У реки Смородины Панарин Сергей
– Тут магия, – понуро сказал Иван. – Врачи не помогут. Нужен сильный колдун. Карачун нужен.
– Будет тебе Карачун. – Хоробрий прижал длань к сердцу.
Накануне старец велел князю не тревожить его, ибо колдун приступил к какому-то сложному заклинанию, требующему полного отрешения от сущего. «Лишь бы не скопытился», – подумал Хоробрий, вынужденный врать витязям.
– Выезжаем незамедлительно. Слышь, шевалье, богатыря на твоей таратайке повезем, она у тебя, в отличие от моей, мягко ходит.
Парижуец, очевидно довольный тем, что князь признал свою карету хуже посольской, отправился собираться. Дембель вернулся к брату. А главный тридевятич призадумался: «Допреже всего, поселю орлов в столице. Ну, порчу с Егория снимем… Как бы их удержать-то? Дочерей боярских в жены дам! Жалованье положу – черта с два пожалуешься. Подвигов наобещаю. А по весне пойдем басурман степных топтать. С такими богатырями вмиг от мангало-тартар избавлюсь».
Хоробрий давненько хотел попасть в летописи как избавитель земель Эрэфии от тартарского подданства. Негоже дань платить звероватым лиходеям.
Лагерь собрали быстро. Ехали молча, гадкому настроению вторила погода. За ночь налетели тягучие полупрозрачные облака, затянули небесную синь, делая степь темнее и прохладнее.
Ивана тяготили мысли о болезни брата: «Не дай бог, вернусь с дурачком. Что Егорка по жизни делать станет?.. Одна надежда – этот их кудесник».
Тридевяцкого князя терзало предчувствие чего-то недоброго. Хоробрий был отнюдь не глуп и на пустые думки не велся, но отлично знал: если засвербело в груди, жди дурной вести.
Старики говорили, государственному мужу даруется несколько больше, нежели простолюдину, ибо ответствует он за целый народ. Тут и спрос суровее, и помогают боги иной раз. Мудрость стариковская не врала – князь частенько ощущал присутствие в его жизни высших сил.
Вот и сегодня вождь тридевятичей не ошибся. Где-то в полдень навстречу походу вылетел на взмыленной лошадке гонец, пал к ногам Хоробрия.
– Беда, князюшко, окаянное горюшко содеялось, – запричитал запыхавшийся от скачки вестник. – Не вели голову рубить, вели слово молвить.
Иван отметил хладнокровие главного тридевятича. Тут бы впору запаниковать, а он даже не вздрогнул. Откуда Емельянову-старшему было знать, что прозвучало заведенное предками приветствие, совмещенное с указанием на то, что новости – дурные.
– Тут уж ехати всего ничего, – задумчиво произнес Хоробрий. – Мож, тебе и правда головенку оттяпать? Недаром же говорят, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
«Ну, все, капец посыльному», – решил дембель, но, к собственному облегчению, ошибся.
– Ладно те в пыли пластаться, – сказал вестнику князь. – Встань и докладывай.
Гонец поднялся на ноги. Молодой, ровесник близнецов, только щуплый и с мышиными усиками а-ля де Монокль. Рукава зеленого кафтана и лоб испачкались в пыли.
– Очень прилежный, – не без отвращения прошептал Иван.
Пока запыхавшийся гонец собирался с силами, Хоробрий прикидывал, что могло произойти дома в его отсутствие. Мангало-тартары? Так мир. Стихия разбушевалась? Но тогда бы и тут было заметно. Бояре заговор устроили? А вот это весьма вероятно!
Бояр в Торчке-на-Дыму было как собак нерезаных. У людей ведь спокон веку так: чем народ южнее, тем в нем гордости больше. Пусть даже и порты дырявые, ан гляди-ка – сквозь прорехи гордость так и выпячивает. А уж заведись маломальское богатство, и понеслось – не хочу быть купчихой, хочу быть столбовой дворянкой.
В столице Тридевяцкого княжества каждый норовил выбиться в бояре. Потому-то сословие сие было необычайно широким и составляло четверть всего населения Торчка.
Бояре постоянно волновались.
Раз в год их сгоняли на отчетно-выборное собрание. Там выбирали, кто будет давать отчет за все похищенное боярами в течение прошедшего года.
Проще говоря, ворюги-бояре сдавали одного своего, чтобы пожить еще годик.
Вдруг им надоело правило, заведенное пращурами? Уж не затеялись ли они учредить государство, на латунский манер называемое «резь бублика»?
Правда оказалась страшнее князевых предположений.
– Государь князь, – молвил гонец. – Мужайся. Наш славный Торчок-на-Дыму зачеркнули.
– Чего?! – Хоробрий чуть с коня не упал.
– Зачеркнули. По всему граду выжгли две широкие черты. – Вестник вытянул указательный палец и изобразил в воздухе широкий крест.
– Пожар? – севшим голосом спросил главный тридевятич.
– В том-то и дело, что нет. Будто два огненных колеса прокатились. А за ними – пепелища. Так их и назвали – Черные Колеи.
– Вот оно что… Когда несчастье содеялось?
– Ночью, княже.
Хоробрий помолчал, потом обернулся к притихшим спутникам:
– Четверо оставайтесь с каретами и парижуйцами, двигайтесь как прежде. Остальные – за мной.
– А можно с вами? – робко встрял де Монокль.
– Гляди, не отставай.
Иван понадеялся, что с братом ничего не произойдет, и присоединился к князю.
Скакали часа два, пока вдалеке не замаячил Торчок. Столица Тридевятского княжества предстала такой, какой описывала ее песнь Кия – стена, холм с висячими садами, только из-за облаков не было видно звезды. Ну, и день вообще-то был.
Возле города текла широкая река. Иван спросил, как она называется. Князь прокричал:
– Дым!
Подлетев ближе, воины увидели разрезавшие город широкие черные полосы, о которых толковал гонец. Внутри линий перекрестья сгорело все, даже каменные крепостные стены исчезли. Частично порушились уникальные сады, зато не задело фонтаны. Пересечение, будто нарочно, произошло на площади перед дворцом.
Въехали в столицу. На улицах царило уныние, но, увидев князя, народ зашевелился, даже заулыбался: «Теперь-то, с государем, все наладится».
Галопом добрались до Черных Колей напротив дворца. Кони ступать на них не желали, топтались на месте, как их ни понукали. Князь, Иван и посол спешились, их примеру последовали дружинники. Старшой присмотрелся к выжженной поверхности.
Да, ночью тут была нехиленькая температурка. Камни и земля остекленели. По гладкой поверхности ветер гонял пепел. Хотя прогулявшийся по сказочному миру Емельянов так и не поверил полностью в магию, но тут его поразила не только точность прочерченной жаром полосы. На каком-то животном уровне парень ощущал неимоверное давление. Будто кто-то нашептывал: «Беги сейчас же! Бойся этого места!»
Даже пепел струился какими-то угрожающими змейками.
Не один Иван почуял странный нажим. Охранники выглядели угнетенными, князь хмурился, а шевалье впал в задумчивость. Мышь, перебравшаяся из седельной сумы на плечо Старшого, пискнула, дескать, место тут гиблое.
– Кто смелый, за мной, – тихо промолвил Хоробрий, вынимая меч из ножен.
Зашипели обнажаемые клинки. Щеголеватый Пьер изготовился разить возможного супостата шпажкой. Дембель впервые почувствовал себя незащищенным, забыв, что все равно не умеет фехтовать. Нащупав газету в кармане, стал увереннее. Отпущенные кони отбежали метров на тридцать и там ждали хозяев.
– Вперед, – скомандовал князь, и малочисленная дружина шагнула на глянцевую поверхность Черной Колеи.
Мир мгновенно изменился. Солнце пропало, на его месте зияла черная дыра, и Старшой увидел, как в нее затягивается свет. Свет, струящийся от него, стоящего рядом парижуйца и тридевятичей. Дембель припомнил, что их чуть больше двадцати.
Кругом царила тьма, и из этой тьмы выступали страшные бойцы. Это были явные мертвяки, но доработанные неведомым сумасшедшим демиургом. Во-первых, воинам дали по четыре руки. Каждый нес кривую саблю, копье и круглый щит. Свободная рука оканчивалась длинными ножами вместо пальцев («Привет Фредди Крюгеру», – подумал Иван). Тело и конечности бойцов были закованы в шипастые латы, отовсюду торчали загнутые лезвия. Бешеные глаза светились красными огоньками. У многих монстров было по одному оку. Между людьми и гадким воинством было около пятнадцати метров, но с каждым шагом отвратительные воины становились выше и выше, пока не достигли полутора человеческих ростов.
– Еханный бабай! Вот так влипли, – проговорил Старшой, чувствуя, как одеревенели от ужаса руки-ноги.
Гнилозубые пасти атакующих распахнулись в беззвучном боевом кличе. Емельянов невольно отступил и… очутился на площади перед дворцом и Черной Колеей. Один за другим стали вываливаться дружинники.
– Князь! – позвал Иван.
Хоробрий не вернулся.
– Вперед!!! – И вновь шагнул на Колею, держа газету, словно меч.
Перехлюзду было жарко в обоих смыслах этого слова. Обжигающие волны, исходящие от распахнутой во тьму двери, накатывали одна за другой и сушили тело колдуна. Но это полбеды. Повелитель не скрывал величайшего гнева:
– Ты прельстился силой, как сопливый мальчишка! Самоуверенный тупица. Я даю тебе власть не для того, чтобы ты совершал глупость за глупостью. Мое доверие нужно отработать.
«А кто кроме меня будет тебе помогать?» – подумал колдун, удивляясь собственной дерзости.
Злебог расхохотался, и с каждым раскатом его смеха Перехлюзду становилось жарче и жарче.
– Червяк! – воскликнул Худич. – У меня найдутся слуги и без тебя. Всегда есть еще один.
Маг вжал голову в плечи. Пот закончился, кожа высохла и, казалось, потрескалась, как высохшая после полива земля.
– Запомни, раб мой, – продолжил повелитель. – Все, что у тебя есть сегодня, дал я. А могу забрать не только это. Я отниму у тебя и то, что было до встречи со мной. Пока всего на день. Или больше?.. Увидим. Изыди.
Черная-черная дверь захлопнулась, и Перехлюзд очнулся.
Рассвело, но солнце пряталось за вязким облачным маревом.
Он лежал на ковре-самобранце, прикрывшись скатертью-самолеткой. Тело ломило, будто он долго работал. Кожа горела, голова раскалывалась от острой пульсирующей боли. Во рту было непреодолимо сухо. Колдун заскулил, засипел. На большее его не хватило. Он потянул руку из-под скатерти и застонал. Словно об острые камни поцарапался!
Перехлюзд посмотрел на покрасневшую, в алых крапинках, кожу и понял: «Это ожоги. Злодий испытывает меня болью».
Спина болела меньше. Кое-как сев, колдун приложился к баклажке с водой. Выпил все, но влаги оказалось недостаточно.
– Ахалай-махалай, – прохрипел волшебник, надеясь на медовушку.
Ковер-самобранец тряхнуло, и на его поверхности возникла дощечка с унизительной надписью «Столик не обслуживается».
Мысленно выругавшись, Перехлюзд решил лететь к воде. Скатерть даже не шелохнулась. Маг повторил заклятие, но слова так и остались словами.
«Пока всего на день. Или больше?..» – отчетливо прозвучали слова Злебога.
Колдун заплакал без слез.
