Загадка о русском экспрессе Кротков Антон
Как и их предшественники, контрразведчики начали с того, что самым тщательным образом осмотрели все закоулки спецвагона. Они чуть было не выявили сообщника главного подозреваемого, когда один из контрразведчиков обратил внимание на то, что стоящий возле печи проводник что-то ворочает в ней кочергой. Это вызвало подозрение у «охотников на шпионов», которое усилилось, когда они достали из печи несколько не успевших обратиться в пепел обрывков какого-то документа. Строгие офицеры потребовали у железнодорожника объяснений. Перетрусив, проводник признался, что нашествие разного начальства испугало его, и он решил сжечь накладные на полученные продукты, которые успел продать по дороге — хозяину буфета на одной из станций.
Изучив сохранившиеся фрагменты преданного огню бланка, контрразведчики убедились, что мелкий воришка не соврал им. Поле этого они сразу потеряли к нему интерес.
Ничего не найдя в вагоне, сотрудники местной контрразведки взялись за главного подозреваемого. Они обыскали его, попутно распарывая швы на одежде и отрывая подошвы сапог в поисках тайника. Та же участь постигла многие личные вещи предполагаемого шпиона. Однако ничего найдено не было.
Тогда контрразведчики перешли к допросу. Разговор велся в купе, в котором «кавалер» содержался под арестом. Доктора и Сапогова господа из серьезного учреждения попросили присутствовать в качестве свидетелей. У Сергея создалось ощущение, что местные коллеги полковника Гарина знают о его миссии, хотя напрямую они не обмолвились с ним о его задании ни словом.
«Кавалер» напоминал барахтающегося в проруби человека, который отчаянно пытается выползти на хрупкий лед, пока еще есть силы и мышцы не свело судорогой. Но шансов спастись у него было мало, ибо стоящие на краю полыньи наблюдатели тут же сталкивали его обратно в ледяную воду. Во всяком случае, именно так происходящее выглядело со стороны.
— Меня обвиняют без причины! — молил о справедливости «кавалер».
— Без причины? — как будто удивился один из контрразведчиков. — Вы знаете причину не хуже, чем я. Вы говорите, что служите при штабе фронтом. Это так. Но ваша основная деятельность — это шпионаж по заданию второго отдела австрийского генштаба.
— Вы принимаете меня за кого-то другого. Я не шпион, никогда им не был и не буду.
— На человека несведущего ваши слова, возможно, и произвели бы впечатление, но не на нас, — сухо произнес второй контрразведчик. — Не далее как до конца этого дня мы будем иметь убедительные доказательства вашей изменнической деятельности.
— Заверяю вас, вы делаете ошибку! — Всем своим видом и голосом «кавалер» пытался показать, что говорит искренне. Но натыкался на холодное равнодушие.
— Милостивый государь, вы, по-видимому, еще не осознаете всей тяжести вашего положения. Прекратите эти глупые возражения. Вам никто не поверит. Если вы добровольно не выдадите нам похищенный вами из портфеля курьера большой желтый пакет, запечатанный сургучом, ваша участь будет печальна.
Тем не менее «кавалер» продолжал клясться и божиться, что невиновен, и ничего, кроме обнаруженного у него письма, не брал. Тогда один из контрразведчиков с холодным, бесстрастным лицом попросил подозреваемого еще раз подробно рассказать, что он делал минувшей ночью, начиная с десяти часов вечера.
По ходу разговора второй контрразведчик со шрамами на щеке и шее вдруг заявил, обращаясь к «кавалеру»:
— Я смутно припоминаю, что когда-то видел вас много лет назад в связи с каким-то делом… Да, я узнаю вас по характерному профилю и необычной форме ваших ушных раковин. Вы ведь… Подождите, секунду. Нет, не могу вспомнить! Подскажите!
Глаза «кавалера» округлились от изумления, он растерянно пожал плечами. Тогда мучительно пытающийся вспомнить обстоятельства их прежней встречи офицер сделал ему знак рукой:
— Нет, продолжайте.
«Кавалер» заговорил было снова, но тут офицер со шрамами на лице взволнованно воскликнул:
— Вспомнил! Конечно, это были вы! Мы сталкивались с вами в самом начале войны. Вы и теперь меня не помните?
— Нет. — «Кавалер» сидел ни жив ни мертв, не зная какого еще ужасного обвинения ему ожидать.
— Хорошо, я помогу вам, — зловеще предложил контрразведчик. — Берлин, тюрьма. Вы присутствовали на допросе, когда я совершил ошибку в игре с германской военной полицией и меня арестовали. Эти шрамы у меня остались с того дня. Я не утверждаю, что вы участвовали в пытках, но вы были там.
«Кавалер» был настолько шокирован чудовищным обвинением, что только ошарашенно хлопал ресницами на своего обвинителя. Иногда из его рта вырывались нечленораздельные звуки. А офицер со шрамами продолжал:
— Теперь, когда я вас узнал, ваша карта бита, господин предатель. От расстрела вас может спасти только предельная откровенность. Куда вы дели секретный пакет?
— Вы ошибаетесь, — наконец сдавленно выдавил из себя пораженный «кавалер».
Кажется, контрразведчики начинали терять терпение. В конце концов они заявили, что забирают подозреваемого с собой. Сергею и доктору снова было предложено присутствовать при продолжении допроса. Возле вокзала контрразведчиков ожидал большой черный автомобиль. Когда сели в машину, офицер со шрамами тщательно запахнул шторки на окнах, наверное, для того, чтобы арестант не видел, куда его везут, и проникся ощущением безжалостной полицейской машины, которая затягивает его в свои жернова.
В здании могилевской контрразведки они вначале поднялись на второй этаж в просторный кабинет. Хозяева любезно предложили Сергею и доктору удобные кресла, для подозреваемого же возле двери был поставлен обыкновенный табурет. Игнорируя «кавалера», офицеры контрразведки стали расспрашивать гостей о положении на фронте и о знаменитой певице, с которой им посчастливилось путешествовать в одном вагоне.
Во время разговора в дверь постучали, и в кабинет вошел человек с большим подносом, накрытым сверху белоснежной салфеткой. «Кавалер», похоже, решил, что принесли инструменты для пытки, потому что в ужасе отпрянул вместе с табуретом от вошедшего. Но оказалось, что под салфеткой всего лишь кофейник и бутерброды с ветчиной и сыром. Хозяева предложили Сергею и доктору перекусить. «Кавалера» же они снова проигнорировали. Бедняге оставалось только наблюдать за смачно жующими людьми. Вряд ли он был голоден, но, видимо, данная «экзекуция» была рассчитана на то, чтоб унизить его, еще раз дать понять, что он презренный преступник, с которым приличные люди не преломят хлеб.
Сергей понимал, что подозреваемого оскорбляют, унижают и запугивают для того, чтобы скорее сломить его волю и выбить нужные показания. На войне в отношении врага часто применяются подобные методы. Однако он не был согласен с такими методами, ведь вина этого человека еще нуждалась в доказательствах. Конечно, улик против этого запутавшегося в долгах и не слишком разборчивого в средствах пройдохи хватало. Но ведь пропавшие секретные документы у него не обнаружены. И пока они не найдутся, нельзя говорить, что шпион — именно этот человек. Поэтому Сергею хотелось вмешаться и потребовать от коллег соблюдать закон в отношении подозреваемого. Но Сергей промолчал, ибо до окончания операции не имел права раскрывать себя.
После трапезы они спустились в подвал. Под первым подвалом оказался еще один — очень длинный. Это был тир, только какой-то странный. Здесь было темно и сыро, как в склепе, и пахло смертью.
Теперь хозяева отбросили всякую вежливость по отношению к задержанному, показывая, что он находится в их полной власти. Они разговаривали с попавшим к ним в руки «агентом», не выбирая выражений:
— Если ты, скотина, немедленно во всем не признаешься, то не выйдешь отсюда, — объявил «кавалеру» офицер со шрамами. — Можешь кричать сколько угодно, никто не услышит твоих воплей.
Второй офицер, набивая патронами барабан своего револьвера, указал несчастному на прикрытый досками бугорок в дальнем углу подвала.
— Ты знаешь, что это?
— Нет.
— Это могила. Там мы закопали двух расстрелянных нами предателей. Сейчас на фронте такая ситуация, что дорога каждая минута. Поэтому не надейся, что тебя будет судить военный трибунал. Мы просто расстреляем тебя в этом подвале. Ты встанешь вон там, возле мишеней…
«Кавалера» вырвало. У несчастного молодого человека случился нервный срыв. Его трясло от страха.
Сергей испытывал глубокое отвращение от происходящего на его глазах полицейского произвола и попросил разрешения уйти. Когда Сапогов и доктор поднимались из подвала, то столкнулись на лестнице с плотным мужчиной мощного телосложения с очень мускулистыми руками и не слишком интеллигентными чертами лица. Внешне он был похож на докера или матроса. Его зловещая фигура напоминала палача…
Обратно к поезду Сергея и доктора доставил тот же черный автомобиль. По дороге мужчины подавленно молчали. Каждый думал о своем.
По возвращению Сапогов первым делом нашел напарника и попросил его вмешаться в действия коллег. Но ротмистр удивил Сергея странным ответом:
— Наша с тобой миссия, дорогой Серж, завершена. Ты сделал все прекрасно и очень помог нам. Больше ни о чем не беспокойся. Полагаю, за участие в этой операции тебя в ближайшее время представят к награде.
Добровольный сыщик не мог поверить в происходящее:
— Но ведь пропавшие документы еще не найдены! И разве вина арестованного доказана на сто процентов?
— Обстоятельства изменились, — уклончиво пояснил Дураков, избегая смотреть Сергею в глаза. — Мы обязаны прекратить операцию. Поверь, так надо.
— Значит, кому-то надо, чтобы «козлом отпущения» объявили первого подвернувшегося под руку человека? — Сергей был возмущен до глубины души тем, что вместо реального результата для свертывания операции был найден устраивающий кого-то из начальства формальный повод.
— Нас с тобой это не касается, — сердито ответил Дураков. — Мы выполнили свой долг и обязаны подчиниться приказу.
— Ну уж нет! Я не марионетка! И свое расследование не закончу, пока не выясню правду, — пообещал Сергей.
Глава 25
— Скорей бы уж Петербург! — вырвалось у Князевой после того, как поезд покинул Могилев. За окном моросил мелкий майский дождик. Но настроение у певицы было по-осеннему тоскливое.
— Я чувствую себя в этом вагоне, как на кладбище, — призналась она. — Мне даже начинает казаться, что здесь витает запах смерти. И все время перед глазами те, кто начинал с нами это путешествие и кого теперь здесь уж нет.
Князева переводила взгляд с одного опустевшего места на другое:
— Тут журналист сидел, а рядом со мной Сонечка. Напротив у окна «летчик», оказавшийся австрийцем, а вон там курьер… Они у меня все перед глазами. А тут еще вы, доктор, с вашим гробом! Ловко вы нас тогда разыграли, когда объявили себя предсказателем будущего! Кто бы мог подумать, что покойник в гробу действительно едет в одном с нами вагоне!
Незадолго до этого доктору пришлось сознаться, что, уступив настойчивым просьбам одного своего знакомого генерала, он согласился взять под свою опеку гроб с телом его внезапно скончавшегося от сердечного приступа брата.
— Мой приятель со слезами умолял меня помочь ему похоронить любимого брата в родовом склепе. Я просто не мог ему отказать.
Доктор рассказал, что сумел провести частичное бальзамирование тела покойника. В Петербурге был заказан специальный гроб из двух слоев особо легкой стали с асбестовой прокладкой. Гроб был закрыт крышкой, которая имела воздухонепроницаемый резиновый уплотнитель.
Чтобы не нервировать пассажиров элитарного вагона, им не сообщили о мертвеце. В дороге доктор периодически посещал секретное купе, чтобы через специальное окошко в крышке гроба убедиться, что с доверенным ему телом все в порядке.
— Уверяю вас, Варвара Дмитриевна, мой подопечный не доставил бы вам ни малейших неудобств, если бы кое-кому, — тут доктор выразительно посмотрел на Сапогова, — не вздумалось по ночам бегать по вагонным крышам и залезать в первые попавшиеся форточки.
Князева успокоила доктора, что не таит на него обиду, хотя ей и не слишком приятно такое соседство.
После этого фабрикант попытался оседлать любимую тему — начал рассказывать о своем намерении построить в будущем 1917 году под Казанью огромный завод по производству дирижаблей для русской армии.
Но тут погруженный в свои мысли Сапогов вдруг резко вскинул голову и предложил:
— Послушайте, господа, я считаю, что мы должны еще раз осмотреть вагон.
Недовольный тем, что его перебили, фабрикант обидчиво поджал губы. А доктор поинтересовался у Сергея:
— Что вы хотите найти?
— У меня есть подозрение, что пока неизвестный нам преступник спрятал похищенные из курьерского портфеля важные документы в вагоне. И они все еще находятся тут.
— Не мелите всякий вздор! — раздраженно вспылил фабрикант. — Вагон столько раз обыскивали и внутри и снаружи, что в вашем предложении нет ни крупицы здравого смысла. И почему вы употребили слово «неизвестный», если шпион разоблачен и арестован?
Не обращая внимания на оскорбительный тон фабриканта, Сергей спокойно возразил ему:
— Но ведь арестованный не признался в краже секретных документов, и их у него не нашли. Хотя контрразведчики очень старались.
— Да, это так, — согласился присутствовавший вместе с Сергеем на допросе «кавалера» доктор. Однако он тоже не слишком верил, что они смогут что-то найти после полиции.
— А я считаю, что мы все-таки должны попробовать, — неожиданно поддержала идею Сапогова певица. — Тем более что у меня складывается впечатление, что наш милый «Шерлок Холмс» точно знает, где следует искать.
Сергей отдал должное проницательности Князевой, слегка поклонившись ей.
— Вы совершенно правы, Варвара Дмитриевна. Есть только одно место, которое еще никто не осматривал.
— Нет такого места! — убежденно заявил фабрикант. — Я сам видел, как полицейские даже в унитазе пытались обнаружить тайник. Я могу ручаться одним из своих заводов, что вы ничего не найдете.
— Но гроб-то они не вскрывали, — по-мальчишески широко и задорно улыбнулся фабриканту Сергей. Лицо фабриканта вытянулось от удивления.
— Вы собираетесь вскрыть гроб? — заволновался доктор.
— Мы должны это сделать, — убежденно ответил ему Сергей.
Доктор пришел в ужас:
— Вы не понимаете! Для того чтобы тело оставалось в сохранности, важное значение имеет температура. Перед тем как труп был помещен в гроб, его заморозили. Но еще важнее не допустить контакта мертвых тканей с кислородом. Иначе процесс разрушения тела пойдет с невероятной скоростью, и остановить его будет невозможно. Мне удалось с помощью специально разработанной мною процедуры вытеснить весь кислород из гроба, перед тем как в него было опущено тело покойника. Специальная крышка с уплотнителем препятствует проникновению воздуха извне. Сейчас в гробу кислорода так мало, что процесс разрушения тела замедлился до минимума. Но если вы откроете крышку, через полчаса мы получим зловонный разлагающийся труп.
— Но если мы этого не сделаем, любезный доктор, то через месяц или два поля и леса в районе Риги, у Брест-Литовска или в Галиции — там, где начнется наше наступление, — будут усеяны сотнями тысяч разлагающихся трупов наших солдат, которых пошлют на убой, ибо враг будет иметь точное представление о планах нашего командования…
Неожиданно Сергей осенило:
— Кстати, доктор, а вы уверены, что крышку не вскрывали без вас?
Только теперь все обратили внимание на едва уловимый запах разлагающейся плоти.
— Я полагал, что это мне кажется, — растерянно пролепетал доктор. — Мой несчастный разум отказывался верить своему собственному носу.
Фабрикант немедленно открыл окно, и в купе запахло дождем.
Взволнованный доктор, а за ним и все остальные отправились в ту часть вагона, где в укромном багажном отсеке стоял гроб. Чем ближе они подходили к секретной комнате, тем сильнее ощущался жуткий аромат. Возле нужной двери запах стал просто нестерпимым. Доктор попросил Князеву вернуться обратно в купе, после чего открыл дверь. На фронте Сергею доводилось испытывать всякое, но даже его замутило от буквально обрушившегося на них жуткого смрада.
Доктор смочил в какой-то жидкости платок и велел Сергею держать его возле своего носа. Фабрикант от такой помощи отказался, изображая из себя человека со стальными нервами.
Через окошко в крышке гроба на них смотрело уже знакомое Сергею лицо покойника. Только теперь в результате сильного разложения оно выглядело ужасно. К крышке гроба был прикреплен цепочкой гаечный ключ. С помощью него доктор открутил болты.
Тут фабриканта замутило, и он вынужден был отлучиться в туалет. На пару с Сергеем доктор снял крышку. В длинном металлическом ящике лежал быстро превращающийся в скелет покойник в форме полковника. В его сложенные на груди руки кто-то вложил небольшой матерчатый мешок, в котором Сергей обнаружил пропавший пакет с секретными документами и несколько свернутых трубкой штабных карт, тоже, по всей видимости, похищенных из курьерского пакета.
Неожиданно для Сергея доктор вдруг заявил, что найденные документы должен взять на хранение он.
Но тут вернулся фабрикант. Теперь он тоже прикрывал нос и рот смоченным в одеколоне платком. Кроме того, фабрикант отпивал понемногу из фляжки с коньяком, которую принес с собой. Эти меры вернули ему самообладание.
Фабриканту желание доктора взять документы пришлось не по вкусу, о чем он прямо заявил старику:
— Не хочу вас обидеть, Владимир Романович, но я возражаю против вашей кандидатуры. Дело-то нешуточное.
— Это почему? — нахмурился доктор.
Фабрикант пояснил:
— Документы-то нашли в вашем багаже. И уж извините меня за прямоту, но я человек простой, из народа и привык говорить то, что думаю без обиняков. Одним словом, слишком часто вы пудрили всем нам мозги, док: то своими предсказаниями, то сомнительными методами выявления преступника по пульсу.
Фабрикант также снова напомнил доктору про случайно подслушанный им его разговор с лжелетчиком, оказавшимся беглым австрийским военнопленным:
— Я не могу позволить, чтобы военные секреты оказались в руках человека, чьим великолепным венским произношением восхищался разоблаченный враг. Как мне помнится, австриец даже назвал вас «Герр оберстом». Поэтому или вы немедленно дадите нам объяснения на этот счет, или с этой минуты я тоже буду к вам так обращаться, Герр оберст.
Доктору пришлось оправдываться:
— Я учился медицине в венском университете и проходил стажировку в лучшей клинике австрийской столицы. Отсюда мой венский акцент. Теперь, надеюсь, вы мне доверяете? Немецкий — это язык науки, большинство хороших учебников по медицине написано на нем. Большинство моих коллег хорошо знают немецкий. Культурным людям это должно быть известно!
Последняя фраза была сказана явно с целью уколоть фабриканта, гордящегося своим простонародным происхождением. Тем не менее после короткого совещания большинством голосов было решено, что до Петербурга секретные документы должны находиться у кого-то другого. Певица сразу взяла самоотвод, резонно заявив, что это не женское дело охранять военные секреты. Сергей тоже постарался уклониться от обязанностей нового курьера, ибо предпочитал пока наблюдать за развитием событий со стороны. В итоге важные штабные бумаги оказались у фабриканта Ретондова, что не могло ему не польстить. Доктору пришлось согласиться с таким решением, хотя было заметно, что его самолюбие сильно уязвлено. Старик не был лишен тщеславия.
Глава 26
— Какой из ваших заводов вы намерены мне отдать? — поинтересовался Сергей у фабриканта за ужином. — Ведь вы проиграли мне пари.
— Это была шутка, — энергично жующий крепыш насмешливо взглянул на Сапогова. — Да и потом, зачем вам завод? Вы ведь все равно не знаете, как им управлять.
— Нет, нет. Извольте сдержать данное слово, — запальчиво настаивал Сергей. — Хочу напомнить, что вы при свидетелях пообещали отдать мне любой из своих заводов, если я найду документы.
— Я же сказал, что пошутил, — откинувшись на спинку стула, благодушно рассмеялся Ретондов. — Все равно ни один суд не примет к рассмотрению такой иск. Вот если бы я дал вам расписку, тогда другое дело.
— Значит, вы признаетесь, что у вас нет чести? — с неприязненным удивлением осведомился у собеседника Сергей.
На скулах фабриканта проступили красные пятна, вальяжная улыбочка сползла с его лица. Теперь он зло смотрел на Сергея и с досадой процедил сквозь зубы:
— Напрасно я тогда уступил вам дорогу на стыке между вагонами. Надо было выбить пистолетик у вас из рук и сойтись в поединке один на один. Нас там было двое, так что никто бы не узнал, по какой причине вы свалились под колеса.
— Минутку, минутку, господа! — вмешалась Князева. — Довольно нам трагедий. Наше путешествие и так получилось чересчур мрачным. Я не хочу, чтобы пророчество нашего милого доктора сбылось полностью и четвертый из нас расстался бы с жизнью.
Певица ласково обратилась к зачинщику ссоры:
— В самом деле Сережа, к чему вам этот завод? Это же ярмо на шею. Пускай Савва Игнатьевич выпишет вам чек на пару тыщонок в оплату проигранного пари, и будем считать дело улаженным.
Сергей и сам не понимал, к чему завел этот разговор, ведь на самом деле ему ничего не нужно было от дельца-миллионщика. Наверное, этот денежный мешок просто раздражал фронтовика своим курортным видом и торгашескими разговорами. «Вон как он затрясся, испугавшись, что может лишиться изрядного куска собственности», — со злорадством думал Сергей, в упор рассматривая взбешенного фабриканта.
Была и еще одна причина, которая заставляла Сергея произносить слова, которые не стоило говорить. Временами мужчину охватывала совершенно нетипичная для него агрессия, которая вдруг сменялась необъяснимым паническим страхом. Это началось после нескольких глотков чая. С ним стало твориться что-то странное: во рту все пересохло, как при сильной жажде, тело то вдруг на короткий промежуток времени немело и становилось похожим на студень, то покрывалось потом, и его начинало трясти в лихорадочном ознобе. Внутри все горело, словно ему влили расплавленный свинец в горло. В глазах появилась давящая боль, которая постепенно распространилась на всю голову. Ощущение такое, словно череп зажали в тиски и медленно сжимают. Такое состояние длилось, наверное, минут пятнадцать.
Потом вроде бы все прошло. Но ненадолго. Через некоторое время странный приступ повторился. На этот раз охвативший мужчину необъяснимый панический ужас был таким сильным, что сопротивляться ему было невозможно.
— Мне надо срочно выйти, — с трудом произнес Сергей из-за резкой боли внутри. Согнувшись и держась за живот, он вышел из купе. По спине струился пот, глаза застилала боль. Предчувствие близкой смертельной опасности породило лихорадочное дикое желание немедленно бежать куда глаза глядят, лишь бы только бежать. Его гнал не разум, но инстинкт.
Ноги сами привели Сергея в салон. С большой бронзовой люстры на зеленое сукно стола капал расплавленный металл, а сквозь щели в потолке просачивался дым. Сапогов бросился к окну, припал щекой к стеклу и задрал голову вверх, чтобы увидеть то, что делается на крыше. Так и есть! Вверху бушевала оранжевая прожорливая стихия. Надо было срочно предупредить попутчиков и спасаться самому, пока огонь не отрезал все пути к спасению.
— Пожар! Бегите! — не останавливаясь, крикнул из коридора своим изумленным спутникам Сергей и, не оглядываясь, побежал в сторону тамбура. Выбраться из вагона было непросто. Ноги вдруг стали отказывать. Глаза временами застилало туманной пеленой, так что двигаться приходилось на ощупь. По пути его вырвало.
Выбравшись на открытую площадку, Сергей остановился, но только на мгновение. Затылок и заднюю часть шеи обжигало раскаленным воздухом так, словно он стоял спиной к раскочегаренной паровозной топке. «Как быстро пламя охватило вагон», — изумленно отметил Сергей. Он приготовился к прыжку, отлично понимая, что наверняка разобьется. В это время поезд на большой скорости мчался по высокой насыпи. Но лучше свернуть себе шею, чем сгореть заживо! Во всяком случае, так у него будет хотя бы призрачный шанс выжить. Он отпустил перила и поставил правую ногу на самый край площадки, чтобы получше оттолкнуться…
* * *
Полученная от перевербованного австрийского агента информация, что к тайному шпиону, окопавшемуся в штабе фронта, должен прибыть новый связник вместо погибшего Яна Гомбровича, взволновала начальника контрразведки Восьмой армии полковника Гарина. Ведь если удастся взять связника живым, то всего через несколько часов контрразведка наконец узнает имя доселе неуловимого «крота», который уже должен подъезжать к Петербургу в личном салон-вагоне генерала Брусилова. Но для этого дорогого гостя необходимо хорошо встретить…
Для захвата опытного шпиона выехала внушительная воинская команда во главе с начальником контрразведки: офицеры — в открытом легковом автомобиле, а за ними следом грузовик с солдатами.
Прежде чем направиться к указанному осведомителем хутору, контрразведчики заехали в ближайшее село и взяли с собой местного полицейского урядника. Он чинно следовал верхом на своем буром, довольно рослом мерине рядом с открытым «делоне-бельвиле», в котором ехали офицеры. Водитель штабного автомобиля буквально кипел раздражением оттого, что ему приходится черепахой ползти из-за этого деревенского чурбана, который отчего-то не желает пустить своего конягу бодрой рысью. Но деревенский исправник явно привык чувствовать себя единственным представителем власти в этих местах и не желал ни под кого подстраиваться. С исхлестанной, простой, старой нагайкой, висящей на запястье, и с непокорным чубом, выглядывающим из-под фуражки, он напоминал вольного казака.
Версты за четыре от хутора полковник Гарин приказал остановиться. Оставив в лесу солдат и машины, начальник контрразведки направился дальше вместе с двумя своими лучшими оперативными сотрудниками. Впереди шел полицейский, ведя свою лошадь под узды. Заранее было решено, что он первым наведается в дом, чтобы выяснить обстановку. Уряднику по службе было положено регулярно обходить свою территорию, так что его визит не должен был насторожить хозяйку хутора, с которой вражеский агент давно находился в любовной связи.
И все равно, когда полицейский направился к дому, один из подчиненных Гарина с сомнением сказал начальнику:
— Может, для верности окружить дом? Вдруг агент уже прибыл. Как бы он не выскользнул из западни.
Но полковник ответил, что задействовать солдат стоит лишь в крайнем случае:
— Я взял их на тот случай, если придется прочесывать лес. Но лучше обойтись без посторонних. Когда в операции принимает участие много дилетантов, кто-нибудь обязательно допустит оплошность по неосторожности или из-за равнодушия. А мне этот парень нужен живым.
В ожидании возвращения полицейского урядника разведчики расположились за огромной поваленной сосной. Пока окончательно не стемнело, полковник вынул карту местности и стал изучать ее. В это время его подчиненные расстелили на земле кусок брезента, на который стали выкладывать консервы, хлеб и колбасу для ужина.
Рассмотрев карту, полковник Гарин с острым любопытством стал наблюдать за хутором, пытаясь представить, что сейчас делается в доме. Стоящие между ним и хутором небольшие группы деревьев не были ему помехой. До хозяйского дома от их позиции было саженей двести.[20] Приближаться было опасно, ибо их могли учуять сторожевые собаки и поднять лай.
Это была довольно обширная усадьба. В центре ее стоял большой каменный дом в два этажа высотой. Его полукругом окружали различные хозяйственные постройки. Слева от хутора спускалась в балочку дорога и, вынырнув из оврага, уходила в лес. С правой же стороны за небольшим яблоневым садом начиналось поле — ровное, как стол.
Вечерело, стоящие особняком деревья отбрасывали длинные тени. В наступающих сумерках полковник обратил внимание на то, что хозяйка выставила в окне лампу с зеленый стеклом.
— Похоже на условный знак, — с нарастающим азартом произнес себе под нос Гарин и озорно взглянул на одного из офицеров. — Как бы нам не спугнуть удачу. Предлагаю поплевать через плечо и послать друг друга ко всем чертям.
Наконец вернулся урядник. Он рассказал, что, кроме хозяйки и служанки, в доме пока никого нет. Но там явно ждут дорогого гостя.
— Судя по ароматам, хозяйка забила свинью и готовит угощение.
— Она ничего не заподозрила? — озабоченно осведомился в предвкушении большого успеха Гарин.
В ястребиных, с рыжей радужкой глазах урядника появилось самодовольное выражение:
— Да нет-т! Марья мне две чарочки на подносе с пятирублевочкой поднесла, чтобы я лишних вопросов не задавал. Посидел немного для виду и отправился восвояси. Круг с версту сделал — и к вам.
От урядника и вправду сильно несло самогонкой. Перед тем как отправиться домой, он спросил, покручивая мокрый ус:
— А вы что ж, господа, выходит, теперь ждать станете?
Ему ответил один из офицеров, который уже устраивался на ночлег на расстеленной на земле шинели:
— А что вас смущает, уважаемый? По-моему, постелька вполне приличная, учитывая ситуацию. Обидно, конечно, что хозяйка этого симпатичного фольварка[21] ждет не меня. Но что поделать! Жизнь давно научила философски относиться к тому, что в мире нет гармонии.
После того как урядник уехал, полковник не удержался и решил сам поближе изучить обстановку. Гарин ползком преодолел открытое пространство. Несмотря на свой достаточно солидный возраст, он двигался очень ловко, не производя ни малейшего шума. Даже чуткие уши сторожевых псов не уловили приближения чужака. Оказавшись возле дома, полковник осторожно заглянул в окно. В доме не спали. Хозяйка — некрасивая немолодая женщина с типично крестьянским лицом, от которого веяло деревенской простотой — причесалась и надела нарядное платье. Вместе со своей служанкой женщина пила чай.
Гарин обошел вокруг дома, изучая расположение фермы. Это было идеальное убежище и одновременно база для действий на неприятельской территории. Все здесь дышало атмосферой замкнутости и изолированности. Хозяйка хутора — немолодая бездетная вдова, скорее всего, души не чает в ухажере. Агент же так уверен в своей пассии, что даже заранее как-то подал весточку о своем скором визите. Хотя обычно у профессионалов не принято посвящать знакомых женщин по ту сторону линии фронта в свои планы. «Значит, она ему не просто любовница, а верный помощник», — сделал вывод полковник и похвалил себя за то, что раньше времени не раскрыл своего присутствия перед хуторянкой.
Когда Гарин возвращался обратно к месту засады, на него упали первые капли дождя. А через полчаса послышался нарастающий гул приближающегося аэроплана. К этому времени разверзшиеся небеса проливали на землю потоки воды. Только редкий смельчак мог рискнуть подняться в небо в такую погоду. Но, видимо, отменить вылет было нельзя.
Самолет делал круг за кругом над полем, иногда его пилот, словно примериваясь, направлял машину вниз и включал фару. Но, вероятно, раскисшая земля под крылом не казалась авиатору подходящей для посадки.
Было слишком темно, чтобы контрразведчики могли увидеть в деталях, что делается в небе и на земле. Поэтому они ждали в темноте, держа свои револьверы наготове. В конце концов, описав кругов шесть, самолет улетел. Гарин и его люди подумали, что из-за неподходящих погодных условий агент решил возвратиться за линию фронта. Но они ошиблись. Едва забрезжил рассвет, контрразведчики заметили, что в поле шагах в ста от дома лежит какая-то куча тряпья, нечто вроде изодранной палатки. Накануне ее там не было. Подойдя поближе, Гарин и его люди увидели, что это парашют, который не полностью раскрылся. Совершивший неудачный прыжок человек был еще жив. Дыхание его было неестественно частым, иногда из груди вырывались тихие стоны. Он лежал на боку, хотя такая поза лишь усиливала его и без того ужасные мучения. Большой горб мешал ему перевернуться на спину. Этот горб был образован корзиной с почтовыми голубями, привязанной ремнями к его плечам под широким, специально скроенным дождевым плащом, стянутым в талии поясом. Гарин снял с лица агента защитную кожаную летную маску.
— Умоляю, дайте обезболивающего, — едва слышно простонал незадачливый парашютист. Несчастный угасал на глазах. С тоской глядя на врагов, он попросил их еще об одном одолжении:
— Я не хочу, чтобы меня закопали как собаку… я католик.
Гарин велел одному из своих подчиненных скорее сбегать за аптечкой. Когда шприц оказался в его руках, полковник показал его агенту.
— Скажите, к кому вы летели, и я прекращу ваши муки. Обещаю, что вам доставят католического пастора.
Умирающий благодарно прикрыл веки и разлепил потрескавшиеся губы. Гарин припал к самой его груди и с трудом разобрал вырвавшиеся с последним вздохом слова.
— Кличка агента «старик»…
Глава 27
Сапогов пришел в себя на диване в купе Князевой. У него раскалывалась голова от боли, чувствовалась слабость во всем теле и сухость во рту. Жажда была такая, словно он пересек пустыню без воды. Рубашка его была расстегнута. Доктор делал ему массаж сердца.
Сергей попросил пить. Князева поднесла ему стакан с водой. Сделав несколько глотков, Сергей приподнялся на локте.
— Кажется, я был немного не в себе? — смущенно спросил он, переводя взгляд с одного встревоженного лица на другое, пока не наткнулся на своего напарника-контрразведчика. «А он как здесь оказался?» — изумился Сергей. Ротмистр скромно сидел на краешке дивана за спинами хлопочущих над Сергеем доктора и певицы.
— Благодарите своего ангела-хранителя и вот этого господина, — указал на Дуракова доктор. — Этот господин из соседнего вагона. Случайно увидел, как вы рветесь расстаться с жизнью, и чудом успел поймать вас за шкирку, когда одной ногой вы уже были на том свете. Что за сумасшедший дом! Уже второй мой попутчик рвется свести счеты с жизнью.
— Спасибо вам! — сказал Сергей Дуракову так, словно они незнакомы.
— Да не стоит благодарностей. Со всяким может случиться, — понимающе ухмыльнулся Дураков и поднялся с дивана. — Тогда я, пожалуй, пойду, а то меня товарищи наверняка заждались.
Когда посторонний вышел, доктор попросил у Сергея:
— Может, объясните, что с вами произошло. А то ваш спаситель, похоже, решил, что вы допились до белой горячки, и наверняка подозревает в нас ваших собутыльников.
Тут доктор почтительно взглянул на «звезду».
— Вы, Варвара Дмитриевна, естественно, вне подозрений.
Сергей подробно описал события, которые сохранила его память.
— Полагаю, что я был отравлен, — заключил он свой рассказ и посмотрел на еще стоящую на столе свою чашку с недопитым чаем. — Полицейские эксперты наверняка обнаружили бы там яд.
— М-да, скорее всего, вам дали сильную дозу морфия, — со знанием дела вывел фабрикант и объяснил: — Три года назад на охоте приятель по ошибке всадил в меня пулю. Чтобы снимать приступы сильной боли врачи два месяца кололи мне морфий. Из-за этого я едва не стал морфийным наркоманом. Так что ваше состояние мне знакомо.
Фабрикант повернулся к доктору:
— А каково ваше мнение?
— Ну-с, что я могу сказать, — потирая пухлые красные руки, протянул Ирманов. — Состояние сильного возбуждения, необъяснимый страх, яркие фантастические образы, сбивчивое дыхание, сухость во рту, рвота — вы правы: налицо типичные симптомы отравления опиатами.
— Но зачем кому-то понадобилось травить Сережу, да еще наполовину? — непонимающе проговорила Князева.
Доктор авторитетно пояснил ей:
— Скорей всего, злоумышленник рассчитывал на летальный исход. Но молодой организм справился с ядом. Острый приступ галлюциногенного бреда — это защитная реакция пораженной нервной системы на токсическую атаку. Судя по рассказу молодого человека, неизвестный злоумышленник использовал против него достаточно большую дозу морфия.
— Тогда я не могу взять в толк: почему убить хотели именно его, а не меня или вас, доктор? — продолжала недоумевать певица.
— Наверное, потому что это я нашел документы, — ответил ей Сергей. — Я стал опасен для этого человека.
Тут его вдруг осенила внезапная догадка.
— А что, если хозяин яда специально добивался, чтобы моя смерть выглядела, как внезапный приступ острого умопомешательства. Ведь самоубийцами контрразведка не занимается. Ну подумаешь, очередной фронтовой калека выбросился из поезда из-за напомнившей о себе, старой контузии! Кого сегодня этим удивишь!
— Такое под силу очень умному, расчетливому и, не по боюсь сказать — по-своему талантливому человеку, — задумчиво произнес доктор.
— Значит, вы всерьез уверены, что преступник все еще на свободе? — спросила Князева, нервно передернув плечами.
— Теперь я в этом не сомневаюсь.
— Наверное, это кто-то из вагонных проводников или официантов, — предположил доктор.
— Точно! — согласился фабрикант. Не спрашивая, как бывало прежде, разрешения у хозяйки купе, он щелкнул зажигалкой, затянулся папироской, выпустил в потолок струю синего дыма и признался: — Эти рожи мне сразу не понравились. Здоровые лбы, а вместо того чтобы защищать Родину в окопах или приносить пользу на военном заводе, окопались возле генеральской кухни и жируют. Наверняка кто-то из них предатель.
— А мне кажется, что шпион прячется в соседнем вагоне, — выдвинула свою гипотезу Князева — Может быть, это даже тот человек, что был тут недавно. То, что он вас спас, Сережа, еще ничего не означает. Возможно, что на самом деле он собирался обыскать вас, прежде чем сбросить с площадки, но тут появились доктор и господин Ретондов, и ему пришлось срочно разыгрывать из себя спасителя. Вы заметили, господа? У него в лице было что-то лисье.
— Не надо самообмана, — довольно невежливо возразил примадонне Сапогов. — Злоумышленник один из нас четверых. И убеждать себя далее в обратном — опасно и преступно. Мы должны смело взглянуть правде в глаза, чтобы выжить и сохранить документы, за которые несем ответственность. Поэтому необходимо признать, что все, что произошло в этом вагоне, — дело рук одного из нас. Этот человек инсценировал самоубийство журналиста Медникова, который каким-то образом разглядел его истинное лицо под притворной маской. И он же хладнокровно расстрелял в упор курьера, чтобы забрать у него портфель, а заодно и оказавшуюся на свою беду поблизости девушку.
Присутствующие в купе люди замолчали, невольно с опаской поглядывая друг на друга.
— И именно этот человек пытался отравить меня сегодня, — продолжал говорить Сергей, — когда понял, что я опасен для него. Сейчас я скажу вам то, что мне советовал в такой ситуации делать один очень мудрый и знающий человек: с этой минуты и до прибытия поезда на петербургский перрон не доверяйте никому. Любой из нас может оказаться предателем. Вы должны постоянно помнить об этом. И еще… Теперь нам надо большую часть времени держаться всем вместе, на виду друг у друга. Ведь злоумышленнику легче расправиться с нами поодиночке.
— Как вы смеете подозревать Варвару Дмитриевну, меня и господина Ретондова! — возмущенно набросился на Сергея доктор. Ему было неприятно, что какой-то мальчишка, который почти всю дорогу держался незаметно, вдруг по-самозвански присвоил себе прежде принадлежавшие ему полномочия судьи и сыщика. — Мы все тут уважаемые люди. Я намного старше вас и имею чин, до которого вам еще служить и служить. А вот вы кто такой?! Это еще надо проверить, как вы пробрались в этот вагон. Лично у меня ваша персона вызывает наибольшие подозрения.
Возмущенный порыв пожилого чиновника неожиданно прервал промышленник.
— Послушайте, доктор, — спокойно сказал Ретондов, — я тут подумал… Одним словом, у вас ведь наверняка имеется с собой морфий, я видел, у вас в чемоданчике полно всяких склянок.
Доктор осекся на полуслове, явно неприятно пораженный какой-то мыслью.
— Неужели… об этом я не подумал, — пробормотал он себе под нос, но тут же взял себя в руки. Равнодушно пожав плечами, ответил: — Зачем мне морфий. Я же не практикующий врач и не фельдшер на полевом перевязочном пункте.
— Тогда, может, вы соблаговолите для общего спокойствия показать нам содержимое вашего саквояжа, — предложил фабрикант.
Но доктор с оскорбленным видом отказался:
— Полагаю, что вам должно быть довольно моего слова. Вы уже не впервые выдвигаете против меня оскорбительные гипотезы. Учтите, я смогу найти на вас управу, когда мы приедем в Петербург.
Между доктором и промышленником завязалась словесная перепалка. И Князевой снова пришлось брать на себя роль миротворицы. Ей даже удалось уговорить рассерженных друг на друга мужчин пожать руки. Тем не менее доктор всем своим видом демонстрировал, что оскорблен до глубины души.
Остаток вечера все провели в генеральском купе, соблюдая соглашение держаться на виду друг у друга. Только в половине второго ночи мужчины покинули купе Князевой. Как только они вышли, певица заперла дверь изнутри.
Буркнув пожелания доброй ночи, доктор тоже сразу уединился в курьерском купе. Снова щелкнула дверная задвижка.
Фабрикант как-то странно посмотрел на Сергея.
— Пожалуй, я тоже сегодня буду ночевать в собственной компании, благо свободных номеров в этом проклятом отеле теперь предостаточно.
— Боитесь, что я придушу вас, спящего, подушкой? — с насмешкой поинтересовался Сергей.
Несколько секунд мужчины изучающе смотрели друг другу в самые зрачки, словно пытаясь разглядеть потаенные мысли собеседника, скрывающиеся за ними.
— А кто вас знает, — не отводя пытливых глаз, оскалил крепкие зубы в злой усмешке фабрикант, — сами же говорили: любой может оказаться врагом. Почему я должен доверять вам больше, чем доктору? С другой стороны, если вы действительно тот, за кого себя выдаете, тогда я представляю для вас угрозу. Так что в наших общих интересах разойтись по отдельным конурам и держать до утра заряженный пистолет под подушкой. И учтите: если вы постучите ко мне среди ночи, я вам не открою.
— Спасибо за откровенность.
— Всегда пожалуйста, любезный дон. — Фабрикант изобразил шутливый реверанс и исчез за дверью ближайшего купе.
Читать бесплатно другие книги:
