Французская Мессалина Клеймор Оливия

Глава 15

Жанна-Антуанетта таяла в объятиях короля. Он же был столь страстен, что, уединившись с Дианой, тотчас же начал наступление по всем военным правилам: стремительно и бесстрашно. И, увы, бастионы не устояли и сдались, победа, как всегда, была за Великим полководцем.

Диана лежала на кровати, её локоны растрепались по подушкам, её туника и без того короткая, поднялась и вовсе выше живота, тончайшие кружевные панталоны пали в неравной схватке.

Великий полководец, он же – итальянский купец и король, бурным натиском раздвинул ноги прелестницы, и вошёл в неё всем напором своего фальконета[17]. Диана вскрикнула, ощутив этот фальконет внутри себя и оценив его размер и маневренность.

Король был ненасытен, Диана также проявила себя опытной «жрицей любви», что весьма раззадорило Великого полководца, и он после первой успешной атаки повторил свой маневр снова.

После третьего раза Людовик иссяк, сказалось напряжение последних дней. Он был несколько расстроен, ведь полностью проявить свои способности перед Дианой не удалось. Той же было вполне достаточно трёх заходов Великого полководца, потому как она пребывала в перевозбуждённом состоянии, после которого неминуемо наступает апатия и слабость.

Король снял с руки перстень с огромным бриллиантом и положил на грудь Дианы, выбившуюся из-под туники.

– Не забудьте колчан со стрелами, – сказал он, указывая на пол, куда под напором страсти было брошено оружие Дианы, оказавшееся неспособным её защитить. – Он вам ещё понадобиться.

После этих слов Людовик поправил своё одеяние и покинул Диану, оставив её в полном недоумении и смятении. Она так и осталась лежать на кровати, почти обнажённая с королевским подарком на груди.

Неожиданно женщине стало неловко, чувство стыда захлестнуло её. Она встала, нашла поверженные панталоны, надела их и попыталась привести тунику в порядок. Но, увы, тонкая ткань помялась и не хотела принимать должный вид.

Королевский перстень соскользнул, упав на пушистый персидский ковёр. Женщина нагнулась и попыталась поднять его, но села на пол и разрыдалась. Она сожалела, что отдалась королю при первой же их встрече, думая, что Великий полководец потерян теперь для неё навсегда.

Король появился в зале. Его довольный вид говорил о том, что он получил удовольствие и удовлетворение. Барон Ла Шемэ поспешил навстречу своему повелителю:

– О, монсеньор! Простите меня за дерзость…

Король не дал закончить фразу своднику:

– Всё прошло прекрасно, барон. Её любовь так же великолепна, как и её внешность. Вы знаете всё о мадам… Как её имя?

– Жанна-Антуанетта д`Этиоль.

– Ах, да – мадам д`Этиоль…

– Конечно. Что прикажите, монсеньор? – Ла Шемэ подобострастно поклонился, понимая, что Диана оказалась на высоте и теперь главное не дать королю забыть о ней.

– Позаботьтесь о ней. Возможно, я захочу снова увидеться с ней.

– Как угодно Вашему Вел… – барон осёкся, понимая свою оплошность. – О, простите, монсеньор! Как вам угодно, монсеньор!

Король кивнул, направившись к компании придворных дам, расточающих ему многообещающие улыбки.

Барон Ла Шемэ бесшумно вошёл в комнату, где ещё недавно король предавался страсти с Дианой, мадам д`Этиоль. Он застал её сидящей на полу и держащей в руках перстень короля. Ла Шемэ подошёл к женщине, она, поглощённая красотой подарка и обескураженная последними событиями, пребывала в прострации.

Опытный сводник как нельзя лучше понимал состояние женщины и, ничего не говоря, протянул ей руку, дабы помочь подняться с пола. Диана машинально воспользовалась его помощью, всё ещё не отрывая глаз от бриллианта.

Барон сразу же узнал перстень и не преминул заметить:

– Сохраните его, мадам, и ваш колчан со стрелами. Они ещё сослужит вам службу.

Диана вздрогнула.

– Кто вы, сударь? А впрочем, я и так вижу по костюму – вы маг.

– О, да, мадам. Я – маг и волшебник. Вы даже не представляете какой…

Женщина дерзко посмотрела на барона.

– Отчего же!? – воскликнула она. – Очень даже представляю: вы появились почти сразу же после ухода итальянского купца, – женщина нарочито сделала ударение на последних словах, – значит, он приказал позаботиться обо мне.

Барон удивился: «Весьма проницательная дама… А значит – не глупа».

– Вы совершенно правы, мадам. Я провожу вас до кареты, которая доставит вас, куда пожелаете.

Он снял с плеч тёмно-вишнёвый блестящий плащ и накинул на плечи Жанны-Антуанетты, дабы скрыть её пострадавший наряд от бурных любовных возлияний короля.

Карета медленно ехала по ночному Парижу. Мадам д`Этиоль, закутавшись в плащ мага, ощущала сильный озноб.

«Боже! Как я могла уступить мужчине при первой встрече? Но… это же – король. Как я могла отказать ему? Что же теперь будет? Ничего… Кристиан отвернётся от меня, и правильно сделает. Муж ничего не узнает, я снова стану послушной женой, возобновлю музыкальный салон с адвокатшами… Но как он хорош… Я слышала о возможностях Людовика, но не верила…. И убедилась сама – он великолепный любовник. Не даром молва наградила его этим эпитетом: Людовик Великолепный или Возлюбленный».

Карета, поскрипывая рессорами, выехала на Королевскую дорогу, миновала триумфальные ворота Людовика XIV, арку Сен-Мартен, Жанна-Антуанетта почувствовала головокружение и тошноту оттого, что не хотела возвращаться в поместье. Мысль о том, что снова придётся выполнять супружеские обязанности, стала ей нестерпимой, но, увы, такова жизнь.

Форейтор помог женщине выйти из кареты. Лакей, ожидавший свою госпожу около ворот поместья, тот час же проводил её в дом, где предупредительная горничная уже готовила тёплую ванную.

– Как прошёл маскарад, мадам? – поинтересовалась камеристка.

Жанна-Антуанетта рассеянно взглянула на неё, ответив коротко:

– Все вопросы завтра.

Мадам д`Этиоль вошла в спальню, горничная помогла ей раздеться и накинуть халат. Женщина испытала необычайное облегчение, скинув с себя наряд Дианы, который был свидетелем её падения, а может напротив: взлёта?

– Сожги это, – приказала Жанна-Антуанетта, указывая на тунику, чулки и панталоны. – Оставь лишь колчан со стрелами.

Горничная собрала наряд и невольно заметила на пальце своей госпожи перстень с огромным бриллиантом. Девушка прекрасно помнила, что, когда мадам покидала поместье, этого украшения на ней не было.

Жанна-Антуанетта заметила пытливый взгляд горничной и немедленно пресекла её излишние мысли:

– Ступай прочь и меньше думай, иначе лишишься места.

– Да, мадам, – ответила горничная и покинула комнату как можно скорее.

– И поторопись с ванной, – напутствовала госпожа.

Жанна-Антуанетта с удовольствием погрузилась в ароматизированную воду, ей хотелось смыть с себя все прикосновения Людовика. Но, увы, потрясение было столь велико, что она постоянно вспоминала сцены их соития.

Женщине казалось, что она снова и снова ощущает его запах, вот он целует её шею, грудь, раздвигает ноги и входит в неё. Плоть Людовика пульсирует, и он в сладостной истоме извергает в неё своё семя…

Жанна-Антуанетта пыталась понять: что же она ощущала во время их любовного акта? – пожалуй, удовольствие, или нет… не удовольствие, а, скорее, чувство сказочного воплощения мечты…

Она вспомнила себя маленькой, тот момент, когда прогуливалась около поместья будущего отчима. К ней подошла цыганка: что же она нагадала? Неожиданно Жанна-Антуанетта вспомнила предсказание слово в слово: «Судьба твоя непроста… Ты станешь красивой и тебя полюбит сам король… Но ты должна остерегаться грозы…»

– Какая глупость! – воскликнула мадам д`Этиоль, что разбудила задремавшую горничную, ведь было достаточно поздно – время приближалось к полуночи. Но Жанне-Антуанетте отнюдь не хотелось спать, и как ни горько ей было признаться: она желала короля всем своим женским естеством.

Разобравшись в нахлынувших беспорядочных чувствах, женщина испугалась своих необузданных желаний. Неведомые доселе перемены произошли с ней…

Глава 16

Блеза Ламэ переполняла гордость: он сидел в пролётке рядом с Мари-Жанной, самой красивой девушкой Компьена, направляясь в городское предместье на прогулку. Его пассия, одетая и причёсанная по последней парижской моде, – наряд обошёлся Блезу в кругленькую сумму, – пребывала в прекрасном настроении: наконец-то она достигла того, чего желала.

А чего желала Мари-Жанна Бекю-Гомар? Прежде всего: уйти из модного дома Лябиля, найти порядочного состоятельного человека, способного обеспечить ей достойную жизнь и не скупиться на её прихоти. Судьба была благосклонна к прелестнице, исполнив все её нехитрые желания. Она наслаждалась своим нынешним положением, с удовольствием рассматривая новую сумочку подаренную Блезом.

За пролёткой Ламэ следовала ещё две, в которой находились его друзья: месье Дорвуа со своей подружкой Аньез и месье Перешён с невестой Франсуазой.

Месье Дорвуа знал Блеза с детства, его мясная лавка находилась на той же Фий дю Кавальер. И, несмотря на то, что они порой задирали друг друга в далёкой юности, вплоть до синяков, всё же сумели сохранить то доброе отношение друг к другу, что позволило им с годами дружить домами.

Перешён же считался помощником Дорвуа. Он появился на Фий дю Кавальер намного позже, когда Ламэ и Дорвуа уже стали вести собственные дела. Молодой человек проявил себя достаточно предприимчивым и напористым, сумев убедить работодателя, а именно месье Дорвуа, что справится с любой задачей.

Перешен прибыл в Компьен из небольшого местечка Лан, где его отец и старшие братья занимались разведением коров на собственной ферме, поэтому-то он знал о мясе всё, или почти всё. Понимая, что после смерти родителя ему не достанется практически ничего, Перешён покинул родные места и направился в Компьен искать счастья. Счастья он не нашёл, зато устроился в мясную лавку Дорвуа, и вскоре стал уважаемым горожанином.

Пролётки достигли предместья и остановились на окраине леса. Стояла изумительная погода, которая напоминала горожанам, что на дворе – конец августа, и им лучше поторопиться, дабы успеть насладиться последними деньками, покуда лес не начал ронять своё разноцветное одеяние.

Блез помог Мари-Жанне спуститься из пролётки на землю. Содержанку обдало запахом сухих трав, в носу приятно защекотало, и она чихнула.

– Будьте здоровы, мадам Гомар! – пожелала Аньез.

– Спасибо, милочка, – снисходительно поблагодарила та и направилась прочь от пролётки по направлению к лесу, дабы насладиться его красотами. Блез последовал за ней. Женщинам ничего не оставалось делать, как самим распаковывать корзины со снедью, расстилать скатерть на траве и готовить всё для пикника.

– Гордячка, – прошипела Аньез. – Могла бы и помочь, вечно изображает из себя светскую даму. А сама-то… работала у Лябиля за гроши, ютилась в душной мансарде, была рада ухаживаниям моряка.

– Тише, Аньез, – Франсуаза попыталась урезонить подругу. – Не ровен час, услышат наши мужчины. Зачем тебе неприятности?

– Какие, позволь полюбопытствовать? – не унималась подруга месье Дорвуа.

– Ты же знаешь, как мой Перешён уважает месье Ламэ. Или ты хочешь перепортить со всеми отношения?

Аньез пожала плечами и фыркнула.

– Вовсе нет… Просто обидно, что эта особа держится с нами так, словно она баронесса или графиня, а мы – её горничные. Вот и сейчас ты нарезаешь ветчину, а она с месье Ламэ вдыхает аромат трав.

Франсуаза промолчала, но про себя подумала, что, пожалуй, согласна с Аньез.

– Ты слышала, что мадам Гомар наняла двух горничных, и они выполняют все её прихоти? И, говорят, кухарку хочет поменять: видите ли, Берта слишком просто готовит, без изысков. А, каково?

Франсуаза поняла, что Аньез не уймётся, пока не выскажется до конца, и вяло поддерживала беседу.

– Слышала, да мало ли чего говорят…

– Да точно, мне сам Дорвуа рассказывал!

Дорвуа, услышав своё имя, обернулся и помахал подруге рукой.

– Вот видишь, ты излишне болтлива, Аньез!

– Подумаешь! Интересно, что ты скажешь, если узнаешь, что Ламэ выписал ювелира из самого Парижа, тот должен прибыть на днях. Да, а из Италии для его возлюбленной едут шелка!

Франсуаза разложила хлеб на большую фаянсовую тарелку, расписанную розочками.

– Думаю, это дело месье Ламэ. Он взрослый человек и знает, что делает.

– Ну, да… ты прямо сама благодетель: ни про кого слова дурного не скажешь. Я уверена: не пройдёт и года, как Ламэ останется без панталон!

Дорвуа и Перешён, прохаживавшиеся недалеко от импровизированного стола, направились к своим дамам.

– О чём столь оживлённый спор, сударыни? – поинтересовался Дорвуа.

– О жизни, – уклончиво ответила Франсуаза.

Ламэ с обожанием взирал на свою любовницу, она, держа его под руку, любовалась окрестными красотами. Её щеки раскраснелись от свежего лесного воздуха, и Мари-Жанна казалась ещё прелестней. Блез остановился, повинуясь своему мужскому, всё возрастающему желанию, и привлёк к себе любовницу, поцеловав её в губы.

– Я хочу тебя, – прошептал он.

– Здесь? – удивилась любовница, переводя дух после страстного долгого поцелуя.

– Именно! – подтвердил Ламэ.

– Но, Блез, мы же – в лесу…

– Это и есть романтика, моя дорогая!

– Но я не хочу так, – пыталась противостоять Мари-Жанна своему распалившемуся любовнику.

– Отчего же нет? Мы уединимся в рощице, и нас никто не потревожит.

Он целовал шею и грудь своей пассии, окончательно распалившись.

– Если ты не уступишь мне, я сойду с ума от неудовлетворённого желания, – Блез побагровел и тяжело дышал в маленькое ушко любовницы, мочку которого украшала серёжка с крупным жемчугом в серебряной оправе.

Мари-Жанна поняла, что сие неизбежно и уступила.

– Хорошо, только давай углубимся в лес…

Прелестница сама взяла за руку любовника и увлекла в глубь рощицы. Она осмотрелась вокруг и поняла, что заниматься любовью придётся стоя.

– Прошу тебя, аккуратнее с платьем…

Блез тотчас повернул к себе Мари-Жанну спиной, слегка нагнул её вперёд и задрал пышную юбку платья, спустил с неё панталоны из тончайшего батиста и, увидев её аппетитную розовую попку, окончательно потерял над собой контроль.

Он спустил свои панталоны и слишком быстро вошёл в лоно любовницы, та вскрикнула от боли.

– Блез! Ты действуешь, как мужлан!

– Возможно, дорогая… Но это всё от желания, внезапно охватившего меня…

Блез быстро двигался. Шляпка Мари-Жанны сбилась на бок.

Мари-Жанна почувствовала себя плохо: она не получала от такого скоропалительного вульгарного соития ни малейшего удовлетворения, ощутив себя последней пастушкой.

Наконец Блез застонал от удовольствия, и Мари-Жанна ощутила, как его сперма орошает её плоть…

Ламэ тяжело дышал, его орган любви потерял упругость, но не желал покидать уютное местечко между ног любовницы. Он прижал женщину к себе, гладил её бёдра, ягодицы, не переставая целовать в шею.

Мари-Жанна несколько смягчилась после тех неприятных ощущений, виновником которых был её любовник.

Наконец Блез надел панталоны и отстранился от любовницы. Та, понимая, что игры закончены, поправила бельё, одёрнула юбку, тщательно расправив складки, и занялась шляпкой, которая окончательно сбилась на правую сторону и свисала, касаясь плеча.

Блез вышел из леса под руку с Мари-Жанной, все поняли, что произошло между ними, но как воспитанные люди, не подали ни малейшего вида.

– Прошу к столу, – сказала Франсуаза. – Мы ждали только вас.

Блез жадно накинулся на еду, запивая её вином. Мари-Жанна лишь слегка надкусила ветчину с зеленью и выпила воды. Мужчины, наконец, насытились и, как и полагается, завели речь о политике: уж больно их интересовали отношения Франции с Австрией и с Испанией. Женщин охватила скука.

Аньез и Франсуаза решили немного пройтись по полянке. Мари-Жанна окончательно затосковала, глядя на своего любовника: вроде и хорош собой, и щедр, и как мужчина силён, но чего-то ей не хватало, чего именно – она не могла понять.

День выдался солнечным и тёплым. Время перевалило далеко за полдень, Аньез и Франсуаза устроились в пролётке на солнышке.

Мари-Жанна проходила мимо и заметила:

– Вы же почернеете на солнце…

– И будем как крестьянки, – закончила её фразу неугомонная Аньез.

Мари-Жанна посмотрела в сторону мужчин, их занимало нечто большее, чем подруги, они с прежним жаром предавались нескончаемым разговорам. Она решила последовать примеру подруг и расположилась в своей пролётке, предварительно раскрыв кружевной зонтик.

Блез, утомлённый разглагольствованиями Перешёна по-поводу внешней государственной политики и постоянным повышением налогов, направился к пролётке, где скучала Мари-Жанна.

– Ты не торопишься ко мне, – укорила его любовница.

– Напротив, я полон желания насладиться твоим обществом, – Блез поцеловал прелестницу в шею.

– Ах, Блез… – Мари-Жанна тяжело вздохнула, понимая, что желает любовника, видимо природа и немного вина сделали своё дело.

Ламэ оторвался от плеча возлюбленной и взглянул прямо ей в глаза.

– Признайся, ты хочешь меня…

– Да, Блез… Но…

– Никаких «но»!

Он взял вожжи и, ловко управляя лошадьми, развернул пролётку по направлению к лесу, оставив компанию в полном недоумении. Уединившись, таким образом, Блез и Мари-Жанна почувствовали себя несколько комфортней, нежели в лесу. Мужчина скинул камзол, его подруга аккуратно развязала ленту шляпки и, сняв её, положила на сидение.

– Как ты хочешь получить удовольствие? – спросил Блез.

– О! Блез, зачем ты спрашиваешь?! Ты прекрасно знаешь все мои слабости…

Ламэ сел на корточки перед любовницей, поднял платье, спустил с неё бельё и начал языком ощупывать то место, куда стремится плоть мужчины. Мари-Жанна стонала от удовольствия.

Блез всё более возбуждался от стонов любовницы и, желая доставить ей необыкновенное удовольствие, продолжал свои действия. Наконец лоно женщины увлажнилось, она издала громкий стон: по опыту Блез уже знал – его любовница достигла оргазма. Но он не покинул своего «боевого поста» и продолжал ласкать ноги прелестницы. Она же, раскинув их как можно шире, прошептала:

– Возьми меня…

Их тела слились: Блез ощущал себя на вершине блаженства, он и предположить не мог в тот момент, что эти минуты наслаждения могут когда-нибудь закончиться.

Через два месяца Мари-Жанна почувствовала изменения в своём организме: женские дни не начались в положенный срок, по утрам слегка подташнивало, отчего она всё более изводила горничных своими бесконечными придирками.

– Как ты причесала меня! – выговаривала она одной из горничных в очередной раз, решив довести несчастную до слёз. – Разве так следует закалывать грюшелон?! Ах, всему-то вас надо учить. И за что вам месье Ламэ только жалованье платит?

Горничная пыталась оправдаться, потихоньку начиная всхлипывать. Но Мари-Жанна не слушала её, продолжая устраивать разнос.

– И где мой утренний горячий шоколад с пирожным? Сначала ты копаешься с причёской, делаешь всё не так, как следует: теперь же ты стоишь и хнычешь! Я хочу завтрак!!!

Горничная выбежала из комнаты, утирая слёзы накрахмаленным передником. Из кухни показалась Берта, она несла завтрак госпоже на серебряном подносе, как та и настаивала. Она с сожалением и пониманием посмотрела на молодую горничную:

– Иди, умойся и не выказывай свою слабость.

Когда старая Берта вошла в комнату содержанки, та сидела как всегда перед зеркалом, любуясь своим отражением.

– Ваш завтрак, мадам.

Мари-Жанна, не отрываясь от зеркала, заметила:

– Берта, мне казалось, что твоё место – на кухне, а не – в моей комнате. Где эта негодница? Ты выполняешь её обязанности?

Берта не выдержала:

– Мадам, я десять лет служу в доме господина Ламэ и ещё никто, слышите: НИКТО! – не посмел со мной разговаривать в подобном тоне!

Мари-Жанна растерялась от подобного отпора кухарки, но быстро пришла в себя:

– А ты не боишься, что я скажу хозяину о твоём поведении?

– Каком, мадам? О том, что постояла за себя, не желая быть униженной? Давно ли вы стали так вести себя: вы отыгрываетесь на мне и горничных за время, проведённое у Лабиля?

Мари-Жанна вскочила с пуфика, как ужаленная, но тут же осела, вспомнив куртизанку Фредерику, которая оклеветала её мать в глазах крёстного, графа Дюмусо.

– Прости меня, Берта. Просто я… словом, в последние месяцы я чувствую себя дурно, меня постоянно тошнит по утрам, и я становлюсь раздражительной…

– Мадам, так вы беременны, – определила умудрённая жизненным опытом кухарка.

– Боюсь, что: да…

– А месье Ламэ знает об этом?

– Нет…

– Напрасно, мадам, вы ничего ему не сказали. Хозяин – порядочный человек.

Мари-Жанна решилась поговорить с Блезом спустя ещё месяц, когда окончательно убедилась, что беременна и находится приметно на третьем месяце. Она, как обычно, распустила волосы, сидя на пуфике перед трюмо. Уже смеркалось, любовник полный страсти, нетерпения и предвкушения плотских удовольствий ждал Мари-Жанну в постели.

Женщина начала разговор как бы невзначай:

– Скажи Блез, а когда свадьба у Перешёна и Франсуазы? Из них получится хорошая пара. Она – такая строгая и хозяйственная, он же – помощник в мясной лавке. Какая прелесть: муж рубит мясо окровавленными руками, а жена готовит суп из требухи…

– Дорогая, отчего я слышу сарказм в твоём голосе?

Мари-Жанна хмыкнула.

– Всё это напоминает дурную пьесу, сыгранную бездарными актёрами…

– Не понимаю тебя… Что ты имеешь в виду? – недоумевал Блез.

– Жизнь… Она так коротка, а мы проживаем её слишком бездарно и скучно.

– Прелесть моя, разве ты скучаешь? Скажи, чего ты хочешь!

– Любви, веселья, богатства…

– Разве ты лишена всего этого? – удивился Блез.

– Отчасти – да… – Мари-Жанна рассматривала любовника в зеркало, продолжая причёсывать волосы.

– Тогда скажи: чего именно, и добуду для тебя всё, что угодно!

Мари-Жанна грустно улыбнулась.

– Добудь мне веселья.

– Хорошо, с удовольствием… Поедем на побережье моря, или в Швейцарию на озёра…

– Лучше на озера. Это будут полезно для будущего ребёнка.

Блез растерялся.

– Ты хочешь завести детей?

– Мы уже их завели, вернее – его или – её…

– Ты беременна! – воскликнул Блез.

– Да, примерно двенадцать недель.

Блез вскочил с кровати и бросился к любовнице, обнял её за плечи.

– Это прекрасно. Непременно родится девочка, похожая на тебя! Такая же красавица!

Мари-Жанна не выдержала и разрыдалась. Блез решил, что это проявление радости: ведь каждая женщина мечтает стать матерью, но только не его любовница.

Немного успокоившись, Мари-Жанна решила расставить все точки над «i».

– Я не хочу этого ребёнка, Блез! понимаешь: НЕ ХОЧУ!!!

Блез отшатнулся от любовницы, его восторженность как рукой сняло.

– Не понимаю тебя: как не хочешь?

– Очень просто: НЕ ХОЧУ! – решительно произнесла Мари-Жанна.

– Но, дорогая… Уже поздно, теперь нельзя избавиться от плода нашей любви.

– Пожалуй, ты прав: избавиться нельзя, пусть себе родится, но потом…

Блез обхватил любовницу и со всей силы развернул к себе прямо на пуфике:

– Что потом?

– Мы отдадим ребёнка в приют Святой Маргариты.

– Почему?

– Я не желаю провести свою жизнь около детей.

– Я найму кормилицу и няню.

Мари-Жанна решительно взглянула на любовника:

– Нет! Только – в приют!

Блез осел прямо на пол рядом с любовницей: его постигло разочарование, он открыл в ней новое совершенно неожиданное качество: эгоизм и жестокость.

– Ты согласен? – Мари-Жанна взглянула на Блеза сверху вниз.

– Как пожелаешь, дорогая…

– Вот и хорошо…