Будут неприятности (сборник) Щербакова Галина
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Правда, Женя. Как-то ты все некстати.
ЕВГЕНИЙ. За что и наказывался неоднократно, Зинаида Николаевна. Но что делать – стать у меня такая. Как говорится, от Бога. Хотя народная мудрость гласит: на Бога надейся, однако и не пренебрегай самосовершенствованием.
НИНЕЛЬ. Трепач.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Фу! Да перестаньте вы хоть сейчас. Как вы так жить можете…
ЕВГЕНИЙ. Вот уже больше и не можем.
НИНЕЛЬ. Замолчи. Не сейчас.
ЕВГЕНИЙ. Хорошо, хорошо. Я даже согласен залечить мордуленцию. (Грустно.) Но это же, Неля, ничего не меняет по сути…
НИНЕЛЬ. Тебя надо было ударить по голове, чтобы ты осознал суть.
ЕВГЕНИЙ. Ну, по голове меня били! Кто сейчас не битый? Тут же, мадам, весь вопрос, кто бьет…
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Ну, дурак он, дурак, и мы сами с ним еще потолкуем, объясним ему, что есть что…
ЕВГЕНИЙ. Зачем же портить хорошего человека? Вот так всегда. Заведется в одной большой обыкновенной рядовой семье приличный человек. И давай его все – подчеркиваю, все – перевоспитывать. Зачем, граждане! Пусть живет Вилька! Пусть дерется! Пусть спасает девушек. Один нужен. Хотя бы для сравнения… Для размышления, если хотите…
НИНЕЛЬ. Чтоб умники знали, как не надо поступать?
ЕВГЕНИЙ. Или скорбели, сознавая, как многое им не дано.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Мы вот как раз и решили его поддержать. Понимаем кое-что…
ЕВГЕНИЙ. Правильно. Всякое начинание да будет поддержано. Каждому холостому москвичу невесту из-за хребта. Прекрасный лозунг.
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА (Ивану Федоровичу). Вот так все и будут смеяться над нами.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Спокойно, спокойно. Посмеются и перестанут. Чего нам бояться – мы все правильно делаем. (Евгению.) Ты уж, Женя, не горячись сейчас. Вы потом с Нелей разберетесь. У вас квартира подходит, чего вам делить-то?
ЕВГЕНИЙ. Вот пока нечего…
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Ерунда. Это неразумно.
НИНЕЛЬ (жестко). Отец прав. Хату надо выстроить. Чтоб все-таки было что делить.
ЕВГЕНИЙ. Две диаметрально противоположные концепции. И нет Матвеевны, нет народа, чтоб спросить, как же лучше. Когда есть что делить или когда нету…
НИНЕЛЬ. Уверяю тебя, когда есть…
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Как все на свете нелепо. Нельку растили, когда комната была 16 квадратных метров. Это были хоромы по сравнению с другими, хоть нас там и было пять человек… А Вилька вырос уже здесь. У него сразу была отдельная комната. Нелька такая расчетливая… От детской бедности, что ли? А этот дурак все готов отдать… Всем готов делиться…
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Цены ничему не знает…
ЕВГЕНИЙ. Надо было повесить ценник. (Берется за спинку кресла.) Вот хотя бы здесь. Кресло от немецкого гарнитура. Сорок рублей. Учитывая ожидания и переклички в очереди в любую погоду, доставку посредством шабашников, нервы, потраченные на выбор цвета – зеленый брать гарнитур или красный, – накинуть еще десятку. Выходит – пятьдесят. Но цена – понятие научное. Поэтому надо вычесть стоимость прожженного места (поворачивает кресло вверх ножками). Вы помните, тесть, как тушили сигарету об эту ножку, пока вас не прихватили с поличным?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. При чем тут это?
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Действительно, не пойму…
ЕВГЕНИЙ (аккуратно ставит кресло на место). Итого – сорок пять рублей красная ему цена. Больше никто вам не даст. А меньше не берите. Нет дураков. Каждому предмету и явлению научно обоснованную цену. Чтоб знали, что почем. И не совершали поступков, идущих от незнания опять же цены… Не везли бы никого издалека… Поостереглись бы накладных расходов.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. А между прочим, ты зря тут ехидничаешь над всем этим… В Америке, к примеру, цену деньгам знают.
ЕВГЕНИЙ. А в Китае, между прочим, уже давно не ели риса. Произошло затоваривание палочек. Как быть?
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Я больше не в силах это слушать. Где Наталья? Где Вилька?
ЕВГЕНИЙ. Поглядев на нас, тещеньке захотелось свежих приятных лиц. Аналогичные чувства я всегда испытываю в рыбном магазине. Макрорус, бельдюга, сквама, нототения… И так захочется линя… Вы заметили, что у старых съедобных рыб прекрасные звучные названия? Осетр. Линь. Карп. Почти человек. Ерш – прошу не путать понятий… Сом. Лещ. И так далее.
НИНЕЛЬ. Ценное наблюдение.
Входит Вилька. Осунувшийся. Постаревший. Прежде всего видит Евгения. Кидается к нему.
ВИЛЕН. Как ты себя чувствуешь?
ЕВГЕНИЙ (насмешливо). Вот пришел кот. То есть… линь.
ВИЛЕН (устало). Как всегда, в своем репертуаре.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Он в порядке, Вилька. Не волнуйся. (Горячо.) Клаву не нашел? Поедем сейчас вместе. Разыщем, сынок. И все уладим. Мы тут погорячились зря. Виноваты перед вами. Теперь мы все хотим по-хорошему. Квартиру вам купить поможем. Свадьбу сыграем. По первому классу. В «Арагви». Люди мы, люди, не монстры какие. (Обиженно смотрит на Зинаиду Николаевну.)
Вилен остолбенело слушает. Ничего не понимает.
ВИЛЕН. Господи, о чем это вы? Какая свадьба? В каком «Арагви»? Что это, объясните.
НИНЕЛЬ (насмешливо). Хеппи-энд. Дуракам везет. Или ты не рад?
ЕВГЕНИЙ (будто бы пугаясь). Только спокойно. Без рук. Меня бить за это не надо. Почему-то во все сложные моменты моя физиономия волнует человечество.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ (решительно). Едем, едем!
ВИЛЕН. Куда? (Грустно.) И за чем? Фокус не удался, факир был пьян…
ИВАН ФЕДОРОВИЧ (решительно). Удастся фокус. Не дрейфь, сын. Разыщем Клавдию под землей. (Игриво, бравурно.) Или я не разведчик?
ВИЛЕН. Да негде ее искать! Да и как искать, если человек не хочет, чтоб его нашли… В общем, глупая получилась история…
ЕВГЕНИЙ. Глупая? Так, может, вы, юноша, искренне раскаиваетесь в том, что нанесли мне телесные повреждения? Может, вы действительно желаете попросить у меня прощения? Так валяйте, я готов. Ведь история-то, как вы выразились, глупая! И из-за этой глупой истории один интеллигентный человек расквашивает физиономию другому не менее, а может быть, и более благородному человеку…
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Вот-вот, правильно, Женя. Ты, Вилька, хвост подожми, но, как я гляжу, ты вроде это уже и сделал, и перед Евгением повинись. Он нам тут говорил, что насчет слов он был не прав… Он же у нас, знаешь, какой… красноречивый. Он тут и мне дал по пятое число за то, что я, ты не помнишь, наверное, об кресло сигарету тушил… Было мне от матери…
ВИЛЕН (трет лоб). Правда, что вы все говорите о разном, или это моя голова что-то не очень соображает?
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Об одном, об одном! Это у тебя день был трудный…
ЕВГЕНИЙ (насмешливо). Исправляйся, родственник. Видишь же, что от трудных дней голова только болит…
ВИЛЕН (стучит по лбу). Ей-Богу, как в паутине… Но сейчас, сейчас… Я должен ведь тебе что-то сказать, Женька… А, вот… Ты лучше избей меня, ладно? Привари мне как следует, я буду стоять спокойно, но я не буду у тебя просить прощения… Не могу. И за это, что не могу, извини…
ЗИНАИДА НИКОЛАЕВНА. Господи Боже мой! Бедный мой Вилька!
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Глупо, Вилен, глупо! Не то говоришь, не то…
НИНЕЛЬ (она уходила в комнату, возвращалась, курила, ей уже вроде все равно, что говорят. Что делают, но при последних словах Вилена она поворачивается к Евгению, насмешливо, зло). А это комедия или на самом деле? По твоей изощренной классификации?
ЕВГЕНИЙ (с облегчением). Ура! Вилька существует на самом деле. (Вилену.) Принимаю, старик, твое предложение. Приварю по случаю…
НИНЕЛЬ. А черт вас, ненормальных, разберет!
БАБУШКА (спохватившись). А про Наталью-то забыли? Где девчонка?
ВИЛЕН. Разминулись мы с ней как-то по-дурацкому.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Едем на вокзал. По радио объявим.
ЕВГЕНИЙ (в своей обычной манере). Правильно. Не зря же старались интеллигенты.
ИВАН ФЕДОРОВИЧ. Какие еще интеллигенты?
ЕВГЕНИЙ. Господин Попов и сеньор Маркони. Между ними, помнится, был даже некоторый конфликт. Каждый из них хотел быть первым в поисках девушки в шумном городе. Ведь как-никак – свадьба! В «Арагви». Назло милиционеру…
Занавес.
Картина четвертая
Самая далекая лавочка на платформе. Сидит Клава. Возле нее цыганка. Клава отворачивается от нее, а та все норовит заглянуть ей в глаза.
КЛАВА. Ну, идите, ради Бога. Нет у меня денег.
ЦЫГАНКА. А я прошу? Личико у тебя, красавица, печальное. А я знаю почему.
КЛАВА. И я знаю.
ЦЫГАНКА. А я тебе скажу, что будет завтра. Давай руку. Не обеднеешь, красавица. От полтинника ты счастливей не станешь, а я стану.
КЛАВА (чуть не плача). Ну, идите, пожалуйста. Нет у меня полтинника.
ЦЫГАНКА (весело). Рубль есть!
КЛАВА (достает из сумочки рубль). Только уходите скорей.
ЦЫГАНКА (берет деньги). А дорога тебе, красавица, счастья не принесет. Ты, красавица, степенная. Тебе на месте надо сидеть.
Уходит. С котомками, деревянными чемоданами подходят к лавочке мужчины и женщины. Видимо, расторговавшиеся крестьяне после рынка. У всех завернутые в маленькие бумажки пирожки.
1-я ЖЕНЩИНА. Люблю я московские пирожки. Вот дома у меня такие не получаются.
2-я ЖЕНЩИНА. Их машина печет.
3-я ЖЕНЩИНА. Так что ж, от этого вкуснее, что ли? Ты их час на столе подержи – и никакого вкуса, они потому хорошо идут, что горячие.
МУЖЧИНА (смеется). Это точно. У каждого продукта есть своя лучшая пора. Клубника, на заре сорванная, пирожки горячие, молоко сразу из подойника (видит Клаву, заигрывая), а девушка в семнадцать лет.
4-я ЖЕНЩИНА. Ах, ах! Скажу вот твоей! (Рассматривает Клаву.) А девушка наша, видать, деревенская. Смотри, как сидит. Коленки спрятала. (Клаве.) Вы не городская, девушка?
КЛАВА (растерянно). А что?
4-я ЖЕНЩИНА (довольная). Сразу видно.
1-я ЖЕНЩИНА. Вы ее не слушайте. Ничего не видно. Сейчас все одинаковые.
4-я ЖЕНЩИНА (упрямо). Видно, видно! (Подходит к Клаве.) Или вам это обидно?
КЛАВА. Чего ж на правду обижаться? Какая уж есть!
4-я ЖЕНЩИНА (довольная). И я так считаю. (Принюхивается.) Ах, какой у вас одеколон хороший. Как называется?
КЛАВА. Да нет, что вы, очень плохой. Дешевый. «Нарцисс». Полтора рубля.
1-я ЖЕНЩИНА. Это теперь называется дешевый. Пятнадцать рублей старыми на чистую ерунду.
2-я ЖЕНЩИНА. А я какие-то нерусские видела. Посуда махонькая, а цена 18 рублей.
1-я ЖЕНЩИНА. Сто восемьдесят старыми! Мыслимое ли дело!
3-я ЖЕНЩИНА. Что ты все пересчитываешь? Кто их помнит, твои старые деньги? Вот ей (Клаве) это совсем непонятно. Она тогда дите была.
1-я ЖЕНЩИНА. Все, милая, помнить надо. Все. Чтоб разбираться. А деньги пока не отменили, и что ты там ни говори – а они главное. Бедный – он и есть бедный, и никому он не нужен. А богатый есть богатый во все времена. Значит, деньги считать и уважать надо. Вы куда, барышня, едете?
КЛАВА. Я? В Пермь. У меня поезд ночью.
1-я ЖЕНЩИНА. Далеко! В отпуск приезжали или как?
КЛАВА. Так, проездом.
1-я ЖЕНЩИНА. Вы случайно не слыхали, почем у вас дома продают?
КЛАВА. Дома?
1-я ЖЕНЩИНА. Дома. С усадьбой и без. Или на сруб. Пятистенка с садом, к примеру.
КЛАВА. Я не знаю.
4-я ЖЕНЩИНА. Тебе что, дом нужен? Что, ты уезжаешь, что ли?
1-я ЖЕНЩИНА. Интересно, что почем. У них там, должно быть, дешево, потому что, кто туда поедет? Я слыхала, там много домов заколоченных стоит. А тут-то теснота, а тут-то.
МУЖЧИНА (смеется). Пожалела кума народ, пожалела. Дураки, что уезжают. Там природа богатая и строительство идет большое. Я читал, там где-то нефть открыли.
КЛАВА. В Тюмени это. Это от нас далеко.
МУЖЧИНА. У вас там простор, есть куда человеку податься.
4-я ЖЕНЩИНА. Очень тебе тут тесно.
МУЖЧИНА. Мне ладно. А вот молодым там лучше. (С пафосом.) Необозримая фантастическая перспектива. Размах социалистического строительства и коммунистического движения за труд. Зримое будущее, которое вы своими руками строите. И никто вам не нужен. Чтоб не мешали.
4-я ЖЕНЩИНА. От трепло. Ну, ладно. Поговорили – и хватит. Сейчас электричка подойдет, давайте к хвосту пробираться. (Мужчине.) Бери, бери узлы. (Насмешливо.) Своими руками. Чтоб никто не мешал.
МУЖЧИНА (Клаве). Вот! Разве она поймет человека? А я тоже строил, когда в комсомоле был. По возрасту теперь вышел. Но понимаю, где, что и почему.
КЛАВА (видно, что от всей этой болтовни у нее заболела голова). Да, конечно.
МУЖЧИНА. У меня такие взгляды, я свое протрубил, отдал, так сказать, сполна в молодом возрасте. Теперь я помню и о себе. Честно? Законно? Теперь ваша очередь отдавать все силы, пока не подрастет смена. Это и есть справедливость. Правильно? Человеку даны определенные годы для энтузиазма. В восемнадцать лет я за одно какое-нибудь слово умереть мог и этим был красив, а сейчас мне это и в голову не придет. Правильно я говорю?
КЛАВА. Не знаю!
МУЖЧИНА (убежденно). Знай. Одно кончается, другое приходит. (Игриво.) Ну, чтоб тебе было понятно – как любовь. Первая для вздохов, для душевного щекотания, а потом приходит та, что для жизни.
КЛАВА. Вы идите, вас женщины заругают.
МУЖЧИНА. Пойду! Пойду! А тебе счастливо. Строй там в Тюмени, что надо. Дерзай! Как мы в свое время.
Уходит. Опять возвращается цыганка.
ЦЫГАНКА. Все сидишь, красавица.
КЛАВА (испуганно). У меня больше нет денег.
ЦЫГАНКА. А я у тебя прошу? Ах, какие мы нервные стали! Где твои вещи?
КЛАВА (кричит). И вещей у меня нет. Не крутитесь возле меня!
ЦЫГАНКА (с интересом). Украли, что ли? (С удовольствием.) Ах, как теперь воруют…
КЛАВА. Нет. Не украли.
ЦЫГАНКА. А чего тогда шумишь? Непонятные люди, у них еще ничего не украли, а они шумят.
Уходит. Сталкивается с Наташей.
Дай погадаю, красавица! Что предстоит, что ожидает – все скажу!
НАТАША. Скажите постовому милиционеру. Ему это очень интересно. Он ждет вас на углу.
ЦЫГАНКА. Ай-ай-ай! Какая нервная! Лечиться надо!
Уходит. Наташа внимательно смотрит на Клаву.
НАТАША (тихо, неуверенно). Клава. Мы с Вилькой тебя ищем. Он пошел на Ярославский.
КЛАВА (обрадованна, испуганна, растерянна. Не знает, как вести себя с Наташей). Зачем? Давно ищете?
НАТАША. Да, в общем, нет. Мы вначале пошли по билетным залам. А потом разделились. Зачем ты убежала?
КЛАВА (испуганно). Ты меня не нашла. Слышишь, не нашла! У меня поезд скоро. Осталось немного. Уходи, слышишь, уходи!
НАТАША (гневно). Да как же ты его сейчас бросить можешь? Как? Он из-за тебя в милицию попал, а ты – ходу, да? Красиво, да?
КЛАВА. И с милицией пусть сам выпутывается. Мне ваши метры не нужны. Мне ничего от вас не нужно! И он мне не нужен! Подумаешь, какой хороший. Все его жалеют! И плевать мне на вас. Нет у меня другого платья, и духов других нет. И не цеплялась я ни за кого. Сам звал, сам просил. А у меня разве такой парень был? Разве ему кто был указ? Он ничего не боялся!
НАТАША (горячо). Вилька тоже такой.
КЛАВА. Такой-такой-разэтакий. Жалеют его только все, сопли ему все вытирают…
НАТАША (гневно). Как вам не стыдно!
КЛАВА (по-бабьи, нараспев). Стыд не дым, глаза не ест… Чего ж мне будет стыдно? Пусть он передо мной постыдится, как мне голову заморочил… Дома, говорит, строят. Люди, говорит, хорошие… А вы тут свои площади шагами меряете и боитесь, что кто-то у вас их отнимет.
НАТАША. Не знаю, про что вы… А я про Вильку.
КЛАВА. Что? Что про него-то?
Голос из динамика: «Клавдию Колпакову просят подойти к справочному Казанского вокзала».
КЛАВА (грубо). Ишь как громко орет. Да подите вы все к черту! Нет тут меня! Нету! (С ненавистью смотрит на сжавшуюся растерянную Наташу.) У! (Почти замахивается на нее.) У! Интиллигенты проклятые! (Убегает.)
Наташа растеряна, почти плачет. Выходит, торопясь, 4-я женщина. Смотрит на лавочку, где сидела Клава.
4-я ЖЕНЩИНА (Наташе). Тут девушка такая сидела в широком платье.
НАТАША. Ушла она.
4-я ЖЕНЩИНА. Жаль. У нее ж поезд еще не скоро. (Наташе доверительно.) Я тут по ее совету одеколон купила. «Нарциссом» называется. Очень хорошо пахнет. Вы себе купите. Там в киосочке есть.
НАТАША (непонимающе). Что? О чем вы?
4-я ЖЕНЩИНА (обстоятельно). Девушка тут сидела. Одеколон присоветовала мне купить. Купи, говорит, он дешевый, но очень прекрасный. (Мизинцем мажет Наташе за ушами и брови. Наташа отшатывается.)
НАТАША. Да что вы, зачем? Фу! Я не люблю. Не надо.
4-я ЖЕНЩИНА (радостно смеясь). Да пахнет-то как! Рубль пятьдесят разве деньги? А что раньше это пятнадцать было – кто помнит? Ты вот небось про это и не знаешь. Чего ж поминать? (Уходит.)
Из динамика голос. «Клавдию Колпакову просят подойти к справочному Казанского вокзала».
НАТАША. Рубль пятьдесят было когда-то пятнадцать? (Плачет.) А я и не знала.
ЦЫГАНКА (входит радостно). Видать, только обворовали.
Занавес.
Играем вассу
Пьеса
Действующие лица
КРЮКОВ-ОТЕЦ
КРЮКОВ СЕРГЕЙ НИКОЛАЕВИЧ
КРЮКОВА ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА
НАСТЯ, их дочь
ЭЛЬЗА, домработница
КУБИЧ, ответственный работник, сослуживец Крюкова
ВОЛОДЯ, сосед, друг детства Насти
ТОЛИК, шофер
ВЕРА, дочь Кубича
Действие первое
Довольно поздний вечер. Сцена представляет собой холл богатой современной квартиры в доме для избранных. Огромное зеркало в дорогой раме. Стереосистема. Бар. Низкие кресла. Входная дверь, оформленная в стиль рамы, кресел. Очень странно выглядят здесь большие фотографии Пашенной, Бирман и Чуриковой в роли Вассы Железновой. Это, наверное, оттого, что они черно-белые, тогда как все остальное здесь в насыщенном, ярком, можно сказать, аппетитном цвете. Холл хочется лизнуть языком, откусить от него кусочек. То ли так задумано, то ли просчет. Неясно. Из холла в недра квартиры ведут арочные проходы.
На кресле-каталке въезжает Крюков-отец. Он в защитном френче. Из-под пледа торчат блестящие сапоги. Он ловко, даже как-то спортивно ездит по холлу. Видимо, и мебель расставлена так, чтоб ему было удобно виражировать, что он и делает. В руке у него не то штык, не то стек, не то школьная указка. Он им манипулирует, если хочет достигнуть того расстояния, до которого не докатишься. Возможно, на конце штыка-стека есть крючочек. Может, бомбошечка. Во всяком случае, он способен и мягко включить магнитофон, и подтащить к себе книгу с полки. Короче, это хорошо экипированный паралитик. Прокатившись туда-сюда, прислушавшись к жизни квартиры, Крюков-отец включает телевизор. Какое-то время слушает.
КРЮКОВ-ОТЕЦ (с ненавистью выключает). Сволота недобитая… Слов они не понимают… Поймут тринитротолуол… Я им сделаю фейерверк. Этой зажиревшей твари… Они у меня умоются кровью… Все вы у меня под колпаком были, есть и будете!
Достает из-под пледа маленький магнитофон, меняет в нем кассету, включает и всовывает на полку за какие-то безделушки. Подъезжает к входной двери и резко открывает ее. Под дверью стоит Володя. Это странный юноша. С непропорционально большой головой, с приподнятым плечом, некрасивый, нескладный.
ВОЛОДЯ (виновато). Я ведь не звонил…
КРЮКОВ-ОТЕЦ (гордо). Я чувствую, когда за дверью прячутся…
ВОЛОДЯ. Я не прячусь… Я только подошел…
КРЮКОВ-ОТЕЦ. У меня чутье – во!
ВОЛОДЯ. Я понял… Насти нет? Нет… Я пойду…
КРЮКОВ-ОТЕЦ. Иди, иди… Придешь, посмотри на себя в зеркало…
ВОЛОДЯ. Не знаю, как с вами себя вести… (Уходит.)
Старик заглядывает в проем двери, где тихо ходят лифты. Жадно, страстно слушает тишину подъезда. Где-то звенит звонок. Прогремел мусоропровод. Включили музыку.
КРЮКОВ-ОТЕЦ (почти выехал из квартиры, кричит в темноту). Бляди!
Из глубины квартиры входит Крюков-сын. Ему «вокруг» пятидесяти. Он упитан до необходимости носить подтяжки. Сейчас он сверху голый (кроме подтяжек), брюки на нем дорогие. Идеально сшитые.
КРЮКОВ (строго). Батя! Не шуми!
КРЮКОВ-ОТЕЦ (разворачивается на колесиках). Все погубили! Все! Первыми под слом и пойдете! А как же? Закон природы.
КРЮКОВ. Кто-то приходил?
КРЮКОВ-ОТЕЦ. Калека…
КРЮКОВ. Это называется в своем глазу бревно…
КРЮКОВ-ОТЕЦ (криком). Не равняй нас! Я старый… Раненый… А он от роду…
КРЮКОВ. Значит, не виноват.
КРЮКОВ-ОТЕЦ. Гниль рожаете! Гниль! (Ловко подрулив, ударяет сына.)
КРЮКОВ (зло). Ты спятил, батя?
КРЮКОВ-ОТЕЦ. Еще мало. Вам всем! За все! (Уезжает.)
КРЮКОВ (потирая место, по которому попал отец). Старый маразматик…
Из глубины квартиры идет Эльза. Она тоже потирает руку.
ЭЛЬЗА. Как будто его черт водит.
КРЮКОВ. Опять в ЦК будет писать. Он перед этим всегда матерится и дерется.
ЭЛЬЗА. Мне плевать, куда он будет писать, а вот то, что он дерется…
КРЮКОВ. Перестань. За это тебе приплачивают. А мне вот нет. (Смеется.) Силы в нем еще невпроворот. Его бы на здоровые ноги…
ЭЛЬЗА. В танк бы его. И на полную скорость! И в заданном направлении!
КРЮКОВ (с уважением). Старая гвардия… Что – да, то – да…
ЭЛЬЗА. В этом году он написал двести сорок семь писем… Это только туда! (Показывает на потолок.)
КРЮКОВ. А количество ответов совпадает?
Читать бесплатно другие книги:
