Германия. Свой среди своих Мосьпанов Анна
Наличие у господина дочери парень за стойкой выдержать не смог. Есть такое понятие «усталость металла». Вот это — оно самое.
Спасительной оказалась коробочка, объясняющая, что же все-таки нужно седовласому господину с восточноевропейским акцентом.
Тут уж и другие коллеги подоспели. Хохотали все вместе с папой. Тот молодой человек, который принял удар на себя, взял папу под руку, вывел из здания и лично проводил до магазинчика, где продаются фильтры. Через два дома от банка магазинчик был.
На прощание парень пожал папе руку и предложил заходить еще. И все смеялся и благодарил за хорошее настроение.
— Спасибо, — вежливо поблагодарил папа в ответ. — У вас очень вкусный кофе…
Вот из-за этой немецкой невозмутимости и готовности подробно и дотошно отвечать на любые, самые идиотские вопросы, курьезы у тех, кто владеет языком не очень хорошо, случаются весьма и весьма часто. Потом уже, по прошествии времени, анализируя поведение работников сферы обслуживания, ты понимаешь, что это на самом деле и есть норма — что бы ни случилось, вести себя с клиентом вежливо и ни в коем случае не выходить из себя.
Однажды знакомые попросили меня найти пансион для кота. Хозяева уезжали в отпуск, и смотреть за животным было некому. А кот сиамский, злобный и очень капризный. Еще и не всякий согласится пасти его. Хозяева — люди немолодые, немецким владеют средненько и не решаются самостоятельно выяснять условия содержания любимого питомца. Решили обратиться за помощью ко мне. А у меня как назло накопилось по горло своих собственных дел, которые нужно было решить немедленно.
Но тем не менее я начала методично обзванивать кошачьи отели. А в другой руке у меня был точно такой же телефон, по которому я пыталась дозвониться до магазина, где продают школьную форму для моего первоклассника. Там, где школьная форма — гудки постоянные. Нет никого. Там, где коты, периодически кто-то отвечает, но все не то. Я не сдаюсь и ищу дальше. Их не так много, этих кошачьих приютов, но все равно это отнимает время.
Звоню-звоню. Вот и у котов тоже перестали отвечать. Я отвлеклась, занялась своими делами. Сижу, работаю. Телефоны сами себя набирают по последним заданным номерам. Наконец одна из трубок верещит тоненьким писклявым голосом… чего-то там такое, фрау такая-то, гутен таг!
А я уже углубилась в текст, который должна срочно отредактировать. Но в голове четко сидит, что мне нужна школьная форма.
— Гутен таг, — говорю, — мне нужно решить вопрос по поводу моего мальчика.
— Да, — говорит женщина, — конечно. Сколько ему лет?
Я говорю, что мальчику скоро шесть, и спрашиваю, когда можно подъехать посмотреть.
— О, когда вам удобно! Нам только нужна справка о прививках. Он у вас привитый?
Вот этот момент должен был меня уже насторожить. Но не тут-то было!
Разумеется, говорю. У нас все прививки сделаны. И даже U-9 пройдено вовремя (это обследование детей, которое проводится непосредственно перед школой), и Gelbes Heft в порядке (в Германии это документ, удостоверяющий состояние здоровья ребенка, в который внесены данные обо всех пройденных обследованиях). А какое это имеет значение?
— U-9? А что это такое? — женщина явно удивлена. Этот момент должен был насторожить уже ее. Но не тут-то было. — Вы знаете, я здесь совсем недавно, всего несколько дней. Давайте я позову шефа, он вам ответит на все вопросы. Но прививки в любом случае обязательны. Без них никак нельзя. Исключено.
— Не надо шефа, спасибо, — отвечаю, лихорадочно перечитывая заново документ, над которым работаю параллельно. — Я подъеду и все посмотрю. Главное, чтобы размеры нужные были. У вас все размеры есть?
— Да, конечно. У нас же самые разные посетители бывают.
Я наконец отложила бумаги и смогла сосредоточиться на разговоре.
— Мне бы хотелось взять все темно-синего цвета, если можно. У вас есть темно-синий? Голубой очень маркий, не говоря уже о белом. Ребенок же маленький, сами понимаете… Одна тарелка спагетти, и все.
— Секундочку.
На том конце провода повисает неловкая пауза. Потом женщина о чем-то шепотом спрашивает, видимо, коллегу, но слов я разобрать не могу.
— Алло… вы слушаете? Скажите… а цвет вам принципиален? Может быть, вы со своей клеткой тогда приедете?
Меня бросило в пот.
— С клеткой?! Мне нужна школьная форма для шестилетнего…
Мне не дают договорить.
— Какая школьная форма? Вы шутите? Я правильно вас поняла, что вы хотели оставить шестилетнего привитого кота у нас в пансионе? Но у нас нет темно-синих клеток!
Я страшно испугалась собственной глупости, скомканно извинилась и повесила трубку.
При этом женщина, беседовавшая со мной, в течение почти десяти минут выслушивала полнейший бред и даже не подумала прервать меня, не говоря уже о том, чтобы нахамить. Не принято.
7. Все работы хороши — выбирай на вкус
Чтобы у читателя не сложилось слишком радужное и необъективное представление о Германии, расскажу немного о поисках работы в этой стране.
Помните расхожую фразу «Наше среднее образование — самое среднее образование в мире»? Уверяю вас, это не так. Дети, учившиеся в школе в СССР, прекрасно адаптируются к немецкой системе обучения, а по некоторым дисциплинам, например по математике, даже обгоняют немецких сверстников. Чего не скажешь о выпускниках вузов.
Большинству из них все же приходится как минимум доучиваться. Исключение составляют, пожалуй, только врачи. Сердце, хоть ты тресни, в большинстве случаев находится слева, а почек все равно две, а не три — даже если вы переехали на ПМЖ во Французскую Полинезию. И программисты. У врачей, правда, существуют совсем другие сложности, о которых мы поговорим чуть позже. Программисты тоже чаще всего обходятся без дополнительного обучения Ну, еще рабочие профессии пользуются спросом, но тут я не большой специалист, поэтому ничего конкретного сказать не могу.
Всем остальным приходится выкручиваться — читай, искать новую сферу приложения своих знаний. И к этому тоже надо быть готовым. Для меня тот факт, что МГУ, оконченный по специальности «социология» с красным дипломом, нужен здесь как мертвому припарки, оказался шоком, сравнимым с тем, который испытал конструктор «Титаника», увидевший своими глазами, что произошло с его детищем.
Приехав в Германию, молодой и, по собственному убеждению, весьма компетентный социолог была убеждена, что ее сравнительные знания в сфере проблемы наднациональности в деятельности ЕС страсть как необходимы немецкой нации. С тем же успехом я могла бы быть энтомологом, филологом, египтологом и любым другим «-ологом». Читай — высококвалифицированным безработным. Благо, объяснили мне это достаточно быстро — практически при первом же походе на биржу труда.
Дамочка в букольках и ортопедическом ботинке (это, кстати, отдельная тема. Честь и хвала немцам, что в их чиновничьих коридорах работает такое количество инвалидов. Они действительно создают рабочие места для людей, имеющих увечья, и всячески помогают им адаптироваться) встретила меня как родную.
Далее она на пальцах объяснила мне, что всех инженеров и экономистов, приехавших из бывшего СССР, не говоря уже о социологах, устроить никак не представляется возможным — очень уж их много. И не нужны они Германии в таком количестве. А нужны сиделки по уходу за престарелыми, слесари, упаковщики, продавцы.
Вот переквалифицироваться в сиделку мне и было предложено. «Нет!» — сказала я. «Ну, учитывая ваш диплом, могу предложить вам шикарный вариант. Только для вас. Вы так молоды и так наивны. У вас все впереди. Могу предложить переквалифицироваться во флориста. Это все, что я могу для вас сделать».
Я до сих пор гадаю, сколь обделенной оказалась цветочная индустрия Германии, потеряв специалиста по вопросам наднациональности.
«Идите к черту, дама!» — гордо тряхнув головой, по-русски сказала выпускница МГУ. «Битте?!» — тетка вскинула брови и затрясла ботинком. Кое-как мне удался подстрочный перевод вышеназванного предложения на немецкий. После этого была вызвана охрана, и мне вежливо объяснили, что так себя не ведут, и если я не сменю тактику здесь и сейчас, то проблему дальнейшей переквалификации со мной будет решать криминальная полиция. А у них на этот счет большой опыт.
На этом мое общение с биржей труда закончилось. Было это почти пятнадцать лет назад. С тех пор я занималась своим трудоустройством исключительно сама. Нет, вру. В какой-то момент мне с барского плеча кинули квалификационные курсы в сфере медиапланирования, которые я с успехом окончила и даже какое-то время работала в одном крупном рекламном агентстве. Позже попала в университет, чтобы получить еще одно высшее образование, но это уже совсем другая история. К слову, был период, когда я работала официанткой в баре, напоминавшем портовый шалман в Кейптауне. Полы у старушек тоже мыла, да. Там диплома особо не спрашивали. Да и акцент особо никого не смущал. Со шваброй разговаривать не надо.
Тем не менее мне удалось не только получить квалификацию, но и в дальнейшем открыть собственное дело. Так что ничего невозможного нет.
Но это иммигрантский путь. Он неприятен и часто очень тяжел.
Теперь давайте поговорим о том, что делать человеку, желающему приехать из России на некоторое время, чтобы поработать по контракту.
Вопросы по существу
• К сожалению или к счастью, Россия не является членом ЕС. Это некоторым образом осложняет доступ российских специалистов к немецкому рынку труда. Осложняет, но не делает невозможным.
Прежде всего необходимо получить полную информацию относительно тонкостей трудового и юридического законодательства для граждан из стран — не членов Европейского союза. Наиболее полно она представлена на сайте (http://www.bamf.de/EN/Migration/Arbeiten/arbeiten-node.html) Министерства образования и труда Германии (Bundesministerium fr Bildung und Forschung), причем одновременно на двух языках — английском и немецком.
• Поиск работы в стране следует начинать с анализа рынка. Для этого существуют бесчисленное количество электронны бирж труда — как общих, так и узкоспециализированных. Я назову лишь две наиболее популярные: http://www.stepstone.de и http://www.monster.de.
Заходя на страницу порталов по поиску работы, вы можете вести поиск по целому ряду параметров — географическому расположению, уровню вашего образования, опыту работы по специальности. Там же можно оставить и свое резюме для того, чтобы работодатели сами могли воспользоваться системой поиска и подобрать наиболее интересных кандидатов.
Помимо многопрофильных бирж труда существуют и узкоспециализированные — для химиков, медиков, инженеров, биологов. По адресу http://www.jobboersenverzeichnis.de можно найти наиболее полный список узкопрофильных бирж труда в немецкоязычном Интернете.
• В совершенно особую ситуацию попадают врачи, приехавшие в Германию. До недавнего времени доктора из бывшего СССР имели право на медицинскую практику почти сразу же после приезда в страну. Единственным препятствием было освоение языка. Теперь все изменилось. Врачи получают только временное разрешение на работу, должны поработать определенное время в качестве стажеров и потом сдать государственный экзамен. Путь это долгий, трудоемкий, но в случае успеха профессиональная занятость вам гарантирована. Дело в том, что в Германии, особенно в восточных землях, существует серьезный дефицит врачей. Да и в Западной Германии вполне возможно найти работу по специальности при условии, что экзамен сдан и вы можете работать на немецком языке. Более подробную информацию о том, как именно подтвердить медицинскую квалификацию, можно получить на сайте врачебной палаты (rztekammer). В каждой земле существует своя собственная врачебная палата. Для того чтобы найти ее адрес, необходимо набрать в Google само слово rztekammer и название той земли, в которой вы собираетесь подтверждать свой диплом. К примеру, rztekammer Nordrhein.
• Еще один вариант поиска работы — использование роботов, пролистывающие по вашему указанию десятки различных бирж труда: http://www.jobrapido.de и http://www.cesar.de.
И самое главное — настройтесь на то, что процесс поиска работы будет долгим, кропотливым и полным разочарований. Вариантов «пришел, увидел, победил», к сожалению, не так много. Поэтому выигрывает в этой битве за место под солнцем не всегда сильнейший. Выигрывает мудрый и терпеливый, настроенный на борьбу и не опускающий руки в случае поражения.
8. Что русскому хорошо, то немцу смерть?
Раз уж мы с вами заговорили о работе, давайте коснемся взаимоотношений в немецких коллективах и такой неприятной темы, как моббинг. Но сначала, как обычно, — пример из жизни.
Сфера моей профессиональной деятельности связана с медициной, и не будучи врачом, я ежедневно сталкиваюсь с представителями самых разных медицинских профессий. Поэтому не удивляйтесь, что приводимые мной примеры часто в той или иной мере связаны с медициной. Другое дело, что точно с таким же успехом можно перенести многих описываемых мной персонажей, скажем, в консалтинг или в университетскую среду. Речь идет прежде всего о закономерностях.
Итак, однажды на моем пути встретился Дэннис.
Он действительно отличался от всех медбратьев, которых я когда-либо знала. В каком смысле отличался? Сейчас поясню. Работа эта очень тяжелая, с физическими нагрузками связанная — попробуй, вон, покрути лежачих три раза в день. Переодень, помой, обиходь. Лекарства разложить и еду раздать — это же не самое сложное. Дэннису же никогда не доверяли тяжелых. Он вообще около пациентов мало времени проводил. В основном — с бумагами, с компьютером. При этом был капризным и несколько надменным. Мог, например, высказать замечание врачу, что в Германии особо не приветствуется, — субординацию все же никто не отменял.
Я сама неоднократно видела, как Дэннис что-то такое с чувством выговаривал молоденьким докторам, только-только начавшим работать после университета. Его всегда вежливо выслушивали, кивали и редко спорили. Я в клинике, где работает Дэннис, бываю лишь по работе, в связи со своими «клиентами», и к штату никакого отношения не имею. Соответственно, внутренние игры меня мало интересуют. Но подобная ситуация все равно казалась странной. Почему ему можно то, чего нельзя другим? Почему он выбирает исключительно удобный график дежурства, почему периодически исчезает куда-то, и на вопрос «Где Дэннис?» все как-то невнятно отвечают — мол, ушел. У него сегодня дела.
Не могу сказать, что его любили в коллективе. Скорее терпели, но вежливо, без покусываний и ненужной агрессии. И все равно Дэннис всегда был окружен какой-то тайной.
Однажды, приехав по поводу одного своего клиента, я натолкнулась на немолодого доктора, с которым мы давно находимся в приятельских отношениях. Решила все же спросить, в чем дело. Интересно же… Он работает в этой клинике сто лет, наверняка ему известно, почему к Дэннису совершенно особое отношение.
— А ты что, не знаешь? — мужчина посмотрел на меня как-то странно, с некоторым вызовом даже. — Как к нему еще относиться, кроме как с огромным уважением?
— А что, что у него за ситуация? — я почувствовала себя даже неловко. Как будто влезла во что-то интимное, до чего и дотрагиваться-то нельзя.
— У него же была пересадка сердца!
Наверное, я выглядела очень смешно, потому что доктор расхохотался и похлопал меня по плечу.
— Ты действительно ничего не знала? Хотя откуда тебе знать? Ты здесь появилась, когда у него уже все было позади. Но история любопытная.
Дэннис был самым обычным парнем. Окончил школу, получил профессию медбрата, начал работать. Медицину очень любил и даже собирался поступать в университет. Вот только поработать пару лет, опыта набраться — и вперед! Спортом занимался серьезно. В футбол играл. Однажды на тренировке ему стало плохо. Отправили в больницу. А там нашли редчайшую форму миокардита. Пересадка сердца была неизбежной.
Два месяца Дэннис пролежал в искусственной коме. Все это время ему искали донора. Через полгода сердце нашлось. Дэннису сделали пересадку, потом еще около года он провел в больнице. Но очень хотел вернуться в медицину. Родители, знакомые, друзья — все были против. Крутили пальцем у виска. Зачем тебе это надо?! Да еще в такой тяжелой области. Сиди дома, книжки читай, жизнью наслаждайся. Ты буквально родился заново, так не испытывай судьбу еще раз!
Но Дэннис уперся и был непреклонен. Как только врачи разрешили, вернулся в свою клинику. Начал потихоньку трудиться — сначала два часа в день, потом три. Ему создали все условия. Никаких нагрузок, минимум тяжелой работы. Но для Дэнниса было важно, что он снова чувствовал себя полноценным человеком, а не инвалидом.
После всего пережитого у него сильно испортился характер. Он стал капризным, раздражительным. Но весь персонал относится к этому с пониманием. В конце концов, не каждый день встретишь медбрата с пересаженным сердцем. Тем более что он не просит для себя никаких поблажек. Трудится, как все. Ну, может, у него немного больше бумажной работы, чем у коллег. А так — самый обычный медбрат.
Персонал подстраивается под него. Дэннису по-прежнему необходимо находиться под постоянным медицинским наблюдением. Раз в месяц — полное обследование, масса ограничений. Но самое главное — у него есть все шансы продолжать вести совершенно полноценную жизнь.
— Так что мы все относимся к его не всегда корректному поведению с пониманием, — закончил мой приятель. — Другой бы давным-давно засел дома. Имеет полное право. Получал бы пенсию по инвалидности и в ус не дул. А этот работать хочет, причем работать как все. Тут здоровые-то увиливают, как могут, а Дэннис даже из отпуска раньше выходит. Хочет быть нужным. Ну, брюзжит иногда, подумаешь! Это такие мелочи…
История Дэнниса для Германии вполне типична. Людей с тяжелыми заболеваниями и увечьями стараются максимально интегрировать в профессиональную жизнь, создавая им по воможности щадящие условия, и во многих объявлениях по найму указывается, что при прочих равных, читай — при соответствии профессиональной квалификации работодатель предпочтет инвалида здоровому человеку.
Чего не скажешь о здоровых и полноценных сотрудниках, которых редко кто щадит. Об этике поведения на рабочем месте в Германии стоит, наверное, поговорить отдельно. Существует масса стереотипов о том, сколь закрыты немцы в повседневном общении; как сложно наладить с ними доверительные отношения; как часты случаи откровенного «подсиживания» и даже травли со стороны коллег; как легко, играючи человека могут уволить без объяснения причин. Сразу скажу, что дыма без огня не бывает. И хотя все эти страшные истории слегка преувеличены, тем не менее в рассказах «бывалых» есть своя сермяжная правда.
Помню, как-то поздно вечером раздался у меня телефонный звонок. Позвонила дальняя знакомая и, захлебываясь слезами, рассказала, что на работе сложилась катастрофическая ситуация. Девушки — а коллектив был преимущественно женский — неожиданно начали «дружить против нее». Проще говоря, она стала изгоем.
За ее спиной перешептывались, ее исключили из внутренней электронной рассылки отдела, а в обеденный перерыв она в гордом одиночестве ела принесенные с собой бутерброды, так как никто не хотел брать ее с собой на ланч. На попытку выяснить, что же произошло, коллеги только вежливо улыбались или отмалчивались. По сути, это был классический случай моббинга. Что такое моббинг, спросите вы? Это недавно вошедший в обиход термин, характеризующий такое отвратительное явление, как травля одного сотрудника коллективом. На возможных причинах моббинга и на методах защиты себя в подобной ситуации мы с вами остановимся чуть позже.
В данном конкретном случае все дело было в том, что эта сотрудница оказалась невероятно способной и схватывала новую информацию буквально на лету. За короткое время она сумела сделать существенный скачок по карьерной лестнице, проделав за несколько месяцев путь от простого делопроизводителя до начальника группы. На свою беду девушка была не только умной, но и симпатичной. Мужчина-начальник явно выделял ее среди остальных сотрудниц, что послужило дополнительным стимулом к началу травли. Закончилось все плачевно. Моя знакомая вынуждена была уволиться по собственному желанию, чтобы сохранить свои нервы и не потерять уверенность в себе.
Ситуация с другим приятелем складывалась прямо противоположным образом. Молодой парень — талантливый программист, приехав в страну по рабочей визе, в кратчайшие сроки выучил язык и достаточно быстро нашел работу в перспективной, быстроразвивающейся компании, которая собиралась в ближайшее время выходить на российский рынок, и сотрудник с родным русским, свободным английским и вполне пристойным немецким был как нельзя кстати. Да вот незадача — опыта с теми самыми конкретными базами данных, с которыми работала фирма, у моего приятеля не было. «Не беда, я научусь!» — уверенно сказал он и… нырнул в холодную воду, то есть в совершенно чужую для себя сферу деятельности, весьма отдаленно пересекавшуюся с теми вопросами, которые ему приходилось решать раньше. Коллеги приняли нового сотрудника на ура!
Самостоятельно, без всяких дополнительных просьб со стороны начальства, взяли над ним шефство, во время рабочего дня, а порой и после его окончания разъясняли ему все возникающие вопросы, безоговорочно приняв русского в свой коллектив. Сразу скажу, что дело было несколько лет назад. На сегодняшний день мой знакомый возглавляет экспортный отдел компании, работающей на всю Восточную Европу, включая Россию. На вопрос, как ему удалось наладить такие теплые отношения с коллективом и в столь короткий срок сделать головокружительную карьеру, он ответил весьма лаконично:
— Я не пытался с самого начала представить себя гением. Честно сказал, что не знаю конкретных вопросов, но готов учиться сутки напролет. Не стеснялся спрашивать всякий раз, когда мне было что-то непонятно, и каждый раз искренне благодарил того, кто нашел время мне помочь. А еще… я никогда не отказывался от совместных походов в кнайпу[10] (бар) на кружку пива или в боулинг. То есть стал своим.
Наконец, третьему моему другу пришлось испытать на себе все прелести внезапного увольнения. Вот представьте себе: жил себе человек. Жил — не тужил. Занимал достаточно неплохую должность. И находился он на Probezeit (шесть месяцев так называемой пробной работы, во время которой работодатель присматривается к сотруднику и решает, оставлять его у себя или гнать на все четыре стороны).
И работал себе тот человек так же, как и все остальные, — не хуже и не лучше. Но надо же такому приключиться — хватил мужика сердечный приступ. Не на работе — дома. Совершенно неожиданно, без всяких на то оснований. Съездил человек ночью в клинику. Там установили, что инфаркта нет, но есть перенапряжение, и неплохо бы провести масштабное обследование у кардиолога и на больничном посидеть.
Мы не забываем, что наш герой находился на Probezeit, то есть на испытательном сроке. И вот на вторую неделю пребывания дома открывает человек дверь, а за дверью — курьер. С пакетом. Получите и распишитесь. В конверте — письмо. Уважаемый такой-то, согласно закону такому-то мы прекращаем с вами трудовые отношения к такому-то числу. Дата. Подпись.
Без объявления войны. Без объяснения причин. И не придраться. Согласно закону такому-то. Бумага — она все стерпит.
Теперь подумаем об этическом моменте. Человек лежал с сердечным приступом. Руководство «поддержало» больного сотрудника как могло. От души поддержало, не скупясь. Не стало даже дожидаться выхода коллеги на работу. Как расценивать такое поведение со стороны работодателя? Что это — черствость? Равнодушие? Отсутствие всяческих моральных принципов?
Не спешите осуждать начальника той конторы, который так бесчеловечно обошелся с моим другом. Морально-этический аспект — это одно, а производственная необходимость — совсем другое. Что делать начальнику, сотрудник которого, совершенно очевидно, страдает серьезным заболеванием и, вполне вероятно, значительную часть времени будет проводить на больничном? Сердце — это ведь не шутки…
А работодатель вынужден платить медицинскую страховку, искать замену отсутствующему сотруднику, вводить нового человека в курс дела, чтобы потом, как только «хозяин места» снова встанет на ноги, выставить его за дверь. Такие варианты тоже существуют. Но с точки зрения экономической подобный болезненный сотрудник — явный балласт для предприятия, особенно если это частная фирма, не имеющая государственной поддержки, уровень конкурентоспособности коей на рынке напрямую зависит от качества работы персонала. Поэтому и в данном случае все очень и очень неоднозначно.
Чтобы разобраться в том, на что нужно обращать внимание в немецком коллективе, как вести себя с коллегами и начальниками, как правильно защитить себя в случае грозящего увольнения, давайте поподробнее остановимся на каждом из этих аспектов.
Вопросы по существу
• Итак, первое и основное — все взаимоотношения работодателя и наемного сотрудника регулируются официальным договором, который называется Arbeitsvertrag. Именно там прописываются все основополагающие моменты — должность, количество рабочих часов, уровень заработной платы, число дней, которые предоставляются в качестве отпуска, а также права и обязанности обеих сторон. При подписании трудового соглашения вы должны быть уверены в том, что понимаете каждую строчку, написанную в этом документе, и согласны с его содержанием. Переиграть что-то после подписания договора будет достаточно сложно.
• Заработная плата в Германии может назначаться как на основе договоренности между работодателем и наемным сотрудником (обычно это средняя величина, принятая в данной области деятельности, с учетом опыта сотрудника и дополнительных навыков) или на основе тарифной сетки. Тарифы существуют обычно в государственных структурах. Скажем, все чиновники, вне зависимости от того, в каком учреждении они работают, получают зарплату именно согласно тарифной сетке. Точно такая же ситуация существует у врачей, учителей, воспитателей детских садов, сотрудников почтовых служб. Нахождение в той или иной тарифной группе зависит от целого ряда строго регламентированных факторов, таких, к примеру, как выслуга лет и уровень образования.
• Помимо зарплаты как таковой во многих фирмах выплачивается так называемый Weihnachtsgeld — рождественский бонус. Изначально он был задуман как дополнительное стимулирование сотрудников с целью покупки подарков и организации достойного празднования Рождества. Стоит отметить, что выплата таких денег не зависит от вероисповедания наемных служащих. То есть при условии, что в данной конкретной компании принята выплата рождественского бонуса, его в равной степени получит мусульманин, христианин, иудей и буддист.
• Раз уж мы коснулись религиозных аспектов, то следует упомянуть тот факт, что в Германии категорически запрещен отказ в получении рабочего места по религиозному признаку. Если подобные прецеденты и случаются, то в дальнейшем общение нанимателя и потенциального сотрудника происходит уже в зале суда. Работодатель также не имеет права спрашивать о том, к какому вероисповеданию принадлежит его будущий сотрудник.
• При приеме на работу существует целый ряд вопросов, которые наниматель не имеет права задавать будущему сотруднику. В случае если такой вопрос все же всплывает, соискатель рабочего места имеет полное право давать заведомо ложные сведения. К подобного рода «табуированным» вопросам относятся такие, как:
• собирается ли женщина в ближайшее время заводить ребенка и беременна ли она в настоящий момент;
• какова была зарплата соискателя на предыдущем рабочем месте;
• есть ли у претендента на рабочее место какие-либо долги.
Вопросы о том, каково состояние здоровья будущего сотрудника, а также есть ли у него судимость, разрешены лишь в том случае, если они имеют непосредственное отношение к будущей должности. Проще говоря, работодатель имеет право поинтересоваться у шахтера, есть ли у него проблемы с легкими, но его совершенно не должно касаться, если у того же шахтера, скажем, проблемы с желудочно-кишечным трактом. То же самое и с правонарушениями. Хозяин магазина вполне имеет право поинтересоваться у соискателя на должность кассира о том, не был ли он судим за мошенничество, а владелец транспортной компании — спросить будущего водителя, нет ли у него правонарушений на дороге. В остальных случаях подобные вопросы запрещены.
• Обычно при приеме на работу предполагается шесть месяцев испытательного срока, называемого Probezeit. Это то время, которое дается обеим сторонам для того, чтобы присмотреться друг к другу и понять, соответствует ли новоиспеченный сотрудник занимаемой должности, вписался ли он в коллектив, нет ли у него пробелов в образовании, которые могут повлечь за собой некорректное выполнение рабочих обязанностей. Именно поэтому неугодного сотрудника стараются уволить именно в Probezeit, что совершенно легитимно. Увольнение после окончания испытательного срока достаточно затруднительно, особенно если между работодателем и сотрудником был подписан бессрочный трудовой договор — Unbefristeter Arbeitsvertrag.
• Каким образом вообще можно уволить сотрудника? В Германии существует официальный срок, который необходимо соблюсти при увольнении. Проще говоря, речь идет о том, за какое время необходимо уведомить сотрудника о том, что он лишается рабочего места. Называется он Kndigungsfrist. Берется этот срок не с потолка — он прописан в законодательстве страны и регулируется параграфом 622 BGB (Bundesgesetzbuch). К примеру, во время испытательного срока сотруднику обязаны сообщить о возможном увольнении не позднее чем за две недели до дня Х. Если человек проработал на предприятии два года, его обязаны уведомить не позднее чем за месяц, если восемь лет — не позднее чем за три месяца. А старожилу фирмы, проработавшему в коллективе двадцать лет, обязаны донести неприятную новость не позднее чем за семь месяцев до предполагаемого срока увольнения. Таблицы сроков существуют в открытом доступе, и с ними всегда можно свериться в спорной ситуации. Так что в случае, если вам объявили об увольнении, не учтя при этом установленные законом сроки, вы имеете полное право обратиться в суд, ссылаясь именно на этот параграф.
• Для того чтобы попасть на работу, нужно сначала написать резюме, которое на немецком языке называется Bewerbung. Создание резюме в Германии — это не только искусство, но и неплохой способ заработка. Существуют целые агентства, которые занимаются тем, что создают «правильные документы». Дело в том, что для написания корректного резюме необходимо знать массу тонкостей. Например, в мотивационном письме, которое называется Anschreiben, вы должны максимально четко объяснить, почему вы и только вы являетесь самым лучшим претендентом на рабочее место. Понятно, что практически все соискатели пишут о том, насколько они работоспособны, целеустремленны, талантливы и неординарны. Что делать работодателю, получая сотни как под копирку написанных писем? Он ищет нечто оригинальное, нечто, за что зацепится глаз. При этом необходимо «не перегнуть палку в другую сторону». Излишняя оригинальность, граничащая с кичем, — мотивационные письма, написанные нестандартными шрифтами, на цветной бумаге, в слишком витиеватом стиле, — уместны только в том случае, если вы ищете место в какой-либо творческой области.
• Второй важнейший документ, необходимый при приеме на работу, — это так называемый послужной список, Lebenslauf. Это перечень всего того, что вы делали с момента рождения и до настоящего времени. К этому документу существуют тоже совершенно определенные требования. К примеру, он обычно пишется в обратном порядке. Вы начинаете с последнего места работы и заканчиваете школьными годами. Еще один важный аспект — непрерывность. Немецкие кадровики очень не любят, когда в вашем жизнеописании существуют «дыры». Если вы после школы целый год нигде не работали и не учились, а путешествовали по Западной Африке, то совершенно неверным было бы писать все как есть.
Правильнее выдать в качестве информации «причесанный вариант». Например, «путешествие по Западной Африке с целью улучшения языковых навыков и повышения собственного образования в сфере этнографии». Все то же самое, но другими словами. Вообще, в Германии есть негласное правило: пробелы в «жизнеописании», составляющие больше трех календарных месяцев, необходимо заполнять. Чем угодно. Социальной практикой, курсами повышения квалификации, стажировками. Тогда у кадровика складывается ощущение, что человек все время находился в движении, а не сидел сложа руки.
• О том, как правильно составлять резюме и какие «подводные камни» следует обходить, написано очень много специальных книг. Информацию можно получить и в Сети.
Например, здесь: http://www.bewerbung.de, http://www.bewerbung-tipps.com, http://www.bewerbung-forum.de, http://bewerbung.net.
Обычно здесь же можно найти и образцы — готовые шаблоны, которые нужно всего лишь «персонализировать» по собственному вкусу.
• Наконец, еще один немаловажный аспект во взаимоотношениях работодателя и подчиненного — написание итоговой рекомендации. Дело в том, что в каждом пакете документов, которые соискатель рабочего места направляет в новую компанию, должны присутствовать рекомендации с прежнего места работы (а лучше бы — от всех предыдущих работодателей). Документ этот называется Zeugnis и создается по совершенно определенным законам. Так, в рекомендации запрещено писать о сотруднике плохо. Не просто запрещено, а категорически запрещено. Поэтому кадровики изобрели свой «тайный язык», на котором они общаются между собой. Вроде бы, и написано все очень пристойно — и талантливый сотрудник, и обязательный, и контактный, а на деле оказывается, что кадровик оценил «рабочие навыки» бывшего коллеги «на троечку».
Разумеется, все эти уловки яляются секретом Полишинеля, поэтому любой наемный сотрудник может на основе имеющейся в открытом доступе информации самостоятельно расшифровать свою характеристику и, что немаловажно, потребовать от работодателя переписать неугодный документ. Для этого, конечно же, нужны веские аргументы. Но наиболее упорные и последовательные все же добиваются своей цели и получают «на выходе» более пристойную характеристику. О том, как именно должна выглядеть «правильная» характеристика и какая информация на самом деле скрывается за витиеватыми формулировками кадровиков, можно узнать, посетив следующие веб-страницы: http://www.arbeitszeugnis.com и http://www.arbeitszeugnis.de.
• Теперь поговорим о неприятной теме, которая в последнее время все чаще мелькает в немецкой прессе, — о моббинге. Проще говоря, о намеренном создании одному из сотрудников некомфортных условий на рабочем месте. К сожалению, это явление в последние годы становится все более распространенным, а кабинеты психологов и психиатров заполняются жертвами травли, жалующимися на головную боль, бессонницу, состояние тревожности и дискомфорта, проблемы с пищеварением и прочие неприятные симптомы, вызванные отвратительным рабочим климатом. Причины моббинга, как это часто бывает, носят не столько общечеловеческий, сколько экономический характер. Растущая безработица, увеличившееся количество высококвалифицированных кадров, вынужденных идти на низкооплачиваемую работу за неимением объекта более достойного применения своих способностей, возросшая конкуренция — все это причины, заставляющие сотрудников действовать по законам джунглей. Выживает сильнейший. Бороться с моббингом очень непросто. Подобные отношения настолько опустошают человека, настолько выматывают его эмоционально, что чаще всего без профессиональной психологической помощи не обойтись. Дополнительную информацию о том, как возникает моббинг, каковы наиболее действенные стратегии противостояния этому неприятному явлению и куда обращаться в случае, если ситуация зашла слишком далеко, можно узнать и в Интернете: http://www.mobbing.net, http://www.mobbing-web.de и http://www.mobbingwerkstatt.de.
• Если вы чувствуете, что на работе назревает конфликтная ситуация, то первое и основное, что нужно сделать, — попытаться вызвать обидчиков на разговор и разобраться в причинах проблемы. Очень часто банального прямого разговора бывает вполне достаточно для того, чтобы климат на рабочем месте нормализовался. Только не удивляйтесь тому, что вам могут сказать в лицо совершенно нелицеприятные вещи, к которым вы можете оказаться совершенно не готовы. Например, что вы — выскочка. Или человек, не способный строить коллегиальные отношения. Или что вы нарушили корпоративную этику. В этих ситуациях, разумеется, нужно разбираться — нередко с привлечением руководителя и профсоюзов. Если же разговоры не помогают и ведут лишь к эскалации конфликта, стоит обратиться за профессиональной помощью.
• Наконец, поговорим об этике взаимоотношений с коллегами. В немецких коллективах не принято «дружить». Это совершенно не значит, что каждый сотрудник сидит букой в своем углу, за своим компьютером и не реагирует на окружающих. Но задушевные разговоры «за жизнь» лучше оставить для близких друзей, не работающих с вами в одной и той же компании. Разумеется, из любого правила существуют исключения, и бывает, что именно в компании люди находят «родственные души», но в основном немцы очень четко разделяют работу и личную жизнь. На практике это означает, что в немецких коллективах не принято делиться сердечными проблемами, жаловаться на неверного мужа или вредную супругу и вообще «выворачивать душу».
Отношения на работе между коллегами ровные, вежливые и слегка дистанцированные. Однако в любом коллективе существуют свои правила. Кто-то осуществляет после работы совместные вылазки в кнайпы и рестораны, кто-то занимается спортом вместе с соседями по рабочему кабинету, часто руководство фирм специально организует совместные поездки всех сотрудников на всевозможные выставки, семинары, лекции. Делается это для того, чтобы коллектив чувствовал себя более сплоченным, чтобы воспитать у всех сотрудников, работающих на данную компанию, корпоративный дух. Но и во время подобных мероприятий не рекомендую «открываться» на все 100 %. Все-таки коллеги должны оставаться коллегами, а задушевные беседы на кухне лучше оставить для любимых друзей.
• В остальном же немецкие коллективы совершенно не отличаются от тех, к которым мы привыкли на родине. Там точно так же ссорятся, мирятся, стремятся в срок сдать ненавистный проект, остаются в бюро дольше, чем нужно, пытаются продвинуться вверх по карьерной лестнице. Одним словом, обычная рабочая рутина. И точно так же, как и в любом другом коллективе — в России или в Испании, в Бразилии или в Швейцарии, выживает сильнейший.
9. Если бы молодость знала, если бы старость могла…
Если отношения в российских и немецких коллективах в большей или меньшей степени можно сравнивать между собой, то отношение немцев к своим старикам в корне отличается от того, к чему мы привыкли дома. С тех пор как одной из сфер моей деятельности стала организация помощи пожилым и больным людям, у меня появился неисчерпаемый источник для наблюдений за тем, как живут немецкие пенсионеры, как к ним относятся в клиниках, домах престарелых и реабилитационных центрах, и самое главное — как они сами ощущают себя на закате жизни.
Прежде всего хочу рассказать вам о том, что в отличие от России и стран бывшего СССР в Германии не принято жить большими семьями. Несколько поколений под одной крышей можно встретить разве что в деревнях, и то все реже и реже. Молодые люди, только-только окончив школу, начинают самостоятельную жизнь, и родители остаются одни.
Выйдя на пенсию, они обычно занимаются собой, путешествуют, наслаждаются жизнью и принимают минимальное участие в воспитании внуков. Здесь просто так не принято. Соответственно, когда родители становятся старыми и немощными и не могут больше за собой ухаживать, у них существуют только две возможности — нанять мобильную патронажную службу или уйти жить в дом престарелых. Это не считается зазорным или неприличным ни со стороны пожилых родителей, ни со стороны их выросших детей. Они могут приезжать в гости по нескольку раз в неделю, а то и каждый день, совершать с родителями совместные прогулки и присутствовать на каких-то праздниках, но от тяжелого совместного быта избавлены и те и другие.
Здесь следует отметить, что немецкие дома престарелых — это не место, куда уходят умирать. Это место, где стараются организовать качественную и максимально разнообразную жизнь для тех пожилых людей, кто сам уже по состоянию здоровья не может за собой ухаживать, но все еще не готов присматривать место на кладбище.
Кстати, живут в домах престарелых часто в однокомнатных «студиях» — квартирках, где у каждого — своя мебель и привезенные из дома вещи — любимый плед, цветы, комод, масса фотографий.
Однажды, познакомившись с одним из «постояльцев» такого дома престарелых, живущих именно в отдельной комнатке, я неожиданно удостоилась чести выслушать потрясающе щемящую любовную историю, напомнившую знаменитую песню «Девушка из Нагасаки», написанную композитором Павлом Русаковым на стихи Веры Инбер и исполненную когда-то Владимиром Семеновичем Высоцким.
Когда я вошла в комнату к этому человеку, первое, что бросилось в глаза, — две черно-белые фотографии, стоящие на прикроватной тумбочке. На одной — круглолицая полноватая блондинка с волосами, уложенными надо лбом высоким валиком, в глухой кофте, застегнутой сверху донизу на дюжину крошечных пуговичек. А на второй — тонкая как струна восточная девушка в маечке. Длинные волосы падают на глаза, в одной руке — цветок, роза, а другую она прижимает груди, словно благодаря за то, что ее сфотографировали. Случайный, несрежиссированный снимок.
— Это моя жена, Марлис, — он кивнул в сторону блондинки. — Она умерла очень рано, ей было чуть за тридцать. Сердце. Какая-то врожденная болезнь, я уж не помню. А это, — он улыбнулся одними глазами — уголки рта при этом оставались опущенными вниз, — это… тоже… одна женщина. Она так и не стала мне женой. Не успели, да и сложно все это было в те годы. Хотите, расскажу?
Он был не капитаном, а старпомом. И родиной его, в отличие от песни, был не Марсель, а небольшой рабочий городок Гельзенкирхен. После школы подался в Гамбург. Начинал матросом, дослужился до старпома. Ходил на рыболовецких шхунах, потом на сухогрузах. Рано женился, жили душа в душу, только детей не было. А потом жена умерла, и он остался совсем один. Хорошо, хоть профессия была любимая, а то свихнулся бы от горя.
Через несколько лет после смерти жены их судно стояло в Гонконге. В портовом баре он и увидел ее — девушку с раскосыми глазами и совершенно прозрачной кожей. Говорит, до сих пор помнит, что первая ассоциация была — как фарфор. Кукла фарфоровая. У его бабушки такие стояли на комоде.
Они ввалились в бар гурьбой — толпа молодых, голодных до женской ласки мужиков. Она молча обслуживала их, никак не реагируя на соленые шутки. Он говорит — увидел, и понял, что без нее отсюда не уедет. Заберет с собой, хоть как. Любой ценой, но увезет в Германию.
Познакомились, пообщались. Пока судно стояло в Гонконге, они практически не расставались. То есть все время, что ему было разрешено провести на берегу, они проводили вместе. Через несколько дней корабль направился в обратный путь, и, вернувшись в Германию, он начал носиться по всяким организациям и узнавать, как же ввезти в страну женщину, с которой решил связать свою жизнь.
В следующий раз он ее увидел только через восемь месяцев.
— Она не знала точно, когда мы будем в порту. Я сам не был уверен в дате. Сошли на берег, я вошел в бар, и она, увидев меня, бросилась мне на шею…
Он рассказывал очень медленно, с длинными паузами, которые требовались ему для того, чтобы собраться с силами. У него было серьезное легочное заболевание, и одышка мешала говорить.
— Это были, наверное, лучшие дни в моей жизни. Я обещал ей, что добьюсь того, чтобы мы поженились, и увезу ее с собой. Это не так просто, нужно собрать много бумаг, но мы справимся. Следующая наша разлука длилась около полугода. А когда я снова оказался в Гонконге, выяснил, что… в общем, в баре была какая-то страшная драка, и… она погибла.
Он подбирал слова, рассказывая очень деликатно, боясь каким-то образом опорочить женщину, которой давно нет в живых…
— Я все равно был счастлив. Пусть коротко совсем, но все же. Вот так вот жизнь сложилась, по-идиотски. Сначала жена, потом…
Когда мы с ним познакомились, он жил в Betreutes Wohnen — это такой комплекс квартир для пожилых людей, где они живут, с одной стороны, самостоятельно, а с другой — под наблюдением врачей и с постоянной возможностью получить необходимую помощь, и с радостью рассказывал каждому приходящему о своей несостоявшейся любви…
В домах престарелых идет совершенно полноценная жизнь. Завязываются дружеские отношения и даже романы, случаются ссоры и раздел сфер влияния. Все как в обычной жизни, только с поправкой на возраст.
Несколько лет назад, приехав с инспекцией в один из домов престарелых, я чуть не стала свидетельницей нешуточной любовной драмы, разыгравшейся между двумя престарелыми бюргерами[11].
К сожалению, многим молодым людям свойственно считать, что после шестидесяти лет жизнь заканчивается. Те, кто часто и подолгу проводит время со стариками, хорошо знают, что это совсем не так.
В тот моей приезд проблемы начались прямо за обедом. Помимо постояльцев и меня в столовой находились еще несколько социальных работников и два медбрата.
Чета Мейер, отставив в сторону пустые тарелки, чинно пила кофе — фрау Мейер в выходном, только что привезенном из химчистки брючном костюме и блузке с жабо, герр Мейер в домашних фланелевых брюках и васильковой рубашке — когда вошла медсестра и объявила, что на этаже появилась новая жилица.
Здесь не принято говорить «пациентка», потому что господа и дамы здесь прежде всего живут, а не доживают, как многие думают, получают удовольствие от этой самой жизни, и по необходимости иногда проходят некоторые медицинские процедуры.
Медсестра рассказала, что фрау Штундемахер въехала только сегодня, и как только дочка с зятем помогут ей распаковать вещи, она появится в общей обеденной комнате, чтобы представиться остальным жильцам.
— Штундемахер? — взвизгнула 84-летняя фрау Мейер и отставила в сторону недоеденный кусочек вишневого пирога. — Не может быть! Ее же зовут Беттина, ведь так?
— Нет, фрау Мейер, — сестра сверилась с документами. — Ее зовут Хильдегард.
— Дорогая, не начинай, пожалуйста, — 86-летний Герр Мейер затеребил салфетку на груди, — мы же уже тридцать лет назад закрыли эту тему.
— Это ты закрыл! И мечтаешь, наверное, чтобы и я забыла, — зашипела фрау Мейер. — Какой это был год? Семьдесят восьмой? Семьдесят девятый?
— Восьмидесятый, — буркнул герр Мейер, с шумом отодвинул стул и резко поднялся. — Пойдем, пожалуйста, в комнату. Давай не будем устраивать скандал на глазах у всех.
Сидящие за соседними столами старички и старушки давным-давно отставили свои тарелки и с интересом прислушивались к ссоре четы Мейеров.
— Не смей затыкать мне рот! — взвилась фрау Мейер и победно окинула глазами комнату.
— Пусть все знают, что тридцать лет назад ты жил на две семьи. А эта… эта… — щеки ее стали пунцовыми, а глаза засверкали. — Я не нахожу слов! Вы только представьте себе, — она обратилась к публике, с нетерпением ожидавшей развития событий, — жить на соседней улице, приходить к нам в гости и одновременно… Какая мерзость!
Пристыженный супруг ковырял носком туфель свеженадраенный линолеум и ничего не отвечал.
Фрау Мейер, довольная завоеванным вниманием, пустилась было в обличительные воспоминания, но их прервал голос медсестры.
— Фрау Мейер, думаю, вы что-то путаете. Фрау Штундемахер всю жизнь прожила в Восточной Германии, в деревне под Лейпцигом. Сюда она переехала вслед за дочкой лишь четыре года назад. Так, во всяком случае, написано в актах.
— Милая моя, я никогда ничего не путаю, — фрау Мейер поправила жабо и снова сверкнула глазами. — Эта наглая, бессовестная женщина, Беттина…
— Хильдегард, — мягко поправила месестра.
— Не важно. Так вот, эта наглая женщина…
В этот момент в столовой открылась дверь, и бочком, семенящим шагом вошла сухонькая старушка в клетчатой твидовой юбке и аккуратном клетчатом же пиджачке. Обвела глазами собравшихся, улыбнулась.
— Здравствуйте! Меня зовут Хильдегард Штундемахер. Я ваша новая соседка.
— Это не она, — неожиданно громко выступил герр Мейер, молча стоявший все это время рядом со столом.
— Я вижу! — прошипела фрау Мейер. — Но это не снимает с тебя вины.
Потом, очаровательно улыбнувшись вошедшей даме, сделала приглашающий жест.
— Очень приятно! Располагайтесь, милая. Здесь все вам рады. Хотите, присаживайтесь к нам за стол…
Вот вам и старики… Старики разные бывают.
Некоторые старички категорически отказываются жить по одному (справедливости ради замечу, что это еще во многом зависит от финансовых возможностей) и предпочитают жить в комнатах по двое, и тогда порой доходит до курьезов, улаживать которые приходится не только младшему медицинскому персоналу, но порой и высокому начальству.
Мой хороший знакомый, работающий в одном из немецких домов престарелых, поведал удивительную историю, которая никого из присутствовавших не оставила равнодушным. И смех и грех, на самом деле.
Было у моего знакомого два подопечных. Два дедушки. Совсем такие дедушки — за восемьдесят, плюс-минус. Жили в одной комнате. Хорошие, славные, чистенькие, ухоженные и вполне еще адекватные. Но забывчивые оба и слегка дезориентированные. Впрочем, таких в домах престарелых — процентов пятьдесят точно, так что никого подобное не удивляет.
Один дедулечка, Пауль, пошел погулять в садик. Погода солнечная, птички… После прогулки сходил на эрготерапию — это когда специально обученный персонал занимается со стариками трудовой деятельностью — и еще в группу рисования. Отсутствовал в комнате часа три. Пришел, а на его кроватке сосед лежит, Юрген. Лежит себе уютно, одеялком укутался и книгу читает. А тут Пауль вернулся.
Пауль увидел в своей кровати Юргена и аж поперхнулся от возмущения. А Юрген улыбнулся новенькими, всего неделю назад сделанными зубными протезами и располагающе подмигнул.
— Как погодка? Как порисовал? А мне что-то лень куда-то идти. Вот лежу, читаю. Заждался тебя.
Пауль вежливо так поинтересовался, что это Юрген делает в его коечке.
А дедушка Юрген ему злобно весьма ответил, что кроватка эта — его собственная. Вон и брюки свои он снял и на спинку повесил, и чашку свою со слоником на прикроватную тумбочку поставил. Пауль давай его стаскивать. Юрген начал сопротивляться и категорически отказывался сдавать завоеванные позиции. Ситуация накалилась, протезы были вытащены и очки сняты во избежание, так сказать…
На шум прибежала сестричка. Потом еще одна. Попытались разрулить ситуацию по ходу. В смысле, объяснить Юргену, что он случайно перепутал кровать и нужно просто помириться с Паулем, сделать два шага и лечь напротив.
Но тут неожиданно заскандалил любитель искусства Пауль и заявил, что… Юрген собирался его соблазнить! А он совершенно не той ориентации и вообще очень любит женщин. Был трижды женат и теперь, в преклонном возрасте, продолжает восхищаться женским полом.
Спустить бы все на тормозах, и все дела. Но нет! Юрген оказался мужичком с гонором. И при всем честном народе — а по ходу еще публика подоспела — заявил:
— Ich wrde dich gerne vernaschen, Schtzchen!
Фраза эта означает, что игрун Юрген с удовольствием скушал бы своего аппетитного соседа. Скушал — в смысле попробовал на вкус… Мало того — он назвал Пауля дорогушей.
И Юрген кокетливо поправил пижамную куртку. Под курткой были только, пардон, плавки. Штаны от той же пижамы, как вы помните, висели на спинке кровати. Кровати Пауля.
Что тут началось! Пауль метнулся к обидчику с криком, что он гетеросексуален, сколько себя помнит — то есть последние шестьдесят лет!
Юрген из своего угла парировал, что все меняется и никто не может быть уверен практически ни в чем. Пауль запустил в обидчика зубной протез вместе с чашечкой. В этот момент его и зафиксировали. А подошедший на шум еще один медбрат мягко, но настойчиво вывел из комнаты расшалившегося Юргена.
В коридоре ему было сделано строгое внушение.
На что баловник Юрген заявил, что совершенно не собирался ставить Пауля в неловкое положение, но если уж его обвиняют в подобном, то он готов играть по правилам. На обед несостоявшихся любовников развели по разным комнатам. Временно, само собой.
И все бы хорошо закончилось, если бы Пауль не решился после обеда написать письмо руководству дома престарелых.
Письмо начиналось словами: «Прошу обратить ваше внимание на попытку соблазнения меня с целью получения удовлетворения неестественным путем. Я буду защищать свои честь и достоинство до последнего. Если понадобится — в суде! Мой сосед влюблен в меня, но я не готов ответить на его чувства. Прошу принять меры…»
Так-то. А вы говорите — старики. Любви все возрасты покорны.
10. Темной-темной ночью… На темной-темной улице… Моя полиция меня бережет
Прожив энное количество лет за границей и объездив полмира, я поняла одну простую вещь — есть совершенно замечательный индикатор «здоровья» общества, выдающий результат при любом режиме и общественном строе с минимальным коэффициентом погрешности. Это не уровень медицины и не недельная норма хлеба и молока на душу населения, это не количество симфонических оркестров на квадратный километр и даже не свобода средств массовой информации.
Лакмусовая бумажка, о которой пойдет речь, — то, каким образом местное население реагирует на человека, оказавшегося в беде. Сопереживают ли люди? Готовы ли они оказать посильную помощь? Не пройдут ли мимо лежащего человека по принципу «моя хата — с краю»? Вмешаются ли в том случае, если на их глазах совершается какое-то противозаконное действие? Бытует мнение, что чем благополучнее и стабильнее ситуация в стране, тем более равнодушны ее граждане к проблемам окружающих. Годами нам внушали в школе, что в капиталистическом обществе человек человеку — волк, и единственный способ выживания — это умение рассчитывать только на себя. Ситуация в постперестроечной России только подкрепила уже существующую, навязанную пропагандой жесткую конструкцию фактами. Таковы реалии, как говаривал первый и последний президент страны, которой больше нет.
Мне хочется рассказать вам о том, каким образом немецкие жители реагируют на нестандартные ситуации, и если не развеять до конца сложившиеся стереотипы о «сытом и бездушном Западе», то хотя бы немножко прояснить ситуацию.
Недавно одному нашему соседу стало плохо. Прямо на автобусной остановке. Человек пожилой — прихватило сердце, упало давление. Рядом никого не оказалось. Мимо проезжала ватага подростков на мотоциклах. В коже, заклепках, серьгах. Из тех, к которым лишний раз в темном переулке не подойдешь.
Увидели как-то странно сидящего на остановке пожилого мужчину. Остановились, подошли узнать, в чем дело. Поняв, что мужчина явно плох и при этом не говорит по-немецки, немедленно вызвали скорую. Дождались приезда врачей. Предложили свои услуги по сопровождению старика в больницу. Доктор сказал, что это вряд ли имеет смысл, так как объясниться с пациентом все равно не представляется возможным.
В этот момент мимо проходила женщина. Русская. Она узнала мужчину — это был отец ее дальних знакомых. Вызвалась ехать вместе со скорой в больницу и находиться там столько, сколько это необходимо. До тех пор, пока врачи смогут связаться с родственниками. В больнице немедленно нашли русскоговорящую медсестру, которая специально прибежала из другого отделения, чтобы облегчить коммуникацию с «немым» пациентом.
Мелочи. Все — мелочи. Но они-то и определяют отношение людей друг к другу в цивилизованном обществе.
По этому поводу вспоминается еще один случай, произошедший со мной давно-давно, когда я только приехала в Германию. Мы с моим спутником ехали из Дюссельдорфа в Кёльн. Машина была моя. За рулем — друг. По дороге кончился бензин. Так как ни я, ни мой приятель на тот момент понятия не имели, как решаются эти вопросы в цивилизованном мире, то мой друг просто взял канистру и пошел пешком по обочине автобана к ближайшей заправке. А я осталась сидеть. Дело было вечером, часов так одиннадцать. Через три минуты остановилась первая машина. Водитель высунулся и спросил, не нужна ли помощь. Я ответила отрицательно. Через пять минут остановилась вторая машина. Вопрос идентичен. И она уехала. А минут через десять подъехала полиция.
Оттуда выскочили два молоденьких офицера, подсветили мой рыдван сзади своими фарами. Подошли, козырнули. Проверили мой паспорт, водительские права, документы на машину. Пробили все это мгновенно по портативному компьютеру. Спросили, кто за рулем и куда незадачливый рулевой свалил. Узнав, расхохотались и объяснили, что «у нас так не поступают». И службу ADAC (немецкий клуб автолюбителей) никто не отменял. Потом предложили мне кофе из собственного термоса. Угостили сигареткой. В течение получаса стоически выслушивали абракадабру, которую я выдавала за немецкий язык. И ждали.
Как только они заметили одинокую фигуру, бредущую по кромке автобана с канистрой в руках, старший офицер сказал:
— Вот и ваш друг. Больше никогда так не делайте. Женщине нельзя одной оставаться ночью на дороге. Спасибо внимательным водителям, сообщившим нам о вашей машине. И у нас появилась возможность быстро подъехать и охранять вас до прихода вашего спутника.
Я, честно говоря, не нашлась, что ответить. Только невразумительно промычала про «премного благодарна». Но случай запомнила на всю жизнь.
И вэтом суть немецкой нации. Немцы вряд ли пройдут мимо валяющегося на улице человека. Или проедут мимо стоящего на обочине автобана автомобиля с включенной «аварийкой». Равнодушие не в чести. И даже если это всего лишь дежурная вежливость, она иногда спасает жизнь.
Отдельно хочу сказать еще несколько слов о полиции. Вы не поверите, но это действительно «офицеры с человеческим лицом», к которым не страшно обратиться за помощью. Причем даже в случаях, казалось бы, не имеющих к ним ни малейшего отношения. Мой муж очень любит вспоминать историю о том, как наши соседи чуть не приняли меня за воровку — и все благодаря полиции, в сопровождении которой я передвигалась по кварталу.
Как-то раз я собралась с утра к массажисту. Он находится совсем недалеко от моего дома. Пешочком дойти можно. Сходила, получили прописанные процедуры, возвращаюсь назад.
Дай, думаю, в магазин зайду. Мне же много покупать не надо. Так, курочка — по зернышку. Яблоки там, бананы, сыр, может, какой-нибудь.