Французская Мессалина Клеймор Оливия
Она затеяла представление в античном стиле, где собиралась появиться перед королём и его свитой в весьма пикантном виде. Представление планировалось разыграть в одном из павильонов Версаля. Графиня Дю Барри изображала Бахуса, бога вина, её ноги были почти обнажены, грудь слегка скрывала прозрачная туника, а спина и вовсе открывалась на всеобщее обозрение.
Молодые придворные дамы согласившиеся принять участие в этом представлении, предстали перед мужскими взглядами как Наяды и Купидоны, но в более скромных нарядах. Чаровницы пели и аккомпанировали себе на различных музыкальных инструментах.
Увы, но мадам Дю Барри не умела играть ни на одном музыкальном инструменте, но, как выяснилось, могла вполне прилично петь. Она, окружённая совей античной свитой, прилегла на мнимый берег ручья, приняв весьма соблазнительную позу, и запела:
- Что из кувшина черпать большим ковшом?
- К чему усилье? Я убеждал тебя
- Не проводить со мною праздно
- Дни, опьяняясь вином и песней.
- Зачем страшиться моря? Как морок злой
- Пройдёт морозный холод предутренний…
Людовик любовался своей фавориткой, ещё раз убеждаясь в правильности выбора: она была настолько хороша, что он почувствовал острое желание овладеть ею…
В этот момент инициативу перехватила античная свита Бахуса:
- Сохнет, други, гортань, —
- Дайте вина!
- Звёздный ярится Пёс.
- Пекла летнего жар
- Тяжек и лют;
- Жаждет, горит земля.
- Не цикада – певец!
- Ей нипочём этот палящий зной…[32]
Людовик едва выдержал сие представление, поспешно удалившись с фавориткой за кулисы.
Королевская чета вот уже несколько месяцев была поглощена весьма важным занятием: выбором невесты для дофина из правящих домов Европы.
Королевскому отпрыску недавно минуло восемнадцать, но он был вял и практически не проявлял интереса к женщинам, словом, представлял полную противоположность своего деда Людовика Возлюбленного.
Королева Мария была обеспокоена этим обстоятельством и дала поручение верному человеку, дабы тот научил дофина обращаться с женщиной. Когда же доверенное лицо отчитывалось перед королевой, несколько приукрашивая способности её возлюбленного внука, она окончательно решила: невеста должна быть очень молодой и совершенно неопытной. Поэтому выбор французской короны пал на австрийскую эрцгерцогиню Марию-Антуанетту из рода Габсбургов.
Встреча невесты и празднества по этому поводу, а затем и свадьба, поразившая своей пышностью не только Париж, но и всю Европу, обошлись казне в баснословную сумму. Не забыл король и о своей фаворитке, так как она была уже давно официально представлена двору, она появлялась рядом с ним на всех церемониях. Наряды и драгоценности прекрасной Мессалины заставили роптать даже королевский двор. Королева по этому поводу даже пожурила своего супруга, правда в сдержанной форме.
Дофина прекрасно видела за кого вышла замуж: её супруг был крайне безиниациативным в постели, с трудом выполняя свой супружеский долг. Поэтому Мария-Антуанетта, зная о положении графини, обратилась к ней за советом.
Графиня Дю Барри посоветовала дофине опытного и искушённого в любви графа Филиппа де Турней, пользовавшего в последнее время особенной благосклонностью Его Величества. Отбросив излишние формальности, дофина и де Турней стали любовниками. Вскоре, через несколько месяцев, Мария-Антуанетта поделилась с королевой радостной вестью: она беременна.
Его Величество догадывался об истинном происхождении будущего королевского отпрыска, но, зная о характере своего внука, упорно делал вид, что не подозревает о любовной связи дофины и своего фаворита.
Мадам Дю Барри, облачённая в пикантный пеньюар, сидя в кресле, ожидала короля. Неожиданно дверь её покоев распахнулась, на пороге в отблеске свечей, она смогла разглядеть капитана королевской охраны шевалье де Брильи. Причём он подозрительно покачивался.
– Сударь, что вам угодно? – спросила дама, полная недоумения.
Де Брильи увидел графиню, растерялся и поэтому неприлично икнул.
– Мадам… Это вы? В моих апартаментах…
– Де Брильи! Что с вами? Вы вторгаетесь ко мне в поздний час, когда я с нетерпением ожидаю появления Его Величества, и говорите абсолютный вздор! Вы пьяны?! – возмутилась графиня.
– Простите меня, мадам… Да я много выпил, не рассчитал…
– Это заметно! Уходите, прошу вас!
– Но, мадам! Я хочу спать…
– Что?! Но почему в моих покоях?
Де Брильи, наконец, огляделся и с ужасом обнаружил, что промахнулся дверью, ведь его апартаменты следовали прямо за комнатами графини.
Капитан побледнел и чуть не упал от ужаса. В этот момент дверь, соединявшая покои короля и покои его фаворитки, отворилась. Перед графиней и капитаном предстал король Франции. У де Брильи потемнело в глазах, ноги подкосились, он мгновенно протрезвел.
– Мадам… Я – не вовремя? – поинтересовался из вежливости король.
– О, сир! Я ожидала вас, когда вдруг по ковру пробежала мышь. Я закричала… А… а мимо проходил капитан де Брильи. Уж не знаю, что он подумал: может мне дурно, или меня убивают. Он влетел в мои покои, как вихрь, и поинтересовался: что же случилось?
Король молча, смотрел на капитана. Тот, понимая, что графиня спасла его от неминуемого королевского гнева, а может и того хуже – отставки без содержания, кивнул.
– Да, сир… Всё так и было… Простите меня, сир… – де Брильи попытался поклонился, но вовремя почувствовал, что теряет равновесие. – Я не хотел причинить беспокойство графине.
Король вполне удовлетворился объяснением фаворитки.
– Весьма похвально, капитан, что вы проявляете такую бдительность.
Людовик дал понять капитану, что тот может удалиться.
– Сударыня, неужели мышь так испугала вас?
– О, да… Я с детства боюсь мышей. Ваше Величество, я воспитывалась в монастыре, и мышей там было предостаточно. Увы, но я так и не смогла привыкнуть к их обществу.
На следующий день обер-камергер Дю Барта Гийом де Саллюст получил личное распоряжение короля избавить Версаль от нашествия мышей.
Почти месяц мадам Дю Барри предавалась приятному занятию: она придумывала себе новое ожерелье к предстоящему балу. Наконец образ изысканного украшения созрел, и графиня сделала весьма ловкий набросок на бумаге, с удовольствием обнаружив, что хотя прошло много лет с тех пор, как она служила в модном доме Лябиля, всё же не утратила способности к рисованию.
На обеде в Его Величеством, когда подали десерт, мадам Дю Барри извлекла листок бумаги из корсажа.
– Ах, сир, я хотела бы услышать ваше мнение по поводу сего рисунка.
Король взял эскиз и внимательно изучил его.
– Похоже на ожерелье и пояс одновременно… Кто это придумал?
– Я сама, Ваше Величество… Что скажите?
– Интересная мысль. Сие украшение вы намерены надеть на предстоящий бал?
– Да, сир.
– Думаю, мадам, ничего не получиться. Судя по его внешнему виду, потребуется огромное количество бриллиантов, да и работа придворного ювелира займёт весьма продолжительное время.
Графиня надула губки.
– О, сир! Вы отказываете мне в сущей безделице!? – воскликнула она.
Король улыбнулся: «сущая безделица» по его предварительным оценкам должна обойтись казне не менее, чем в двести тысяч ливров.
– Нет, мадам. Просто вы получите ожерелье не раньше весны.
В этот же день Людовик заказал придворному ювелиру Анри Крейону ожерелье немыслимой красоты. Даже ювелир был поражён его предварительной стоимостью, ничего подобного у него не заказывали.
Королева Мария чувствовала себя плохо почти всю осень. Придворные лейб-медики Ла Мартиньер и Бувар опасались, что ничем не смогут помочь королеве, лишь временно облегчить её страдания.
Людовик постоянно посещал покои супруги, видя, как она угасает с каждым днём. Его старшая дочь – Луиза, обожавшая мать, пребывала в постоянных молитвах о её здоровье, но, увы, чуда не происходило.
Однажды, когда Его Величество выходил из покоев супруги, его встретила дочь, бросив гневные обвинения прямо в лицо:
– Моя мать и ваша супруга, сир, умирает из-за вас! Виной тому ваше легкомысленное поведение! Ей плохо, и состояние лишь ухудшается, а вы предаётесь разврату в объятиях мадам Дю Барии! – негодовала принцесса, не стесняясь в выражениях.
– Луиза! Позвольте напомнить вам, что вы разговариваете не только со своим отцом, но и королём!
– Я всё прекрасно помню, сир! И даю отчёт в своих словах. Версаль осуждает ваше легкомыслие.
– Дорогая дочь, Версаль, прежде всего, это – я! – возмутился король. – И никто не смеет указывать мне!
– Боже мой! Вы что не понимаете – королева умирает! – принцесса разрыдалась в голос.
Людовик растерялся, ему и в голову не могла прийти, что его лейб-медики могут быть бессильны перед каким-либо недугом.
– Отчего вы так решили, Луиза? Вам сказал Ла Мартиньер или Бувар?
Принцесса кивнула.
– Я сама вижу, как матушка угасает с каждым днём, в то время, как вы…
Король прокинул дочь в весьма удручённом состоянии и этим вечером не посетил мадам Дю Барри, несмотря на то, что фаворитка ждала его почти до двух часов ночи.
Королева умерла в один из холодных декабрьских дней, рано утром. У её ложа присутствовал король, дофин, дофина и принцессы. Её тело было захоронено в семейной усыпальнице в монастыре Сен-Дени.
Людовик тяжело переживал потерю супруги, невольно он вспоминал годы их супружества. За тридцать с лишнем лет они мало были вместе, деля брачное ложе: король предпочитал свои апартаменты в сердце Версаля, королева же – малый двор, где жила своей жизнью, бесконечно меняя любовников. Зачастую Людовик не знал, что происходит при малом дворе королевы. Мария также мало интересовалась своим венценосным супругом, предпочитая его обществу своих любовников.
Мадам Дю Барри чувствовала, что король изменился после смерти жены и несколько охладел к ней. В последнее время, терзаясь угрызениями совести, он попал под влияние своей старшей дочери Луизы, которая была яростной противницей его связи с Мессалиной. Принцесса, как весьма набожная натура, помышляла покинуть суетный мир, уединившись в монастыре Кармелиток или Бегинок[33], что находились в предместьях Парижа.
Всё чаще Людовика посещали мысли о том, что действительно необходимо порвать отношения с мадам Дю Барри, как на том настаивала принцесса и министр Ришелье. Разумом король понимал, что он – в том возрасте, когда может ещё жениться на достойной принцессе, скажем Баварской, которая особенно хороша и молода, но сердцем был привязан к фаворитке.
Луиза постоянно настаивала на том, чтобы король изменил свой образ жизни, уделяя внимание не только плотским наслаждениям, но и благочестию и благотворительности, в которой особенно нуждался французский народ. В итоге Людовик пришёл к выводу, что Луиза права – надо жениться во второй раз после окончания положенного траура. Но пока, он всё же решил оставить мадам Дю Барри в Версале.
Глава 27
В один из зимних вечеров мадам Дю Барри имела неосторожность первой заговорить с королём о предполагаемом браке.
– Сир, я видела – вы приказали повесить портрет Баварской принцессы в своём кабинете. Безусловно, она молода и хороша собой. Надеюсь, она также умна, как и красива.
– Мадам, считаю, что ваше мнение здесь неуместно, – резко ответил король.
Фаворитка прикусила губу до крови: Людовик никогда не позволял себе разговаривать с ней в подобном тоне. Но, увы, всё меняется.
– Ах, сир, зачем вы так… – пролепетала она. – Вы же знаете, как я люблю вас!
Король посмотрел на графиню, из её прелестных глаз струились слёзы, его сердце разрывалось от противоречивых чувств.
– Мадам, даже если я женюсь, между нами останется всё по-прежнему, – заверил он.
– Нет, сир… Не останется. Принцесса завладеет вашим сердцем и мне не найдётся места в нём.
– Сударыня, – Людовик подошёл к Дю Барри и обнял её за талию. – Я слишком привязан к вам…
Он с жаром начал осыпать шею и грудь фаворитки поцелуями.
– Кстати, дорогая, я хотел просить вас об одолжении.
– Всё, что угодно, сир, – пролепетала мадам Дю Барри, страстно желая возлечь с королём и предаться любовным утехам.
– Поговорите с Луизой, убедите её не хоронить себя в монастыре. Пусть она не желает выходить замуж, я уже смирился с этим. Но зачем же покидать Версаль?
Король принял решение переехать в Трианон, так как Версаль после смерти супруги начал действовать на него удручающе. Мадам Дю Барри последовала за ним и решила сделать приобретение рядом с королевской резиденцией. Она узнала, что герцог де Пентевьер продаёт замок Ренье после смерти своей жены, и попросила короля сделать ей подарок, который вскоре и получила.
Графиня наняла архитектора Леду, дабы привести замок в порядок. Был построен новый павильон весьма изысканный и расписанный известными художниками. Здесь графиня намеривалась устаивать музыкальные вечера, и даже пригласила композитора Кристофа Виллибальда Глюка, почитаемого в Европе.
Трианон в весеннее время был одним из живописных уголков мира. Каждый год, лишь только начинала цвести сирень, король проводил там почти всю весну и начало лета.
Шум придворной жизни Версаля замирали в деревьях, которые скрывали от посторонних взоров Сент-Антуанские луга и цветущие сады.
Трианон украшался естественной прелестью и король любил иногда, утомлённый придворным этикетом, отдыхать в этом загородном замке от бремени власти.
Людовик XV любил маленькое «хозяйство» Трианона. Обычно, покидая Версаль он брал с собой любовницу, на данной этапе жизни – мадам Дю Барри, немногих приближённых и принцессу Луизу, которая также как и её августейший родитель была склонна к любованию сельскими пейзажами.
В один из погожих дней король в сопровождении герцога де Сеймур и графа д’Эгильон совершали конную прогулку. Они заметили на лугу пастушек. Одна из них показалась Людовику очаровательной и, дав ей экю, он увлёк юную прелестницу в ближайшую рощицу. Графы также, решив не отставать от монарха, подхватили двух других пастушек, следуя примеру монарха.
Аббат Бовэ, к которому благоволила дочь короля, Луиза, читал проповедь в домовой церкви Трианона. Аббат излишне переусердствовал, изобличая пороки королевского двора.
Луиза имела неосторожность задать вопрос аббату:
– Святой отец, сколько, по вашему мнению, предначертано королю на этой грешной земле?
Бовэ встрепенулся и неожиданно для всех воскликнул, глядя на монарха:
– Ещё сорок дней! И вы предстанете перед судом Божьим.
Луиза обомлела. Мадам Дю Барри возмутилась:
– Ваше Величество, это неслыханная дерзость! Аббат заслуживает наказания, или по-крайней мере, строгого порицания за подобные речи!
– Нет…Он делает своё дело, – ответил король, считая аббата провидцем. – Я желаю, чтобы аббата назначили епископом Сенеза.
Через несколько дней произошло событие, потрясшее весь королевский двор Трианона: герцог де Шовелин скоропостижно скончался прямо на глазах своего повелителя. Людовик впал в мрачное настроение. Дю Барри старалась всячески угождать ему по совету мадам д’Эгильон.
Графиня чувствовала, что Людовик переменился. Она делилась своими мыслями с матерью в письме:
«Дорогая матушка!
Я не могу исполнить обещание и навестить вас в ближайшее время в монастыре Святой Женевьевы. Состояние здоровья августейшего монарха оставляет желать лучшего. С тех пор как скоропостижно скончался герцог де Шовелин, а затем и маршал де Арментьер, он впал в меланхолию, которая меня очень тревожит.
На днях аббат Бовэ, к которому благоволит принцесса Луиза, совершил неслыханную дерзать, предсказав скорую кончину короля через сорок дней. Я предложила Людовику развеяться и отправиться в мой замок Ренье, где архитектор Леду уже закончил строительство нового павильона, который я намерена превратить в театр.
Я навещу вас, дорогая матушка, при первой же возможности. Вы знаете, как я всегда бываю рада доказать вам свою любовь и глубокую признательность.
Графиня Дю Барри».
Мадам Дю Барри пришлось постараться, дабы сгладить удручающее впечатление, произведённое на короля проповедью священника. Вскоре в новом павильоне замка Ренье была сооружена сцена и дана известная опера «Ифигения в Авлиде». Король пришёл в восторг от зрелища и немного отвлёкся от мрачных мыслей.
Людовик XV предпочитал вечерний ужин на свежем воздухе, для чего был сооружён огромный шатёр, где расположились графиня Дю Барри, герцог де Сеймур, барон Ла Шемэ, граф и графиня д’Эгильон и ещё несколько придворных.
Присутствующие пытались изобразить весёлость и непринужденность, но предсказание аббата Бовэ никому не давало покоя. Лишь одна мадам Дю Барри по истине чувствовала себя прекрасно, ведь для неё главным было душевное состояние короля, а оно несколько улучшилось. Дю Барри щебетала без умолку. Она забавлялась с маленькой болонкой Бижу почти весь вечер, которую ей преподнёс в подарок герцог де Сеймур, чем доставил графине несказанное удовольствие.
Бижу была очаровательным созданием, она вставала на задние лапки, пытаясь достать лакомый кусочек, который давала ей графиня из своих рук. Чета д’Эгильон находила Бижу весьма забавной и умилялась её трюкам.
Король ел с аппетитом, давая лакомые кусочки маленькой Бижу. Неожиданно он почувствовал недомогание. Придворные обеспокоились и тотчас позвали королевских врачей Ла Мартиньера и Бувара.
Медики решили, что это лёгкое недомогание, которое скоро пройдёт. Но так как упадок сил был значительным, то они уговорили короля вернуться в Версаль уже на другой день.
Когда королевский кортеж достиг Версаля, королю стало совсем плохо, его тело покрывал липкий пот и бил озноб.
Тут же собрался консилиум врачей Лемоннье, Ла Мартиньера и Бувара, на котором также присутствовала мадам Дю Барри, дофин и принцесса Луиза, после чего Людовику сделали кровопускание.
Тем же вечером первый камердинер короля де Ла Борд подвёл фаворитку к постели больного, но тот вяло отреагировал на появление своей возлюбленной. Графиня, рыдая, покинула покои короля.
Принцесса Луиза, ещё не оправившаяся от потери матери, тяжело переживала болезнь короля. Она по-прежнему была убеждена, что всё зло – от графини Дю Барри, и Всевышний наказывает королевский род за свершённые прелюбодеяния.
– Это вы потянули короля в Трианон! – обвиняла принцесса фаворитку. – Вы повинны во всех несчастьях нашей семьи!
– Но, Ваше Высочество, – пыталась возразить мадам Дю Барри. – Его Величество каждый год посещал Трианон в одно и то же время! Причём здесь я!? – недоумевала она.
– Притом! Что это наказание Всевышнего за поведение моего отца! – воскликнула Луиза. – И как только он поправится, то сразу жениться на принцессе Баварской.
– Конечно, если будут на то воля Его Величества…
– Не сомневайтесь! Он более не польститься на ваши прелести! – уверенно заявила принцесса и удалилась с гордо поднятой головой.
Герцог де Сеймур и граф д’Эгильон не на шутку испугались: королю становилось всё хуже, лейб-медики подозревали, что он заразился оспой. Они припомнили их невинную шалость в Трианоне – развлечение с пастушками. Посовещавшись, они решили, что оспой была больна та юная крестьянка, с которой уединился Людовик. Они тотчас послали в Трианон нарочного, дабы тот узнал: не умер ли кто от оспы в близлежащих селениях к замку? Увы, по возвращению нарочный сообщил страшную весть: в селении, что близ Трианона от оспы умерло пять человек, в том числе и та очаровательная пастушка.
Мадам Дю Барри понимала: король может умереть. Она испугалась: что же будет с ней? Ведь она всецело зависела от Людовика: такова была судьба женщины, взятой королём в любовницы из низших слоёв общества, и после его смерти никому до неё не будет дела.
Любовь короля дала Мари-Жанне всё: возвысила её до графини, обеспечила богатством и влиянием при королевском дворе, но стоило угаснуть этому чувству, как фаворитка была обречена. Графиня тотчас вспомнила про министра Шуазеля, удалённого из Версаля благодаря её стараниям. Теперь то он сведёт с ней счёты, ведь дофин – совершено бесхарактерный человек, подверженный чужому влиянию.
Графиня Дю Барри в отчаянье написала матери письмо:
«Дорогая мама!
У короля, несомненно, оспа. Я сделала всё возможное, чтобы уговорить его остаться в Трианоне, но, увы, медик Ла Мартиньер, влияние которого велико и усиливается с каждым днём, настоял на переезде в Версаль. Я не отхожу от постели Людовика. Но в его годы можно ожидать различных осложнений, особенно при такой опасной болезни. Я попыталась внушить королю доверие к моему доктору Бувару, который лечит его теперь вместе с Лемоннье».
Около короля постоянно находились дочери и графиня Дю Барри. Наконец Людовик, почувствовав, что конец его близок, приказал графине д’Эгильон увезти Дю Барри в замок Ренье. Луиза же, слыша этот разговор, приказала не пускать графиню Дю Барри к умирающему королю, мотивируя тем, что она может распространить заразу по дворцу. Дю Барри каждый вечер приезжала из Ренье в Версаль, но её не пускали в покои короля. Служители внутренних покоев и первый камердинер докладывали теперь уже бывшей фаворитке о состоянии здоровья короля.
Единственным утешением на тот момент для мадам Дю Барри была возможность поделиться своими переживаниями и опасениями с матерью, мадам Монранбэ:
«Удар нанесён, дорогая мама… Король почувствовал себя крайне плохо и поэтому попросил графиню д’Эгильон увезти меня в замок Ренье. Сегодня утром его отпевали: король уже мёртв…»
«Свершилось, дорогая мама! Короля не стало. Это противный герцог де Ла Врильер, ненавидевший меня все эти годы, привёз мне приказ дофина, теперь уже короля Людовика XVI о невозможности моего пребывания в Версале, Трианоне, Сен-Клу, Клюни, Фонтенбло и других королевских резиденциях. Я приняла из его рук ссылку с гордо поднятой головой и удаляюсь в замок Люсьен, некогда подаренный мне покойным монархом».
Эпилог
После смерти Людовика, мадам Дю Барри покинула Ренье, уединившись в своём замке Люсьен. Но затворничество её не продлилось долго.
Ювелир, изготовивший ожерелье по заказу покойного короля, предложил его теперь уже королеве Марии-Антуанетте. Та пришла в неописуемый восторг от его красоты, но в ужас от его стоимости. И отказалась приобрести украшение.
Некая мадам Ламетт, лично знавшая покойную маркизу Помпадур, решила расквитаться с мадам Дю Барри за честь подруги, а заодно и полнить свой карман. Она вызвала придворного ювелира от имени королевы Марии-Антуанетты, дабы договориться о платежах в рассрочку. Ювелир обрадовался подобному предложению, потому как он потратил на его изготовление большую часть своего состояния.
Графиня де Ламетт представила ювелиру свою подругу, весьма схожую внешностью с Марией-Антуанеттой, та заплатила ювелиру аванс двадцать тысяч ливров, чему ювелир был несказанно рад, и получила ожерелье под расписку. Ювелира подвело то, что он не знал почерк молодой королевы, а печать на кольце мошенницы, имитирующая королевские лилии, была поддельной.
Заполучив ожерелье, графиня де Ламетт и её помощница скрылись. Когда ювелир предстал пред королевой Марией-Антуанеттой с её же «распиской» для получения очередного платежа, та пришла в ужас, решив, что именно мадам Дю Барри завладела ожерельем.
Стража явилась за графиней Дю Барри в замок Люсьен рано утром, и препроводила её в монастырь Понт-Дамес, что близ Мо, запретив графине взять даже самое необходимое. Она находилась в монастыре почти год, лишённая элементарного комфорта.
«Дорогая матушка!
Я вновь увидела ненавистного герцога де Ла Врильер. Ещё недавно, пресмыкавшийся у моих ног он ликует от моего бессилия. По предписанию королевы я должна покинуть замок Люсьен и с одной лишь горничной удалиться монастырь Понт-Дамес. Все письма, которые я буду посылать вам, будут прочитаны настоятельницей».
Монастырь Понт-Дамес, близ Кресси-ан-Бри, что в епископстве Мо, представлял собой аббатство специального характера. Он был разделён на две части: одну, из которых занимала тюрьма, другую – монастырь.
Эта тюрьма-монастырь, в которую ссылали женщин известного ранга, находилась в ведении полиции, подобно Бастилии. Почти триста лет назад монастырь построил Орден Бенедиктинцев для своих сестёр. С тех пор к строениям монастыря не прикасалась ни рука каменщика, ни плотника: он разрушался, пребывая в плачевном состоянии.
Ничто не могло заставить мадам Дю Барри забыть Версальскую роскошь. Она страдала в маленькой холодной келье без элементарных удобств. Приехав в монастырь под стражей, она была потрясена видом высоких голых стен. Весна покрывала поля и деревья свежей зеленью, слышалось щебетание птиц. Стояла пора, когда душа просыпается, и жизнь начинает бить ключом. Графиня Дю Барри, ещё вчерашняя королевская фаворитка, окружённая придворным подобострастием, – сегодня уже свергнутая, – переступила порог монастыря Бенедектинок, где ей суждено было стать узницей этой печальной обители.
Главный вход в монастырь выходил на обширный двор, окружённый зданиями мрачного вида: зернохранилищами, давильнями винограда, дровяными сараями и старинной часовней, построенной ещё до возникновения на этом месте монастыря. В глубине двора, за решёткой находился аббатский двор, закрытый с трёх сторон галереями, затем шёл дворец аббатисы.
Графиня Дю Барри была встречена аббатисой Габриэллой де Ла Рош де Фонтениль с вежливой сдержанностью. Окружённая бенедектинками, одетыми в белые одежды она казалась святой. Мадам Дю Барри смиренно поклонилась, чем сразила аббатису и её подопечных. Графиня, несмотря на свои тридцать лет, сохранила красоту и статность, что привело Бенедектинок в немалое замешательство: они много слышали про нечестивую фаворитку короля, но не предполагали, что она так красива. Сердце Габриэллы смягчилось, и она позволила написать графине письмо матери, дабы успокоить её.
Графиня вела себя кротко и не выказывала никаких требований: она была слишком подавлена. Аббатиса разрешила гулять ей в саду, в тени густых каштанов аббатства. До сих пор у мадам Дю Барри была одна горничная, но аббатиса позволила ей нанять повара.
Габриэлла де Ла Рош де Фонтениль лично отчитывалась перед королевой о пребывании бывшей фаворитки в монастыре. Она отзывалась о графине очень хорошо, восхваляя её набожность, которую, по её мнению, привили монахини Сент-Орской обители, где воспитывалась узница в детстве.
В это время двор молодого короля перебрался в Лувр. Королева же, ранее считавшая мадам Дю Барри мошенницей, начала некоторым образом сомневаться в этом и распорядилась тщательно расследовать все обстоятельства дела.
Графиня Дю Барри написала прошение королю, в котором молила о снисхождении. Она узнала, что вблизи монастыря продаётся замок Сен-Врен, который она желала бы купить, дабы перебраться на постоянное жительство. Король, посоветовавшись со своей супругой, подписал прошение. И вскоре графиня обживала Сен-Врен.
Понемногу к графине начала возвращаться любовь к жизни. Она возобновила приёмы друзей в новом замке. Её навестила графиня д’Эгильон и герцог де Сеймур. Ей исполнилось тридцать два года – возраст, когда жизнь ещё бьёт ключом. Она всё еще была красива и желанна: овал лица прекрасен, линии рта так же правильны и соблазнительны, золотистые волосы обрамляли её дивное лицо, голубые глаза сохранили всё тот же дивный блеск, некогда пленивший Людовика XV.
Герцог де Сеймур, питавший нежные чувства к фаворитке короля на протяжении многих лет, специально поселился в своём имении между Пон-Марли и Люсьеном, в небольшом живописном замке Прюнэ, окружённом большим парком, из которого открывался вид на Сен-Жермен-де-Лей и Париж.
Он стал предпринимать конные прогулки и встретил графиню Дю Барри вместе с виконтом де Лангром, её любовником. После этой встречи герцог де Сеймур буквально забросал Мари-Жанну любовными письмами полными страсти.
Герцог и раньше, ещё в Версале и Трианоне, любовался красавицей фавориткой, не рассчитывая, что когда-нибудь будет держать её в своих объятиях и обладать ею, как женщиной.
Герцог де Сеймур навещал мадам Дю Барри и проявлял сдержанность во время своих визитов. Только он знал и никто более, как это трудно ему давалось. При виде красавицы-блондинки, ему хотелось накинуться на неё и овладеть прямо там же на месте – в гостиной, или саду, библиотеке или другом месте. Страсть сжигала его. И, наконец, граф не выдержал…
Несмотря на свой возраст, тридцать четыре года, графиня потеряла голову от любви к де Сеймуру. Она каждую минуту жаждала видеть его и утопать в его объятиях. Между любовниками завязалась переписка:
«Сердце моё безраздельно принадлежит вам. Я люблю вас, я счастлива», – писала дю Барри в одном из писем к герцогу де Сеймуру.
«Боже мой! как печально проходят дни, если я не вижу вас после тех счастливых мгновений, когда мы наслаждались друг другом… О, нежный друг, с каким нетерпением я жду встречи с вами! Я думаю о вас и жалею, что не могу ежеминутно предаваться любви с вами…»
Но герцог де Сеймур не был постоянным. Его матушка герцогиня Бернарда де Коше де Сеймур решила сосватать своего сына за некую кузину, с которой он виделся в далёкой юности, причём, когда юная прелестница была ещё в пелёнках… Дальновидная родительница направила юную особу прямо в Прюнэ с посланием, в котором не скрывала своих намерений.
Герцог де Сеймур был покорён чистотой и наивностью своей кузины Аделины де Бельфлёр, безусловно, она прекрасно подходила на роль жены. Он стал всё реже бывать у мадам Дю Барри, та же томилась ревностью, пока не узнала печальную правду. Она писала пылкие письма, полные печали и неутолённой страсти, но, увы, всё напрасно. Наконец она смирилась, подчинившись судьбе, в которой не было место герцогу де Сеймур.
Единственной приятной новостью в это время для мадам Дю Барри стало известие, присланное из Парижа: Мария-Антуанетта, наконец, разобралась, что мошенница вовсе не графиня и, смягчившись, и позволила той вернуться в замок Люсьен.
Однажды в прохладный майский вечер графиня Дю Барри любовалась с террасы своего замка игрой движущихся теней над Парижем. Внезапно город охватило яркое зарево, пламенные языки вздымались к небу в течение нескольких часов.
Глядя на это пожарище, женщина сравнивала с ним свою любовь к Людовику, а затем и к герцогу де Сеймуру: сначала зарево, вспышка неудержимой страсти, затем – одни угли разочарования и страданий. На следующий день из газет она узнала, что пожар уничтожил оперу. Графиня давно не читала газет, так как они с особым удовольствием поливали её грязью на протяжении почти десяти лет.
Мадам Дю Барри никто не посещал в замке Люсьен, она вела замкнутый образ жизни, лишь поддерживая переписку с мадам д’Эгильон. Неожиданно она получила письмо от шевалье де Брильи, с которым была в дружеских отношениях в былые времена. Много лет назад они жили по-соседству в Версальском дворце, с тех пор произошло много событий, но экс-капитан королевских мушкетёров не забыл дружеской поддержки мадам Дю Барри.
Между ними завязалась переписка, и в конце зимы шевалье поселился в замке Люсьен. Он давно подал в отставку и был всецело в распоряжении Дю Барри.
Шевалье остался верен мадам Дю Барри и после её падения, несмотря на все сплетни и памфлеты Парижа и Версаля. Графиня вновь обрела верного друга, способного поддержать её верным советом, она порой так в этом нуждалась. И когда бывшая фаворитка стала совершенно одинокой, шевалье де Брильи попросил дозволения погостить у неё. Да так и остался. Графиня, чувствительная к такой привязанности со стороны шевалье, согласилась предоставить в его распоряжение просторные аппортаменты, и понемногу их дружба переросла в более нежное чувство.
Парижские сплетники не без удовольствия перемалывали нового любовника Мессалины, всячески пороча её. Но любовники не обращали на это ни малейшего внимания, предаваясь удовольствиям в замке Люсьен.
Время от времени, уступая настойчивым просьбам четы д’Эгильон, мадам Дю Барри навещала их в Париже, принимая активное участие в семейных увеселениях. Она всё так же выделялась грацией и остроумием, и мужчины всё также теряли рассудок от её красоты.
Графиня говорила о временах Людовика XV как о далёком прошлом с авторитетом и благосклонностью бабушки. На одном из балов в доме графа д’Эгильон, Дю Барри встретила графа де Шеверни, который всегда восхищался её красотой. Он пригласил графиню в гости, та же дала согласие.
Шевалье де Брильи отлучался из замка Люсьен по своим делам, и во время одной из его поездок в родовое поместье, мадам Дю Барри навестила замок де Шеверни.
Стоял морозный январский день. Графиня приехала одна в карете, запряжённой шестёркой лошадей. Она с достоинством вошла в гостиную и тот час же привлекла в себе всеобщее внимание. Графиня по-прежнему была красива, желанна и держалась уверенно и независимо.
Супружеская чета де Шеверни приветствовали графиню. Мадам Дю Барри была подчёркнуто вежлива и любезна со всеми гостями. Все присутствующие проявляли активный интерес к замку Люсьен, ведь он был известен своими красотами и изысканной архитектурой. Графиня пригласила к себе супругов де Шеверни, те приняли приглашение с благодарностью. Через неделю они нанесли ответный визит в Люсьен.
Вместе с ними из кареты вышел изысканно одетый господин. Граф де Шеверни представил своего нового знакомого графине как барона Блеза де Ламэ де Секонденьи. С трудом она узнала в госте своего бывшего любовника Блеза Ламэ, который бежал в Америку от кредиторов, сделав в Квебеке огромное состояние на торговле. Титул же он купил по возвращению во Францию. Вскоре новоиспечённый барон предложил мадам Дю Барри выйти за него замуж, и она согласилась.
Венчание Мари-Жанны Бекю-Гомар, графини Дю Барри, и бывшего парикмахера Блеза Ламэ, ныне барона де Секонденьи, прошло скромно в домовой часовне замка Секонденьи, что в двадцати лье от Парижа. На церемонии присутствовали супруги д’Эгильон, де Шеверни, а также шевалье де Брильи, те немногие, кто сохранил верность бывшей фаворитке Людовика XV.
Вскоре после свадьбы графиня Дю Барри Секонденьи получила письмо, подписанное одним из королевских секретарей, в котором сообщалось, что истинная похитительница рокового ожерелья, мадам Ламетт, препровождена в Бастилию.
Читать бесплатно другие книги:
