Аромат лотоса (сборник) Бекитт Лора
– Не знаю. Я убежала из Калькутты. Брела всю ночь, пока не вышла к Гангу.
– И куда же вы направляетесь?
– Вообще-то, мне некуда идти, – призналась Тулси. И неожиданно промолвила: – Я умерла, а мертвым не место на земле!
Незнакомец вздохнул и сказал по-французски:
– Какое совпадение! Я тоже умер. Прежняя жизнь закончилась, а что делать с этой, я просто не знаю.
– Нет! – вдруг резко воскликнула Тулси, точно сбрасывая камень с души. – Я сбежала именно потому, что хотела жить!
Он посмотрел ей в глаза усталым, страдальческим взглядом, проникнутым надеждой и неистребимой, истинно юношеской жаждой жизни, и произнес:
– Я тоже.
Они поднялись с упругого травянистого покрова и двинулись дальше, теперь уже молча, сберегая силы. Тулси чувствовала, что ее спутник старается не слишком сильно опираться на нее и примеривается к ее шагу.
Самое страшное заключалось в том, что она и правда не знала, куда ей идти. В Калькутту возвращаться нельзя, а если на их пути встретится какая-нибудь деревня, как она объяснит ее жителям, кто они такие и куда идут? Но они хотели жить, а значит, им был нужен приют, особенно спутнику Тулси, который едва передвигал ноги.
Вскоре они вышли к деревне, каких немало в окрестностях Калькутты. Тулси увидела приземистые домики, стены которых, как в родной Бале, были покрыты смесью извести, грунта и коровьего навоза. Однако эта деревня была богаче – сказывалась близость большого города: жители держали не только буйволов и мелкий скот, но и слонов. Во дворах некоторых домов стояли лошади.
– Если в деревне англичане, то я погиб, – прошептал молодой человек и, подумав, прибавил: – Впрочем, если французы – тоже.
Тулси ничего не ответила. Едва ли жители деревни осмелятся тронуть иностранного солдата, а вот ей не поздоровится! Женщина не может в одиночестве бродить по джунглям, а если бродит, значит, она одержимая или отверженная, и в лучшем случае ее нужно прогнать, а в худшем – забить камнями до смерти!
В деревне не было ни англичан, ни французов. Но Тулси знала: вскоре придут староста и брахман, а это намного хуже. От них не скроешь правды!
Она сказала об этом своему спутнику, и он ответил:
– Не беспокойтесь, со мной вас не тронут и вам не придется ничего объяснять. Я сам с ними поговорю. Даже если они решат сообщить о нас властям, у нас будет время, чтобы прийти в себя и немного набраться сил.
Едва ли он сумел бы ее защитить, но Тулси поверила. Она с самого начала почувствовала, что у них есть что-то общее, нечто такое, благодаря чему они могут доверять друг другу.
Беглецам помог вечный страх, который испытывали жители индийских селений как перед англичанами, так и перед французами. Собственно, индийцы не различали, кто есть кто, знали только, что всякое сопротивление воле иноземцев может обернуться суровым наказанием.
Хозяева первого же дома вышли навстречу и безропотно впустили путников в свое жилище. Конечно, их появление вызвало толки. Индийская женщина и белый солдат! На Тулси было красивое сари и дорогие украшения, она выглядела холеной, обеспеченной горожанкой. Когда явились староста и жрец, спутник Тулси произнес:
– Я солдат французской армии, а это… моя жена. Мы попали в плен, но нам удалось бежать. Сейчас мы идем к своим. Просим дать нам приют на пару дней, а потом мы вас покинем.
Больше вопросов не возникло. Староста и жрец удалились, чтобы, очевидно, обсудить ситуацию, а молодой человек упал на кровать и… почти тут же потерял сознание.
Когда он очнулся, Тулси сидела рядом. Анри удивился выражению ее глаз, непостижимым образом сочетавшему в себе мечтательность и решимость. А еще его поразило, что она улыбнулась ему – печально и ласково. Судьба индианки была нелегкой, это читалось в ее лице; Анри подозревал: то, что случилось с ней, было куда страшнее его несчастья.
