Модератор реальности Абакумов Игорь

– Ну, я вам… щас…

Рабочий сделал последний шаг, поднял ногу и, чуть не упав, яростно впечатал ботинок в вязкую лужу. Зеленая масса недовольно чмокнула и быстро успокоилась. Человек, нахмурив брови, попытался вглядеться под ноги. Ничего не разглядев, осторожно опустился на корточки и обмакнул в жидкость грязный указательный палец. Поднеся палец почти к самым глазам, он заметил тянущийся за ним, словно резиновый, жгутик.

Получив доступ к большому массиву органики, зеленая жидкость жадно занялась преобразованием живого и бывшего когда-то живым материала в подобную себе бесструктурную биомассу. Боли человек не почувствовал. Только заметив, как его палец и следом за ним кисть начинают бесформенно оплывать, рабочий мгновенно протрезвел и широко открыл рот, приготовившись выплеснуть в темноту безумный вопль ужаса.

Зеленеющая гортань смогла издать только какой-то булькающий хрип.

Через несколько секунд масса наконец полностью провалилась в зев колодца, оставив на земле только лужицу воды, бывшей когда-то частью человеческого организма, ботинки из кожзаменителя, металлические пряжку и зубную коронку, стеклянную бутылку да россыпь пластмассовых пуговиц.

Дойдя до начала платформ, Димон бросил портфель возле одной из ажурных опор, поддерживающих сводчатую крышу вокзала, и расправил плечи, глубоко вдохнув питерский воздух.

– Ну что? По мороженому? – подмигнул он Вячеславу.

– Нет уж, – Слава подвинулся чуть в сторону, пропуская текущую по платформе толпу новоприбывших, – ассоциации какие-то нехорошие с этим словом…

Димка усмехнулся:

– Ха! Так то было киевское мороженое, а здесь – ленинградское. Две большие разницы, однако.

– Я все ж таки воздержусь. – Слава подхватил с асфальта портфель. – Поехали, дела закончим, потом и поедим. И мороженых, и пирожных…

Переходя небольшую площадь сбоку от вокзала, Слава глянул на небо и застыл. Димка что-то недовольно пробурчал, наскочив на товарища.

– Баз, ты когда-нибудь летающие тарелки видел?.. – Слава проводил глазами два идеально круглых диска, почти сливающихся с небесной синевой.

Диски, зависнув на секунду в вышине почти прямо над площадью, сорвались с места и мгновенно скрылись из поля зрения за крышами зданий.

– Где? – Димон задрал голову. – Чертей видел, а тарелки не доводилось.

– Да нигде… улетели уже. Пошли.

– И что ты хочешь?

Катерина, приоткрыв дверь на ширину ладони, подозрительно смотрела сквозь щель на бывшего соседа. Нет, это было, конечно, забавно, когда за ней, десятиклассницей, вдруг начал увиваться сосед-восьмиклассник. Тогда. Сейчас уже не смешно. Замужняя женщина, как-никак. А тут приперся ухажер из далекого детства и несет какую-то ахинею…

– Сережа, ты не заболел?

Бывший отчаянно заламывал руки и, похоже, не находил нужных слов.

– Мой муж – милиционер. – Катерина подчеркнула последнее слово. – И так получилось, что сегодня он на дежурстве и дома его нет… Но это вовсе не означает, что ты можешь приходить сюда со своими фантазиями.

Она ничего не могла понять. Но следует заметить, что Сергей понимал происходящее и того меньше. Было ощущение, что он то ли спит, то ли спал всю жизнь до этого, а теперь вот – проснулся. Или это все розыгрыш?

– Ты обиделась, что я не проводил тебя на собеседование? Да?

Катерина досадливо нахмурилась.

– Все, мне это надоело. Я устала после тяжелой рабочей недели и хочу спокойно отдохнуть. – Она начала закрывать дверь. – Иди домой.

– Рабочей?.. – Сергей удивленно поднял брови.

Дверь захлопнулась. Студент навалился на нее и прокричал в маленькую щелку между дверью и коробкой:

– Ты работаешь?!! Где ты работаешь?!!

Прижавшись ухом к двери, Сергей так и не понял, услышал он эти слова или ему показалось.

«Все там же, в „Неолите“… Отвали…»

Выйдя на улицу, Сережа потерянно остановился. Ровного бледно-голубого окраса небо насмешливо взирало на него сверху.

«А обещали дожди целый день…»

Сергей потряс головой, отгоняя совершенно бестолковую мысль, и попытался взять себя в руки. В конце концов, с этими непонятками и потом разобраться можно. Сейчас важнее подключиться к программе. Не получилось раздобыть еще один шлем у Катерины? Ничего – обойдемся. Жаль только времени потерянного.

Он решительно вышел на Большую Пушкарскую и поднял руку, ыразив жгучее желание воспользоваться самым дорогим видом транспорта. Долго голосовать не пришлось.

– На Павлова.

– Захарыч, ну какого черта? А?

Молодой Степка, только закончивший ПТУ, всегда в тоннеле начинал громко возмущаться. Бригадир Захарыч, проведя под землей большую часть своей жизни, только усмехался. Боится пацан, оно и понятно. Это пассажиру в вестибюлях да в вагонах невдомек, нечувствительно… А вот на тех, кто пехом по трубе, землица над головой – ох как давит. Захарыч-то привык, ему это даже нравиться с каких-то пор стало, а молодым-то надо как-то страх выпускать. Некоторые вот так болтать начинают. Чтоб не бояться, стал быть.

– Ну, дневная смена ведь, Захарыч! Чего в дыру-то рабочую посылают, а? Тут же поезда носятся, а ну как кто под колеса угодит? Что будет-то?

– А ниче не будет, – подначил молодого плетущийся позади Витька. – Колеса, они железные – отмоются.

Захарыч цыкнул на подчиненного, и Витек оборвал смешок. Тоже мне, балагур нашелся – десяток лет назад сам в штаны от страха писал. А вот, поди ж ты, дедом себя строит.

– Ты, Степка, не рассуждай. – Захарыч осветил фонарем метку на закругляющейся бетонной стене. – Начальство сказало – проверить, наше дело – проверить… Дошли уже почти.

Тоннель осветился прожекторами приближающегося поезда, и маленькая бригада поспешила спрятаться в небольшой технологической нише.

– Так ведь – день, Захарыч!!! – закричал Степка на ухо бригадиру, перекрывая гул подъезжающего состава. – Че ночная-то смена не проверила, а?!!

Захарыч, поморщившись, отстранился от орущего сосунка и вгляделся в освещенную прожекторами трубу.

– Вон там! – Он вытянул руку, указывая на что-то, находящееся метрах в ста дальше по тоннелю. – Туда нам.

Степан замолчал и попытался вглядеться в указанном направлении. Ничего увидеть, правда, не сумел – именно в этот момент поезд достиг ниши и заслонил тоннель мелькающими освещенными окнами.

– А потому, дурень, не ночная, – ответил бригадир на прозвучавший ранее вопрос, глядя вслед удаляющимся огонькам последнего вагона, – что сигнал был. От машиниста. Аккурат уже в нашу смену. Так что закрывай диспут и потопали.

До нужного места бригада добралась, пропустив по пути еще один поезд. Захарыч направил луч фонаря вверх и жестом велел подчиненным сделать то же самое. Три желтых круга осветили хронически мокрый участок бетонного кольца, отмеченный в разных местах разнокалиберными заплатами. Прямо под потолком тоннеля предусмотрительно висели неглубокие деревянные люльки, к которым с двух сторон вели прибитые к стенам металлические лестницы.

– Ох, прорвет это когда-нибудь, помяните мое слово, молодежь… – Захарыч покачал головой и сбросил под стену сумку со своим инструментом. – Точно вам говорю, ежели этот перегон не закрыть и не рыть в обход – будет, будет здесь размыв…

– Как это – закрыть, Захарыч? – Степка сбросил с плеча баул с материалом. – Да кто ж позволит-то? Эт же ж весь север, почитай, от центра отрезать.

– А и отрезать! – Бригадир сердито сверкнул глазами на молодого. – Поди, лучше, чем всю ветку затопить. Поезда, чай, не подводные лодки, чтоб по подземным озерам рассекать.

– Мужики! – Все еще стоящий под аварийным местом Витька освещал одну из люлек. – Да тут не вода, тут уже говно какое-то сочится…

Захарыч и Степка одновременно подняли лучи фонарей кверху. На площадке люльки отчетливо виднелась растекающаяся зеленоватая куча непонятного происхождения, от которой (как теперь разглядели рабочие) к трещине в потолке тянулась тоненькая струйка.

– Ну вот, – вновь заворчал бригадир, – теперь и дерьмо всякое… Поезд!

Витька ушел с путей, и все трое столпились у стены, схватившись за прутья лестницы. Пронесшийся мимо состав обдал путейцев волной горячего воздуха и с гулом скрылся за поворотом трубы. Витька снова вышел на рельсы и встал под раскачивающейся люлькой, задрав голову.

– Да… Латать надо…

Между неплотно подогнанных досок люльки набухла огромная, величиной с кулак, зеленая капля и, оторвавшись, с чмокающим хлопком растеклась по Витькиному плечу.

– Вот ведь зар-р-раза! – ругнулся рабочий и попытался смахнуть вязкую гадость рукавом.

Жидкость размазалась по одежде, и Витька, разведя руки, удивленно уставился на повисший между рукавами зеленоватый жгут.

– Что за?..

Захарыч сделал в сторону Витьки пару шагов и в ужасе застыл. Поднятые руки подчиненного вдруг согнулись в местах, совершенно для сгибания не предназначенных, и буквально потекли, на глазах зеленея и теряя форму. Бригадир оцепенел, не в силах отвести глаз и луча фонаря от младшего товарища. Витька пару мгновений понаблюдал за трансформацией своих рук и поднял удивленный взгляд на старшого:

– Захарыч, что?..

Договорить он не успел. Фигура Витьки неожиданно смялась, словно бумажная, и обрушилась на шпалы зеленой кучей и лужицей прозрачной воды.

За спиной Захарыча раздался металлический звук падения фонаря и истошный крик Степана.

Только бы не заразился, только бы никто не обратил внимания на ее пальцы. А уж до следующей смены она избавится от этой гадости. Сама…

Татьяна, опасливо обозрев пустой коридор родильного отделения, юркнула в один из пустующих боксов. Хорошо, что май не самый плодовитый месяц и больше родов сегодня не предвидится. Может, и не заметит никто…

Медсестра подошла к раковине, выложила из кармана какой-то пузырек и сдернула с пальца резиновый напальчник. Палец выглядел отвратительно. Ну, не совсем… Но при ближайшем рассмотрении – таки да. Покраснение, припухлость, сукровица и… Да-да, гной уже тоже видно. Татьяна решительно надавила на рычажок контейнера с дезинфицирующим жидким мылом и открутила второй рукой барашек водопроводного крана.

Надо хорошенько промыть и обработать… Эй!

Держа на весу ладошку с каплей мыла, Татьяна нагнулась и посмотрела на срез носика крана. Воды не увидела. Она открутила ручку до упора – результата ноль.

– Ну вот…

Да нет, не может быть. Таким учреждениям, как роддом, без воды никак. Татьяна засунула в носик мизинец и слегка повертела там. Странно… Придется, наверно, бежать искать другой умывальник. Ага, с мылом в одной руке, с пузырьком в другой… Попадаться кому-нибудь на глаза ой как не хотелось.

Медсестра вздохнула и выдернула палец из крана.

Мизинец почему-то оказался длиннее и… зеленее, что ли… Татьяна сначала удивленно, а затем с нарастающим страхом разглядывала вытягивающийся за пальцем из крана бледно-зеленый жгут. Вещество, явно ничего общего с водой не имеющее, вызывало граничащее с тошнотой омерзение. Медсестра, забыв про мыло, брезгливо схватилась за провисший шнур и рывком оторвала его от мизинца.

Вещество оказалось вязким и липким. Жгут не порвался, а размножился, вцепившись теперь и в другую руку. Сделав непроизвольно шаг назад, Татьяна отчаянно затрясла руками. Зеленые струи, обвив кисти и запястья, стали растекаться по коже, размазываться… Она поднесла ладони ближе к лицу.

Закричать Татьяна не успела. Когда она заметила, что ее кисти потеряли всякую форму и зелень жадно ползет к локтям, съедая рукава халата и то, что под ними, когда она с усилием открыла сведенный судорогой ужаса рот… Из всех красок в глазах осталась только одна.

Зеленая.

Народу в вагоне метро оказалось, на удивление, немного. По крайней мере, в первом, в который и заскочили друзья-товарищи. Возможно, для выходного, да еще и праздничного дня было еще слишком рано. Простой люд, тот, что уже не спит и еще не празднует, включает телевизор с трансляцией московского парада по всем каналам и идет заниматься неспешными делами по дому. Ветераны достают из шкафов старую форму (у кого ест) с орденами, бережно раскладывают на диване и, присев рядом, якобы передохнуть, внутренне готовятся услышать легкий металлический перезвон на груди. Звон, который они решаются услышать раз в год. Звон памяти. А молодежь, скорее всего, банально дрыхнет.

Впрочем, конечно же, не все. В задней части вагона, заняв оба трехместных сиденья, расположилась шумная компания длинноволосых переростков раннестуденческо-позднепэтэушного возраста. Уже подогретые, из тех, кому все равно, что праздновать. И ветеран один имелся. Сидел впереди, прямо напротив Славы с Димкой. Опершись руками с узловатыми фалангами пальцев на отшлифованную ладонями такую же узловатую трость, наблюдал из-под насупленных седых бровей за распоясавшейся молодежью.

– Фрицы… – Рядок медалей на поношенном пиджаке отозвался на реплику гневным звоном. – Тьфу!

Старик перевел тяжелый взгляд на Кроткова с Базовым.

– Впрочем, куда им до фрицев?.. Те порядок чтили, умнее были… Если б они такие патлы отпускали, не мы бы их побили, а вши. – И, скользнув глазами по коротким прическам друзей, без всякого перехода: – Солдаты?

– Никак нет! – Димон выпрямил спину и весело отрапортовал: – Курсанты, товарищ командир!

– Звание? – Ветеран коротко ударил тростью в пол.

– Старший сержант! – Дмитрий вскочил с сиденья и картинно щелкнул каблуками. Кивнув на Славу, добавил: – И сержант.

– Юродствуешь? – хитро прищурил один глаз старик и, улыбнувшись, хлопнул ладонью по скамье рядом с собой. – Ладно, все равно верю. Садись сюда. Садись-садись.

Димка присел.

– А что парад-то не смотрите, дедушка?

– Парад?!! – Старик аж подскочил. – Это парад?!! – Он неопределенно махнул тростью куда-то в сторону. – Это в сорок пятом был парад. Такие люди на трибуне мавзолея стояли – было кому честь отдавать. А сейчас там кто? Мишка меченый – главковерх?!! Да он только с виноградниками воевать может. Тьфу! Позор, а не парад…

Дед затих так же быстро, как и вспыхнул.

– Эх, сынок, – ветеран вздохнул. – Да если б я тогда, в войну, только подумать мог, что генеральный секретарь партии может так нашу Победу просрать… – Он чуть помолчал. – Вовек бы из крымских катакомб не вылезал. Хоть бы винтовка моя при мне осталась…

Димон открыл было рот, дабы поподробнее расспросить старика о катакомбах, но именно в этот момент из кабины машиниста раздался звон разбившегося стекла, поезд резко затормозил и остановился. Свет в вагоне погас, уступив место нескольким тусклым лампочкам аварийного освещения. Слава поднялся с сиденья, на которое его опрокинула сила инерции, и огляделся в поисках прозвеневшего куда-то Димкиного портфеля. С задней площадки вагона доносилась тяжелая возня и приглушенная ругань. Там же, в корме, раздался тяжелый удар по крыше.

– Ну вот, приехали… – Димон поднялся сам и помог подняться ветерану, подобрав попутно с пола и вручив ему трость. – Действительно, бардак в стране Советов…

Дедок никак не прокомментировал происшедшее, только, напряженно сжав в руках свою палку и перехватив ее наподобие винтовки, присмотрелся к возне у задних дверей.

– Чего встали, интересно?

Слава подошел к двери кабины машиниста, прислонил к переборке ухо и прислушался. Сквозь пластик доносилось неразборчивое бормотание рации. Кротков надавил на ручку запертой двери и, не получив никакого результата, постучался костяшками пальцев.

– Эй, на мостике! Тут пассажиры волнуются – кого стоим?

Ответа не последовало, и Слава, пожав плечами, снова уселся на лавку. Встретившись взглядом с Дмитрием, пожал плечами еще раз. Неожиданно ветеран схватил Димона за рукав. Курсанты проследили направление напряженного взгляда деда. В тусклом свете аварийных ламп на задних сиденьях вагона им предстала какая-то непонятная картина. Компании беспокойных пассажиров там не наблюдалось.

– Фрицы! – взвизгнул ветеран и бросился в корму с тростью наперевес.

Друзья вскочили с лавок и, чуть не столкнувшись лбами, метнулись за дедом. Старик резко затормозил метрах в четырех от торцевой стены вагона и перехватил свою палку горизонтально. Курсанты, наткнувшись на трость животами, замерли.

– Стоять! – Ветеран опустил трость и ткнул ее концом под ноги. – И здесь достали, атакуют…

Слава опустил глаза к полу. Между задними сиденьями расползалась непонятная зеленоватая куча, из-под которой быстро разбегалась в стороны прозрачная лужа. В воде медленно перекатывались разнокалиберные пуговицы и мелкие монеты. На самом краю кучи зеленая субстанция не торопясь погребала под собой электронные часы на металлическом браслете.

– Что за сопли? – Димон легонько пнул приплывшую с водой прямо под ноги авторучку.

«Сопли» присутствовали не только в куче внизу. Несколько вязких нитей свисали с потолка, из щелей вентиляции вагона, заканчиваясь вязкими лужицами на сиденьях. Слава попытался посмотреть в соседний вагон. Тот изначально, по не совсем понятной причине, был заполнен пассажирами гораздо плотнее вагона первого. Что творилось там теперь, понять невозможно – торцевые окна второго вагона оказались залиты изнутри все той же зеленоватой жижей.

Димка недоуменно посмотрел на напарника:

– Ты что-нибудь понимаешь?

Слава не ответил, напряженно всматриваясь в непонятную субстанцию. Базов присел и протянул было руку к луже под ногами. Кротков только хотел остановить товарища, но его опередил ветеран. Сделав резкое движение кистью, дед чувствительно хлопнул тростью по запястью Димона.

– Дед, ты че? – Димка отпрянул.

– Не трогать! – истерично взвизгнул старик. – Это химическая атака.

Полоумный старикан бросился в головную часть вагона:

– Фрицы! Щас полезут! Надо уходить! – И он начал возиться с передней дверью, пытаясь руками раздвинуть створки.

Слава отступил на шаг от подбирающейся к кроссовкам лужи.

– А знаешь, Баз… Похоже, он не так уж и неправ… Пошли! – Слава развернулся и поспешил на помощь ветерану. – Ну-ка, дедуль, подвинься…

– Че вы ерундой маетесь? – Подошедший Димон дернул за ручку аварийного открывания дверей.

Створки неожиданно легко поддались, и Слава чуть не выпал из вагона.

– Тоже верно, чего это я?..

Друзья спрыгнули на дно тоннеля и аккуратно сняли с поезда ветерана. Димка прошел чуть вперед и оглянулся на кабину машиниста. Лобовое стекло было разбито, и с оставшихся в проеме осколков сползала все та же зеленая гадость. Димон присвистнул.

– Слышь, Крот, машиниста, похоже, у нас нема.

Слава уже дошел до конца первого вагона и теперь рассматривал преградившее ему путь небольшое вязкое озерцо. Зелень стекала с крыши второго вагона, смешиваясь внизу с сочащейся из-под дверей водой.

– И пассажиров, кажись, тоже…

Третий и последующие вагоны замершего поезда в сумраке тоннеля рассмотреть было сложно, но звуков с той стороны не доносилось никаких.

Ветеран неожиданно резво сорвался с места и посеменил вдоль путей по ходу движения поезда.

– Отходим! За мной, бойцы! Отобьем супостата!

– Дедуля уже в катакомбах. – Вячеслав подбежал к опешившему Димону. – С другой стороны, «Площадь Мужества» уже недалеко должна быть. И выход на поверхность… Командир! Нас-то погоди.

Друзья рванули в сторону станции и скоро догнали ветерана.

Трамвай медленно подполз к остановке, но, вопреки ожиданиям пассажиров, замереть на месте и не подумал. Скопившийся у дверей народ слегка заволновался. На площадках началась игра в недоуменные гляделки: почему это мы едем, когда мне выходить?

– Водитель! – первой заверещала какая-то бабуля со средней площадки. – Откройте двери!

– Что-то случилось… – с умным видом изрек сидящий у окна старичок и кивнул на улицу.

Пассажиры, даже те, что не собирались выходить и мало обращали внимания на происходящее за бортом трамвая, машинально повернули головы в указанном направлении. На полупустой проезжей части отчаянно вертели жезлами несколько регулировщиков, торопя транспорт побыстрее проехать площадь. На тротуаре перед зданием с буковкой «М» и надписью «Метрополитен имени В. И. Ленина» скопилось несколько машин с мигалками различных цветов и сновало большое количество людей в форме и белых халатах.

– Что-то нехорошее…

Милиция, соорудив из своих сотрудников широкий коридор, направляла выплескивающуюся из выхода подземки толпу к спешно подруливающим автобусам. «Белые халаты» время от времени выхватывали кого-то из толпы и под руки отводили к бело-красным машинам. Скучали на площади только пожарники, угрюмо сгрудившиеся у своих алых тягачей.

Трамвай все так же медленно и настырно полз по рельсам.

– Ах ты ж, батюшки святы, – запричитала бабулька со средней площадки. – Уж не война ли?

Пассажиры недовольно зароптали, желая паникерше некой неприятности на язык, но поднявшийся было гомон перекрыл громкий металлический хлопок. Замолчавшие люди удивленно, как в замедленном кино, проводили взглядами взлетевшую к небу чугунную крышку одного из колодцев, в изобилии рассыпанных по проезжей части дороги. Работавший недалеко от колодца регулировщик, вжав голову в плечи, испуганно отпрянул от вырвавшегося из-под земли столба какой-то непонятной серо-зеленой массы.

– Ех, ты ж… – пробормотал умного вида старичок, завороженно следя за опадающим на асфальт фонтаном.

На тротуаре между станцией и дорогой вспыхнула паника. Толпа, сминая милицейский кордон, с криками бросилась врассыпную. Упавшая с глухим всплеском на асфальт огромная капля не торопясь растеклась в стороны. Почти в самом центре образовавшегося озера несколько секунд шевелился мало напоминающий постового холмик. Этот бугорок, приковавший к себе взгляды пассажиров ползущего трамвая, вдруг в одно мгновение распрямился в какой-то отчаянной попытке и тут же рассыпался крупными брызгами.

Старушка со средней площадки поднесла к глазам ладонь, которой она до сих пор упиралась в щель между створками двери трамвая, тряхнула рукой, пытаясь сбросить непонятную зеленую нить, и истерически заорала.

Милицейский майор, руководивший оцеплением, вырвался из беспорядочной толпы, надел чуть не потерянную в суматохе фуражку и оглянулся, выискивая глазами источник слишком отчаянного крика.

– Трамвай! – Майор вскинул руку в указующем жесте. – Эта штука попала на трамвай! Остановите его!!!

Выехав из рельсовой дуги на прямую, вагон увеличил скорость и укатил в сторону станции метро «Политехническая».

Вода прибывала. Она была уже метрах в пятидесяти от станции. Новоиспеченные подземные жители с опаской прохлюпали до платформы и обескураженно замерли на путях. Все доступное взгляду пространство станции было покрыто почти ровным слоем слегка уже надоевшей зеленки.

– Притопали, блин…

Уставший за время пути ветеран несколько подрастерял свой боевой задор и взирал на происходящее почти безучастно.

– Может, по ней прочапаем? – Димка опасливо подошел к лестнице, выводящей на край платформы.

– Плохая мысль. – Слава открыл портфель и пригляделся к содержимому. – Есть у меня стойкие опасения, что эта гадость пожирает любую органику…

Он выудил из недр ручной клади купленную еще в Киеве половинку батона.

– Ну-ка, проверим. – Вячеслав без размаха бросил хлеб за прибрежную линию зеленого озера.

Кусок буханки в течение пары секунд позеленел, меняясь в цвете снизу вверх, потерял форму и без следа растекся по поверхности.

– Не-а, не протопаем…

Ветеран устало опустился на ступеньку и обнял свою трость.

– До «Политеха» надо идти. – Слава посмотрел в темноту тоннеля в другом конце платформы. – Нам все одно в ту сторону.

– Километра полтора? Поменьше? Дедулю, думаю, тащить придется… – Димка сочувственно глянул на старика. – Слухай, Крот, а ты не можешь?.. Ну, как тогда… На квадратики и – в другое место?

– Не могу. И не выспрашивай подробностей, там было все по-другому.

Базов кивнул и вздохнул.

– Ну да, ну да… Пошли, что ли, тогда?

Ирина распахнула глаза и рывком села на кровати. Голова тут же закружилась, руки, на которые она оперлась, предательски задрожали, но Ира сумела удержать равновесие и заставила себя оглянуться. Три соседки по палате одновременно подняли головы, оторвавшись от кормления младенцев, и несколько удивленно посмотрели на вскочившую Ирину.

– Сейчас и твоего принесут, – сказала одна из мамаш. – Ты полежи пока, не беспокойся.

Ирина собрала все свои силы и осторожно спустила ноги с кровати. Все тело нещадно болело, и Ира поморщилась, заново переживая забытые уже, казалось, ощущения.

– А вот и сегодняшний, – с улыбкой пропела медсестра, вкатывая в палату люльку на колесиках. – Пора и ему покушать. Первый-то раз.

Ира осторожно приняла из рук сестры малюсенький сверточек. Как же давно это было, оказывается. Даже стерлось из памяти, что ребенок может быть таким легким.

Сережка почему-то был тих и вял. Ах да – он уже болен.

Автоматически, подчиняясь инстинкту, Ирина освободила налитую молоком грудь и прижала младенца к себе.

– Ну, маленький, ну поешь, у мамы есть молочко, смотри какое вкусненькое. – Чуть сдавив грудь, она брызнула молоком на губки сына. – Тебе надо кушать, вырастешь большим и сильным…

Сережка взял в ротик сосок и попытался сосать. Попытки были слабыми и непродолжительными, но этого хватило, чтобы молоко потекло само.

– Вот и молодец, вот и умничка…

– Добрый день. Ирина Владимировна, если не ошибаюсь?

– Да… – Ира вскочила, прижимая Сережку к груди, и посмотрела на вошедшую в палату врачиху. – Он болен.

– Не волнуйтесь так, сядьте. – Доктор усадила Ирину и сама присела рядом. – Возможно, ничего страшного. Просто у вашего ребенка чуть повышенная температура, поэтому он сейчас несколько вялый…

– Нет-нет, он болен! – Ира, не заметив, чуть повысила голос. – У него сепсис.

Врачиха слегка отодвинулась, настороженно посмотрев на молодую мамашу.

– Успокойтесь, Ира. Давайте не будем забегать вперед. Возьмем кровь, сделаем анализы, тогда и…

Ирина открыла было рот для продолжения разговора, но врачиха резко поднялась, показывая всем своим видом, что не желает больше ничего слышать, и стремительно вышла из палаты. Ира машинально вскочила на ноги, постояла несколько секунд перед пустым дверным проемом и отошла к окну.

– Где же наш спаситель, Сережка? А?..

Нет, эта юная мамаша сегодня всех достанет! Ей бы лежать после тяжелых родов да в себя приходить, а не лезть к врачам с медицинскими советами.

– Тамара Львовна!

Врачиха досадливо поморщилась и обернулась на оклик. Остановилась и молча ждала, пока неугомонная пациентка не доковыляет до нее сама.

– Тамара Львовна. – Ирина шумно дышала после пробежки по коридору. – Назначьте нам антибиотик. Любой, широкого спектра действия…

Тамара Львовна сдержанно рыкнула и уперла в бока кулачки.

– И капельницу. Метрогил…

– Послушайте, Ирина…

– А еще дезинтоксикационную терапию, – торопливо перебила Ира и схватила врачиху за пуговицу халата. – Тот же гемодез…

Врачиха была близка к крайней степени раздражения.

– Стоп! – Упрямо наклонив голову, она подняла руку. – Откуда, скажите на милость, вы взяли сепсис?

Ирина на секунду замялась и тут же возобновила атаку:

– Вялость, температура, плохо ест. Анализы – анализами, но начинать лечить уже надо. Сепсис…

– Мамаша! – Тамара Львовна слегка притопнула ножкой. – Это все, – она помахала перед носом Ирины указательным пальцем, – не показания. Для такого диагноза и таких назначений. А потому…

Ира отчаянно всплеснула руками:

– Ну как же вы не понимаете? Вы проверьте персонал, работающий с детьми. Кто-то из них заражен и разносит заразу!

– А потому! – Врачиха схватила пациентку за плечи и слегка встряхнула. – Перестаньте, мамаша, бредить! У вас послеродовая горячка. Не вынуждайте меня назвать ваше состояние психозом и вызвать психиатричку. Все!

Тамара Львовна отпустила обмякшую Ирину и развернулась. Ира, утирая брызнувшие из глаз слезы, провожала удаляющуюся врачиху бессильным взглядом. У поворота коридора доктор остановилась и задумчиво оглянулась на застывшую соляным столбом пациентку. Что-то в этом разговоре промелькнуло… Что-то этакое.

– Я найду вам отдельную палату. К следующему кормлению. Пока отдыхайте и постарайтесь успокоиться.

И Тамара Львовна решительно свернула за угол.

Что же было в этом разговоре? Что?..

«Персонал!» – врачиха остановилась. Именно на этом слове в мозгу раздался щелчок. Слабенький, не замеченный сразу. Только теперь это слово слилось с еще одним вовремя не осмысленным наблюдением. Совсем недавно у кого-то из персонала она видела напальчник.

У поста Тамара Львовна остановилась и задумчиво посмотрела на дежурную медсестру:

– Маша, ты не видела Таню Крюкову? Из родильного?

Ветеран выдохся, не преодолев и пятидесяти метров по тоннелю. Устал. Занял «оборону» между рельсами и велел «рядовому составу» отходить – а он «прикроет». Причем «велел» – мысленно. Слава с Димкой обнаружили потерю бойца, уже порядком удалившись от новоявленной «огневой точки». До кучи, в тоннеле погас свет. Поиски в темноте окопавшегося защитника катакомб, уговоры, вплоть до применения силовых аргументов, и прочие мероприятия оттяпали у друзей довольно приличный кусок времени. Бормочущего старика, оказавшегося неожиданно тяжелым, пришлось по очереди тащить на горбу. Как результат – несколько сотен метров до следующей станции маленький отряд, спотыкаясь во тьме о шпалы и задевая опутавшие стены бухты кабелей, преодолевал около двух часов.

На станции свет был. Тусклый, от источников аварийного освещения, но все же был. Имелись также представители рода человеческого, на встречу с которыми друзья уже подсознательно перестали надеяться. Гомо сапиенсы в большинстве своем были в форме.

– Стоять! – Сержант милиции выглядел скорее потерянным, нежели боеготовым. – А… А вы откуда?..

Димон, кряхтя под тяжестью ветерана, молча поднялся по ступеням в торце платформы и, проигнорировав окрик стража порядка, без разговоров двинулся в сторону эскалаторов.

– Из тоннеля, – мрачно отметил очевидное Слава.