Живые книги Иванцова Мила

10

Со вчерашнего дня Женька ждала звонка из кафе, надеясь, что появится в их «каталоге» подходящая Книга, ведь она, как смогла, объяснила книжнице Ане свой интерес. Но никто не звонил. Конечно, не каждый день записываются новые участники акции, и не каждый был бы ей интересен. А может, девушки просто закрутились и забыли о ней? Вот Женька и решила, раз уж есть у нее сегодня свободное время, зайти к ним, просмотреть картотеку и еще раз напомнить о себе.

На душе у нее было неспокойно, не каждый день принимаются и реализуются важные жизненные решения, но не хватало еще демонстрировать свое волнение и неуверенность в собственном будущем перед Ильей! Может, ее надежды получить таким образом ответы на насущные вопросы от чужих людей и выглядели странными, не исключено, что лучше было бы посоветоваться с кем-то из знакомых или читать настоящие книги… Но в кругу ее общения не было людей, в которых она видела бы пример успешного выхода из жизненного «крутого пике», а прочитанные ею книги представляли собой вариации сказки о Золушке, непременно радовали хеппи-эндом, но не очень-то в них верилось, да и конкретных советов по выживанию они не давали.

Девушке хотелось бы поговорить с кем-то из успешных людей, которых она нередко видит со своего места администратора на плазменном экране, развлекающем посетительниц в ожидании очереди. Желательно — с женщиной. Которая «смогла». Которая падала и поднималась, приложила усилия и наконец вырвалась на другую орбиту своего существования. Ее интересовали именно такие женщины, а не те, которые просто удачно вышли замуж. Хотя это тоже своего рода «ход конем». Но себя на их теплом месте Женька не слишком представляла по многим причинам. А еще — не представляла, по какой причине те самые, успешные, которые «смогли», стали бы вести задушевные беседы с такой обычной девушкой, как она, хотя дурой она себя и не считала, но все же… Поэтому акция в кафе пробудила в ней надежду, что не Книга, а именно Читатель выбирает себе пару для разговора, и это было неким козырем, шансом, возможностью. И вовсе не важно, что придется оплатить десерт рассказчику и потратиться на кофе для себя. Собственно, это вообще не было проблемой — она уже давно сама решала, на что тратить заработанные деньги, и нередко делала это бестолково, но с превеликим удовольствием.

Книжница Аня положила счет на стол и забрала пустую чашку из-под кофе глясе и тарелку со сладкими крошками.

— Да, вижу, нет мне пока интересной Книги, но вообще акция-то как-то движется? Что-то происходит? — заглянула ей в глаза Женька.

— О, да! Вчера был конфуз — Книга не пришла, а женщина, которая ее заказала, сидела и скучала. Такая интересная, я не рассказывала? Она писательница и выискивает здесь новые сюжеты.

— Ух ты! Писательница?! Так, может, мне с ней?

— Да я тоже было подумала, но… вряд ли, — неуверенно ответила Аня. — Во-первых, она тоже Читатель, а не Книга, а во-вторых…

— Что? — с нетерпением подвинулась к официантке Женька.

— Она… Ну, не выглядит очень успешной и довольной жизнью, уж извини.

— Как это? Писательница — и не успешная?! Вот бы ее увидеть!

— Да всякое бывает, может, творческий кризис у нее, но я думаю, что там что-то личное. Мы здесь много чего видим, начинаешь в людях разбираться.

— Ааа… И что ж она?

— То есть?

— Ну, когда Книга не пришла?

— А! Так здесь как раз был еще один Читатель и пригласил ее за свой стол, чтобы «почитать» вместе!

— Ух ты! Романтично! А Читатель хоть симпатичный? — не на шутку заинтересовалась Женька.

Аня с посудой в руках оглянулась на столик неподалеку, где одинокая женщина с двумя мобильными телефонами, лежавшими на краю стола, доедала свой обед — штрудель с курицей и греческий салат.

— Ничего так. Но… Но он слепой. Почти. Поэтому и «читает» у нас, — тихим голосом сообщила Аня.

— Уууу… — вздохнула Женька. — Ну извини, иди, ты ж на работе. Но если случится какая-то Книга, желательно женщина, которую жизнь била и не сломила, ты уж мне маякни, плиз!

— Ага, непременно, — улыбнулась Аня и привычно легким шагом спустилась по лестнице.

Женька достала из сумочки зеркальце и помаду, подкрасила губы, поправила рукой челку, поднялась и уже хотела уходить, как из-за спины вдруг услышала приятный грудной женский голос:

— Если есть немного времени и интерес к битым жизнью женщинам, пересаживайся ко мне.

— Это вы мне? — оглянулась Женька.

— Да, — вытерла губы салфеткой дама лет около пятидесяти и указала взглядом на пустой стул у ее столика.

Девушка онемела от неожиданности, но приняла предложение посетительницы. Аня, которая уже несла заказ с первого на третий уровень кафе, удивленно оглянулась и двинулась дальше. Возвращаясь, задержалась на мгновение возле них и спросила:

— Что-то закажете?

— Не знаю, — еще не оправилась от неожиданности девушка, — может, вы чего-то хотите?

— Ой, не смеши меня! Ты решила меня угостить пирожным?! По условиям акции?

Женька растерянно пожала плечами.

— Во-первых, я и так только что стоптала штрудель, хоть и клялась, что теста больше не ем, надо худеть! Во-вторых, я в эту акцию не записывалась, а просто, извините, подслушала ваш разговор и решила рассказать тебе одну байку из жизни. Поэтому — условия игры здесь не работают. Вам бы, девушка, тоже было полезно послушать, но вы, к сожалению, на работе. Поэтому принесите нам, пожалуйста, два стакана сока. Грейпфрутовый пойдет? — глянула она на Женьку.

— Да, — кивнула та, очарованная голосом и удивительной, несколько грубоватой, но доброжелательной манерой общения этой женщины.

Удивленная Аня исчезла и через минуту принесла два стакана сока.

— Как твое имя?

— Женя.

— Проблемы, подруга?

— Не без этого. А вас как зовут?

— Виктория.

— А отчество?

— Павловна. Но это не обязательно.

Женщина взглянула на часы на стене, затем на каждый свой мобильный, глотнула соку и заговорила:

— Значит, слушай историю о битой женщине. Уже более десяти лет назад были у меня и муж, и сын, и семейный бизнес — строительная компания. И деньги были, и люди в подчинении, и техника. Вроде, не женское дело, но в полном соответствии с нашим с мужем образованием — инженерно-строительный институт. Вдвоем, казалось, можно было горы своротить. А были как раз времена, когда то, что не запрещено, — разрешено, период больших возможностей для того, кто умел и хотел «крутиться» и не боялся рисковать, чтобы сколотить стартовый капитал. Но случилась беда — на строительстве рухнула стена и погибли люди. Как следствие — прокуратура, уголовное дело, заморожены счета в банках, претензии родственников погибших, похороны, паника среди рабочих, а муж… Муж возьми да исчезни!

Женька слушала молча, реагируя лишь выражением лица или движением кистей рук, лежавших на столе. В руках собеседницы появилась пачка сигарет, она покрутила ее и положила возле мобилок — курить здесь не разрешалось. Но после небольшой паузы женщина неожиданно рассмеялась:

— Знаешь, я в такой штопор попала тогда, думала — не выберусь. А еще переживаю, куда любимый делся, когда узнал о такой беде? Мужчины — народ слабонервный, думаю, вдруг пошел и с моста Патона прыгнул, или где-то повесился, или еще как-то покончил с собой.

— А на самом деле?! — широко раскрыв глаза, спросила Женька.

— А на самом деле через пару месяцев вызывает меня следователь и показывает: пришло по почте в прокуратуру письмо, написанное собственноручно им, любимым. И в этом письме он всю вину возлагает на меня как на ответственное лицо, выдававшее приказы и указания, а себя именует не более чем исполнителем. Вот так, подруга! А ты говоришь…

— Ого… — сказала девушка, даже не зная, как реагировать на такую историю. — И как же вы дальше?

— Я? Ну, слава Богу, у меня, кроме двенадцатилетнего сына, тогда была еще жива мама, которая взяла на себя «тылы», а я уж боролась до последнего. Выплатила серьезные компенсации семьям погибших, хотя — разве вернешь людей? Подняла все возможные и невозможные связи, чтобы уладить дело в прокуратуре, и таки уладила. Короче, тебе эти детали ни к чему. Это был не последний удар судьбы. Но я услышала случайно о твоем интересе, и вспомнилось… Решила рассказать. Потому что проблемы, девочка, бывают разного масштаба. С чем еще сравнивать. Выжила. Женщины — они вообще очень живучие. Особенно если за ними стоят дети и престарелые родители. Снова на ноги стала. Продала бизнес, закрутила другой — во мне от здоровой злости тогда такая энергия появилась — все горело в руках!

— А муж?

— Муж? — сдержанно улыбнулась женщина, глядя в никуда. — Муж где-то отсиделся и вернулся через год. Бухнулся в ноги: «Прости, я так испугался…». — Она снова повертела в руках пачку сигарет, посмотрела на часы на стене и коротко закончила рассказ: — Не простила. Но у меня сейчас все хорошо.

— А он?

— Не знаю. И знать не хочу, — махнула рукой над головой женщина, допила сок и начала складывать вещи в сумочку. — Развелись мы.

Наступила тишина.

Аня принесла счет, но Виктория не позволила Жене заплатить за сок.

— Угощаю! — улыбнулась она, читая эсэмэску с одной из трубок. — Ладно, пока, подруга! Водитель приехал, пора мне — собрание акционеров сегодня. — Женщина поднялась, одернула юбку на плотной ладной фигуре и двинулась вниз по лестнице.

11

Женьке хотелось позвонить вечером маме и поговорить с ней спокойно, а не как вчера. Объяснить, что дети вырастают, и это закон природы. Что она ведь тоже когда-то оторвалась от бабушки и пошла в свою жизнь, которая не всегда была легкой, и бабушка тоже когда-то за нее переживала. Не хотелось затрагивать тему о Жоре, пусть живут, это уж их проблемы. Может, им и лучше будет без нее — просторнее, спокойней, независимей, меньше проблем. Хотелось сказать, что будет приходить на праздники и просто так, будет заглядывать к ней на работу, в отдел кадров супермаркета, и что все равно они родные, близкие люди, и что, конечно, Женьке и самой больно грызть эту пуповину, но когда-то же надо.

Однако длинные гудки следовали один за другим, а мама не отвечала. Все-таки обиделась. Женька понимала, что ее уход будто разрушал привычную конструкцию, иллюзию семьи, которая держалась довольно стабильно, как табуретка на трех ножках. И что до сегодняшнего дня женская доля в этой конструкции преобладала, что бы там ни чудил Жора. Теперь матери придется либо прилагать усилия, чтобы остаться «половиной», либо быть подмятой ее прапорщиком. Еще можно было бы послать «хозяина» к чертям, но это было не так уж и просто. И морально, и из-за множества различных бытовых причин.

А еще лезло в голову бурное прощание с Дэном, с которым случайно познакомилась на зимнем шашлыке в лесу на окраине города, где приятельница школьных лет Викуся праздновала день рождения. Переносной ржавый мангальчик на притоптанном снегу, жареное на углях мясо под водочку «для сугреву», компания приятелей, расширившаяся за счет друзей детства именинницы, Женька все еще сердится из-за свежей ссоры с Жорой, Денис с гитарой, настроением и волной свежих чувств к незнакомке… А незнакомке тогда только и хотелось как-то снять стресс — выпить, устроить на поляне танцы-скачки, чтобы согреться, поорать с компанией безумные песни, а по дороге домой почувствовать вдруг через куртку мужскую руку на талии, горячий шепот в ухо, поцелуи в шею, в губы… и — закрутилось.

Однако очень быстро Женька поняла, что Дэн «тот еще придурок», но что-то их держало вместе несколько месяцев. Может, это был такой странный эксперимент, который давал девушке осознание того, что не только у матери, но и у нее есть рядом мужское плечо, и ради него на что-то можно бы и закрыть глаза.

Тем более, когда Дэн не пил и не курил траву, он бывал вполне адекватным. Правда, не было уже того настроения, плюс — довольно однобоко он видел жизнь, и перспективы с ним тоже были довольно сомнительными — парень крутил гайки где-то в гаражах на разборке машин, имел на этом свою копейку и не слишком задумывался над будущим. Но в компаниях его брал «кураж», которого добавляла бывалая поцарапанная гитара, народ собирался вокруг него, девушек тут же тянуло к Дэну, а его — на приключения. Женька от этого то бесилась, то «выходила из игры», Дэн сначала посылал ее к черту, но через день-два снова приходил замиряться, то каялся, то угрожал, то давил на жалость — «без тебя пропаду!»

Такая свистопляска уже совсем истощила девушку, и вот на майские праздники она решительно «закрыла тему». На диво, Дэн исчез. Не звонил и не искал встреч. Сначала это Женьку напрягало, потом она облегченно вздохнула и решила что-то менять в жизни.

И вот крутилась она на чужом горбатом диване и все не находила удобной позы, чтобы заснуть. Включила лампу, висевшую неподалеку на стене, пробежалась взглядом по книжным полкам напротив. Встала, присмотрелась к корешкам книг. Это были старые «подписки», полное собрание произведений разных авторов — советских и зарубежных. По десять и более томов. Эти томики, сероватые от возраста и пыли, которую с них, видимо, время от времени вытирали влажной тряпкой, показались девушке заложниками старой хозяйки, которая вряд ли уже будет их перечитывать, если вообще когда-то читала. Женька не раз слышала, да и сама еще помнит — была когда-то во времена тотального дефицита «мода на книги», которые еще попробуй достань. И мода на хрустальные вазы, салатницы и рюмки с бокалами, которые выставляли на обозрение в сервантах, а также мода на ковры, которыми украшали стены и устилали полы. Она однажды получила увесистую оплеуху от отца, когда вывернула на новый палас мучной клейстер, который несла в миске к окну — мама как раз взялась его конопатить ватой и заклеивать на зиму белыми бумажными лентами.

Почему-то сегодня эти «декоративные» книги не вызывали желания их читать, и Женька снова спряталась под одеяло, перевернулась на живот, обхватила руками подушку и задумалась, но при этом гнала от себя мысли о том, что «месячные» не пришли вовремя и что же делать, если вдруг… Усилием воли она отодвинула их, заменив воспоминаниями об услышанной сегодня истории — рассказом женщины в кафе. История с мужем, который, вместо того чтобы подставить жене плечо или хотя бы вместе разгребать общие проблемы — просто себе исчез… И даже не так уж просто, учитывая письмо-донос в прокуратуру… Но справилась! Выстояла! Могла ли она простить ему это через год? Вряд ли. Зачем ей такой? Женькины проблемы несколько поблекли по сравнению с такими проблемами той вполне реальной женщины, но если бы она еще и рассказала, как люди выбираются из такого дерьма!

Женька потушила свет, вздохнула, улеглась поудобней и вдруг хмыкнула. Вспомнила старую девичью примету — ночуя на новом месте, говорить: «На новом месте приснись жених невесте!» Киевская это была примета или глобально-девичья — никто не знал, но они с приятельницами не раз проделывали этот «ритуал», просто из интереса.

Две Женькины подружки, бывшие одноклассницы Викуся и Даша, еще не были в курсе радикальных изменений в ее жизни. Только Илье было сказано об этом и дано разрешение помочь. Девушки должны были узнать о переезде уже «по факту».

И вот теперь — «На новом месте… приснись…» Что ж, она знала множество глупых примет и суеверий и никогда не воспринимала их всерьез, но… Почему бы и нет?

Девушка прошептала эти магические слова и тихо уплыла в сон.

Утром, в половине восьмого, когда выбежала из подъезда, чтобы не опоздать открыть парикмахерскую, о своем сне Женька и не вспомнила, но первое, что увидела перед собой, это была спина Ильи. Тот топтался в трех метрах от двери, у лавочки, на которой стоял пакет из Макдоналдса. Женька посмотрела по сторонам и поняла, что незаметно обойти парня никак не получится.

— Что за цирк, брателло? — тихо постучала его пальцем по плечу, но Илья вздрогнул.

— Ой, напугала! Задумался. Какой «брателло»? Какой «цирк»? — Глаза его были невинно-хитрыми. — Думаю, вдруг не успела поесть, может, проспала на новом месте…

И только в этот момент Женька вспомнила, после каких слов вчера уснула. Вспомнила и прыснула смехом, потому что снились ей то Жириновский в гневе, то какие-то драки политиков, но уже не в парламенте, а у нее в парикмахерской.

— Тьфу! Куда ночь, туда и сон! — эмоционально сказала Женька.

— Ты чего это? — не понял Илья.

— Да я о своем. Ты это… шел бы себе в институт, вон сессия на носу… А мне некогда здесь с тобой, я в графике, должна бежать!

— Я в курсе. Подумал, вдруг проспит девушка, тогда выручу, подвезу. — И он кивнул на скутер, который стоял неподалеку возле пышного жасминового куста, поэтому Женька его не сразу заметила.

— Ты? Меня? Щас! — она хмыкнула, посмотрела на скутер, потом на Илью, который держал в руках пакет с узнаваемым запахом привычной не нашей пищи. — Хотя… Идея неплохая. Но я внесу поправочку. Времени действительно мало, я все-таки проспала, поэтому я поеду на твоем коне до работы, открою дверь, впущу девушек, а ты, раз никуда не спешишь, прогуляешься пешком и там у меня его заберешь. А?

— А ты хоть справишься с управлением?

— Ага. Я уже на таком ездила! Не такая уж и сложная система! Да и ехать всего два квартала!

— Ну, смотри, лишь бы нос не разбила! — улыбнулся и пожал плечами парень.

Илья не ожидал такого поворота событий, но утро было солнечное, погода хорошая, и Женька успеет на работу. Ишь какая упрямая! Что ж, придется прогуляться, хоть и не на это рассчитывал.

— Ты — непредсказуема! Торпеда! Как это у тебя так быстро голова варит? Согласен. Шуруй, пока не опоздала. Пакет заберешь с собой или принести? — улыбнулся он.

— Принеси, вдруг еще шлепнусь на него, жаль будет хавчиков, особенно кофе!

— А откуда ты знаешь, что там есть кофе? — удивился Илья.

— Знаю! — засмеялась Женька, уже поглаживая гладкое сиденье скутера. — Ну, давай уже ключ!

12

Ночью Амалии не спалось. Она вставала с постели, пила на кухне воду, бродила по квартире, спотыкаясь о все еще разобранные после переезда коробки, с которых ей улыбался муравей-культурист — символ компании, предоставляющей услуги по упаковке и перевозке вещей. Самое необходимое поместилось в одной сумке, а эти коробки… Понадобятся ли еще?

Женщина взяла сигареты, накинула на ночную рубашку махровый халат и вышла на балкон. В четыре утра во второй половине мая на дворе было еще темно, хотя вскоре должен был зарождаться рассвет. Французы называют такое время «entre le loup et le chien»[13].

Амалия еще не привыкла к этому району, где девятиэтажки стояли достаточно плотно и при желании вечером можно было разглядеть, что происходит в квартире напротив, если чужую жизнь не утаили шторами. В это поздне-раннее время светилось только несколько окон — может, кто-то кормил младенца или кому-то нездоровилось, а близкие люди несли свою вахту возле больного, или пожилой человек не спал и вспоминал свою жизнь…

Амалии тоже было что вспомнить, но она уже устала от этого мазохизма и пыталась блокировать поток воспоминаний, наваливавшихся на нее то фильмом о былом, то вспышками слайдов, будто она просматривала альбом с фотографиями из счастливых времен. Так было немного раньше. Но теперь она, словно бейсболистка, отражала виртуальной битой каждый слайд, летевший из лабиринтов памяти.

Оп-па! — Отскочил в темноту кадр, где они с Артуром, молодые и счастливые, стоят у их первой в жизни машины, подержанного «фиата», который муж сам пригнал из Германии.

Оп-па! — Закрутился и отскочил снимок с Кипра, где они, загорелые и веселые, обнимаются возле ярко цветущих кустов.

Шарах! — Улетел в темноту кадр, где она наклоняется посмотреть вниз с башни старинного замка в долине Луары, а Артур, смеясь, тянет ее за футболку обратно.

Бэмс! — Разлетелся вдребезги цветной кадр, на котором они уютно завтракают круассанами с кофе на террасе парижской кофейни в дождливый, но теплый и лирический воскресный день.

Дзынь! — Рассыпался отбитый ею снимок, где они оба в ярких масках гуляют на бурлящем красками и музыкой карнавале в Венеции.

Амалия опять размахнулась и вдруг замерла. Издалека приближался снимок, на котором ее не было, только Артур, с красным лицом, сердитый и растерянный одновременно, решительно провозглашал условия новой жизни. Женщина замерла и не отразила этого видения, как другие. Прищурилась и почти почувствовала, как толкнуло что-то в лицо, потом в грудь, а в ушах загудело: «Тебе остается машина, плюс — куплю тебе однокомнатную квартиру и положу на счет десять тысяч долларов. Согласись, не каждый муж оставляет бездетной бывшей жене такую стартовую базу для новой жизни. Надеюсь, не пропадешь».

Не открывая глаз, Амалия глубоко вдохнула ночной весенний воздух, в который еще не влились выхлопные газы, нащупала в кармане пачку сигарет, вытащила одну и коснулась ее губами. Зажигалки не нашла, но идти за ней на кухню не было сил. Она опустилась в старое потрепанное кресло, оставшееся здесь от прежних хозяев, поджала под себя ноги, закуталась в халат и замерла. Слезы тихо текли по ее щекам, сигарета размокла в губах, и держать ее дальше было бессмысленно. Женщина положила сигарету на подоконник, свернулась калачиком в кресле, из которого еще не выветрился запах неизвестной кошки, которая, видимо, любила когда-то здесь нежиться, глубоко вздохнула и провалилась в сон.

Во сне перед нею вилась каменистая дорожка в густом весеннем лесу, где-то вдали между деревьями кружила мистическая гувернантка в шляпке, манила за собою в подземный тоннель ее Артура, а слепой человек в темных очках держал Амалию за руку и металлической палочкой, зажатой в другой руке, отбивался от летучих мышей, которые шуршали крыльями прямо перед ее лицом и ворковали, как голуби.

Солнечный луч коснулся ее щеки, и женщина почувствовала, что замерзла. Она открыла глаза и действительно увидела на перилах балкона голубей, которые топтались там и ворковали, иногда раскрывая крылья и отталкивая грудью конкурентов.

— Расхрабрились, как не стало кошки? — устало сказала им Амалия. — Сейчас, сейчас, вынесу вам хлеба.

Она выпрямила ноги, повела плечами и встала. Еще не высокое городское солнце поглядывало на нее из промежутка между двумя домами и обещало жаркий день. Еще один день жизни, который нужно было чем-то наполнять.

На кухне Амалия посмотрела на часы, мигавшие на панели микроволновой печи. Было семь утра. Она изрядно замерзла на балконе во сне. Задумалась — заварить чаю или пойти под горячий душ? Механически набрала из крана воды в пластмассовый чайник и нажала голубую кнопку на нем.

Еще не так давно, но уже в другой жизни, она и не подумала бы пить нефильтрованную воду из киевского водопровода. Да еще и кипятить ее в китайском пластмассовом чайнике! И пить дешевый чай из пакетиков, которые жили в кухонном шкафу вместе с остатками припасов бывших хозяев.

Артур купил ей эту квартиру у людей, выехавших из Украины навсегда и продавших жилье вместе со старой мебелью и бытовой техникой, сделав решительный шаг с несколькими чемоданами в руках. Эта квартира стала их трамплином в новую жизнь и стартовым капиталом. Обычная однокомнатная на пятом этаже панельной девятиэтажки.

Амалия видела хозяев единственный раз — у нотариуса, куда должна была прийти поставить подпись под соглашением о купле-продаже. И поиски квартиры, и переезд сюда организовал Артур, целенаправленно следуя принятому решению. А она в те дни будто плыла в состоянии полной апатии, неспособная ни что-то изменить, ни даже осознать до конца происшедшее. Она и сейчас еще не очень верила, что это произошло с ними. Что это вообще могло произойти — вполне банальная история из современной «мыльной оперы», когда молодая секретарша (переводчица, ассистентка, черт ее знает, кем она там была в его офисе!) арсеналом своих прелестей вскружила голову ее успешному мужу, наконец забеременела и поставила вопрос ребром…

То ли так стремительно все у них развивалось, то ли Амалия была такой беспечной и уверенной в непоколебимости семьи и преданности Артура еще со школьных лет, но признание мужа, резюмированное четко расписанным планом дальнейшей жизни и полюбовного раздела имущества, упало на голову жены как гром среди ясного неба. Без сомнения, Артуру этот разговор тоже дался нелегко, возможно, он бы хотел, чтобы Амалия сначала что-то заподозрила, сама вывела его на признание и поставила вопрос, как жить дальше, но… Но она действительно и предположить не могла, что после стольких лет их тропы разойдутся. «Всем спасибо, все свободны!» — как говорится…

Что ж… Наверное, бывает и хуже. У нее все же есть крыша над головой, машина, хоть и помятая деревом, и даже «стартовый капитал»… Нет только, для чего и для кого жить.

Все это снова и снова крутилось в голове женщины, пока она стояла под струями горячей воды и отогревала озябшее тело. Но не знала, как отогреть душу. Просто проживала свои дни.

Вышла из ванной. Пощупала рукой теплый чайник. Есть-пить не хотелось, зато в разогретом теле появилась не утренняя усталость. Женщина вернулась в комнату, закрыла балконную дверь, чтобы спрятаться от шумов города, пробудившегося к привычной своей жизни, зашторила окно, спряталась под одеяло, свернулась калачиком и уснула. Последняя мысль была о том, что накануне она просила книжницу Веру договориться на два часа о встрече с одной Книгой, которая обещала поведать какие-то женско-мужские истории…

13

— Я расскажу вам историю о ревности. Вы не против? — спросила у Амалии женщина, немного старше нее, даже чем-то на нее похожая, разве что в собеседнице чувствовалось больше энергии и интереса к жизни.

Пока Людмила читала в меню предложение десертов, Амалия разглядывала ее, будто действительно держала в руках новую книгу, угадывая, что там, под переплетом? Ее немного смутил анонс «о ревности», но когда она сама сознательно выбрала Книгу с этими женско-мужскими историями, неужели надеялась, что рассказ не затронет ее за живое? А может, и специально бессознательно «нарывалась», искала что-то подобное, хотела «поковырять рану» и убедиться, что не она первая попала в такую переделку, а может, надеялась найти ответы на собственные вопросы?

— И все же выберу «Наполеон»! Хотя калорий в нем, наверное… Но ведь точно уже не буду его печь, а иногда так хочется почувствовать «вкус прошлого», у вас такое бывает? — улыбнулась она Амалии, но та смутилась и пожала плечами, ибо этот «вкус» и без того не покидал ее ни днем, ни ночью.

Книжница Вера отправилась за заказом, а Людмила взглянула через перила на нижний ярус и заговорила.

— Это интересная акция. Не знаю, что побудило вас записаться в Читатели, ведь каждому есть, о чем рассказать. Хотя… я даже сама подумываю, не записаться ли мне в обе картотеки. У вас здесь не было прецедентов такого раздвоения? — заглянула она в глаза Амалии, но та не ответила, а снова неуверенно пожала плечами.

— Кстати, я как раз и хотела рассказать вам о раздвоении, — улыбнулась женщина. — Девушки мне проговорились о вашей профессии. Я иногда думаю: вот если бы я умела писать! Господи, сколько сюжетов вокруг! Но я обычный экономист, имею дело с цифрами, чужими деньгами, отчетами, проверками и т. д. А мало ли историй случается с человеком за период в сорок лет с лишним?! Расскажу вам несколько, может, понадобится для какого-то романа.

Не буду опускать вас в глубины и предыстории, нет на это времени, но не так давно был в моей жизни интересный эпизод, один из многих. Но этот интересен именно с точки зрения психологии, понимания себя самого. Я расскажу, а вы подумайте, хотя, может, с вами тоже такое случалось. Но со мной — единственный раз.

Мизансцена на описываемый момент такая — я уже четыре года разведена, имею двоих детей, сына и дочь, выжила, устояла, научилась существовать и так, хотя сначала казалось, что от меня отрезали половину. И самой трудно было чувствовать себя такой искалеченной, и будто все вокруг видели мою «инвалидность»… Но жизнь продолжается, и со временем нашелся мужчина, которому я показалась более интересной, чем другие. Так бывает. Он сам говорил: «Твой муж ушел не потому, что ты плохая. Ты — чудесная! Лучше тебя нет. Но ты просто ему надоела за много лет. Так бывает». Вот так, — невесело улыбнулась рассказчица, а Амалия напряглась и вся сосредоточилась на рассказе. — Прошлым летом дети разъехались кто куда, слава Богу, уже подросли, сын путешествует с друзьями по Крыму, дочь отправилась в деревню к бабушке, а я осталась в Киеве — работа не отпускала. Мой «мистер Икс», назовем его так, в тот день остался у меня. Устроили себе такой маленький праздник — сходили вечером в ресторанчик на окраине города, пришли домой, я что-то крутилась по квартире, когда он вдруг увидел на полочке под телевизором старый видеоплейер. Давно мы им не пользовались, теперь же смотрим диски — то на компьютере, то на DVD-плейере.

Пристал ко мне, мол, такое ретро… И стал просить, если «видик» работает, то «давай посмотрим что-нибудь вместе»… Я ему и кивнула на коробку, в которой лежали старые кассеты. Он порылся там несколько минут и аж вскрикнул: «Ой! А здесь ваше домашнее видео! Можно? Так хочется посмотреть, какой ты была раньше!»

Не могу сказать, что эта идея мне очень понравилась, я уже много лет не касалась той кассеты и не знала, как отреагирую на это кино. Вроде и зализала раны, перемололось, но…

— И что? Вы позволили? — встревоженно спросила Амалия.

— Да. На той кассете было многое — выступления детей на праздниках в детском саду и школе, наши пикники с семьями друзей — ну, сами знаете, когда появлялась в семье видеокамера, снимали все подряд, на память. Кто ж тогда думал, какими глазами будем смотреть на это через много лет?

— И что было дальше? — насторожилась Амалия.

— Уговорил он меня. «Ну, хоть одним глазком загляну! Я не представляю, какой ты была тогда, еще до меня!»

Согласилась, отдала ему ту кассету с зеленой наклейкой «Домашнее». Пусть уж, думаю, и я посмотрю, какой была прежде. Совсем другой — тихой, домашней, забитой… Не чувствовала себя женщиной. Не умела за себя постоять…

Гость быстро разобрался с проводами и пультами и усадил меня на диван: «Устраивайся! Посмотрим!»

Что вам сказать?… Все же зашевелились где-то в глубине души обломки прежней жизни, закололи, когда увидела то время, где дети были еще маленькими и я была им так нужна… Казалось, что так будет всегда.

Новогодний праздник у дочки в детсаду — она снежинка, читает стихи…

Сын идет в первый класс, улыбается в камеру — в верхнем ряду не хватает двух зубов…

Пикник в весеннем ботаническом саду, где буяет сирень. Дочь хитрит — соединила ножки двух одуванчиков в одну и хвастается, мол, какая длинная, показывает на камеру. Вдруг нижняя ножка отваливается, все смеются, папа называет ее врушкой, а дочка показывает язык…

Но, против всех ожиданий, от этого просмотра вдруг такое началось! «Ой… Какая ты здесь чудесная!» — зачарованно говорит он.

Я отмахиваюсь, показываю, какие там чудесные дети, едва сдерживаю слезы, а он, представьте себе, сидит, как пришибленный, и не отрывает взгляд от экрана!

«Да ты не понимаешь ничего! Это же супер!»

«Ты что — с ума сошел? — спрашиваю. — Открой глаза! Какая я чудесная там? Словно с креста снятая!

Глаза без блеска, затравленная какая-то, словно мышь в углу! Скольких усилий мне стоило выдавить из себя раба, как сказал классик, а ты…»

Но он не замолкает, только показывает рукой на экран: «Рио-Рита! А это платье! А прическа! Все мы родом оттуда, из тех времен! Женщина-девочка! Или девочка-женщина! Лолита! Ооо… Аж сердце колотится! Дурак твой муж!»

Я сижу ошарашенная и уже не спорю. Особенно о муже. Но… Как же это? У меня и у самой зачастило сердце, и уже не от ностальгии по тем временам, когда еще только набирались обороты достатка, мужчины строили амбициозные планы и ничто не предвещало кризисов и семейных катаклизмов. Пока там, на поляне, две семьи расстелили на траве покрывало, молодые жены достают из сумок немудреные домашние блюда, мужчины ловко нарезают колбасу и ранние огурчики, выкладывают зеленый лук, дети дурачатся рядом на траве, смеются… Но не только от этого сжалось мое сердце.

Пожалуй, впервые в жизни меня охватила ревность. Бессмысленная и необъяснимая ревность! И не к другой женщине, а ко мне прежней!

Вы себе не представляете, что я почувствовала. Мне жутко стало! Да как же это возможно⁷.! Я — почти с того света… Я себя переделала и перекроила… Стала другой и гордилась этим! Более свободной, независимой, сильной и счастливой, чем та, бывшая! И действительно гордилась этим! Чувствовала себя иной. Женщиной! А не той несчастной, которую можно свернуть в бараний рог и убедить, что сама она пропадет… Да, она была хорошей, тихой, домашней… Матерью всем — и детям, и ему. Я любила ее. Но она — умерла! Я иногда вздыхала по ней и упорно наращивала в себе качества, без которых мне было не выжить. А он вдруг…

Но разве это возможно? Ведь мы встретились с ним, когда я уже была иной, битой жизнью, а не такой наивной, как на этом домашнем видео. И он же влюбился тогда в меня теперешнюю! Или полу-теперешнюю. Может, еще улавливал аромат той Лолиты? Но он же сам помог мне стать иной! И что мне теперь было делать, когда мой собственный фантом перетягивал к себе мужчину, который… Ладно бы — другая женщина, но это было похоже на какой-то голливудский фильм…

— И что вы?… — не сдержала удивления Амалия.

Людмила положила в рот кусочек пирожного, отпила кофе, не глядя на Амалию. Помолчала. Проглотила еще кусочек «сладкого греха» и снова запила, потом интригующе улыбнулась.

— Я? Я тихо встала с дивана… Он меня даже не удерживал, так был пленен картинками, которые дрожали и двигались на экране. Отправилась на кухню, выпила рюмку коньяка за упокой меня бывшей, потом тихо прошла в коридор, где у входной двери в простенке висел электрический счетчик, и осторожно опустила вниз оба тумблерка.

— Ух ты! — улыбнулась Амалия.

— А то!

— А он что же?

— Стал кричать мне, мол, что-то случилось… Я по темному коридору вернулась на кухню, зажгла свечи, налила еще коньяка, теперь обоим, нарезала лимончик и немного колбаски… И все закончилось очень хорошо. Вполне лирично, романтично и полюбовно.

— Какая вы хитрая! — даже всплеснула ладонями Амалия. — Экспромт при свечах организовали!

— Да вот так. Как вынужденную меру. А потом мы уснули. Ну… не сразу, вы понимаете… Хотя ночью мне все чудилось то ретро-кино, я крутилась и думала о неожиданно пережитом, о себе-той и себе-сегодняшней, о человеческих отношениях, о бывшем муже. И об этом мистере Икс тоже… Который тоже приложил свои усилия к моей трансформации. Хоть и не был моим мужем. Собственно, вообще был мужем не моим. И остается по сей день.

От последних слов глаз Амалии дернулся и вся услышанная история вдруг перевернулась с ног на голову. Она поймала на себе внимательный взгляд рассказчицы и уставилась взглядом в свою пустую чашку.

— Ааа… Вижу, вы еще верите, что женщина в своей жизни играет только одну роль. Или хорошую, или плохую. Верите в черно-белую жизнь? Как в шахматах? Ну-ну… Извините, если задела за больное. Но вы сами меня выбрали. Вы хотели почитать чужие истории о мужчинах и женщинах. — Людмила открыла сумочку, достала зеркальце, подкрасила помадой губы, еще раз взглянула на Амалию, которая, казалось, прокручивала в голове ее рассказ с самого начала, пытаясь по-новому расставить фигуры на доске. — Спасибо за кофе. И за «Наполеон». Когда-то и у меня чудесно получался. Для большой семьи на большие праздники. Всего наилучшего!

Она поднялась и направилась к лестнице.

— Спасибо вам! — негромко сказала вслед Амалия, вздохнула и осталась неподвижно разглядывать пустую посуду на столике.

14

Артур действительно положил на ее счет десять тысяч долларов. Как обещал. Он вообще выполнил все свои обещания. Все пункты плана, который сам и составил, когда решил изменить свою жизнь, начать ее сначала. С другой. Правда, начало это было не сравнимо с их давнишним общим «низким стартом». А еще — его начало вполне могло означать ее конец. Несмотря на купленную квартиру и десять тысяч.

Это был стресс такой силы и неожиданности, что она просто не могла осознать случившегося. Не находила нужных слов, почти не задавала вопросов, поняла, что проиграла, еще и не начав игру. Что кем бы ни была та, другая, ее беременность уже подходила к концу и была козырем из всех козырей, против которого у Амалии не было ничего столь же весомого. Ведь за шестнадцать лет супружеской жизни она ни разу не смогла сообщить мужу такой радостной вести. Не сложилось. Не суждено было. Не получилось.

А когда примерно год назад она осторожно заговорила об усыновлении, Артур как-то слишком быстро свернул тему. Со второй попыткой получилось так же, и женщина решила, что надо дать ему время привыкнуть к этой мысли. Она украдкой читала в Интернете тематические форумы, размышляла, каким путем лучше пойти, чтобы и быстрее, и меньше бюрократии, чтобы их мальчик (а она хотела именно мальчика, даже не столько для себя, сколько для мужа) с наименьшими потерями выскользнул из той ужасной системы и зажил счастливо в их большой современной квартире в центре города… У мужа на это были деньги, а у нее — желание заполнить их жизнь тем, что объединит их совсем другим содержанием и смыслом. Она словно играла сама с собой в эту игру, рассматривая новым взглядом их жилище, представляя, как оно изменится с появлением ребенка. Жалела, что не решилась на это раньше — сколько времени было потеряно… Но озвучивать свои мечты пока больше не решалась.

А потом все рухнуло. Обвалилось одномоментно.

В голове Амалии мысли не складывались в ровные цепочки, нужные слова не приходили, она словно застыла, чувствовала себя словно вдруг выключенной из сети…

У Артура не было времени ждать, когда она придет в себя. Да и зачем? Чтобы услышать те самые «нужные слова»? Упреки, обиды, проклятия, мольбы, жалобы, воспоминания о былом и призывы к совести — что еще могла сказать ему женщина, которая вдруг стала бывшей? И что бы это изменило? Все уже было обсуждено и решено за ее спиной. Возможно, были и другие сценарии развития событий. Но случилось, как случилось. «Хвост» отрубили одним махом, а не резали колечками. Видимо, считали, что это гуманно.

Амалия уже давно не работала. Уволилась из большой научной библиотеки, куда попала после окончания Института Культуры. Подруг у нее там не осталось, ведь женский коллектив — это слишком специфическая компания. И ее увольнение «в никуда», а не на другую работу, было воспринято тоже специфически. «Сытый голодному не товарищ! Но ты заходи, как соскучишься», — подытожили во время прощального обеда бывшие коллеги и вернулись к своим библиотечным будням.

Амалия больше не заходила. Почувствовала барьер, который прозрачной стеной вырос между ней и прежней жизнью с тех пор, как Артур пошел вверх. Ей не было необходимости куда-то ходить, что-то делать, зарабатывать стандартную зарплату. Муж приложил немало усилий, и его бизнес по импорту автозапчастей наконец расцвел. Теперь они могли позволить себе комфортную жизнь в столице и зарубежные путешествия, нередко связанные с его работой, из которых они возвращались с обилием общих впечатлений, сувениров и фотоснимков и которые мерцали теперь в ее подсознании по ночам.

Она переехала в конце февраля и пыталась не вспоминать те первые одинокие зимние дни в чужом доме чужого района, среди неразобранных коробок и неразобранных мыслей.

Не знала, как и зачем жить.

Просто не умела жить одна.

Сначала не верила, что это не сон.

Затем поверила.

Осознала себя отрезанным аппендиксом.

Хотела умереть.

Но так и не решилась покончить с собой.

Потом в Киеве воцарилась весна.

И Амалия придумала игру.

Игру в обычную жизнь среди обычных людей этого города.

Пока не кончатся те десять тысяч.

Амалии понравилась та кофейня на Хоревой, куда она зашла случайно несколько дней назад, а потом она согласилась принять участие в их несколько странной акции. Теперь она бывала там практически каждый день, и не только ради встреч с Книгами. Просто ходила по городу, а затем сворачивала сюда пообедать. Ей были симпатичны девушки-книжницы, приятно было приходить туда, где тебя знают. Но знают недавно. Без твоей прежней жизни. Те места, где они бывали с Артуром, она обходила десятой дорогой. Возможно, поэтому ее теперь так манил Подол, ведь она знала, что Артур недолюбливал его и не раз в шутку говорил, что на месте этих пыльных клоповников надо возвести современный Манхэттен и это будет разумное использование дорогостоящей площади привлекательного для бизнеса города.

Она же чувствовала себя здесь уютно, неспешно разглядывала старинные двух-трехэтажные дома, многие из которых немо взывали к прохожим, умоляя о реставрации или хотя бы ремонте, вглядывалась в лепнину, балконы, окошки чердаков, башенки, двери, старые ворота… Пыталась представить, как здесь жилось людям раньше, но воображения ее на это не хватало — слишком переполнен был рациональными и суетливыми людьми сегодняшний город, не склонный к сантиментам. Так казалось Амалии, которая заходила во дворики, похожие на одесские или даже итальянские, и вздыхала, ощущая здесь необратимый процесс умирания. Процесс, подобный ее собственному состоянию.

Сегодня она случайно увидела на дверях какой-то галереи плакат, извещавший о выставке картин «Лето».

Зашла, почти час бродила по трем залам с высокими потолками и разглядывала летние воспоминания-впечатления разных художников: морские пейзажи, полевые, городские, на которых изобиловали цветы, мерцали волны, надувались паруса, гуляли женщины в ярких платьях и щедро сияло солнце. Вокруг нее на картинах царило лето, все же отличавшееся от жаркого киевского мая.

Вот какой-то старательный живописец, побывавший на островах Греции, сумел передать в нескольких картинах прозрачность моря и воздуха, игривость солнечных лучей и даже, казалось, тепло брусчатки. Картины были подписаны названиями греческих островов, и у Амалии защемило в сердце, ведь еще два года назад они с Артуром были в Афинах, но до островов в тот раз не добрались, планировали на потом.

И вдруг ей ужасно захотелось бросить все и рвануть туда, отогреться среди прозрачно-яркого мира чужих, но приветливых людей, которым до нее нет дела.

«А почему бы и нет?» — подумала женщина и вскоре зашла в туристическое агентство, расположившееся неподалеку, узнать об их предложениях. Туда же. На острова. Например, на Милос, откуда родом известная всем Венера.

Она подумала, что смогла бы там взять в аренду машину и объехать весь остров, а затем, возможно, перебраться на другой… Жить там, есть свежую рыбу, салаты из сочных, напоенных солнцем овощей, приправленные неповторимого вкуса греческим оливковым маслом, пить вино…

От воспоминания о еде у женщины засосало в желудке, и вскоре ноги сами привели ее в знакомое кафе.

15

Заказала рис, рыбное ассорти и греческий салат. Сок. Кофе.

В ожидании обеда сложила руки на столе, опустила голову и закрыла глаза. В памяти мгновенно возникло нереально синего цвета море, а на нем парусник.

«На сколько хватит денег!» — сказала сама себе Амалия и открыла глаза. Она услышала со своего места на верхнем ярусе, что девушки с кем-то разговаривают, и голоса их казались взволнованными. А через минуту подошла Вера, и выражение ее лица подтверждало наличие какой-то интриги.

— Что-то случилось? — спросила Амалия.

— Нет, но… Вам принесли передачу! — пожала плечами девушка.

— Мне?

— Вам! — загадочно улыбнулась Вера.

— Странно. А что ж это за передача? От кого?