Загадка о русском экспрессе Кротков Антон
— Вы должны хорошо знать район, который нас очень интересует, — пояснил Гарин. — У нас есть сведения, что перехваченного вашей ротой шпионского голубя могли запустить вот отсюда. — Полковник развернул на столе карту и обвел на ней карандашом приличный участок территории.
Сергей действительно хорошо знал эти места. В этих нескольких десятках верстах, которые можно было объехать за день на крестьянской подводе, ему знаком был каждый хутор. Не один месяц их рота занимала рубеж возле украинского села, чье название по-русски звучит как Подгорное. Бесчисленное количество раз Сергей проходил и проезжал через покинутое местными жителями из-за опасной близости к передовой селение, наполненное солдатской жизнью. Или отправлялся на подводе по старому шляху мимо не сшибленного снарядами деревянного креста с жестяным кружевным щитком над образом Спаса — выполнять очередное снабженческое распоряжение командира роты. Штабс-капитан всегда назначал именно его в хозяйственные экспедиции в ближний тыл, как самого бесполезного в боевом отношении подчиненного. Так что Сергей без труда мысленно представил себе местность, на которую указывал карандаш в руке полковника. А тот рассказывал:
— За последний месяц нашими наблюдателями зафиксировано еще два пуска почтовых голубей в сторону австрийских позиций. И оба раза это происходило из нашего ближнего тыла — вот отсюда и отсюда.
Остро заточенное острие полковничьего карандаша сделало две точки вблизи жирной красной кривой, обозначающей линию фронта.
— Как видите, это тоже недалеко от позиций вашего полка.
Сергей вспомнил, что еще до того, как ефрейтор Боков подстрелил почтаря, он слышал, как солдат-ездовой из обозной роты рассказывал, что видел, как из леска верстах в пяти от позиций их полка из рощи выпорхнул крупный голубь. Он не был похож на дикую птицу. Голубь стремительно понесся в сторону линии фронта.
Полковник стал рассказывать, что в последнее время контрразведка армии начала активную борьбу с неприятельской голубиной почтой посредством ястребов, расстановки пикетов и высылаемых вдоль лини фронта конных разъездов, в которые назначаются первоклассные стрелки из числа опытных охотников и егерей.
— Поэтому их агенты не рискуют пускать голубя с важным донесением с большого расстояния, а вынуждены пробираться для этого в наш ближний тыл. Из-за особенностей рельефа местности это самый удобный район с нашей стороны на много верст вокруг для организации такого рода связи. За позициями наших частей на этом участке фронта много лесов, затрудняющих наблюдение, и невыселенных деревень, где можно снять угол. Австрийская военная станция приема голубей, по нашим сведениям, тоже расположена всего в трех верстах от передовой.
Полковник стал излагать Сапогову план намечающейся операции:
— Вы отправитесь вместе с двумя нашими людьми. Они будут одеты, как простые солдаты вашей роты. Будете заезжать в села и хутора, предлагать жителям обычные крестьянские заработки вроде извоза для армии; набирать плотников для укрепления ходов сообщения, договариваться о закупке продуктов для разнообразия офицерского меню. Это будет прикрытием для ваших поисков.
Сергей понимающе кивнул, и полковник продолжил:
— Ваше появление не должно вызвать подозрений, ведь вас неоднократно посылали с подобными поручениями. Если, как мы предполагаем, неприятельский агент-связник действует в этом районе не один месяц, то наверняка он хорошо изучил обстановку. Не исключено даже, что вы с ним уже встречались, и он знает вас в лицо.
После инструктажа довольный тем, что уговорил Сергея, полковник весело предложил, потирая руки:
— А не побаловаться ли нам чайком?!
Он повернулся к ротмистру Дуракову:
— Ника, распорядись-ка, чтобы согрели самовар.
Полковник сложил и убрал в сейф карту и стал доставать из огромного буфета чашки, вазочки с печеньем и конфетами.
А Сергей получил возможность как следует осмотреться. Комната была достаточно сумрачная, но очень уютная, с узкими, охваченными решетками окнами и низкими сводчатыми потолками. Даже днем заниматься письмом или чтением здесь можно было лишь при свете большой массивной бронзовой лампы с абажуром. Обставлен кабинет был добротной дубовой мебелью: стульями с высокими готическими спинками, шкафами в полстены. Полированный рабочий стол создавал ощущение солидной тяжеловесности.
По стенам была развешана плохая живопись, потолок украшен лепниной, на полу персидский ковер с «протоптанной» дорожкой — прежний хозяин кабинета явно имел привычку в раздумьях прохаживаться по комнате взад-вперед.
В дальнем углу висела большая икона в старинном серебряном окладе, а перед ней зажженная неугасимая лампадка.
Чувствовалось, что мещанская обстановка комнаты досталась военным в наследство от прежних хозяев дома. И деликатные постояльцы старались без особой нужды ничего здесь не менять. Сергей заметил только прикрытую от чужих глаз занавесочкой военную карту, прикрепленную на стену позади стола. Похоже также, что часть полочного пространства в шкафах была освобождена от посуды и разного домашнего скарба и отдана под казенную документацию.
Подушка и длиннополая кавалерийская шинель на стоящем вдоль стены диване свидетельствовали о том, что нынешний хозяин кабинета порой и ночует здесь.
Желая развлечь гостя, полковник рассказал, что это один из лучших домов в городе. Он принадлежит одному из здешних богатеев. Его родственники сами из патриотических чувств предложили командованию предоставить дом под штаб. Сам же престарелый владелец дома ныне находится на излечении в дорогой заграничной клинике для душевнобольных. Под конец жизни у уважаемого в городе купца случилось тихое помешательство: он стал бояться разбойников, которые, как он считал, однажды ночью могут пробраться в его жилище и взять его в заложники, чтобы потребовать в качестве выкупа все его состояние. Одну из комнат своего дома (в которой они теперь находились) купец превратил в настоящий жилой сейф. По его приказу стены были обшиты дополнительными пулестойкими броневыми листами, дверь тоже укрепили и снабдили секретными английскими замками, ключи от которых хозяин держал при себе. Снаружи подобрать ключи к замкам или воспользоваться отмычками преступники не смогли бы, ибо дверь закрывалась только изнутри, а с внешней стороны даже не имела замочных скважин. Домочадцы свихнувшегося купчины называли его убежище «комнатой страха».
— Однако для размещения контрразведки лучшего места не придумаешь, — обводя взглядом свою штаб-квартиру, пояснил полковник.
Когда все было готово для чаепития, полковник неожиданно обнаружил, что большая жестяная банка, где хранилась заварка, пуста. Он озадаченно посмотрел на ротмистра и незаметно для Сергея подмигнул ему:
— Что будем делать, Ника?
Дураков задумчиво почесал затылок и неуверенно предложил:
— Может, у шифровальщиков попросим?
— Не дадут, — уверенно мотнул головой полковник. — Ты же этих куркулей знаешь!
Тут полковника осенило. Он повернулся к Сергею и предложил:
— А знаете что, давайте будем считать это вашим испытанием и посвящением в разведчики.
Он сказал это как бы в шутку. Но Сапогов почувствовал, что ему собираются устроить самую настоящую проверку.
— В мирные времена от меня требовали оформить кучу бумаг, чтобы даже временно зачислить кого-то в отдел. Надо было послать добрую сотню запросов и получить десятки высоких резолюций. К счастью, на войне все решается значительно быстрее и проще. Если не возражаете, первую проверку вам на годность к нашей службе мы устроим прямо сейчас.
— Как, сейчас?! — насторожился Сергей.
Полковник подтвердил:
— Ну да. Привыкайте. Нам долго раскачиваться некогда. В конце концов, вы же сын кадрового разведчика! Ну как, согласны?
Полковник выразительно взглянул на Сергея.
Сергей кивнул, впрочем, не слишком уверенно. Но полковнику этого было вполне достаточно, так как он сразу приступил к инструктажу:
— На этаже под нами находится комната, на ее двери весит табличка «Шифровальный отдел».
Сергей заволновался: «Сейчас он, чего доброго, потребует, чтобы я выкрал секретный шифр и приволок его сюда. Веселенькое дело! Меня же просто пристрелят, как пробравшегося в здание неприятельского шпиона! Нелепость какая-то!»
К счастью, полковник имел в виду совсем другое. Он протянул Сапогову пустую банку из-под чая и пояснил:
— У шифровальщиков лучший чай в здании. Китайский! Подполковник Никитин два месяца назад ездил с нашей военной миссией в Китай ко двору нового китайского императора Юань Шикайя, чтобы с представителями других держав-союзниц уговорить его вступить в войну с Германией на стороне Антанты. Там он оказал услугу одному высокопоставленному чиновнику.
Должно быть, желая разрядить обстановку, полковник Гарин рассказал презабавный эпизод из китайских впечатлений коллеги. Будучи приглашенным к обеду в дом китайца, русский офицер узнал, что такое китайская вежливость. Под конец обеда слуга с черной лоснящейся косицей степенно приблизился к своему хозяину и с поклоном поставил перед ним серебряный тазик. От другого лакея хозяин дома принял павлинье перо и полотенце. Пощекотав себе в горле, вельможа изрыгнул все съеденное в таз. Русский гость, будучи в шоке, повернулся к соседу справа, дипломату, долго жившему в Поднебесной. Тот пояснил, что своим поступком китаец дает понять, что кушанья, приготовленные для званого обеда, восхитительны, а полученное им удовольствие от общения с гостями настолько велико, что он готов отобедать еще раз.
— Чай, за которым я вас посылаю, — продолжал говорить Сергею Гарин, — выращен на плантациях того самого китайского чиновника. Каждому из гостей он на прощание подарил по здоровенной банке. Этот сорт называется «Разговор с богами». Говорят, если правильно заварить, напиток получается действительно божественный.
Сергей покинул кабинета Гарина в полной растерянности. Он понятия не имел, как можно выполнить странное поручение полковника. Но и отказаться ему не позволяла гордость. Проходя по коридору, Сергей увидел в приоткрытой двери одного из кабинетов полного мужчину средних лет в полковничьем кителе, склонившегося над строго одетой, хорошенькой барышней, которая безостановочно печатала на машинке. Сергей замедлил шаг, прислушиваясь.
— Ниночка, неужели вы все вечера собираетесь проводить у себя дома? Что за монастырь вы себе устроили! При ваших-то красоте и обаянии. Позвольте мне все же развлечь вас. Конечно, мы не в Петербурге и даже не в Киеве, но и в этом городишке можно приятно провести время…
Едва зайдя в комнату шифровальщиков, Сапогов с порога заговорил игриво:
— Добрый день, господа! У нашей Ниночки появилось желание выпить чайку, а наши запасы заварки — увы и ах! — внезапно закончились. Во имя мужской солидарности не дайте осрамиться перед хорошенькой мадемуазелью! Обещаем вернуть в двойном размере.
Через несколько минут Сергей покинул владения шифровальщиков, прижимая к груди заветную добычу. Сделав несколько шагов, Сапогов услышал, как за дверью один голос обращается к другому:
— Послушай, ты знаешь, кто это такой?
— Да разве этих новеньких упомнишь! Постоянно из Петербурга присылают «моментов».[5] Месяц-другой побудут, фронтовой стаж заработают и моментально обратно в столицу — за новыми чинами и должностями.
Глава 5
На поиски вражеского агента Сергей отправился вместе с двумя сотрудниками контрразведки. На этот раз они ехали не в автомобиле, а верхом на бельгийском мотоцикле с коляской. За рулем сидел ротмистр Дураков, за ним во втором седле — старший унтер-офицер Черпаков по прозвищу Черпак — широкоплечий силач под два метра ростом.
Незадолго до наступления сумерек они остановились возле придорожного распятия. Спутники Сапогова, коротко посовещавшись в сторонке, зачем-то принялись выкапывать крест.
Сергея возмутило такое богохульство. Тогда Дураков пояснил новому в их деле человеку, что австро-германская разведка для своих целей ничем не брезгует. В специальной школе под Инсбруком австрийцы тренируют для шпионской работы священников, которые должны устанавливать специальные указательные знаки, замаскированные под распятия, и иконы на всех важных дорогах, возле мостов и железнодорожных узлов населенных пунктов, занятых нашими частями, чтобы помочь неприятельскому генеральному штабу планировать диверсионные операции и рейды по нашим тылам.
По словам ротмистра, имелись у австрийцев и особые отряды шпионов, которые состояли исключительно из стариков, калек и детей, посылаемых в пределы военной зоны под видом нищих и бродяг.
Вообще, агентов неприятель вербовал из представителей самых разных профессий. Засланные врагом лазутчики, маскируясь под крестьян-коробейников, торговали табаком, спичками и другими мелкими товарами на перекрестках стратегически важных дорог, по которым передвигались войска и обозные колонны снабжения. Они служили лакеями в ресторанах, парикмахерами, фотографами, банщиками и чистильщиками сапог.
— Воры, убийцы, проститутки — для разведки все это подходящий материал, — открывал Сергею сермяжную правду войны Дураков. — Вот представьте: вырвался офицер с передовой в какой-нибудь прифронтовой городок. Куда он первым делом отправится в поисках развлечения? В ресторан или, пардон, в публичный дом. И там и там его ожидают дамы свободного обращения.
По рассказу разведчика, в прифронтовых городах австрийская разведка специально организовывает нелегальные притоны, а также квартиры с гостеприимными симпатичными хозяйками, куда заманивают наших офицеров. В пьяной компании, хвастаясь друг перед другом своей осведомленностью, гости в погонах часто выбалтывают военные секреты. Хозяйки и прислуга таких «малин» не упускают шанс украсть у загулявшего гостя документы, которые могут заинтересовать их хозяев. Особенно шпионов интересуют те, кто служит в штабах, в телеграфных ротах, на радиостанциях, так как через них можно получить особо ценные сведения о применяющихся в русской армии шифрах и кодах.
— Даже находясь в тылу, надо сохранять бдительность, — наставительно заключил ротмистр.
Сергею уже приходилось слышать подобные истории о вездесущих вражеских шпионах. Их очень любили рассказывать друг другу солдаты. Фронтовые же офицеры из числа людей интеллигентных обычно относились к таким страшилкам с юмором, как к популярным у простого народа, примитивным агитационным картинкам.
С самого начала войны в России очень стал популярен патриотический лубок.[6]
На подобных картинках обычно в гротесково-преувеличенной форме показывались подвиги русских воинов, и одновременно карикатурно изображался их враг. Так, на одном знаменитом лубке был изображен подвиг казака Кузьмы Крючкова. Этот воин вместе с тремя своими сослуживцами атаковал прусский кавалерийский разъезд из 32 всадников и лично заколол пикой и зарубил шашкой полтора десятка неприятельских солдат. Было издано множество вариантов картинок с данным сюжетом. И на всех Крючков изображался в виде былинного героя-богатыря. Так, на одном лубке лихой казак насаживает на пику пруссаков, словно шашлык на шампур. Подпись к картинке гласила:
- Храбрый наш казак Крючков
- Ловит на поле врагов.
- Много ль, мало, не считает,
- Их повсюду подцепляет.
- Как догонит — не милует,
- Сзади, спереди шпигует
- По возможности елику
- Сколько влезет их на пику.
Многие известные художники с удовольствием творили в народном жанре военно-агитационного лубка. А такие знаменитые издатели, как Сытин, Сафронов, в своих типографиях многотысячными тиражами издавали наглядные картинки, прославляющие подвиги штабс-капитана Нестерова, рядового Василия Рябова, сестры милосердия Риммы Ивановой.
Изображали авторы лубков и вражеских шпионов, сильно преувеличивая их возможности, чтобы воспитать в народе бдительность. Однако часто такая агрессивная пропаганда порождала шпиономанию и погромные настроения. В каждом человеке с немецкой фамилией видели тайного лазутчика. В Петербурге и в Москве несколько известных и уважаемых врачей, адвокатов и инженеров были жестоко избиты неизвестными. Прямо на улице среди бела дня можно было получить кастетом по лицу от оравы озверевших от водки и ненависти горе-патриотов или быть задержанным и доставленным городовыми в участок только за то, что ваше лицо кому-то показалось подозрительным.
В одном Сергей был согласен с ротмистром: от прежнего джентльменского отношения военных противников друг к другу, которое было принято в XIX веке, не осталось и следа. Новая бесчестная мораль ведения войны допускала использование любых средств для победы.
Примерно за неделю до нападения «чистильщиков» на роту Сергея прибывшие на помощь австрийцам германские цеппелины разбрасывали над русскими окопами карикатуру, на которой с одной стороны был изображен император Вильгельм, опирающийся на свой народ. А с другой — русский царь Николай II, опорой которому служил огромный половой орган фаворита царской четы Григория Распутина.
Давя неприятельских солдат гусеницами только что созданных танков, травя их, словно крыс, газами, воюющие стороны не стеснялись использовать грязные приемы. И разведка в силу специфики этого ремесла активно использовала для своих целей худшие человеческие инстинкты.
Поэтому жандармы, из которых состоял кадровый костяк военной разведки, всегда чувствовали себя в глазах благородного общества и передовой интеллигенции людьми, скомпрометированными своею службой. Другое дело, что некоторые из них, как отец Сергея, сознательно несли этот крест во имя благородной цели служения Отчизне.
Другие же, и таких приспособленцев, похоже, было немало, поступали на тайную службу ради более высокого, чем в армии и даже в гвардии, жалованья, возможности быстрее получать чины и ордена, не подставляя при этом грудь под вражеские пулеметы и не ночуя в сырых землянках.
Должно быть, ротмистр Дураков почувствовал, что фронтовик относится к нему с некоторым высокомерием, потому что заявил с апломбом:
— Если вы решили, что вам предстоит небольшое приключение перед поездкой домой, то вы глубоко заблуждаетесь. Наш враг очень опасен, ибо ставки в этой игре велики. Один разоблаченный шпион может стоить целого пехотного полка; перехваченная депеша — дивизии. Потому что в ней может содержаться донесение с указанием конкретных наших воинских частей, где они сформированы и на каких позициях стоят, имеют ли полный состав, сколько в каждой части пулеметов, численность кавалерии, конский состав, имеются ли новые образцы боевой техники и так далее. А если враг окопался в штабе! Представляете, какая катастрофа может произойти?!
В детстве Сергей тоже считал разведчиков необыкновенными людьми. Отец казался ему героем, словно сошедшим со страниц увлекательного приключенческого романа. Но, став взрослее, юноша через отца увидел другую сторону этой профессии. Работа отнимала у отца почти все время и силы. Из-за вечной занятости на службе он так и не женился. Кем была мать Сергея, он ему никогда не рассказывал, как не любил рассказывать и о своей работе. Чем старше становился Сергей, тем более ограниченным казался ему отец. В своих взглядах на политику и различные стороны общественной жизни он был предельно прямолинеен и консервативен. Сергею даже не верилось, что когда-то он тоже был молодым и даже служил в гусарах, известных своим свободолюбием и разгульностью. Фактически убеждения отца всегда находились в рамках данной царю и Отечеству присяги. Частые споры с отцом, ширящаяся меж ними пропасть взаимного непонимания привели Сергея к убеждению, что главное назначение любых спецслужб — борьба за собственную значимость в глазах власти. А для этого им необходимо постоянно выдумывать врагов, раздувать степень угрозы, порождать в обществе шпиономанию.
Нет, конечно, глупо было полностью отрицать существование вражеских шпионов. Они были неотъемлемой частью войны, как снайперы и отравляющие газы. И перехваченный сослуживцем Сапогова голубь, несший шпионское донесение противнику, был тому наглядным доказательством. Но в целом размеры угрозы, якобы исходящей от тайных агентов врага, конечно, были сильно преувеличены — в этом Сергей не сомневался.
Правда кровавая баня, учиненная неприятельскими «чистильщиками окопов», несколько поколебала его скептический настрой. Ведь если противник проявил такую лютость в стремлении вернуть шпионское послание, значит, придавал ему чрезвычайно большое значение.
Но основной причиной, которая побудила Сергея согласиться помочь контрразведке, было все-таки стремление отомстить за погибшего друга. Пусть не его непосредственным убийцам, но хотя бы тем, кто натравил «чистильщиков» на их роту и послал шпионское донесение, из-за которого все произошло.
Однако при этом Сергей не собирался покорно сносить покровительственное отношение этого пижона (впрочем, на это задание ротмистр отправился одетым, как простой солдат) с дурацкой фамилией, который настаивал, чтобы новичок и шагу не делал, сперва не посоветовавшись с ним. Но с какой стати он должен был выслушивать нравоучения этого сыщика, который и настоящего-то пороху наверняка не нюхал: не бывал под артиллерийским обстрелом, не ходил в штыковую!
— Милостивый государь, — желая поставить хлыща на место, холодно обратился к нему Сапогов. — Вы напрасно беспокоитесь. Уж с одним-то австрияком я как-нибудь управлюсь без чьей-либо помощи.
Так Сергей оказался один в незнакомом лесу, откуда, по данным разведки, неприятельский агент несколько раз запускал своих голубей. Лес был глухой и безлюдный на версты и версты вокруг. Это был мертвый лес. Докатившаяся сюда с передовой волна ядовитых газов убила все живое. Поэтому ничто не нарушало гробовую тишину — ни пенье птиц, ни шорох молодой листвы. Только сухо треснет ветка под собственной ногой, да вдруг глухо зашумят над головой невидимые верхушки сосен, словно громким шепотом предупреждая чужака, чтобы он скорее покинул это проклятое место.
Неожиданно впереди за деревьями что-то забелело. Подойдя ближе, Сергей, к своему изумлению, увидел старинный дворец с колоннадой, парадной лестницей и двумя жилыми крыльями, расходящимися от главного здания. Странно, но на карте, которую начальник разведотдела армии полковник Гарин показывал ему, дворец не был обозначен.
За спиной Сапогова треснула ветка. Он резко обернулся и увидел унтера Черпакова. На лице солдата тоже было написано удивление, граничащее с суеверным страхом.
— Нечистая сила! — подойдя к Сергею, шепнул Черпаков, крестясь. — Дом стоит, а ни одной живой души не видать. Не нравится мне здесь.
— Что же вы в разведке такие пугливые, — скрывая собственную растерянность, подковырнул здоровяка Сергей.
— Я, ваше благородие, живых не боюсь, — пояснил широкоплечий богатырь, — до войны агентом в сыскной полиции служил. Супротив троих фартовых с финскими ножичками в одиночку выходил. Только перед нечистой силой робею.
Черпаков снова истово перекрестился и добавил:
— Против сатанинского отродья бокс и револьвер бесполезны.
Сергею и самому было жутковато. Ноги словно приросли к земле. Но тут Черпаков предложил вернуться и рассказать о странном доме ротмистру и уж с ним решать, как быть дальше.
— Дело твое, а мне советы не нужны, — презрительно ответил Сергей и решительно направился к дому…
Когда-то процветавшее, дворянское гнездо теперь было заброшено. Покинули его, судя по всему давно, задолго до войны. Дикая чаща, через которую они пришли сюда, когда-то, по всей видимости, являлась частью великолепного парка, окружавшего стоящий на пригорке барский дом. Время пощадило лишь фасад здания. Внутри же все обратилось в прах и руины. Под ногами валялись сорванные с петель двери, сквозь пустые глазницы окон лезли ветки деревьев, местами сквозь дыры в потолке синело небо, и везде груды мусора и щебенки.
Правда, кое-где Сергей натыкался на остатки былой роскошной обстановки: мраморную штукатурку с лепниной, часть дорогой деревянной обшивки, облицованную привозной немецкой кафельной плиткой печь, чудом сохранивший сочность красок фрагмент настенной росписи или обрывок гобелена.
Сапогов прошелся по анфиладе, представляя, как выглядели эти залы во времена расцвета. Богатое воображение угодливо рисовало ему залы один другого прекрасней, одетых в дорогие ливреи слуг. По воле играющего разума валяющаяся в углу женская скульптура с отбитой головой и руками снова заняла место на мраморном постаменте, распыляя в мужчине эротические желания щедростью своих форм; перевернутое полусгнившее кресло опять стало частью прекрасного мебельного гарнитура…
В одном месте на стене висел парадный портрет надменного мужчины в парике, какие носили в прежние века, и в старинном мундире, украшенном многими орденами. В том, что портрет уцелел посреди руин, было что-то мистическое. Слой красок на живописном полотне потрескался, позолота почти полностью сползла с тяжелой рамы, и тем не менее хозяин дома выглядел, как живой. А в том, что это последний владелец заброшенного имения, Сергей почему-то не сомневался. От строгого, пронизывающего взгляда господина с портрета Сапогову стало не по себе. В этот момент из-за стены послышался негромкий голос все же решившего последовать за Сергеем Черпака:
— Ваше благородие, поглядите-ка на это.
Когда Сергей подошел к нему, унтер-офицер держал в руках большую консервную банку. Не ограничившись внешним осмотром, разведчик понюхал остатки ее содержимого. Однако точную дату употребления мяса определить не смог. Зато на банке имелась дата и место ее изготовления. Судя по выбитым на крышке цифрам, банка была закрыта в Костроме 10 февраля этого — 1916 — года.
— Теперь осталось выяснить, когда и на какие интендантские склады была поставлена эта партия тушенки, — пояснил Черпак, засовывая улику в свой вещмешок. — Но главное, что мы теперь знаем, что кто-то посещал это место, и было это не так давно.
После этого Сергей и Черпаков более тщательно обследовали дом в поисках возможных новых улик. Завершая осмотр, они поднялись по винтовой лестнице на вершину встроенной в усадебный дом башни. На верхней площадке имелось большое круглое окно с уцелевшим стеклом.
Назначение башни осталось для Сергея загадкой, хотя его спутник считал, что это водонапорное сооружение и на крыше башни находится емкость для сбора воды. Однако Сергей склонялся к мысли, что башня служила владельцам имения бельведером.[7]
Правда, к тому времени, как контрразведчики достигли вершины башни, совсем стемнело, так что созерцать, собственно, было нечего. Сергей уже повернулся к лестнице, собираясь спуститься по ней вниз, как внезапно тесное пространство, где они находились, наполнилось ярким, слепящим светом. Это продолжалось всего несколько мгновений, ибо прорезавший темноту луч, не останавливаясь, проскользнул мимо. Направляющий его прожектор находился далеко за линией фронта, за австрийскими позициями.
Вскоре луч вернулся, вновь на секунду ослепив людей на вершине башенки. Так повторялось шесть раз. Затем луч начал выписывать в небе странные фигуры. Когда все закончилось, Сергей достал часы. Они показывали половину восьмого. Светопреставление продолжалось не более трех минут.
Сергею оставалось только гадать, что это было, ибо Черпаков не спешил делиться с ним своими соображениями на этот счет…
Глава 6
Весь следующий день Сапогов и его товарищи по разведывательной группе продолжали прочесывать отмеченные на карте места, откуда, по разным сведениям, неприятельский агент запускал голубей со своими донесениями. К вечеру они так вымотались, что Сергей предложил не возвращаться обратно в Ровно, а переночевать в расположении его части, благо это было совсем недалеко.
Оказалось, что во главе роты после пленения австрийцами штабс-капитана барона фон Клибека встал поручик Петр Гурдов. За умелое командование солдатами в роковом бою с австрийскими «чистильщиками окопов» он получил чин штабс-капитана.
Гурдов искренне обрадовался приезду Сергея, словно и не было меж ними вражды. По приказу комроты в честь гостей был накрыт хороший стол.
Сергей с удивлением отметил, что обстановка блиндажа изменилась мало: на прежних местах стояли кровати, полки, стол, даже граммофон, у которого на память о пережитом нападении осталась большая медная заплатка на трубе. Только люди теперь за этим столом сидели новые, незнакомые.
— Одни мы с тобой остались от прежнего состава, — положил Сергею руку на плечо захмелевший Гурдов и добавил с непонятной Сергею злостью:
— А кровати стоят! На той вон чудак Кривошеин спал, царство ему небесное. А на той — твой приятель Никонишин. Та, что в углу, — подпоручику Чернышеву принадлежала. Его убили последним из офицеров на моих глазах пулей в грудь. Но смерть он принял отменно, даже не поморщившись. Вот выучка! Только успел сказать мне:
— Как жаль, Петя…
Гурдов жадно выпил третий стакан водки и с ожесточением вывел:
— Они давно в земле, а кровати на своих местах… Закрою иногда глаза и чудиться: открою сейчас и увижу их… живых… Лежат… Каждый на своей койке, и смотрят на меня. Глупо, правда?
Проникновенно заглядывая в глаза Сергею и дыша ему в лицо перегаром, Гурдов пожаловался:
— Что-то устал я. Какая-то щемящая пустота в груди образовалась. Одичание… Весь день крутишься, голова постоянно занята. То брустверу приказано придать должную высоту и дополнительно замаскировать, то проволочные заграждения перед позициями довести до трех полос, то очередной газовый инструктаж провести, то лично проконтролировать выдачу провиантского, табачного и мыльного довольствия… Крутишься-вертишься. Но к вечеру, когда один на один с собой остаешься, вдруг как накатит что-то… Выть хочется…
Было видно, что Петр Григорьевич Гурдов стал жертвой настигшего его в зрелости лет внезапного карьерного взлета. Между тем должность заместителя командира роты, похоже, являлась его пределом. Занимая ее, этот вояка, выслужившийся в поручики из фельдфебелей, был исполнительным, даже, можно сказать, образцовым офицером, дерзким и решительным воином, лучшего и желать нельзя. Одним словом, человек был на своем месте. Выше подниматься ему было противопоказано.
Ибо, получив первую в своей жизни самостоятельную должность, тот бывший прилежный служака начал быстро деградировать. Прежний командир роты барон фон Клибек сам предпочитал хорошее шампанское и не терпел пьянства у подчиненных, так что при нем Гурдов просто не мог раскрыться до конца.
Едва увидев его, Сергей поразился, как быстро водка меняет внешность людей. Из подтянутого, бодрого вояки Гурдов всего за несколько недель превратился в горького пьяницу с опухшим лицом и слезящимися собачьими глазами. Опасаться ему было некого: полковое и батальонное начальство по вечерам в расположение роты без особых оснований не наведывалось. К тому же всегда предупреждало о своих визитах. Так что никто не мог помешать с большим трудом выбившемуся в люди мужичку-фельдфебелю, с незатейливыми жизненными потребностями, быстро возвращаться в первобытное состояние.
Будучи сильно «под газами», новоиспеченный штабс-капитан становился жутко сентиментален и до невозможности щедр в обещаниях. Хотя прежде Сергей не замечал за этим грубо, но крепко скроенным «бурбоном» подобной «чувствительности», Гурдов уговаривал Сергея после отпуска непременно проситься обратно в его роту, обещал выхлопотать Сапогову чин прапорщика, даже сулил ордена.
— Похоже, ваша карьера теперь обеспечена, — с насмешкой сказал Сергею ротмистр Дураков, когда они вышли из блиндажа на свежий воздух перекурить.
Тон, каким это было сказано, показался Сергею оскорбительным. И он собрался ответить насмешнику в резком стиле, однако осекся на полуслове, заинтересовавшись увиденным — в черной мгле за спиной ротмистра вдруг торопливо замигал далекий огонек. Дураков по изменившемуся выражению глаз Сапогова догадался, что позади него происходит что-то экстраординарное, и, повернувшись, тоже увидел таинственное мигание.
Сергей машинально взглянул на часы. Так и есть: половина восьмого. Накануне вечером загадочный луч тоже появился в это же время.
Дураков не сомневался, что кто-то с помощью фонаря передает противнику сообщение на языке семафорной азбуки. Правда, продолжалось это мигание не более 30 секунд. Видимо, агент опасался быть замеченным.
До того места, откуда велась светопередача, было не менее шести верст. Скорее всего, агент находился на башенке заброшенного дворца. И все-таки шанс перехватить его был. Ведь контрразведчики точно знали место, откуда враг вышел на связь, и имели в своем распоряжении мощный мотоцикл, в двигателе которого была заключена не одна лошадиная сила.
Разведчики вернулись в блиндаж и начали торопливо собираться в дорогу. Услышав про шпиона, Гурдов тоже вызвался было ехать. Но, едва вскочив на ноги, тут же рухнул. Тогда пьяный штабс-капитан решил щедро выделить в помощь разведчикам двенадцать солдат своей роты. Единственное условие, которое он поставил, чтобы люди его вернулись обратно до восьми часов утра, ибо комбат имеет привычку по утрам обходить позиции.
* * *
Они мчались сквозь ночь по разбитой дороге, едва освещенной бледным светом луны и лучом слабенькой фары. Ротмистр выжимал из мотора своей машины все возможное. Такая езда была чревата наездом на бревно или камень. Они могли угодить колесом в яму и перевернуться. Наконец, ничем не пристегнутый в люльке Сергей рисковал в любую секунду вылететь из коляски на крутом ухабе. Но зато охотники удивительно быстро долетели до границы мертвого леса, в глубине которого находился заброшенный дворец. Приданная им в помощь команда солдат, следующая на двух подводах, безнадежно отстала.
Но когда разведчики уже довольно далеко углубились в чащу, за их спинами затрещал беглый ружейный огонь. Пришлось срочно вернуться, чтобы выяснить, в чем дело. Оказалось, что когда окопники уже подъезжали к опушке леса, сразу нескольким из них показалось, будто из-за верхушек деревьев выпорхнул крупный голубь — солдаты услышали хлопанье крыльев над головой. После недавней австрийской атаки о шпионских почтарях в окопах, видно, вспоминали часто, ибо мужички с винтовками без всякой команды открыли лихорадочную пальбу по мелькнувшей в небе тени. Только вряд ли кому-то из них удалось поразить быстрокрылую цель. Впрочем, даже если чья-то пуля и настигла птицу, то отыскать в темноте место ее падения не представлялось возможным. Зато неприятельский агент теперь был предупрежден о приближении русских.
В этой ситуации ротмистр Дураков заявил, что всем идти к дворцу нет смысла.
— Надо отрезать врагу пути отхода, — пояснил он Сергею и предложил: — Принимайте под команду пятерых солдат и устройте засаду на той стороне леса, где начинается большое поле. А Черпаков возьмет под контроль дорогу. Если увидите кого-нибудь, не стреляйте. Брать врага следует только живым. И солдатам объясните, что здесь не передовая, и от трупа вражеского шпиона нужных признаний не получишь.
Впервые Сергей командовал небольшим отрядом, и это не могло не волновать его. Он постоянно обходил выставленные им секреты, выслушивая доклады наблюдателей. И под утро так вымотался, что заснул в каком-то овраге, подстелив под себя шинель. На рассвете его разбудил пожилой солдат с нашивками ефрейтора. Он рассказал Сергею, что рядовой по фамилии Коломеец недавно заметил какого-то человека, который шел вдоль опушки леса. Подозрительный субъект был в крестьянской одежде с большим мешком за плечами. Солдат, по его собственному признанию, приготовился задержать путника и ждал только, когда тот подойдет ближе. Да, видно, по неопытности в делах такого рода чем-то выдал себя, ибо неизвестный вдруг исчез.
— Прям как сквозь землю провалился, — с досадой и растерянностью рассказывал Сапогову сам оплошавший солдат.
Он указал Сергею место, где видел крестьянина. А вот описать внешность неизвестного человека более подробно Коломеец не смог, ибо в предрассветных сумерках да на значительном расстоянии не смог достаточно хорошо разглядеть его лица.
Сергей собрал солдат, приказал им примкнуть штыки и несколько раз во главе растянувшихся цепью бойцов прочесал участок леса, где мог скрываться тип в крестьянском зипуне. Однако эти поиски ничего не дали…
Через несколько часов безрезультатных поисков разочарованный Сергей вышел со своим отрядом на дорогу и повел отделение на место сбора. Вскоре навстречу им из-за поворота показались подводы. На передней рядом с возничим сидел Черпаков в накинутой на плечи шинели. Почти все его люди, вымотавшись за ночь, спали, лежа на сене или сидя, привалившись друг к другу.
Когда телеги подъехали ближе, Черпаков соскочил и подошел к Сергею. Каждый из них в нескольких скупых предложениях поведал другому о том, что произошло с ним за последние часы. Впрочем, похвалиться ни тому, ни другому было нечем.
Ротмистр Дураков еще не вернулся. По словам Черпакова, он прислал своих солдат, а сам продолжал поиски агента в одиночку. Сергей представил, каково это — одному рыскать по сумрачному лесу, где за каждым деревом тебя может ожидать выстрел в упор или внезапный удар ножа. Пожалуй, это было не менее страшно, чем идти в атаку через полосу ничейной земли под разрывами шрапнели и кинжальным пулеметным огнем. Сергею стало неловко за свое недавнее высокомерное отношение к профессиональному контрразведчику.
Отправив солдат обратно в часть, Сергей и Черпаков неспешно направились к тому месту, где в придорожном кустарнике был спрятан их мотоцикл. По дороге Черпаков все время с озабоченным видом шарил вокруг себя глазами, то и дело останавливался, сворачивал в лес, даже возвращался что-то осмотреть на земле. Выяснилось, что он случайно выронил маленький складной нож. Вещица была ценная, и хозяин очень сожалел о пропаже. В конце концов Сергею надоело плестись черепашьим шагом, и он пошел вперед, оставив Черпакова искать свой ножичек.
Ротмистра возле мотоцикла не оказалось. В ожидании товарищей Сапогов выкатил трехколесную машину на дорогу, облокотился на седло и стал ждать. Однако время шло, а Черпак все не появлялся из-за поворота дороги. В душе Сергея стало усиливаться беспокойство. Его окружала мертвая тишина, ни единого движения вокруг, только гнетущее ощущение, будто кто-то невидимый пристально смотрит на тебя…
Но вот из-за поворота показался человек. Но это был не Черпаков! Неизвестный в офицерской форме, увидев Сергея, озадаченно остановился, но тут же уверенно зашагал в его сторону. За спиной у него был мешок, как у того типа, которого видел в лесу рядовой Коломеец.
От мысли, что быстро приближающийся человек может и быть тем самым вражеским агентом, которого они ищут, Сергей весь сжался в комок мышцев и нервов, так что даже дыхание сделалось неполным, поверхностным. Правой рукой он нащупал в кармане рукоятку маленького браунинга, который выдал ему перед поездкой полковник контрразведки Гарин. Вот когда эта игрушка пригодилась! Ведь расстегивать кобуру на глазах возможного противника было бы крайне рискованно.
Мысленно Сергей проигрывал, как потребует у подошедшего офицера документы. Подозрительному субъекту придется также ответить: из какого он полка и с какой целью один ошивается в прифронтовой полосе. Поймать его на лжи будет несложно, ведь Сапогову известны такие подробности о занимающих этот участок фронта частях, которые чужой человек вряд ли может знать.
«В случае любой фальши я выхвачу пистолет и направлю ему в живот, — решил начинающий охотник на шпионов. — А если он откажется мне подчиниться и попытается оказать сопротивление, без колебаний выстрелю ему в колено».
Однако неизвестный офицер еще издали, приветливо улыбаясь, крикнул:
— Вы ведь из контрразведки. Как хорошо, что я вас встретил! А то мне жутковато одному бродить по этим местам. Ваш унтер Черпаков уже проверил у меня документы. Он просил передать, что заметил кого-то в лесу. Он там, за поворотом дороги у поваленной сосны — вошел в лес. Я бы тоже охотно помог вам, но после ранения не могу быстро ходить, сразу одышка проклятая одолевает и сердцебиение.
Услышав из уст собеседника фамилию коллеги-контрразведчика, Сергей смутился. Теперь ему было неловко требовать с упертостью городового, чтобы уже проверенный своим же товарищем человек снова предъявлял документы. А офицер стал рассказывать, что прибыл на фронт с тыловой базы с грузом противохимического имущества. Но на обратном пути неопытный водитель его грузовика сбился с пути. Машина безнадежно завязла в песке; когда они пытались самостоятельно выбраться, загубили мотор.
У интенданта было хорошее, открытое лицо и приятный голос. Ему хотелось посочувствовать.
— Примерно в десяти верстах отсюда есть ремонтная база, но с моими больными ногами я самостоятельно туда, конечно, не дойду, — жаловался он Сапогову. И Сергей его прекрасно понимал, ибо сам после французских траншей страдал ногами.
— Вот скандилизация какая вышла! — вздохнул интендант и посетовал: — Эх, надо было все-таки послушаться подполковника Бойе Николая Николаевича, который настоятельно не советовал мне выезжать затемно. Но мне надо срочно быть на железнодорожной станции в Здолбунове, чтобы проследить за разгрузкой вагонов с продуктами. Вот и поперся на свою голову!
Подполковник Бойе командовал тем самым полком, в котором служил Сергей. Ему стало стыдно своих первоначальных подозрений.
— Вам никуда не надо больше идти, — успокоил растерявшегося тыловика Сергей. — Сейчас я ненадолго отлучусь — проверить, что там у моего товарища. А вы оставайтесь тут возле мотоцикла. Как только мы закончим здесь все дела, мой коллега ротмистр наверняка подвезет вас к ремонтной базе. Я в этом даже уверен.
Офицер стал горячо благодарить Сергея. Затем, указывая взглядом на большую сумку возле седла мотоцикла, вежливо поинтересовался:
— У вас, наверное, с собой есть карта этой местности. Не позволите ли воспользоваться ею? Сделайте такое одолжение. А то опасаюсь забыть место, где я оставил своего непутевого шофера и грузовик.
Чтобы проверить содержимое мотоциклетной сумки, Сергею пришлось повернуться к собеседнику спиной и низко наклониться. Офицер подошел ближе и встал позади него, заглядывая Сапогову через плечо. Таким образом Сергей не видел, что тот делает…
Неожиданно вдали послышался странный гул. Сергей выпрямился и озадаченно переглянулся с офицером.
— Похоже на аэроплан, — предположил интендант, вслушиваясь в равномерный звук, напоминающий жужжание майского жука.
Однако он ошибся. Вскоре из-за поворота выползли два грузовика. В кузове каждого сидело человек по двадцать юношей в новенькой форме с нашивками артиллеристов. Сергей узнал эти грузовики. Они привозили старшекурсников ускоренных киевских артиллерийских курсов на боевую практику, которая обычно проходила на наблюдательном пункте 2-й батареи, расположенной на высоте, отбитой в конце зимы у австрийцев. Вот, оказывается, почему вчера, пока разведчики рыскали по окрестностям, со стороны передовой не умолкала вялая артеллирийская перепалка. Австрийцам-то не объяснили, что приехали тренироваться будущие артиллеристы, и они сердито огрызались на каждый выстрел в свою сторону.
Так совпало, что начальника кадетской команды подпоручика Куницына Сергей знал. Тот тоже, увидев Сапогова, расплылся в улыбке и приказал шоферу остановить машину.
В пенсне, с аккуратной бородкой, похожий на университетского доцента, Куницын откровенничал с Сапоговым с интеллигентской непосредственностью:
— А я уж, грешным делом, вас за шпионов принял. Водителю приказал не останавливаться, а сам гранату приготовил на случай стрельбы. А то на передовой только и говорят о коварных австрияках с сигнальными фонарями, которых ловит контрразведка. Жуть!
Тут Куницын вдруг сообразил, что их встреча произошла в довольно необычном месте — на пустынной лесной дороге, вдали от передовой.
— Послушай, как ты тут оказался?
Сапогов едва сдержался, чтобы не сообщить, что он и есть один из тех таинственных контрразведчиков, что охотятся на неприятельских подсылов. На артиллериста это должно было произвести сильное впечатление. Но, к сожалению, в разведке не принято без необходимости раскрывать свою причастность к особой службе. Поэтому Сергею пришлось соврать:
— Дезертиров ищем. Рядовой татарин из нашей роты сбежал. Вот меня послали его найти и вернуть.
Не желая развивать тему, Сергей перевел разговор на знакомого:
— Ну как отстрелялись?
— А, не спрашивай! — со страданием на лице презрительно махнул рукой педагог-артиллерист. — Казнь египетская, а не практика! Требования к кандидатам снизились, набираем кого попало, и результат соответствующий. Дай бог научить их элементарным расчетам, как поправки вносить. И в войска. Пусть дальше командиры с ними мучаются.
Немного посудачив с артиллеристом, Сергей попросил его подвезти офицера-интенданта. Куницын, конечно, не мог отказать приятелю и пригласил тыловика к себе в кабину.
Проводив грузовики, Сергей отправился на поиски Черпакова и вскоре встретил вышедшего на дорогу ротмистра Дуракова. Сапогов рассказал ему обо всем, что произошло за последний час. Ротмистр потемнел лицом и как-то странно взглянул на Сергея. Впрочем, теперь было не до выяснения отношений. Сперва необходимо было найти Черпака.
Поиски заняли около получаса. Труп унтер-офицера лежал в двадцати шагах от дороги в небольшом овражке, прикрытый сверху ветками. Он был убит в спину двумя пулями. Однако странное дело: Сергей не слышал выстрелов!
— Срочно в погоню! — Ротмистр бросился к мотоциклу. Сергей за ним. Им удалось настигнуть грузовики на подъезде к поселку, где располагалась ремонтная база. Но в кабине головной машины интенданта не оказалось. Выяснилось, что пассажир попросил высадить его раньше.
Показывая на карте, где сошел подсаженный Сергеем офицер, подпоручик Куницын пытался выяснить, что произошло.
— А то, что я полный болван! — в сердцах воскликнул Сергей.
Глава 7
Место, где сошел мнимый интендант (в том, что это был вражеский шпион, сомнений уже не было) было достаточно густонаселенным. Поблизости располагались три крупных села и полтора десятка хуторов. А чуть дальше лежал городишко с населением в несколько десятков тысяч. Найти здесь человека было не легче, чем пресловутую иголку в стоге сена.
Но выбора у контрразведчиков не было. Поэтому они начали методично объезжать населенные пункты: заходили в каждый двор, опрашивали владельцев придорожных кабаков, местных полицейских урядников, настоятелей храмов и просто прохожих: не видели ли они человека с такими-то приметами. Это была адова работа. Но хуже всего было осознавать, что пока они пытались ухватить хвост кометы, их неуловимый противник продолжал безнаказанно творить свое черное дело. И виноват в этом, по убеждению Сергея, был только один человек — он сам, и никто другой. Однако, к удивлению Сергея, Дураков, вместо того чтобы заклеймить его заслуженным презрением, неожиданно отнесся к напарнику с сочувствием:
— Не казните себя. Вы поступили как нормальный дилетант. В определенном смысле ваша ошибка закономерна. Вы в разведке новичок, хотя отец ваш, как я слышал, в нашем деле не последний человек. Но, увы! Унаследовать мастерство невозможно. А наш противник — матерый зубр, это чувствуется по почерку. Он забрал солдатскую книжку Черпакова и прикрылся его фамилией, как только понял, что перед ним обычный строевой офицер. Не пойму только, почему он вас тоже не прикончил. Возможно, не успел или же решил, что живой вы ему будете полезнее.
— И он оказался прав. Я ведь посадил его на грузовик.
Дураков с сожалением покачал головой:
— На самом деле в случившемся больше моей вины. Я не должен был оставлять вас одного.
Ротмистр самокритично пошутил про себя:
— Дурак натощак и сытый — набитый.
— При чем тут вы, — не согласился Сергей. — С тем заносчивым глупцом, которым я был еще вчера, трудно было разговаривать.
Этот разговор происходил на свежей могиле Черпакова. Они специально вернулись, чтобы похоронить товарища на том самом месте, где его настигла смерть.
Сергей также признался, что он только теперь начинает понимать, насколько серьезна работа фронтового разведчика.
— Я видел перед собой человека с нормальным, располагающим лицом. Он был одет в такую же форму, как и я. И выглядел в общем обычно.
— Уметь маскироваться под противника — это их ремесло, — пояснил Дураков. — Кто-то из наших клиентов владеет им лучше, кто-то хуже. И в том, что ваш солдат вначале видел этого «интенданта» в крестьянском платье, тоже нет ничего удивительного. Опытные разведчики, действующие в прифронтовой полосе, часто меняют облик. Если в данной местности расположены всего несколько частей, все чины которых знают друг друга, то лучше сойти за обычного деревенского жителя. Но с другой стороны, офицерские погоны позволяют пройти там, куда деревенского мужичка не пропустят, завести знакомство с неприятельскими офицерами. Вот эти оборотни и сбрасывают одну шкуру, чтобы тут же нацепить на себя другую. Ваш солдат рассказал вам, что видел крестьянина, и вы психологически были готовы арестовать подозрительного человека в зипуне. Поэтому растерялись, когда из леса вышел человек в форме офицера. Но если вы профессионал, то в каждом должны подозревать врага. Недоверие — продлевает нам жизнь и помогает ловить шпионов.
Дураков рассказал Сапогову, что под офицеров обычно работают опытные профессионалы, хорошо знающие Россию и порядки в нашей армии. Некоторые из них долго прожили в России, обычно под видом представителей иностранных фирм. Например, перед войной германо-австрийская разведка основала так называемое «Русское общество для развития и увеличения числа перевозочных средств и для эксплуатации таковых в России» («Ссудовагон»). Общество «Ссудовагон» помимо производства и сдачи в аренду железнодорожных вагонов занималось организацией шпионажа и вредительства на железных дорогах империи, систематически составляло для неприятельских генштабов секретные отчеты и сводки о состоянии подвижного состава и мобилизационной готовности. Для сбора этих сведений специальный агент Майман регулярно объезжал все важнейшие железнодорожные магистрали России… Другим излюбленным прикрытием для иностранных разведчиков была какая-нибудь скромная посольская должность.
— Привыкайте к тому, что враг может выглядеть как чистокровный русак и говорить с рязанским акцентом, — наставлял напарника Дураков, когда они снова отправились в путь.
Сергей вдруг вспомнил:
— А ведь этот «интендант» говорил со мной с легким польским акцентом! И вообще он похож на поляка.
Эта новость заинтересовала ротмистра.
— Если не найдем его, то когда вернемся в Ровно, я покажу вам альбом с фотографиями. Не исключено, это этот тип есть в нашей картотеке.
Поиски продолжались четыре дня. Чтобы не зависеть от прожорливого мотоциклетного мотора, Дураков оставил свою машину в роте Сергея. Взамен по-прежнему симпатизирующий Сапогову штабс-капитан Гурдов выделил им подводу. На ней они и скитались по хуторам и деревням, питаясь тем, что Бог пошлет, и ночуя где придется. Однако все оказалось напрасным — агента они так и не нашли и, страшно вымотанные и разочарованные, вернулись в Ровно.
Однако как ни был разочарован таким результатом (а точнее, его отсутствием) начальник армейской контрразведки полковник Гарин, он прежде всего от души поблагодарил Сергея за оказанную помощь:
— Вы проявили усердие в этом деле и показали себя мужественным человеком. Поэтому браунинг, который я вам дал, оставьте себе — на память.
Присутствующий в кабинете ротмистр Дураков, как и обещал, предложил Сергею напоследок посмотреть альбом с фотографиями известных контрразведке вражеских агентов.
— Вот ведь каков клещ! — с шутливой сердитостью кивнул на подчиненного Гарин и посочувствовал Сергею. — Видно, вам от него не просто будет отделаться. Так уж сделайте нам напоследок еще одно одолжение: полюбуйтесь на нашу коллекцию мерзавцев. А после езжайте себе с Богом!
Сергей не слишком верил в удачу, когда открывал огромный альбом с фотографиями. И каково же было его изумление, когда уже на третьей странице он увидел знакомое лицо. Не меньше были удивлены и присутствующие контрразведчики.
— Вот так сюрприз вы нам преподнесли напоследок! — выразительно помолчав, озадаченно произнес Гарин. Полковник не выглядел особо радостным. С озабоченным видом он пожал Сергею руку на прощание, натянуто улыбаясь:
— Еще раз благодарю вас! И надеюсь, что с вашей помощью мы все-таки выловим этого пана, прежде чем он успеет причинить нам непоправимый ущерб. Завтра я пришлю за вами автомобиль, который доставит вас к поезду. Кланяйтесь от меня своему батюшке.
Было видно, что все мысли начальника антишпионской службы армии теперь заняты узнанным Сергеем агентом. Пожелав Сапогову всего хорошего, полковник сразу вернулся за свой рабочий стол и начал что-то быстро писать.
Дураков пошел провожать Сергея.
Читать бесплатно другие книги:
