Изумрудное лето Крючкова Ольга
– Что поделать, голубчик, я не в праве наследникам запретить искать клад конюшне. Вот, ежели они попытаются нанести ущерб постройкам…
– Пущай только попробуют… – прошипел агрессивно настроенный конюх. – Прав Никанор, ох как прав… Понаехали аспиды…
Муравин покинул конюшню, решив пройтись вокруг дома – слава богу, никто не пытался разобрать стены или фундамент.
Он решил спуститься по ступенькам, по бокам украшенным изваяниями львов, к каскаду прудов. И что же он увидел…
Эсмеральда и князь пытались сдвинуть с места одно из изваяний, вероятно, взяв на вооружение опыт Эльзы и её жениха с Дриадой.
– Господа! Господа! Что вы делаете? – попытался вразумить наследников Муравин.
Князь, перепачканный в грязи, злобно зыркнул на душеприказчика.
– Наследство ищём… А вы что думали? – ответил он.
– Но вы пытаетесь демонтировать изваяние!
– Ну и что! – резонно возразил князь. – А как мы ещё может найти клад? Он же не лежит посреди дороги…
– Но… Но… – Муравин право не знал, что и возразить.
– Не волнуйтесь, – вмешалась в разговор Эсмеральда. – Мы всё поставим на место…
– Надеюсь… – процедил сквозь зубы Муравин и продолжил спуск к каскаду прудов.
То, что он увидел на готическом мостике, и вовсе повергло его в шок.
– Пойдите прочь! – кричал Станислав. – Мы пришли сюда первыми, значит – мостик наш!
– Да-да-да! – поддержала его Аделаида.
– С какой стати? – возмутился Всеволод. – Вы что купили этот мост? А купчая у вас есть? Так вот, ежели нету, то мы можем беспрепятственно производить здесь поиски.
– Да-да-да! – поддержала его «супруга».
– А вы вообще молчите! – рявкнула Аделаида в адрес «госпожи Подбельской».
– Что-о-о?! – возмутилась та. – Ах ты, перезревшая куртизанка!
Аделаида потеряла дар речи от такого оскорбления и, словно базарная девка, мёртвой хваткой вцепилась в Подбельскую.
Мужчины, опомнившись, пытались разнять своих пассий. Но не тут-то было… Когда женщины дерутся – мужчинам делать подле них нечего.
Муравин появился в самый разгар «схватки», когда Аделаида впилась в волосы противницы. Та истошным воплем огласила окрестности…
– Сию же минуту прекратите! Вы же – женщины! – попытался урезонить разъярённых фурий Муравин. И понимая, что мужчины не в силах расцепить своих пассий, попытался прийти на помощь.
Наконец, драку удалось пресечь. Женщины, тяжело дыша, растрёпанные и поцарапанные, с ненавистью взирали друг на друга.
– Сударыни, вы потеряли своё достоинство. – Выговаривал им Муравин.
Те молчали…
– Но мы начали здесь поиски первыми! – подал голос Станислав.
– Ну и что!!! – возопил Всеволод.
Муравин, понимая, что теперь уже могут «сцепиться» мужчины, попытался внести ясность:
– Не имеет значения: кто пришёл первым. Все имеют право искать там, где считают нужным.
– Тогда надо выработать соглашение! – предложил Станислав, стараясь подавить свой гнев. – Если наследник начинает поиски в определённом месте, то остальные не имеют право вмешиваться. Иначе мы переубиваем друг друга!
Муравин задумался: пожалуй, Станислав прав. Обстановка накаляется, и подобное соглашение стало бы совсем не лишним.
– Хорошо. Предлагаю всё обсудить за обедом. – Миролюбиво произнёс он. – А покуда вам придётся каким-то образом разделить мост. Скажем, Станислав обследует эту сторону, – душеприказчик махнул правой рукой, – Всеволод же противоположную. Так мы избежим конфликта…
Станислав и Всеволод приблизились друг к другу, словно два бойцовых петуха. Женщины так вообще сжали в руках лопаты, правда, совершенно бесполезные в данных поисках.
– Вы слышали, что сказал господин Муравин? – высокомерно поинтересовался Станислав у конкурента.
– Да уж не глухой! – заверил тот.
Муравин снял шляпу и отёр платком пот со лба.
– М-да… Хорошенькое дело… – пробурчал он. – И это только начало июня… Что же будет, не приведи Господь, в августе?..
Оставив мост, Пётр Петрович решил пройтись по парку. Ноги вынесли его к старому разрушенному барскому дому. Муравин прекрасно помнил о трагедии, разыгравшейся в его стенах почти двадцать лет назад. Он прошёлся вокруг развалин… Затем окинул взором пушку, стоявшую поодаль, из которой покойный Селиванов любил пострелять по развалинам, вероятно, таким образом пытаясь восполнить недостающий адреналин в крови. А может быть, стереть из памяти тягостные воспоминания?..
Муравин невольно подумал: отчего сосед не приказал сравнять развалины дома с землёй? Впрочем, теперь никто не узнает истинную причину, по которой Лев Дмитриевич решил сохранить руины.
Воспользовавшись тем, что конкуренты покинули пределы дома, Эльза и Василий беспрепятственно занялись поисками. Свою комнату они уже обследовали, на комнаты конкурентов они не стали тратить времени по вполне понятной причине, а отправились на чердак. Там они пробыли до обеда…
В два часа пополудни горничные накрыли стол на веранде. Постепенно стали стекаться наследники…
Первыми уселись за обеденный стол Эсмеральда и князь, который был всецело убеждён, что война войной, а еда едой. Затем появился Пётр Петрович Муравин, после – семейство Трушиных. Мальчики тотчас бросились к Муравину, дабы поделиться впечатлениями о жеребёнке, которого они назвали Мотылёк.
А разгар обеда появились Станислав и Всеволод со своими фуриями, которые впрочем, уже успели привести себя в порядок и запудрить следы схватки. Последними – Эльза и Василий.
Муравин обвёл взором измученных трудами праведными наследников, и сказал:
– Сегодня, господа, я стал свидетелем пренеприятнейшей сцены. Подробности опущу… – он многозначительно взглянул на Аделаиду и Любовь. Те сделали вид, что заняты обедом и не понимают о чём речь. – Так вот, посему предлагаю вам прийти к соглашению…
Наследники насторожились.
– Какого рода соглашение, позвольте спросить? – тотчас справился вездесущий князь.
– А такого: если наследник начинает поиски в определённом месте, то остальные не имеют право вмешиваться.
– Очень своевременное предложение! – поддержал Станислав.
Всеволод, понимая, что «схватка» может повториться с кем угодно из наследников, также не преминул высказаться:
– Я за соглашение… Это всем облегчит жизнь, не забывайте мы здесь – до первого сентября.
– Я тоже, – подал голос князь. – Но с поправкой…
– Мы готовы выслушать вас, Генрих Павлович… – снизошёл Муравин.
– Благодарю. Итак, вы правильно сформулировали суть соглашения. Но моя поправка гласит: если наследник покидает место поисков, то оно становится вакантным.
Все поддержали князя. Соглашение и поправка были приняты единогласно.
ЧАСТЬ 3
ПУТИ ГОСПОДНИ НЕ ИСПОВЕДИМЫ
Глава 1
За две недели до оглашения завещания, окраина Москвы
Небольшой лесочек на окраине Москвы, что между Калужской дорогой и Москвой-рекой за Крымским валом, зеленел свежей молодой листвой. Под одним из деревьев лежал человек – мужчина средних лет, на его голове зияла кровавая рана.
Мимо лесочка проезжала телега, нагруженная мешками. Пожилой мужик натянул поводья – лошадь остановилась. Он слез с телеги и направился к лесочку по малой нужде.
Не успел он снять порты, как услышал стон. Мужик сделал своё дело, решив, что стон ему померещился, ибо выпил он намедни слишком много домашней вишнёвой наливки, приготовленной его расторопной женой. Однако… стон повторился.
– Матерь Божья, заступница… – прошептал мужик и решил посмотреть: кто же всё-таки стонет. Может, помощь кому нужна…
Он углубился в лесочек и увидел на земле под берёзой обездвиженного человека. Мужик на всякий случай перекрестился и направился к нему. Не успел сердобольный москвич приблизиться к человеку, как тот снова издал протяжный стон.
Теперь у мужика сомнений не возникло: видать лихие люди напали на бедолагу, да ограбили. Он склонился над пострадавшим и увидел, что у того из головы сочиться кровь.
– Мил человек… Вона тебя как… Угораздило же… Сколь годов здеся езжу ни разу не встренул разбойников. – Рассуждал мужик. – Да ты, видать, из благородных… Вона руки-то какие холёные, да рубашка из тонкого сукна…
Мужик внимательно осмотрел пострадавшего и, убедившись, что взять с него нечего, ибо тот был без сюртука и жилета (стало быть, ни портмоне, ни брегета при нём нет), попытался привести его в чувство.
Несчастный открыл глаза, мутным взором глянул на мужика и снова потерял сознание.
– Вишь, как не повезло-то… – запричитал мужик и почесал за ухом. – А, если он из благородных, или вообще из жандармских?.. Надобно помочь… Грех на душу не возьму.
После таких рассуждений мужик подхватил барина под мышки и поволок к телеге. С трудом уложил того на мешки, сам забрался на телегу и гаркнул со всей мочи на свою старую клячу, отходив ту по костлявым бокам кнутом:
– Но пошла, залётная! Не боись, барин, тута рядом больница имеется, авось помереть не дадуть.
Действительно в полуверсте от злополучного лесочка раскинулась Голицынская больница, открытая ещё в 1802 году действительным тайным советником, обер-камергером Александром Михайловичем Голицыным на деньги, завещанные на богоугодное дело его покойным братом князем Дмитрием Михайловичем Голицыным. Как указывал тот в завещании: «на устройство в столичном городе Москве учреждения Богу угодного и людям полезного».
За строительство больницы взялся архитектор Михаил Фёдорович Казаков. И вскоре больница, более похожая на усадьбу начала принимать больных.
В Голицынскую больницу принимались на бесплатное лечение представители всех слоёв населения, кроме крепостных крестьян, – «…и русские, и иностранцы, всякого пола, звания, вероисповедания и национальности».
При больнице в 1803 году была открыта богадельня для неизлечимых больных. В 1833 году рядом с Голицынской больницей была построена Первая Градская больница, а в 1866 году – Временная больница для тифозных больных (с 1878 года называвшаяся Второй Градской больницей). Но в народе, как и прежде, больница попросту называлась Голицинской (ещё и потому, что её бессменно возглавляли представители рода Голицыных).
Туда-то и повёз сердобольный мужик своего найдёныша.
…Приёмный покой, в который вошёл сердобольный мужик, выглядел чистым, однако изрядно попахивал хлоркой, применяемой для дезинфекции. За потёртым столом сидел молодой врач и что-то сосредоточенно писал.
– Кхе-кхе… – выдавил из себя мужик, стараясь привлечь внимание.
Молодой доктор отоврался от своего занятия.
– Что, голубчик, захворал? – участливо поинтересовался он.
Мужик перекрестился.
– Бог миловал, господин дохтор…
– Так что же тебе надобно? – удивился тот.
– Да тута такое дело… – мужик замялся.
– Да ты говори, голубчик, чай не в полиции. – Добродушно заметил доктор.
Мужик рассмеялся.
– Энто точно! Однакось, полиция б не помешала…
Доктор изумлённо распахнул глаза. Мужик поспешил объясниться:
– Барина я тута недалече нашёл… На голове кровь… Кто таков не ведаю… Загрузил его в свою телегу, да прямиком сюды к вам… Вот…
Доктор резко встал из-за стола.
– Ты всё правильно сделал. – Похвалил он мужика. – Идём, покажешь своего найдёныша.
… Доктор приблизился к телеге, барин по-прежнему пребывал без сознания. Эскулап быстро осмотрел его.
– Сотрясение мозга. Ударили чем-то тяжёлым сзади по голове… Думаю, жить будет. – Резюмировал он и отправился за санитарами. Те перенесли найдёныша в приёмный покой, переодели в больничную одежду, доктор обработал ему рану и сделал перевязку. После чего барина положили на каталку и отправили в палату к тяжело больным.
– Так-так… – пребывал в задумчивости молодой доктор. – И как же мне этого больного в журнале-то записать?..
– А так и запишите Барин Найдёныш, – подсказал один из санитаров.
– М-да… – протянул доктор и сделал соответствующую запись.
Через три дня Найдёныш пришёл в себя, однако своих ни имени, ни фамилии вспомнить не мог. Доктор Цингер поставил диагноз: травматическая амнезия, вызванная сотрясением мозга. Но эскулап был преисполнен уверенности, что память к пациенту непременно вернётся. А для этого ему нужен покой и хорошее питание.
Почти две недели Найдёныш находился в Голицинской больнице. Его ещё беспокоили головные боли и головокружение, но всё же он шёл на поправку, однако так не помнил: кто он и откуда.
Нянечки и сёстры милосердия жалели барина и относились к нему особенно внимательно. Тот даже пытался приволокнуться за Полиной Власовой, одной из сестёр. Казалось, женщина была не против, однако, грани дозволенного Найдёнышу преступить не позволяла. Впрочем, тот и не пытался. Он довольствовался общением с Полиной, когда той выпадала свободная минутка. Вскоре безымянный барин узнал, что Полина происходила из зажиточной купеческой семьи, однако жила отдельно, зарабатывая на жизнь сестринским делом. Ещё молоденькой девушкой она увлеклась неким народовольцем-анархистом[21] и покинула отчий дом. Тот бедолага умер от воспаления лёгких, после чего Полина окончила женские медицинские курсы и поступила сестрой милосердия в Голицынскую больницу. Проработала она сестрой милосердия почти десять лет, многие из докторов пытались за ней ухаживать. И это Найдёныша не удивило: Полина была женщиной привлекательной.
Однажды, забывшись, барин схватил Полину за руку и с жаром воскликнул:
– Ах, если бы я смог осчастливить вас!
Та печально улыбнулась.
– Сударь, для начала вам придётся осчастливить себя: вспомнить кто вы и откуда родом.
– Да-да, конечно! Но я выразился в фигуральном смысле. Мне порой кажется, что какие-то воспоминания возвращаются ко мне… – признался он.
Полина поспешила сообщить об этом профессору, Сергею Петровичу Цингеру. Цингер был врачом, как говориться, от бога и по счёту третьим из своего рода посвятил себя Голицинской больнице. Ещё его дед, Христиан Иванович Цингер, служил в больнице управляющим сразу же после её открытия.
Во время Отечественной войны 1812 года, когда Москву заняли войска Наполеона, управляющий остался в больнице и сумел не допустить её разграбления, а также сберёг оставленные ему на хранение больничные деньги. За добросовестную службу Христиан Иванович получил звание потомственного дворянина.
Несмотря на своё дворянское звание, нынешний Цингер исцелял больных как физически, так и душевно. Ведь многие из его пациентов были обделены судьбой. Случай с Барином Найдёнышем в практике Цингера был не первым. Частенько в больницу поступали бедняки с ушибами головы, получив травму по разным причинам, в том числе и в нетрезвом виде. Однако, Найдёныш профессора заинтересовал. Ибо Цингер был уверен: на барина напали, ограбили и чудом тот выжил. Пролежи Найдёныш ещё какое-то время в лесочке, и доставлять бы его пришлось уже не в больницу, а в морг к неопознанным телам.
…В палату вошёл профессор, облачённый в белоснежный халат, оставляя за собой шлейф запаха валерианы.
– Ну-с, голубчик. Мне передали, что у вас постепенно восстанавливается память. Весьма раз этому… – профессор присел на стул подле Найдёныша, расположившегося на кровати.
– Да, профессор… Правда голова ещё кружится, слегка тошнит и слабость в ногах… – ответил пациент.
– В вашем состоянии это вполне нормально. Так вы поведаете мне о своих воспоминаниях?.. – вкрадчиво поинтересовался эскулап.
Найдёныш кивнул.
– Я вспомнил, что получил пакет с посыльным… Пакет большой, из вощёной бумаги… – начал он и умолк.
– Вероятно, казённый… – предположил Цингер.
– Не знаю… – задумчиво произнёс Найдёныш. – Помню, как распечатал его… Э-э-э … Письмо гласило… Э-э-э, – он тщился вспомнить содержание послания. – А! Так умер кто-то из моих родственников! Вот! – радостно сообщил он.
– Угу… – буркнул профессор и из-под очков воззрился на пациента. – В таких конвертах, да ещё с посыльным принято присылать адресату только новости чрезвычайной важности. Да-с… Думаю, голубчик, в нём говорилось о наследстве. – Резюмировал целить душ и тел.
Найдёныш недоумённо воззрился на профессора.
– Точно… Как вы верно всё подметили, Сергей Петрович…
– Ну-с, дорогой вы мой, я не только хирург, но и в какой-то мере – психиатр.
– Потом я помню игорный дом… Карты на зелёном сукне… – продолжил Найдёныш. – Я играл, даже выигрывал. Выпил с неким игроком… Имени не помню… Помню только, что это мужчина с хорошими манерами, вероятно, дворянин. Но у меня такое чувство, что я его хорошо знаю… Кажется, я рассказал ему о письме и что собираюсь уехать из Москвы…
– Да-с, голубчик, мне всё понятно. – Заключил профессор. – Вы выиграли приличную сумму, по дороге домой вас ограбили. Не исключаю, что кто-то из проигравшихся коллег.
– Возможно… Но почему тогда меня отвезли и бросили на окраине Москвы?
– Вероятно, заметали следы. – Предположил Цингер. – Теперь вам нужно вспомнить своё имя, и будем считать, что вы здоровы.
Профессор поспешил к другим пациентам, довольный тем, что Найдёныш на пути к полному исцелению.
… Найдёныш проснулся посреди ночи. Виной тому был страшный сон. Ему приснилось, как он ехал в экипаже с мужчиной, тем, что из игорного дома. Они вели дружескую беседу.
– А что, ваш братец был богат? – спрашивал он.
– Очень богат! – отвечал сильно подвыпивший Найдёныш.
– Вот вам, князь, счастья-то подвалило… Мне бы таких родственничков! И что он отписал вам всё имение?
– Не думаю. Помимо меня есть и другие наследники. Но я – всё-таки кузен и вправе рассчитывать на кругленькую сумму. – Признался Найдёныш.
Собеседник рассмеялся.
….Найдёныш метнулся с кровати.
– Матерь Божья! Я всё помню! Я…я…
Он накинул халат и бросился в препараторскую, где можно было найти Полину во время ночного дежурства. Когда пациент буквально ворвался в небольшое помещение, она дремала на небольшом диванчике.
– Полина! Полина! – бросился он к женщине.
Та открыла глаза.
– Вы?.. Что случилось? Вам плохо?..
Мужчина присел рядом с Полиной.
– Нет-нет… Мне хорошо… Просто я вспомнил кое-что…
Полина широко распахнула глаза и взяла Найдёныша за руку.
– Неужели вы вспомнили своё имя?
– Почти… Кажется, я богат… И я – князь…
Сестра милосердия растерянно заморгала.
– Князь? Да ещё и богат…
– Да, я должен получить наследство. Поэтому я прошу вас помочь мне…
Полина ещё больше растерялась.
– Но что я могу?..
– Едемте со мной! Прошу вас! Здесь в больнице я многое понял… Я – игрок… Поэтому и пострадал… Похоже я не ценил жизнь, а прожигал её. Если я получу наследство, то непременно куплю дом в провинции, в тихом месте. И мне будет нужна хозяйка… – князь с мольбой взглянул на Полину.
– Помилуйте, сударь… – пролепетала она. – Это невозможно…
– Отчего же? Всё возможно! Не отказывайте мне! В конце концов, вы свободны! Вы всегда сможете оставить меня, если пожелаете!
Женщина задумалась: а что, если действительно согласиться?.. Ей почти тридцать лет – ни семьи, ни детей, ни нормального дома. К родителям же вернуться она не могла. Отец проклял её перед смертью и переписал всё имущество на своего брата, тоже купца. А князь был ещё не стар и вовсе не дурён собой. К тому же богат… О, да! С возрастом Полина научилась ценить денежный достаток. Тогда по-молодости лет, покинув отчий дом, заразившись идеями народничества, она считала, что деньги в жизни не имеют значения. Главными приоритетами для неё были: политическая идея, служение народу и… любовь. Но время всё расставило на свои места, из вышеперечисленного списка оставив, пожалуй, служение народу в качестве сестры милосердия и любовь. А любви в больнице было более, чем достаточно. Однако, никто из докторов замуж, а тем более своего дома, ей не предлагал. А этот князь, потерявший память, быстро расставил все точки над «i». Может быть, этот ошеломительный напор и заставил её задуматься…
– Хорошо, я подумаю над вашим предложением, – пообещала Полина. – Но вы обещаете мне оставаться в больнице, покуда память полностью не вернётся к вам. Иначе, куда мы с вами поедем?
Князь резко поднялся и заметался по препараторской. Внезапно он остановился и обхватил руками голову.
– Мой брат живёт недалеко от Калуги… – произнёс он и радостно воззрился на Полину.
Та приблизилась к князю.
– Память всё больше возвращается к вам. Скоро вы вспомните своё имя… – заверила она.
Князь рывком привлёк Полину к себе. Она не сопротивлялась…
Глава 2
Калужская губерния, начало июня 1886 года
Итак, управляющий Никанор отправился в Калугу в агентство по найму домашней прислуги, всецело доверив имение Петру Петровичу Муравину. По мере приближения к городу, он предвкушал тёплую встречу с Дарьей Арсеньевной.
Хозяйка агентства происходила из известного в Калужской губернии рода Калакутских, одной из его обедневших ветвей. Личная жизнь Дарьи Арсеньевны, увы, не удалась. Она была некрасива, но чрезвычайно умна и расчётлива. Все эти обстоятельства отнюдь не привлекали женихов. В молодости после смерти родителей перед госпожой Калакутской встал выбор: либо стать гувернанткой, либо попытаться на последние деньги открыть собственное дело. Дарья Арсеньевна выбрала второй вариант. И вот уже почти двадцать лет дела её шли успешно.
Никанор в течение десяти лет пользовался услугами агентства, а после того как овдовел и вовсе стал наезжать в Калугу при малейшей возможности и наносить визиты госпоже Калакутской. Дарья Арсеньевна оценила манеру поведения управляющего и, в конце концов, приняла его ухаживания и ответила взаимностью, решив, что достаточно долго хранила непорочность и к сорока годам от неё явно пора избавиться.
Агентство располагалось на окраине города в доме госпожи Калакутской, на первом этаже. Никанор остановил дрожки подле ворот, слез с козел и постучал:
– Никитка, открывай, ворота! – гаркнул он.
Отворилась калитка, из неё появилась белобрысая голова молодого парня, дальнего родственника господи Калакутской, которого она ещё крошкой взяла на воспитание.
– День добрый, Никанор Фёдорович! – поприветствовал парень и поклонился. – Мигом отворю!
Ворота распахнулись. Никанор, забравшись на козлы, правя дрожками, заехал в просторный, чисто выметенный двор.
– А что хозяйка твоя? – поинтересовался он у Никитки.
– Изволит с соискательницей беседовать… – доложился тот.
– Горничной?
– Наверное, так-с… – поддакнул парень, жестом приглашая гостя в дом. – Как только Дарья Арсеньевна освободится, я тотчас доложу о вас. А покуда не желаете ли отведать чаю?..
Никанор разместился на стуле подле стола в небольшой гостиной. Напротив неё как раз располагался кабинет хозяйки, в котором она и принимала соискателей. Калакутская была строга и дотошна: тщательно проверяла рекомендательные письма, если таковые имелись у соискателя, если же нет, то подолгу беседовала с ним.
Никанор успел испить две чашки отменного чаю, как дверь кабинета распахнулась: появилась Дарья Арсеньевна, за ней – девушка лет двадцати.
Гость привстал со стула и слегка поклонился дамам. Девушка слегка улыбнулась, и направилась к выходу. Никанор заметил, что она бледна.
– Ах, Никанор Фёдорович! – воскликнула хозяйка, поправив на носу пенсе. – Как я рада вашему приезду!
Управляющий приблизился к своей пассии, оглянулся и, убедившись, что их никто не видит, приобнял её и произнёс:
– Ох, душа моя, кабы ты знала, как не чаял я тебя увидеть…
На лице хозяйки появилось подобие румянца.
– И я ждала вас с нетерпением… – полепетала она, потеряв свой привычный деловой тон. – Надеюсь, чай вам понравился?
– Как всегда отменный, Дарья Арсеньевна.
Они сели за стол.
– Ну-с, – Калакутская снова обрела уверенный тон и цепким взором смерила Никанора, – я вижу печать забот на вашем челе.
– Да-с… – протянул гость, обдумывая с чего же начать. – Разговор у нас с вами, Дарья Арсеньевна предстоит непростой…
Женщина насторожилась:
– Что-то случилось?
Никанор кивнул.
– Многое, душа моя… Ох, многое… – он снова задумался, как бы получше выразить свои мысли.
Хозяйка не торопила гостя, понимая, что его привело явно важное, а может и щепетильное дело.
– Надобны мне горничная, лакей и две прачки… – начал Никанор.
Калакутская вздёрнула брови.
– Барин женился? – предположила она.
– Да, что ты, душа моя. Помер он в начале мая. Да оставил завещание своим племянникам. Так вот энта саранча в поместье нагрянула… – Никанор снова умолк.
– Понимаю, прислуги не хватает. Подберу вам достойных кандидатов, не сомневайтесь, – заверила Калакутская.
– Это всё так… – неопределённо протянул Никанор и как-то странно подмигнул своей пассии.
Дарья Арсеньевна сразу же поняла: есть некие обстоятельства, о которых Никанор не решается говорить.
– Никанор Фёдорович, мы с вами, слава богу, не первый год знакомы. И всегда доверяли друг другу. Говорите начистоту, можете от меня ничего не скрывать. Наш разговор не выйдёт дальше этой гостиной.
Никанор осмотрелся по сторонам.
– Да-с… – протянул он. – Но лучше бы нам поговорить в кабинете.
– Хорошо, как вам угодно.
Читать бесплатно другие книги:
