Псы войны Стоун Роберт
— Мардж! — снова позвал Конверс.
Мардж опустилась на колени на каменный пол:
— Как он может?
— Ты знаешь их. Я сделал бы то же самое, будь я на его месте.
— Мардж!
Галиндес спросил, кто это кричит.
— Ее муж, — объяснил ему Дитер.
На склоне отдаленной горы Конверс, вцепившись в скалу, кричал невидимой Мардж:
— Отдай им пакет!
— Конкретней, — посоветовал ему Данскин. — Чтобы до них дошло.
— Отдай им пакет! Они отпустят нас! Если они его не получат, они убьют меня!
— Нас! — поправил его Данскин.
— Убьют нас! — проорал Конверс.
— Разве кто-нибудь слышит, что он кричит? — раздраженно спросил Смитти.
— Кричи еще, козлина. Громче.
— Отдай им, что они хотят! — завопил Конверс. — Не то они убьют меня. И тебя. Убьют всех. Но если отдашь… — он замолчал, чтобы набрать воздуху, — тогда не убьют!
— Ты думаешь, это смешно? — с угрозой в голосе сказал Данскин.
— Вовсе я так не думаю, — ответил Конверс.
Мардж стояла в дверях и слушала, закрыв глаза.
— Что? Что он сказал?
Хикс пожал плечами:
— Он с ума сошел. Он говорит, чтобы мы отдали им товар. Что еще он мог сказать?
— А если и правда отдать?
— Ты соображаешь, что говоришь? Думаешь, они дадут нам уйти?
Он открыл заднюю дверь, выходящую на луг и реку, и выглянул наружу.
— Дитер, пусть твой человек уходит и возьмет с собой мальчишку. Ты тоже можешь уйти, если хочешь. Держитесь этого направления, чтобы дом прикрывал вас. — Он махнул рукой, показывая на юг. — Не думаю, что так они достанут вас. Но все же перебегите это место побыстрей.
— Мне надо подумать, — ответил Дитер.
Он кивнул Галиндесу, и тот с мальчишкой выскочил в заднюю дверь.
— Пока они уходят, — сказал Хикс Мардж, взяв ее за руку и подводя к передней двери, — ты скажешь им: хорошо, мы согласны. Пожалуйста, дайте нам выйти. Нужно, мол, выкопать товар из тайника.
Мардж подошла к открытой двери и, прислонившись к резному проему, закричала:
— Хорошо, мы согласны! Пожалуйста, дайте нам выйти. Нужно выкопать товар из тайника!
— Тащи сюда свою задницу, — послышалось в ответ с холма. — И побыстрей!
— Прости за твою лошадь, Кейджелл, — сказал Хикс.
Кейджелл и Галиндес уже торопливо переходили вброд речку, направляясь к тенистому лесу.
— Какие планы, Дитер? Ты остаешься?
— Почему остаешься ты, Рэй? Что думаешь делать?
— Можем вызвать полицию, — ответил Хикс. — Вдруг эта парочка купится.
— Я согласна выйти к ним, — сказала Мардж. — И отдать им товар согласна тоже. — Она отвернулась от двери и застегнула куртку. — Это я все затеяла. Я и он. Нам и отвечать.
— О чем ты говоришь? Перед кем ты собираешься отвечать? — пытался отговорить ее Хикс.
— Я начала, — сказала она ему, — я и закончу. Не стоит оно того.
— Ну, это как посмотреть.
Мардж заплакала.
— Я думаю, — тихо проговорила она, — что они заработали его. Можно отдать им дурь и меня в придачу.
— Это глупо.
— Слушай, — закричала она, — там внизу полно людей! Они не могут убить нас на виду у всех. Я отнесу пакет вниз и передам им.
— Ничего у тебя не выйдет.
Он пошел в комнату, в которой только что спал. Комната была узкая, как монашеская келья, с единственным маленьким квадратным окошком, укрепленным в кирпичном створе. Когда-то стены в ней были синими и в каждом углу нарисовано по цветущему дереву, но с тех пор Дитер побелил ее.
Вещмешок и рюкзак лежали на голом матрасе. Из рюкзака он достал целлофановый пакет, в котором держалзубную щетку с бритвой, остальное высыпал на пол. Из вещмешка вынул сверток с героином и снял с него газету. Затем тихо миновал коридор и через заднюю дверь вышел в сгущающиеся сумерки. Стоял тихий ясный вечер, на соснах цокали белки, чирикали неугомонные воробьи.
— Я отнесу его вниз! — кричала Мардж, стоя на пороге передней двери. — И отдам вам!
Он не разобрал, что они прокричали в ответ.
Опустившись на колени возле заводи, он стал пригоршнями кидать в целлофановый пакет чистый сухой песок, набирая его между камнями. Потом поставил пакет рядом и принялся обеими руками бросать туда все подряд: землю, песок, мелкие камешки. Закончив, обернул пакет газетой и промасленной ветошью и сунул в рюкзак. Прежде чем спрятать героин под матрас, он взял щепотку порошка и рассыпал между газетой и ветошью. Проделав эту операцию, отнес рюкзак и вещмешок в главную комнату.
— Я отнесу пакет вниз, — объявила ему Мардж. — Я уже им сказала.
— В тот момент, когда ты отдашь его им, они разнесут тебе башку.
— На глазах у всего народа они этого не сделают. Я отдам им его в деревне. Спущусь той дорогой, которой мы поднялись сюда.
Хикс достал из вещмешка затвор и остальные части М-16 и принялся собирать винтовку.
— Может, хватит с нас стрельбы?
— Предложи это им.
С колокольни спустился Дитер и посмотрел на Хикса, собиравшего винтовку:
— Что ты делаешь?
Хикс пошарил в вещмешке, ища обоймы.
— Посмотри-ка на своего приятеля, — сказал Дитер, обращаясь к Мардж. — Furor Americanus[96].
— Она хочет отнести его им, — сказал Хикс.
— Что ж, она может попытаться, — возразил Дитер.
— У них в руках наш кореш Джон, — сказал Хикс с непроницаемой улыбкой. — Мы хотим его вызволить.
— Значит, опять оружие и жертвы. По полной программе.
— Да, это тебе не уженье форели и потешные огоньки. Время платить по старым долгам.
— Мы уже мертвы, — сказал Дитер. — Это все — пустая видимость.
— Говори за себя, Дитер. Я не мертв.
— Давайте тогда играйте в свою войнушку. — Дитер направился к холодильнику за новым кувшином вина. — Все вы одно целое.
Хикс забрал у него кувшин и отпил, морщась.
— Некоторые из нас более одно целое, чем другие.
— Я несу это вниз, — сказала Мардж.
Она откинула клапан рюкзака и заглянула внутрь, потом застегнула и прижала рюкзак к себе. Куртка была велика ей в плечах, влажные волосы прилипли к вискам. Вид бледный и больной, обреченный.
— Это мы сделали — Джон и я. Нам и расплачиваться.
— С каких пор ты отдаешь скэг за здорово живешь? Он тебе нужен.
Она влезла в лямки рюкзака и быстро вышла в главную дверь. Хикс не пошевелился, чтобы остановить ее.
В двадцати футах от дома, у края скалы, она сняла рюкзак, поставила его перед собой на землю и крикнула:
— Вот он! Встречайте нас в деревне, и мы всё вам отдадим!
— Повтори еще раз! — раздался ответный крик.
— Он здесь, у меня. Встречайте нас в деревне и отпустите его!
Повернувшись в ту сторону, откуда доносились их голоса, она увидела лошадь.
Конверс и стоявший рядом с ним Смитти вглядывались в фигуру Мардж на противоположной горе.
— Только посмотри на нее, — сказал Смитти. — Я бы запросто мог влепить ей пулю.
— Крикни ей, что нам это подходит, — велел Антейл.
— Подходит! — дружелюбно проорал Данскин и обернулся к Антейлу: — Действительно подходит?
— Конечно, — ответил тот.
Данскин мрачно посмотрел на него и покачал головой:
— Где Хикс? Они крутят. Уже темнеет, и они что-то крутят.
— Она не крутит, — сказал Конверс. — Она говорит как есть.
— Это как раз тот случай, когда приходится надеяться на лучшее, — сказал им Антейл.
Он выдвинул антенну рации и скомандовал Анхелю подать пикап.
— На всякий случай поостерегись, — посоветовал Данскин. — Иначе Хикс убьет тебя… Эй! — крикнул он Мардж. — Где твой дружок?
— Прячется!
— Поторопись! — крикнул Данскин. — Захвати фонарь.
Когда она вернулась в дом, Хикс сидел на ступеньке алтаря и прилаживал к винтовке подствольный гранатомет. Рядом с ним лежали несколько пятидюймовых зарядов.
— Можешь нести его куда угодно, — сказал он ей. — Я тебя прикрою.
— Я не хочу, чтобы ты меня прикрывал, — сказала она и попросила Дитера: — Мне нужна лампа.
Дитер вопросительно взглянул на Хикса.
— Дай ей лампу, — разрешил Хикс.
Дитер снял со стены «молнию» и, проверив, протянул Мардж.
— Пока будешь спускаться, пусть лампа горит. Когда выйдешь на ровное место, погаси.
Мардж вся дрожала. Он избегал ее взгляда.
— Просто один дурной флешбэк за другим, — сказала она.
— Делай, как считаешь нужным.
— Чему ты смеешься? — резко спросила она. — Чему ты все время смеешься?
— Я не смеюсь.
— Когда выйдешь на проселок, — сказал Дитер, — беги. И не забудь погасить «молнию».
На пороге она оглянулась на Хикса. Тот продолжал возиться с подствольником.
Хикс и Дитер встали у двери и смотрели, как она идет к тропе, ведущей вниз.
— Даже не попрощалась, — сказал Хикс. — Что думаешь о ней?
— Она правильно поступает.
Хикс рассмеялся:
— Ты так считаешь?
Он посмотрел на сгущающиеся сумерки.
— Они, приятель, все время там. Уши торчком. С клыков капает слюна, ты это чувствуешь. — Горько улыбаясь, он обернулся к Дитеру. — Тебя это не волнует, да? Ты просто хочешь, чтобы ее здесь не было.
— Нет, волнует, — ответил Дитер. — Она говорит правильные вещи.
— Она истеричка. И устала от жизни.
Он сходил в спальню, вернулся с новым свертком и сунул его в рюкзак Кейджелла, висевший на вбитом в стену крюке.
— Что ж, поступим в твоем стиле, — сказал он. — Когда вещи не то, чем кажутся. Она несет им обыкновенный песок.
— Ты идиот.
— Ты видел ее походку, когда она уходила, Дитер? Оценил, как она вышагивает навстречу своей судьбе? Высокий класс до кончиков ногтей.
— Тебе не переиграть этих типов, Хикс. Им нет дела до твоих бирюлек.
— Она — любовь всей моей жизни, без дураков, — сказал Хикс. — Даже Эцуко не стоит ее. И все те люди тоже.
— Хикс, — сказал Дитер, — я тебя предупреждаю. Они умней тебя.
— Разреши тебе не поверить. — Хикс пристроил рюкзак на спине и, щелкнув рычажком, перевел винтовку на автоматическую стрельбу. — Тропинки все те же, что и были?
Дитер утвердительно кивнул.
— Ну ладно, приступим. Спущусь лазом, по которому поднялся твой мексиканец.
— Это абсурд! — возмутился Дитер. — Из-за тебя только все погибнут ни за что ни про что. Нельзя же так.
— Ну хватит, хватит, утомил. Конечно же можно так. Почему нет?
Дитер содрогнулся.
— Освещение в лесу по-прежнему работает? — спросил его Хикс.
— Давно не включал. Но думаю, большинство лампочек работает.
— Когда услышишь выстрел, включай свет. И звук тоже — хочу устроить настоящее светопреставление. Настоящую мистическую оперу.
— Да, — сказал Дитер, — понимаю. Но в реальной жизни это тебе не поможет.
— К черту реальную жизнь. В гробу я ее видал. — Он достал из вещмешка несколько обойм и рассовал по карманам.
— А они ради тебя стали бы стараться, как думаешь?
— Ну у вас и вопросики, гражданин учитель. — Хикс подошел к задней двери и секунду постоял, прислушиваясь. — Наблюдай, Дитер, — сказал он, — это будет моя революция, пока не пришла настоящая.
С винтовкой, болтающейся на плече стволом вниз, он побежал вдоль речки, надеясь, что его не видно с противоположной вершины. Одной рукой он придерживал за ствол винтовку, в другой сжимал сверток с героином и лампу.
Тропа — едва видимая жилка среди камня и корней — круто обрывалась в темноту. В лесу ветерок совсем не ощущался; Хикс обливался потом и задыхался. Минуту-другую он различал внизу огонек лампы Мардж.
Во тьме роились призраки.
Никогда, думал он, мне особо не везло в этом, не удавалось стать чем-то большим, чем просто любовником[97]. Вечный рак на безрыбье, чья-то прихоть и психоз, улаживатель чужих проблем. Мужчина, от которого можно спокойно уйти.
Полумилей ниже располагался вход в индейский лаз. Хикс помнил скалы, откуда тот начинался, но в почти полной темноте пришлось минут двадцать ощупывать утоптанную землю у подножия утеса, прежде чем он нашел нужный ход. Заминка разозлила его и встревожила. Он бросил мешок и лампу в затянутое паутиной отверстие, которое доходило ему до груди, затем ногами вперед полез сам. Извиваясь, он крепко держал ремень винтовки и толкал пятками вещмешок и лампу, пока не услыхал, как они упали вниз. Еще рывок — и он уже смог сесть; туннель переходил в пещеру. Он нашарил лампу и зажег ее.
Стены пещеры из древнего известняка, заканчивающиеся высоким, футов в сорок, сводом, были до невозможной высоты покрыты фосфоресцирующими следами давних улетов.
По одной стене шла фиолетовая надпись: «Метафор не существует». Повсюду, куда бы он ни светил лампой, — окаменевшие, погребенные следы буйства расколотого сознания. Пол усеян окурками и алюминиевыми кассетами из-под фотопленки, сгнившими матрасами, магнитофонными катушками и пластмассовыми пузырьками из-под таблеток. К вбитым в каменные стены крюкам ржавой проволокой были прикручены несколько ламп и динамиков. Неестественные цвета почти не потускнели.
Он прошел пещеру насквозь и оказался в проходе поменьше, отделенном от нее невысокой стенкой из фабричного кирпича. Потолок здесь был ниже и подпирался дубовым столбом, проходящим с нижнего этажа сквозь обложенную кирпичом дыру в грязном полу. Он попробовал столб на прочность, сбросил в дыру горящую лампу и мешок и следом соскользнул по столбу сам.
Дыра была отверстием кирпичной печной трубы, которая, расширяясь вверху, служила подпорой полу верхнего этажа. Помещение, куда он спустился, было комнатой Дика Трейси[98]; лампа освещала узенький галстучек и мощную квадратную челюсть Дика. Рядом с его портретом красовались физиономии Мушиной Морды, Флэттопа и Витамина Флинтхарта. Когда-то одна девчонка, Молния Уэбб, изобразила их, поскольку здесь сходились все пустоты в горе и местечко было очень подходящим для Дика Трейси.
Здесь Хикс оставил сверток с героином. Стены комнаты Дика Трейси сужались, переходя в лаз, куда пришлось втискиваться, согнувшись в три погибели. Насколько он помнил, в этих ходах водились тарантулы; он двигался медленно, стараясь не касаться стен. Идти пришлось долго, прежде чем в затхлом воздухе подземелья пахнуло свежим воздухом. Он загасил лампу и стал пробираться еще медленнее, ощупывая землю перед собой. Почувствовав наконец дуновение ветерка, он опустился на колени и принялся шарить впереди в поисках края обрыва, который, как он знал, должен был начинаться в этом месте.
Он лежал на животе, чуть ли не по пояс высунувшись над краем, и вглядывался в темный лес внизу. Ему показалось, что он слышит далекое женское пение. Время от времени в темноте перед ним вспыхивали багровые искорки — это действовали съеденные грибы.
Были такие, кто утверждал, будто ходил в бой под ЛСД, но он никогда им не верил.
Он сейчас почти ничего такого, или вовсе ничего, не испытывал — так ему казалось, — кроме этих, на краю сознания, легких галлюцинаций. В темноте он чувствовал себя легко и свободно.
Пролежав так некоторое время на краю обрыва, он подумал, что попусту теряет время; пошарил внизу, ища вырубленные в скале опоры для рук, и, найдя две из них, перевалился через край и начал спускаться. Он двигался очень медленно, судорожно нащупывая ногой очередной выступ, неуклюже и с трудом удерживая равновесие. Руки устали, и с каждым метром спускаться становилось все тяжелее.
Он преодолел три четверти расстояния, когда услышал трепет крыльев, — секундой позже что-то плотное и тяжелое ударило его в грудь. Дыхание у него перехватило, и он сорвался со скалы. Он приземлился на ноги, перевернулся, сделав кувырок вперед, и какое-то время лежал, приходя в себя. Когда дыхание восстановилось, он почувствовал боль — рубашка на груди была в крови. Черная тень со свистом пронеслась над головой и исчезла в лесу; летучая мышь, подумал он, потом понял, что это, вероятно, была сова или козодой, пугливая, нервная птица, которая у японцев служит вестником беды.
Тропы в этом месте не было; не видел он и никакого света от фонаря или костра. Он побрел вниз, производя невероятный шум.
Скорее всего, он сейчас был ниже их. Они будут спускаться по тропе слева, Мардж — справа. Повинуясь инстинкту, они смогут перехватить ее в том месте, где тропа выходит на проселочную дорогу и которое, как он думал, должно быть почти прямо под ним. Он пошел напрямик через лес, остерегаясь обрывов и ям, заваленных валежником, которые, как он знал, тут подстерегают на каждом шагу.
Снова донеслись женские голоса — слабо, но вполне отчетливо. Женщины Братства — поют в деревне.
Невдалеке внизу он заметил странную тень. Замедлив шаг, он, с винтовкой наперевес, подкрался ближе и, поняв, что это такое, пригнулся, бросился влево и скатился в глубокую ложбину, заросшую папоротником, которую вовремя увидел.
Это был пикап, и в окне кабины мерцал огонек сигареты. Прячась в папоротнике, он выбрал место повыше, сел и напряг слух. Он еще не мог как следует разогнуться после падения с высоты, но на душе у него стало легче и намного спокойнее от глупости и самоуверенности человека, покуривавшего в пикапе.
Я теперь как вьетконговец, подумал он.
Эх, жаль, миномета нет. В нем зарождалась неистовая ненависть к пикапу — большому и массивному — и к человеку, покуривавшему в кабине.
Я теперь, для разнообразия, на правильной стороне.
Мардж пыталась представить себе, будто она входит в океан, ступает в волну прибоя на пляже. Образ океана действовал успокаивающе, и она уцепилась за него.
Самое страшное, что он может, — это убить ее; говорить с ним не придется. Время от времени она перекладывала сверток из одной руки в другую.
Когда тропа стала выравниваться, Мардж привернула лампу. С неба лился лунный свет, хотя самой луны, закрытой ближними горами, не было видно, и она отчетливо различала темные силуэты деревьев и утесов вдоль тропы. Она слышала пение, но уже не помнила, живые голоса там звучат или воображаемые.
Какой-то звук с правой стороны, в лесу, заставил ее замереть на месте; он был похож на звяканье подкованных башмаков о металл, сопровождаемый скрипом стальных петель. В воздухе чувствовался запах бензина. Медленно обернувшись, она разглядела на фоне темных деревьев выше над тропой фигуру человека в широкополой шляпе. Покой воображаемого океана улетучился, тело заныло от страха.
Чуть дальше она прошла мимо другого человека — в этом она была уверена, — который стоял у самой тропы. Человек пошел за ней следом, ломясь сквозь кусты.
— Стой! — раздался шепот сзади.
Она остановилась.
— Он у меня с собой, — сказала она тихо.
— Заткнись! — прозвучал за спиной шепот. Властно, отчетливо.
Так они и стояли в темноте все трое, долгие несколько минут мужчины не шевелились и не издавали ни звука.
Чьи-то руки взяли у нее сверток.
— Где он? — спросила она.
Фигуры перед ней задвигались, передавая сверток друг другу.
— Тут рядом, — сказал человек.
— Где?
— Там, внизу, — ответил мужской голос. — Впереди. Засвети лампу.
Она пошла вперед и прибавила свет; луч заскользил по камням и папоротнику. Никого впереди не было.
Один из тех, кто остановил ее, сошел с тропы, и вскоре во тьме, где он скрылся, вспыхнул свет фар. Он положил сверток на крыло пикапа и стал развязывать веревку. Другой, в широкополом стетсоне, зашел ей за спину и остановился шагах в десяти от нее.
Впереди на прогалине, где тропа соединялась с дорогой и где стоял пикап, двигались какие-то фигуры. Она бросилась к ним, зовя на бегу:
— Джон, это ты?
Стоя в вязкой тьме среди зарослей папоротника, они следили за ее движущимся огоньком.
— Кажется, все о’кей, — сказал Смитти Конверсу.
Он стоял, свойски обняв Конверса за шею, в свободной руке держа большой пистолет. Карабин он передал Данскину, который ждал, сидя в кустах позади них.
— Надеюсь на это, — ответил Конверс.
С наступлением темноты к нему вернулся страх — и безумная жажда вновь увидеть свет.
Данскин спустился с ними и припал на колено.
— Ага, подходит. Она у них.
Он встал и быстро пересек тропу.
— Она все принесла, — сказал Конверс. — Не трогайте ее.
— Ну что ты, что ты, — горячо уверил его Смитти. — Зачем нам это?
Фонарь в руках Мардж загорелся ярче; он видел ее голые ноги и узнал мексиканские сандалии. Смитти медленно поднялся, по-прежнему держа руку на плече Конверса. Он спустил пистолет с предохранителя и направил его на Мардж.
Конверс услышал, как она зовет его.
Он оперся на пятки и приготовился к прыжку. Сил не осталось, не с чем было собираться, разве что с духом, как всегда.
Антейл крикнул от пикапа:
— Оба-на, ребята! Секундочку!
Смитти замер, и Конверс понял, что тот прицеливается. Он развернулся и схватил руку, державшую пистолет.
— Беги, Мардж! — крикнул он.
— Беги, Мардж! — повторил смеющийся голос.
Это был Данскин на той стороне дороги. Грохнул винтовочный выстрел.
Рука Смитти была как железная, Конверс не мог согнуть ее. Он заплел ногой ногу Смитти, согнул колени и повис на нем. Пистолет выстрелил дважды, пока Конверс отворачивал лицо от ударов Смитти, которые тот наносил свободной левой. В то время как они боролись, Конверс с изумлением услышал звук, который он слышал во Вьетнаме и нигде больше не рассчитывал услышать, — стальной хлопок, с которым вылетает фаната из подствольника М-70. Через мгновение под деревьями ниже по склону вспух огромный огненный шар.