Шарлотт-стрит Уоллес Дэнни
Наконец он исчез.
— Думаю, по пирогу, — произнесла Эбби.
Мы находились неподалеку от переулка Перси. Я был рад, что Эбби предпочитает пироги коктейлям. Убежден, что девушка, которая любит пироги, понимает кое-что в жизни. А вот пристрастившиеся к коктейлям, насколько знаю, начинают очень странно себя вести, если не похвалить их туфли.
— Так что ты думаешь об этом заведении, каков твой вердикт? — поинтересовалась она, оглядывая паб. — Интересно, а не выскочит ли в центр зала особа, прикрытая лишь лоскутками с цитатами из Джейсона Пристли, чтобы спеть о прекрасных пирогах по вполне приемлемой цене?
Я смущенно улыбнулся.
— Какой слоган ты придумал для этих ребят?
— Богом клянусь, я и понятия не имел, что в «Абрицци» развернут такую кампанию в честь Джейсона Пристли. Если бы я знал, то не пригласил бы тебя сюда.
— Не сомневаюсь, — ответила Эбби с улыбкой.
Я был рад, что она позвонила. Ни с того ни с сего. На следующий день после того, как мы познакомились. Мне льстило, что она согласилась куда-то со мной пойти. И конечно, мне было очень приятно, что она ни словом не упомянула группу и мою статью. Так приятно говорить с кем-то, не думая о подтекстах и намеках. И все-таки сейчас, при свете дня, разница между нами стала еще более заметной. Она — молодая, красивая и стильная, а я — человек, имя которого украшает плохие бейсболки, венчающие головы официантов в ресторане средней руки. Наша встреча была просто встречей двух людей, испытывающих симпатию друг к другу.
— Я хотела тебя кое о чем попросить.
Забудьте, что я только что говорил.
— Давай, — ответил я, с готовностью кивая и тем самым показывая, что, конечно, именно этого я и ожидал, так как мне и в голову не могло прийти, что она просто хочет провести со мной время. Однако она, должно быть, заметила, как вытянулось мое лицо.
— Господи, нет, я не поэтому предложила встретиться; не думай, что я все устроила, чтобы чего-то от тебя добиться. Ты ведь так думаешь?
— Ну… Понимаешь, я вообще не ожидал, что ты дашь о себе знать. Ну, во всяком случае, до выхода статьи.
Она посмотрела на меня с серьезным выражением лица.
— Джейсон, я тут не ради твоих статей. Я тут даже не ради тебя.
Она доела пирог. Я же постарался скрыть разочарование.
— Мне просто кажется, что у тебя проблемы.
— У меня нет проблем, — ответил я, прежде чем даже успел осознать, что она имеет в виду.
— Разумеется, у тебя есть проблемы. Помнишь, я попросила тебя рассказать о себе. И что первое ты сказал?
— Про фотоаппарат? — предположил я.
Она улыбнулась и откинулась на спинку стула. Повисла очень неприятная пауза, и она явно не спешила чем-то ее заполнять.
— Ладно, — согласился я, — хорошо, у меня проблемы.
— Большинство парней решили бы произвести на меня впечатление, — продолжила Эбби. — Если бы я предложила им рассказать о себе, почти каждый начал бы с того как «однажды спас человеку жизнь». Часто можно услышать что-то вроде «я люблю животных» или «иногда я бываю слишком добрым, и это мой самый большой недостаток». Но ты решил показать мне, насколько увяз в проблемах.
— Так о чем ты хотела меня попросить? — попытался я сменить тему.
— Джейсон…
— Да ладно, говори… Что я могу сделать?
— Я хочу ребенка.
Она опять откинулась на спинку и взглянула мне прямо в глаза. Музыка, кажется, заиграла громче, у меня закружилась голова.
— Я… что?
— Я понимаю, звучит дико, но все-таки. Ты хочешь детей?
Не спорю. Потрясающе. Она все-таки свихнулась. А я-то… пошел ужинать с ненормальной.
— Ну… Когда-нибудь… Кто знает, — пробормотали, стараясь делать вид, что это нормальный разговор. Все в пабе именно это и обсуждают. — Но видишь ли… Не сегодня.
— Вот сегодня точно нет. На это ведь, кажется, надо месяцев этак девять. Так когда ты хочешь завести ребенка? Предположим, девочку. Ну?
— Ну… Я хотел бы… Я хотел бы когда-нибудь… Если совсем уж честно, я думал об этом иногда, но…
Я пожал плечами и махнул рукой — это лучшее, что я мог для нее сделать, раз сегодня она вся такая занятая.
— Так это твой окончательный ответ?
Трудно поверить в то, что сейчас я допью эту кружку и через двадцать минут буду дома.
— Думаю, да.
Она задумалась. По моей спине пробежал холодок. И тут она хихикнула, прикрыв рот рукой.
— Джейсон, я не могу сказать, что очень уж хотела бы детей. Кроме того, я лет на триста тебя младше и у меня вся жизнь впереди.
Вероятно, на моем лице появилось выражение столь неподдельной радости и облегчения, что она рассмеялась:
— Я дразнила тебя! Ты выглядел таким испуганным! Я не хочу ребенка от тебя!
Пока я пытался подобрать ответ, не включающий в себя слово «ура», она отхлебнула из кружки и пояснила:
— Я просто хочу, чтобы ты поговорил со мной.
Я удивленно посмотрел на нее.
«С чего бы человеку, равнодушному ко мне, так мной интересоваться?» — подумалось вдруг мне.
И тут…
— Джейсон, — нарушил молчание холодный сухой голос.
Я не слишком люблю, когда меня таким образом отвлекают от моих мыслей. Это редко сулит хорошие новости. Я поднял глаза.
Анна.
Анна? Что она здесь…
Разрозненные обрывки мыслей вылетели из моей головы.
«Я думаю, тебе надо как следует посмотреть на себя и, может быть, бросить пить. Это нездоровое пьянство, Джейсон».
Я покрепче вцепился в кружку.
«Пинта ничего не решает. А еще ты должен оставить в покое Сару и Гарета. У тебя был шанс, ты его не использовал, и теперь должен отнестись к этому как взрослый».
— Привет, Анна, — слегка привстал я. Если бы события разворачивались в мультике, то я бы при этом скрежетал зубами. Анна всегда умела разговаривать со мной так, будто застукала меня за чем-то неподобающим. И вот опять. Я почувствовал, как меня охватывает жгучий стыд. Анна была лучшей подругой Сары. По крайней мере до тех пор, пока мы с Сарой не начали встречаться. Я никогда ей не нравился. Во всяком случае, нравился гораздо меньше, чем Гэри с его тупой физиономией.
Теперь, когда Сара от меня избавилась, Анна старалась изо всех сил восстановить свою дружбу с Сарой, ну и с Гэри. И подозреваю, для этого она постаралась наговорить обо мне как можно больше гадостей. Нет, она больше не отпустит Сару так легко. Анна подпитывалась информацией. То есть сплетнями. Дайте Анне сплетню, она воспользуется ею и сделает так, чтобы она зажила своей жизнью.
Если бы я все еще был учителем, я бы описал ее так:
«Внешность: тощая, тонкие губы, тонкие брови, тонкий нос, тонкая кожа. Карманы набиты бумажными носовыми платками. Постоянно слегка обмороженная.
Общение со сверстниками: злоупотребляет фразой: „Но я же просто говорю правду“, — считая ее универсальным оправданием хамства, и полагает, что мы все должны молча восхищаться ее прямотой. Как же, она ведь „просто говорит правду“. Но не любит, когда ей говорят правду, и реагирует на нее двойной порцией запатентованной ею правды.
Общее впечатление: избегайте ее. Избегайте, избегайте и еще раз избегайте. Что? Я же „просто говорю правду“».
— Как поживаешь? — поинтересовался я с фальшивой улыбкой, думая только о том, что сейчас я должен так или иначе немного продержаться, авось она скоро уберется.
Анна щелкнула языком и протянула руку Эбби, придирчиво изучая ее рваную футболку с Боуи, ярко-синюю подводку и прочие черты, делающие мою следующую встречу с ней маловероятной.
— Извини. Он такой невоспитанный, правда? — рассмеялась она, определенно пытаясь убедить Эбби в том, что я и вправду невоспитанный. — Меня зовут Анна. Я подруга Сары? — Последнюю фразу она произнесла с вопросительной интонацией, хотя это было утверждением.
Она закидывала удочку, пытаясь добиться реакции Эбби, понять, кто она мне. Что она знает о Саре? Я рассказал ей все?
— Светлана, — с сильным русским акцентом произнес голос слева от меня. Очень странно, потому что слева от меня сидела Эбби, и я никогда не замечал за ней какого-либо акцента. И тем более она не была русской. Поблизости же не наблюдалось никого, кто бы мог претендовать на подобное обращение.
— О! — воскликнула Анна, определенно пораженная услышанным.
— Я русская проститутка.
Я повернулся и ошарашенно уставился на Эбби.
— Джейсон часто ко мне приходит, но иногда он просто хочет встретиться и поплакаться.
Анна смотрела на нас широко раскрытыми глазами.
— Сегодня он просто плакал. Ну и ел пирог. Я называю такие посиделки вечерами с Джейсоном Пристли. Слезы и пирог. Пирог со слезами.
Анна кивнула и улыбнулась носкам своих туфель. Когда она подняла глаза, то выглядела раздраженной.
— Кажется, ты наконец нашел себе ровесницу. На этом я вас оставляю. Приятного ужина.
Я проводил ее взглядом, прикидывая, сколь вероятно, что она забудет об этом и Сара ничего не узнает.
— И про слезы не забудь! — крикнула Эбби ей вслед.
Я повернулся к ней, не зная, что и сказать.
— Я подумала, это твоя бывшая, — пояснила она, подавив смешок.
— И ты решила, что будет здорово, если ты представишься проституткой, к которой я хожу поплакать?
— Ага, — ответила она. — Девочки любят такую хрень!
— Правда?
— Не все. Но в любом случае она тебе не подходит. Она покупает косметику в «Крабтри и Эвелин». В ту минуту, когда ты останавливаешь свой выбор на чем-то с запахом лаванды, считай, что бронируешь себе место в доме престарелых.
Я улыбнулся и покачал головой.
— Пошли! — сказала она. — Сходим куда-нибудь.
— Мы уже где-нибудь.
— Тогда двинем куда-нибудь дальше.
Не знаю, можно ли считать, что я был вместе с Эбби в этот вечер. Думаю, вряд ли, судя по тому, что она поцеловала одного из встреченных нами мужчин в губы.
Мы были в «Гуд миксере» в Кэмдене, в окружении толпы тощих хипстеров в узких брюках. К этому времени мы успели побывать в индийском ресторане, торгующем своей кулинарной экзотикой навынос на Кеслхэйвен-роуд, просто потому, что к каждому заказу они бесплатно давали бомбейскую смесь; кроме того, мы заглянули в «Холи-армс», где застали Эми Уайнхаус весело болтающей с высоким парнем в клоунской шляпе.
Есть какой-то привкус молодости, приключения и стиля у желания вот просто так взять и съездить в Кэмден. Но на самом деле мне там не по себе. Ведь нужно подготовиться к этому соответствующим образом. Пара крепких ботинок, необходимых для безопасного прохода по полю, усеянному куриными костями. Выражение лица, вежливо говорящее типам, через каждую пару шагов предлагающим вам наркотики, что вы уже не нуждаетесь в их услугах.
— Немного гашиша, приятель? — интересуется первый.
— Гашиша? — предлагает второй.
— Травки? — спрашивает третий, на случай если, пройдя последние несколько футов, вы передумали, решили пересмотреть свою жизнь и теперь жить не можете без его товара.
— Почему? — хочется вам закричать в какой-то момент. — Чем твой товар лучше, чем у него? Хотя бы приложи побольше усилий к тому, чтобы его продать. Тебя бы выгнали из «Логова дракона». [6]
Я уже притомился от всего этого, а на часах было всего одиннадцать сорок пять.
Всего — потому что Эбби использовала это слово постоянно, когда бы ни заговаривала о времени. У меня такое чувство, что конец света для нее тоже будет «всего» и она найдет еще один бар, достойный того, чтобы в него зайти, прежде чем предстать перед апостолом Петром.
Поэтому она мне и нравилась. С ней все было так, как раньше, еще до Сары, в то время, когда я мог ходить по барам всю ночь, как Эбби сейчас. Я продолжал делать это дольше, чем следовало бы, потому что это позволяло мне чувствовать себя свободным, ничем не связанным — таким, каким принято быть в этом городе.
В любом случае парень, поцелованный Эбби — легонько, пытался я убедить себя, совсем легонько, — оказался музыкантом из какой-то группы. В этот момент я понял, что Эбби, по всей видимости, предпочитает именно таких, и решил произвести впечатление крутого парня, весьма кстати вспомнив слово «приятель».
— Угостить тебя выпивкой, приятель? — спросил я, думая, что это звучит круто, но потом сообразил, что из моих уст это прозвучало по-идиотски.
— Сейчас вернусь, — заторопилась куда-то Эбби.
Я осмотрелся и снова почувствовал себя очень старым. Вокруг меня были узкие джинсы, яркие галстуки, обтягивающие футболки, тяжелые ботинки и стильные шляпы. Их обладатели медленно двигались у тускло освещенного бильярдного стола. Сейчас, без Эбби, я внезапно понял, как неуместно выгляжу здесь. Так, что на мне надето? Джинсы. Это нормально, но это совсем не те джинсы, которые носят все остальные тут. Я даже и не знаю, где такие купить. На мне была рубашка, в каких, как я видел, щеголяют в ночных клубах, и кеды «Конверс», но тут я все равно выглядел белой вороной. Сколько лет им всем? Двадцать? Двадцать один? Любой из них может оказаться моим бывшим учеником. И, глядя на меня, он будет думать: «Это он? Это наш учитель, тот-которому-за-тридцать? Здесь? В „Гуд миксере“? Среди нас?»
— Как называется твоя группа? — спросил я парня. Он едва скользнул по мне взглядом, словно боясь заразиться возрастом, и пробормотал:
— «Лжецы в ловушке».
— А название-то со смыслом, — подмигнул я. Он кивнул и отошел в сторону.
И тут…
Эбби. Она вернулась. Но теперь она была одета в новую футболку.
— Где ты это взяла? — потрясенно спросил я.
— Украла.
— Ты украла эту футболку? Когда?
— Когда пошла в туалет в ресторане. Думаю, в ней я выгляжу профессионалкой.
Я по слогам прочитал надпись на футболке.
— «Волшебный уголок итальянского рая» — Джейсон Пристли, «Лондонские новости»! Ну, ты в ней выглядишь профессионалкой лишь в том смысле, что тебя можно принять за официантку из «Абрицци».
— Ну, во всяком случае, я слышала поразительные высказывания об их пицце. Кстати, куда делся Джей?
— Джей? Тот тип, которого ты поцеловала?
«Да, Джей. Ты выиграл. Кажется, мне пора идти».
— Расслабься; может быть, я и тебя поцелую.
Видимо, стоит задержаться.
— Погуляем? — предложила Эбби.
Не знаю, кому может прийти в голову прогуливаться ночью по Кэмдену. Уверен, никто в нем самом и поблизости не счел бы такую прогулку хорошей идеей. Я, как мне казалось, вполне ясно высказал свои соображения по поводу ночных прогулок по Кэмдену, но, по всей видимости, до Эбби это не дошло, потому что она во что бы то ни стало хотела пройтись не просто по Кэмдену, но вдоль канала, мимо жилых барж, освещенных мигающим неясным светом уличных фонарей.
Но когда девушка обещает как-нибудь поцеловать тебя, можно на многое согласиться. Даже если это многое включает в себя прогулку вдоль канала.
Мы проследовали мимо двух темных фигур, которых можно было бы принять за грабителей, если бы они не оказались опасливо озирающимися мужчиной и его собачкой.
— Так что там? — спросила Эбби. — С фотоаппаратом?
Я улыбнулся. Опять фотоаппарат. Вероятно, у нее к этим штучкам особая страсть.
— Это была одноразовая мыльница.
— Круууто. Так старомодно. Но что-то в них есть. Понимаешь, эти снимки что-то да значат. Ведь тот, кто их сделал, имел какой-то замысел. В данном случае все не так, как при использовании телефона, когда уже утром после вечеринки у тебя их оказывается сотни. Однако те фотографии — это просто бумага, а в сделанных на одноразовую камеру есть что-то постоянное.
— Тебе надо познакомиться с моим соседом. Вы бы поладили.
— А девушка? Что с ней?
Я нахмурился.
— Откуда ты знаешь про девушку?
— Ну, когда ты сказал, что она беременна.
— А, эта девушка… бывшая.
— Ты начинаешь ее забывать?
— С чего ты взяла?
— Она оказалась не первой девушкой, занимающей твои мысли. Второй. Однажды она станет третьей, а потом ты и вовсе перестанешь о ней думать.
Я разворошил ногой груду листьев.
— Ну да… Просто… Понимаешь, когда мы расстались…
— Как вы расстались?
Мы сели на скамейку, и я принялся рассказывать Эбби, как это произошло, а она, уставившись на поверхность канала, время от времени издавала подобающие междометия, задавала правильные вопросы. Поэтому я и решил рассказать ей о том, о чем до сих пор не говорил вам.
Потому что я, кажется, поладил с вами. Сначала все было довольно непросто, но вы сами знаете, у меня были на то причины, потом я потратил много времени на «Ежиновку», и сейчас, когда мы только как сошлись и я оказался на скамейке рядом с привлекательной девушкой, можно приступить к изложению истории, узнав которую, вы, конечно, перестанете мною восхищаться.
Когда я рассказал ей все, она посмотрела на меня с жалостью, но кто знает, кому эта жалость предназначалась.
Глава 13, или
Кто сказал, что жизнь справедлива?
— Господи, Джейсон, что случилось?
Я не знал, куда идти, поэтому пошел сюда.
— Входи. Ну, давай, — приглашает она, и я протискиваюсь в тесный темный коридор ее квартиры на Блэксток-роуд.
— Где твоя соседка? — спрашиваю я, замечая ужин на одного, доставленный из вьетнамского ресторана, бокал вина и десятичасовые новости по телевизору.
— У меня ее нет? — ответила она с вопросительной интонацией. Почему-то это озадачило меня. Как будто она выросла, а я этого не заметил. Но нам обоим за тридцать и это самое большее, чего мы могли добиться.
— Выпьешь вина? — предложила она как раз в тот момент, когда я отшатнулся от нее, чтобы она не почувствовала запах алкоголя. — Что с тобой?
Мои глаза блестят — не знаю, от выпитого, от холода, от слез ли, и я весь содрогаюсь от несправедливости этого мира, гнева и прогулки под мокрым снегом.
— Тебя знобит. Что случилось?
— Мне кажется, я на грани срыва, — отвечаю я так честно, как только могу, правда, с несколько фальшивой улыбкой и наворачивающимися на глаза слезами от того, что весь день мне приходилось быть честным. — Мне кажется, я вот-вот сломаюсь, и я не знаю, как с этим справиться.
Я, уже не в силах сдерживаться, чувствую, что в горле у меня стоят тяжелые, рваные всхлипы, и она тоже это чувствует, так как обращается со мной словно с ребенком и спрашивает, не хочу ли я печеной картошки или еще чего-нибудь. От этого проявления доброты я совсем теряю самообладание.
Я хочу, чтобы мир снова стал таким, каким он был до того, как все это случилось, до всего этого джина с чем-то, по ошибке названным тоником, но при этом я хочу, чтобы со мной обращались вот так, как она сейчас. Терпеть, когда говорят, что мне надо вырасти, оставить «это» в прошлом или разобраться со своей жизнью.
Это нечестно. Я не просил, чтобы это случилось. Не знаю, почему это повлияло на меня вот так и почему я единственный, кто это понимает. Но я не единственный. Она тоже понимает. Может, просто потому, что ей не приходится постоянно иметь с этим дело, но наконец я чувствую, что говорю с кем-то, кому я небезразличен, с кем-то, кто видит для меня иное будущее — вдали от Сент-Джонса, Дилана и отчаяния.
Тебе тоже было не все равно, Сара, но почему все так быстро изменилось? Кто переключил программу? Разве можно постоянно слышать требование вырасти и при этом не страдать от непонимания?
Я хватаю графин и наливаю себе стакан вина, а она включает отопление посильнее только ради меня. У меня опять начинает болеть сердце от того, как это приятно, и я рассказываю ей все. Она проявляет понимание и уже за полночь отыскивает в шкафу бутылку виски, которую собиралась подарить отцу на Рождество. Мне сразу стало тепло, хорошо и уютно. Внезапно обнаружив, что моя рука находится в непосредственной близости от ее ноги, я понимаю, как она хороша, какой она замечательный друг и как правильно все сейчас происходящее.
Я прислонился к кухонному столу и тут же отшатнулся — мне показалось, что я раздавил муху, но, по счастью, это оказалась всего лишь воздушная кукуруза Дэва.
Я ссыпал ее останки на край раковины, зная, что через некоторое время он ее хватится.
Это был долгий вечер, и, доставая чайные пакетики из шкафа, я попытался обдумать, что произошло.
Да, было приятно поговорить. Она оказалась хорошим слушателем, а я — нет. Я умудрился забыть, просила ли она положить сахар.
— Нет, — словно угадав мои мысли, крикнула она из спальни.
Тут же распахнулась дверь комнаты Дэва, и он высунулся в коридор с видом антилопы, услышавшей рев льва.
— Что это было? — проговорил он.
— Эбби, — шепотом ответил я, и, когда шок прошел, он вышел из спальни на кухню.
— Хорошие новости, — не очень уверенно проговорил он. — Поздравляю.
— Ничего не было, — ответил я, и на его лице появилось выражение, явно свидетельствовавшее о том, что он ничему не верит.
Но ничего и вправду не было. Даже поцелуев. Думаю, очень многим парням не досталось поцелуев, обещанных Эбби.
— Пойдем куда-нибудь позавтракаем, за твой счет? — предложил Дэв. — Мне есть что тебе сказать, если…
В спальне, опершись на мою сложенную в несколько раз подушку, одетая в найденную на полу футболку, Эбби печатала что-то на ноутбуке.
— «Фейсбук» был открыт, — сочувственно пояснила она, показывая на экран. — Хочешь знать новости?
— Что? — спросил я, опуская ее чашку с чаем на пол рядом с кроватью.
— Сара… — Она предоставила мне возможность завершить фразу, но я лишь пожал плечами. — …примеряет платья.
Я не знал, что сказать, так что снова пожал плечами.
Свадебные платья? Платья для беременных? Процесс обновления ее статуса породил немало новой информации, но я не хотел приобщаться к ней, так как не собирался задаваться вопросами, не имеющими, по моему разумению, ответов.
Почему-то мне вспомнилась мама. Она плохо восприняла наш разрыв. Она была бы так счастлива сейчас, помогая Саре, давая ей советы насчет свадебного платья или помогая выбрать одежду для беременных, с нетерпением ожидая дня, когда она во второй раз станет свекровью и наконец-то бабушкой. Стивен женат на Эми, и они часто общаются с мамой по скайпу, но я знаю, что в отношении меня у нее тоже были свои планы.
Боюсь, что родители становятся жертвами разрывов, хотя об этом не часто говорят. Но им приходится смотреть, как рушатся их планы на будущее, как подготовленные свадебные речи оказываются ненужными, как мечты, в которых они кормят с малышом уток или выбираются со всей семьей на пикник, тают в воздухе из-за одной ссоры, одной ошибки, одного эгоистичного поступка. Им приходится отступать и надеяться, что в следующем месяце, в следующем году или когда-нибудь в будущем ты встретишь кого-то и они снова будут надеяться и строить планы. А пока они остаются на твоей стороне — ты ведь все-таки свой, но вместо надежды у них остается Билли Элиот и не слишком приятные ужины втроем.
— О, Джейсон, — сказала мама, когда я ей все рассказал, — что теперь? Что же будет теперь?
И всему виной была некая случайность. Просто глупая случайность. Если бы я был чуть менее великодушен, то сказал бы, что виной всему мальчик, трудный, жестокий, злобный мальчик из моей школы. Расист, разумеется, хоть и сам не знает почему, злой на весь мир, но на самом деле всего лишь будущий бандит. Наверное, я кажусь озлобленным снобом, но подумайте сами, как могло бы быть иначе, после того как Дилан сделал то, что сделал. Мне пришлось уйти после этого. И, что бы Сара вам ни говорила, я сделал это не с легким сердцем. Я не сразу принял это решение. Она не понимала этого. Не могу поверить, что девушка, так долго бывшая со мной, настолько не понимала меня.
Однажды Дилан решил убить учителя.
Понимаю, как дико это звучит. Но я уверен в том, что говорю, так как читал полицейские отчеты. Он не планировал, у него раньше не было таких мыслей, но однажды он просто решил. И вот на большой перемене зашел с приятелем по имени Спенсер Грей к себе, в большой муниципальный жилой дом, окна которого весьма кстати выходили на школьный двор, зарядил пневматическую винтовку брата и прицелился в окно того самого класса, где в этот момент я увлеченно рассказывал девятиклассникам о первых механических ткацких станках.
Мелькнула вспышка, и послышался приглушенный звук удара. Я с невозмутимым видом продолжал урок, пока все не повторилось — как будто светлячок или крошечный метеор снова пролетел по классу, перед плакатами, изображавшими схему севооборота.
Взглянув на окно, я увидел маленькое отверстие идеально круглой формы и решил, что кто-то из учеников принес трубочку и решил пострелять горохом. Но горошины не пробивают стекло, да и дети уже сто лет не стреляют горохом из трубочек. Да, тяжело было в это поверить, но я начал понимать, что происходит…
Приезд в школу нескольких десятков полицейских привел детей в неописуемый восторг. Они прижимались лицами к стеклу, стараясь получше рассмотреть оружие и бронежилеты. Они словно смотрели новости, а не наблюдали за тем, что случилось этим пасмурным вечером в северном Лондоне. Мне удалось вывести всех из класса и избежать паники. Вообще-то злоумышленник не мог причинить кому-то серьезный вред пневматической винтовкой небольшого калибра, но его преступное намерение и это проявление ненависти и оказались тем, что нанесло мне такую травму. Приехав домой, я под впечатлением случившегося съел тарелку блинов и выпил бутылку вина, и на меня сразу снизошло осознание всего, чему мне суждено было стать свидетелем. И я заплакал. Я не просто плакал, а, содрогаясь всем телом, рыдал как ребенок.
Сначала Сара мне сочувствовала и окружала меня заботой. Она даже взяла отпуск на остаток недели, чтобы сидеть со мной, но шок затмил все это, прежде чем я успел уяснить, что происходит со мной и вокруг меня. Я стал подозрительным и нервным. Мне хотелось одного: не выходя из дому, смотреть по телевизору какие-нибудь незатейливые, не очень возбуждающие программы и быть уверенным в том, что мировые устои не нарушены. Через некоторое время Сара — и думаю, это естественно — перестала столь явно выражать мне сочувствие.
«Ради Бога, Джейсон, он совсем ребенок, — заявила она однажды, когда мы собрались поссориться в третий или четвертый раз за день, — он не понимал, что делает. И это была всего лишь какая-то спортивная пневматическая винтовка!»
Сейчас я могу ее понять. Тогда не мог. Я был настолько поглощен собой как жертвой, что не видел ничего вокруг. Может быть, она просто делала то, что советовала ей мать, — пыталась заставить меня выскочить из этого порочного круга. Но к сожалению, так просто от этого не отделаешься. В тот день я отвечал за внутришкольную безопасность. И я был тем учителем, которого выбрал Дилан на роль жертвы. Да, только потому, что я оказался в классе напротив его дома, но именно эта случайность так меня напугала. Она доказывала, что мир куда более опасен, чем казалось.
И конечно, я был зол. Я злился на Дилана, злился на весь мир, злился на Сару за то, что она разочаровалась во мне как в мужчине, — не важно, так ли это было на самом деле. Моя жизнь изменилась, когда Дилан взялся за винтовку. В некотором смысле ему удалось убить во мне учителя. И во всяком случае, он убил наши отношения.
Нет.
Я сам виноват.
— В общем, — нарушила мою задумчивость Эбби, — я ее удалила из друзей.
— Мм?
— Удалила ее из друзей. Это нечестно. Она знает, что ты можешь все это прочитать и тебе будет больно от этого. Ну вот я ее и удалила.
Я улыбнулся, думая, что она шутит, но она, отхлебнув чаю и сохранив то же выражение лица, продолжила щелкать мышкой.
— Ты… Подожди, что ты сделала?
Она подняла глаза и пожала плечами с невинным видом.
— Так будет лучше. Доверься мне.
Довериться ей? Я ее едва знаю.
— Эбби, какого черта?
Я был в ярости.
— Ты ничего обо мне не знаешь. Как я могу тебе доверять в этом? Ты никогда не видела Сару, ты не представляешь всей ситуации. И все равно ты берешь и удаляешь ее, как будто так и надо. Она узнает! Она увидит, что я удалил ее из друзей!
Читать бесплатно другие книги:
