не за горами! Дайте только время отдышаться…»
Когда пребывающий в трансе, на автопилоте ведущий машину Невский, чудом избежав аварии, добрался наконец до Юлиного дома на Обводном канале, часы показывали два. Это был первый за время подготовки к соревнованиям день, когда Влад не только пропустил тренировку, но и ничего не ел. При этом совершенно не ощущая голода. Вялость и жуткая апатия навалились сразу, едва Невский загнал «жигуль» в купленный по случаю у соседа-инвалида один из трех стоящих внутри тесного двора металлических гаражей. Сил и тем более желания выгружать лежащее в тачке барахло и поднимать его на третий этаж старого дома без лифта у Влада не было ни малейшего. Потом. Завтра.
На ватных ногах поднявшись к квартире, Невский открыл дверь, как был – в грязных ботинках и куртке – прошел в спальню, упал лицом вниз на широкую кровать, бережно хранящую запах любимой женщины, и совершенно неожиданно для самого себя заплакал. Все громче и громче, всхлипывая и сотрясаясь всем телом. Потом успокоился, вытер лицо о подушку, вернулся в прихожую, сбросил обувь и одежду прямо на пол, прошел в гостиную, где достал из бара рюмку и три початые бутылки спиртного: коньяк, виски и рябиновую настойку. Принес из кухни тарелочку с ломтиками копченой говядины и обветренного сыра, достал из шкафа пепельницу, сигареты и зажигалку, закурил и принялся пить. Не чувствуя вкуса, наливая по кругу из каждой бутылки, глядя прямо перед собой в одну точку и вяло двигая челюстями…
…Как – двумя часами позже – закончилось спиртное и сигареты; как он, выбросив пустую тару из окна во двор, едва держась на ногах, выполз на улицу; как, стоя посреди запруженной автомобилями проезжей части и махая руками, ловил такси; как за пятьдесят рублей покупал у моториста две бутылки паленой водяры и пачку дешевой «Стрелы» без фильтра; как, с трудом поднявшись домой, не мог найти в карманах ключи, а затем попасть ими в замочную скважину; как зубами срывал с горлышка бутылки золотистую мягкую пробку, – всего этого Невский уже не помнил. Проснулся он глубокой ночью, на ковре, рядом с лужей блевотины, от кислого запаха которой желудок снова пытался вывернуться наизнанку. За окнами было темно и тихо. На столе, поблескивая в лучах уличного фонаря, стояла ополовиненная бутылка водки. Вторая, упавшая и разбившаяся, грудой осколков лежала под столом. В непроветренной комнате стояла жуткая вонь. Весь стол был залит спиртным, завален пеплом и окурками. Голова болела так нестерпимо, что хотелось упасть на колени, обхватить ее руками и, покачиваясь, как фарфоровый болванчик, тихо выть. Когда же Невский вспомнил все события первой половины минувшего дня, ему стало совсем хреново. Только вот плакать, как давеча, зарывшись лицом в подушку, Владу уже не хотелось. Напротив: ему хотелось убивать. Задушить гадов собственными руками, прежде всего юриста, ухмыляющаяся рожа которого до сих пор стояла у Влада перед глазами. Влад никогда прежде не был националистом, не считая обычной для большинства русских в Латвии легкой взаимной неприязни к «Гансам». Это считалось почти нормой. Среди его детских друзей были и поляки, и евреи, и украинцы, и даже один цыган – профессиональный велосипедный вор Яшка. За два года службы у Невского не было ни одной драки на национальной почве. Но именно встреча с Карапетяном спровоцирует ту, сохранившуюся на протяжении жизни, ненависть Влада ко всем кавказцам без исключения. Впрочем, во всей «красе» это чувство проявится чуть позже. А пока…
О том, чтобы продолжить «веселье», Владу было противно даже думать. Вид стоящей на столе бутылки водки и смятых окурков вызывал тошноту. Однако иного выхода поправить здоровье не существовало. Превозмогая брезгливость и отвращение, Влад налил себе стопку и выпил, долго держа теплую водку во рту – прежде чем проглотить. Приняв дрянное самопальное пойло, пустой желудок пару раз неприязненно дернулся, после чего затих. Нормальный ход. Вылив остатки водки в раковину, открыв настежь все окна, сбросив на пол провонявшую одежду, Невский залез в ванную, задернул пластиковую штору с изображением русалки и, включив прохладный душ, долго сидел, обхватив руками колени и постепенно приходя в себя. Когда головная боль чуть отступила, а тело от кончиков ушей до щиколоток покрылось «гусиной кожей», Влад наскоро намылился, ополоснулся, почистил зубы, трясущейся рукой удерживая станок, побрился, не избежав порезов, после чего до красноты растерся полотенцем, заклеил порезы кусочками пластыря, накинул висящий на крючке халат, вернулся в проветрившуюся гостиную и принялся за уборку. Когда за окнами забрезжил рассвет, в готовой к возвращению хозяйки квартире уже ничто не напоминало о вчерашней пьянке. Разве что легкий запах табака, впитавшийся в шторы… Выпив чашку крепкого зеленого чая, Невский заставил себя проглотить бутерброд со шпротами, бросил в рот сразу три мятных жевательных резинки и вышел на улицу. До прибытия московского поезда оставалось чуть больше часа.
Толкнув жалобно скрипнувшую дверь подъезда, Невский вышел во двор, машинально бросил взгляд в сторону гаража – и остолбенел. Ржавые железные двери распахнуты настежь. Внутри гаража пусто, как в кармане у нищего. Машина исчезла. Со всем добром, разумеется. Повезло сволочам…
Замешательство и растерянность длились всего секунду, не больше. Ни злиться, ни сокрушаться у мучимого похмельем Влада уже не было сил. Наверное, потому, что после ареста аптекаря и расставания с квартирой где-то в глубине души он был готов к подобному ходу вещей. Давно подмечено: если в твоей жизни началась черная полоса, то неприятные сюрпризы будут сыпаться как из рога изобилия. Вот и дождался. Может, хоть этот – последний? Ведь терять уже фактически нечего. Или… есть?
На ГАИ и «сыскарей» Невский даже не надеялся. Тачку угнали ночью. И если до сих пор не обнаружили, случайно тормознув по дороге, то воры уже наверняка загнали «жигуль» в отстойник. А там – ищи ветра в поле. Перебивать номера на двенадцатилетней «пятерке» с пробегом двести тысяч нет смысла. Значит, тачку просто разберут на запчасти, поделят попутно прихваченную технику и барахло – и привет. Короче, о машине теперь можно говорить лишь в прошедшем времени. Сдохла ласточка…
На Московский вокзал Влад приехал на такси, за пятнадцать минут до прибытия поезда. Он решил сходу не говорить Юле о череде обрушившихся на него неприятностей. После первого за два с лишним года посещения могил мужа и дочурки вряд ли стоит загружать заново пережившую трагедию Юлю подобными историями. Впрочем, отсутствие машины у вокзала вряд ли удастся объяснить только вчерашним пьянством и нежеланием садиться за руль с бодуна. Она увидит во дворе пустой гараж – и все поймет.
Поезд прибыл точно по расписанию. Стоящий на платформе напротив девятого вагона Невский, с букетом из трех роз, ждал Юлю. Пассажиры люкса один за другим покидали вагон, но ее все не было. Влад уже начал волноваться и хотел подойти за разъяснениями к проводнице, но тут в тамбуре показалась укутанная в черный платок бледная молодая женщина с залегшими вокруг глаз темными кругами, в которой Невский с содроганием узнал свою любимую. Он бросился к ней, суетливо подхватывая небольшую дорожную сумку, одновременно протягивая цветы и целуя в щеку, оказавшуюся на удивление холодной. Машинально принявшая розы Юля никак не ответила на поцелуй. Казалось, ей совершенно все равно, что происходит вокруг.
– Здравствуй, солнышко! Как доехала?
– Нормально, – тихо, едва шевеля губами, ответила Юля. Так ответила, что у Влада больно кольнуло в сердце: «Да что же это такое творится, Господи?! Что я тебе плохого сделал, раз ты посылаешь мне одно за другим такие испытания?!»
– Я сегодня без машины. Так получилось, вчера с ребятами немного выпили, – нарочито бодро сообщил Невский. – Поедем на такси. Не возражаешь?
Юля не ответила. Подаренные Владом цветы она несла небрежно, словно банный веник. Невский был готов завыть от отчаяния. На глаза наворачивались слезы. Предчувствие беды, самой страшной, нарастало с каждой секундой. До стоянки такси дошли молча. Молча дождались своей очереди, молча сели в старенькую «Волгу» с продавленным задним сиденьем. Невский назвал шоферу адрес. Когда до Обводного канала оставалось ехать всего ничего, Юля вдруг сказала, не глядя на сидящего рядом Влада:
– Нам надо расстаться.
– Что? – не сразу врубился Невский. Ему показалось, что он ослышался.
– Я сегодня вечером уезжаю обратно в Москву. Навсегда.
– Как – уезжаешь? – не поверил своим ушам Невский. – Зачем?!
– В монастырь, – ледяным тоном ответила Юля.
– В какой еще… на фиг… монастырь? – у Влада было чувство, словно ему с размаху врезали гантелей по затылку. Перед глазами закачались черные пятна. Дыхание сбилось. – О чем ты говоришь, солнышко?!
– Я уже беседовала с настоятельницей, матушкой Евфросиньей, – тем же безразличным голосом произнесла Юля. – Меня ждут в обители. Я позвоню Нежинскому, он уладит дела с квартирой. Продаст. И вышлет деньги в монастырь. Остальные я передам матушке, лично. Все. Мне ничего не нужно. Я не хочу оставаться в мире, где правит дьявол…
Вращающий баранку дородный таксист откашлялся и бросил заинтересованный взгляд в зеркало заднего вида. Даже ему, повидавшему на своей работе всякое, вряд ли прежде приходилось слышать подобное. Включив указатель поворота, он прижал машину к бордюру, обернулся назад и сочувственно посмотрел на Невского, буркнув:
– Приехали, командир. Чемодан сам достанешь? Там открыто.
Влад угрюмо кивнул, протянул мужику мятый червонец, открыл дверь, обошел «Волгу», помог выйти Юле, торопливо достал из багажника сумку и почти бегом ринулся вслед за любимой, пошедшей к дому. Догнав, взял за локоть, бесцеремонно развернул лицом к себе и, глядя в ее холодные, безразличные ко всему глаза, затараторил:
– Юленька! Любимая моя! Не надо! Не делай глупостей! Ты просто очень устала! Тебе нужно отдохнуть! Я… я вызову врача!.. Ты… Господи, неужели ты не понимаешь, что эти долбаные святоши просто «разводят» тебя, чтобы ободрать, как липку?! Не надо! Не… оставляй меня! Ты нужна мне! Я тебя люблю и хочу, чтобы у нас была семья, дети! Я не смогу без тебя жить! Ну что ты молчишь?! Скажи хоть что-нибудь!
– Я уже все сказала, – на лице Юли не дрогнул ни один мускул. Оно было неподвижно, словно маска. – Мы должны расстаться. Твои слова ничего не изменят. Уходи. Пожалуйста. Прямо сейчас. Собирай вещи и уходи. Все закончилось. Я… не хочу тебя больше видеть, Владик. Никогда. У нас нет семьи. И нет будущего.
Сказав это, Юля решительно повела плечами, освобождаясь от стиснувших их пальцев Невского, швырнула в лужу подаренные ей розы и зашла в подъезд, громко хлопнув дверью. Раздавленный, вконец опустошенный Влад еще некоторое время тупо глядел на щербатую серую стену арки с намалеванной на ней эмблемой футбольного клуба «Зенит», а потом поднял чемодан, перешагнул цветы, поднялся на третий этаж и вошел в квартиру, в одночасье ставшую такой же чужой, как и ее хозяйка. Юля стояла возле окна гостиной, смотрела на протекавший внизу канал, и один взгляд на ее лицо гасил последние робкие лучи надежды. Слова были бессильны что-либо изменить. Достав из шкафа в прихожей большую спортивную сумку, Невский молча обошел квартиру, бросая в сумку одежду и книги, – ничего более ценного, принадлежащего ему, в этой квартире не было. Последними кое-как затолкал сверху черные выходные ботинки и втиснул в боковой карман станок «жилетт» и аэрозоль с пенкой для бритья. Вот и все. Невский закинул сумку на плечо, постоял на пороге, глядя на неподвижную, словно памятник, Юлю, тщетно дожидаясь того, что она обернется, а потом, чувствуя, что на глаза снова вот-вот навернутся предательские слезы, пулей выскочил на лестничную площадку и с грохотом скатился вниз.
Брошенных Юлей роскошных алых роз в луже уже не было. Забрали. На том месте, спиной к проходу, стоял раскачивающийся алкаш и мочился на стенку. Кулаки Невского непроизвольно сжались, но в последний миг он сумел сдержаться и прошел мимо бухарика. На душе было так паскудно, что хотелось набить кому-нибудь рожу. Крепко набить, до кровавых соплей и сломанных зубов…
Невский долго шел пешком через центр – только бы двигаться, делать хоть что-нибудь. И даже не заметил, как ноги на автопилоте вынесли его на Сенную, где среди людской толпы тусовались скупщики валюты и золота. Влад огляделся, сел на скамейку. Рука сама нащупала в кармане куртки сложенную пополам пачку долларов. Четыре тысячи. Последний резерв. Кроме этих денег и набитой барахлом спортивной сумки, у Влада не было теперь ничего – ни квартиры, ни машины, ни собственного бизнеса, ни любимой. Хоть прямо сейчас садись на поезд и возвращайся в Ригу. В Ленинграде его больше ничто не держало. За последние сутки он потерял все, что имел. Но, прислушавшись к внутреннему голосу, Влад понял: уезжать он не хочет. Почему? Наверное, не последнюю роль здесь играло уязвленное мужское самолюбие. Не хотелось признавать себя неудачником и выглядеть таковым в глазах мамы и Димки. Ради Юли он продал долю в перспективном бизнесе, поставил на прошлой жизни жирный крест, все бросил… А в результате остался у разбитого корыта. Нет, возвращаться «на щите», профукав не только деньги, машину, но и бабушкину квартиру, Невскому не хотелось. Да и – что уж кривить душой! – привык он за полгода к этому хмурому и холодному городу, построенному Петром на самом непригодном для жизни месте… Что ж, придется начинать с нуля. Снова снимать квартиру, снова искать поставщика спортивной «химии» – благо с реализацией товара проблем нет. Клубы прикормлены. По крайней мере хоть какойто стартовый капитал имеется. На раскрутку должно хватить…
Издалека понаблюдав за кучкой тусующихся на Сенной валютчиков, Невский – по самому не до конца ясным критериям – остановил свой выбор на немолодом уже мужике в красной куртке и вязаной шапочке, подошел, предложил для начала купить пятьсот баксов. Тот кивнул, назвал свой курс. Вполне подходящий для небольших сумм. Тогда Влад увеличил предложение до четырех тысяч. С условием покупки по более выгодному курсу.
– Это окончательная сумма? – оглядевшись, понимающе ухмыльнулся валютчик. – Или через минуту снова придется пересчитывать?
– Окончательная, – подтвердил Невский.
– Тогда… – мужик достал калькулятор и быстро пробежался пальцами по кнопкам. Показал Владу дисплей, – вот столько на выходе. Больше дать не могу. Устраивает?
– Вполне, – ответил Невский.
– Тогда пошли, вон, к киоску, – меняла кивком указал на один из стоящих поблизости кооперативных ларьков, торгующих всякой всячиной. – Не здесь же, на людях, бабло светить.
– Пошли, – пожал плечами Влад и следом за валютчиком направился в более подходящее для сделки место.
В прокуренном тесном киоске скучала, лениво перелистывая журнал, некрасивая девица лет двадцати пяти. На вошедших мужчин она бросила лишь мимолетный взгляд и снова углубилась в свое чтиво. Привыкла. Невский достал доллары, на всякий случай прямо на глазах валютчика пересчитал купюры – ровно сорок «Франклинов» – и протянул меняле. Тот подержал баксы в руке, придирчиво разглядывая, потер с двух сторон большим и указательным пальцами, нахмурился. Извлек откуда-то из-под прилавка похожий на авторучку тестер и посветил на каждую из бумажек фиолетовым светом. А потом вздохнул и решительно вернул баксы Владу, коротко и сухо буркнув:
– Липа.
– Не понял, – Влад перевел взгляд с менялы на деньги и обратно. – То есть как…
– Каком кверху, – фыркнул валютчик. По вытянувшемуся лицу Невского он безошибочно определил: фраер сам не в курсе, «кинуть» спеца не рассчитывал, – и немного смягчился. – Баксы, говорю, у тебя фальшивые. Хотя и высокого качества. Скорее всего иракские. Чеченские фантики и без тестера видно. В общем, впарить какому-нибудь лоху при желании можно. Но я туфтой не занимаюсь. У меня постоянные клиенты. Так что работаю по-честному. Будет тема – обращайся. Пошли.
– И что посоветуешь с ними делать? – ошарашенно спросил Влад. – Ну, Карапетян, сука!
– В туалете наклей, на память. Или впарь кому-нибудь, – хмыкнул меняла. – Только не здесь. Тут никто не возьмет. В городе и так фальшивок до хрена. Каждый пятый бакс – левый. В провинцию езжай. В Новгород. Или Псков. Там слить попробуй. А вообще, ты это, – открыв дверь ларька, обернулся мордатый, – поаккуратнее с липой. За настоящие баксы от ментов откупиться можно, но за фальшивку, если повяжут, накрутят по полной. Врубился? Ну, бывай.
Валютчик вернулся на рабочую точку, а Невский, немного постояв в нерешительности возле ларька, вдруг поймал себя на том, что жутко голоден. Похмелье ушло, уступив место волчьему аппетиту. Влад подошел к первой попавшейся на глаза палатке, торгующей съестным, купил три горячих пирожка с мясом, взял бутылку лимонада, снова сел на скамейку и стал обдумывать свое положение, с жадностью поглощая еду. Странное дело, но ни материться, ни рычать от обиды, ни бить морду кому бы то ни было – кроме Карапетяна! – уже абсолютно не хотелось. Просто Невскому вдруг все вокруг стало безразлично. Потеряв последнюю надежду выкарабкаться из этой «черной дыры», он неожиданно успокоился. Влад даже улыбнулся. Как сказал кто-то из великих: «В том, что с нами происходит, виноваты лишь мы сами. Даже если объективно и фактически мы не виноваты». Толково подмечено. Остается только добавить сакраментальное: «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих». М-да. Похоже, судьба не оставила ему выбора…
Съев пирожки с непонятной начинкой и выпив лимонад, Влад вышел на Садовую, сел на трамвай и доехал до Варшавского вокзала, откуда отправлялись поезда в Ригу. Пересчитал оставшиеся в бумажнике деньги, спросил в кассе, сколько стоит самый дешевый билет. Общих вагонов в фирменном экспрессе «Балтика» не было в принципе. Только СВ, купе и плацкарт. На плацкарт хватало. Даже оставалось семь рублей с копейками. До десяти вечера в самый раз. Перекусить разок-другой, что еще надо? Невский купил билет и вышел в город. Шумно, на секунду опустив и вновь подняв веки. Ну, вот и все. Конец питерской одиссее. Видать, Невскому на роду было написано жить с прибалтийскими «Гансами»…
Куда податься и что делать в оставшиеся до отправления поезда несколько часов, вопроса не возникло. Нужно обязательно зайти в клуб к Роеву. Попрощаться с тренером и пацанами. Качнуть «железо», потом посидеть в парилке, расслабиться. После дичайшего напряжения последних суток и безумной пьянки тренированные мышцы Невского настойчиво требовали нагрузки, а расшатанные нервы – отдыха.
Тренерская оказалась закрытой. Никого из знакомых в клубе тоже не было. Потренировавшись около часа и спустив семь потов – сказывалась вчерашняя попойка, – Влад собирался уже нырнуть в парную, как тут в раздевалке появился Индеец. Судя по тому, что Антоха был жив-здоров, не считая легкой ссадины на виске, «стрелка» с залетными бандюгами закончилась в пользу бригады Чалого.
– Не быть тебе коммунистом, – пошутил Невский, напомнив Антохе высказанную им по телефону просьбу.
– А-а, уроды, – отмахнулся Индеец. – Бакланили не по-детски, пальцы веером, а как до реального разбора дошло, так сразу и обосрались! Ну… почти сразу, – уточнил бывший морпех и потер саднящую царапину. – Сам-то как? Угомонился?
– Скорее, угомонили, – и Влад рассказал о Карапетяне, о вчерашней пьянке, об угнанной со всем барахлом машине, о встрече с Юлей и о визите к меняле.
– Круто ты попал. Хаты нет. Колес нет. Бабок нет. Биксы тоже нет. Что думаешь теперь делать? – спросил Индеец и прищурился.
– А что я могу делать? – фыркнул Невский. – Вариант только один. Я уже и билет купил. Через два часа поезд.
– Сбежать легче всего. А ну, покажи-ка баксы, – потребовал Антон. Влад сунул в протянутую руку пачку фальшивок. Внимательно изучив купюры, Индеец молча убрал их в карман. И сказал, глядя на Невского из-под бровей:
– Короче. Слушай сюда, Рэмбо. Я знаю на Апрашке барыгу, который возьмет качественную макулатуру по курсу пять к одному. Завтра вечером получишь восемьсот «гринов», уже самых настоящих. Думаю, ради такой суммы стоит сутки подождать с отъездом? Ночевать есть где? Так я и думал. Ладно, не ссы. Определю тебя на хату. Есть у меня дежурная нора. Комната в коммуналке, на Васильевском. На всякий случай держу, мало ли что. При нашей работе без запасного аэродрома нельзя. Ну что, согласен?
– Восемьсот баксов на дороге не валяются, – улыбнулся Невский. – Спасибо, старик. С меня причитается.
– Не последний день живем. Сочтемся. Тогда, значит, добазарились, – Антоха хлопнул Влада по плечу. – Я сегодня долго тренироваться буду, прошлый раз пропустил. Так что успеешь. Слетай на вокзал, сдай билет и возвращайся. Поедем, определю тебя на хату. До завтра перекантуешься, а там видно будет. Утро вечера мудренее.
Часть вторая МЫ БАНДИТО, ГАНГСТЕРИТО…