Хроника стрижки овец Кантор Максим

Но опровергать торжественную часть православного обряда и одновременно поклоняться золотому тельцу в лице самых вопиющих его жрецов – это поразительная особенность нашего кривого времени.

По поводу молитвы

В 1910-е годы очень многие авторы мнили себя пророками, апостолами и даже святыми – и часто обращались к Богу без особого почтения, запросто, как к равному.

От Есенина «так говорит по Библии пророк Есенин Сергей» – до Геббельса, написавшего драму «Иисус», а в промежутке можно поставить сотни имен крайне возбужденных молодых людей, которым казалось, что они с Богом вась-вась и имеют на диспут с Ним веские основания.

Как правило, все диспутанты были не ахти как образованны, не особенно хороши по моральным качествам и не очень умны. Выделялся среди прочих богоборец Маяковский – но людей такого масштаба и вообще мало, а среди богоборцев крайне мало.

Когда пылкие юноши повально и без устали дерзят Отцу Небесному, полагая, что их частное представление о порядке вещей не уступает по разумности Его воле, – это свидетельство конца времен. Не свидетельство краха эры Путина или финансового капитализма, а вообще – конца всего сущего.

Так в двадцатом веке уже почти и случилось, во всяком случае, один из «апостолов», Иозеф Геббельс, весьма содействовал тому, чтобы связь времен распалась – и чудом (возможно, Господним) тварный мир сохранился.

Сегодня фамильярные обращения к Богу участились – хотя Маяковского среди пылких отроков не наблюдается.

Помимо черной мессы в Храме, обратился от имени Господа к евреям картежник и жиголо, но вот и в «Новой газете» – очередное фамильярное обращение ко Всевышнему.

Не вполне понял, чьи в газете вирши, но чьи бы ни были – они нелепы: мол, не считайте слова «срань Господня» кощунством, ибо эти же слова имеются и на английском. Это не вполне убедительный аргумент для Бога. На английском также (и на многих иных языках) имеется слово Сатана, и от того данное слово святее не делается.

Молитвы, вообще говоря, возносятся к Господу в смирении и любви.

Причем христианская любовь такова, что исключает агрессию.

Все происходящее сегодня безмерно далеко от искусства и от веры, а профанирование молитвы – это очень дурно, по-моему.

Дурно это потому, что подлинная молитва нужна страждущим.

И затем и существует искусство, чтобы эту подлинную молитву произнести.

А вот когда вместо молитвы выходит такая вот чепуха – то настоящая делается глуше. Господь ее все равно услышит, но не услышит тот, нуждающийся в опоре и в братстве, для которого она говорится также.

Так неправильно, так не должно быть.

И знаете, Путин тут совсем даже ни при чем.

Дело не во власти и дело не в Православной церкви.

Право, не Путин своей зловещей рукой вложил пылающие сердца и маленькие мозги в тела богоборцев.

Дело в неуемной гордыне и безмерной глупости.

Скромнее надо быть и вежливее.

Сказки Бажова

Рассказываю заурядный исторический анекдот, случай из жизни; не ищите подтекста – второго дна нет. Истории лет двадцать. Место действия – квартира Ростроповича и Вишневской на авеню Жорж Мандель.

Это была огромная квартира, в ту пору я таких квартир и не видывал. То есть я не подозревал, что человеку нужно столько места, чтобы поесть и отдохнуть.

Потом и в Москве стали строить очень большие квартиры – для демократически настроенных менеджеров нефтяных корпораций; но в ту пору Советская власть еще не до конца прошла, и квартира музыканта производила сильное впечатление. Не знаю уж, сколько в ней было метров, но главный зал был как ипподром, и самое поразительное – от края до края, вдоль всей гостиной, стояли толстые малахитовые колонны. Я не помню, сколько их там было – не знаю. Может быть, десять. Все вместе напоминало египетский храм. Повторяю, колонны были из малахита, зеленого камня, описанного сказочником Бажовым.

Мы в тот вечер рассматривали коллекцию, у Славы было много хороших картин; говорят, что собрание нынче развешано в президентском дворце в Питере. На авеню Мандель картины смотрелись неплохо, но, признаться, великолепие зала и малахитовые колонны затмили крестьянок Венецианова.

Через пару дней я оказался там же с четой Зиновьевых. Александр Александрович, собираясь в гости, одевался точно так же, как для похода на почту, но Ольга принарядилась, даже украшения надела, в частности, на палец – малахитовое кольцо.

Кольцо произвело впечатление, действительно, красивая была вещь. Галина Павловна сказала: «Какая прекрасная вещь! Вы можете себе это позволить?»

Разговор в тот вечер шел о судьбах России, ругали коммунизм. Я очень люблю Ростроповича и Галину Павловну. Он – великий музыкант, она – великая певица. Все свои сокровища они, несомненно, заслужили. А то, что его коллекция осела в конце концов у Путина в хоромах, – случайность. Повторяю: подтекста в истории нет, рассказ о том, что все относительно.

Тем более что лет через пять я оказался в квартире одного из заместителей Лукойла, и воспоминание о квартире Ростроповича потускнело. А потом уже такое началось. Совершенно не до музыки.

Совокупный эффект реформ

В конце 1980-х у художников стали отнимать мастерские. Это регулярно проделывают в Москве, это как сезонная облава на проституток или рейд милиции по вещевому рынку – раз в два года начинают трясти художников. Дело беспроигрышное: три старичка лягут с инфарктом, какой-нибудь ханурик напишет в газету протест, а вообще люди относятся адекватно. Тогда вытрясали немного, но трясли периодически. Появились кооперативы, и городские чиновники боролись за эффективное использование вверенной им кубатуры, они говорили так: а какую пользу ты стране приносишь? Мы вот сдадим твои 60 метров под обувной магазин или под иное прогрессивное предприятие.

Немногие могли соперничать с обувным магазином.

Председатель райсовета согласился меня принять. Я оделся художником, взял с собой каталоги выставок, пошел в кабинет. Взятки тогда давали умеренные, но исчислялись они всё же в тысячах, у меня таких денег не было.

Но меня просто так полюбили и простили. Я заливался: мол, в Третьяковке картина висит, на Западе выставки. Выслушали и сказали: живи! Ну, ты все-таки сделай нам что-нибудь приятное. Ну, в ресторан, что ли, позови работников райсовета. Чиновники любили, когда художники вели их покушать. Размах иных ваятелей был известен: Церетели и тогда изготовлял крупные произведения и эти произведения обильно обмывал, и другие мастера славились хлебосольством. Мне рассказывали, как один авангардист принимал жэковских работников, украсив стол камчатскими крабами и горячим саке. К приему райсоветчиков готовились, как сейчас к выборам: денег не жалели. Я статуй Ленина не ваял и квадратиков не рисовал, но деваться было некуда. Надо было доказать эффективность производства.

Говорю: выбирайте ресторан.

– Ну, пусть девочки выберут. Люся (это секретарше), скажи, какой хочешь!

– В хаммеровский центр хочу.

– Вот! В хаммеровском давай отметим знакомство.

Стали подсчитывать, сколько народу будет присутствовать на нашем знакомстве. Насчитали 15 человек. Но пришло больше.

Пришли с женами и подругами. Мужчины в галстуках, дамы на шпильках. И стали заказывать еду: лобио, шашлык, карбонад нарезанный, осетрину холодного копчения. Дорого, но что же делать. А потом стало страшно.

– Вискаря возьмем?

– Давай две бутылки «Чиваса».

– Дамам шампанского надо. Давай так: четыре шампанского и три сухонького. Если мало – повторим.

Ну, и коньячок надо марочный. К шашлыку.

И «Алабашлы» надо. Как без портвешка сидеть.

Водочку берем только для закуски, только под сельдь. Два «Абсолюта» смородиновых.

Это уже стоило астрономическую сумму, цены там хаммеровские. У меня было 800 рублей, немало. Но там тысячи на три.

Сначала думал, отдам официанту часы. Но на кой ляд официанту мой «Полет». А потом я уже ни о чем ни думал, просто слушал, как они заказывают.

Официант выслушал заказ с улыбкой и сказал:

– Извините, алкоголь не можем подать, ввели сухой закон.

В целом у Горбачева не получилось. Но тот вечер вспоминаю с теплым чувством.

Тот вечер был точной моделью российского реформаторства в целом.

Эффект от реформ в России всегда неожиданный: сначала сплошное зло, а потом что-то странное.

Остается подождать, что случится от совокупного действия всех инноваций разом: от приватизации месторождений, от запрета на усыновление сирот иностранцами, от повышения тарифов на жилье, от разгрома гуманитарных институтов, от вывоза стабфонда за границу, от вступления в ВТО в момент европейского краха, от платного образования и от распада СССР. Комбинация реформ непростая – но ведь эффект непременно случится.

Политики откладывают новорожденных детей для нужд Родины, но к тому времени, как сироты подрастут, никакой Родины уже не будет. Попросят – а им не покажут.

Подойдет официант к сиротскому столику и скажет: извините, граждане, все уже давно продали и вывезли за границу – газ, нефть, деньги, алмазы, науку, жилплощадь. Мы только вас продавать не хотели – какой с вас навар? А остальное загнали. Какой патриотизм, граждане сироты? О чем вы?

История падения

Древнего Рима

Удивляются, откуда берется кризис, а все просто.

Вот, читаю:

«В январе 2013 года Европейское сообщество выделило рекордный грант размером 1,5 милиарда евро на Human Brain Project, посвященный созданию максимально подробной анатомической карты мозга». Оказывается, рекордную (!) сумму выделили, чтобы наконец – до того данную отрасль науки финансировали недостаточно – научиться делать протезы, которые управляются сигналами из мозга.

Европейское сообщество, то есть собрание просвещенных стран повышенной прогрессивности, поднатужилось, все страны скинулись – и жахнули аж полтора миллиарда на биопротезирование – чтобы у инвалидов были качественные руки-ноги.

Граждане, вы сошли с ума! Ведь на эти деньги можно содержать две-три сносные футбольные команды или освоить десять приличных особняков в Майами. Лучшие люди нашего отечества тратят такие деньги в течение года на уникальные архитектурные фантазии и прогулочные яхты – вы выбрасываете на ветер сумму, равную индивидуальным тратам российского владельца ресурсов!

Опомнитесь! Прекратите популизм!

Вы приносите в жертву никчемным инвалидам то, что могло бы составить годовые траты достойного члена общества!

Имейте в виду, если бы данные средства были пущены по прямому назначению – то довольный миллиардер, наигравшись в яхты, непременно учредил бы литературную премию.

А так – и деньги пропали, и хорошего человека обидели. Граждане, человечество катится в пропасть.

Пупс земли

Знаете, чем отличается лакей от свободного человека? Тем, что лакею проблемы мира и войны не интересны – это господского ума дело; лакей думает о том, чтобы свести счеты с другим лакеем, о жратве, о новых сапогах.

У меня сложилось впечатление, что большинство отечественных колумнистов – сумасшедшие. Не в переносном смысле – но в самом буквальном. Пупсы пишут о бедах своей целлулоидной жизни, выясняют отношения с неугодными. Пупсы пишут про то, что писатель Шевцов атаковал интеллигенцию, что злодей-стрингер сфотографировал Познера на пляже, что богатый авантюрист покончил с собой, и больше писать пупсам не о чем.

Хуже то, что им неинтересно знать.

В мире идут войны, и зреет большая беда. В лакейской про войну не говорят, не придумали, как относиться, не знают, откуда списать слова. Поехать на место событий, узнать, что творится в мире – об этом речи давно нет. Журналистов больше нет – есть свободолюбивые паразиты. Профессия журналиста в России умерла. Скажите, почему мы все терпим ежедневное азартное вранье? Пупсы давно сошли с ума, но они и всех нас с ума сведут.

Городские романсы

Романс-1
  • Затянуло отечество тучами,
  • Либералов прибрал автозак,
  • И, вконец произволом измучены,
  • Пацаны потянулись в «Жан-Жак».
  • Мы имеем сказать власти пару слов,
  • Мы подпишем петиции лист!
  • И поднялся тут Гриша Нанарусов,
  • Из Джей Кью молодой колумнист.
  • Убежденья имел он достойные
  • И от Гуччи нормальный прикид,
  • Не запачкался в годы застойные,
  • Состоявшийся был индивид.
  • И сказал им всем Гриша значительно:
  • «Я за принцип умру, пацанва!
  • Компромиссы сегодня губительны —
  • Для борьбы мы отыщем слова.
  • Я по жизни работаю с логосом,
  • Березовскому речи строчил,
  • При Гайдаре служил политологом,
  • Пока тот с бодуна не почил.
  • Пропускала уж каждая дверь меня:
  • В «Гараже» с Абрамовичем пил,
  • Состоял на подсосе у Гельмана,
  • С Хорошиловым фонды пилил.
  • Я пиарил свободу, как Прохоров,
  • За прогресс мне платил Вексельберг,
  • Я культуру внедрял в мире брокеров,
  • Что ни день зажигал фейерверк!
  • Но иные желают прорухи нам,
  • Нанося вольнодумию вред!
  • Среди нас сидит Дунька Первухина,
  • Лицемерный и подлый главред!»
  • Сгреб в охапку ее, девку резвую,
  • Закипела горячая кровь:
  • «Ты зачем мне зарплату урезала?»
  • И рассек он ей вилкою бровь!
  • Побелела она, стала ватная:
  • «Ты, подлец, получал гонорар!
  • Не пали ты мне хазу приватную
  • И фильтруй либеральный базар.
  • Совершаешь ты, Гриня, ошибочку —
  • Что имеем, то не бережем!»
  • Рот Дуняши скривила улыбочка —
  • И десертным взмахнула ножом!
  • И с жестокостью лютою Берии
  • Раз пырнула, пырнула другой,
  • Полоснула по сонной артерии,
  • И убитого пнула ногой.
  • Весь народ испытал потрясение.
  • А Дуняша сказала: «Народ,
  • Если кто-то имеет здесь мнение,
  • То пусть выйдет, паскуда, вперед.
  • Я башляю вам, сукам, немерено
  • И веду либеральным путем,
  • Руководство над вами мне вверено;
  • Если что – прямо здесь перетрем».
  • Потянулись усталые к выходу,
  • Чтоб в газету успеть поутру,
  • Оставляя на столиках выпивку
  • И не тронув почти фуагру.
Романс-2
  • Расскажу вам сегодня в подробностях,
  • Отчего отощал организм,
  • Почему я на самом дне пропасти,
  • А виной тому – постмодернизм.
  • Был достигнут прожиточный минимум,
  • А потом увеличен стократ.
  • Прикупил я карьер алюминиевый
  • Целлюлозный имел комбинат.
  • Начинал, как и многие, с рэкета
  • И достиг небывалых высот,
  • Но однажды прочел драму Беккета
  • И увидел все наоборот.
  • Жизнь и вправду есть штука абсурдная:
  • Не сколотишь мильярд по рублю.
  • Вот иные считают: подсуден я,
  • А я краем Поволжским рулю.
  • Геометрия здесь неэвклидова,
  • Лобачевского нужно мозги!
  • Неожиданно я позавидовал
  • Тем, кто ходит в «Жан-Жак» и в «ОГИ».
  • Я набрал себе в челядь советчиков,
  • Кем рецепты прогресса даны,
  • Либералов и антисоветчиков,
  • Инвалидов холодной войны.
  • Прежде звал Дерриду – Дерипаскою,
  • Что ни ляпну, всегда невпопад.
  • Но советчики стали натаскивать,
  • Чтоб я знал симулякр и поп-арт.
  • С той поры перестал я по саунам,
  • Щупать девок и виски хлебать,
  • Называл Айвазовского дауном
  • И Малевича стал собирать.
  • Дискурс я обожал, ценя блеск его,
  • Наполняя прекрасным нутро:
  • Наизусть знал поэмы Дашевского
  • И цитировал Влада Монро.
  • И однажды, когда был под мухою,
  • Когда дискурс о прессе зашел,
  • Мне представили Дуньку Первухину,
  • И слюною я весь изошел.
  • Мне охранник сказал: «Петр Данилович,
  • Осторожней с шалавою будь,
  • Здесь судьбы своей точно не выловишь —
  • Ее лохи в подъездах дерут».
  • Я ответил: «Мишаня, отваливай.
  • Что ты в прессе свободной сечешь?
  • Зацени эту тонкую талию —
  • На груди авангардную брошь.
  • Я создам для нее дом издательский
  • И свободную мысль оплачу,
  • Презираю режим обывательский —
  • Дерриду и прогресса хочу!»
  • И три года, как есть в опьянении,
  • Оппозицию я содержал,
  • Симулякром промчалось мгновение,
  • А потом меня Путин прижал.
  • «Я, – сказал он, – ценю твои резвости
  • И готов удалиться от дел,
  • Но в порядке ответной любезности
  • Будь назавтра в Басманном суде».
  • Не в Корее живем! Не в Иране я!
  • И я к Дуне пошел в кабинет:
  • «Разворачивай в прессе кампанию —
  • Мы дадим произволу ответ!»
  • Но сказала Дуняша: «Все акции,
  • Что от вас получил коллектив,
  • Мы давно по решенью редакции
  • Дерепаске отдали в актив.
  • И не вякай, закрой свою варежку,
  • Контролировать надо бабло.
  • Если срок в Магадане потянешь ты,
  • То считай, что тебе повезло».
  • И теперь Деррида мне до лампочки,
  • В самокрутки он даже не гож…
  • Из брезента на зоне шью тапочки
  • И давлю разжиревшую вошь.
Романс-3
  • Заспорили с ребятами о Сталине:
  • Мол, коммунисты поднимают хвост,
  • Имперские амбиции достали нас,
  • А был ведь натуральный холокост.
  • Чуть знает кто таблицу умножения —
  • Его за это дело в Соловки,
  • И аппарат тотального слежения
  • Зажал интеллигенцию в тиски.
  • Талантливых и грамотных прикончили,
  • По крохам собираем мы бомонд,
  • Столицу возродим застройкой точечной —
  • Но можем ли отстроить генофонд?
  • Где взять прикажешь новую Ахматову?
  • Эстрада нынче – полное говно,
  • И я вот это не прощу усатому,
  • Сказал Колян, держатель казино.
  • У нас воображение стреножено,
  • На интеллект наброшено лассо,
  • Играть в рулетку даже не положено.
  • И в этом тоже виноват Сосо.
  • Вот, между прочим, до хрена натырили,
  • А все не можем сколотить общак!
  • На весь народ у нас одна Латынина,
  • Один Акунин и одна Собчак
  • Творцов прошу не путать с местной фауной —
  • Мы пионеры дерзостных идей!
  • Вот, например, Вован владеет сауной,
  • И общество открытое при ней.
  • Мишаня, нрав используя нордический,
  • Аукционный дом прибрал к рукам
  • И тезисы борьбы демократической
  • Расклеил по подвластным бутикам.
  • Стреляли, жгли, взрывали, врали, крали мы
  • В чаду парных и в муках биржевых,
  • Чтоб стали люди в мире либеральными —
  • Оглянемся: кто числится в живых?
  • Теперь общак отдать придется оперу,
  • А ваучеры я отнес в ломбард…
  • Налей, братан, зальем тоску по Попперу,
  • Плесни еще – помянем Ханну Арендт.

Дом с мезонином

Определений фашизма много – от крайне простого, принадлежащего Георгию Димитрову («Фашизм – это неограниченная власть финансового капитала») до расплывчатого, данного поэтом Рубинштейном («Демонстративное беззаконие прикрывается декоративной конституцией»).

Либеральный поэт в первых строках манифеста указывает на то, что фашизмом теперь называют что угодно, а затем подтверждает это положение, назвав фашизмом что угодно еще раз – и это типично.

Мешает пониманию то, что слово «фашизм» не обозначает принципа, отличного от других общественных законов: собирание народа в единую связку и есть смысл любого общества. Даже в «открытом» обществе законы общежития не могут быть эластичными, иначе в домах адвокатов не будет света, а у булочников засорится водопровод. Обличители фашизма указывают на крайнюю степень насилия над индивидом ради процветания коллектива. Это расширительное толкование – таким образом надо признать, что в Древнем Египте был фашизм, хотя Рамзес об этом не подозревал.

Такое прочтение и предложил либеральный философ Карл Поппер, упростивший историю человечества до оппозиции «открытое общество и его враги». Во враги «открытого общества» Поппер внес Платона, Гегеля, Маркса – короче говоря, всех доктринеров. Когда американские президенты составляют проскрипционные списки неблагонадежных стран, это всегда напоминает список неблагонадежных философов, который составил Поппер. Стараниями Поппера возникла универсальная отмычка истории, дихотомия «свободный индивид – тоталитарное государство», Удобство дихотомии заключалось в том, что политические оппоненты истории ХХ века (коммунизм и фашизм) оказались уравненными по шкале подавления личности, и конфликт истории был разрешен мгновенно. Оказалось, что атаке подверглась идея либерализма, а коммунисты и фашисты суть разные лики тоталитаризма, в сущности – одно и то же. Теория Поппера была усилена работами Ханны Арендт, рассказавшей миру об универсальности тоталитаризма, Виктора Суворова-Резуна, объяснившего, что Вторую мировую войну начал не Гитлер, но Сталин, а также удобным термином «красно-коричневые». Лист неблагонадежных философов позволил видеть фашиста и в Марксе, и в Платоне, а синтетическое понятие «тоталитаризм» вывело из-под суда Франко и Пиночета, которые боролись с мировым коммунизмом.

Равным образом обрело смысл высказывание поэта Рубинштейна «азиатско-византийский фашизм Сталина», каковое высказывание с точки зрения истории является полной абракадаброй (поскольку фашизм пришел из Европы, в Византии фашизма не было, Сталин являлся социалистом). Все то, что насилует либеральную идею, является фашизмом – это очень общо, зато понятно.

Сегодня принято потешаться над новой хронологией Фоменко. Фоменко объединил фигуры разных исторических деятелей в одного человека, тем самым ликвидировав исторический процесс. Было бы справедливым указать, что Карл Поппер сделал с историей мысли то же самое. На главный вопрос минувшего века «Что предпочесть для принципа организации общества – права привилегированного меньшинства или права большинства?» – ответ прозвучал так: предпочесть следует права состоявшейся свободной личности. Простите, а с булочниками и электриками что делать станем?

Между тем общественный конфликт исчезать не желал, из минувшего века перекочевал в век нынешний, оставшись нерешенным.

То, что определяет разницу между коммунизмом и фашизмом, формулируется достаточно просто. Коммунизм декларировал легитимное равенство (как заметил Черчилль, технически равенство было достижимо в нищете). Фашизм провозгласил легитимное неравенство – то есть хорошее существование избранных за счет уничтожения неполноценных.

Демократия – питательная среда, дающая возможность обоим принципам проявиться. Любая крайность чревата насилием. Именно на это указывают последователи Арендт, сравнивающие сталинские и гитлеровские лагеря. Не все ли равно жертве? – в этом есть горькая правда.

Лагеря уничтожения (то есть серийного удушения людей низшей расы) сталинизмом созданы не были – в России убивали иначе: чудовищными условиями и рабским трудом, расстрелами и пытками, голодомор унес неимоверное количество жизней. Сегодня принято ставить знак равенства между сталинизмом и нацизмом, хотя последней черты, то есть планомерного истребления детей, удушения младенцев на конвейере – в сталинских лагерях не перешли. Сталинские лагеря истирали людей до однородной массы равных, гитлеровские лагеря – проводили прополку человечества, удаляли сорняки, поскольку еврея перевоспитать невозможно. И то, и другое – кромешное зло. Но это разное зло, и надо знать – чем зло рознится. Зло вообще многолико. От холеры умирают так – а от чумы умирают иначе, а от рака – еще по-третьему. Если врач считает, что всякая болезнь – суть проявление нездоровья, он в целом прав, но лечить он не может.

Сегодняшний мир сознательно вытоптал принцип директивного равенства – и если думать, что коммунизм и фашизм это одно и то же, то бояться фашизма больше не надо. Но это не одно и то же. Здесь мировой Фоменко ошибся.

Закономерное превращение демократии в олигархию, обособление обслуги в сонм избранных, выделение наиболее успешных как креативного класса, который возьмут в будущее, обозначение прочих граждан как несостоятельных (ср. быдло, анчоусы) – есть не что иное, как родовые признаки фашизма.

Именно фашизм следует за крупными экономическими кризисами, поскольку фашизм закрепляет уничтожение среднего класса легитимным неравенством (по признаку расы или креативности), именно фашизм подменяет классовую солидарность и общее дело (чреватое равенством) корпоративным сознанием. И это именно фашизм гарантирует законные права власти меньшинства над большинством.

Мир качнулся влево – но право и лево уже перепутаны, коммунизм объявлен фашизмом, откуда левой теории взяться? В это время мещанин заявляет о своих уникальных правах на свободу – он креативная личность, интересуется интерьерами, он любит авангард. Кстати, Риббентроп начинал продавцом шампанского, то есть начинал с обустройства своего уютного мезонина – затем приложил опыт к общему дому.

Нет человека, который был бы как утес, сказали Джон Донн и Хемингуэй. А креативный класс ответил: мы не на утесе, мы в мезонине.

По миру катится фашистский мятеж, и часто тот, кто произносит фашистский лозунг, мнит себя антифашистом.

Поппера беспокоило качество жизни свободных индивидов, проблема достатка электроэнергии, либерал призывал бороться с демографическим взрывом и ограничить рождаемость в Европе, дабы дети рождались только желанные, а остальные – не рождались.

Я, впрочем, не думаю, что Поппер – фашист, он просто идеологический работник.

Скованные одной цепью

Разница между интеллигентом и мещанином – простая. Но это принципиальная разница.

Интеллигент – это тот, кто мировую проблему делает своей личной проблемой. Мещанин – это тот, кто свою частную проблему – делает мировой. Интеллигент ревнует к Копернику, а не к мужу Марьи Ивановны. Мещанин, когда покупает сервант, полагает, что в целом мире стало несколько лучше. Интеллигент борется за свои права – за те права, которые дают возможность выполнять обязанности. Право интеллигента – это право исполнить долг перед другими. Мещанин борется за свои права обеспечить персональную комфортную жизнь.

Иногда складывается впечатление, что мещанин и интеллигент борются за одно и то же. Мещанин говорит интеллигенту: вот ты за свободную личность, да? И я тоже за свободу! Я даже воплощаю искомую свободную личность. Мещанин говорит: ты, интеллигент, борешься за мои права – и я борюсь за свои права! Значит, мы заодно! У интеллигента возникает иллюзия, что мещанин его союзник – просто интеллигент занят глобальным вопросом, а мещанин посвятил себя частному сектору.

Однако здесь ошибка. Интеллигент ищет свободную личность, для которой боль всего мира – его собственная боль. Свобода интеллигента состоит в возможности разделить ответственность любого, даже дальнего. А мещанин мечтает стать свободной личностью, которая отстояла свои права на отдельное от мира существование. В этом пункте – смысловой подвох. Интеллигент отстаивает права личности, и мещанин – отстаивает права личности. Остается незамеченным, что под словом «личность» они имеют в виду совсем разное. Для мещанина главным является частное, персональное. Персональным для интеллигента является весь мир – его частный интерес предельно широк.

Порой мещанин задает вопрос: разве у меня нет прав отстаивать свой персональный комфорт? Ответ прост: права такие у тебя есть, если не воруешь. Но у общества есть право не считать твои права приоритетными. Это, так сказать, круговорот мещанской морали в природе. Общество – такой же мещанин, как и ты сам. Общество смотрит на тебя и думает, что бы еще у тебя забрать. Оно, как и ты, заботится в первую очередь о своем комфорте. Если ты имеешь право на комфорт, то и общество имеет право на свой комфорт. Тебе нравится много иметь, но и обществу это нравится. Иногда ваши права входят в противоречие – что делать! Пусть победит сильнейший.

В момент такого столкновения мещанин обращается к интеллигенту и говорит: ущемляют мои права, права свободного индивида! Я хотел быть независимой личностью, иметь индивидуальную цель. А тоталитарное общество меня обокрало. И тогда интеллигент начинает бороться за мещанские права, полагая при этом, что борется за абстрактную свободу для каждого. Важно то, что интеллигент ошибки не совершает – он просто включает и мещанскую проблему тоже в число прочих проблем мира. Все проблемы мира – его личные, в том числе и эта. Но вот отождествлять мещанина с интеллигентом на том основании, что они оба борются за права – не следует. Последние пятьдесят лет прошли под лозунгом «борьбы за права человека» – но боролись мещанин и интеллигент за разное. Вот так и получилось, что в борьбе за свободу, которую вели интеллигенты, – победили мещане.

Лабазники

Тут случился производственный казус: вычеркнул пять-шесть банкиров и менеджеров среднего звена из числа читателей.

И обида вышла. Они очень хотели дружить, а вот никак не получалось. У меня взгляды какие-то не те – ну, немного не сошлись, но все ведь можно купить – и в том числе дружбу и отношения.

А вот не выходит, ну и вычеркнул я их, надоели.

А им горько и обидно – и судачат: мол, нехорошо с ними обошлись.

Милые мои лабазники!

Господа спекулянты и лавочники, ваша беда в том, что вы меряете мир на свой аршин.

Но аршин у вас маленький. Понимаете, кроме вашего мирка с ресторанами и спекуляциями – есть большой мир – в том числе мир искусства, мир порядочных людей, мир книг и философии. Этот мир вам знаком понаслышке, вы даже думаете, что войти туда ничего не стоит – вы же славные ребята, кое-что прочли, выглядите почти как люди. Тем более что вам кажется все можно купить за деньги. Вы Айн Ренд начитались – у вас взгляды есть прогрессивные. И почему бы вам, как Абрамовичу, не стать в круг просвещенных людей. Так теперь все толстосумы делают. Сначала немного наворуют, потом побольше прикупят, потом у них уже все есть – осталось с интеллигентами дружить. Теперь ведь лавочник принят во всех домах – он окружен приживалами, он почти что интеллигент.

И надо чтобы интеллигент – букашка – признал, что все приобретения совершены законно. что лабазник не просто самый ловкий и хитрый, не просто самый верткий и жадный – но он еще и самый умный, и самый последовательный.

Он Сталина не любит, он за демократию – он прогрессивный лабазник!

И приживалы поддакивают, хватают свою чечевичную похлебку, пропускают лабазника в партер – оперу слушать.

Однако войти всюду все-таки не получается, ну не везде можно войти.

Совсем недавно вы все очень хотели со мной дружить. Помните? Ах, как хотели, но не получилось – а теперь вы на меня обиделись: думаете, что вина во мне, как обидно вам! Ах, лабазники! Зелен виноград! Найдите себе кого посговорчивее, перетирайте с ним на темы культуры, а попутно можете поминать недобрым словом меня. Я для вас недостаточно хорош. Давайте проживем друг без друга – и вам покойно и уютно, и мне веселей. Ну очень уж вы пустые ребята.

Забудьте и не жалейте!

Покушайте плотненько и успокойтесь.

Ну да – здесь не сложилось, сорвалось, но это я виноват, я! Вы другого очкарика подцепите – обсуждать Шагала и Кафку, – вы найдете как заполнить досуг.

Главное, что шампанское, колбаса, беседы о ресторанах – ведь все у вас остается, – живите, радуйтесь!

Проблема буржуев

Состоит в том, что они употребляют те же самые слова, что и простые смертные. Буржуям все еще надо иногда разговаривать и описывать свои эмоции. Если бы они могли вместо слов «любовь», «красота», «дружба» говорить слова «маржа», «процент», «опция», то жизнь их была бы счастливой. Но порой (нечасто) в общении с детьми, подругами и даже за едой среди себе подобных буржуев – им нужно выразить чувство приязни. И тогда возникает потребность в таких понятиях, которые находятся в обращении у всего человечества, а не только принадлежат буржуям.

Это непривычно для буржуя и очень неудобно.

Особняк можно обнести оградой, счет в банке недосягаем, яхта плавает вдали от смердов, сам вознесен над толпой – но вот слова общие.

Мало этого, от слова «красота» прямая дорога к понятию «истина», а от слова «истина» к понятию «справедливость». Стоит произнести одно из сравнительно нейтральных слов, как оно тянет за собой всю историю человеческой мысли – от которой хочется отгородиться раз и навсегда. Зайдешь, например, покушать, захочешь описать вкусовые ощущения от вина и рябчика – и невольно вступишь на опасную территорию социальных проблем. Казалось бы: где социальные проблемы – и где рябчик, – а вот поди ж ты, оказывается, они объединены понятием «прекрасное». Надо бы запретить эстетику – но как же ее запретить, проклятую, если в список буржуйских удовольствий входит присвоение культуры. Нужен свой знакомый писатель, которого зовут на четверги, свой ручной художник, и вообще, культурная программка – мы с женой всегда ходим в театр на авангардное.

Однако оказывается, что культура – пресволочнейшая штуковина – принадлежит всем.

Это большая помеха.

Чтобы защититься от этой беды, буржуям надо переучить всю культуру, разрушить связь между красотой и истиной, истиной и справедливостью. Задача архисложная, но выполнимая. Всякий век вербуется компрадорская, салонная интеллигенция, которая обслуживает вкусы буржуя, – компрадорская интеллигенция пишет новейшую историю искусства применимо к представлениям заказчика.

И сделано в этом направлении очень многое. Есть свои салоны, где свои художники качественно чешут пятки, есть свои журналисты, которые вам как дважды два объяснят, что у буржуев самая красивая красота.

И можно считать, что победа над миром рядом, но ведь и у пьяного Ваньки, и у нищей Маньки тоже есть свой клок красоты – так себе, неказистый клок, а они его тоже считают красивым. И знать, что красота общая, – нестерпимо для буржуя.

Однако изменить словарь в принципе пока не получилось – буржуйского эсперанто еще не создали. И вряд ли создадут: проблема в том, что эсперанто должно питаться законами настоящего языка, а язык создается народом. И хоть тресни – ничего не изменить. Яхту купить можно, а язык купить нельзя.

И опасное слово «красота» (а как без него в красивой жизни!) остается взрывоопасным.

Буржую можно посочувствовать: он все барахло мира присвоил, чтобы обладать красотой, а оказалось, что красота – это истина, а истина – это справедливость. Ну что теперь делать! Хоть рябчиков не кушай. Расстройство одно.

Теория заговоров

Жил-был грек Бэзил Захарофф, дистрибьютор пулеметов и подводных лодок, один из основателей компании Бритиш Петролеум, владелец казино в Монако. Он продавал пулеметы в количестве, достаточном для ведения мировой войны – причем обеим сторонам. Собственник крупнейшей оружейной фирмы, принимал у себя Ллойд-Джорджа и Бриана, давал премьерам миллионные взятки. Захарофф – он один из тех, кто начинал Первую мировую. Если не верите, загляните в книжки, правда, про него написано немного.

Гораздо больше сведений сообщают про авантюриста Гельфанда-Парвуса. Ведь это Парвус организовал передачу германских денег Ленину и провоз германских денег в Россию в пломбированном вагоне. Солженицын описал отношения Парвуса и Ленина в книге «Август Четырнадцатого», отношения заговорщиков сделали октябрьский переворот возможным. А уж дальше – такое началось, ахнешь!

Правда, в реальности эти деятели никогда не встречались. И Парвус был мелким прохвостом. И германских денег у большевиков не было, есть специальное распоряжение Людендорфа: никаких денег на революцию в Россию не давать, поскольку это опасно для самой Германии. Да и «пломбированного» вагона тоже в природе не существовало – а было целых три железнодорожных состава, в которых амнистированные политические эмигранты всевозможных партий вернулись на родину.

Однако, чтобы узнать, как было на самом деле, надо специально вопросом заниматься – а вот если заглянуть в Википедию, то связь Парвуса – Ленина очевидна, а отношений Захароффа и Ллойд-Джорджа как бы нет.

Здесь важно то, что отношения Парвуса и Ленина представлены как исторически понятная, логическая связь: авантюристы, ненавидящие Россию, договорились, и это на руку германской военной машине. А зачем Бэзилу Захароффу договариваться с Брианом? Никакой видимой цели нет – ну, разве что много денег заработать. Но это несерьезно рядом со злодейскими фантазиями Парвуса.

Зачем захватывать Ирак – кто может увидеть в этом заговор? Зачем начинать войну на Ближнем Востоке? Зачем разваливать Россию? Заикнитесь об этом, и вам немедленно скажут, что вы верите в теорию заговоров, это свидетельствует о вашей неразвитости.

Есть объективные процессы! Есть История!

Распространенное мнение состоит в том, что история происходит согласно объективным социальным процессам, а подменять логику рынка, производства, экономики теорией заговора – значит не понимать реальности.

Реальность же состоит в том, что вся новейшая история есть череда заговоров.

«Теория заговоров» – крайне смешное выражение, поскольку заговоры – это не теория; заговоры – это историческая практика. В том и состоит настоящий заговор: надо так повести дело, чтобы представить реальный заговор – силой вещей, а небылицу – представить как заговор.

Все, что мы наблюдали в последние десятилетия, – есть заговор.

Соглашение в Беловежской пуще – заговор.

События 1991 года, комедия с Форосом и т. п. – заговор.

События 1993 года и узурпация власти Ельциным – заговор.

Приватизация государственной собственности – заговор.

Поддельные выборы 1996 года – заговор.

Вчерашние выборы – заговор.

И протест против фальшивых выборов, в защиту иного олигарха – заговор тоже.

Банковская деятельность – заговор.

Финансовый капитализм – заговор.

Ценообразование в современном искусстве – заговор.

Собственно, теория бескризисного развития капитализма, основанного на бесконечных кредитах, – есть не что иное, как теория заговора.

И в этот заговор мы верим как в объективную силу вещей – а сами вещи разучились замечать.

Вот, скажем, бессменный куратор Московской биеннале современного искусства Иосиф Бакштейн – одновременно состоит академиком в Академии искусств Зураба Церетели. То есть данный персонаж служит в революционных матросах и в правительственных войсках; совмещает новаторство и номенклатуру. Хотелось бы ввести объективный критерий новаторства – а то запутаемся с вангогами. Радикальное новаторство не противоположно коррупции, но становится возможным лишь в условиях хорошо организованного мздоимства. Это здравое положение отвращает нас от теории заговоров.

Такова сила вещей: когда надо, коррупция признается за новаторство, когда не надо – коррупция обличается как общественная язва.

Вот либеральная публика выражает недовольство тиранией. Режим раздает бюджетные деньги и государственную собственность; Сердюков – пример кумовства.

В целом дележ госимущества авантюристами осуществлялся под контролем Чубайса, который признался, что приватизацию вел с нарушениями закона. Любопытно, кого именно в правительстве критикуем? Сердюкова порицаем – понятно. А Чубайса порицаем или нет?

Хотелось бы избежать теории заговоров и понять объективный закон развития демократии. Чиновник, создавший коррупцию, является либералом и буквально входит в семью либералов, то есть тех, кто критикует коррупцию. Возможно, прогрессивная критика разделяет в правительстве тех, кто состоит в родстве с либералами, и тех, кто женат на мещанках? Или есть иная дефиниция? Уточнение необходимо для осознанной борьбы с произволом.

Таких примеров – тьма; примеры множатся в разрушенном сознании граждан, которым велено принимать противоречия за объективный характер вещей, а желание назвать вора вором приказано считать теорией заговора.

Уважаемые граждане, история – это действительно заговор.

История – это заговор, и если этого не понимать, то очень трудно вообще понять что-либо. История людей – это заговор богатых против бедных. Заговор жадных – против доверчивых. Заговор подлых – против униженных.

Это совсем не теория, это ежедневная практика.

Голубой период русской истории

От Белоруссии вплоть до Москвы (проезжаешь Барановичи, Минск, Смоленск, Вязьму, мелкие населенные пункты) – стоят бедные холодные деревни. Ничего не изменилось за тридцать лет капитализма: нищета и темнота. Вязьма как была дырой при царизме, так дырой и осталась. Орша не лучше. Бабки несут на перрон вареную картошку, стучат в окна вагонов, показывают кастрюлю, обернутую газетой, – купи, милок! Бессмысленные пацаны курят, провожая глазами состав.

Зато в Москве многие разбогатели, это должно утешать наблюдателя русской жизни: неудачники коротают век в Орше, личности зажигают в столице.

Горит, впрочем, неярко. Ждал увидеть баррикады у Кремля, ораторов в «Жан Жаке», Огюстов Бланки и Прудонов новейшей капиталистической истории – ничего этого нет. Зашел в книжный, познакомился с последними трудами писателей: Улицкой, Быкова, Акунина – Рубинштейна (совместное произведение) и прочих; более всего понравились детские стихи Веры Инбер «Сеттер Джек», остальное показалось не вполне осмысленным. Ряд кинотеатров и магазинов закрылся. Упадок или нет, а резвого бега в сторону просвещения, как прежде, не наблюдается.

Правда, на Арбате таджик-велорикша предлагает отвезти в эротический музей. Таджик, синий от холода, его повозка покрашена в желтый цвет, на повозке написано «Точка Г». И еще в бывшем кинотеатре «Ударник» владелец целлюлозного комбината Шалва Бреус дает парти по случаю вручения премии Кандинского – за инновации в изоискусстве. По щербатым ступенькам спешит гламурная публика, и замечено, что дамы уменьшили объем губ – прежде в губы закачивали силикон, нынче тренд изменился. Так что новации есть.

Еще рассказали про свадьбу дочки воротилы Хорошилова – событие справили в ресторане у Зураба Церетелли. Были гости: представитель президента Швыдкой, критик Гриша Ревзин, другие свободомыслящие лица. Еще в журнале мужской моды «Джей Кью» поменялся главред; или это уже давно? Еще в Третьяковке выставка с идеей: сравнили натюрморт XVIII века с натюрмортом XXI. Оригинальные русские натюрморты писали на рубеже XIX – ХХ веков, концепция удивляет. Но кто-то пыхтел, придумывал. Главная новость: четверо знакомых стали гомосексуалистами – сплетники сообщили на вернисаже в Третьяковке.

– А знаешь, концептуалист из группы «а+б» стал гомосеком.

– Не может быть! Ему пятьдесят пять лет.

– С серьгой в ухе ходит.

– Может, самовыражение?

– Нет, реально стал голубым.

– Однако.

– А знаете, что модный телеведущий тоже намедни стал голубым?

– Невозможно!

И еще про двоих рассказали шепотом. Несмотря на то что гомосексуализм легализован, разговоры об этом явлении по-прежнему секретны. Путина ругают во весь голос, а про гомосеков – шепотом. Выходят на демонстрации, шумят – а пользоваться правами не умеют.

Прекратите стесняться: педераст – это звучит гордо!

Один мужчина доказывает другому мужчине свое расположение путем внедрения в задний проход товарища своего детородного члена – зачем этого факта стесняться? Граждане, будьте последовательны! Связи с женщинами в литературе описаны детально. Говорите об анальном сексе джентльменов во весь голос!

Не скрою, меня удивило, что немолодой еврейский мужчина сделался педерастом, но я расценил данный факт как жест художника: авангардист сперва отказался от живописи, затем от женщин. Впрочем, он рисовать сроду не умел, и женщины его не любили – так что основания имелись. Но к чему застенчивость?

Видимо, всему виной агрессивная косность простого люда, связавшего педерастию с либерализмом. Возникло в народе оскорбительное слово «либераст», отражающее то обстоятельство, что либеральные демократы подчас являются гомосексуалистами. Что заставило избирателей обобщить частные случаи до символа?

Сомневаюсь, что «анчоусы» знакомы с историей античного социума – однако наблюдение верное. Древнегреческая традиция предъявляет пару – «демократия – мужеложство», и порой кажется, что одно без другого невозможно: ведь в колыбели античной демократии содомия была вещью обычной. Веришь в избирательную систему, в народных избранников? Тогда изволь подставить задний проход товарищу по избирательному участку.

Античность является для западной истории образцом: Ахилл и Патрокл, Сократ и Алкивиад, – мы не подвергаем сомнению достоинство этих людей; так зачем же стесняться Моисееву, Виктюку, Тимофеевскому? «Когда бы грек увидел наши игры», этот грек, возможно, и понял бы, что принципы либерализма влекут за собой потребность в содомии. Впрочем, Греция уже не та – и не только Греция изменилась.

Социальные и эстетические категории нашего времени по звучанию лишь имеют аналоги в античном мире. Если термин обществоведения схож с тем, что употребляли в эпоху эллинизма или в эпоху Просвещения, – это недоразумение.

Демократия сегодня – отнюдь не тот строй, который воодушевлял Перикла; либерализм – это совсем не то, что имели в виду либералы, боровшиеся с колониализмом; и авангард – давно уже просто обоз с кухней.

И либерализм – не либерализм, и педерастия – не педерастия.

Нетрудно сказать, что поменялось в основной посылке. Античный педераст алкал духовного тождества со своим партнером, а через это тождество прикасался к гармонии, не отягощенной прагматическим долгом перед обществом – потомством, семейным очагом и т. п.

Женщины – для воспроизведения рода и охранения домашнего очага, мальчики – для духовного сопряжения, чистого чувства. Современный педераст, напротив, – тщится доказать свое равенство с гетеросексуалом; педерасты доказывают, что они не хуже смешанных пар могут создать семью и растить детей. Античная педерастия не старалась предстать институтом, идентичным браку, – напротив, педерастия настаивала на том, что противоположна браку. А вот современная педерастия именно равенством с гетеросексуальным браком и озабочена.

Равенство утвердили, но пропал смысл явления.

В истории культуры произошло сходное. Вот, имеется страна Россия – у данной страны имеются культурные особенности, их надо учитывать. Но Россию представили «неудачной» Европой: мол, разницы нет, только у русских кириллица, снег, крепостничество, степь, миллионы бесправных жителей. Мы припудрим нос, глядишь, не заметят. В результате культурно-исторической фальшивки – и Россия Европой не стала, и европейские неурядицы не были поняты: их оценивали, исходя из российского опыта. В истории искусства, в экономике, в социальной философии, в литературе произошло ровно то же самое – два несходных меж собой явления выдали за одно и то же: авангард и декоративное искусство; средний класс и корпоративное государство; писатели и конферансье.

Бывает, что у пьяного двоится в глазах; но сегодня стараются убедить трезвого, что он видит не два предмета, но один. Вместо двух разных явлений возник мираж одного предмета, наделенного двойной моралью. Живи с кем хочешь: с мужчиной или женщиной – все равно будет семья, можно и католическая. Живи в Москве или Париже – все равно будет одна цивилизация; рисуй картины или кричи петухом – все равно выйдет искусство. Предъявлена вторая мораль, столь же качественная как первая, пользуйся какой угодно – результат будет один, он предрешен: это сводит общество с ума. Именно поэтому и появилось слово «либераст», выражающее сомнение в природе явления, – народ подозревает несостоятельность как либеральной, так и педерастической доктрины.

Стараясь оградить себя от двойной морали, народ также использует слово «пидарас» – это не эвфемизм слова «педераст», это попытка растожествления разных явлений, объявленных одним; «пидарас» – это обозначение точки отсчета. Вот едешь в поезде, смотришь в окошко на Вязьму, Оршу, Смоленск, на баб в ветхих платках, на пацанов в дермантиновых курточках, доезжаешь до столицы – и одно только слово хочется сказать.

Пидарасы.

Другая любовь

Я не гомосексуалист.

Не вижу надобности этого факта стесняться – равно как не вижу надобности стесняться тем людям, которые гомосексуалистами являются.

Кому что нравится.

Мне тут попались сообщения о том, что я – гомофоб. Это совершенная ложь.

Страницы: «« ... 7891011121314 »»

Читать бесплатно другие книги:

В бунинском рассказе «Легкое дыхание» пятнадцатилетняя гимназистка Оля Мещерская говорит начальнице ...
Рядовой Александр Арцыбашев честно отслужил в спецназе ГРУ, демобилизовался и отправился на малую ро...
Все мы хотим жить радостнее, любить, надеяться, строить серьезные отношения, растить счастливых дете...
Уникальная книга о невероятном городе. Венецианское прошлое не исчезло, вечная красота свежа, как «в...
Писательница, поэт и общественный деятель Грейс Пейли (1922–2007) считается одним из лучших рассказч...
Во всем мире Роберт Шекли признан лучшим мастером юмористической фантастики и великолепным новеллист...