Ведьмина охота Пономаренко Сергей
— Кто нашел труп? Почему этого человека здесь нет?! — наконец задал следователь самый важный, как по мне, вопрос.
Комиссар сразу строго взглянул на помощника, переадресуя вопрос ему.
— Мальчишки из ближней деревни. Играли в разбойников и отошли далеко от села. Увидев труп, в страхе помчались в село. Я их допросил, записал показания. Вот, возьмите, господин судебный следователь. — Никоненко протянул ему несколько листов, заполненных мелким, но очень красивым почерком с завитушками. — Они никого тут не видели и ничего путного сообщить не смогли. Сюда я их не привел, потому что они до сих пор трясутся от страха, да и толку от них тут не было бы никакого.
— Это мне решать, от чего будет толк, а от чего не будет! Ваша бестолковость весьма заметна! Вы какой-то расхлябанный и на службе не в мундире! — отчитал Никоненко судебный следователь. — Старосту села опросили?
— Так точно, господин судебный следователь. — Никоненко вытянулся, он явно испугался, наверняка очень боится потерять свое место. — Он сообщил, что никого из посторонних в селе не было, пообещал прислать телегу за телом и собрать жителей села для опознания. Имеется предположение, по описанию личности убитой, что это восемнадцатилетняя Ольга, дочь Миклошика, русинка. Намедни отправилась к тетке в соседнее село, видимо, на обратном пути ее и подстерегли. — Тут он оживился и произнес с облегчением: — А вон и крестьяне, которых прислал староста.
По оврагу не спеша приближались шестеро мужчин в длиннополых одеяниях из грубой материи и высоких шапках. Верх у одних шапок был цилиндрической формы, у других — квадратной. Все как на подбор были с пышными усами, и те, что помоложе, и те, что постарше. Не доходя нескольких шагов до следственной группы, они остановились, сняли шапки, поклонились и выжидающе уставились на судебного следователя, сразу распознав в нем главного.
— Кто у вас старший? — грозно спросил следователь.
Вперед вышел мужчина с квадратным верхом шапки и странными матерчатыми вставками в одеянии, похожем то ли на красноармейскую шинель времен Гражданской войны, то ли на униформу стрельцов времен Ивана Грозного.
— Павло Патерний, господин следователь, — представился он.
— Подойди ближе. Узнаешь ее? — спросил следователь, указывая на тело девушки.
— Ольга, дочь Ивана Миклошика. — Мужчина быстро перекрестился. — Она самая, бедолага сердешная.
— Зафиксируйте опознание и прикажите отвези тело в село, комиссар. Расспросите жителей, может, кто-нибудь из них вспомнит что-нибудь полезное. Допросите ее родителей, соседей. Завтра приезжайте ко мне во Львов, там будем думать, что дальше предпринять. Писарь остается в вашем распоряжении, пусть оформит бумаги как положено.
— Благодарю за оказанное доверие, господин судебный следователь! — По тону и выражению лица комиссара можно было прочитать его мысли: «Сбросил на меня всю работу, чтобы в случае чего сделать козлом отпущения. Видит, что тут нет никаких зацепок».
Лицо молчаливого писаря приобрело кислое выражение — его не обрадовала перспектива остаться здесь в качестве подчиненного комиссара.
— Господин судебный следователь, прошу прощения, вы сразу намереваетесь вернуться во Львов? — извиняющимся тоном поинтересовался врач.
— А вам какое дело?
— Прошу простить великодушно за мою навязчивость, но не смогли бы вы взять меня с собой, господин судебный следователь? Очень мне надобно попасть туда. Буду вам очень признателен!
Судебный следователь насупился, и я подумала, что он сейчас разразится гневной тирадой и откажет врачу, который мне показался довольно симпатичным. Конечно же, лишь крайние обстоятельства заставили его просить об одолжении грубияна следователя, по-моему, еще и весьма недалекого. Не знаю, как он может работать на этой должности! Следователь уже открыл рот и грозно сощурился, но неожиданно довольно спокойно сказал:
— Ладно, поедем вместе. Мне будет любопытно с вами побеседовать, я вижу, вы человек много повидавший.
— Буду рад, если смогу быть вам полезен! — Врач приподнял над головой котелок.
— Поскольку вы местный, идите вперед. Карета ожидает на дороге, мы не рискнули подъехать ближе, — сказал следователь.
— Как вам будет угодно, — кивнул врач.
Он шел легкой и быстрой походкой бывалого путешественника, видимо, ему к дальним пешим переходам не привыкать. Следователь за ним не поспевал и, не выдержав, крикнул:
— Господин лекарь! Мы же не на дерби[12], поэтому давайте не будем устраивать скачки!
— Прошу прощения, господин судебный следователь! — спохватился врач и замедлил шаг.
Они выбрались из оврага, здесь тропинка стала чуть шире, и они смогли идти рядом.
— Я хочу с вами побеседовать, господин лекарь, как говорится, тет-а-тет. С условием, что о нашем разговоре никто не узнает.
— Обещаю вам, что никому ничего не расскажу. Можете по этому поводу не переживать, господин судебный следователь.
— Надеюсь, вы понимаете, что в противном случае вам грозят большие неприятности?
— В этом у меня нет сомнений, но проблемы мне не нужны.
— Что скажете об этом убийстве? Не напоминает ли оно вам лондонское? Говорите начистоту!
— Одна и та же рука! Я это сразу отметил. Убийца работает профессионально и быстро. Открою вам секрет: в лондонском морге мы провели эксперимент на трупе бродяжки — нанесли такие же ранения и изъяли органы, как было при убийстве проститутки. Засекли время на хронометре. И что вы думаете? У нас это отняло почти полчаса, а у Потрошителя — менее пятнадцати минут. Несомненно, он хирург, и притом незаурядный. Предполагаю, что даже скальпель или нож, которым он пользовался, весьма необычен.
— Выходит, Потрошитель навестил наши края? Вы говорили, что под подозрением был русский врач.
— Он якобы через семь месяцев объявился в Петербурге, его арестовали по подозрению в убийстве своей любовницы, тело которой было искромсано. Но судя по аналогичному убийству девушки, труп которой я только что осмотрел, он не был Потрошителем, так как умер во время следствия. Не занимается же он этим кровавым делом, став призраком?
— Думаю, то, что не удалось хваленой лондонской полиции, Скотланд-Ярду, сделаем мы — изловим Потрошителя! Судя по всему, надо искать мужчину, не так давно появившегося в наших краях. У нас все пришлые на виду, так что не скроется. Лондонская полиция располагает приметами Потрошителя?
— Нет, разве что некоторые свидетели упоминали темное пальто и красный шелковый шарф. Да, еще одна, на мой взгляд, немаловажная деталь: Потрошитель был уверен, что его не поймают, он даже отправлял в полицию письма и бандероли с органами убитых после каждого убийства.
— Какой ужас! Поистине он безумец!
— Думаю, что он не сумасшедший, раз ему столько лет удается скрываться от полиции.
— Одно дело скрываться в перенаселенном Лондоне, другое — здесь. Расстояние между тремя найденными трупами никак не более десяти-пятнадцати верст.
— Выходит, вы согласны с предположением комиссара, что эти убийства совершило одно и то же лицо?
— Пока не отбрасываю эту версию. Убийца должен был как-то передвигаться на такие расстояния, не думаю, что он преодолевал их пешком. На него не могли не обратить внимание местные жители. Народ в этих краях ведет оседлый, патриархальный образ жизни и настороженно относится к новым людям. Если чужак появится, нам непременно станет известно об этом в самое ближайшее время.
— По роду занятий он может быть тем, на кого не особо обращают внимание: почтальон, бродячий торговец, нищий или даже врач.
— Неплохая идея! — Следователь в упор посмотрел на врача. — А как давно вы здесь?
— Чуть больше полугода. И в качестве подозреваемого я для вас кандидатура номер один: не просто врач, а хирург! — Тут он даже позволил себе усмехнуться, видимо, не понимая, что этим лишь усиливает подозрения следователя. — Находился в Англии, когда Потрошитель делал свое черное дело, и сейчас работаю врачом в крае, где происходят аналогичные убийства.
— Пожалуй, вы правы, стоит к вам повнимательнее присмотреться! — произнес следователь холодно, прищурив глаза цвета воды поздней осенью.
— А вас не удивляет, что в списке претендентов на роль Потрошителя меня не было?
— Скотланд-Ярд иногда страдает близорукостью. Да и откуда мне знать, может, вы и были в том списке, только смогли улизнуть!
— Дело в том, что я человек очень общительный, и дюжина свидетелей могли подтвердить, что во время совершения всех этих убийств я был в компании приятелей далеко от тех мест.
— Относительно Англии придется поверить вам на слово. Чтобы проверить, потребовалось бы много времени и значительные средства. Но как вы сможете доказать, что не причастны к здешним убийствам?
— На основании осмотра тела жертвы могу сказать следующее: с учетом погодных условий, температуры воздуха, степени окоченения и трупных пятен на теле смерть несчастной девушки наступила примерно десять-двенадцать часов тому назад. Вчера, еще до заката солнца, ко мне привезли женщину, которая никак не могла разродиться. Мне пришлось провести полостную операцию, так называемое кесарево сечение. Требовалось извлечь ребенка и, пардон, зашить матку. Это весьма утомительное занятие, и управился я глубокой ночью. Ребенка удалось спасти, мать — нет. Имеется около десятка свидетелей, которые могут подтвердить мои слова. Надеюсь, это снимает с меня подозрения? Или вы думаете, что среди ночи я отправился на охоту за жертвой?
— Это мы обязательно проверим. Напомните, как вас звать?
— Тризубов Иван Игнатьевич, к вашим услугам, — беззаботно ответил лекарь.
А я уже не сомневаюсь, что судебный следователь уготовил ему роль козла отпущения. Врач вполне годится для исполнения этой роли. Следователь же, поймав Потрошителя, может рассчитывать на награды, продвижение по службе и славу. И все это потому, что врач проявил себя очень умным и знающим.
Мужчины вышли к карете, стоявшей на грунтовой дороге. Я не знаю, что мне делать: вернуться назад, к комиссару, или отправиться со следователем и врачом? Останавливаюсь на втором варианте. Врач мне интересен, я восхищаюсь его бесстрашием. Ведь он сам завел разговор о Потрошителе, рассказал о своем участии в расследовании его преступлений, хотя не мог не понимать, что следователь вполне может назначить его на роль убийцы. И он найдет способ заставить врача признать себя виновным в том, чего он не делал, как нередко случается и в наше время. Похоже, врач безумец.
— В управление! — приказал следователь, когда они забрались в карету.
Кучер в ливрее щелкнул кнутом, и экипаж тронулся. Врач вполне спокоен, а я не сомневаюсь, что в конце пути следователь не захочет расстаться с ним.
— Скажите, любезнейший, каким образом вы очутились в Англии, да еще в качестве патологоанатома?
— В детстве зачитывался книгами Даниэля Дэфо и Джонатана Свифта, они пробудили во мне тягу к путешествиям и подтолкнули к выбору профессии, как у небезызвестного Гулливера. Судовой врач — чем не романтическая профессия? Пришлось поездить по миру, что позволило мне набраться опыта. Думал бросить якорь в Англии и даже имел намерение жениться и открыть частную практику, но ничего не вышло. Надменные англосаксы к иностранцам относятся с предубеждением. У них столько комплексов и пронафталиненных правил — как у старых дев! Я по натуре оптимист. Пару лет попрозябаю в провинции, залечу сердечные раны и поеду в Буду завоевывать клиентуру.
— Выходит, вы до сих пор холостяк?
У следователя вид ищейки, почуявшей дичь. А как же: врач, холостяк, обиженный на женщин из-за неразделенной любви, постоянно путешествующий, — чем не подходящая кандидатура на роль Потрошителя?
— Как-то не сложилась семейная жизнь. — Врач беззаботно махнул рукой, словно отгоняя невидимую муху. — Вы упомянули в начале разговора дерби. Не означает ли это, что вы интересуетесь конными скачками, господин судебный следователь?
— Мой отец владеет племенным заводом, и его лошади каждый год участвуют в Большом Пардубицком стипль-чезе! Мои детство и юность прошли рядом с лошадьми. У меня собственная конюшня, и признаюсь вам, что, когда придет время, без раздумий уеду отсюда и продолжу дело отца. — Следователь оживился, видно, он и в самом деле большой любитель лошадей.
— Поразительно! Мой отец был управляющим конного завода графа Замойского, что в имении Старая Весь под Варшавой. Теперь там хозяйничает мой старший брат.
— О-о! Известный конный завод графа Замойского! Наслышан о нем. Знаменитые Крафтон и Кретан-Ред вышли оттуда.
— Отец хотел, чтобы я стал ветеринаром, и с детства привил мне любовь к лошадям. Вот только тяга к путешествиям оказалась сильнее. Какие породы лошадей разводит ваш уважаемый родитель?
Врач оказался достойным собеседником, к тому же ценителем лошадей, и разговор велся теперь только о них. Названия пород, какой-то нониус — я ничего в этом не понимала, и мне было скучно. Судебный следователь оттаял, признав во враче знатока лошадей и любителя скачек, увлекся беседой. А я теперь жалела, что не осталась с комиссаром. Но вот врач вытащил из кармана сюртука серебряную фляжку и предложил следователю:
— Прекрасный бальзам, настоянный на карпатских травах, мужчине придает энергию арабского скакуна. Не желаете ли попробовать?
— Скажете такое — скакуна! — рассмеялся следователь. — Но попробовать можно!
Врач отвинтил крышку, оказавшуюся стопкой, и ловко плеснул в нее напитка, что было непросто сделать в шатающейся из стороны в сторону и подпрыгивающей на ухабах карете.
— На здоровье, господин следователь!
Следователь стал смаковать напиток.
— Ничего вкуснее не пил, господин лекарь!
— Бальзам настоян на множестве горных трав и уникален по своим целебным свойствам, эффект от него вы почувствуете уже сегодня вечером. — Врач лукаво прищурился. — Обещаю, что привезу вам в подарок целую баклажку этого карпатского нектара!
— Буду вам весьма признателен!
Мужчины, передавая друг другу стопку, выпили до конца бальзам. Вскоре, остановившись в придорожном трактире, они плотно пообедали и выпили бутылку ракии. Беседа у них плыла, как вода в горной речке, перепрыгивая с обсуждения политических новостей на пикантные достоинства балерин львовского театра. Затем, по очереди сходив в отхожее место, они продолжили путь.
Врач вышел в пригороде Львова, пообещав следователю обязательно привезти карпатский бальзам. Я же осталась в карете, решив прокатиться по старому городу, посмотреть, каким он был в конце девятнадцатого века. Проехали через привокзальную площадь мимо помпезного здания железнодорожного вокзала, роскошью отделки подавлявшего находящиеся поблизости серые неказистые зданьица. Повернули, и вместо ожидаемых шпилей костела Святой Елизаветы я увидела пустырь. Поехали по улице Городоцкого, отличающейся от современной лишь оформлением и языком вывесок на магазинчиках, тянущихся бесконечной вереницей. Большинство названий — на польском и венгерском, вместо асфальта — грубая брусчатка, так что трясет немилосердно. Свернули и поехали вдоль трамвайной линии, тут дома и магазинчики попроще. Заметила вывеску с названием улицы — «Леона Сапеги». От необычных названий пестрило в глазах, следователь же после сытного обеда с благодушным видом спал, слегка похрапывая.
Наш маршрут довольно длинный. Проезжаем мимо учебного заведения с колоннами, но это не знакомый мне университет; потом минуем очередной костел с двумя башнями-близнецами, рядом с ним — приземистые монастырские постройки, однако, судя по тому, что у входа стоят жандармы, в них, скорее всего, размещается тюрьма. Затем вижу помпезное, в стиле ампир, здание банка, а в самом конце улицы — огромное трехэтажное серое здание. По обилию полицейских и жандармов в форме догадываюсь, что это и есть Главное управление полиции города.
Следователь просыпается, сладко зевает, потягивается — не спешит покидать экипаж. Лезет в карман, достает платок, и что-то падает на пол. Это скомканная бумажка, испачканная чем-то красным. Он поднимает и разворачивает ее, и на пол падает что-то сизое, кровоточащее. Дрожащими руками следователь расправляет бумажку, на ней написано: «Благодарю за приятную беседу. Очень рад знакомству, жаль, что оно оказалось непродолжительным».
Следователь наклоняется и рассматривает кусок кровоточащей плоти на полу.
— Боже мой! Это почка! Потрошитель был рядом, и я его упустил!
По злобному выражению лица можно догадаться, что он сейчас поднимет тревогу и всех отправит на поиски наглого убийцы, решившего над ним посмеяться. Но вдруг следователь успокаивается, нервно кусает губы. Видимо, желание не стать посмешищем в глазах коллег-полицейских и руководства пересиливает. Убийца столько времени был рядом, насмехался над его тугодумием, не сомневаясь в своей безнаказанности. А ведь на каком-то этапе их беседы следователь даже был готов арестовать врача, но не сделал этого! Возможно, преступник этого ожидал, и справиться с ним в одиночку было бы непросто. Хотя можно было призвать на помощь кучера. Горе-следователь бумажкой подхватывает почку и снова делает бумажный комок. Выйдя из кареты, выбрасывает его в урну и с важным видом входит в дверь полицейского управления.
Я, обалдевшая, иду следом за ним. Я видела серийного убийцу, возможно, самого Джека-потрошителя! Почему я не пошла следом за ним? Несомненно, так поиздевавшись над следователем, он поспешил уехать из города. Убийца оказался тонким психологом, просчитавшим действия своих противников. Следователю, чтобы объявить его в розыск, надо представить прокурору весомые аргументы, а ведь он выбросил почку жертвы, заботясь лишь о своих личных интересах. Конечно, следователь в конце концов инициирует охоту на этого врача, но не сразу, а время будет упущено.
Вдруг все завертелось перед глазами, и я отправилась по временнму коридору в свой мир.
Лежу в постели, прихожу в себя. Путешествия во времени подбрасывают все новые загадки, и я не могу себе представить, как они могут быть связаны с событиями, происходящими со мной в настоящем. Единственное, что их объединяет, — это жажда убийства. В наше время ученые всерьез занялись поисками «гена убийцы», предполагая, что он может проявить себя только при определенных условиях, когда как бы срабатывает некий пусковой механизм и новоявленный убийца уже не может остановиться, сея смерть.
Вспоминаю разговор следователя и убийцы. Возможно, это не сам Джек-потрошитель, а его последователь, желающий искупаться в лучах чужой славы. Он весьма амбициозен, иначе зачем бы ему понадобился весь этот спектакль, но в то же время осторожен. Просчитывает поступки людей, словно ходы в шахматной партии. Предполагаю, что он этот розыгрыш устроил спонтанно, поняв, насколько недалекий человек его противник, следователь. Но зачем ему надо было держать при себе почку? Ведь если бы следователь его заподозрил и арестовал, почка послужила бы неопровержимым доказательством вины.
Итак, у меня в активе путешествий в прошлое галерея убийц: Эржебет Батори, ее дочь Илона, проникшая в наше время и что-то разыскивающая в архивах книгохранилищ Львова, и некий лекарь, хирург, — последователь Потрошителя с берегов Туманного Альбиона или даже сам Потрошитель. Если представить, что ген убийцы в самом деле существует и передается потомкам, то этот лекарь может быть праправнуком кровавой графини.
Я многое узнала из Интернета о семействе Батори, его представители известны славными делами, однако они не отличались хорошим поведением. Это касается теть, дядь, кузенов и кузин графини. А вот о ее официальных детях история скромно умалчивает, что, впрочем, ничего не означает. Или они делали что-то плохое по-тихому, или же вообще не делали. Может, я зря пытаюсь найти связь между встретившимися на моем пути серийными убийцами?
Спать не хочется, а уже два часа ночи. Вспомнила, что Мартин разрешил в ночное время выходить во двор. Думаю, полчасика побродить по двору, защищенному от чужих взглядов глухим забором, мне не помешает. Это лучше, чем снова начать считать баранов или смотреть кино. Весь завтрашний день предстоит просидеть в доме, тогда и высплюсь, и фильмов насмотрюсь.
Спускаюсь на первый этаж, подхожу к входной двери и обнаруживаю, что она закрыта на ключ и Мартин мне его не оставил. Выходит, я тут заперта и выйти не смогу. Окна первого этажа закрыты снаружи ролетами, так что покинуть дом можно, только выпрыгнув из окна второго этажа. Становиться парашютисткой у меня желания нет. Ну что ж, обойдусь без ночной прогулки.
Тут у меня возникает идея, как выйти из дома, и я спускаюсь по винтовой лестнице в гараж. Без опаски включаю свет и начинаю поиски. Нахожу пульт управления воротами, выключаю свет и, волнуясь, нажимаю на кнопку. Ролета начинает медленно подниматься, почти не производя шума. Подняв ее на метр, нажимаю на кнопку «стоп». Сразу ощущаю приток свежего воздуха и одуряющий запах цветов. Подныриваю под ролету и оказываюсь снаружи.
Боже, как чудесно! Ощутить такие насыщенные цветочные ароматы можно только ночью. Воздух становится удивительно густым и упругим, а щемящая тишина завораживает. Позади дома газон, редкие низкорослые фруктовые деревья; вдоль дорожек, выложенных плиткой в шахматном порядке, — высокие кусты самшита. Такой самшит я видела только в Крыму.
Вдруг слышу шум приближающегося автомобиля, наверное, возвращаются жильцы соседнего дома. Замираю, прислушиваясь. Автомобиль останавливается поблизости, похоже, возле забора дома Мартина. Мне совсем это не нравится, я настораживаюсь, возникает предчувствие, что эта ночь может преподнести сюрприз. Сливаюсь со стеной дома и всматриваюсь в ворота. Раздается негромкое звяканье открываемой металлической дверцы рядом с воротами, и кто-то входит во двор. Это вернулся Мартин? Но почему он не открыл ворота пультом и не въехал во двор?
Человек идет осторожно, явно старается не шуметь. Свет луны очень слабый и не позволяет рассмотреть этого человека. Но почему-то мне кажется, что это мужчина. А кто еще здесь может появиться? Ведьма Илона? Это нереально!
Незнакомец открывает дверь ключом и исчезает внутри. Страх начинает проявлять себя спазмами в желудке. Какая я глупая! Вновь оказалась в ловушке!
Все стало на свои места. Вторым «черным трансплантологом» был Мартин! Он специально закрыл меня в своем загородном доме, чтобы, обеспечив себе алиби, ночью вернуться и убить меня. Наверное, уже определил, куда денет мое тело, или же у него есть место, где он сможет разобрать его на органы. Чего добру пропадать! Мне повезло, что одолела бессонница и я решилась прогуляться. Мартин не учел, что я могу догадаться, как выйти из дома без помощи ключа.
Но что же я стою как вкопанная? Обнаружив, что меня нет в доме, он обязательно обыщет двор. Смертельная угроза не миновала, я лишь получила отсрочку на пару минут. Слышу шаги внизу, в приямке, куда я выбралась из гаража. Я потеряла драгоценные минуты, и теперь будет проблематично сбежать.
Бросаюсь в сторону газона, перепрыгиваю через кусты самшита и замираю за ними. Самшит посажен так, что образует сплошную стену вдоль дорожки, и я смогу под его прикрытием отползти куда подальше. Но не сейчас — уже слышатся приближающиеся вкрадчивые шаги. Жаль, что я не обладаю способностью крота зарываться в землю!
Вспыхивает яркий свет фонаря-прожектора, он бьет далеко, шаги уже рядом со мной, меня и незнакомца разделяют только кусты самшита. Задерживаю дыхание, зарываюсь лицом в траву, которая пахнет гнилью и тленом. Я едва сдерживаю себя — так хочется вскочить, рвануть к забору и, перемахнув через него, скрыться. Высота забора — не менее двух метров, и я не уверена, что мне удастся преодолеть его с первой попытки, а второй у меня не будет. Поэтому лежуи про себя молюсь.
Луч фонаря, закончив ощупывать дальнюю часть территории, приближается ко мне. Ужасно то, что этот человек обнаружит меня до того, как я это пойму. Сдерживаемое дыхание разрывает грудь, воздуха не хватает. И я уже готова на все, только бы эта мука ожидания быстрее закончилась. Луч фонаря останавливается всего в полуметре от меня и прыгает в сторону. Слышу удаляющиеся шаги.
Я спасена!
Переворачиваюсь на спину и наконец дышу полной грудью. Хочется плакать и смеяться, но сдерживаю себя: любой шум может выдать меня, ведь убийца находится неподалеку. У меня нет сомнений, что это Мартин или его посланец смерти, ведь, кроме Мартина, никто не знает, что я здесь.
Ожидание кажется бесконечным, но я умею ждать. Знаю, что Мартин, если это он, не останется ночевать в доме — ему надо возвращаться в больницу. Не получилось у него, как задумал: я избежала ловушки! Наконец слышу, как он заводит двигатель автомобиля и уезжает. Я, обессиленная, продолжаю лежать на траве. Представляю, что было бы, если бы Мартин приехал на полчаса раньше, когда мой дух витал в прошлом, а беззащитное тело находилось в доме. Тогда бы меня ничто не спасло!
Теперь надо думать, как поскорее убраться отсюда, причем как можно дальше. Пора возвращаться в Киев! Но куда я пойду ночью? Сейчас около трех часов, ближе к пяти начнет светать, и тогда я смогу отправиться в путь. Насколько помню карту из Интернета, через Жовкву проходит железная дорога, можно доехать до Ковеля, а уже оттуда — до Киева. Несмотря на серьезность ситуации, очень хочется спать. Решаю вернуться в дом, принять холодный душ, выпить чашечку крепкого кофе, а как только начнет светать, уйти отсюда. Перед тем как войти в дом, подхожу к воротам и прислушиваюсь: не слышно ли звуков подъезжающего автомобиля? Вокруг мертвая тишина.
Зайдя в дом, закрываю за собой ролету гаража, иду в ванную, раздеваюсь и становлюсь под струи холодного душа, чтобы прогнать сонливость. Вытершись, не поддаюсь искушению походить голышом и быстро одеваюсь. В голове просветлело, в теле ощущается необычайная бодрость. Иду наверх, включаю ноутбук, чтобы отправить письмо по электронке.
«Ролета! Почему он ее не опустил? — Мысль ужалила подобно скорпиону. — Оставил открытой специально для того, чтобы я вновь зашла в дом-ловушку?»
Мчусь вниз, спускаюсь по винтовой лестнице в гараж. Не включая свет, в потемках нащупываю пульт и нажимаю на кнопку. Ролета медленно ползет вверх, я уже рядом с ней, в ожидании, когда пространства между ней и полом будет достаточно, чтобы я могла выскользнуть наружу. Еще немного!
Я задергалась, словно в припадке эпилепсии, а сердце на мгновение остановилось от ужасной боли, охватившей все тело. Не в силах управлять своим телом, плашмя падаю на пол, и сознание покидает меня. Тьма снаружи, тьма внутри меня!
Часть 2
Герб Батори
Сознание медленно возвращается вместе с ощущением дискомфорта. Я окоченела, лежу на чем-то ужасно твердом и холодном, спина словно деревянная. Не могу пошевелить ни рукой, ни ногой. В голове туман, мысли путаются, не могу понять, что со мной. Рядом кто-то хриплым голосом поет детскую песенку, не попадая в ноты:
Мама бьет по сковородке, пляшет бабушка канкан. А от папиной чечетки дом трясется, как вулкан. Вся семья поет и скачет вот уже недели две, Завелись от кукарачи тараканы в голове[13].
Открываю глаза: я совершенно голая, моя поза напоминает букву Х. На теле краской нанесены круги, и не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что они означают! Меня начинает бить озноб, скорее не от холода, а от страха.
Поворачиваю голову в сторону певца и вижу низкорослого небритого мужчину со сморщенным, как сушеная груша, лицом, в грязном салатовом халате. Он крупными стежками штопает живот обнаженного трупа, лежащего на мраморном столе. По-видимому, я лежу на таком же. От этого зрелища меня чуть не стошнило, едва справилась со спазмами, судорожно сглатывая слюну. Ворочаюсь, пытаясь освободиться, но безрезультатно, зато мои потуги привлекли внимание мужчины, и он как-то ласково на меня взглянул. Так смотрит воспитатель детского сада на новенького малыша в присутствии его родителей.
— Где я?
— Разве не видишь, милочка? В морге, милочка. А я санитар, Игнатом кличут.
— Зачем я здесь, Игнат? Ведь я живая!
— Все мы временно живые, и каждый в свой срок отправляется на место постоянной прописки.
— Прошу вас, освободите меня! Я вас отблагодарю! Вам нужны деньги? Сколько вы хотите за мое освобождение?
— Не волнуйся, милочка. Скоро ты будешь свободна от всех мирских забот и от денег тоже. Там они тебе не пригодятся.
— А-а-а! — ору что есть силы. — Убивают! Пожар! Спасите!
Игнат отрывается от своего занятия. У него все лицо в мелких прыщиках, сам он небольшой, сухонький. Берет грязную тряпку, лежащую рядом с трупом, вытирает ею руки в медицинских перчатках и ленивой походкой идет ко мне.
— Спасите! Спасите! — ору я, а он все приближается, явно намереваясь засунуть омерзительную тряпку мне в рот.
Я этого точно не переживу!
— Простите меня, я больше не буду кричать! Только не надо этого! — умоляю его, когда ужасная тряпка приближается к моему лицу.
— Ведь обманешь, милочка! Меня женщины всегда обманывали.
— Клянусь, буду молчать! Тише воды, ниже травы, поверьте мне… Прошу вас, вы такой хороший, добрый!
— Правду говоришь, милочка, я добрый! Поверю тебе, но если снова будешь докучать своими криками, то не обессудь. А вообще-то поболтать с тобой даже интересно, не так скучно.
Игнат возвращается к своему занятию, и я с облегчением перевожу дух. Ситуацию ужаснее этой трудно себе представить. Абсолютно беззащитная, обездвиженная, бесстыдно голая, лежу на секционном столе в ожидании, когда меня выпотрошат. Уже и метки сделали на теле для этого.
— Чего молчишь, милочка? Не боись, что-нибудь рассказывай, только не кричи. А то сразу вспоминаю свою бывшую, волноваться начинаю. Дура она была у меня, ой какая дура!
— Может, вы все же отпустите меня? Вы же добрый человек.
— И не проси, милочка, а то я разнервничаюсь, и добра тебе от этого не будет. Ты не боись, когда придет твое время, я тебя молоточком по голове тюкну. — Игнат наклоняется, достает молоток с большим резиновым набалдашником, демонстрирует мне, любовно поглаживая. — Из тебя сознание уйдет, и ты ничего не почувствуешь.
От такой перспективы мне становится дурно, но я не могу ничего сделать. Неужели это все? Нет, надо бороться до конца!
— Мартин здесь? Я хотела бы с ним переговорить. Вы могли бы его позвать?
— Мартин? Не знаю такого.
— Ну, тот, который меня сюда привез.
— Так это люди Графа тебя сюда доставили.
— Графа?!
— Ну да. Он самый главный.
— Кто такой Граф? Какое у него настоящее имя?
— Кто его знает. Даже лица его не видел, он всегда наряжается, как хирург на операцию, только в щелочки глаза видны.
— Какой цвет глаз у него?
— Тебе не все ли равно? Или ты влюбилась в Графа? Успокою я тебя, не он будет резать.
Не хочется верить, что Мартин и есть Граф, но то, что меня выкрали из его дома, это доказывает. Ведь только Мартин знал, где я прячусь. Странное прозвище — Граф… А если это прозвище дано ему не просто так? Графиня Батори, ее дочь графских кровей, хоть и незаконнорожденная, потомки ее, возможно, дожившие до наших дней… Но почему я считаю, что между Графом и ведьмой Илоной существует родственная или иная связь? Что за фантазии!
А если все же предположить, что графине удалось проследить линию своих потомков и выйти на живущего в этом времени? Смерть Тонича — результат встречи прапрабабки со своим праправнуком по прозвищу Граф? То есть ведьма Илона теперь под опекой этого самого Графа? Бред, да и только!
Стоп! Лезут в голову всякие домыслы, а ведь меня ожидает неминуемая смерть! Мысль отрезвляет и возвращает в реальность, изгоняет все другие мысли. Перспектива скорой и ужасной смерти пугает, уходит на задний план все второстепенное, в том числе ведьма Илона и ее возможная родственная связь с Графом.
Не все ли мне равно, Мартин этот загадочный Граф или кто-то другой, пусть даже известный мне, и какова судьба ведьмы, попавшей в наше время?
Жизнь — это главное и самое ценное достояние человека! Она у меня оказалась столь короткой, ничего путного не успела сделать. Уйду из этого мира, никого и ничего не оставив после себя. Ведь еще в прошлом году я могла выйти замуж за Егора, а не дурью маяться, оттягивать принятие решения, сомневаться в чувствах. Ну что там проверять, я люблю Егора и никого другого! И в школу Шамбалы на учебу я зря уехала, чуть Егора не потеряла.
Почему чуть? Совсем потеряла, ведь смерть разлучит меня со всеми, кого знаю и люблю! Никак не могу поверить, что мои жизненные часики отсчитывают последние минуты… Вот если бы у меня был ребеночек от Егора… Мальчик или девочка… После моей смерти они приходили бы на мою могилку с цветами. Если девочка, то красотулечка… От таких мыслей на глазах выступают слезы. Не будет у меня могилки: выпотрошенное тело где-то закопают, и следов не останется. Да и закапывать будет нечего: органы, скелет, кожу — на продажу, а мясо — на колбасу! Тут я разревелась и уже не могу сдерживаться, ору:
— Не хочу на колбасу!
— Вот женщины, что за народ?! Чуть что — и в слезы! — возмущается Игнат. — Не реви, мешаешь работать! Уже чуток осталось!
— Если бы тебя так — на колбасу! — сквозь рыдания пытаюсь объяснить причину слез.
— Ну что ж, — отзывается Игнат, — мясо человеческое сладковатое, чем-то конину напоминает, если не очень жирное.
От этих слов я начинаю биться в истерике и кричать еще громче.
— А говорила, что не будешь… — укоризненно произносит Игнат и тянется за тряпкой. — Нельзя верить женщинам!
Умом понимаю, что только хуже себе делаю, но не могу с собой совладать. Хотя что может быть еще хуже?!
— А-а-а! Спасите меня! — ору во всю глотку.
Дверь открывается, в комнату входит мужчина в хирургическом одеянии, в руке у него контейнер для органов.
— Что здесь происходит?
От одного его вида меня передергивает, я замолкаю, впав в ступор. Вот она, смерть моя! Неужели это Мартин?
Звонит мобильный телефон, и чудовище в облачении хирурга извлекает его из кармана халата.
— Да, сейчас приступаю… Клиента на сердце нашли? Отлично! Не буду затягивать, присылайте курьера… Расчеты как обычно… Не волнуйся, не напортачу, Граф!
Чудовище в халате, получив указание относительно моих органов, сует мобильник обратно в карман и деловито отдает распоряжение:
— Игнат, чего ждешь? Приступай! Куклу потом заштопаешь!
Санитар достает молоток и подходит ко мне. Он размахивается, его движения — словно замедленные кадры кино.
«Господи, что же это делается?! Я не хочу умирать!» — только и успеваю подумать я, и сильнейший удар обрушивается на голову. Меня несет ввысь, в звездное небо, а моя звездочка падает вниз, подводя черту под моей жизнью.
Открываю глаза или то, что теперь у меня есть вместо них. Голова раскалывается от боли. Все плывет, двоится, троится. Смутно вижу рядом с собой светлый силуэт с нимбом вокруг головы.
— Ты Бог?
— Нет, я только его архангел из небесной прокуратуры, — с неприятным, но знакомым смешком отвечает фигура. — Пришло время чистосердечно покаяться в грехах, иначе в рай не пущу.
— Стас, ты сволочь! И здесь успел пристроиться!
Зрение восстанавливается, передо мной довольная физиономия моего старого знакомого, следователя Стаса. Он в белом халате и такой же шапочке. Маска стянута на подбородок.
— Судя по всему, я должна тебя благодарить за спасение. — Слова даются с трудом, мой голос едва слышен. Голова кружится, ощущаю слабые позывы к рвоте.
— Уже второй раз, Иванна! Если придется спасать тебя в третий, не отвертишься, станешь моей женой или хотя бы согласишься переспать со мной.
— Это называется — злоупотребление служебным положением… Я тебе очень благодарна, Стас, и… — Я закашлялась.
— Готова с тобой переспать! — Стас быстро закончил в своей интерпретации мою фразу и сразу сделался серьезным, даже мрачноватым. — Оставим шутки до лучших времен, Иванна. У тебя сильное сотрясение мозга, вскоре меня отсюда попросят, несмотря на корочки следователя. Поэтому не будем попусту тратить время. Ты вляпалась в такое болото, что не знаю, удастся ли тебя из него вытащить.
— Раз ты здесь, значит, поверил, что я не убивала Соню и того врача. — С надеждой смотрю на него.
— То, что, идя по твоему следу, мы вышли на торговцев человеческими органами, в общем-то, не изменило версию в отношении тебя. Ты по-прежнему подозреваешься в убийствах. Что же касается торговцев органами… В похоронной конторе из покойников незаконно извлекали кости, суставы, взамен набивая тела чем попало. А вот убиенный врач психиатрической больницы занимался не только этим. Твои подозрения относительно насильственной смерти одиноких пациентов ради их органов подтвердились — была проведена эксгумация трех трупов. Дело они поставили на широкую ногу, поэтому предполагаю, что подобных смертей было значительно больше.
У меня голова закружилась от услышанного, и я закрыла глаза. Как можно было ради денег пойти на такое?! Лишать жизни людей, чтобы получить органы! Вот нелюди!
— Тебе плохо? — забеспокоился Стас. — Вызвать врача?
— Не надо, уже лучше. — Не хочу его огорчать — меня переполняет чувство благодарности к нему. — Я тебе обязана жизнью, Стас!
— Опоздай мы на несколько минут, и с тобой было бы покончено. Увидел тебя безжизненно раскинувшейся на столе…
Он сокрушенно покачал головой, а его глазки лукаво забегали. Я покраснела: Стас видел меня совершенно голой! Чтобы справиться со смущением, я осторожно притронулась к забинтованной голове:
— Получить здоровенным молотком по темечку…
— Твоя головушка оказалась крепкой. А оперативно прибывшие реаниматоры даже привели тебя в чувство. У тебя были пьяные глаза, словно ты бухала целую ночь. Но ты все же вкратце рассказала, откуда тебя похитили и кто. Это здорово нам помогло, так как их самого главного никто в глаза не видел, он контактировал только с директором конторы, который сумел сбежать. Известно только прозвище главного…
— Граф! — вырвалось у меня. — Граф позвонил патологоанатому, перед тем как меня тюкнули по голове, чтобы без помех выпотрошить. — Тут мне стало дурно от своих же слов.
— Все верно. Твои свидетельства, хотя ты была не вполне адекватна, и номер телефона звонившего говорят о том, что за всем этим может стоять Мартин Леонидович Фекете. К сожалению, от тоже скрылся. Ищем. У тебя нет предположений, где он может быть? Куда мог уехать?
— Не знаю…
— Попытайся вспомнить, что он тебе говорил. Он мог невзначай упомянуть приятеля, родственника… Словом, повспоминай, ведь ты и в больнице с ним неоднократно беседовала.
— Мартин говорил, что загородный дом у них на двоих со сводным братом.
— Это дело! — обрадовался Стас. — Сводный брат! Раз дом на двоих, значит, они довольно близки. Пороемся в биографии Фекете. Спасибо, Иванна, я знал, что не уйду от тебя с пустыми руками.
— Я до сих пор подозреваемая? Выходит, из больницы попаду в тюрьму или сумасшедший дом?
— Зачем так трагично, Иванна? Ты давай, лечись. Пробудешь здесь около месяца — таков вердикт врачей. Тут нормальные условия, а за это время я расхлебаю заваренную тобой кашу. Ведь тебя подозревают еще и в убийстве археолога.
— Тонича?!
— Тут все серьезно. Есть свидетели, что накануне убийства вы ссорились. Обнаружены твои отпечатки пальцев в арендуемой им квартире. Хотя даже в Интернете можно прочитать, как можно перенести отпечатки с одного предмета на другой. Но в суде результаты дактилоскопической экспертизы являются серьезным доказательством.
— Женщина, которая жила вместе с этим археологом… Ее нашли?
— Вроде такая была, но никто ничего о ней не знает. Она тоже в списке подозреваемых. Ищем.
Об Илоне я ничего не могу сообщить Стасу, так как формально ее не существует. Ведь не скажешь же ему, что она ведьма-убийца, попавшая в наше время из Средневековья! Тогда он наверняка упечет меня в психушку.
Дверь в палату открылась, вошла медсестра, за ее спиной замечаю милиционера. Стас перехватил мой взгляд.
— Ваше время истекло, больной нужен покой, — строго произнесла медсестра, глядя на Стаса.
— Ты под охраной, не бойся, что Мартин может тебя навестить. — Фальшиво улыбаясь, Стас поднялся.
— Милиция меня стережет, чтобы я не сбежала?