Грозовой щит Геммел Дэвид

Глава 21

Царица яда

Царица Гекуба чувствовала себя богиней Олимпа, когда смотрела на две бухты, раскинувшиеся внизу. Из своей комнаты в Радости царя она могла видеть справа от себя мелководную бухту Трои с ее коричневой и солоноватой водой. Бухта была переполнена кораблями, которые боролись за свободное место на берегу. Слева от нее находилась более глубокая бухта Геракла, голубые воды которой искрились на солнце. Даже здесь было много кораблей, берег быстро заполнялся. Гекуба теперь редко улыбалась, но мысль обо всех этих сердитых капитанах кораблей вызвала у нее сухой смех.

Боль, резкая и сильная, появилась у нее в животе и перешла в нижнюю часть спины. В эти дни она думала о себе как о судне, которое каждый день наполняла новая боль. Дрожащими пальцами царица потянулась за склянкой с лекарством и сковырнула ее восковую печать острым ногтем. Открыв пузырек, она поднесла его к своим сухим губам и внезапно остановилась. «Не сейчас», — решила Гекуба. Она еще могла видеть корабли в бухтах и людей, которые толпились на берегу. Когда начинал действовать наркотик, эти корабли превращались в огромных чудовищ, а люди — в волшебных насекомых, которые летали и роились у нее перед глазами. Несмотря на временное облегчение, Гекуба ненавидела эти минуты, когда ее мысли мешались и путались. Царица могла вынести возраст и болезнь, которые изнуряли ее тело, но только не это. Она всегда славилась своей красотой, но последние двадцать лет царицу знали, уважали и боялись за ее сильный ум, умение перехитрить, провести, обмануть врагов Трои. Гекуба умела предвидеть опасность и избежать ее, как будто вырвав сорняки из сада.

Она сидела очень тихо и пыталась отвлечься от ужасной боли. Гекуба вспоминала годы славы с Приамом, думала о свадьбе сына, которая должна состояться через несколько дней. Ее миссия была почти завершена, пророчество должно скоро исполниться. Как только Андромаха забеременеет, Гекуба сможет, наконец, умереть, не беспокоясь о будущем Трои.

У царицы над головой поднимался навес цвета шафрана, который укрывал ее от утренних лучей солнца, заливавших все вокруг ярким светом. Раскаленные ножи начали пронзать ее живот, она вскрикнула от боли. Глубоко вздохнув, Гекуба неохотно поднесла склянку к губам и выпила ее содержимое. Лекарство было горьким и обжигающим на вкус. Но боль вскоре начала постепенно утихать. Когда она впервые выпила это лекарство, боль прошла полностью. Но теперь рак был сильнее, и ничто не могло полностью устранить его действие. Теперь она не смогла бы вспомнить день, который прошел без страданий.

Время от времени перед ее глазами возникали разные образы. Порой ей казалось, что они проплывают в воздухе. Царица понятия не имела, кем было большинство этих фигур. Люди разговаривали с ней, но их голоса звучали приглушенно и отдаленно. Она не обращала на них внимания.

Перед ней возникла какая-то фигура, закрыв собой солнце. Гекуба раздраженно моргнула и попыталась сфокусировать взгляд. Царица начала говорить, но у нее во рту было сухо, а язык был таким жестким, словно старый сандалий. Фигура подошла ближе, рука протянула ей кубок. В кубке была холодная вода. Гекуба с благодарностью напилась, вода перебила вкус лекарства. Ее зрение прояснилось, и она увидела, что посетителем была ее новая дочь, рыжеволосая Андромаха.

«Она, как и я, — подумала царица, — смелая, гордая, полная жизни». Она с любовью посмотрела на девушку.

— Андромаха, — прошептала Гекуба. — Ты одна из немногих, чье присутствие я могу выносить.

— Как ты сегодня, мама? — спросила девушка.

— Все еще умираю. Но, по воле Геры и благодаря моей собственной силе, я заставляю Гадеса пождать.

Гекуба сделала еще один глоток из кубка. Он извивался в ее руке, превращаясь в змею с острыми клыками. Царица быстро поднесла его к горлу.

— Ты не укусишь меня, змея, — сказала она ему. — Я все еще могу победить тебя.

Андромаха нежно взяла у нее змею.

— Будь осторожна, девочка, — предупредила ее царица, — ее укус смертелен.

Затем она увидела, как змея снова превратилась в кубок, и успокоилась. Андромаха поцеловала царицу в сухую щеку и села рядом с ней. Гекуба погладила девушку по руке.

— Мы с тобой похожи, — сказала она. — Теперь даже еще больше.

— Почему теперь? — спросила Андромаха.

— Мне сообщили, что Приам затащил тебя к себе в постель. Я говорила тебе, что он так и поступит. Теперь ты испытала ту радость, в которой мне отказывали так долго.

— Для меня это не было радостью, — вздохнула девушка. — Просто необходимостью.

Гекуба засмеялась.

— Не было радостью? У Приама много недостатков, но он хороший любовник.

— Я не хочу об этом говорить, мама.

— Скоро ты забеременеешь, и твой ребенок защитит Трою. Предсказание исполнится. Еще один сын Приама, — довольно уточнила царица. — Люди будут любить мальчика, потому что будут считать его сыном Гектора. Они будут называть его Хозяином города.

Она изучающе посмотрела на Андромаху.

— Хм. Ты такая же худая, как и я. Нам не так уже легко рожать, в отличие от деревенских женщин с широкими бедрами. Ты будешь страдать, девочка, но ты сильная. Я родила Приаму восемь детей. Каждого из них я принесла в мир с болью и кровью. Каждый раз я побеждала. А теперь посмотри на меня…

Ее голос стих, и она сидела молча какое-то время. Царица увидела темные фигуры богов, которые показались из-за горизонта. Вместе с ними шли лошади, медведи и огромное существо с рогами, которое она не узнала. Гекуба могла почувствовать спиной, как содрогается земля от их шагов.

Она наклонилась к девушке и заговорила тихим и настойчивым голосом:

— Род Приама проживет тысячи лет, и я сыграла в этом свою роль. Я сыграла мою роль очень хорошо. Я сделала все, что было нужно.

Гекуба кивнула, вспомнив тот день, почти год назад, когда изящная Палеста билась в агонии на полу в покоях царицы; ее рвало на ковер, а крики приглушал старый плащ.

Мысли царицы потекли легко, и она вспомнила те дни, когда вместе со своим хозяином плавала по Зеленому морю. Они жили на корабле, и ее воспоминания были цвета моря, а на губах ощущался вкус соленых волн. Молодые и влюбленные, они посещали зеленые острова и каменные города, встречались с царями и пиратами, спали на железных и золотых кроватях или на холодном песке под звездами. Она попыталась вспомнить название их корабля… но оно ускользало от нее. Необычная печаль охватила ее.

— «Скамандриос»! — внезапно воскликнула царица. — Это был «Скамандриос».

Андромаха заинтересовалась:

— Кто это, мама?

Гекуба покачала головой, у нее снова спутались мысли.

— Теперь я не помню. Наверное, он был царем. Мы встречались с таким количеством царей. Они были похожи на богов в те дни. Теперь же они маленькие и жалкие люди… Расскажи мне об Играх, — попросила она, оживившись, ее разум боролся с действием наркотиков. — Какие ходят слухи? Эти жалкие цари убивают друг друга? Хорошие Игры всегда заканчиваются несколькими смертями. Еще меньше правителей будут приветствовать друг друга после них. Так живет весь мир. Я слышала, что царь Фракии уже умер. Я не сомневаюсь, что в этом виноват Агамемнон. Ты встречалась с Агамемноном? Говорят, он не похож на своего отца.

— Игры только что начались, — сказала Андромаха. — До меня доходило не очень-то много слухов. Хотя, — девушка слегка улыбнулась, — я слышала, что Одиссей проиграл на турнире лучников. Ему не позволили стрелять из его великого лука, а тот, который ему дали, сломался. Говорят, он очень разозлился.

Гекуба почувствовала, как в ее слабой груди поднимается ярость.

— Одиссей, — зло повторила она. — Он не увидит снова Итаки. Я позабочусь об этом.

— Что ты имеешь в виду?

— Ха! Одиссей, Рассказчик историй. Одиссей, шут. Вот как к нему относятся люди в наши дни. Но я знаю его давно. Он хладнокровный убийца. Царь Итаки заплатил убийце за смерть Энхиса. Кровного родственника Приама.

— Откуда ты это знаешь? — под желтым навесом лицо девушки приобрело болезненный оттенок. — Только не Одиссей.

— Убийца, тот же самый, который ранил Геликаона, поведал ему об этом перед смертью. И Геликаон сам рассказал Приаму.

— Чепуха, — возразила девушка. — Зачем это Одиссею? Гекуба откинулась назад в своем кресле.

— Это удивляет и Приама. Все его советники недоумевают. Они говорят о древней вражде и торговых соглашениях. Глупцы! Ответ на этот вопрос увидит всякий, у кого есть мозги. Одиссей любит Геликаона. Наверное, мальчик был его наложником. Кто знает? Энхис ненавидел мальчика и лишил его наследства. Я знала Энхиса. Он был разумным правителем и человеком без сентиментов. Наверное, он бы тайно убил Геликаона. Одиссей хитер, он догадался об этом. Поэтому, чтобы спасти мальчика, он убил его отца.

— Он сделал это, чтобы спасти жизнь Геликаона?

— Конечно.

— Зачем тогда его объявлять врагом Трои? — спросила Андромаха. — Геликаон — наш друг, и, если ты права, Одиссей спас его.

— Меня нисколько не волнует убийство Энхиса, — ответила Гекуба. — Как и Приама. Но перед началом войны мы должны быть уверены в наших друзьях и предотвратить все возможные угрозы. Участие Одиссея в смерти Энхиса дало нам возможность убить его, не лишившись наших союзников.

— Я не понимаю, — прошептала девушка, не веря ее словам. — Одиссей сохраняет нейтралитет. Как он может быть угрозой?

Гекуба вздохнула.

— Тебе придется многому научиться, дитя, узнать о природе политики. Неважно, что делает Одиссей сейчас. Опасно то, что он будет представлять для нас в будущем. Если бы его земли были ближе к Трое, мы могли бы привязать его к нам с помощью золота и дружбы. Но он — царь западных земель и имеет близкое отношение к Микенам. Да, есть маленькая вероятность, что он сохранит нейтралитет. Но мы не можем рисковать будущим Трои ради этой маленькой вероятности. Правда заключается в том, что войны уже не избежать, и Одиссей должен умереть. Царь Итаки — воин и может оказаться достойным врагом, но мы можем победить его. Однако Одиссей — хитрец и стратег. Более того, он лидер. Если он позовет, за ним последуют и другие цари. Мы не можем рисковать и позволить ему присоединиться к Агамемнону.

— Так вы намерены убить Одиссея? — спросила Андромаха.

— Конечно. Я пригласила его посетить меня сегодня вечером. Он не будет ни в чем подозревать умирающую старую женщину. Говорят, что царь Итаки умен, но он никогда не имел дело с Гекубой. Он покинет Радость царя живым, а затем заболеет и умрет в своей постели. Останься со мной, Андромаха. Ты можешь болтать и смеяться с ним, чтобы успокоить его. Он скоро будет здесь.

Царица снова удовлетворенно кивнула головой, думая о склянке с ядом, которая давно стала ее другом и слугой.

— У правителей всегда много врагов, Андромаха, — сказала она. — Мы должны быть безжалостными, чтобы выжить. Убить их всех. Сегодня умрет Одиссей, а завтра я буду принимать здесь толстого Антифона. Приам — дурак, что простил его за такое предательство. Человек, который предает один раз, сделает это снова, когда наступит подходящее время.

У Гекубы снова пересохло во рту, а ее кубок был пустым.

— Андромаха, наполни мне кубок водой. Я не знаю, где служанки.

Девушка ушла на какое-то время. Гекуба задремала на солнце. Она проснулась внезапно, когда Андромаха снова оказалась рядом с ней. Ее дочь осторожно вылила маленькую склянку с лекарством в кубок, добавила воды, затем протянула его ей. Царица благодарно напилась. Горький вкус лекарства был резким, и еще было какое-то необычное послевкусие, которого царица не узнала. Она сидела молча, пока лекарство не начало избавлять ее от боли. Вскоре, к ее удивлению, боль полностью исчезла. Царица почувствовала себя легко впервые за много месяцев.

— Это новое лекарство? — спросила она, когда ее сознание начало проясняться.

— Махаон дал его Лаодике прошлой осенью, — объяснила Андромаха. — Теперь твоя боль ушла?

— Да. Мне кажется, я могу танцевать, — Гекуба улыбнулась. — Правда, сегодня прекрасный день?

— Я беременна, — спокойно сказала девушка. — И отец не Приам.

Гекаба нахмурилась.

— Не Приам?

— Отец моего ребенка — Геликаон. Теперь расскажи мне о Палесте.

Глаза царицы сузились. Эта девушка сошла с ума? Когда Приам узнает о ее обмане, он будет в ярости.

— Глупая девчонка, — прошипела она. — Ты погубила Геликаона и ребенка. Приам убьет их. Если тебе повезет, он оставит тебя в живых, чтобы исполнилось пророчество. Я думала, что ты умнее своей сестры. Кажется, все дочери Ээтиона глупы.

Андромаха встала на колени рядом со старой женщиной.

— Ты не понимаешь, Гекуба. Я спала с Приамом, поэтому он будет думать, что это его ребенок. Царь никогда не узнает правды. Теперь расскажи мне, как ты убила Палесту.

Гекуба снова увидела бьющуюся в агонии девушку и скривила губы.

— Она была ошибкой, глупой ошибкой Гераклита. Она — ничто. Будущее Трои — вот все, что имеет значение. Его нужно защитить. А Палеста не имела никакого значения, — повторила царица.

Андромаха села на корточки, не сводя с нее глаз. Гекубе показалось, что в ее глазах стоят слезы, но ее собственное зрение затуманилось. Она беспомощно осмотрелась.

— Где Парис? — спросила царица.

— Пошел с Еленой посмотреть на Игры.

— Здесь нет служанок. Где слуги?

— Я велела им оставить нас одних.

Андромаха встала и стряхнула пыль со своей одежды, словно приготовившись уходить. Склянку, которую она оставила на столе, девушка бросила в мешок, висящий у нее на поясе.

Тогда, словно солнце рассеяло утренний туман, разум Гекубы наконец прояснился. Лекарство дали Лаодике много месяцев назад. Сильное лекарство. Почему ей не предложили его раньше? Она все поняла. Это означало, что это был дар освобождения, когда боль станет совсем непереносимой. Болиголов! Гекуба положила руку на свое тощее бедро и надавила на плоть. Она ничего не почувствовала. Смерть текла по ее венам. Царица вздохнула.

— Не считай, что меня так легко провести, Андромаха, — сказала она. — Это лекарство сделало меня глупой. О, да, ты отомстила за свою сестру, и это благородно. Я сделала бы то же самое на твоем месте. Ты видишь, что я права: мы очень похожи.

Она посмотрела в зеленые глаза девушки и увидела там только ярость.

— Если бы я считала, что это правда, Гекуба, я бы сама приняла яд. Это не из-за Палесты, хотя, наверное, это следовало сделать, потому что она была милой, любящей девушкой и заслужила лучшего, чем оказаться в твоем мире обмана, предательства и убийства. Это за Одиссея, прекрасного, хорошего и доброго человека, и за Антифона, который стал мне другом, и за тех невинных, которых ты бы попыталась уничтожить.

— Невинных? — переспросила царица с презрением в голосе. — Среди властителей нет невинных. Ты думаешь, Приам оставался бы царем Трои до сих пор, если бы я смотрела на мир такими наивными глазами? Ты думаешь, Троя справилась бы с алчностью могущественных царей, если бы я не имела с ними дело, не подкупала, не соблазняла, не дружила с ними и не убивала их? Ты хочешь жить среди невинных, Андромаха, среди овец? Да, в деревне они проживут долгую и прекрасную жизнь среди истинных друзей, они будут петь и танцевать в праздничные дни, оплакивать смерть друзей и близких. Милые, маленькие овцы. Слезы выступают на глазах. Мы не овцы, глупая девчонка! Мы львы. Мы волки. Мы пожираем овец, бросаемся друг на друга и раздираем на кусочки. Как сделала ты сейчас — и сделаешь снова, когда понадобится.

— Ты ошибаешься, Гекуба, — возразила ей Андромаха. — Может, я и глупая, как ты говоришь, потому что верю в честь, дружбу и бескорыстную верность. Но об этих добродетелях бережно заботятся, потому что без них мы просто животные, которые скитаются по земле.

— Ты притворялась мне другом, — сказала Гекуба, но ее разум начал терять ясность. — Ты лгала и обманывала, чтобы понравиться мне. Это разве честно?

— Я не притворялась, мама, — ответила ей Андромаха прерывающимся голосом. — Ты мне понравилась с первого момента нашей встречи, и я восхищаюсь твоей силой и храбростью. Пусть боги даруют тебе отдых и покой.

— Отдых и покой! Ты глупая, глупая девчонка. Если Одиссей выживет, тогда погибнет Троя.

Гекуба упала в кресло, ее глаза смотрели на голубое небо. Мысли царицы были о планах, разбившихся о берега слабости и ошибок других людей. А затем Гекуба снова оказалась на палубе «Скамандриоса», впереди она увидела золотую фигуру, которая сияла ослепительным светом. Царица решила, что это Приам, и ее охватила радость.

— Куда мы поплывем сегодня, мой господин? — прошептала она.

Глава 22

Грабитель городов

Приам выделил целый день для оплакивания смерти царицы. Все соревнования прекратили, даже рыночным торговцам запретили продавать их товары. Сотню буйволов, шестьдесят коз и две сотни овец принесли в жертву Гадесу, Хозяину Подземного мира, а мясом накормили тысячи людей, которые собрались на холмах вокруг города. Тело Гекубы отнесли обратно во дворец, завернули в золотые одежды, а затем торжественно положили в покоях царицы.

Верховная жрица Храма Зевса заявила, что смерть царицы оплакивают даже небеса, потому что над городом нависли тучи и большую часть дня лил дождь.

Некоторые жрицы шептались между собой, что смерть царицы — это плохой знак перед свадьбой ее сына, но открыто не высказывались.

Во дворце Полита Агамемнон, царь Микен, узнав о смерти царицы Трои, пытался скрыть свою радость. Гекуба была страшным врагом, ее люди погубили огромное количество микенских шпионов. В прошлом благодаря ее советам Приам много раз менял свои слишком поспешные решения. Без нее царь Трои станет слабее, и Агамемнон с легкостью сможет осуществить вторжение.

Двери в основном зале были закрыты и охранялись большую часть вечера, здесь обсуждались вещи, которые не должны были услышать чужие уши. Собравшиеся цари разговаривали о снабжении и поставках, передвижениях армии и защите города.

Агамемнон слушал их речи и мало что предлагал сам. Он знал, как нужно вести войну, и множество его планов тайно воплощалось в жизнь. Однако не было никакого вреда в том, чтобы другие предлагали свои идеи. Агамемнон позволял им тем самым верить, что их участие в этом деле имеет больше значения, чем на самом деле.

Идоменей говорил подробно, как и Пелей.

Одиссей говорил мало и не возражал против диких идей Идоменея. Даже если царь Итаки был больше рассказчиком историй, чем стратегом, он по крайней мере привлек остальных царей. Вскоре за ним последуют и другие союзники. Шестнадцать правителей решили принять участие в войне, предложив четыреста семьдесят кораблей и около шестидесяти тысяч воинов. Агамемнон посмотрел на Идоменея. Все-таки оставалась возможность, что Приам подкупит золотом царя Крита и тот изменит свое решение под конец. Идоменея всегда можно было купить, предложив более высокую цену. Это было заложено в природе человека, предком которого был крестьянин. Агамемнон перевел свой взгляд на более старого Нестора. Он был не из крестьянского рода, но в его голове также звучала музыка коммерции. Война принесет ему убытки в торговле и доходах. Но он будет на их стороне — особенно теперь, когда Одиссей заявил о своем участии.

Какая это была удача! Царь Итаки в сопровождении пяти охранников прибыл во дворец вчера вечером. Агамемнон пригласил его войти, и они вдвоем уединились в маленькой боковой комнате.

— Я не могу остаться сегодня вечером, — сказал Одиссей. — У меня есть дела, которые я должен закончить. Я просто пришел сообщить тебе, что Итака с пятьюдесятью кораблями и двумя тысячами людей к твоим услугам, Агамемнон.

Царь Микен стоял какое-то время, молча глядя ему в глаза. Затем он сказал:

— Приятно это слышать, но я должен признаться, что очень удивлен.

— Мы еще поговорим об этом, — мрачно пообещал Одиссей. — У тебя есть какие-нибудь планы на завтрашний вечер?

— У меня нет таких планов, которые нельзя было бы отменить.

— Тогда я приду сюда вместе с Идоменеем и Нестором.

— Они тоже с нами?

— Они будут с нами. Агамемнон протянул руку.

— Добро пожаловать, Итака, — сказал он. — Теперь ты брат микенцев. Твои проблемы — наши проблемы, твои мечты — наши мечты.

Одиссей пожал руку. Рукопожатие было крепким.

— Благодарю, Микены, — торжественно ответил он. — С этим рукопожатием твои враги становятся нашими врагами, а твои друзья — нашими друзьями.

В главном зале сидел пьяный царь Фессалии, откинув голову на спинку кресла.

— Прощай, старая ведьма, — сказал он, поднимая свой кубок.

— Не злорадствуй, мой друг, — посоветовал ему Агамемнон. — Даже в разгар нашей вражды нам следует немного посочувствовать Приаму, потому что, говорят, он очень ее любил.

— Чума побери это сочувствие, — пробормотал Пелей. — Старая ведьма зажилась на свете.

— Как и мы все, — согласился Одиссей. — Некоторые умирают быстрее других.

Пелей сел прямо в своем кресле, мутными глазами глядя на царя Итаки.

— Что это значит? — прорычал он.

— Похоже, что я говорил на каком-то непонятном хеттском наречии? — нехотя поинтересовался царь Итаки.

Пелей злобно посмотрел на него.

— Ты мне никогда не нравился, Одиссей, — сказал он.

— Не удивительно. Тебе не нравятся люди, пережившие возраст полового созревания.

Пелей вскочил с кресла, пытаясь найти свой кинжал. Агамемнон быстро встал между ними.

— Достаточно, мой друг! — велел он, схватив Пелея за запястье. — Нет необходимости, чтобы мы нравились друг другу. У нас есть общий враг, на котором нужно сосредоточиться.

Он почувствовал, что Пелей расслабился и был благодарен за то, что ему помешали. Царь Микен повернулся к Одиссею.

— У тебя было ужасное настроение весь вечер. Пойдем со мной в сад. Воздух освежит тебя.

С этими словами Агамемнон распахнул дверь и вышел в прохладу вечера. Царь Итаки последовал за ним. Охранники шли на достаточном расстоянии, чтобы не слышать их разговор.

— Ты все еще рассержен, Одиссей? — спросил царь Микен.

— Чувства — это сложно. Я ненавижу Пелея. Мне нравятся Гектор и Геликаон. Но теперь Пелей — мой союзник, а двое моих друзей — мои враги. Конечно, я рассержен. Но мой курс определен, а парус распущен. Меня объявили врагом Трои, и теперь они узнают, что это значит.

Агамемнон кивнул.

— Ты говоришь о Геликаоне. Сегодня мои люди убьют его.

Это было ложью, но царю Микен нужно было увидеть реакцию Одиссея.

Царь Итаки засмеялся.

— Я думаю, ты попытаешься это сделать в свое время, — сказал он. — Это разумный план. Геликаон — прекрасный боец, хороший полководец и превосходный моряк. Но это случится не сегодня.

— Не сегодня? Почему?

— По двум причинам. Во-первых, ты не уверен во мне, Агамемнон. Я мог бы уйти отсюда и предупредить мальчика. Это означало бы, что твоих людей захватят в плен, и они выдадут тебя. Или, если у них все получится, я мог бы отправиться к Приаму и сообщить о твоем заговоре, и тебя привлекли бы к суду за то, что ты нарушил перемирие. Благодарность Приама могла быть такой большой, что он бы забыл о своей вражде и снова объявил бы меня своим другом.

Агамемнон кивнул.

— У тебя острый ум, Одиссей.

— Да, это правда, — он посмотрел на царя Микен и вздохнул. — Я бы посоветовал тебе отбросить в сторону беспокойство относительно меня, но это не в твоем характере. Поэтому я буду продолжать говорить искренне, пока ты не поймешь, что союз со мной надежен. Я надеюсь, что Геликаон выживет. Но, чтобы мы преуспели в этом предприятии, Дардания должна быть в смятении. Только тогда твои войска смогут пересечь Геллеспонт со стороны Фракии и вторгнуться на север Троянских земель.

Агамемнон почувствовал, как его охватило удивление, словно вонзились маленькие ледяные иголочки. Никто не знал о том, что его войска движутся во Фракию. Если это обнаружат до конца Игр, он не сможет покинуть Трою живым.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — заставил он себя произнести.

— Давай не будем играть в игры, Агамемнон. Трою невозможно взять прямой атакой. Ты мог бы расположить армию за Скамандером, как предлагает Идоменей, и дороги на север и восток останутся открытыми, оттуда будет поставляться продовольствие и наемники. Чтобы полностью окружить Трою, тебе нужно в сотню раз больше воинов, чем есть у любого из нас. Чтобы накормить такую армию, нужны тысячи повозок и, что более важно, фермы и запасы, рабы, чтобы собирать урожай. Армия такого размера выстроится до самого горизонта и повергнет в оцепенение столицу хеттов. Такими силами трудно руководить, войска очень медлительны. Союзники Трои будут атаковать нас с флангов, отрезав пути для поставок. Гектор и троянская конница будут устраивать вылазки из города, поражая нас, словно молния, а затем возвращаясь за стены города. За один сезон наши запасы иссякнут, а армия падет духом. Что если хетты закончат свои войны и освободят силы, чтобы бросить их на помощь Трое? Нет, Агамемнон, есть только один способ захватить этот город. Нужно медленно наступать сверху и снизу, перекрыв пути с моря. На севере — Дардания, на юге — Фивы у горы Плака. Дарданцы охраняют Геллеспонт, а недалеко находится Фракия, союзник Трои. Поэтому сначала ты должен захватить Фракию и удержать ее, приготовив базу для поставки продовольствия армии. Только тогда можно будет пересечь Геллеспонт и проникнуть в Дарданию. На юге все будет гораздо проще. Войска и продовольствие можно переправлять с Коса, Родоса и Милета. Затем можно захватить Фивы у Плаки, отрезав все пути от горы Иды, и помешать наступлению войск Толстого царя, Кайгонеса, Ликии и других сторонников Трои.

Агамемнон посмотрел на Одиссея так, словно впервые увидел его. Широкое лицо, которое казалось таким веселым, теперь было суровым, глаза блестели. От него исходила сила.

— Ты говоришь невероятные вещи, — признался Агамемнон, притворившись, что слышит это впервые. — Продолжай.

Одиссей засмеялся.

— Может, они и невероятные, но ты уже знаешь все, что я собираюсь сказать. Потому что ты разбираешься в стратегии так, как никто из живущих на земле людей. Это не тот город, на который можно напасть и разграбить за несколько дней или даже несколько месяцев. Но его нельзя держать в осаде слишком долго. Мы оба знаем это.

— И почему это?

— Золото, Агамемнон. Большие сундуки Приама. Ему понадобится золото, чтобы нанять наемников, купить союзников. Если мы отрежем ему торговые пути, тогда он будет терпеть убытки, и постепенно его запасы иссякнут. Я не хочу десять лет прокладывать путь в разрушенный город, чтобы обнаружить его обнищавшим. А ты?

Какое-то время царь Микен ничего не говорил. Затем он дал сигнал охраннику принести немного вина. Когда они выпили, он сказал:

— Я недооценивал тебя, Одиссей. За это я прошу прощения. Я видел в тебе только гениального рассказчика. Теперь я понимаю, почему тебя когда-то звали Грабителем городов. Все, что ты говоришь, — правда, — он помолчал. — Расскажи мне, что тебе известно о Грозовом щите?

Теперь наступила очередь Одиссея удивляться.

— Щит Афины? Что с ним?

Агамемнон пристально наблюдал за ним, но царь Итаки, очевидно, ничего не знал.

— Один из моих жрецов предложил принести жертву Афине и попросить защиты у Грозового щита. Мне интересно, слышал ли ты что-нибудь об этом щите.

Одиссей пожал плечами.

— Только то, чему учат всех детей. Щит подарил Афине Гефест, чем разозлил Ареса, который тоже хотел его заполучить. Арес был в такой ярости, что ударил Гефеста по ноге топором. Но я никогда не слышал, чтобы кто-нибудь просил защиты у Щита. Хотя почему бы и нет? Чтобы разграбить эту цитадель, нам понадобится вся помощь, какая возможно. По крайней мере, на это не жалко нескольких быков.

Позже, когда гости разошлись, Агамемнон поднялся на крышу дворца и сел в широкое плетеное кресло под открытым небом. Он вспомнил все события последних нескольких дней и еще раз обдумал их. Но он снова вернулся мыслями к разговору, который состоялся два дня назад, когда троянский царевич Антифон присоединился к ним за ужином. Толстяка ослепило великолепие Ахилла, и он сидел, глядя на него, словно лунатик. Было выпито много вина, и Антифон, страстно желая развлечь сына Пелея, рассказал много забавных историй. Как и приказывал Агамемнон, Ахиллес льстил троянскому царевичу, ловя каждое его слово и смеясь над его шутками. Тем не менее они мало что узнали, даже когда Антифон напился, пока Ахилл не стал с восхищением говорить о Трое и о ее чудесах.

— Это великий город, — сказал Антифон. — И вскоре станет вечным!

— Как он станет вечным, друг мой? — спросил его Ахилл, пока царь Микен тихо сидел в тени.

— Существует пророчество. Приам и Гекуба верят в него, многие предсказатели заявляют, что это правда.

А затем он процитировал стихотворение:

— Интересно, — заметил сын Пелея. — Но что означает этот плохой стих?

— О! — воскликнул троянский царевич, стуча по своему носу. — Это секрет. Секрет Гекубы. На самом деле, я не должен был об этом знать. Но милая Андромаха рассказала мне. — Он захихикал и осушил кубок. — Прекрасная девушка. Она будет… превосходной женой… Гектору.

— Я слышал, что она убила человека, который собирался прикончить царя Приама? — тихо вставил свое слово Агамемнон.

— Выстрелила ему прямо в сердце, — признался Антифон. — Сногосшибательная девушка! Наводит на мужчин ужас с луком в руках. Ты знаешь, что она — мой друг. Милый Грозовой щит.

Его голова опустилась, и он вытер толстой рукой рот, словно пытаясь вернуть слова назад.

— Мне нужно идти, — сказал он.

По сигналу царя Микен Ахилл помог троянскому царевичу выйти из дворца и проводил до его покоев.

Агамемнон послал за своими советниками и спросил их об этом предсказании. Никто из них не слышал о нем. Поэтому все последующие дни эти слова продолжали преследовать его. Были разосланы сообщения микенским шпионам, чтобы собрать сведения об Андромахе. Наконец, они обнаружили торговца, который обосновался в Фивах у горы Плака и кое-что знал о царской семье. Он рассказал им историю о рождении ребенка с любопытной родинкой на голове в форме щита с молнией, пересекающей ее по центру.

Итак, значит, Андромаха была Грозовым щитом, а Дитя орла, который кружит над воротами всех городов, — это ее сын от Гектора. Приам и Гекуба на многое рассчитывают, благодаря этому предсказанию. Оно, очевидно, было ложным, потому что все настоящие Последователи богов знали, что Грозовой щит был со змеей, а не с молнией, в которую верили эти восточные царства. Но, несмотря на это, они не сомневались в пророчестве.

Было ли оно правдивым или нет, не имело значения. Агамемнон знал, что такая вера только укрепит решительность Приама, когда разразится война. Поэтому, если женщина с такой родинкой умрет, всех охватит великая печаль и отчаяние из-за ее смерти. Это также покажет Трое, ее гражданам и всему миру, что Приам не смог защитить свою собственность. Игры и свадебные торжества пойдут прахом, и грядущая война обрушится на людей, запуганных несчастьем. Это будет превосходно.

Сидя на крыше, он принял решение и подозвал к себе Клейтоса. Высокий воин явился немедленно.

— Отошли всех людей от дворца Каменных лошадей. Мы не будем нападать на Геликаона.

— Но, господин, мы почти готовы.

— Нет, сейчас неподходящее время. Вместо этого следите за женщиной Андромахой. Выясните, спит ли она во дворце царя или Гектора. Сколько человек ее охраняет? Ходит ли она по рыночным площадям, где ее может подстеречь случайный кинжал? Я хочу знать все, Клейтос. Все.

На огромном заднем дворе дворца Гектора, где расположилась команда «Пенелопы», царило мрачное настроение. Биас, хоть и прошел в финал соревнований по метанию копья, едва мог поднять руку, кончики его пальцев так дрожали, что это не предвещало ничего хорошего. Леукон лечил свою распухшую щеку и маленькую ссадину над правым глазом. Его левый кулак был покрыт синяками и распух. Все эти раны он получил во время изнурительного боя с микенским победителем, суровым и выносливым бойцом с головой, сделанной из камня. Надежды Леукона стать чемпионом в кулачных боях быстро таяли — особенно когда он наблюдал, как Ахилл побеждал противников с ужасающей легкостью. Каллиадес проиграл в беге на короткую дистанцию, получив удар локтем от хитрого бегуна с Крита, который продолжал побеждать. И даже обычно веселый Банокл упал духом, проиграв в жестоком бою позавчера вечером.

— Я мог бы поклясться, что сразил его прямым ударом, — рассказывал Банокл Каллиадесу, когда они сидели вместе под луной. — Рыжая толстушка говорит, что мне не повезло.

— Это был трудный бой, — согласился его друг. — Однако посмотри на это с другой стороны: если бы ты выиграл, мы бы снова лишились денег. А так мы получили пятнадцать золотых монет, тридцать восемь серебряных и пригоршню медных.

— Не очень утешает, — покачал головой великан. — Ты поставил против меня.

— Мы решили последовать совету Леукона, — устало напомнил ему молодой воин. — Он сказал мне, когда ты встретился с противником, что ты не сможешь его победить. И я поставил на него.

— Это неправильно, — пробормотал Банокл. — Ты мог бы рассказать мне об этом.

— Если бы я рассказал тебе, что бы ты сделал?

— Я бы тоже поставил на него.

— Вот это, конечно, было бы неправильно. Ты что, действительно хочешь выступать против Ахилла? Именно с ним встретится твой противник завтра в полуфинале. У нас есть деньги, крыша над головой, а у тебя все кости целы.

К ним подошел Леукон с кувшином вина и наполнил чашу Банокла.

— Еще несколько недель работы над твоими ногами, и ты бы победил его, друг мой, — сказал он, усевшись рядом с побитым воином. — Ты нарвался на обманный левый удар.

— Чувствовал себя так, словно попал под обвал, — пожаловался великан. — С нетерпением жду, чтобы посмотреть, как Ахилл получит несколько таких ударов. Это сотрет самодовольную улыбку с его лица.

Леукон покачал головой.

— Ахилл разберется с ним за несколько секунд, — мрачно заметил он. — И этот обманный удар слева не победит его. Никогда не видел, чтобы человек такого большого роста двигался так быстро.

— Ты поставишь на него в финале? — спросил Банокл. Леукон не ответил, и трое мужчин молча сидели и пили вино.

Одиссей с пятью охранниками вошел в ворота и прошел через двор, не сказав никому ни слова.

— Я собираюсь навестить Толстушку, — сообщил великан. — Дай мне несколько этих серебряных монет, Каллиадес.