Он пострадал от несправедливости, но в душе, перед самим собой, был честен и чист, тогда как она нарушила какие-то священные законы, презрела великий долг, который была обязана исполнить без оглядки на себя, на свои сокровенные желания. Бросила вызов людям, не подчинилась божественной воле. Что может быть ужаснее для индианки?
Обстановка домика была очень скромной: соломенные плетенки, голые стены с одним-единственным, закрытым решеткой окном, бамбуковые кровати, глиняная посуда.
Тулси взяла чашку с молоком, приподняла голову Анри и помогла ему напиться. Потом протянула кусок лепешки, и молодой человек с трудом оторвал руку от ложа. Он и сам не подозревал, как мало сил осталось в его измученном теле!
– Калькутта! – выдохнул он. – Сколько же лье я прошел!
– Что вы ели все это время?
– Какие-то фрукты, еще колосья с полей.
– Как вы переплыли через Ганг?
Оставаясь живой и пытливой, она спрашивала с трогательным девичьим любопытством, и внезапно Анри подумал о том, что, несмотря на все преграды, ее жизнь сложится хорошо.
– На берегу были лодки, я взял одну, – промолвил он. – Признаться, я плохо помню, как это было. Один человек, индиец, сказал мне: «Переплыви через Ганг, и ты будешь спасен». Он оказался прав. – Помедлив, француз спросил: – Как вас зовут?
– Тулси.
– Надеюсь, вы не рассердились, когда я назвал вас своей женой?
Молодая женщина покачала головой. О, чужестранцы! Назвать своей женой вдову все равно что принять ночь за день и перепутать луну с ясным солнцем!
– А как ваше имя?
– Анри. Только не называйте меня Индрой, как Чарака.
Тулси встрепенулась.
– Чарака? Так зовут моего дядю. Он ушел на войну.
Молодой человек уставился на нее во все глаза. Потом радостно рассмеялся.
– Конечно! Тулси! Племянница Чараки! Ваш дядя жив, он удивительный человек. Он волновался за вас, говорил, что вам тяжко живется в родной деревне.
Тулси опустила глаза.
– С тех пор произошло много событий. Дядя ничего об этом не знает.
Анри смотрел вопросительно и с тревогой. Тулси решила открыться. Пусть судит по-своему. Наверняка его суд окажется куда менее страшным, чем суд ее народа!
– Я уехала из Балы и вышла замуж. Все было хорошо, но вчера мой муж погиб. Сегодня утром я должна была взойти на погребальный костер, однако испугалась и убежала в джунгли. Я не смею об этом рассказывать. Отныне я проклята. Я не могу ни к чему прикасаться, я не должна ни есть, ни пить. Я умерла.
Ее тело было похоже на натянутую струну, глаза лихорадочно блестели, лицо пылало жаром. Анри, едва не задохнувшись от возмущения и жалости, воскликнул:
– Вы живы, Тулси! Молоды, здоровы! Идите в другой город, в другую деревню. Придумайте что-нибудь. Не говорите людям правды. Начните новую жизнь. Постепенно вы забудете о прошлом.
– Разве я смогу жить одна?
– Не сможете одна – снова выходите замуж.
Она возразила с потрясающей откровенностью, словно страшный проступок навсегда избавил ее от стыда:
– Муж изобьет меня в первую же ночь. А потом прогонит из дома. Индийская женщина может выйти замуж только раз и должна принадлежать одному-единственному мужчине! Но это не главное. Забудется прошлое или нет – не важно. Оно было, и оно перечеркнуло будущее. Отныне мне суждено сеять несчастья, нести проклятие всему, с чем я соприкоснусь!
– Но меня вы спасли, – возразил Анри и добавил: – Я плохо знаком с вашей верой, Тулси, но слышал, что ваши боги многолики. И так же многолик человек. Он не способен совершать одни лишь хорошие и правильные поступки. Вы сделали так, потому что не могли поступить иначе. Воспользовались данным богами правом защищать свою жизнь! Вряд ли вы смогли бы помочь мужу, приняв мученическую смерть.
– Могла. А теперь его душа вовек не найдет покоя!
– Это неправда.
Тулси не верила. На ее лице лежала печать отчаяния. Сейчас она была похожа на заблудившегося во мраке ребенка.
Неожиданно молодая женщина разрыдалась – впервые с момента гибели Рамчанда и обрушившегося на нее ужаса. Все это время слезы жгли ей грудь, разрывали душу, но не могли пролиться. Чувство невыносимой вины будто заперло что-то внутри на замок, но теперь искреннее сострадание почти незнакомого человека помогло прорвать невидимую плотину.
Тулси захлебывалась от слез, и тогда Анри, сделав усилие, приподнялся, привлек ее к себе и принялся гладить волосы. Его руки мягко обвили ее тело, голова индианки склонилась ему на плечо.
Слезы Тулси намочили одежду в том месте, где остался знак несмываемого позора, и Анри усмехнулся. Он и подумать не мог, что когда-либо вновь будет держать в объятиях женщину, служить ей утешением и защитой. Случалось, он вспоминал Урсулу, их невинные поцелуи, свои мечты – тогда ему казалось, что судьба перебросила его через пропасть, отделяющую рай от ада, свет от мрака и жизнь от смерти.
Стоило ему закрыть глаза, и он переносился в прошлое, где были больная мать, вечные мысли о том, где взять деньги, но также и юношеские грезы, дерзкие надежды, головокружительные планы. Все ушло в никуда, чтобы никогда не вернуться обратно.
– Хотите знать, что произошло со мной? – спросил Анри и, не дожидаясь ответа, с грустью произнес: – Если бы в нашем обществе существовали касты, можно было бы сказать, что я принадлежал к одной из высших. А теперь я – неприкасаемый.
Он начал рассказывать, и Тулси, слушая его, не заметила, как ее слезы высохли. Потом молодая женщина заметила:
– Нельзя выйти из одной касты и вступить в другую. Человек рождается в касте и в ней умирает. Я могу назвать собаку тигром, но она останется собакой. Шакал способен напасть на смертельно раненного льва и победить, но лев все равно сильнее.
Тогда Анри показал ей лилию.
– Вы не поняли. Видите знак? Он означает, что я осужденный на каторгу преступник, убийца и вор! И я никогда не смогу доказать, что я невиновен!
Тулси смотрела на него с болезненным интересом и почти священным ужасом.
– Вам было больно?
– Мне было больно вот здесь. – Анри приложил руку к груди. – Вот где главное клеймо! У меня отняли родину, мать, невесту, имя и честь.
– Вы хотите вернуться домой?
Анри помрачнел.
– Я никогда не смогу вернуться. Мне некуда возвращаться.
Молодая женщина молчала, и тогда он произнес то, о чем думали оба:
– Пойдем вместе, Тулси! В неизвестность, в никуда! Без надежды и веры. Чтобы нести свою тяжелую ношу и жить наперекор судьбе!
Индианка не отрываясь смотрела на него большими печальными глазами.
– Вы хотите взять меня с собой? Зачем?
Анри сказал то, что было правдой, то, о чем он подумал, когда она плакала у него на плече.
– Я боюсь оставлять вас одну.
Глава VII
1753 год, окрестности Баласора, Индия
Везде, где им довелось проходить, земля несла на себе печать войны. Англичане воевали с французами, те и другие – с местными правителями, местные правители – между собой. Дабы лишить друг друга продовольствия, путей сообщения и поддержки населения, все без исключения участники сражений разрушали ирригационные сооружения, из-за чего затоплялись рисовые поля, уничтожались плотины и мосты, происходил грабеж деревень.
Анри и Тулси пришлось увидеть и пепелища, и умиравшие от ожогов, роняющие на землю обугленные ветки деревья, и женщин, безутешно рыдающих над телами близких, погибших во время артиллерийского обстрела. А еще – окропленные кровью и исполосованные колесами орудий дороги, ряды служивших могилами канав, зловещих стервятников, круживших над разоренными селениями. Порой беглецы слышали вблизи грохот пушек и тотчас сворачивали в сторону.
Они обменяли на продукты почти все украшения Тулси. Анри возражал, но молодая женщина дала понять, что для нее золото и камни не ценность, а всего лишь болезненное напоминание о прежней жизни.
Иногда даже золото не имело цены, потому что население голодало и еды попросту не было. Возле многих деревень валялись огромные груды мусора и навоза; похожие на скелеты собаки рылись в них, тщетно стараясь отыскать что-то пригодное для пропитания. Огромные худые буйволы медленно пережевывали солому.
Силы Анри постепенно восстановились – во многом благодаря тому, что он чувствовал ответственность за жизнь своей спутницы. Случалось, они ночевали на одной кровати – не сняв одежды и целомудренно отвернувшись друг от друга.
Общаясь с Тулси, Анри продолжал совершенствоваться в хинди, и в этом ему помогали врожденные способности и прекрасная память. Молодой человек незаметно воспрянул духом: иллюзия свободы вернула ему внутренние силы, надежду на счастливые перемены и уверенность в себе. Тулси, в свою очередь, тоже постепенно забывала прошлое, понемногу избавлялась от невидимых пут.
Их разговоры вызывали интерес у обоих; негласное табу было наложено на одну-единственную тему: Анри никогда не расспрашивал Тулси о ее покойном муже.
Как-то молодой француз полюбопытствовал, почему в Индии не едят коров. Тулси, искренне удивившись его вопросу, ответила:
– Потому что корова дает нам все: на ней мы пашем, пьем ее молоко, делаем из молока много другой еды. Ее моча нас лечит, а навоз удобряет поля. Человек должен быть благодарен корове. Убить ее все равно что убить мать.
Еще они рассуждали о сновидениях. Тулси рассказала Анри о том, как увидела во сне богиню Кали, и добавила:
– Я не знаю, что такое сны. Наверное, это дверь в непроглядную ночь, которая зовется будущим. Сны позволяют нам увидеть одну из строк письма, написанного богами и называемого нашей жизнью.
– Вы полагаете, что все предопределено и ничего нельзя изменить?
– Наверное, так и есть, но мы должны верить в то, что это возможно.
Они сидели во дворе чужого дома и смотрели на мерцающие в ночи звезды, эти бесчисленные сияющие окошки в бесконечность, внимали ласковому шепоту ветра и наслаждались ароматом благоухающих цветов и трав.
Иной раз молодая женщина, с виду необразованная и наивная, была так поразительно умна и мудра, что Анри не находил слов. И все чаще задумывался о том, что должен внушить Тулси уверенность в себе и своей свободе.
В конце концов молодой человек пришел к выводу, что им необходимо где-то осесть. Как следует поразмыслив, он решил идти к противникам своей страны – англичанам.
Недавно гарнизон подвергся обстрелу и теперь зализывал раны. Баласор был не колонией, а факторией[38], потому военные по большей части селились не в домах, а в палатках. Армейский лагерь, который был разбит в двух лье от города, представлял собой огромный поселок из походных шатров, образующих несколько улиц. Место, на котором стояла палатка, и ее размеры соответствовали положению хозяина. В центре возвышался величественный шатер генерала, к нему примыкали жилища старших офицеров.
Анри де Лаваль сдался на милость солдат и попросил, чтобы его провели к кому-либо из командиров. Командующего лагерем беспокоить не стали, вместо этого доставили пленного к дежурному офицеру.
К счастью, этим человеком оказался Майкл Гордон, под началом которого находился отряд из двухсот плохо обученных и к тому же не понимающих английского сипаев.
Майкл не любил строить из себя гордеца, потому сразу предложил Анри и Тулси сесть, а после начал беседу.
– Вы англичанин?
Раскрыть обман было нетрудно, и Анри решил не лгать.
– Француз.
– Вот как? Ваше имя?
– Генрих де Лаваль.
Гордон нерешительно взглянул на Тулси.
– А девушка?
– А девушка, – на всякий случай Анри взял Тулси за руку, – со мной.
– Она индианка?
– Как видите.
– Ваша жена?
– Невеста.
– Стало быть, мы можем беседовать при ней?
– Она не понимает ни по-французски, ни по-английски.
– Как же вы общаетесь? Впрочем… – Гордон позволил себе едва заметную, но многозначительную усмешку. – Или вы знаете ее язык?
– Немного говорю и в основном понимаю.
Гордон чуть не подпрыгнул, но сдержался, не выказав своей радости.
– Вернемся к главному. Откуда вы и как здесь оказались?
На этот вопрос у Анри имелся заранее продуманный ответ.
– Из Пондишери. Я приехал в Индию из Парижа. Наша семья разорилась, и я думал, что смогу заработать немного денег. И только очутившись в лагере, понял, что война – совсем не мое дело. После ссоры с одним из старших офицеров мне назначили наказание. Я не стерпел унижения и сбежал – в конце концов, я ведь дворянин! Вернуться к своим не могу – меня сочтут дезертиром и повесят. Я долго скитался, после чего решил сдаться на милость противника. Понимаю, во мне могут заподозрить разведчика и предателя…
– Бросьте, – прервал его Гордон, – никакой вы не разведчик. И вояка из вас никудышный, сразу видно. Ох уж эти французы – простите, конечно! – кого только нет среди их солдат: студенты, крестьяне, даже преступники! Поверьте, я немного разбираюсь в людях и без труда отличу негодяя от честного, благородного человека. Кстати, у вас великолепный английский, – заметил он, – где вы учились?
– Спасибо. В Наваррском коллеже. Правда, пришлось бросить.
– Вы действительно дворянин, несмотря на ваш вид, и я верю, что вы в самом деле ищете пристанище. Скажите, де Лаваль, вы сможете быть переводчиком между нами и нашими сипаями?
– Думаю, да.
Гордон воодушевился.
– И сумеете научить их английскому?
Анри улыбнулся.
– Благодарю за доверие. Я постараюсь.
– Полно! Скажу прямо: явись ко мне сам дьявол и пожелай наняться толмачом, я бы его взял! Дело в том, что наш переводчик погиб при обстреле. Нелепая смерть, и я просто в отчаянии. Я буду ходатайствовать о вас перед командованием. Возможно, вам придется смириться с положением военнопленного, но это пустая формальность. Не будете выходить за пределы лагеря – только и всего. Получите палатку, где сможете жить со своей… невестой. Кстати, если возникнет вопрос, кто она и где вы познакомились, что мне сказать?
– Она простая индийская девушка. Ее родные были против наших отношений, и мне… пришлось увести ее из деревни.
– Поздравляю! – Гордон подмигнул. – Замечательный выбор.
Пока англичанин улаживал формальности, пока Анри допрашивало начальство, Тулси проводили в палатку. Это был настоящий маленький дом с кроватью, столиком и стульями, одеялами и посудой. Рядом с палаткой стояла цистерна, полная дождевой воды, и молодая женщина успела искупаться и постирать свое сари. Все приходилось делать с опаской, но Тулси была полна желания привести себя в порядок.
Анри велел ждать его, сказав, что все будет хорошо, и она, верная женской привычке, решила навести в доме уют и встретить своего спутника в блеске красоты и свежести.
У нее не было грешных мыслей; просто за эти дни Тулси привыкла воспринимать себя и Анри как неразделимое целое. Женщине удалось раздобыть еду: ошеломленные красотой индианки, солдаты дали ей хлеба и принесли котелок со щедро сдобренной специями бараниной.
Тулси сидела на кровати, расчесывая волосы, когда полог откинулся и на пороге появился Анри.
На нем была белая рубашка и темно-синий камзол, он вымылся и побрился; густые русые волосы обрамляли тонкое лицо, орехового цвета глаза радостно сияли. В этот миг Тулси увидела его таким, каким он был на самом деле – молодым, стройным, благородным, красивым.
– Все замечательно устроилось! Я буду служить переводчиком, получать жалованье, мне позволено жить в этой палатке, как и тебе, Тулси!
Анри смутился. Индианка смотрела на него так, словно думала о чем-то постороннем, не замечая, что сидит в тонкой короткой кофточке и полупрозрачной нижней юбке. Густые волосы темным водопадом струились вдоль тела, взгляд был полон страстной женской силы.
Молодого человека обдало внутренним жаром. Внезапно обнажились те чувства, что он таил в себе все эти долгие дни. Он спал с женщиной всего лишь раз, и этот опыт можно было считать неудачным. Он мечтал о любви, но его надежды были обмануты. Анри видел, что Тулси прекрасна, что она напоминает цветок лотоса, распустившийся на рассвете. В эти секунды он окончательно понял, что не желает расставаться с ней, осознал, что счастье – не придуманное, настоящее, чудесное – рядом. Стоит только протянуть руку – и оно будет принадлежать ему.
А Тулси размышляла о своем прошлом, настоящем и будущем. Рамчанд был добрым и щедрым, он спас ее от одиночества и ненависти односельчан, и она ценила его за это. Однако же ей так и не довелось узнать, что значит просто любить. Ей было хорошо со своим супругом, нежным, страстным, искусным в любовных утехах мужчиной, но она не знала, что может принести соединение с человеком, которого любишь, независимо от того, что он для тебя сделал. В ее жизни еще не случалось чудесного ослепления разума и внезапного воспламенения чувств.
Тулси знала, что Анри был влюблен во француженку, и не пыталась сравнивать себя с этой девушкой. Конечно, та была благородна, красива, умна, а главное, знала, что нравится белому мужчине. Тулси не имела понятия, что ценят французы: раскованность или скромность, пылкость или стыдливость.
– Ты хочешь есть? – шепотом спросила она, а затем, опомнившись, быстро оделась и свернула волосы в узел.
– Да, пожалуй, – так же тихо ответил молодой человек.
– Я раздобыла немного еды.
Они сели за стол. Анри достал бутылку вина, которую в порыве радости вручил ему Майкл Гордон.
Бокалов не было, и молодой человек наполнил глиняные чашки.
– За наше будущее, Тулси, за нашу новую жизнь! Для меня путь к свободе открылся, когда я встретил тебя. Кто я такой, чтобы просить женщину разделить мою судьбу? Но я буду счастлив, если ты останешься здесь, со мной. Сейчас ты единственный человек, которого я хочу видеть рядом с собой.
Тулси ничего не ответила. Куда она может уйти, если он почти что создал ее заново, вдохнул надежду в ее отчаявшуюся душу и исстрадавшееся сердце! Она была и остается вдовой, а вдова не имеет права любить другого мужчину, носить цветную одежду и украшения, пить вино, есть соль и мед.
С Анри она словно переместилась в иной мир, туда, где законы и правила диктовали его слова и суждения, ее вера и чувства.
Потускнели последние лучи солнца, в палатку заползли сумерки, потом наступила тьма. Анри зажег масляную лампу – и на стенах заплясали колеблющиеся тени. Он боялся сделать решительный шаг: мешали неуверенность в себе и сомнения в чувствах молодой женщины.
Тулси сняла верхнюю часть сари, по привычке легла у стены и завернулась в покрывало. Анри скинул камзол и тоже лег. Прошло несколько мгновений, прежде чем его рука скользнула по плечу Тулси, потом осторожно легла на грудь, и он произнес срывающимся голосом:
– Если ты не хочешь, то я…
Она повернулась, обвила его шею теплыми гибкими руками, и ее губы нежно коснулись его губ. Он ответил жадно, ненасытно и на мгновение испугался чудовищного, неудержимого порыва. Они соединились почти мгновенно, неистово, бешено, изнывая от неутоленной страсти. Анри боялся показаться грубым; когда Тулси застонала, испуганно вздрогнул и только потом понял, что она стонет от наслаждения. А после услышал свой собственный стон. Их чувства и желания слились воедино, стали похожи на горячий расплавленный воск, и это было прекрасно.
Потом они поняли, что впереди целая ночь, много ночей, вся жизнь, и уже не спешили. Сняли с себя остальную одежду и продолжили наслаждаться друг другом. И Анри, и Тулси всегда окружало множество мелочных предрассудков, нелепых и непонятных табу. Но сейчас для них не существовало запретов; потаенные желания и мысли выплескивались наружу и превращались в безумные ласки, в волшебную страсть.
Поразительная чувственность, сказочная близость – такое познаешь только раз в жизни!
Анри уснул, крепко обняв Тулси, прижав ее голову к своей груди. Их ноги и руки переплелись, как лианы, а тела будто стали единым целым. Рамчанд никогда не оставался на всю ночь – таков был обычай, говорящий о том, что разъединение мужского и женского неизбежно так же, как необходимо слияние. Мужчина должен и может беречь женщину, но никогда не поставит ее на первое место. Существует долг земледельца, который обязан вспахать землю, чтобы заронить в нее семя и чтобы жизнь продолжалась вечно, но есть великие, непонятные женам дела, оставляющие их за невидимой гранью, превращающие в тень мужчины. Даже имена индийских богинь звучат эхом имен богов: Индрани – супруга Индры, Брахмани – жена Брахмы.
Тулси надеялась, что доставила Анри такую же радость, какую он принес ей – радость почувствовать себя единственной. И когда он открыл глаза, в них была такая горячая, безудержная любовь, какая способна придать существованию человека настоящий, глубокий, истинный смысл.
– Я люблю тебя, Тулси! Я счастлив. А ты?
Она задумчиво произнесла:
– Я не знаю, Анри. Только чувствую: если ты исчезнешь из моей жизни, для меня это будет страшнее, чем сгореть на том ужасном костре!
– О нет, нет, никогда!
И было неспешное, но глубокое погружение в страсть, а после – сладкая истома. Они были открыты друг другу, своим желаниям, взаимной любви. Анри впервые постиг, что значит, когда тебя по-настоящему желает женщина. Тулси поняла, как много может дать искренняя, безрассудная любовь к мужчине. До рассвета оставалось немного времени, и Тулси спросила:
– Для тебя не важно, что я принадлежала другому?
Анри улыбнулся и погладил ее волосы.
– Главное, что отныне ты принадлежишь мне. Ты так много дала мне, Тулси! Я научился понимать твой язык, любить твою страну, почти позабыл о прошлом и снова стал уважать самого себя.
– Скажи, а если бы твоя невеста приехала сюда?
– Бывшая невеста, – уточнил Анри и с усмешкой добавил: – Урсула – в Индии? Это невозможно. Такие женщины созданы для жизни в Париже!
– Ты ее… любил?
По лицу молодого человека скользнула мимолетная, почти незаметная тень, но он сумел справиться с чувствами.
– Любил. Но уже забыл. А ты любила своего мужа?
Тулси вспомнила, как они были близки в последний раз – в день его убийства. Она навсегда запомнила глаза Рамчанда и его слова. И твердо, почти сурово произнесла:
– Я должна была исполнить свой долг, долг жены, женщины. Но не успела. Мой муж очень хотел, чтобы я родила ребенка. Наследника, сына.
Анри помрачнел. Он не подумал о естественных последствиях их отношений.
– А вот я не хочу иметь детей. Как я объясню своему сыну то, что не могу объяснить никому, разве что… только тебе. Что передам в наследство? – И тут же сказал: – Если ты забеременеешь, Тулси, сразу скажи. Ни в коем случае не неси этот груз одна. «Разве это груз?» – хотела возразить молодая женщина, но вместо этого вновь кинулась в его объятия, взлетела на волшебную вершину, где каждая секунда короткой, святой и грешной жизни наполнена бесконечным наслаждением.
Глава VIII
1753 год, Баласор, Индия
Их жизнь сложилась счастливо, счастливее, чем можно было ожидать. Анри искренне полюбил Индию, ее непредсказуемость, многоликость, многоцветность. В густой головокружительной синеве неба колыхались веерообразные листья пальм, ползучие растения отвоевывали себе место везде, куда только можно забраться, зелень разрасталась буйно, неудержимо, а цветы поражали величиной и красками. То была страна вечного тепла и нескончаемого лета, неисчерпаемая, неистощимая, щедрая.
Анри прекрасно справлялся со своими обязанностями, он был мудрым и добрым учителем, и вскоре сипаи понимали не только его речь, но и команды Майкла Гордона. С последним Анри по-настоящему сдружился; они часто беседовали, иногда вместе пили вино.
Майкл был потомственным военным, сыном полковника, и с пятнадцати лет служил в полку отца. К несчастью, отец был убит во время войны за австрийское наследство[39] и не оставил сыну никакого состояния. К тому времени Майкл имел чин капитана, а колониальные армии нуждались в офицерах, потому он поехал искать счастья в Индии.
Однажды Майкл сказал Анри:
– Если б вы знали, как я устал от войны! Да, я военный человек, но, тем не менее, ненавижу бессмысленное кровопролитие. Все это происки авантюристов, желающих создать колониальную империю и заработать деньги! Сколько гибнет людей, сколько растрачивается средств! Вы знаете, что сейчас творится в Париже?
Анри не знал, он мог только догадываться. Людовика XV не интересовала Индия, его приближенные считали, что колонии должны только давать и ни в коем случае не потреблять деньги. Версаль, которым фактически правили фаворитки короля во главе с мадам Помпадур, жил сегодняшним днем и нисколько не заботился о народе – даже в Париже, что говорить о колониях!
Майкл Гордон уважительно относился к Тулси, хотя и стеснялся спрашивать, кем именно она приходится Анри. Невеста, любовница, жена? Постепенно в лагере привыкли к безмолвной индийской красавице, хотя жены старших офицеров не жаловали Тулси. Она казалась слишком независимой, оскорбительно гордой, видела и замечала только своего француза!
В конце концов Анри решил обучить возлюбленную французскому, а если получится, то и английскому языку. К его изумлению, Тулси оказалась очень способной ученицей.
С тех пор как Тулси и Анри стали жить вместе, они были счастливы так, как могут быть счастливы только грешники, чудом очутившиеся в раю. Однажды молодая женщина решила станцевать для возлюбленного, и он был поражен игрой ее лица, на котором беспрестанно отражались разные чувства: тревога, горе, радость, счастье. Анри заворожили плавные движения, искусные вращения тела, текучие изгибы рук Тулси – непередаваемый, первозданный рисунок танца. Сложные движения в сочетании с бесконечной переменой выражений лица и глаз составляли основу тонкого поэтического языка, обладающего не меньшей силой, чем тайная мелодия речи.
С ними были их страсть, влечение души и плоти, сила молодости и любви. Они отдавались друг другу так часто, как только могли: в жаркой темноте ночи, при свете занимающейся зари.
Однажды Анри спросил:
– Ты ни о чем не жалеешь?
Молодая женщина ответила:
– Мне жаль Кайлаш. Она осталась совсем одна. Индианка не может жить без мужчины. Прежде о ней заботился Рамчанд, а теперь?
– Быть может, вы еще встретитесь? – сказал Анри.
Тулси печально покачала головой.
Однажды она шла по центральной улице палаточного городка и услышала за спиной разговор офицерских жен. Эти дамы изнывали от скуки: мужья целый день занимались военными делами, и на их долю не выпадало никаких развлечений. Они мирились со своим положением лишь потому, что надеялись на богатую добычу в виде золота, драгоценностей и земель, которую рано или поздно принесет их супругам пребывание в варварской стране.
Им было интересно посудачить о странном союзе француза и индианки, возбуждавшем их ревность, потому что они находили Анри весьма привлекательным мужчиной.
В те годы войска еще не имели специальной колониальной формы, в любую погоду солдаты и офицеры ходили в наглухо застегнутых мундирах и напудренных париках. Анри де Лаваль не считался военным; он давно отказался от парика и плотной одежды и в своей светлой рубашке с расстегнутым воротом, со слегка растрепанными на ветру, выгоревшими на солнце светло-русыми волосами и загорелым лицом казался дамам очень мужественным и красивым.
Четыре дамы, несмотря на жару и плохую дорогу, были одеты в платья с кринолинами из тростниковых обручей, атласные туфельки на каблуках и шелковые перчатки. Держа над головой крохотные кружевные зонтики, они откровенно сплетничали.
– Как индианки умудряются наматывать на себя такие одеяния, ходить в них, да еще заниматься какой-то работой!
– Кто знает! Зато посмотрите, какие волосы даровал Господь этим дикаркам! Еще говорят, что даже самая нищая из них всегда носит на себе кучу золота.
– Не такие уж они скромницы, эти туземки. К примеру, эта.
Живет с французом едва ли не на виду у всего лагеря!
– Кстати, де Лаваль красавец!
– Что вы хотите – француз!
– Тем обиднее, что он предпочел дикарку. Интересно, как он с ней общается?
Читать бесплатно другие книги:
