Человек из чужого времени Сидненко Борис
– У меня все еще звучат в голове его слова, «ты разведешься со мной только через мой труп». Прости меня, пожалуйста, я не должна об этом говорить. У меня с психикой что-то не в порядке.
– А давай на Пряжке попросим двухместную палату, – попытался пошутить Михаил, но тут же серьезно продолжил: – Не убивайся, родная, здесь нет твоей вины.
– До этой смерти я была как единое целое, а сейчас во мне сотни противоречий. Я чувствую опасность. Она повсюду…
– Смерть мужа – это большая трагедия.
– Несомненно, но я не за него переживаю, а за тебя. Ты видишь, сколько стоит человеческая жизнь? Раз – и его нет. У меня есть родные и близкие, да и сама я теперь не очень-то уверена, что защищена.
– И все же смерть есть смерть. Я не держу зла на твоего мужа.
Душа Лизы разрывалась на части.
– Он заслужил это, но, Бог свидетель, я тоже не желала ему смерти.
Она помолчала немного, затем со слезами добавила:
– Даже тогда, когда он сделал с тобой такое. Я ненавидела его, но смерти ему не желала.
Михаил сидел, как каменный. Он боялся произнести хоть слово, боялся спугнуть ее желание рассказать о чем-то очень важном, очень значимом для нее, а быть может, и для него. Но это не было самым подходящим местом для откровенных разговоров. Понимая, что сейчас она скажет что-то очень важное, Михаил осторожно предупредил Лизу, шепнув ей на ухо:
– Здесь все прослушивается и просматривается.
Она так же ответила ему:
– Я так и думала. Будь осторожен. Береги себя. А лучше всего – молчи. Я думаю, что и сама под прицелом. Интересно, меня выпустят за границу или нет?
Михаил снова прошептал:
– Я думаю, что выпустят обязательно, хотя бы для того, чтобы проверить, а не везешь ли ты с собой то, что они ищут у меня.
Сначала она хотела просто предупредить Михаила и этим ограничиться. Но его столь откровенное предположение насторожило ее. Но, видно, уж так устроен любой человек: сказав «а», он уже не может успокоиться, пока не скажет «б».
– Пойдем, погуляем, тебе ведь теперь можно выходить во двор?
– Конечно, я иногда выхожу подышать свежим воздухом.
Они вышли во двор, нашли укромное местечко за дикорастущими кустами и сели на какую-то самодельную скамейку. Им казалось, что здесь их никто не видит и не слышит. И все же Лиза была начеку: кто их знает, куда и чего «они» напихали…
– Ладно, Гамлет заслужил то, чем все это закончилось. Он всегда был негодяем и закончил так, как должен заканчивать каждый негодяй.
– Повторяю, я не держу на него зла.
– Ты – сокровище, таких больше нет.
– Тебе стало что-то известно?
– Да. Василий тоже пострадал, но не так сильно, как ты. Несколько сломанных ребер, синяки и ссадины – вот и все его потери. Его били на бегу, а ты стоял на одном месте. Вот в этом и вся разница. А его друзья вообще отделались легким испугом и как жили припеваючи, или лучше сказать, выпиваючи, так и продолжают жить. Это случилось на следующий день после похорон. Я была на Васильевском по делам, неподалеку от 5-й линии. В этот день я была без машины. Меня словно кто-то сзади толкал, и я пошла в тот самый двор. Это не простой двор, в нем такая гулкая акустика, что все звуки усиливаются в десятки раз. И я подумала: неужели никто не видел, что здесь было. Мой мозг живо нарисовал картину событий. Вот во двор со скрежетом тормозов влетает машина, бабах! Хлопают двери: бах, бах, бах! Лают собаки, кричат люди. А все жильцы при этом тихо и спокойно смотрят свои изумительные весенние сны. Прошло всего пять лет с тех пор, когда такое и представить было нельзя. Сейчас люди боятся всего и ни во что не вмешиваются. Я стояла посреди двора и мысленно представляла себе, как все это произошло. Скамейка, на которой сидели наши друзья, находится ближе к въезду во двор, чем то место, где ты стоял. Я еще раз вошла туда и посмотрела на все глазами тех, кто приехал на машине. Сначала я вижу скамейку, она стоит под углом к арке. В эту арку можно попасть с 6-й линии. Я встала под сводом арки и еще раз оглядела двор. Ехать на машине узкими двориками весьма неудобно. Зато очень просто уезжать. Ты пришел с другой стороны, и тебя не было видно из-за кустов, но зато хорошо была видна наша троица. Я не могла понять, почему все замкнулось на тебе.
Лиза наклонилась к Михаилу и стала шептать ему на ухо.
– Тут ко мне подошла женщина. Она поинтересовалась, не та ли я барышня, с которой сюда приходил парень, на Боярского похожий? Как раз перед майскими. Я сказала, что та самая. Она мне говорит: «Я сначала подумала, что тот парень и впрямь наш артист, слава богу, не он. Ой, вы уж извините меня, это, видать, вашего приятеля здесь избивали?» Я поинтересовалась, откуда она знает. «Так я же все видела своими глазами, правда, я никому об этом ничего не говорила. Хотя тут ходили двое по всем квартирам и опрашивали всех подряд. Мы с бабками еще загодя договорились, что ничего не видели и не слышали. А что как бандиты прознают? Убьют – и глазом не моргнут. Эти были не из милиции и на бандитов не похожие. Но мы все равно ни гу-гу, как договорились». «Так все же что там произошло»? – спрашиваю я. И она мне рассказала о том, что видела своими глазами. Из ее окна весь двор как на ладони. Вероятно, это чисто женское. Говорим, что никому ничего не расскажем, а самих так и распирает поделиться новостями. Оглядевшись по сторонам, она начала. «Мне что-то не спалось в это утро. А тут еще Васька вернулся с ночной гулянки со своими дружками. Сели они под окном и ржут. Вроде нормальные были ребята. Из таких хороших семей. Васька ведь институт закончил, начальником каким-то был. А тут перестройка началась, будь она неладна. С дружками своими бездельничать начал. Совсем опустились. Не работают и пьянствуют каждый день. Всю ночь где-то прошатались, а тут им поболтать приспичило. Минут пять прошло, смотрю, подходит к ним твой. Он встревожен, а эти все веселятся. И тут влетает во двор иномарка. Из нее бандиты выскочили с дубинами. Подлетели к Ваське. А твой как закричит: «Не троньте его, вот тот, кто вам нужен!» И тычет пальцем себе в грудь. Эти трое – врассыпную. А твой как стоял истуканом, так и стоит. Все бандиты на него набросились и давай избивать. Васька остановился. Дружки-то его мигом сбежали. Подбежал к одному из бандитов и в спину ударил. Тот как раз твоего по голове бил. Ох, если бы ударил концом дубины, мог бы и убить, а так рукояткой ударил, все потише. И все равно, когда твой упал, я подумала: ну все, убили. Тут они все втроем за Васькой погнались. Тому тоже перепало. Но на этом все и закончилось. Из окон народ закричал. Кто-то собак спустил. Одна, такая белая с поросячьей мордой, вцепилась зубами в дубину, так и не выпустила, как он ее ни мантулил во все стороны. Второй сразу к машине побежал, а третий-то, который Ваську догнал, несколько раз его по спине дубиной хорошенько огрел и тоже побежал к машине. Машина шмыг – и мигом выскочила из двора на 5-ю линию. Стекла темные, номера грязные. Вот и все. Я сразу же вызвала «неотложку», а вот милицию вызывать побоялась. Время такое, ненароком саму прибьют. Ну все, милочка, я пошла. Вон Васька с дружками тащится. Ты уж, дорогуша, извини, но я тебе ничего не говорила. Не обижайся. Время такое поганое. Как твой-то?» Я сказала, что спасибо, все хорошо, и пошла к Василию. Я поздоровалась с ним и поблагодарила за то, что он вмешался в ту драку. А он мне: «Это я на трезвую голову, сдуру». Они все как-то не очень весело заржали. Я отвела его в сторону, сказав, что надо поговорить с глазу на глаз, и лишь найдя укромное местечко, спросила напрямую: «Ты знаешь, почему они оказались у тебя во дворе»? «Да, уж, знаю, – говорит, – по мою душу приезжали». – «Почему ты обратился не в милицию, а в Госбезопасность»? «Потому что, потому, – он нервничал, потом вдруг сознался: – Знакомые там у меня, работаю я на них, понимаешь, инструкция у меня такая. И вот еще что, я вынужден обо всем докладывать куда надо. Ты меня понимаешь? Я обязан это делать, работа у меня такая. Да, я сволочь, но уж во что ввязался, то и буду тянуть. Хода назад у меня нет. В первый же день знакомства с Мишкой я обо всем представил отчет, ну, в общем, кому надо. Что там дальше было, я не знаю. Но мне кажется, что вас стали отслеживать. О разводе я тоже написал, извини. Я еще тогда, в день суда, обратил внимание на одну очень знакомую серую “девятку”. Ну, думаю, неспроста она здесь засветилась. Я обо всем рассказываю только потому, что твоему Михаилу жизнью обязан. При случае привет ему передай. Пусть будет начеку. Он на крючке. Не волнуйся, о нашем разговоре докладывать не буду. И вот еще что: он жив, пока нужен им, чем дольше будет нужен, тем дольше проживет. А мне из этого поезда уже не выскочить». Потом он неестественно расхохотался – это так, для публики, мол, шуры-муры и все дела. Я сказала: «Возьми деньги, скажешь приятелям, что я приходила рассчитаться с тобой за суд». – «Ну да, как же, так они мне и поверили. Убери, поверь, у меня их больше, чем у тебя. Они тебе скоро самой понадобятся». Василий подхватил своих друзей и ушел вместе с ними в сторону бани. Я пошла через арку на Шестую линию к метро и увидела в соседнем дворе серую «девятку». Я видела, кто в ней сидел. Это была та же машина и тот же шофер, что стоял на посту ГАИ.
Она сделала паузу.
– Теперь эта «девятка» день и ночь караулит меня. Словом, полная безопасность. Я под надежной охраной. И от этого как-то не по себе… Жутковато.
Лиза долго смотрела Михаилу в глаза. В ее взгляде было что-то магическое и притягательное. Она смотрела в глубину его души и пыталась найти для себя какой-то ответ. Чтобы помочь себе, она вдруг сказала:
– Вероятно, пришло время поговорить откровенно, без эмоций. Мы сделали с тобой самое главное – полюбили друг друга и решили быть вместе, жить одной жизнью, друг для друга. Раз так, ты должен кое-что узнать обо мне. Пять лет назад, спустя год после замужества, у меня родилась дочь. Это было на последнем курсе института. Я училась и растила дочь, я писала диплом и стирала пеленки. Я добывала детское питание и падала с ног после бессонных ночей. В начале апреля сил уже не осталось. Я заболела. Меня уложили в больницу – язва желудка. Мама взяла отпуск и занялась ребенком. А Гамлета не было. Он разъезжал с Домом мод по заграницам. Спустя две недели меня поставили на ноги. Мама сказала: «Вот что, дорогая, ты или учись, или занимайся ребенком. Я могу помочь тебе, возьму отпуск за свой счет еще на пару месяцев. Поживи на Фонтанке, соберись с мыслями. Заканчивай институт. Осталось немного». Я получила свободу. У меня появилось даже свободное время. Я защитила диплом. Однажды я заехала в Дом мод. До этого я проработала там уже два года. Туда же пристроила и своего мужа. Об этом я уже говорила. Он там всем сразу понравился – высокий, красивый, с идеальной фигурой. Его приглашали на все тусовки, показы и рауты. Мне это безумно нравилось. Я делала для него модели, и они проходили на «ура». И года не прошло после свадьбы, он стал мне изменять. Я думала, что хотя бы ребенок укрепит нашу семью. Я была на седьмом месяце, когда он вдруг заявил: «Сиди-ка ты дома, кому нужен твой институт? Денег у нас немерено, дизайнер из тебя так себе, может быть, хоть мать получится хорошая». Это было для меня тройным оскорблением. Я даже не знала, что ответить ему. Два месяца до родов я ходила и уговаривала себя: главное ребенок, главное ребенок. И вот я получила свободу. В Доме мод меня приняли с такой радостью – не передать. Директриса меня обожала. Она у нас немного с определенным уклоном, но этого тебе не следует знать, чтобы не портить твое представление о женщинах. Она набросилась на меня, зацеловала и затискала. Я рассказала ей о своих семейных передрягах. С этого момента у меня началась совершенно иная, новая жизнь. Она ввела меня в круг своих друзей и очень, как бы это лучше сказать, нехороших отношений. Когда Гамлет обо всем узнал, то устроил такой скандал – не передать. Я думала, что он убьет меня. Но его быстро поставили на место. У нас началась параллельная жизнь с периодическими истериками и концертами. Три года назад я решила, что это надо прекращать, и подала документы на развод. Он себя вел как-то странно – и вместе не жил, и согласия на развод не давал. У меня тоже начались заграничные поездки.
Лиза снова приблизилась к Михаилу и стала нашептывать на ухо.
– В одной из таких поездок, в Германии, я встретила свою одноклассницу, мы вместе летели в самолете. Получилась такая задушевная беседа, что я взяла да и ляпнула, мол, здесь мне все ужасно надоело. Она говорит: «Хочешь, я тебе устрою работу в Германии по контракту? На пару лет. А там, смотришь, и вид на жительство получишь, как я сейчас. Здесь все по-другому. Сама увидишь». Потом мы еще встречались несколько раз. Однажды она принесла мне контрактное предложение, но не из Германии, а из Швеции. Мне предлагали место исполнительного директора крупной дизайнерской фирмы. Они обо мне уже все знали. За полгода я выучила шведский язык. Английский и немецкий я и так знала. Упросила директрису отправить меня в Эстонию на стажировку во «Внешэкономторг». Там работало очень много хороших ребят, которые поднатаскали меня в практическом и разговорном шведском. Все шло к тому, что в этой поездке в Германию я подпишу контракт со шведами и, не возвращаясь в Союз, отправлюсь прямо в Стокгольм. И тут появился ты. Больше всего я хотела убежать от моих отношений с Госбезопасностью. Я хочу быть свободной. Но с ними этого не будет никогда. Я думала, что тебя приставили ко мне. Но потом поняла, что ошибалась. Это через них я сделала тебе документы. Вернее, через их левую контору. Там у меня есть друг – мой тайный поклонник. И вдруг я почувствовала, что окружающие стали уделять нам слишком много внимания. У меня появилось ощущение, словно мы с тобой занимаемся любовью на Дворцовой площади у всех на виду, даже не подозревая об этом. И вдруг ты украл меня и спрятал от всех. Впервые у меня началась нормальная жизнь. Впервые я себя почувствовала счастливой. До твоего признания в любви я собиралась остаться в Германии. Сегодня я здесь только потому, что здесь ты. Я люблю тебя, и я вернусь назад. Береги себя.
Михаил не знал, что ответить. У него было столь зависимое и унизительное положение, что ничего хорошего в голову не приходило. Он почувствовал всем своим существом, как что-то гадкое забралось в его мозг и начинает разъедать его изнутри. И только сердце, переполненное любовью, только душа, в которой навсегда поселилась любовь, и нежное прикосновение руки любимой девушки требовали собрать все свои силы и, несмотря ни на что, продолжить борьбу – за себя, за любимую и за любовь.
Из аналитического заключения.
Поездка возлюбленной за границу с целью налаживания контактов на перспективу для последующего выезда за рубеж – один из самых надежных и действенных факторов стимулирования активной деятельности объекта номер один. Безо всякого сомнения, в предстоящей поездке будет решаться вопрос о его выезде за рубеж для совместного проживания и работы. Надо всемерно содействовать данному процессу. Будучи абсолютно уверенным в безопасности данного мероприятия, объект номер один заранее начнет осуществлять действия с интересующими нас документами. При этом возможны следующие сценарии: Сценарий 1. Перемещение документов из одного тайника в другой, более доступный для оперативного пользования. Ситуация непредсказуемая, но удобная для перехвата документов во время их перемещения. Сценарий 2. Копирование документов по частям в компактный и удобный вид для вывоза за границу. При этом сами документы останутся в прежнем или ином тайнике. Вероятнее всего это он поручит объекту номер два. Ситуация наиболее удобная для перехвата в силу ее повторяемости. Необходимо предупредить таможенный контроль. Возможен вариант, когда будет перехвачена только часть документов. Значит, объект номер один проверяет канал по сценарию 2. Сценарий 3. Наиболее вероятный. Объект не станет извлекать документы из тайника. Только его полная изоляция от возлюбленной позволит нам достигнуть соглашения, при котором обоим объектам будет гарантирован выезд за границу в обмен на документы.
Заключение. Необходимо изолировать объект в специализированной клинике при базовой психиатрической больнице. При этом он не сможет самостоятельно распоряжаться документами и при особых обстоятельствах обменяет их на безопасность объекта номер два.
Глава 15. Быть тем же, похожим и двойником – совершенно разные вещи
Михаил проснулся под звуки маршей, доносившихся из окна. Громкоговорители, развешенные в парке академии, периодически прерывали эту жуткую какофонию и извещали о том, как проходят выборы. Это было двенадцатое июня, воскресенье. О выписке не могло быть и речи.
В понедельник, тринадцатого июня, к Михаилу в палату зашел Олег Иванович. Он в последний раз по-дружески похлопал своего пациента по плечу и сказал, что со здоровьем у него все в норме. Это его мнение. А за то, что считают остальные специалисты, он не отвечает, хотя и не согласен с ними абсолютно.
– Наберитесь мужества, не отчаивайтесь и не паникуйте. И вот еще что: вам надо будет как-нибудь плюнуть на все дела, сесть за рабочий стол, и записать все то, о чем вы мне так много рассказывали. Это не просто познавательно, это чертовски интересно и увлекательно. Издайте свой труд, сейчас это просто. Я буду ждать вашу книгу с нетерпением. Я благодарен судьбе за знакомство с вами. Да, чуть не забыл, в качестве рекомендации доктора – не спорьте с ними. Будьте спокойны и выдержанны. Лучше всего – молчите. Как говорят, здоровее будете. Они совсем запутались. Врачи считают, что у вас раздвоение личности. Ваш куратор считает, что вы валяете дурака и ведете какую-то свою хитрую игру. И эта игра может быть опасной для государства. Я считаю, что все это – чушь. Вас надо просто оставить в покое, и все встанет на свои места. Ну, прощайте, Михаил, и, да хранит вас Господь.
– Я ничего не понял насчет раздвоения личности. Может быть, хоть вы мне что-нибудь объясните?
Доктор внимательно посмотрел в глаза Михаила и затем спокойно пояснил:
– Там считают, что вы – доцент, доктор исторических наук, профессор ЛГУ Михаил Иванович Петров.
– Я и есть Петров Михаил Иванович, но только не профессор и никакой я не доктор и не доцент ЛГУ. Я юрист министерства юстиции.
– Вот в этом-то вся и проблема. Нет у нас в министерстве юстиции такого человека.
– Я говорю не про настоящее время, а про свой девятнадцатый век.
– Того, кто утверждает, что он из другого века, у нас отправляют в специализированное медицинское учреждение, связанное с проблемами психики человека. Так что лучше будьте доцентом и профессором истории.
– Хорошо, но где же тогда настоящий, современный Михаил Петров?
– Он передо мной. Поверьте мне, так будет лучше. Да, чуть не забыл. Вы уже были в психиатрической клинике, что они сделали с вашей памятью, я не знаю, но может оказаться так, что новое время они стерли, а ваши знания истории оставили. То есть, как говорят у нас, чистого эксперимента не получилось. Вышел непредсказуемый побочный эффект. Соглашайтесь на профессора, вот вам мой совет.
Доктор подошел вплотную к Михаилу и буквально на миг показал ему маленький листок бумаги, на котором было написано всего несколько слов. «Главный аргумент – анализы. Они отличаются».
Потом пришел тот, кого доктор называл куратором.
– Ну что ж, – начал он после стандартного приветствия, – ваше здоровье восстановлено. У нас очень сильная медицина. Специалисты, к которым мы обращаемся, – он сделал недвусмысленное ударение на слове «мы», – не ошибаются. Вот в этом-то и состоит ваша проблема. Новый паспорт, который я вам обещал, делать не надо. Он у вас уже есть. Не на руках, конечно, а в регистратуре в больнице, из которой вы убежали. А теперь хочу напомнить вам неоспоримые факты. К ним надо привыкать, как это делают нормальные люди. Вы ведь считаете себя нормальным человеком, не правда ли?
Наступила продолжительная пауза, после чего он продолжил:
– Итак, вас зовут Михаил. Настоящая ваша фамилия Петров. В 1983 году вы закончили истфак ЛГУ с отличием и поступили в аспирантуру. В 1984 году защитили диссертацию и получили ученую степень «кандидат исторических наук». В 1989 году вы защитили докторскую диссертацию. Начиная с 1982 года вы усиленно работали над темой о судьбах декабристов, которые ушли с сенатской площади в день выступления. Это целый исторический пласт. Это люди особой судьбы. И немудрено, что данная тема заинтересовала вас. Ваш дальний родственник, которого вы называете в своих рассказах дядей, действительно существовал, и все, что вы нам рассказали, подтвердилось архивными материалами. А вот тот Михаил, за которого вы пытаетесь себя выдавать, приходится вам прадедушкой. И вы действительно на него очень похожи. Более того, большую часть информации вы почерпнули из семейных архивов, которые мы изъяли у вас в марте этого года. Помните, какую истерику вы закатили, когда к вам пришли с обыском? Такое аномальное, неадекватное поведение имеет свой диагноз: психическое расстройство. В таком состоянии архив вам ни к чему, поэтому мы его и изъяли. На время вашего лечения. Уверяю, это в ваших же интересах. Знаете, сколько раз обкрадывали квартиру Михаила Зощенко?
– Я не знаю, кто это.
– Ну да, конечно, в ваше время он еще не успел родиться. А вот я его сатирой зачитывался и хорошо знаю его внука, тоже, между прочим, Михаила.
– Видно, у нас, Михаилов, так на роду написано.
– Ну-ну, шутите. А Зощенко проживал неподалеку от вас, на Малой Конюшенной. Дважды грабили его квартиру. Мы не можем допустить, чтобы и квартира, и ваши бесценные материалы остались без присмотра.
– Интересно, и где же я проживал?
– Все по тому же адресу: Мойка, 47. Хотите, чтобы вас опознали соседи? Все анализы, которые мы у вас взяли, тоже принадлежат современному Михаилу, а не доисторическому.
Михаила невольно прошиб пот, теперь только он понял смысл записки, которую на прощанье показал ему Олег Иванович.
– Видите, как вы изменились в лице? Значит, понимаете, что больше фантазировать незачем.
– Только сейчас я все понял.
– Ну наконец-то. Удивительно и вопреки логике, вы ни разу не навестили свой дом. А вас там ждали. В жизни можно встретить очень много похожих людей, даже без каких-либо родственных связей. Многие главы государств и сейчас еще посылают на массовые митинги и иные опасные мероприятия своих двойников. Вы, между прочим, чем-то похожи на Михаила Боярского, нашего известного актера. Но это не значит, что вы Боярский.
– Спасибо, мне об этом постоянно напоминают. И мне бы хотелось больше не говорить об этом.
– Ну вот видите, вы еще и самолюбивы. Ну хорошо, взять, к примеру, нашего с вами приятеля Василия и мужа Лизы Гамлета. Их удивительное сходство нас просто поразило.
– Ну, Василия, допустим, вы видели, а когда вы успели познакомиться с Гамлетом? – не удержался и съязвил Михаил.
Господин куратор понял, что за все время их знакомства он впервые допусти небольшую оплошность. Но он даже не показал виду, быстро взял себя в руки и продолжил:
– В этом году в автокатастрофе погибли ваши родители. Это были известные и весьма влиятельные люди, особенно в данный период демократизации государства. У вашего отца были очень высокие политические амбиции, – он сделал паузу, его глаза пронизывали Михаила насквозь, но тот воспринимал новую информацию безо всякого интереса. Она отпечатывалась в сознании лишь как дополнительные сведения из окружающего его мира. Той реакции, которую хотел увидеть куратор, не последовало. – Вы остались один. Это пагубно отразилось на вашей психике. У вас появилась мания преследования. Вам всюду мерещился заговор, преследование инакомыслия. Обычную катастрофу вы попытались представить как специально спланированную акцию. Вы стали противопоставлять себя государству. У вас появились навязчивые идеи. Яркий пример тому – сегодняшние идеи о перемещении во времени. К сожалению, вы все еще больны. Специалисты считают, что у вас прогрессирующее раздвоение личности. Для общества вы не опасны, и можно было бы оформить опекунство, но, к сожалению, нет опекуна. Ни с кем из других родственников, по непонятной нам причине, ваша семья отношений не поддерживала. Может быть, вы кого предложите?
Он явно намекал на Лизу. Но Михаил молчал.
– Что ж, допускаю, что вы никогда не общались со своими родственниками. Здесь нет ничего предосудительного. Я, например, тоже ни с кем не общаюсь. С моими родственниками у меня тоже нет ничего общего. Мы взаимно друг другу неинтересны.
Михаил лишь улыбнулся, но снова промолчал. Он все делал так, как «доктор прописал».
– Скорее всего, вы даже не видели друг друга. Зато мы знаем всех ваших родственников поименно. Чтобы оформить над вами опеку, необходимо их и ваше согласие. Я полагаю, что ни одна, ни другая сторона такого согласия не даст. Именно поэтому вы все еще должны находиться в психиатрической больнице. В той больнице, из которой вы сбежали.
Михаила это задело, и он спокойно заметил:
– Сбежал из психушки? Забавно. Удивительно, как эта версия нравится всем окружающим. Чуть что непонятно и необъяснимо – «он псих» или «он сбежал из психушки». Хорошо. Пусть будет так. Но почему я оказался в одежде из чужого времени?
– Мы установили и это. Незадолго до вашего побега к вам в больницу приезжали артисты театра на Владимирском с концертной программой по миниатюрам Чехова. После спектакля чемодан с театральными реквизитами исчез. Какая-никакая, а все же одежда.
– Там были и женские платья?
– Конечно.
– Они отыскались?
– Нет.
– А вам не кажется, что легче было бы украсть только один мужской костюм, и пропажу бы никто не заметил?
– Здесь я задаю вопросы, и я выношу решение.
– И каково же решение?
– Вы вернетесь туда, откуда сбежали.
Наступила продолжительная пауза. Затем куратор продолжил:
– Всему этому можно положить конец. Вы прекрасно знаете, о чем я говорю.
– Даже не догадываюсь.
– Хорошо, я озвучу еще раз. У вас документы политической и государственной важности, компрометирующие Комитет государственной безопасности. Но это еще полбеды. Сейчас на такой компромат никто и внимания не обратит. У вас документы, которые очень нужны Комитету государственной безопасности. Эти документы вам передал на сохранение ваш отец. Мы давно могли бы локализовать вас, но тогда эти документы будут опубликованы, и скорее всего не у нас, а за рубежом. Они являются гарантией вашей безопасности. Поймите меня правильно, я озвучил не наши опасения, а бытующие житейские суждения. Поэтому мы оберегаем вашу жизнь и устраняем все, что представляет ей хотя бы малейшую опасность.
– Где же вы были, когда меня дубинами охаживали?
– С этим мы уже разобрались. Поймите, Михаил, если вы отдадите нам документы, то мы возвратим вам все – прекрасную карьеру ученого и множество перспектив в личной жизни. Если же нет…
– Вы упрячете меня в психушку навсегда.
– У нас очень хорошие лекарства. Они полностью модифицируют память человека.
– Послушайте, как вы это красиво сказали, надо будет запомнить.
– Запоминайте, пока у вас есть такая возможность. Вы будете беззаботно жить, и документы не будут опубликованы. Пройдет три-четыре года, и их актуальность пропадет. Вы выйдете на свободу. Но в том «счастливом» виде, в котором вас оттуда выпустят, вы уже никому не будете нужны, даже Лизе.
– Теперь я понял, о чем вы говорите, но уверяю вас, это ошибка. Я совершенно другой Михаил, из прошлого.
– Опять вы за старое. Что ж, тогда и вы не забывайте про советские законы и поддельные документы.
– И много их?
– Паспорт и водительское удостоверение.
– Извините, это вы о чем?
Куратор прищурил глаза и вдруг резко произнес:
– Раздевайтесь и выкладывайте на кровать все свои вещи.
Михаил беспрекословно выполнил его распоряжение.
– Это все? Покажите тумбочку. Теперь снимите белье с постели. Поднимите матрас.
Из-под матраса выскочил таракан и бросился наутек. Куратор догнал его и со словами: «Вот зараза!» – тут же прихлопнул.
– Браво, Михаил. Ну что ж, я вас чисто по-человечески предупредил, а такие поступки лишь усугубляют и без того незавидное ваше положение. Одевайтесь.
– Извините, а что будет, если вдруг объявится сбежавший Михаил? Вы в нас не запутаетесь? Или будете лечить оптом? И к тому же, хочу заметить, я не историк, а юрист.
– Наш историк может осилить и право.
– За несколько дней?
– Это не имеет значения.
– Браво! Надо будет при случае рассказать об этом на юрфаке ЛГУ, то-то они обрадуются.
– Наша беседа окончена. Сейчас за вами приедет специальная машина. Вас доставят туда, откуда вы сбежали.
– Простите, могу я задать последний вопрос?
– Задавайте.
– Меня когда-нибудь могут признать нормальным человеком?
– Конечно, если это установит медицинская комиссия. Но только в том случае, если нужные нам документы будут у меня в руках. Прощайте.
– И рад бы, но что-то мне подсказывает, что надо сказать «до свидания».
Куратор вышел.
Теперь все встало на свои места и стало понятным то единственное запутанное звено, которое Михаил никак не мог расшифровать. Этим звеном была его встреча во сне с его будущим правнуком. «Ну что ж, – подумал Михаил, – остается только проверить, в каких событиях буду участвовать я сам, а в каких он. Но то, что с этого момента мы начинаем действовать на пару, сомнения у меня не вызывает».
Приехала машина. В палату вошли два санитара. Это были два крепыша, два близнеца. Они дали Михаилу весьма приличную одежду, в которой не стыдно было бы пройтись и по городу, подождали, пока он переоденется, и очень вежливо поинтересовались, надо ли ему куда-нибудь сходить перед дорогой.
– А мы что, отправляемся в путешествие? – добродушно улыбаясь, поинтересовался Михаил.
– Путешествие короткое, но по дороге всякое может произойти.
– Описаться можно только от страха. Вы что, собираетесь меня пугать?
– Еще слово… – начал один из близнецов.
– …и ты получишь по морде, кретин, – закончил фразу другой.
– Вот теперь мне понятно. Между прочим, здесь все прослушивается и проглядывается. И лично мною занимаются люди из Госбезопасности, так что вы за меня отвечаете головой.
От этих слов у них вытянулись лица, и они снова стали учтивыми и добродушными парнями.
Когда все формальности были соблюдены, все трое сели в машину и отправились на Пряжку.
– Как называется эта машина? – поинтересовался Михаил у водителя.
– Микроавтобус «Латвия». Мы его «рафиком» называем.
– А какая должность у моих сопровождающих? – не унимался он.
– Двое из ларца, одинаковые с лица, – пошутил шофер и громко расхохотался, очень довольный своей шуткой.
У Дворцового моста, перед Эрмитажем, стояла толпа народа, движение было перекрыто. Шел какой-то митинг. Было очень много милиционеров. Люди заполнили не только Зимний сад, тротуары, но и проезжую часть набережной. Народу становилось все больше и больше. «Рафик» оказался в самой гуще событий.
– Ну все, приплыли, – уныло сказал водитель, – эта бодяга надолго. Пойду хоть сигарет куплю.
Он вышел из машины и исчез в толпе. Народ в порыве своих патриотических, политических и еще каких-то эмоций стал расшатывать микроавтобус психиатрической больницы. Михаилу стало весело.
– Вот где по-настоящему дурдом. Свои свою же технику и калечат. Ух ты, прямо как на корабле во время шторма, – продолжал шутить Михаил. Высунувшись в окно, он закричал, обращаясь к толпе: – Эй, господа, вы что, тоже с Пряжки? Меня в психушку везут, поехали вместе!
На сопровождающих Михаила близнецах не было лица. Они о чем-то между собой пошептались и наконецприняли решение. Медбратья связали Михаилу руки за спиной, потом ноги и привязали его к какой-то трубе так, что он даже не мог пошевелиться.
– Сиди ровно, кретин, мы скоро придем. Можешь не напрягаться, идиот, здесь нас и не видят, и не слышат.
Они тоже вышли из машины и, встав у парапета, стали наблюдать за происходящими событиями, изредка поглядывая в сторону микроавтобуса.
– Эй, ребята, – крикнул Михаил бунтующей молодежи, которая продолжала раскачивать машину, – помогите мне обрести свободу, выпустите меня отсюда!
– Даешь свободу! – заорали они, ворвались в автобус и мигом освободили Михаила.
– Не тронь, – заорали медбратья, – это наше.
– Мочи их, гадов, – закричал кто-то из толпы.
Народ начал мять бока медбратьям-богатырям и микроавтобусу «рафику».
Кто-то переметнулся на сторону медбратьев и стал защищать госсобственность. Остальным было на все наплевать, лишь бы побузить. А бузить лучше всего по любому поводу. Словом, все сражались за свободу и демократию.
Потасовка внесла некоторое разнообразие в бесплодный митинг. Масштабы драки быстро разрастались. В толпу дерущихся врезалась группа милиционеров с дубинками. Михаил все рассчитал верно. Воспользовавшись ситуацией, он пулей полетел на набережную реки Мойки. Не прошло и получаса, как он оказался на автостоянке.
– О, старый знакомый, а где же твоя «Волга» с крутыми номерами?
– В Конюшенном дворе, на хозяйской стоянке, – честно признался Михаил, – здесь моя девушка для меня машину оставила, «иж комби», ключики должны быть у вас, а документы мои в машине.
Михаил вместе со сторожем все проверили и, убедившись, что документы и деньги на месте, попрощались. Михаил завел машину, несколько минут посидел, подождал, приводя себя в чувство, и выехал в город.
– Нет, Пряжка, ты меня не дождешься.
Его путь лежал на Аптекарскую набережную, в Гидрометеоцентр. Михаил хотел передать письмо Лизиной маме. Сейчас только она могла ему помочь. Миновав мосты Лейтенанта Шмидта и Тучков, он оказался на Петроградке. На перекрестке загорелся красный свет. Михаил остановился и стал ждать. По пешеходному переходу шли люди. И вдруг среди них он увидел Юлю. Михаил выскочил из машины и заорал:
– Юля!
Она обернулась и увидела его. От удивления Юля остановилась. Толпа пешеходов стала ее толкать и недовольно, с грубыми комментариями, обходить стороной. Михаил показал Юле рукой, чтобы она подождала его на тротуаре, сел в машину и тронулся вперед, так как уже горел зеленый свет и стоящие позади него машины нетерпеливо и продолжительно сигналили. Он повернул налево, в сторону Малого проспекта, и увидел милиционера, который показывал ему палочкой, куда надо встать, чтобы получить сполна.
– Вы нормальный человек или псих? – поинтересовался постовой, – Что вы себе позволяете? Давайте сюда ваши документы.
Михаил еле сдерживал улыбку. Ведь именно с такого же вопроса началось его знакомство с Лизой.
Милиционер посмотрел водительское удостоверение, потом документ на машину, потом снова водительское удостоверение, потом снова техпаспорт.
– Я, конечно, понимаю, что у вас очень серьезная машина с серьезными номерами, но мне нужен техпаспорт на эту машину.
– Ой, извините, я перепутал, вот этот документ.
Тот взял его в руки, сверил номерные знаки и вежливо произнес:
– Все нормально, езжайте и, пожалуйста, больше так не выскакивайте из машины.
– Спасибо вам. Это в первый и в последний раз.
В этот момент подошла Юля. Постовой отошел от них в сторону и тут же припарковал сразу две машины.
Глава 16. Все в жизни повторяется, измениться может только выбор пути
Михаил был бесконечно рад встрече с Юлей.
– Как ты здесь оказался? Мы же договорились. Ты же обещал мне никуда не уходить.
Он ничего не понял из сказанного, но оставаться на этом перекрестке дольше было нельзя. Везение – событие непредсказуемое и очень короткое.
– Садись в машину, поговорим по дороге.
– Когда ты успел взять машину?
– Садись же быстрее, прошу тебя.
Юля села в машину. Они выехали на Малый проспект.
– Объясни мне, что происходит?
– Я сбежал из психушки.
– Это я знаю, ты мне об этом уже говорил.
– Я не мог тебе этого сказать, так как еще и часа не прошло с момента моего побега.
– Ничего не понимаю, Тебя что, снова туда отвезли?
– Везли, но по дороге я от них убежал. Мы обо всем договорились с Лизой, еще до ее отъезда в Германию. Мы условились, когда и где она оставит для меня машину с документами. Ну вот я и сделал все по нашему плану.
У Юли появились пятна на лице. В своей ревности она была прекрасна.
– За все это время ты ни разу не вспоминал о Лизе. Теперь выясняется, что у вас с ней была какая-то договоренность. Ты мне об этом ничего не рассказывал.
– Юля, мы не виделись с тобой почти месяц, и я не мог тебе рассказать обо всех событиях, которые со мной произошли за это время.
– Я ничего не понимаю. Или ты так оригинально шутишь, или ты действительно ненормальный. Мы только сегодня утром расстались с тобой.
Михаил припарковал машину около кафе.
– Вот что, у меня есть деньги, давай перекусим, а то я с утра ничего не ел, и заодно обо всем спокойно поговорим.
Юля смотрела на него с каким-то состраданием и жалостью, как на ребенка, сделавшего очередную глупость и расстроившего свою мамочку. Поэтому от еды она отказалась, заказала себе только кофе и пирожное. Михаил выбрал свинину по-французски, греческий салат и грейпфрутовый сок. Последние разговоры с куратором, побег и летящие по его пятам опасности обострили все чувства. Мозг работал во много раз эффективнее и быстрее. Все сложилось в одну цепочку. Вот и второй Михаил появился на горизонте. Понятно, почему так себя ведет Юля. Они встретились, и Юля приняла современного Михаила за него.
– Юля, что-то случилось такое, о чем я не знаю, но начинаю догадываться. Расскажи мне по порядку все, что произошло за этот месяц. После травмы у меня периодически происходят провалы в памяти.
Она подозрительно, с огромным недоверием посмотрела ему в глаза, выдержала бесконечную паузу и, наконец в чем-то себя убедив, начала свой рассказ.
– Это было тринадцатого мая. Я отвела дочку в садик и собиралась на работу. Вдруг звонок, я подошла к телефону. Мне сообщили, что какого-то Николая, похожего на Боярского, доставили в травму на Васильевском острове в тяжелом состоянии и в его паспорте обнаружили мой телефон. Я сказала, что не знаю никакого Николая, и повесила трубку. Этот звонок не выходил у меня из головы. И тут я вспомнила про тебя. Я позвонила Лизе. Потом уже, спустя неделю, она рассказала мне о том, что с тобой произошло. Она сказала, что все это организовали наши мужья. Перед отъездом Вадима в Австралию наши родители устроили грандиозное застолье. Так называемые встречи-проводы примирения и любви. Все шло вроде бы неплохо. Мне бы чуть-чуть подождать, помолчать, и все, но то, о чем мне рассказала Лиза, не выходило у меня из головы. Вообще-то я не пью, но здесь опустошила подряд три бокала с шампанским. Голова моя поплыла. Я закатила скандал. Я рассказала всем, что это за человек. Я рассказала обо всем, что о нем знала и ото всех скрывала. О его работе на Госбезопасность, об его изменах и об организации твоего избиения. Словом, сказала, что его не люблю и хочу с ним развестись. Достала из сумочки его письменное согласие на развод и показала всем. О том, что за этим последовало, рассказывать не буду. Вадим улетел в Австралию. Я подала документы на развод. Потом позвонила Лиза и сказала, что Гамлет и его друзья погибли по дороге в Москву. Потом были похороны, потом девять дней. Все это время мы с Мариной были рядом с Лизой, пытались помочь и морально поддержать ее. Ведь это наша лучшая подруга. Она молчала, как партизан, и ничего не рассказывала. Но в день отлета в Германию с ней что-то произошло, она вся сияла от счастья, шутила и говорила всякую веселую чепуху. Потом она заплакала, и мы тоже не удержались. Вот так с групповым ревом мы ее и проводили. Андрей довез нас до Маришкиного кафе, помнишь, в котором мы отмечали мой день рождения? Там мы выпили с ней на пару бутылку сухого вина и попрощались. Я шла по городу без цели и направления. Просто решила привести свои нервы и мысли в порядок. Невольно подумала о тебе – и надо же, материализация мыслей: смотрю, ты бежишь в спортивном костюме и все время оглядываешься, словно прячешься от кого-то. Я окликнула тебя. Ты как-то странно посмотрел на меня, словно увидел в первый раз. Я сказала, что это я – Юля. А ты сказал, что сбежал из психушки и тебе нужна помощь. Я взяла такси и отвезла тебя на Просвещения. Ну а потом я приезжала к тебе каждый день, ухаживала за тобой. Ты сказал, что убежал из больницы еще в апреле. Я сказала, что знаю, и рассказала, как 19 апреля нас познакомила Лиза, как я отдала вам ключи, как мы встречались с тобой. Я подумала, что травма, которую ты получил, повлияла на твою память. В остальном ты был по-прежнему милым и умным. Ты рассказывал мне разные удивительные истории. И вообще ты пытался убедить меня, что никакой ты не юрист, а историк и если бы был силен в праве, то сейчас бы не скрывался у меня в квартире. А сегодня утром ты сказал мне, что любишь меня.
Она сделала паузу и опустила глаза. Еще чуть-чуть, и Юля готова была расплакаться.
– Это что, была неправда?
– Юля, милая, это сущая правда. Но не моя. Пожалуйста, успокойся. Сейчас ты приедешь на Просвещения и увидишь, что Михаил жив и здоров, сидит и ждет тебя, любимую и единственную. А теперь постарайся меня понять. Я тоже Михаил, но из другой жизни, из прошлого. Я действительно юрист, оказался здесь непонятным мне образом. Я люблю Лизу и хочу жениться на ней. Мы уже получили благословение в Свято Преображенском соборе. Лиза вернется, и мы обвенчаемся.
На Юле не было лица.
– Зачем ты надо мной издеваешься? Тебе нравится смотреть, как я страдаю? Чего ты добиваешься? Ты хочешь узнать, люблю ли я тебя? Да, я люблю тебя. Я потеряла голову. Я хочу быть с тобой. Или ты выбираешь между мной и Лизой? Может быть, ты уже выбрал? Вы вправду хотите обвенчаться?
Она заплакала. У нее началась истерика. Михаил понял, что здесь уже нет здравого смысла и никакой логикой, никакими доводами ее не убедишь. Надо ехать на Просвещения. Там все встанет на свои места.
– Прости меня, дорогая. Я сказал глупость. Я больше так никогда не сделаю. Поехали домой.
Михаил с грустью посмотрел на только что принесенную свинину по-французски, рассчитался с официантом, и они вышли из кафе.
– Скажи мне, что любишь меня.
– Я люблю тебя.
– Меня единственную.
– Тебя единственную.
А про себя Михаил подумал: «Господи, прости мне мою святую ложь».
– Поцелуй меня, любимый.
Читать бесплатно другие книги:
