Шарлотт-стрит Уоллес Дэнни
Я углубился в работу над статьей, уже получившей заголовок «Луч света в темном Брайтоне». Я решил вложить в нее душу.
Обеденный перерыв.
Скамейка в парке.
Ролл с креветками, банка колы, и Дэв с горящими глазами.
— Сразу после твоего ухода до меня дошло.
— Что дошло?
— Ты. Девушка. Возможности. У тебя есть все для того, чтобы это сработало.
Я с удивлением покосился на него, незаметно принюхиваясь. Очевидно, он просто переусердствовал с «Ежиновкой».
Мы встали со скамейки.
— Подумай. У тебя есть читатели. И ты можешь использовать их, чтобы найти ее.
— Ты о чем сейчас?
— Ты можешь многое сделать. Он весь в твоем распоряжении.
— Кто «он»?
— Лондон.
— Не понимаю.
— «Лондонские новости».
Нет. Нет, спасибо, Дэв. Не то чтобы я сам об этом не задумывался. Статья в газете получила бы, разумеется, соответствующий общественный резонанс, но это было бы слишком прямолинейно. Нет, мне было бы стыдно. Это говорило бы о том, что я в отчаянии. Мне приходилось читать статьи журналистов, не понаслышке знавших то, о чем писали, — например о свинговых вечеринках или что-то в этом роде. Они всегда были написаны иронично, свысока. Нет, я не хочу в этом участвовать.
— Не думаю, что это позволит наилучшим образом решить проблему. Вряд ли это ей понравится.
— Откуда ты знаешь?
— К ней будет привлечено слишком много внимания. Как знать, вдруг это поставит ее в неловкое положение.
— Но я же не предлагаю тебе устраивать газетную шумиху. Но кое-что ты можешь использовать… Мы ведь решили, что в этих снимках полно подсказок. Фон, магазин, странная машина перед зданием с венчающими его огромными буквами, образующими слово «Аляска».
Я не стал рассказывать о своей поездке в Бермондси.
— Если ты не знаешь, что это за место… можно спросить читателей. Назови это «тайный Лондон». Предложи небольшой приз. «Знаете ли вы это замечательное место в „Неизвестном Лондоне“?»
Помимо воли я улыбнулся.
— Почему тебя это так волнует?
— Я просто хочу вытащить тебя из дома. А вот еще идея. Ты не знаешь, кто она, так что опять же можно попробовать спросить неравнодушных читателей. Напечатай фотографию, отображающую и других людей, чтобы это выглядело как случайный снимок, и случайный человек, обведенный кружком, получит случайный приз. Она наверняка позвонит, и дело в шляпе!
— А что, если она не увидит фото?
— Тогда увидит кто-то из ее знакомых. И они скажут: «Сьюзен — или как там ее зовут, — твою фотку напечатали в газете и ты выиграла пять фунтов!»
Я сделал вид, что обдумываю его слова, хотя уже не сомневался: это может сработать. Кроме того, такой ход отличался несомненной изящностью. Не назойливое преследование. Просто вполне оправданное в данном случае внимание.
Мы остановились.
— «Лондонские новости» — это не просто одна из городских газет. Это твой Лондон. На данный момент.
Дэв был доволен собой.
— Предложи это для рекламной кампании.
За его спиной я заметил мемориальную табличку:
Эрнст Беннинг, композитор, 22 года.
Темной ночью, упав в воду с перевернувшейся лодки у причала Пимлико, одной рукой держался за весло, а другой поддерживал женщину. Ее спасли, но его не успели.
— Пользуйся же моментом! — сказал Дэв.
— В общем, ничего, — задумчиво проговорила Зои, — но немного отдает провинциальной малотиражной.
— Но мы такие и есть. Ведь большая часть материала приходит, например, из Манчестера, но то, что делаем мы, предназначено для нашей аудитории. Для лондонцев. Это лучше, чем очередные нудные тесты. И я могу сам добыть картинки…
— Из…
— Ну не из банка видеоматериалов, на этом мы сэкономим. Я сам сделаю несколько снимков. Все равно я хотел бы получше изучить Лондон. Мне это полезно. Вредно засиживаться дома. Надо посмотреть что-то новое, вдохнуть свежего воздуха.
Она задумалась.
— Давай запустим это на пару недель. Можно, кстати, предложить читателям присылать снимки.
— Здорово! — не удержался я от восторженного восклицания. — Так что… Пойду найду картинку.
Я чувствовал себя прекрасно. Наконец-то я сделаю это. Ну неужели лучше часами пялиться на фото девушки, а потом срываться и мчаться в Уитби или Бермондси? И эти фото… В основном на них присутствовал Лондон, или по крайней мере мне так казалось. Так что идея Дэва имела смысл. Итак, мне надо выбрать подходящий снимок и пустить по следу армию моих вольных или невольных помощников-лондонцев.
Я достал фотографии и разложил на столе. Многие из них определенно не годились — к примеру, та, на которой был запечатлен парень с шикарными часами, поедающий гребешки в ресторане. Эта точно никуда бы меня не привела. Но в других кое-что было. Вот, к примеру, фото ее самой в парке, на фоне каких-то ворот, обрамленных огромными треугольными порталами, окруженными листвой. Можно увеличить некоторые детали. Вот это и есть «Неизвестный Лондон». Кто-нибудь узнает указанное место. Или вот снимок, сделанный в кинотеатре. Старый такой, кажется, что пианист, играющий «Мы встретимся снова», может в любой момент провалиться сквозь пол, еще до того как в зал войдут зрители утреннего сеанса. Она выглядит вполне счастливой. Пакет с поп-корном, бутылка с водой, все еще только начинается. Интересно, что произошло в тот вечер… Интересно…
— Гребешки?
Я вздрогнул, пытаясь сгрести свои фотографии. Ее фотографии. Не мои.
— Что?
— Гребешки! — повторил Клем, рассматривая фото. — Звучит не очень прилично, правда? Кто этот красавчик?
— Это… — И как прикажете объяснить? Откуда у меня фотография загорелого красавца, уплетающего гребешки? — Это мой брат.
— Правда?
Я чувствовал, что Зои сверлит взглядом мою спину. Она прекрасно знала, что у меня нет брата. Мы знакомы много лет, и я ни разу не упоминал о его наличии. Почти обо всем мы уже переговорили: выяснили, откуда мы родом, где хотим оказаться, каким видим свое будущее. Наверное, мы даже слишком много об этом говорили.
— Не вижу сходства, — заметил Клем. — Чем он занимается?
— Он… ортодонт.
Ответ впечатлил Клемма.
— У него своя практика. В… Уондсворте. Его жену зовут Лилиан, и у них нет домашних животных.
Меня несло.
— Лилиан — инженер-технолог. У нее светлые волосы.
Неплохо бы самому быть блондином.
— Финчли-роуд, — задумчиво произнес Клем.
— Что?
Он ткнул пальцем в фотографию и улыбнулся.
— Этот ресторан на Финчли-роуд.
Что? Откуда он знает?
Он наклонился и кивнул на меню в руках у красавца.
— Куда мы едем? — спросил Дэв. — Что там с этими гребешками?
— Почти приехали, — объявил я, когда такси миновало Суисс-коттедж.
Мы направлялись на Принц-Альберт-стрит, неподалеку от лесопарка, известного как лес Святого Иоанна. Дэв не привык бывать там, где до него побывали принцы или святые.
— Туда, — указал я на высокий жилой дом.
— В жилой дом?
— Это не просто дом. Там внизу есть ресторан. Вряд ли кто-то, кроме Клема, знает о его существовании.
— Так там подают гребешки?
— Нет. То есть я не знаю. Может быть. Мне надо написать статью о них. Во всяком случае, они так думают. На самом деле нас интересует то, какое отношение она имеет к ресторану.
— Ты все больше в этом увязаешь, — оживленно прокомментировал он, забрав у меня фото и наконец поняв, зачем мы здесь. — Надо сказать, тут она имеет несколько брутальный вид.
— Это парень с часами.
— Я понял. Что, если мы на него наткнемся?
— Маловероятно, что он тут окажется. Но все равно. Посмотрим, насколько мы сочетаемся с этой обстановкой. Оценим это заведение. И может быть, спросим метрдотеля, видел ли он девушку.
— Посмотри на себя. Ты собираешься рассказывать метрдотелю о своей уютной квартирке над магазином видеоигр рядом с заведением, который имеет, по всеобщему мнению, репутацию борделя, но почему-то им не является?
— Хороший метрдотель не обращает внимания на такие вещи. Пошли.
«Норвежское подворье» оказалось старомодным рестораном с нарочито консервативным интерьером и официантами весьма винтажного вида. Они катили перед собой старомодные тележки с заказами посетителей, предпочитающих всякого рода ретро.
— Странно, — заметил Дэв, разглядывая розовые шторы с рюшами. — Зачем бы ему приводить девушку сюда? Это просто чья-то квартира на первом этаже большого дома.
— Нет. А может быть, он ее сюда и не приводил, — предположил я. — Может…
Но другой причины, в силу которой двое людей могли бы здесь оказаться, я не мог назвать. На самом деле ресторан не производил впечатления чего-то, безнадежно отставшего от времени. Скорее это были декорации, подстроенные под вкусы служащих корпораций. Может быть, девушка работает одной из них, причем вместе с ним. И они решили провести неделю вместе — гуляя по паркам, заходя в бары и места вроде «Норвежского подворья». Это именно то, что делают состоящие в платонических отношениях работники корпораций. Сугубо платонических.
— Выбрали, что будете заказывать? — спросил официант.
— Принесите мне гребешков, — ответил Дэв. — И моему другу тоже.
— На самом деле я бы…
— Перестань! Мы тут из-за гребешков, разве нет?
— Ну…
— Мы здесь из-за гребешков.
Я с отвращением посмотрел на принесенные гребешки, и, готов поклясться, они ответили мне тем же. Дэв достал фотоаппарат и щелкнул меня, пока я пытался добраться до сути одного из моллюсков. Не думаю, что я бы смог стать ресторанным обозревателем.
— Так ты это сделал? Я про «Неизвестный Лондон».
— Да, сэр.
— Какой снимок?
— Этот.
Я вынул из внутреннего кармана пачку фотографий и быстро нашел нужную. Дэв наблюдал за мной, всем своим видом как бы говоря: «Вот как, теперь он носит их с собой». Мог бы и вести себя не столь демонстративно.
Фотография, по всей видимости, была сделана в прохладный день. Щеки девушки раскраснелись от мороза, и дыхание висело в воздухе облачком пара.
— Если бы я был профессиональным фотографом, то назвал бы этот снимок «Прогулка в парке», — прокомментировал Дэв.
— Видишь эти ворота? Мы поместили снимки с ними в объявлении, предварительно увеличив. Они довольно приметные.
— Нехорошо получится, если они не в Лондоне. Не самое лучшее начало для всей затеи с «Неизвестным Лондоном», если окажется, что это ворота дома Рассела Уотсона в Плимуте.
— Это точно не дом. Это парк. В Лондоне. Видишь, как сыро.
Мы посмотрели друг на друга.
Мне показалось, что Дэв гордится мной.
Проект «Неизвестный Лондон» был запущен на той же неделе. Думаю, довольно большой дерзостью с моей стороны был вот такой захват пространства в газете на глазах у изумленных лондонцев просто потому, что у меня имелась такая возможность. Для кого-то другого это бы ничего не значило. Небольшая заметка на странице с кроссвордами и комиксами, не содержащая, как ни ищи, ничего остроумного.
Но для меня… Для меня это был маленький «троянский конь». И разумеется, приз в двадцать пять фунтов — это неплохо. Я хочу напомнить, что не бескорыстно эксплуатировал доверие читателей.
Была, правда, одна проблема — я не знал правильного ответа.
И все-таки все должно обойтись. Может быть, уже шестьдесят — семьдесят читателей прислали правильные ответы.
Я проверил почту.
Увы.
Что же, еще только половина восьмого. Я сегодня пришел довольно рано. После неоднократных обновлений страницы я пошел за кофе.
К полудню пришло три письма. Я отметил это чашкой чая. Моя идея оказалась самой неуспешной задумкой «Лондонских новостей».
Зои посмеялась над моей затеей и предложила в следующий раз использовать фото Биг-Бена, но я и так уже знал, какую выберу фотографию. Кинотеатр. Старый зал с бархатными креслами и лиловой подсветкой.
— Кто-нибудь из них угадал? — поинтересовалась Зои, и я в ответ состроил гримасу, выражающую все, что угодно, поскольку это все, на что я оказался способен.
Я еще раз взглянул на ответы. По всей видимости, мне придется пройтись по указанным адресам и все проверить.
Ничто не сравнится с летним Лондоном. Кажется, он весь открыт солнцу. Все: люди, деревья, здания — выглядит необычно торжественно, даже в суете обеденного перерыва.
Сегодня я был свидетелем этого на Сохо-сквер, когда проверял наводку Лена из Гринвича (прости Лен, не вышло). Служащие и бездомные при первых же проблесках солнца отрываются от своих обыденных занятий и рассаживаются на газонах со своими сандвичами и бутылочками сока или подбирают разбросанные вокруг урн окурки, дабы сделать из них самокрутки. Компания одетых в белое студенток визажистско-стилистического колледжа стояла на углу, уставившись на дверь паба и, видимо, не зная, пропустить ли им по бокалу розового вина перед тем, как идти на занятие по завивке, или нет.
А еще меня поразили деревья. Я никогда раньше не обращал на них внимания, проходя через Сохо-сквер. Они всегда тут были? Такие большие, раскидистые. Вероятно, мэрия специально активирует их в жару. А может быть, тень начинаешь замечать, только когда она тебе действительно нужна.
И вот я пришел на Хайгейтское кладбище, раньше я тут был только раз или два — навещал девушку, рассказывавшую мне о вампирах и призраках, имеющих обыкновение выбираться из могил по ночам. Говорят, тут похоронен какой-то аристократ, в начале восемнадцатого века доставленный в Англию в гробу и похороненный здесь. Потом его оживили сатанисты, и он стал королем вампиров. Печально, когда человек так поздно находит свое истинное призвание. Многие говорят, что лучший способ справиться с обнаружившимся поблизости королем вампиров — это откопать его, проткнуть осиновым колом, обезглавить и только потом уж сжечь. Впрочем, правозащитники указывают им на незаконность таких действий. К тому же не очень-то прилично так поступать с людьми. За это-то я и люблю Англию, пусть даже это значит, что остров в конце концов заполонят короли вампиров.
Я сверился с картой. Сэм из Уилдстона был уверен в своей правоте. Я двинулся дальше, мимо хихикающей парочки. Завидев меня, они перестали смеяться и пошли вперед, взявшись за руки и опустив глаза. На Хайгейтском кладбище было действительно жутковато, и мне малодушно захотелось проследовать за ними. Деревья загораживают солнце, и все эти мавзолеи и склепы выглядят так, будто ждут ночи и едва терпят то, что ты вот так шествуешь промеж них. При этом я не имею ничего против Восточного кладбища. Мне нравятся его тенистые дубы, утоптанные дорожки и очаровательные поляны. Западное кладбище — другое дело. Оно сплошь заросло плющом, обвивающим все, что только можно обвить, включая, разумеется, сооруженные в неоготическом стиле памятники и статуи так, что иногда из-за зарослей виднеется только рука или глаза. Казалось, будто скульптура пытается ухватить хоть лучик света, не дать ночи поглотить себя.
Сэм из Уилдстона имел все основания быть уверенным в своем предположении. Мимо небольшого холма, мимо могил с покосившимися, торчащими под разными углами, как плохо забитые гвозди, монументами я прошел к тому искомому месту.
Вот эта странная арка в обрамлении густой листвы. Вот здесь стояла эта здоровая и счастливая девушка и, широко улыбаясь, смотрела в объектив. Смотрела туда, где в данный момент стоял я.
Ворота Египетской аллеи.
Я постоял и здесь немного.
— Так что ты там делал? — поинтересовался Дэв. — Поспрашивал у прохожих? Вывесил ее фото?
— Не думаю, что эта идея так уж хороша, — ответил я, размешивая чай и вспоминая еще два звонка от подростков из Бермондси. — И я никого не спрашивал. Кого? И что говорить?
— Так ты просто постоял там?
— Я сделал снимок, — оправдывался я, показывая ему фотоаппарат. — И даже поразмыслил кое над чем.
— Ну… Все может пригодиться. Так над чем ты думал?
— Интересно, чем она занималась на кладбище? Зачем она сделала этот снимок? Позавчера она стояла у ворот меховой фабрики, вчера поглощала гребешки в ресторане. А сегодня она на кладбище! Никакой логики.
— Логика есть. Должна быть какая-то связь. Одно фото ведет к другому, говорю тебе. Это же одноразовый фотоаппарат.
— Не думаю. Не во всем есть закономерность.
Дэв вскинул руки с выражением «да сколько же можно это повторять».
— Данные. Снимки. Связаны. Между. Собой. Если бы это была игра, ты был бы где-то на шестом уровне — «На кладбище» — и происходящее стало бы обретать смысл. Хотя, наверное, к этому времени ты бы встретил в лесу старого ученого и он бы подкинул тебе кое-какие подсказки.
— Ты не…
— Нет, я не встретил старика ученого в лесу. Натолкнулся только на короля вампиров да смеющуюся парочку.
Дэв со странным выражением посмотрел на меня.
— Послушай, Дэв, иногда жизнь — это просто жизнь. Что-то случается, потом происходит еще что-то, и часто между этим нет никакой связи. Она пошла в ресторан, а потом на кладбище.
— В определенную часть кладбища.
— Не понял, что ты имеешь в виду.
Я произнес последние слова не допускающим возражения тоном, так как вне зависимости от того, какие мысли крутились у Дэва в голове, все они там и остались.
— Будешь «Колач»?
— Что это? Пиво?
— Сыр.
— Нет уж, спасибо.
Спустя час мой телефон подал сигнал. Я удивленно поморгал и пошел в гостиную показать новости Дэву.
«Просто так бабуин с дерева не упадет».
Пословица племени шона, Зимбабве
Не знаю, что это значит. Я нашла ее на том же сайте, что и остальные, решив посвятить этот блог определенной теме в надежде вызвать у вас, восьмерых, определенный интерес. В любом случае вряд ли есть смысл рассказывать вам какой-нибудь недавно имевший место в моей жизни случай, привлекший якобы внимание упавшего с дерева бабуина. Ведь если бы такое действительно произошло, я бы вам уже об этом поведала. И тут же написала бы в «Твиттере»: «Только что на моих глазах бабуин упал с дерева. К чему бы это?»
Расскажу-ка я вам кое-что другое: вот подумалось мне сегодня, не пытался ли он каким-то образом установить со мной контакт. Я сменила номер, когда все рухнуло. Правда, сейчас мне больше нравится мой тарифный план, так что нет худа без добра. Самое странное то, что я с самого начала знала, чем все закончится. Нет, правда, на что мне было рассчитывать? На то, что он поступит не так, как обычно?
А нет же ничего странного в том, что бабуин не падает с дерева.
Люди, однако, так предсказуемы.
Я теперь чувствую себя действительно опытной.
Итак, теперь меня читают человек восемь.
Восемь! Интересно, не встречались ли мы где-нибудь на улице? Интересно также, узнаем мы друг друга, если встретимся? Говорил мне как-то отец, что люди могут узнать друг друга с первого взгляда.
В этом городе семь миллионов человек. Я постараюсь улыбнуться кому-нибудь сегодня, на случай если он ищет именно меня.
Жаль будет, если это не так.
Глава 12, или
Не оставляйте меня с ней наедине
Неудобная ситуация.
Я даже не представлял, где бы нам с Эбби встретиться. Ее послание явилось как снег на голову. Вряд ли она придет. Дэв убедил меня в этом. Он сказал, что я ее интересовал только как рецензент, и при свете дня я неохотно признал его правоту. Она моложе меня, круче меня. И все-таки она отозвалась, ни словом не упомянув группу, но отметив, что на выходные приедет в город на день рождения подруги, и поинтересовалась, не хотел бы я встретиться и перекусить где-нибудь, ну что-то в этом роде.
Я тут же ответил, испугавшись, что ее намерение встретиться недолговечно как первый снег. «Почему бы не на Шарлотт-стрит?» — написал я.
Да, на то были причины. И разумеется, такой выбор имел смысл. Во-первых, встреча на Шарлотт-стрит могла трансформироваться во что угодно. Если хочешь произвести на кого-то впечатление — можно заказать дорогой коктейль в баре отеля «Шарлотт-стрит». Или пирог в пабе, если вы склонны развлекаться менее гламурно. Но надо было уже определиться, в каком направлении двигаться, чтобы оказаться где-нибудь посередине между коктейлем и пирогом.
— Добро пожаловать в «Абрицци», — поприветствовала меня метрдотель. — В волшебный уголок итальянского рая.
Я пришел рано, весь в думах о предстоящем событии, но эти слова все же показались мне знакомы, хотя я не мог точно сказать, где я их слышал.
— Вы забронировали столик?
— Ага. На двоих. Пристли. Джейсон Пристли.
Она принялась просматривать свой список, но внезапно остановилась, и мне показалось словно что-то щелкнуло у нее в голове. Она внимательно посмотрела на меня.
— Джейсон Пристли?
— Мы так рады, что вы к нам зашли, — заверещал Гино, менеджер, — жилистый человечек с часами, заметно слишком массивными для его тонкого запястья.
Похлопав меня по плечу, он попытался пожать мне руку.
— Да что вы, — ответил я, глядя прямо перед собой.
— Желаю вам приятного ужина. И позвольте мне предложить вам нечто особенное.
— Ладно, — сдался я, надеясь, что после этого он уйдет. Это сработало.
Чудовищно.
«Волшебный уголок итальянского рая» — это, конечно, моя формулировка, но я высказал ее в своей наспех написанной и продиктованной чувством вины статье. Они же, кажется, отнеслись к этому серьезно. Очень серьезно, да. «Волшебный уголок итальянского рая» стал, по всей видимости, их официальным слоганом. Он был напечатан на салфетках. На меню. На футболках и рубашках всех работников ресторана. Больше того: каждый раз, где бы ни повторялась эта фраза, под ней стояло мое имя: «Джейсон Пристли — „Лондонские новости“!»
Да, они были настолько воодушевлены моими словами, что присовокупили в конце восклицательный знак.
Повторюсь: чудовищно.
Когда Эбби в своей рваной футболке с намалеванным на ней Дэвидом Боуи и узких джинсах, с ярко-синей подводкой на глазах вошла в зал, она увидела меня, Джейсона Пристли, в окружении дюжин людей, облаченных в одежду, рекламирующую мое имя. Она откроет меню, а там мое имя встречается на каждой странице, под утверждением, заверяющим ее в том, что она попала в «утолок итальянского рая». Шарики на стенах, записные книжки в руках у официантов — все обещает ей уникальный, незабываемый ужин. Вот так должна была бы звучать фраза об одном из самых заурядных лондонских ресторанов. Хуже того, она может решить, что я этим горжусь. Мне будет очень трудно назвать это ошибкой или странным совпадением. Вряд ли стоит беспомощно лепетать: «Честно говоря, я не поклонник этого заведения». Невооруженным глазом видно, что я его завсегдатай. Отрицать это — значило бы не только подвергнуть сомнению мой профессионализм, но и заставить ее задаться вопросом, а для чего, собственно, я ее сюда позвал, раз здесь так плохо? Опять же вряд ли стоит ссылаться на незнание того, что она предпочитает — дорогие коктейли или пироги.
Так что мне оставалось только заказать пиццу и сидеть, ожидая ее, в надежде, что она ничего не заметит. Может быть, она действительно ничего не заметит. Это же вполне возможно.
Так это возможно, правда?
Это совершенно невозможно.
— Это… несколько необычно, — признала она и села за стол, положив рядом с собой рекламку с моим именем, напечатанным крупными буквами, врученную ей у входа в ресторан.
Мне хотелось надеяться на то, что ее поражает необычность встречи в таком вот уголке итальянского рая людей, неделю назад не знавших ничего друг о друге. Но увы: она имела в виду официанта, на котором были рубашка и бейсболка, напоминающие о существовании некоего Джейсона Пристли.
— Да, это несколько необычно, — не мог не согласиться я, поспешно добавив: — Я привел тебя сюда не для того, чтобы производить на тебя впечатление. Я совсем не такой.
— Приятно слышать.
— То есть я хочу сказать, что если бы я пытался произвести на тебя впечатление, то ни в коем случае не так.
— Твое имя тут повсюду, — не переставая удивляться, заметила она, изучая меню.
— Знаю, — согласился я. — Знаю.
— Смотри, они взяли и другие цитаты и поместили в описание соответствующих блюд. «Маргарита», по твоему мнению, «это восторг».
Я схватил меню и заглянул в него.
— Должно быть, так, — признал я, покачав головой. — Странно; я-то уж не самый большой ее поклонник. Слушай, может быть, уйдем отсюда? Может, лучше по коктейлю? Или по кебабу?
Она наморщила носик. Девушки не часто так делают.
— Здравствуйте, сэр. Здравствуйте, мадам!
Менеджер. Он вернулся. С подарками.
— Примите это в знак благодарности! — изрек он тоном, исполненным гордости.
Из двух весьма объемных вазочек, наполненных креветками и листьями салата, залитыми ярко-розовым соусом, торчали маленькие флажки, и на них крохотными буквами были напечатаны избранные цитаты из Джейсона Пристли.
Почему? Почему я не приложил больше усилий к тому, чтобы получше сформулировать эту фразу? Вот хотя бы у того же Хемингуэя тоже есть множество таких афоризмов, и все они по-своему хороши. Да и Уайлд разбрасывался ими направо и налево. Что, если это единственное, благодаря чему меня будут помнить и после смерти? Что, если это все, что останется после меня в таком виде?
— Спасибо, это…
Я поднял глаза и увидел, что менеджер ждет, что я скажу что-нибудь еще, произнесу какую-нибудь фразу, которую можно будет напечатать на рекламке или привязать транспарантик с ней к хвосту небольшого самолета, чтобы произвести соответствующее впечатление на весь Лондон.
— Спасибо. Креветки на самом деле очень милы.
Менеджер ответил на это полуулыбкой. Очевидно, что он тщательно обдумал сказанное мной, но понял, что вряд ли сможет достаточно эффективно использовать это мое высказывание вне контекста в следующей рекламной кампании. Он отступил, не спуская глаз с креветок, будто опасаясь, что они его подведут.