Глава шестая
В коей хотящие мира готовятся к войне, а некая часть зла творит добро
Сначала надо ввязаться в серьезный бой, а там уже видно будет.
Наполеон
За несколько лет до появления в Эрэфии славных богатырей Емельяновых по Торчку-на-Дыму прокатилась волна новых былей о загадочной стране Хаперионе. Недальновидные собиратели народных сказаний решили, что люд переиначил знакомый им и порядком подзабытый Хаперинвест, но они ошиблись. Хаперионская сага рассказывала о битве народов с уродцами, которые тоже люди, и с загадочными богами из машин.
То была длинная и запутанная история, завлекающая слушателя широтой охвата и глубиной проникновения в тайны человеческих душ. Хаперион-то, он почему так назывался? Потому что только ленивый не желал его хапнуть. Но были и ленивые. Одним из самых любимых и темных героев был Жрайк. Это страшное создание жило не полюдски, то есть из будущего в прошлое. Большинство любителей саги не вполне представляло, как такое может приключиться, но и без понимания сего парадокса очаровывалось Жрайком.
А он был красавец – большой, многорукий, металлический, быстрый, безжалостный. Горящий красным взор страшил и привлекал. Поступки Жрайка выходили из плоскости «добро – зло», происхождение выяснилось далеко не сразу. Важно другое: когда тридевятичи, ступившие на черную полосу, увидали мертвое воинство, увенчанное шипами и лезвиями, они почти хором выдохнули:
– Жрайки!!!
Не отступили лишь князь, несколько особо верных дружинников и Пьер де Монокль, застывший от ужаса.
Иван Емельянов собственным примером загнал обратно в черный мир почти всех попятившихся бойцов. Уроды уже вплотную подобрались к Хоробрию, и подмога подоспела вовремя.
– Князь! Отступаем! – крикнул Старшой, но предводитель тридевятичей лишь покачал непокорной головой:
– Поляжем, но упырей в столицу не допустим!
– Как же, – нервно хохотнул ближний дружинник. – Их уже полон город.
– Где?! – ошалел Хоробрий.
– Да в кажной управе сидят. Упырь на упыре к упырю прогоняет! И бояре тож!
– Тьфу ты, балабол… – Князь не договорил, потому что стороны схлестнулись.
Странно, но лязга и звона не было. Точнее, звуки исходили только от людей, а страшное воинство будто заглушили неведомым пультом управления жизнью.
Когда слышишь лишь себя и соратников, становится жутко.
Рубиться с четырехрукими оказалось непросто, и тридевятичи сразу же понесли потери. Князь дрался красиво, как и подобает вождю. Он даже слегка отбросил напиравших монстров назад, прикрывая шевалье Пьера. Тот ожил, выкинул вшивенькую шпажку и поднял меч, потерянный раненым дружинником.
Отлично зарекомендовали себя «Алименты и Артефакты». Газета крушила уродцев, словно соломенных. Парадная форма держала и сабельные удары, и уколы пальцев-ножей. Иван, как сказали бы романтичные немчурийцы, преисполнился духа берсерка. Пускай проклятые немтыри не дрожали перед напором Старшого, зато он месил их неистово и расчистил вокруг себя немаленький пятачок.
– Господа! – голос парижуйца срывался. – Наш противник не убывает! На место одного поверженного норовят встать двое!
– Хоробрий, я думаю, они не вылезут из черного креста, – протараторил Иван. – Отходим!
– Ну, гляди, богатырь. Уповай на собственную правоту. – Князь сверкнул очами и скомандовал отступление.
Вывалились на свет божий. Отпрянули от границы Черной Колеи. И верно, не полезла погоня. Кто-то из дружинников втянул с собой четырехрукого уродца. Бах! – монстр вспыхнул и мгновенно превратился в темно-сизый дым. Клубы рассеялись.
Сзади собралась порядочная толпа: простолюдины, бояре, купцы, городская стража. Когда из ниоткуда появились ратники с главой Торчка, шевалье и Емельяновым-старшим, тревожный гул стих, и в тишине послышались лишь всхлипы раненых дружинников. Места, которые задели монстры, мгновенно воспалялись и чернели, причиняя пораженным людям мучительную боль. Бабы поспешили оказать помощь страдальцам.
Коней уже увели, зато прибыли кареты – княжеская и посольская, в которой ехал Егор. «Сколько же мы там рубились? – озадачился Иван. – Я думал, не больше трех минут…»
Вождь тридевяцкий отер пот со лба, хотел было вложить меч в ножны, да увидал на нем мерзкую зелено-желтую слизь. Достал тряпицу, брезгливо отер сияющее при свете дня лезвие. Воронежец не без гордости отметил, что на чудесную газету никаких следов боя не налипло.
Парижуйца мелко трясло. Он пролепетал, мол, в просвещенных странах Заката таких приключений не случалось.
– Не дрейфь, посольство, – усмехнулся князь. – На сей раз уцелел. Дрался ты, как я видел, примерно.
Хоробрий повернулся к народу. Сотни людей ждали решения. Заступник-надежа молчал.
– Там многие сгинули, пока мы утром разведывали… – молвила старуха, опиравшаяся о палку. – Кто вернулся, рассказали… Что же это, княже?
Дверца княжеской кареты распахнулась, едва не слетев с петель, и оттуда показался зад, затем ноги, а потом, кряхтя, вылез и весь старик, облаченный в холщовое рубище. Достав из экипажа посох с кольцом на вершине, грозный дед стукнул им оземь.
– Что это, вы спрашиваете? – неожиданно сильным голосом сказал он. – Злебог пометил. Ему наш свет, почитай, словно игрушка. Вот он мизинцем и начертил крестик, мол, здесь к вам войду.
Князь потряс головой:
– Погоди, старче. Ежели он такой большой, то как он через крестик войдет?
– Много ты понимаешь в мироустройстве, – вздохнул волшебник. – Просто уразумей, что через мету свою он воцариться у нас хочет. Давным-давно ему путь закрыли, врата запечатали. Только на то оно зло горемычное, чтобы не сидеть сложа руки. Щель в воротах. Злебог уж пальчики просунул. Коли попустим сейчас – завтра рука пролезет, а там и плечо с ногой. Пекло придет. Хочешь ли?
– Конечно, нет, – сипло ответил Хоробрий.
– Тогда готовьтесь к сече, каких еще наша мать-сыра земля не видывала.
Толпа зароптала, заволновалась.
– Вы же, кто из разведки возвернулись, что про место гадкое рассказать можете?
– Темно… Вместо солнышка дырка… Уроды на-вроде Жрайка… – стали перечислять дружинники.
– Еще. – Старец повелительно ударил посохом.
Молчавший до поры Емельянов-старший негромко произнес:
– Река там типа вашей. Будто из огня. Я ее заметил, когда подпрыгнул.
– Вот! – Седовласый поднял перст. – Смородина. Делит священная река вселенную на Потусторонь и Посюсторонь. Князь, чего стоишь? Собирай всех, кто может оружие держать.
– Земляки! – выкрикнул Хоробрий. – Слышали речи Карачуновы? Готовьтесь к ополчению! Вы знаете, как!
Люди стали расходиться, и никто не шумел. Главный тридевятич беседовал с подошедшими сотниками.
– А ты, Иван, иди сюда, потолковать надо, – промолвил старец.
Парень, который понял, что всю дорогу нужный ему колдун был под боком, а тридевяцкий князь врал, не откликнулся на зов Карачуна.
– Эй, очнись! – повысил голос волшебник. – Подь сюды, говорю.
Рассерженный маг зашаркал к карете посланника, Старшой догнал его уже у двери.
Егор сидел, обхватив голову руками, и качался.
– Ну же, ну, опомнись, – теплым тоном обратился к нему Карачун. – Не тужи, богатырь. Вернется к тебе речь, ты сильный не только телом, но и духом. Только не молчи. Надобно постоянно говорить. А еще лучше, пой песенки. Все, какие знаешь. Угу?
– Угу, – ответил ефрейтор и просиял, потому что «угу» со всех сторон «угу».
– Вот и добро, – ласково улыбнулся старец. – Твое дело – трещать, аки этот ваш… трындистор.
– Акшудед, ляноп, – сказал младший и стушевался.
– Себя не слушай, смеха не бойся, – посуровел волшебник. – Теперь ты. Все вопросы задашь потом. Сейчас на вашу помощь уповаем. Егорий хоть и занедужил, но в бою целой дружины стоит. Будьте вместе, помогай ему.
– Ясно.
– И вон того пригласи. Пусть с вами ходит. – Карачун, не оборачиваясь, махнул в сторону переулка, где топтались какие-то люди.
– Кого? – не понял Иван.
– Сидит на завалинке, прикидывается, что ему нет до нас никакого дела.
Старшой присмотрелся к мужичку. Тот нарочито глядел в сторону. Ну, простой кряжистый человек, каких много.
Колдун будто прочитал мысли дембеля:
– Не сомневайся. Он пригодится.
– Откуда он?
– У него спросишь. Все, некогда мне тут… – Старик потопал к Хоробрию.
– Жди, – велел Иван брату и направился к указанному волшебником мужичку.
Дойдя до него, парень остановился, не зная, что сказать.
Чернявый человек, не мигая, следил за его взглядом, потом поднялся и произнес:
– Болярин Люлякин-Бабский шлет тебе привет.
В довершение мужичок наметил едва различимый поклон.
– Спасибо, – проговорил Старшой. – Может, присоединишься к нам?
– Было бы хорошо.
Немногословный незнакомец поднял с земли заплечный мешок со странным длинным свертком и пошел к каретам.
– Как тебя зовут?
– Зарубой.
– Очень приятно, – сказал Иван.
Лютозар улыбнулся: никто в Тянитолкаеве не ляпнул бы, что ему приятно встретить разбойника, которым много лет пугают непослушных детей.
Перехлюзд еле переставлял ноги, но брел к Торчку-на-Дыму. Колдун, потерявший способности. Самое жалкое существо на свете.
Жажда отбирала силы. Мага-неудачника тащила вперед исключительно злость. Он почти сразу же истер пятки до мозолей, теперь они саднили. В какой-то момент наказанный слуга Злебога услышал голос Ненагляды:
– Почто же ты меня бросил на растерзание врагу? Почто же оставил погибать в окружении? Говори!
Обвинения повторялись и повторялись, сводя с ума. Черный колдун спотыкался, падая на колени, вставал и продолжал упрямо двигаться. На голос старался не обращать внимания, но вопросы становились громче и настойчивее.
«Спятил? – со страхом думал Перехлюзд. – Или это совесть проснулась?»
– Не молчи, предатель, отвечай!
– Я тебе в верности не клялся, – просипел маг.
– Ты не справился с задачей и позорно бежал.
– Я отступил, чтобы собраться с силами.
– Смешно. – Голос демонически расхохотался… Колдун дотащился до ворот столицы Тридевяцкого княжества ближе к ночи. На улицах горели костры, сновали вооруженные кое-как горожане. Уставший и униженный волшебник нашел постоялый двор, высыпал перед хозяином пригоршню монет, потом пил, пил, снова пил воду. Выдохнул:
– Ужин в комнату.
И брякнулся прямо перед стойкой в обморок.
Очнулся на кровати. Рядом, на скамье, его дожидались лепешки и кувшин с чем-то душистым и вкусным. Не успел Перехлюзд приступить к трапезе, дверь бесшумно распахнулась, и в комнату вошли двое в темных одеяниях с капюшонами.
Первого колдун не узнал, зато второй, точнее, вторая… Ненагляда! Маг не мог ошибиться.
– Ты?
– И это он? – раздраженно и разочарованно спросил незнакомец. Голос его был резок и высоковат.
– Да, – ответила женщина.
«Точно, она! Значит, спаслась», – обрадовался Перехлюзд, и ему тут же пришло на ум совершенно иное: «Ее схватили, и она сдает меня этому хрену в плаще!»
Острее накатило чувство бессилия.
– Вставай, приходит пора решающего удара.
Мысли колдуна рассыпались, словно порванные бусы. Свой? Провокатор? Кто он? Тот, о ком говорил повелитель? Почему командует?
– Обуза, – бросил незнакомец, разворачиваясь к выходу, Ненагляда потянулась за неведомым командиром.
Не собиравшегося подчиняться Перехлюзда подхватило и поволокло вслед за парочкой в черном.
– Я сам! – крикнул колдун, проглатывая очередную обиду.
«Дай мне силы!» – беззвучно взывал он к Злебогу, но хозяин не удостоил его ответом.
Какие-то люди пригласили близнецов и Зарубу к себе. Немного еды, чуть-чуть браги, четыре часа отдыха. По городу разлетелся приказ князя: «Быть готовыми к рассвету наступать на ворога. Сотникам собраться супротив дворца в три ночи. Воинам спать в снаряжении и при оружии. Бабам, детям и старикам – уходить в степь».
Еле-еле поднявшись, Иван оделся, сунул руку в карман и застыл. Потом метнулся по остальным карманам, осмотрел пол.
– Где же газета? – пробормотал Старшой.
– Стибрили! – пискнула мышь, горестно воздевая лапки к потолку, и запричитала, словно баба-плакальщица: – Стырили, хапнули, тиснули! Стянули, слямзили, уволокли! Из-под носа увели, свистанули, прикарманили, ноги приделали! Похитили, спроворили, уперли!
Иван, как ни странно, не отставал от полевки, бормотал рассерженно:
– Значит, взяли, что плохо лежит? Слимонили, умыкнули, стащили, скоммуниздили?.. Унесли, стяпали, спионерили, своровали. Тьфу, отрыв башки! Гамаюн, я уже твоей болезнью заразился.
– Какая болезнь?! Тут покража, умыкание, похи…
– Даже не начинай, – угрожающе прорычал дембель.
«Козни Перехлюзда? – думал он. – Ну, он мог и просто нас удавить спящих…»
Из соседней комнаты пришел Егор.
– Я. Блар. Тичал. Погомло, – старательно выговорил он, протягивая брату «Алименты и Артефакты».
– Как же ты меня напугал, – выдохнул Старшой, пряча свое верное оружие. – Совсем не кемарил?
– Тен… Тне… Нет! – Ефрейтор расплылся в улыбке.
– Молодец, так держать! – Иван хлопнул увальня по плечу, понизил голос: – Честно признаться, мне не хочется участвовать в бою с теми уродами. Как бы найти Световита без советов старика?
– Ад, – сказал Егор, имея в виду «да». – Логовомолка.
– Головоломка, – согласился Емельянов-старший.
На улице, под светом ночного фонаря, близнецов поджидал Лютозар. Вечером он объяснил, что послан Люлякиным-Бабским присмотреть за хорошими людьми Егором и Иваном. Намекнул и на свои таланты в области решения скользких задач.
Парни от помощи не отказались, хотя ефрейтор считал, что щуплый и невысокий дядька вряд ли много навоюет.
– Привет, Заруба, ты тоже не подремал? – спросил Старшой, рассматривая черную одежду и японский меч у пояса разбойника.
– Особые упражнения помогают отдохнуть.
– Гляди, нужно отыскать колдуна по имени Световит. Здесь вроде Карачун главный. Других я не знаю. Как бы эту темку обрешать?
– Поищу. Вы дождитесь, в Потусторонь не ходите, ладно?
– Боишься пропустить вечеринку? – по-американски сострил Иван.
Разбойник ответил странно: