Волнующее приключение Картленд Барбара

Заза подумала, что Пьер почти угадал. Поэты во дворец герцога Мелхаузена не допускались, а сама мысль, что кто-либо из придворных вдруг разразится стихами, заставила ее невольно улыбнуться.

Пьер не преминул поинтересоваться:

— Чему вы улыбаетесь? Надеюсь, вы не подсмеиваетесь над моей неуклюжей попыткой выразить свои чувства к вам в стихах?

— Нет, конечно, нет, — поспешила успокоить его девушка. — Просто я подумала, как отличалась моя жизнь в Мелхаузене от того, как я провожу время здесь.

— А вы все время жили в доме своего дядюшки?

— Нет. Я воспитывалась у других родственников.

— И они придерживались других взглядов, чем профессор?

— Да-да, абсолютно других. Они не интересовались ни музыкой, ни поэзией и не ценили свободу мышления.

— Значит, вы всего достигли своим умом?

— Я мало чего достигла.

— Позвольте не согласиться с этим, — покачал головой Пьер Бувье. — Но теперь я хотя бы стал кое-что понимать о вас, что раньше меня озадачивало.

Испугавшись, что Пьер стал на путь догадок, Заза постаралась сменить тему разговора.

— Я пыталась писать стихи, но мне показалось, что я гораздо ярче могу выразить свои чувства игрой на рояле. — Как бы я хотел послушать вашу игру!

— Вы должны послушать игру моего дяди. Вот он действительно прекрасный музыкант!

— И все же мне хотелось бы услышать, что способны сказать ваши нежные пальчики, — проговорил Пьер Бувье.

Заза была не в состоянии выдержать его обжигающего взгляда и отвернулась, глядя на пейзаж и думая о том, что эту волшебную картину она запомнит на всю жизнь.

Когда она вернется во дворец в Мелхаузен, вернется к прежнему унылому существованию, воспоминания об этих днях будут хоть как-то утешать ее.

— Почему вы так грустны? — спросил Пьер Бувье. — Что вас заботит?

— То, о чем я не хотела бы говорить сейчас, — быстро ответила Заза.

— А почему? — настаивал он. — Мы познакомились уже достаточно близко и можем разговаривать и спорить на любые темы, вы должны открыться мне. Я не могу видеть, как ваши глаза потускнели, а губки ваши опустились в печальной гримаске.

Его сочувствие так согревало ее, что Заза была готова признаться ему во всем.

Но тут же она подумала, что если расскажет Пьеру о своей безумной авантюре, то он сейчас же откажется от нее и посоветует принцессе вернуться в ее позолоченную тюрьму.

Ее грустная участь вряд ли бы вызвала у простого французского символиста сочувствие. Разве могут затронуть его ее заботы? Принцесса поменяет один замок на другой, выйдет замуж за принца, которого она никогда не видела, и поменяет одну клетку на другую, может быть, еще более разукрашенную. И в этом вся разница.

Своим признанием она только поставит в неудобное положение профессора да и своего нового, такого симпатичного знакомого. Этот вдохновенный поэт-символист вел себя по отношению к ней пока безукоризненно, так что даже графине Гликсбург не было бы в чем упрекнуть его.

Пьер Бувье был вежлив и предупредителен, заботился о том, чтобы она не голодала, всюду сопровождал ее и взвалил на свои плечи нелегкие заботы о больном профессоре.

И все же он постоянно стремился остаться с ней наедине, что по дворцовому этикету Мелхаузена было недопустимо. И еще он обещал отвезти ее на танцы, куда-то на Монмартр или на набережную Сены.

Состоятся ли эти танцы? Ей бы очень хотелось. В своем воображении она уже танцевала польку в его объятиях. Ее размышления прервал мягкий голос Пьера Бувье.

— Вы так красивы, что у меня в голове мгновенно рождаются десятки стихов, посвященных вам. Но я жалкий дилетант и понимаю, что они недостойны вас. Еще не родился поэт, который способен воспеть все ваши прелести.

— Вы заставляете меня краснеть, — откровенно призналась Заза. — Но почему-то я не смущаюсь. Может быть, воздух Парижа так действует на меня, что я утеряла всю свою прежнюю робость. И на вас он действует тоже? Вы слишком переоцениваете меня, как мне кажется.

— Вас невозможно переоценить, — твердо заявил Пьер Бувье. — Вы сокровище, которому на любом аукционе невозможно назначить цену. Я не хочу знать всех ваших тайн, но на один вопрос вы должны мне ответить откровенно. Когда-нибудь вас целовал мужчина?

Заза была изумлена его вопросом, но, прежде чем она смогла что-либо возразить, его лицо склонилось к ее лицу. Теперь она наконец-то поняла, что рядом с ней находится не просто поэт-символист и услужливый кавалер, но к тому же еще и молодой привлекательный мужчина.

С большим трудом она подыскивала нужные слова.

— Я… так думаю, месье, что вам не следует задавать мне… подобные вопросы.

— Да, мне не следует спрашивать вас, ведь я заранее знаю ответ, — сказал он уверенно. — Вы никогда не целовались прежде, и мне приятно, что я буду первым.

Заза собиралась объявить ему, что, каким бы Пьер ни был симпатичным, он все-таки не должен делать подобные вещи. Но только она собралась сказать это, как Пьер уже прижался к ее рту своими губами и тем самым парализовал ее волю.

Она не понимала, как это случилось, но почему-то весь мир вокруг нее стал вдруг невидимым, и осталось только солнечное сияние, о котором писал поэт Маларме.

Куда делись все ее прежние переживания, ее папаша и графиня Гликсбург? Дворец Мелхаузен и даже любимая сестрица Рейчел? Ничего не осталось, кроме их губ, слившихся в поцелуе.

Нет, не совсем так! Еще оставались глаза Пьера, устремленные на нее, и, чтобы избежать его взгляда, ей пришлось прикрыть глаза ресницами и полностью отдаться поцелую.

Разумеется, принцессе надо было возразить, а может быть, и убежать прочь, но собственное тело не подчинялось этим благим намерениям.

Она оставалась на месте, страстно целуясь с молодым человеком в тени каштана на набережной Сены. Его руки обвились вокруг ее тонкой талии, листва шелестела над ее головой, ветерок с реки словно пел мелодию любви, а ее губы наслаждались поцелуем, хотя совсем не желали этого.

Впрочем, Заза не верила, что это случилось на самом деле, она считала, что поцелуй лишь плод ее воображения. Мало ли что может пригрезиться молодой девушке? Например, что ее грудь прижимается к груди мужчины, что она уже перестала быть Марией-Селестой или даже Заза, а стала частью этого молодого человека.

Подобные ощущения нельзя было описать словами. Как будто волшебная мелодия вдруг заглушила все шумы огромного города, и они остались только вдвоем.

Поцелуй затянулся. Губы Пьера стали более настойчивыми и более требовательными. Что-то внутри ее существа готово было откликнуться на это желание, и она прильнула к нему. Последние здравые мысли улетучились из ее головы.

Наверное, это и есть любовь! Вот об этом она и мечтала всю жизнь. Поэтому Заза и не хотела выходить замуж без любви, хотя знала, что обречена на это.

Пьер оторвался от нее, чтобы заглянуть в глаза девушки, но Заза страстно желала продолжить поцелуй и пробормотала что-то в знак протеста. Вероятно, он даже удивился ее порыву, потому что в глазах его мелькнуло недоумение, и тогда, смутившись, она уткнулась лицом в его плечо, стараясь скрыть свое смущение. Пьер нежно погладил ее по волосам.

— Моя дорогая, моя сладкая, моя милая, — приговаривал он. — Всю ночь я думал о тебе. Лежал без сна и мечтал о том, что сейчас случилось.

Он почувствовал, как она вздрогнула.

— То что я ощущаю, я могу выразить только в стихах. Пьер замер на мгновение, как бы раздумывая, а потом начал ласково шептать ей на ухо:

Туманный рассвет застал меня в мечтах,

Как будто поцелуя след остался на моих губах.

Как будто сильная гроза промчалась надо мной

И радуга возникла над моей головой…

Заза чуть не задохнулась от восторга. Даже не сами стихи, а то, с каким чувством их декламировал Пьер, глубоко поразило ее душу. Как будто все ангелы рая разом запели хором.

— Этого не может быть, — едва слышно произнесла она. — Я, наверное, сплю.

— Нет, это явь, — твердо заявил Пьер. — Но эта реальность прекрасна, потому что вы, Заза, и есть само совершенство!

Он коснулся пальцами ее подбородка и поднял головку девушки вверх. Взгляд Пьера прожигал ее насквозь.

— Я заблуждался, — сказал он, глядя на нее сверху вниз. — Мне раньше казалось, что вы прекрасны и внешне и внутренне. А теперь я понимаю, что вы и есть символ всемирной красоты. Вы и есть центр, вокруг которого вращается вся вселенная! После того как я поцеловал вас, я это понял.

Пьер снова приник к ее губам. С каждым новым поцелуем огонь разгорался в ней все жарче, и Заза подумала, что как бы не загорелось на ней ее легкое платье.

Они целовались до тех пор, пока солнце, пройдя по небу положенное расстояние, вдруг не проникло в их тенистый уголок и не обдало их жаром.

— Я люблю вас, — прошептал Пьер.

Заза настолько забыла, где она находится, что эти слова, произнесенные Пьером, как будто донеслись до нее из другой вселенной. И вдруг она опомнилась.

Это произошло потому, что он внезапно разжал объятия, и она покачнулась, потеряв равновесие.

— Вы вскружили мне голову, Заза, — произнес Пьер тоном, совсем непохожим на тот, каким он говорил с ней минутой раньше.

Он отвернулся, облокотился о парапет и уставился на противоположный берег реки.

Заза сделала пару неверных шагов на вдруг ослабевших ногах и устроилась рядом с ним. В голове ее царил полный сумбур, мысли крутились в бурном водовороте, и ей хотелось только одного — быть поблизости от Пьера, ощущать вкус его поцелуя, не отпускать его от себя.

Так как он отстранился от нее и выглядел необычайно задумчивым, она осмелилась спросить:

— Скажите, Пьер, в чем дело? Что-то не так?

— Нет-нет, все в порядке, мадемуазель.

— Вы разочаровались во мне, когда…. когда поцеловали меня?

Он повернулся к ней, и Заза с удивлением увидела в его глазах боль.

— Разочаровался? — спросил он, — Как вы могли это подумать?

Заза с робостью произнесла:

— Я боюсь, что вы покинете меня.

— Нет-нет! — возразил он горячо. — Но когда я поцеловал вас, мне показалось, что вы настолько неопытны и чисты. У меня появилось чувство, что я не должен касаться вас, словно разбиваю хрустальную вазу, разрушаю совершенство…

Заза с испугом выслушала его слова.

— Вы хотите сказать, что я показалась вам слишком развязной?

— О боже! О чем вы говорите?

И тут же Пьер обхватил ее талию своими сильными руками и, прижавшись губами к ее рту, повторил поцелуй. Успокоив этим Заза, он сказал:

— Конечно, нет. Как вы могли подумать об этом? Вы — который грезился мне в моих детских снах. Но ужас-то что я не могу ничего вам дать, кроме моей любви…

— А мне больше ничего и не нужно, — поспешно произнесла девушка.

— Вы ошибаетесь, моя милая. Это вам кажется только сейчас. Потому что мы живем в настоящем времени. Но, к несчастью, за сегодняшним днем наступит и завтрашний…

— Давайте не будем думать о нем. Будем наслаждаться настоящим…

Все, что она говорила, как бы само собой выплескивалось из ее уст. Ей действительно не хотелось думать о будущем, ведь оно нависало над ней как дамоклов меч. Заза знала, что в скором времени она неизбежно встретится со своим папашей, графиней Гликсбург и принцем Аристидом — ее нежеланным женихом.

Но какое дело до всего этого Пьеру, который только что поцеловал ее? А тот, разгоряченный ее близостью, по-прежнему обнимал девушку за талию, и его лицо склонялось к ее лицу, и их губы жаждали поцелуя.

— Да, вы правы, моя дорогая, — сказал он. — Я благодарен судьбе за то, что она подарила мне встречу с вами. Я так счастлив…

Он прервал свою речь, целуя ее вновь и вновь, и Заза усмотрела в этом какое-то опасное для себя устремление Пьера. Он явно не хотел отпускать ее из своих объятий, желая, чтобы время остановилось и будущее, грозящее им разлукой, никогда не наступило.

Заза окончательно пришла в себя, сидя за столиком маленького кафе на пустынной тихой улочке Парижа, где не было ни проезжающих карет, ни толпы обычных прохожих.

Сюда привел ее Пьер, почти потерявшую сознание, нашел ей место в тени под пестрым зонтиком, спасающим от жгучих солнечных лучей, и заказал истинно французский завтрак.

Он объяснил Заза, что в этом заведении готовятся самые разнообразные национальные кушанья и оно славится этим на весь Париж.

Холодное вино, которое им принесли, было великолепным, ароматным и, казалось, сохраняло в себе солнечный свет, озарявший весь этот город и этих влюбленных.

Заза выпила вина, потом подняла глаза и встретилась со взглядом Пьера. Неужели они могут вскоре расстаться?

Девушка постаралась собраться с мыслями.

— Наверное, я должна покинуть вас, потому что мой дядюшка будет беспокоиться, куда я подевалась. Эти слова дались ей с большим трудом.

— Предполагаю, месье Дюмон не тревожится о вас. Я предупредил его, что мы отправляемся вместе на весь день и пообедаем где-нибудь в городе.

— Вы так думаете?

— Мне кажется, ваш дядюшка почувствовал облегчение при мысли, что вы погуляете по Парижу, пока он побудет в одиночестве. Ему надо собраться с мыслями перед очередной встречей со своими друзьями в кафе. По-моему, он готовит грандиозную речь.

— Наверное, он захочет призвать их к благоразумию. Ведь они так уважают его за прошлые заслуги и, может быть, прислушаются к его мнению.

— Я тоже рассчитываю на это, — признался Пьер, хотя в его голосе ощущалась неуверенность. — Но, впрочем, люди, собирающиеся там, такие разные и столько времени прошло с тех пор, как имя вашего дядюшки было у всех на устах. Настроение в обществе так же изменчиво, как погода на море. Я заметил там, за столом, некоторых молодых людей, которые ни за что не пожелают прислушаться к мнению старика.

— Да, я тоже обратила на них внимание — Лорен и Бюссе. Они показались мне отвратительными субъектами.

Вряд ли подобные люди способны сочинять стихи или рисовать картины. Хотя, может быть, я и ошибаюсь.

— Если они и поэты, я бы очень хотел почитать то, что они сочинили, — произнес Пьер Бувье несколько загадочно.

— А давайте сделаем так! Попросим дядюшку Франсуа объявить конкурс на лучшее стихотворение, как это бывало когда-то в кафе «Золотое солнце». Если они настоящие символисты, то они не откажутся от такого предложения.

— Как вы гениально все придумали! — восхитился Пьер. — Но тот человек, которого гильотинировали месяц назад как анархиста, тоже сочинял неплохие стихи.

Это замечание Пьера расстроило Заза. Она вспомнила, как ее отец за столом отозвался на весть о покушении на жизнь короля Италии:

— Эти мерзавцы скоро доберутся и до нас! Меня точно разорвут на клочки, как Александра Второго.

— Царя Александра Второго убили не анархисты, а нигилисты, которых описал в своем романе «Отцы и дети» Тургенев, — спокойно возразила великая герцогиня своему супругу.

Заза в тот момент очень гордилась эрудицией своей матери и тем, что она держалась с таким хладнокровием и не поддалась всеобщей истерике.

— Незачем мне напоминать, что это нигилисты, я о них читал! — вспылил великий герцог. — Но какая мне разница, кто швырнет в меня бомбу? Мне плевать на все их программы и разногласия.

Заза поняла тогда, что ее отец до предела напуган. Ей, девочке, казалось смешным, что такой высокий могучий мужчина, как ее отец, постоянно окруженный придворными и гвардейцами, может трепетать в страхе, словно заяц, загнанный охотничьими собаками.

И все меры предосторожности, предпринимаемые им в поездках по своей крошечной стране, тоже казались ей смешными.

Ее мать всюду сопровождала своего супруга и, наоборот, всем своим видом выражала полнейшую беззаботность.

— Неужели ты ничего не боишься, мамочка? — спрашивала у нее Заза после каждого случая убийства коронованных особ, описанного в газетах.

— Я фаталистка, моя девочка, — отвечала ей великая герцогиня. — Я уверена, что господь бог давно распорядился моей участью. И только надеюсь на то, что он дарует мне легкую смерть.

С каким обожанием посмотрела тогда Заза на свою мать. Как ее восхитило непоколебимое спокойствие этой прекрасной женщины.

А потом горе обрушилось на их семью. Великая герцогиня скончалась, но не от руки убийцы-анархиста, а от медленной разрушительной болезни.

Все эти воспоминания молнией промелькнули в мозгу девушки, и она вновь вернулась к реальности, к столику в парижском кафе, к устремленным на нее влюбленным глазам Пьера Бувье.

— Как вы думаете, действительно люди в Париже так напуганы, как утверждали эти мерзкие личности вчера в кафе?

— К сожалению, они близки к истине. Правительство и полиция сбиваются с ног, но не могут ничего сделать. Только в марте анархисты совершили шесть взрывов, а самую большую бомбу кинули в церковь Святой Мадлен.

— Как же можно кинуть бомбу в храм божий? Ведь туда заходят не только буржуа? — в негодовании воскликнула Заза.

— Я считаю, что все бомбометатели не совсем нормальные люди. Но тяжелая жизнь многих заставляет взяться за оружие. Человек несчастен, когда в его жизни не выпадает случая увидеть подлинную красоту. От мучается, злится и уже потом, встретившись с нею, стремится разрушить ее.

— А что такое настоящая красота? — не подумав, осведомилась Заза.

— Это вы, мадемуазель!

Заза тотчас покраснела, а потом с испугом спросила:

— Значит, на меня тоже могут устроить покушение анархисты?

— Нет-нет, — поспешил успокоить ее Пьер. — Ни один человек не поднимет руку на такое прелестное существо, как вы. А если и найдется в мире подобный безумец, то я защищу вас, если понадобится, ценой своей жизни.

Эта фраза повергла их обоих в смущение, и они усиленно занялись едой. Отставив в сторону опустевшую тарелку, Пьер облокотился локтями на стол и пристально уставился в глаза девушки, сидевшей перед ним.

— Мне доставляет наслаждение все, что вы делаете. Я бы всю жизнь смотрел, как вы улыбаетесь, как вы моргаете своими длинными ресницами… и даже как краснеют ваши щечки при некоторых моих неосторожных замечаниях. Я так влюблен в вас, что не знаю, могу ли я в будущем полюбить вас еще сильнее.

Заза вскинула руки в протестующем, но беспомощном жесте.

— Этого не может быть! Как могло так получиться? Мы ведь совсем мало знаем друг друга.

— А много ли времени нужно, чтобы разжечь пламя любви? Ведь это чувство возникает молниеносно. Стрела Купидона летит со скоростью света и вонзается в чье-то сердце, когда обладатель его даже этого не замечает.

Прежде чем продолжить свою речь, Пьер лукаво улыбнулся.

— Вот как раз это и произошло вчера, когда я увидел ваше личико, высунувшееся из окошка купе второго класса. Никогда не подумал бы, что во втором классе железнодорожного вагона может находиться существо, которое воплощает все мои идеалы.

— А что вы делали на железнодорожной станции? — внезапно захотела узнать Заза.

— Ничего особенного, — беспечно ответил он. — Я ехал во встречном поезде, который лоб в лоб столкнулся с вашим. Думаю, что это все были проделки бога любви Купидона.

— Это весьма дорогостоящий способ устраивать свидания. Особенно для железнодорожных компаний, — заметила Заза.

— Но зато благодаря ему я встретил вас. Чтобы отгородиться от его пристального взгляда, девушке пришлось закрыться ладонью.

— Не надо меня так разглядывать, — попросила она. — Пройдет пять минут, и вы найдете во мне тысячу недостатков. И тогда мне придется убежать от вас.

— Куда бы вы ни убежали, я все равно вас найду. Хоть на краю света Что-то такое было в его голосе, что насторожило Заза.

— Мне нравится быть с вами в кафе Мне нравится наша беседа, но я думаю, что нам пора возвратиться в отель.

— Зачем? — — Я беспокоюсь о дядюшке.

— Я уверен, что он, наоборот, счастлив, что мы отсутствуем, потому что может предаться своим философским размышлениям без всяких помех.

С этими словами Пьер потянулся через столик к Заза, и его руки крепко обхватили ее запястья.

— Неужели вы до сих пор не догадались, что мы просто созданы друг для друга?

Ее руки вдруг ослабели, голова поникла.

— Ответьте мне, — потребовал он.

— Я люблю… вас, — призналась Заза. — Только не знаю… как это могло случиться.

— Значит, вы действительно принадлежите мне всей душой, как я и надеялся?

На какое-то мгновение Заза вспомнила о своем папаше и о своем высоком положении наследной принцессы Марии-Селесты. Но голос рассудка опять отступил перед настойчивым взглядом глаз Пьера Бувье, она вспомнила вкус его поцелуя на своих губах, и дрожь опять пробежала по ее телу.

Едва слышным шепотом она подтвердила:

— Да, я ваша, Пьер. Целиком и полностью. Она увидела, как огонь вспыхнул в его глазах, они светились перед ней, словно два маяка.

— О моя дорогая, моя возлюбленная, — сказал он, — как я ждал от вас этих слов. Наверное, и в других наших жизнях мы принадлежали друг другу. Я догадался о вашей любви уже давно, но мне хотелось услышать от вас подтверждение. Значит, вы уверены, что любите меня?

— Да… я уверена. — Заза кивнула. — Но мне нелегко вам признаться в этом.

— Почему?

Она чувствовала себя растерянной, потому что не знала, что должно последовать за этим признанием в любви, и абсолютно не догадывалась, что он подразумевал, когда просил подтвердить, что она будет принадлежать ему целиком.

Заза вновь подумала о том непреодолимом препятствии, которое воздвигло между ними ее происхождение. Она была членом семьи владетельных герцогов, и воспитывали ее совсем иначе, чем обычных детей. Девушка знала, что у нее есть особые обязанности и этим своим долгом она не имеет права пренебрегать.

Все эти мысли ей было трудно облечь в слова, но она прекрасно понимала разницу между собой и любой другой девушкой из простой семьи. Она была обязана выйти замуж за человека, который был выбран для нее отцом ради интересов ее страны, а не потому, что она влюбилась в него.

Вряд ли ее в жизни ждала истинная страсть, если, конечно, не произойдет чуда и они полюбят друг друга, уже став супругами.

На это почти нельзя было надеяться, однако жизнь часто приносит неожиданные сюрпризы. Например, ее отец и мать были счастливы в браке. Когда Заза подросла достаточно, чтобы немного разбираться в вопросах любви, и могла взглянуть на отца и мать не только как на родителей, но как на мужчину и женщину, то поняла, что отец обожает мать и считает ее прекраснейшей из женщин.

С другой стороны, как казалось Заза, ее мать не испытывала подобных чувств к отцу, однако она всегда была ласкова с ним в те редкие часы, когда семья была предоставлена самой себе.

«Иногда, впрочем, Заза улавливала в глазах матери легкую печаль, тщательно ею скрываемую. Но о настоящих ее чувствах, разумеется, никто не догадывался. Великая герцогиня умела хранить свои сердечные тайны.

Посчастливилось ли ей испытать в жизни настоящую любовь, а не только вынужденную привязанность к мужчине, за которого ее выдали замуж, — этот секрет мать Заза унесла с собой в могилу.

У девочки не было возможности ни разу поговорить с матерью об истинной любви. Но зато она прочитала множество романов и поэм, где говорилось о любви и несчастной и счастливой, и все эти книги она обсуждала с профессором, который утверждал, что любовь проявляется во множестве явлений и в самых неожиданных формах.

И в той музыке, которую профессор исполнял ей и она сама играла на рояле, ей слышалась могучая и завораживающая мелодия любви.

Сейчас ей показалось, что именно страстное желание испытать любовь заставило ее покинуть стены дворца, где ей так трудно дышалось и где не было ни малейшего намека на то чувство, которое зовется любовью.

И вот наконец, глядя на Пьера, сидящего напротив нее за столиком маленького кафе, она осознала, что поиски ее увенчались успехом. Любовь пришла к ней!

Чувство это было таким всепоглощающим, будто какой-то смерч закружил ее тело, сделав его невесомым. Она испытывала ощущение свободного полета, и казалось, что она растворилась в пронизанном солнцем воздухе и осталось в мире только сердце, исполненное жаждой любви.

Пьер сжал в своих ладонях ее тоненькие пальчики.

— Почему-то вы снова убежали куда-то далеко-далеко в своих мыслях. Я боюсь, что так могу потерять вас. Вернитесь, Заза, вернитесь ко мне!

Она рассмеялась, и смех ее был нежен.

— Я здесь!

— Я не хочу отпускать вас. Я хочу, чтобы вы принадлежали мне полностью — и душой и телом. Но у меня такое чувство, что некая преграда стоит между нами.

— Как вы догадались? — спросила Заза не без опаски, — Потому что я могу читать у вас в душе.

— Неужели?! — встрепенулась она.

— Я знаю, как чисты ваши помыслы, каким пылким и благородным сердцем вы обладаете, дорогая Заза. О, моя милая, какое счастье, что мы с вами встретились.

— Я хочу всегда быть с вами, — прошептала Заза.

Сказав это, она тут же поняла, что обманывает его и себя, что их мечты никогда не осуществятся, но ей хотелось жить только одним настоящим и забыть о будущем.

Обратный путь занял у них много времени, потому что Пьер повел ее окольными старинными и удивительно очаровательными улочками, где почти не встречалось прохожих, и они были предоставлены сами себе.

Заза никогда не была раньше так счастлива. И это ощущение радости, излучаемое ею, передавалось и Пьеру.

Отступив на шаг и оглядев ее с ног до головы, он вдруг сказал:

— Не зря говорят, что влюбленная женщина становится красивее, чем была раньше. У меня такое чувство, что завтра мне придется вызывать военную охрану, чтобы уберечь вас от посторонних взглядов. Весь Париж влюбится в вас.

Заза рассмеялась и лукаво спросила:

— Но тогда армия будет защищать меня и от вас тоже?

— Пожалуй, это может случиться, поэтому мне лучше взять на себя вашу охрану. Я опасаюсь, что ваш дядюшка тоже обратит внимание на перемены в вашем облике.

— Вряд ли, — сказала Заза. — Дядюшка Франсуа слишком занят проблемами своих друзей. Боюсь, что вчерашний разговор с ними был ему очень неприятен и взволновал его. Могли бы вы как-нибудь успокоить его?

Пьер пожал плечами.

— Право, не знаю, что я могу ему сказать. Мне кажется, что Лорен и Бюссе — отвратные личности, без которых символисты прекрасно смогли бы обойтись. Но если я начну критиковать их, то, несомненно, мне укажут на дверь, и я перестану быть членом их кружка.

— Тогда, пожалуйста, не говорите ничего, — поспешно произнесла Заза. — Если вас прогонят, у нас будет меньше возможностей видеться, а этого я не переживу.

— Я тоже, — сразу же согласился с ней Пьер и, подумав, добавил:

— Самым разумным выходом из положения будет то, что мы будем сидеть, помалкивать и слушать их разглагольствования.

— Может быть, дядюшка Франсуа сможет как-то повлиять на них, чтобы они не делали глупостей?

— Да, конечно, в прошлом профессор пользовался большим авторитетом в кругу символистов, но с тех пор много воды утекло, и можно только пожалеть, что в их рядах произошел раскол.

— Да, я тоже жалею об этом, — сказала Заза. — Но как вернуть их к славному прошлому?

— Я скажу вам, что постараюсь сделать. Я внушу вашему дядюшке мысль о том, что вы очень хотите послушать стихи и музыку сегодня вечером. Ведь он столько рассказывал вам о сборищах истинных символистов. Я уверен, что и сам он не откажется сыграть на скрипке, а также некоторые из его друзей, несомненно, обладают талантами не только в области изготовления бомб в домашних условиях. Хотите, я заявлю об этом во всеуслышание?

— Нет-нет, пожалуйста, не говорите таких вещей при них.

Пьер Бувье, успокаивая девушку, обнял ее за плечи.

— Не волнуйтесь, я просто пошутил. Но вообще мне эти люди не кажутся такими уж опасными. Во всяком случае никто не станет кидать бомбу в такое очаровательное существо, как вы, Заза. А если и найдется такой сумасшедший, то я, поверьте, обеспечу вам защиту.

Он явно подсмеивался над ее страхами, но Заза подумала, что он недооценивает этих зловещих людей, собирающихся под сводами кафе.

В ее памяти всплывали их мрачные лица, и в ушах раздавались произносимые ими проклятия в адрес коронованных особ и буржуазии.

Вспомнились ей и страхи ее отца, и то напряжение, с которым он вглядывался в толпу, приветствующую герцогский кортеж на улицах столицы Мелхаузена — Дорна. Теперь она поняла, что им всем — и отцу, и ей, и Рейчел — угрожает рука невидимого убийцы, и лишь только по одной причине, что им выпал жребий родиться в монаршей семье.

— Если вам будет угодно, я могу настоять на том, чтобы ваш дядюшка разрешил нам отужинать где-нибудь в другом месте, там, где вы не будете слышать всю эту чепуху.