Французская Мессалина Клеймор Оливия
Антуан смутился. Отчего второй помощник, всё это время молча наблюдавший за работой собратьев по цеху, вступился:
– Эжени, Антуан – в парикмахерах едва год. А месье Ламэ занимается этим ремеслом почти десять лет.
После того как причёска Эжени была, наконец, завершена, месье Ламэ пригласил всех присутствующих подняться этажом выше, к себе на квартиру, где их ожидал ужин. Девушки переглянулись: Мари-Жанна поняла, каковы намерения Ламэ, решив вести себя гордо, по крайней мере, сегодняшним вечером, и более не допускать таких глупостей, как с Дювалем.
Ужин проходил в вполне благопристойной обстановке, Ламэ проявил себя гостеприимным хозяином, его же помощники ни разу не позволили себе двусмысленных намёков в адрес девушек.
Мари-Жанна отдавала должное внимание еде, но в то же время успела разглядеть апартаменты хозяина. Они были не шикарными, но вполне приличными и состояли из просторной гостиной, с весьма не дурной обстановкой, собственно, где и проходил ужин; а также – двух спален, затем шла кухня и рядом с ней комната для прислуги.
Ламэ не держал большой штат прислуги, этого не позволяли ему средства. Берта, пожилая женщина, выполняла все обязанности, что вполне устраивало хозяина. Мари-Жанна сразу же заметила это обстоятельство, решив, что если она когда-нибудь и станет хозяйкой в доме Блеза, то уж сумет нанять горничных, прачку и кухарку, – словом, всю ту прислугу, которая должна быть в приличных домах.
Весь ужин парикмахер не сводил взгляда с Мари-Жанны, она отвечала ему сдержанной улыбкой, сдерживая авансы на будущее. Хозяин подливал вина в бокал гостьи, но та, как уже умудрённая печальным жизненным опытом, не злоупотребляла хмельным напитком.
За весь ужин Блез ни разу не обмолвился о своих истинных намерениях по отношению к Мари-Жанне, и та была благодарна ему за это – спешить было излишне.
На прощанье, когда Блез усаживал девушек в пролётку, он позволил себе лишь поцеловать руку предмету своего внимания.
Прошло несколько дней, Мари-Жанна по-прежнему вставала рано утром, умывалась, наскоро завтракала и направлялась в магазин Лябиля. В последние дни ей было особенно тяжело: всё раздражало, даже подруги, а особенно мадам Рози, которая заметила совершенное равнодушие девушки к своим профессиональным обязанностям.
Наконец, она не выдержала и, отозвав Мари-Жанну в сторону, устроила ей выговор:
– Милочка, если ты хочешь остаться служить у господина Лябиля, ты должна быть внимательней и ответственней. Вчера ты изобразила на эскизе совершенно не то, что желала покупательница. Хорошо, что она спокойно отреагировала на твою оплошность. Если так дальше пойдут дела, я поставлю вопрос перед хозяином о твоём расчёте. Тебе есть куда пойти?
От подобного тона и прямого вопроса девушка растерялась: а действительно, куда она пойдёт? – к матери, – исключено, она сама на содержании галантерейщика, тот и так много сделал для Мари-Жанны, оплачивая её пребывание в монастыре. Оставался только один вариант – Блез Ламэ, но он ещё ничего не предложил девушке.
– Простите меня, мадам Рози. Впредь я буду прилежней.
Мадам Рози была женщиной незлобной, пройдя путь от простой модистки до начальницы, она понимала, насколько тяжело молоденьким девушкам жить на крохотное жалованье, когда вокруг столько соблазнов. Мало того, у них почти не бывало свободного времени, так как магазин закрывался достаточно поздно, так им приходилось ещё и терпеть порой капризы клиенток. Некоторые модистки плакали украдкой.
Этим же вечером, когда Мари-Жанна могла уединиться в своей комнатушке, она попросила перо, чернила и бумагу у мадам Рози, под предлогом написать записку матери и, обдумав последствия своего дерзкого шага, вывела первые строки:
«Месье Ламэ!
Я осмелилась на это письмо только под действием крайних непреодолимых обстоятельств. Служа в магазине господина Лябиля, мне приходится каждый день сталкиваться с несправедливостью и жестоким обращением, как со стороны старшей модистки, так и со стороны самого хозяина. Мне порой тяжело настолько, что я ночи напролёт плачу в подушку. Моего же мизерного жалованья не хватает даже на то, что бы купить себе лишнюю пару чулок или приличные туфли. Я вынуждена носить обувь от сапожника, у которого заказывают кухарки и прачки.
Я видела ваши взгляды и вполне нахожу им объяснение – ваши чувства говорят сами за себя. Возможно, мне не пристало самой делать первый шаг навстречу мужчине, но я не стесняюсь своих желаний и потому говорю вам: если вы согласны взять меня на содержание, быть внимательным и добрым ко мне, то я непременно отвечу вам любовью, на которую только может быть способна женщина в моём возрасте.
Если же у нас родятся дети, то мы по обоюдному желанию можем определить их в монастырский приют.
Мари-Жанна Бекю-Гомар».
Парикмахер, получив послание Мари-Жанны, был настолько растроган проявлением её чувств и откровенным признанием, что тотчас велел кучеру закладывать пролётку, и направился к магазину Лябиля.
Ламэ приехал достаточно рано, магазин ещё не был закрыт, и он решил войти в него, дабы ознакомиться с обстановкой. То, что увидел Блез, расстроило его, и он убедился в правоте Мари-Жанны. Он вошёл как раз в тот момент, когда модистка, в соответствии с обещанием, данным мадам Рози – быть прилежной – пыталась угодить некой пожилой даме с весьма дурной фигурой. Дама резко разговаривала с девушкой, та же терялась под её напором. Наконец мадам Рози, предчувствуя всплеск недовольства капризной покупательницы, попыталась смягчить ситуацию, отчего вышло только хуже.
Дама развернулась к мадам Рози во всю свою ширь и обратилась уже к ней:
– Сударыня, ваши девушки дурно воспитаны, ленивы и не справляются со своими обязанностями!
Мари-Жанна залилась краской: такого позора она ещё не испытывала ни разу за полгода пребывания у Лябиля, напротив – её эскизы устраивали всех покупательниц, но эта особа была явно настроена на скандал.
Мадам Рози посмотрела эскизы, выполненные девушкой, их было три и они вполне соответствовали запросам скандальной особы, но та не унималась, набросившись уже на старшую модистку.
– Я желаю видеть господина Лябиля! Немедленно! – надрывалась она. – Скажите ему, что с ним желает говорить графиня де Монтескью!
Перепуганная мадам Рози помчалась за Лябилем. В этот момент Ламэ, доселе не замеченный Мари-Жанной, подошёл к ней.
Та смутилась.
– О, месье Ламэ! Вы наблюдали за всем этим ужасом?!
– Да, к сожалению. И я пришёл к твёрдому убеждению, что вам здесь не место. Прошу вас, соберите свои вещи, и мы тот час направимся на Фий дю Кавальер. Пролётка ожидает нас у входа в магазин.
В этот момент Мари-Жанна испытала неописуемое чувство признательности к Ламэ, и заплакала от счастья.
Когда появился господин Лябиль, а за ним – и мадам Рози, девушка уже собиралась оставить эскиз на одном из прилавков с тканями и направиться в свою комнату. Ламэ понял, что продолжение неприятного разговора неизбежно и требуется его вмешательство. Он встал перед Мари-Жанной. И пока графиня де Монтескью, в порыве снобизма и злобы излагала свои необоснованные претензии Лябилю, Блез собрался духом и высказался:
– Господин Лябиль! – все присутствующие тотчас повернулись к Ламэ, с удивлением воззрились на него. – Я прекрасно видел, как всё произошло. Сия дама, – он указал на графиню, – совершенно не заслуженно накричала на модисток. Поэтому, я как человек, ответственный за судьбу молодой особы Мари-Жанны Бекю-Гомар, забираю её отсюда сей же момент, считая, что более она не может пребывать там, где царит несправедливость и унижение.
Лябиль опешил под подобных слов, по всему было видно, что господин, вступившийся за модистку – человек состоятельный и умеющий дать достойный отпор. Графиня же взвизгнула, понимая, что не доведёт дело до конца и не насладиться слёзами молодой девушки.
– Это неслыханно! – воскликнула она. – Какой-то щёголь вмешивается в разговор достойных людей!!!
– Сударыня, – перешёл в атаку Блез. – Мне безразличен ваш титул, вы ведёте себя как на городском рынке. Я – Блез Ламэ, владелец парикмахерской на Фий дю Кавальер, а отнюдь – не щеголь, как вы изволили выразиться. Мари-Жанна, ступайте к себе в комнату и соберите вещи!
Лябиль окончательно лишился дара речи: мало того, что он не знал, как утихомирить скандальную графину, так ещё и терял модистку, которая вполне прилично выполняла свои обязанности.
Мари-Жанна села в пролётку, держа в руках небольшой узелок – всё своё скромное имущество. Блез, переполненный чувством сострадания, нежностью и желанием, помог девушке устроиться как можно удобней. Он, всю дорогу поддерживая Мари-Жанну под локоть, хранил благоговейное молчание, понимая, что девушка порвала с прошлым и для неё начинается совершенно новая фаза жизни – сознательно стать содержанкой. Не каждая на это согласится, ведь всякая юная барышня стремится выйти замуж, а не иметь любовника-покровителя.
Блез не торопил события, и когда Мари-Жанна перешагнула порог его дома, приказал служанке приготовить ванну для девушки, теперь уже хозяйки в его доме. Берта отреагировала на появление молодой особы в доме хозяина спокойно – когда-нибудь это непременно должно было случиться, ведь он – молодой мужчина.
Пока Мари-Жанна принимала ванную, Берта приготовила ужин. Блез постарался придать ему побольше романтизма, он не стал зажигать все свечи в гостиной и зажёг ароматизированные палочки, распространяющие приятный запах роз.
Девушка накинула на себя старенький халатик и вышла в гостиную, Блез сразу же заметил бедность её наряда, но не придал этому значения – главное, Мари-Жанна будет принадлежать ему и с этого момента на его плечи возлагается забота о благополучии девушки.
Блез, стараясь быть галантным кавалером, отодвинул стул, приглашая девушку присесть к столу. Она с удовольствием это сделала, так как была страшно голодна. Мужчина терпеливо наблюдал, как его пассия аппетитно расправляется с маседуаном, запивая его столовым вином.
Когда же Мари-Жанна насытилась, в воздухе повисла неловкая пауза. Блез, не столь опытный в деле обольщения девушек, как Дюваль, просто не знал с чего начать. Мари-Жанна пришла на помощь, она естественно потянулась, зевнула, прикрыв рот ладошкой.
– Блез, мне кажется – пора спать. У нас был трудный день, полный впечатлений.
Мужчина, понимая, что он как-то должен проявить своё желание, встал, подошёл к девушке и взял её за руку.
– Поверь мне, я страстно желаю уединиться с тобой в спальне.
Содержанка улыбнулась, подставив пухленький ротик для поцелуя.
Глава 13
Во время следующей встречи граф Лаваль пригласил Жанну-Антуанетту составить ему компанию на Королевском маскараде в ратуше. Женщина пришла в восторг.
– Так значит, я увижу Его Величество? – воскликнула она.
– Конечно, только ни в коем случае нельзя подавать вида, что король узнан. Иначе маскарад теряет прелесть интриги. Безусловно, все придворные безошибочно узнают короля, но дамы делают вид, что разговаривают с неким знатным вельможей. Это забавляет Людовика.
– Я непременно ему подыграю, если, конечно, у меня будет возможность.
Граф испытывающе посмотрел на любовницу.
– Да, и ещё одно… Маркиза де Шатору, королевская фаворитка, находится в интересном положении… Надеюсь, как женщина вы понимаете, что я имею в виду?
– Да.
– В силу того, что положение графини не позволяет Его Величеству предаваться с ней любовной страсти, он непременно будет искать ей замену, причём на один вечер. Король поступает так на каждом маскараде.
Жанна-Антуанетта с недоумением посмотрела на графа.
– Кристиан, что вы хотите этим сказать?
– Просто предостеречь вас. Король – обаятельный мужчина, не смотря на то, что ему уже минуло сорок пять, он в отличной форме. Ни одна женщина не смогла устоять перед ним.
Жанна-Антуанетта рассмеялась.
– Боже мой, Кристиан, вы начинаете меня ревновать?! Как это забавно! Помилуйте, зачем я нужна королю: у меня нет титула, я – не красавица, да и потом, его наверняка окружают блистательные маркизы, графини и баронессы. Ваши волнения, граф, по крайней мере, смешны.
– Что ж… Раз вы так считаете… Заказывайте маскарадный костюм и не забудьте о маске.
На следующий день мадам д`Этиоль направилась в Париж, в модный дом месье Персеваля, который наряжал всю парижскую аристократию. Она давно слышала про этот модный дом, но у неё не было случая заехать в него и купить что-либо. Теперь же она целенаправленно направилась к Персевалю.
Карета мадам д`Этиоль достигла Рон-Пуэн[14]. Женщина прожила всю свою жизнь в предместьях Парижа, сначала в Сен-Антуан, а затем в Сен-Дени, она нечасто посещала город и поездка на Рон-Пуэн стала для неё событием.
Карета въехала в город по Королевской дороге, петляя затем по узким улочкам, пока не достигла Елисейских полей, площади Этуаль, а затем и Рон-Пуэн.
Карета остановилась, форейтор открыл перед мадам д`Этиоль дверцу и помог выйти. Женщину охватило волнение, ей показалось, что в модном доме Персеваля начинается её новая жизнь.
Войдя в магазин, она тот час же попала под пристальное внимание модисток. Две молоденькие девушки профессионально определили в вошедшей даме потенциальную покупательницу.
– Что изволите, мадам? Чем можем помочь вам? Модный дом господина Персеваля к вашим услугам, – затараторили они почти одновременно.
– Прекрасно, – мадам д`Этиоль улыбнулась. – Я хотела бы заказать наряд, но весьма необычный.
– О, мадам! Не сомневайтесь! Удовлетворение ваших изысканных желаний честь для нас.
Жанна-Антуанетта снова улыбнулась, ей была приятна предупредительность модисток.
– Дело в том, что я собираюсь на маскарад…
Девушки переглянулись.
– О, мадам! На королевский маскарад в Ратуше?
– Да…
Модистки сразу же поняли: перед ними весьма состоятельная и возможно очень знатная особа, иначе как бы она смогла получить приглашение самого короля?!
– Мадам, прошу вас…
Одна из модисток пригласила Жанну-Антуанетту присесть в удобное кресло, обтянутое тёмно-коричневой парчой.
– Может быть, вы желаете чашечку шоколада? – поинтересовалась вторая модистка.
Мадам д`Этиоль кивнула.
Вскоре к посетительнице подошла модистка, вооружена блокнотом и пастелью для рисования. После нескольких часов обсуждения и двух чашек шоколада маскарадный костюм был продуман до мелочей.
Мадам д`Этиоль осталась довольна.
Господин д`Этиоль как обычно собирался в Орлеан по делам. Он собрал саквояж, поцеловал жену и сел в карету своего давнего доверителя. У Жанны-Антуанетты возникло неприятное чувство: сначала она ощутила страх, затем больно кольнуло сердце, затем наступило полное равнодушие.
Месье д`Этиоль помахал жене рукой и послал воздушный поцелуй, женщина улыбнулась, превозмогая охватившее её чувство.
На следующий день она направилась в Париж, на Рон-Пуэн, за маскарадным костюмом. Примерив его, Жанна-Антуанетта вызвала бурю восторгов со стороны модисток, всячески восхвалявших её фигуру и причёску. Женщину снова охватили предчувствия: облачившись в изысканный наряд, ей показалось, что он сыграет решающую роль в её судьбе: почему? – она и сама не знала, просто интуиция.
В назначенный день граф де Лаваль, облачившись в костюм пирата, сел в карету с фамильным гербом и направился за своей дамой сердца в Сен-Дени.
Жанна-Антуанетта тщательно отнеслась к своему туалету, встав достаточно рано, дабы успеть привести себя в надлежащий вид. Когда она была готова, то накинула на плечи тёмно-синий атласный плащ, полностью скрывающий её фигуру в необычном наряде, а также надела капюшон.
Господин д`Этиоль находился в отъезде, в Орлеане, поэтому де Лаваль безбоязненно заехал за любовницей. Она вышла из ворот, облаченная плащ, и Кристиан не заметил в её внешнем виде ничего предосудительного. Графский форейтор открыл дверцу перед дамой, и та, сев в карету, попала в объятия любовника.
Лаваль поцеловал Жанну-Антуанетту в шею.
– Ах, Кристиан, вы испортите мне всю причёску. Я буду выглядеть на маскараде как растрёпанная торговка.
– Мон шер, вы прелестны в любом виде, – сказал граф и поцеловал руку прелестницы.
Она засмеялась.
Карета двигалась не спеша, любовники предавались всю дорогу невинной болтовне, они вполне успевали к началу маскарада. Достигнув Парижа, Жанна-Антуанетта почувствовала, как неожиданно всё внутри похолодело и засосало под ложечкой, она старалась не подавать вида, продолжая разговаривать с графом. Тот же, понимая, в каком состоянии находится его возлюбленная, старался вести себя как можно непринуждённее, и это возымело действие – Жанна-Антуанетта постепенно успокоилась, волнение улеглось.
Утро в Версальском дворце началось с предпраздничной суматохи. Пока королева изволила почивать, её камеристки занимались приготовлениями к предстоящему празднеству. Маскарадный наряд королевы, неизменно сшитый из тончайшего, на этот раз нежно-бирюзового шёлка, изысканно отделанный серебряной нитью, был развешен на манекене. Камеристки хлопотали около него, расправляя складки на юбке и пышных рукавах.
Туфли из атласа, расшитые жемчугом, изготовленные королевским обувщиком, прекрасно гармонировали с платьем, и довершала полноту картины маска с ниспадающей прозрачной вуалью.
Камеристки, предвкушая пробуждение госпожи, приготовили всё необходимое для её утреннего туалета: и ароматизированную ванную из лепестков роз, и тончайшие простыни, и нежнейшие притирания для кожи.
Они потихоньку спорили: какую именно причёску захочет сделать королева в этот день? Но придворный парикмахер королевы ещё не был допущен в её спальню и ожидал своей очереди в коридоре, сидя на кушетке.
Наконец Мария Лещинская, супруга венценосного Людовика XV, изволила пробудиться.
Людовик XV Великолепный пребывал в томлении: маскарад не радовал его, он пресытился постоянными празднествами – по сути всё одно и тоже. Все в Версале, включая последнюю кастеляншу, знали о причине подобного настроения монарха. И она была весьма обыденна и проста: маркиза де Шатору пребывала на седьмом месяце беременности, король не мог предаваться с ней любовным утехам, и поэтому скучал. Он попытался увлечься графиней де Гранье, но через три дня нашёл её скучной и неинтересной.
Королева Мария давно не баловала Людовика супружеской близостью, с тех пор как родился наследник Филипп, их пятый ребёнок, она обосновалась в отдельных покоях, расположенных в восточном крыле Версальского дворца, где спокойно могла принимать бесчисленных любовников.
Людовик Великолепный с пониманием и спокойствием отнёсся к раздельной супружеской жизни, восполнив опустевшее ложе в своей спальне чередой любовниц. Последние десять лет король и королева виделись только по необходимости, что вполне устраивало их обоих. На балах и различных увеселениях они появлялись, как и положено монархам – рука об руку, но затем, меняли свои пристрастия, вернувшись в компанию любовников и любовниц, что в Версале считалось в порядке вещей.
И на этом маскараде Людовик должен появиться с супругой, а его малышка маркиза де Шатору, пребывая в постоянном недомогании, останется в Версале. Король томился ожиданием празднества, ни чуть не ощущая прилива хорошего настроения, напротив, с тоской размышляя о том, с кем бы развлечься из придворных дам. Людовик знал все возможные кандидатуры настолько хорошо, что его обуревала тоска при одной только мысли о них.
– Боже мой! – воскликнул он. – Так недолго увлечься и мальчиками!
Камердинер, облачавший короля, с удивлением посмотрел на своего венценосного господина, с ужасом подумав: неужели тот действительно способен на это?
Закончив свой утренний туалет и позавтракав, король направился в покои своей любовницы. Она лежала на бархатном диванчике, её живот изрядно округлился за последнюю неделю, и король отметил про себя, что фаворитка ещё более располнела и, увы, подурнела.
Маркиза постоянно капризничала, понимая, что может потерять короля в любой момент, ведь Версаль просто кишит соискательницами его ложа. Да что говорить, сам Людовик задумывался над новой любовницей всё чаще, но, увы, никто из придворных дам не задевал его сердце: все они были слишком однообразны и их интимный интерес слишком уж явный.
Людовик, конечно же, выбирал любовниц по велению сердца, но он хотел приобрести не только фаворитку, но и друга, а потому наравне с красотой и чувственностью ценил в женщинах ум и рассудительность.
Маркиза де Шатору хоть и была на двадцать семь лет моложе Людовика, но всё же представляла собой незаурядную личность. Происхождение её замалчивалось, скорее всего, она, как и предыдущие любовницы короля, происходила из обедневшей аристократической семьи, которая из последних сил пыталась дать своим дочерям домашнее образование, понимая, что лишь благодаря красоте, образованности и умении поддержать беседу они могут устроиться в жизни.
Поставщиком гарема Его Величества был некто барон Ла Шемэ, – весьма тёмная личность, неизвестно откуда появившаяся в Версале. Но резиденция короля – не проходной двор, и с улицы в неё не попадёшь, поэтому свита предполагала, что барон был некогда покровителем маркизы де Лассеран, предшественницы маркизы де Шатору.
Маркиза де Лассеран не долго продержалась в королевском алькове – чуть более года. Но за это время предприимчивый Ла Шемэ сумел втереться в доверие к королю, и благодаря своей проворности заполучить поместье недалеко от Понтуаза. В Версале поговаривали, что стоимость сего королевского подарка – двести тысяч ливров.
После фиаско своей протеже, Ла Шемэ попытался подложить под короля свою племянницу, дабы ещё более упрочить свои позиции при дворе, но, увы, сия затея потерпела полный провал. Племянница была молода, стройна и привлекательна, но – совершенно глупа. Она продержалась в алькове короля ровно месяц, затем, сводник Ла Шемэ, понимая свою оплошность, нашёл девушку из алансонских дворян, которая и стала маркизой де Шатору. Никто не знал в Версале настоящего имени новой фаворитки, под сомнение ставилось также её отношение к алансонской[15] крови, но королю понравилась юная особа, тем более что она была прекрасно воспитана, сдержанна, разбиралась в поэзии и литературе, а главное – была потрясающей любовницей.
Ла Шемэ был снова озадачен: маркиза явно теряла свои позиции в силу естественных обстоятельств, она просто не могла доставлять удовольствие ночи напролёт ненасытному королю.
Но барон не желал сдаваться и, пытаясь сохранить свои позиции при дворе, приготовил королю приятный сюрприз на маскараде.
Глава 14
Венценосные супруги в окружении свиты появились на маскараде в Ратуше, когда празднество достигло своего апогея.
Церемониймейстер, облачённый в одеяние с вышитыми королевскими лилиями, вышел на середину огромного зала и, трижды ударив позолоченным жезлом о пол, произнёс:
– Его Величество король Франции Людовик XV и его супруга королева Мария!
В зал вошли мужчины и женщины, облачённые в пёстрые маскарадные костюмы, кто из них – король, а кто – королева, можно было лишь догадываться.
Но гости всё равно склонились в глубоком почтительном реверансе в соответствии с придворным этикетом.
Бал продолжился, пары танцевали менуэт.
Барон Ла Шемэ выбрал костюм мага. Его белоснежная, до пояса, борода постоянно щекотала ему щёки, чем весьма раздражала. Он уже давно наблюдал за парой: мужчиной в костюме пирата и его спутницей. Женщина была восхитительна и невольно приковывала к себе взгляды гостей. Все пытались угадать: кто же сия очаровательная Диана?
Её маскарадный костюм был безупречен: прозрачная шёлковая туника, выгодно подчёркивающая стройную фигуру и призывно высокую соблазнительную грудь. Каштановые распущенные волосы, украшенные белыми цветами; ноги, облачённые в белые чулки и римские сандалии, были выставлены на всеобщее обозрение, так как одеяние прелестницы едва прикрывало колени. Небольшой лук со стрелами висел за спиной Дианы, не мешая ей двигаться и танцевать со своим Пиратом.
Некоторые мужчины предполагали: баронесса де Келюз? – что ж, возможно, фигура весьма похожа, да и дерзость, пожалуй, присущая именно ей. Другие склонялись к тому, что сия Диана – маркиза де Фуа, любовница первого министра де Риго.
Женщины, сражённые наповал появлением новой красавицы, нервно перешептывались, гадая: с какой целью появилась «инкогнито» в Ратуше? – неужели ей суждено заменить малышку де Шатору в алькове Его Величества?
Графиня де Брильи, как всегда, безвкусно увешанная драгоценностями, высказалась на этот счёт:
– Эта особа никогда не появлялась при дворе. Поверьте мне, я узнаю любую баронессу, графиню или маркизу, в каком бы наряде она не появилась. Даже если она облачиться в одеяние сарацинки[16]!
Дамы снова зашептались: если Диана никому не известна, даже графине де Брильи – так кто же она, чёрт возьми!?
Де Лаваль не отрывал восхищённого взора от своей дамы. Он прекрасно улавливал разговоры парижской аристократии по поводу своей спутницы. Безусловно, она произвела фурор. Но такой успех настораживал де Лаваля. Уж он-то прекрасно знал, что такое – излишняя популярность в Париже, а тем более – при дворе короля.
Ла Шемэ мысленно наслаждался интригой, которой предстояло воплотиться именно на балу в ратуше. При виде венценосных супругов, а барон знал, в каком именно костюме появится король, он склонился в почтительном реверансе и дождался, когда королева покинет Людовика в угоду своему очередному любовнику, послу польского короля. Королева Мария, урождённая Лещинская, происходила из известного польского рода, ведущего ветвь от самого Вацлава I, и предпочитала соотечественников французам.
Барон Ла Шемэ приблизился к королю, прекрасно понимая, что по законам маскарада не должен обращаться к своему повелителю «сир» или «Ваше Величество». Поэтому хитрый придворный ловко вышел из положения:
– Монсеньор! – обратился он к Людовику.
Тот обернулся.
– Да, сударь…
– Позвольте отвлечь вас. Поверьте, сия беседа того стоит.
Король удивился, но последовал за таинственным магом.
– Ваш голос кажется мне знакомым…
– Да, монсеньор, я – барон Ла Шемэ.
– О! Дорогой мой, прекрасный костюм!
– Да, монсеньор. Позвольте преподнести вам некое волшебство сообразно моему облику.
Король, будучи в вялом расположении духа, с недоверием посмотрел на собеседника.
– Ла Шемэ, прошу вас…
– Не сомневайтесь, монсеньор, это доставит вам удовольствие и избавит от хандры.
– Что ж… Говорите, – милостиво позволил король.
– Обратите внимание на Диану, что танцует с пиратом.
Король развернулся и посмотрел в указанном направлении: действительно, Диана выглядела весьма соблазнительно.
– Кто она? – поинтересовался король.
Ла Шемэ, прекрасно изучивший вкусы Людовика, знал, что этот вариант – беспроигрышный.
– Некая Жанна-Антуанетта д`Этиоль, жена известного в Париже юриста. Несомненно, она достойного происхождения. Её мать – дворянка, а покойный отец происходил из некогда богатейшего рода Пуассонов. Но, увы, промотал своё состояние и трагически умер. Мать прелестницы второй раз вышла замуж на торговца венецианским стеклом месье де Турнэма. Тот же в свою очередь выдал падчерицу за племянника Франсуа д`Этиоля.
Король внимательно слушал рассказ барона, пожирая глазами Диану.
– А этот Пират… Кто он?
– О, монсеньор! Это граф де Лаваль.
Король удивился, не ожидая, что Диана – спутница графа, к которому он благоволил в последнее время.
– Она потрясающе хороша… – заметил заинтригованный Людовик.
– Несомненно, монсеньор. Я знал, что Диана заинтересует вас.
– А вы – плут, дорогой мой, Ла Шемэ! – воскликнул несколько повеселевший король.
Барон Ла Шемэ поклонился, он был уверен, что Диана очарует короля. А уж он то сможет использовать молодую и неопытную особу при дворе в своих целях. Главное, чтобы она попала в альков короля, иначе все старания пойдут прахом.
– Отвлеките графа де Лаваль, – приказал король.
Ла Шемэ снова поклонился и направился к Пирату и Диане, дабы воплотить свой план в действие.
Диана и Пират предавались всеобщему веселью. Неожиданно перед ними появился маг, что-то шепнул на ухо де Лавалю, тот растерялся и удалился вместе с таинственным гостем.
Диана осталась одна, но лишь на мгновенье, её стройный стан тот час обвила рука итальянского купца, увлекая в сторону балкона, где на столе располагались различные яства.
– Диана… Охотница… Думаю, вы устали. Пират несколько утомил вас. Не так ли?
Жанна-Антуанетта удивилась:
– Отчего же, сударь?
– Он не отходит от вас. Может быть, опасается соперников?
Диана засмеялась.
– Я изменю своему спутнику только с одним человеком.
– И с кем же, позвольте узнать?
– С самим королём! – воскликнула Диана.
Людовик засмеялся, причём от души. Откровенность прелестницы окончательно сразила его.
– Тогда, сударыня, считайте, что вам повезло.
– В каком смысле? – не поняла Диана.
– Да в том, моя очаровательная, что я и есть король.
Диана растерялась, но быстро взяла себя в руки.
– Сударь, это глупая шутка: называть себя именем того, кем вы в действительности не являетесь! – негодовала она.
– Отнюдь, сударыня. Ваш гнев прекрасен, но я – действительно король.
Людовик указал на безымянный палец правой руки, на котором сверкал перстень с королевской печатью.
Жанна-Антуанетта обомлела и склонилась в глубоком реверансе.
– Простите меня, сир. Я не могла знать, что вы появитесь на маскараде в костюме итальянского купца. Я была дерзкой и излишне самоуверенной. Чем я могу искупить свою вину?
Людовик приблизился к Диане почти вплотную. Он нежно взял её за подбородок и заглянул прямо в глаза.
– Это очень просто. Измените своему мужу и любовнику…
Жанна-Антуанетта затрепетала под взглядом Его Величества, понимая, что пропала…
Ла Шемэ удалил соперника из зала, сказав, что внизу его ожидает некий таинственный человек по весьма щекотливому делу. Де Лаваль подумал: неужели Гийом? Но затем, спустившись по лестнице и выйдя на свежий воздух, понял свою оплошность: откуда здесь взяться дряхлому палачу, да ещё в центре Парижа?
Когда он вернулся в зал, то Дианы нигде не было. Граф начал волноваться, и вот тогда к нему подошла дама, облачённая в костюм римской матроны: тунику, подпоясанную золотым ремешком, на котором болтался дорогой кошелёк, её сложная причёска в виде пучка со множеством мелких непослушных локонов, была прелестна и соблазнительна.
– Ваша спутница, сударь, удалилась с итальянским купцом в специальные комнаты.
Граф опешил, он прекрасно знал о предназначении этих комнат: неужели Жанна-Антуанетта могла так поступить? Подобного легкомысленного поступка он просто не ожидал.
Де Лаваль с трудом взял себя в руки.
– Что ж, значит, мне не повезло с женщиной в очередной раз. Как вас зовут, прекрасная матрона.
– Лукреция…
– Красивое имя.
– А главное – порочное…
Граф встрепенулся, не ожидая такой вольности от аристократки.
– Позвольте… Отчего же? – не удержался он от вопроса.
– Вы знаете о Лукреции Борджиа? – поинтересовалась матрона.
– Да, конечно…
– Так вот, сегодня, я – Лукреция Борджиа. Вы хотите испытать мою страстную любовь этой ночью?
Граф де Лаваль ответил, не раздумывая:
– Жажду.
– Тогда самое время покинуть ратушу, – предложила соблазнительница.