Сердце разбитой кометы Луганцева Татьяна
– Давай отнесем ее ко мне в мастерскую, – предложил Никита.
Сказано – сделано, и вся троица отправилась в мансардный этаж, где располагалась мастерская художника.
Картину водрузили на мольберт, и Никита, вооружившись лупой и маленьким скальпелем, принялся ее рассматривать.
– Ты только не порть! – предупредила Антонина.
– Я постараюсь, – фыркнул Никита, – а вы сядьте на диванчик и не мешайте мне.
Они подчинились. Через несколько минут Никита вынес свой вердикт:
– Картина – дерьмо! Извините.
– Да можешь не извиняться, я в этом ничего не понимаю, – ответила Антонина. – Купила спьяну.
– Я был прав, картина фиговая! – отметил Трофим.
– Вы меня выслушайте до конца! Раз уж разбудили. Геннадий Альфредович звонил мне по поводу нее и сказал, что на его мнимых похоронах произошла ошибка. На продажу были выставлены только эротические картины. Одна картина, а именно пейзаж, была выставлена просто так, чтобы все понимали, что Геннадий рисует не только голых баб, но и кое-что другое умеет. Организатор чего-то не понял, а может, тоже перепил, и продал пейзаж. Сам Геннадий Альфредович лежал в гробу и не мог этого заметить и проконтролировать. И вот он пытался узнать, кто этот самый пейзажик приобрел.
– А ты? – спросила Тоня, с интересом глядя на полотно.
– Что я? Я сказал, что ты живешь у меня в отеле. Он еще уточнял, точно ли картина еще не ушла? Я ответил, что если ты не уехала, значит, и картина у тебя. Он волновался по этому поводу, я как-то и забыл… – почесал затылок Никита.
– А чего он так переживал? Ведь картина-то самая заурядная, – ухмыльнулся Трофим.
– Всегда ты впереди паровоза бежишь… Я не договорил, эта картина написана поверх другого полотна. Возможно, что дело в этом.
– Ну, теперь-то все понятно! Наверняка под этой картиной спрятано произведение какого-нибудь известного художника. Я про такое слышала, – сказала Антонина.
– Про такое все слышали, – согласился Никита.
– А Никита сейчас нам и скажет, верно это предположение или нет, – обратился к нему Трофим.
– Никита сейчас ничего не скажет, – заговорил Никита о себе почему-то в третьем лице. – Никита спать хочет – раз! Никита именно в этом не специалист, он – художник, – два! А здесь даже не реставраторы нужны, а специальные люди. Работа очень кропотливая, сложная и небыстрая. Если там что-то ценное, снимая этот верхний слой, я могу нанести непоправимый вред записанному полотну. Это понятно?
– А вот хотелось бы побыстрее. Может, найдешь кого прямо сейчас? – не сдавался Трофим. – Деньги не проблема.
– Деньги не все решают. Но я попробую позвонить кое-кому. Ты же все равно не отстанешь.
– Давай, дорогой!
– Да ну тебя! – мягко послал его Никита, но просьбу выполнил.
Через час в мастерскую приехала пожилая женщина в очках с толстыми стеклами. А вместе с ней двое молодых людей с сундучками, полными инструментов и реактивов. Никто из них не ругался, что их разбудили посреди ночи, наоборот, действовали молча, четко и быстро, словно реанимационная бригада. И, похоже, были довольны происходящим.
– Предметы искусства ждать не могут, – сказала женщина, представившаяся Ольгой Максимовной. – Каждая секунда дорога.
– Да они столетиями висят и ждут, – не согласился Никита.
– Вы не представляете! Если мы сейчас найдем шедевр, который давно считался утерянным, так это же будет настоящая сенсация. Ради этого можно и подняться ночью разок с постели, – кивнула Ольга Максимовна.
«Мне бы ее уверенность», – подумала Тоня.
– Сколько вам понадобится времени? – спросил Трофим.
Но ответить Ольга Максимовна не успела, ее окликнул один из помощников:
– Ольга Максимовна, замазано варварски, – сказал он.
– А… Так это мы быстро снимем, – сказала она.
– Действуйте, а то они мне жизни не дадут! – попросил Никита и кивнул в сторону Трофима и Тони.
Трофим подошел к окну и закурил.
– А для чего Геннадию Альфредовичу понадобилась эта маскировка? Он же был директором музея, висела бы у него и висела, – поинтересовалась Антонина.
– Скорее всего, эта картина не была зарегистрирована. И приобрел он ее нелегальным способом. Никто про нее не знал. А если она ценная, так может стоить целое состояние. А закамуфлировал он ее под пейзаж, видимо, затем, чтобы спокойно вынести из музея. Думаю, за ней Геннадий Альфредович и приходил. Все встало на свои места, – произнес Трофим.
– Работа затянется до утра, – сказал один из парней, – так что можете пока идти отдыхать.
– Вернемся в постель, – предложил Антонине Трофим, многообещающе посмотрев на нее, и она больше ни о чем и думать не могла.
Глава 18
Утром Антонину разбудил аромат свежесваренного кофе и поцелуй Трофима. И то и другое было восхитительно.
– Я завтрак в номер заказал, – пояснил Трофим. – Ты не против? Понежимся еще.
– С удовольствием, а то ночью плохо спали.
– Я вообще с тобой плохо сплю. С такими женщинами не спят, их любят, – улыбнулся Трофим.
Антонина скользнула взглядом по столу с включенным компьютером.
– Ты опять работал?
– Я на финише, и меня это радует.
– А я за тебя радуюсь, ты весь светишься, – отметила Антонина, беря в руки фарфоровую чашку с кофе.
– Я не только из-за своих расчетов так радуюсь. Это и ты тому виной. Мне очень комфортно с тобой, я впервые по-настоящему отдыхаю. Словно бежал, бежал и наконец остановился. Удивительно. Это как попасть в оазис в пустыне, когда этого уже и не ждешь.
– Не сглазь, – ответила Антонина. – Надо узнать, какой шедевр вынес Геннадий Альфредович из своего музея.
– А… Это… Долго спишь, красавица. Результаты уже есть, – встрепенулся Трофим, – и они очень странные.
– Не томи, – с интересом посмотрела на него Антонина.
– Под пейзажем действительно есть другая картина – и она тоже не представляет ни малейшего интереса, – пояснил Трофим, заметив недоуменный взгляд Антонины.
– Как это? Тоже работа Геннадия Альфредовича?
– Нет, работа не его, а неизвестного художника восемнадцатого века. Портрет императрицы.
– Вот как! Старая живопись всегда в цене!
– Тоня, полотно старое, а на нем ученическая мазня.
– Удивительно.
– Зачем Геннадию Альфредовичу понадобилось это полотно? Он же не был дилетантом, это точно! И не мог ошибиться и принять фуфло за ценность. Не мог! Но картина ему явно была нужна, – Трофим взлохматил волосы. – Загадка!
– И если он пришел за ней, за картиной, и его убили в моем номере, то убийца явно не знал о ценности этой картины, раз не забрал ее с собой, – сказала Антонина.
Через час к ним в номер пришел один из молодых экспертов, всю ночь трудившихся над полотном.
– Закончили? – спросил Трофим.
– Да. Официальное заключение будет чуть позже, а так, как говорится, пусто-пусто, – ответил парень.
– Обидно, – вздохнул Трофим.
– Одна небольшая странность… – добавил парень, и Трофим сразу же зацепился за это.
– Говори, не томи!
– На портрете императрицы в одном месте есть след еще одного масляного слоя.
– А вот это интересно! Поподробнее! – попросил Трофим.
– Вещь удивительная, и я бы даже сказал, непонятная. Представляете, корона была перерисована, – ответил парень.
– Вот думаю, что в этом и есть секрет, – зажглись глаза у Трофима.
– Никакого секрета. На первый взгляд они идентичны, – улыбнулся парень. – Мы так и не поняли, для чего это было сделано. Если кому-то не понравилась корона, то зачем рисовать точно такую же?
– Так похожи? – удивилась Тоня.
– Абсолютно! Просто камень в камень! Цвет в цвет!
– А запись старинная? – спросил Трофим.
– Нет, современная. Ну и сверху пейзаж Геннадия Альфредовича.
– А вы уничтожили новый слой короны? Нельзя сравнить? – спросил Трофим.
– В принципе да, оставили лишь небольшой фрагмент. Но все было тщательно сфотографировано, могу скинуть вам на компьютер, сами посмотрите. Один в один… – сказал эксперт.
Как и обещал, молодой человек прислал фотографии короны, и Тоня с Трофимом принялись сравнивать короны.
– Правда, одинаковые, – удивилась Антонина. – На самом деле, смысл тогда зарисовывать одну корону другой, но такой же? Может, кто-то тренировался писать короны? И решил сначала вот на оригинале? Это как в детской раскраске, – предположила она. – Может, Геннадий что-то подделывал? Тренировался на этой работе и потом замазал, чтобы никто никогда не догадался, что он занимался подделками?
– Может быть… Но я думаю, что не все так просто… Здесь какая-то головоломка, – не сдавался Трофим, полностью погружаясь в созерцание и сравнение корон. Он не мог оторваться от экрана.
– Ты бы делом занялся, – робко напомнила ему Антонина.
– Подожди немного. Потом пойдем прогуляемся. Романтический город, романтическое настроение, – откликнулся Трофим.
Но романтики не получилось, потому что в номер нагрянули Никита и подполковник Соловей.
– У нас новые сведения для вас, – вздохнул следователь, – по поводу умершего в музее бандита.
– Это который схватил меня и упал как подкошенный? – уточнила Антонина.
– Именно! Вскрытие показало, что умер он от того же яда, каким отравили девушек в поезде и отеле, – произнес Максим Юрьевич.
– Этим же ядом? Но как? – отозвался Трофим.
– А последняя, кто до него дотрагивался, были вы, – посмотрел следователь на Антонину.
– Минуточку! Это не я до него дотрагивалась, это он меня схватил! И я их не вызывала грабить музей!
– Антонина, сожалею. Но между этими тремя трупами связь одна, и это – вы! – вздохнул Максим Юрьевич. – Поэтому и яд этот может быть только у вас!
– У меня? Здравствуйте, приехали! У меня нет никакого яда! – оторопела Тоня.
– Вы в чем ее обвиняете? – заступился Трофим. – Что у госпожи Белоярцевой есть какой-то неизвестный науке яд? Это же полный бред!
– Все может быть в этом мире. Вы бы поработали с мое следователем, весьма бы удивились извращениям и ухищрениям, на которые идут преступники.
– Я сценарист, а не специалистка по ядам, и даже не химик! – защищалась Антонина.
– Ему сделали укол с ядом в кисть. Чем вы укололи его, Антонина? – Взгляд следователя не сулил ничего хорошего.
– Я? Клянусь, ничем не колола! – У Тони от возмущения даже дыхание сперло.
– Буду вынужден вас задержать, – пригрозил Максим Юрьевич.
– Господи! За что?
– Не волнуйся, Тоня! Я все сделаю, чтобы вытащить тебя, – шагнул вперед Трофим.
– Мне бы адвоката, – задрожала Антонина.
– Тебе он не понадобится, я не дам тебя в обиду! Но если надо, я найму самого лучшего, – пообещал Трофим.
– Пройдемте со мной, – обратился к Антонине Максим Юрьевич.
Бедняжка чуть не потеряла сознание, вспомнив поговорку «От тюрьмы и от сумы не зарекайся». И главное – так неожиданно и несправедливо…
Глава 19
Тихим питерским вечером на улице послышались шаги одинокого пешехода. Трофим Данилович Потемкин, известный всему миру ученый-физик, направлялся из отеля в художественный музей. Он шел поговорить с Валентиной Петровной.
Пожилая дама расположилась в кабинете директора в уютном кресле Геннадия Альфредовича. Черная одежда подчеркивала ее траурное настроение.
– Здравствуйте, Валентина Петровна.
– Здравствуй, Трофим, – грустно кивнула она. – Какими судьбами? Садись, пожалуйста.
– Зашел узнать, как дела? Что с музеем после потери кормильца, то есть хозяина? И так было нехорошо, насколько дошли слухи… – Трофим устроился в кресле напротив.
– Плохо все, ничего больше не имеет смысла, – ответила Валентина Петровна. – Музей отойдет пока государству, а затем уж на аукцион. Может, найдется бизнесмен, который захочет взять это хозяйство под свое крыло. А мне вот Гену хоронить. И больше ничего и не надо, – Валентина Петровна промокнула платочком заплаканные глаза.
– Я смотрю, вы сломались? Жизнь потеряла смысл? Так, может, не стоило убивать любовь всей своей жизни? Перегнули палку? – спросил Трофим, закидывая ногу на ногу.
После весьма продолжительной паузы Валентина Петровна спросила:
– Ты о чем? Какую любовь я убила? Что за тон, Трофим? Ты в своем уме?
– Да, я в своем уме, можете не беспокоиться. Я о Геннадии Альфредовиче. Уверен, это вы убили его, воткнув булавку ему в шею. Отомстили за обиды, разочарование, ревность. Да-да, именно так! Вы завоевывали его всю жизнь, по частицам, по крупицам, все время старались находиться рядом. Были в курсе его пылких влюбленностей и мимолетных увлечений, внушали себе, что вам все равно. Психологическая пытка длилась годами. Вы оставались рядом, имея только надежду на то, что когда-нибудь этот человек все же достанется вам, что он оценит и поймет, что всю жизнь любил только вас! И когда этому было осуществиться, как не в старости? Когда уже утихли страсти, переоценены ценности. И вдруг Геннадий Альфредович заявляет, что влюблен в молоденькую актрису, что без ума от нее и даже хочет ей все завещать. Что вы могли почувствовать в тот момент? Думаю, ничего хорошего. Вы поняли, что он неисправим, поняли, что влюблен серьезно, может быть, последней любовью, и опять в недостойную вертихвостку. И, самое страшное, до вас наконец-таки дошло, что при любом раскладе вы ему не нужны. А тут вы еще узнаете, что он пошел в отель к вашей новой знакомой, и глаза у Геннадия Альфредовича блестели, как в старые добрые времена. И вы понеслись за ним… нет, не уличить его в измене, а убедить его, что все его девки – шелуха! Что только вы – его настоящий партнер по жизни! Я знаю даже, что вы вошли не с парадного входа, а с черного, там такой старый, допотопный музейный замок. Думаю, в музее вы легко нашли ключи от этого замка. Уж что он вам сказал в номере, я не знаю, могу только догадываться. Наверное, ничего хорошего, – Трофим вытащил пачку сигарет, но не закурил. – Думаю, он просто посмеялся над старухой, его это забавляло.
Валентина Петровна смотрела на Трофима странным потухшим взглядом.
– Ты прав, умный мальчик. Он посмеялся надо мной и назвал старой обезьяной, которой давно следует прекратить ревновать его. И сказал, если я и дальше буду на него давить, он выгонит меня с работы. А еще добавил, что все равно добьется Светланы, потому что она секси.
– Это обидно слышать, – кивнул Трофим, удивленный, что Валентина Петровна так быстро призналась.
– А вы, молодой человек, не просто физик, вы явно лирик. Так все ярко представили! Я как будто еще раз участвовала во всем этом, все увидела своими глазами со стороны. После его обидных слов у меня перед глазами все поплыло, просто кровь бросилась в голову, и я так… – она прикоснулась к шее, где был шарфик с булавкой, и сделала жест рукой, словно повторяла свои действия. – И я, молодой человек, очень пожалела об этом. У меня вся жизнь была связана этим мужчиной. Хорошо ли, плохо ли, но вся жизнь…. И когда его не стало, я поняла, что и моей жизни пришел конец. Теперь мне все равно, что будет со мной. Долго мне все равно не протянуть, я это чувствую, знаю.
Старческая худая рука Валентины Петровны потянулась к пачке сигарет Трофима. Она вытянула одну, он любезно дал ей прикурить от своей зажигалки.
– Ты – симпатичный молодой мужчина, лично тебе я не хотела вредить. Я всего лишь хотела помочь спасти наш музей, ну и быть вместе с Геннадием. Если бы музей закрыли, я бы его больше никогда не увидела, ведь только на работе и встречались. Я видела, как он страдает, и очень хотела ему помочь. Я ради любви все это…
– Я знаю, и другие убийства по нелепости совершили вы, – кивнул Трофим.
– Как хорошо ты изъясняешься. Нелепые убийства – именно так их можно назвать, – засмеялась она. – Вся моя жизнь – сплошная нелепость.
– Все это было направлено против Антонины, а она ведь вам ничего плохого не сделала, очень алчная у вас любовь получается, – произнес Трофим.
– Она тоже милейшая девушка, совершенно верно. Вы оба очень хорошие люди. Просто для меня было важно сохранить музей, а для этого нужны были деньги…
– И как вы вышли на меня? – спросил Трофим.
– Нашлись люди, похоже, иностранцы. Они сказали мне, что за огромные деньги готовы выкупить у меня данные из компьютера одного молодого ученого, который частенько останавливается в отеле напротив нашего музея. Почему они вышли на меня? Непонятно… Я очень словоохотливая, располагающая к себе, может, видели, что мы знакомы и мне легко будет подобраться к тебе… Были сведения, что одна молодая дама повезет нужную информацию из Москвы в Петербург. Мне сообщили и время отправления поезда, и купе. Я решила действовать в пути, чтобы максимально отвести подозрения от места своей работы, от Геннадия. Я отравила ту девушку, уколов ее ядом, после обшарила ее сумку, но не нашла никаких электронных носителей информации. Только потом я узнала, что девушка оказалась другой. Ведь когда я попросила перевести в мое купе женщину, я, старая моя голова, не подумала, что она именно та, кто мне нужен. Поняв, что совершила ошибку, я решила исправить ситуацию в отеле. Растерялась я, понимаешь? Первый раз на убийство решилась… Конечно, к тому моменту я уже знала, как выглядит женщина, которую я должна убить, уже знала Тоню в лицо. И мне было тяжело… Одно дело – убивать незнакомого человека и совсем другое – человека, с которым поговорила, попила чаю, посмеялась и поняла, что девушка хорошая и едет к своей любви.
– Вы у меня сейчас слезу выбьете, – мрачно ответил Трофим. – Ваша любовь, я так понимаю, была превыше всего и требовала жертв?
– Да, это так, и в этом я не сомневалась. Но в номере было очень темно, и я не рассматривала, почему-то была уверена, что уж в номер ее заселили правильно, вот и убила опять не ту. Может, в моем возрасте уже поздно становиться убийцей? – спросила она то ли сама себя, то ли Трофима.
– А третья попытка для чего нужна была? – поинтересовался Трофим, не отвечая на ее глупый вопрос. – Вошли в раж? Не смогли остановиться?
– Совершенно верно. Как-то обидно стало. Два трупа на мне, и ни одного нужного. Как два выстрела и ни одного попадания.
– И вы решили разыграть этот спектакль с переодеванием? – уточнил он. – И не забыли о старинных украшениях?
– Именно. Какой же вы догадливый, – прищурилась она.
– Если у человека на руке след от укола, а до этого он схватил женщину за руку и упал замертво, а женщина эта утверждает, что никаких уколов ему не делала, и я ей верю… Что тогда получается? Что в руке этой женщины что-то было. Антонина рассказала мне, что вы надели ей на палец какой-то старинный перстень. И мы нашли этот перстень, вы не поверите… Он весьма интересен.
– Да что вы? Когда же это вы все успеваете, молодой человек? – сузила глаза Валентина Петровна, понимая свою дальнейшую судьбу.
– Да, в сейфе нашли, Антонина его опознала. В нем секрет есть – выдвигающийся механизм в виде иглы, туда яд налить можно. И тогда при крепком рукопожатии обладатель этого чудо-перстня сможет убивать своих оппонентов. Интересная штучка. Я бы назвал это оружием.
– Интересная, необычная, – как эхо повторила Валентина Петровна.
– Вы надеялись, что по незнанию и по неосторожности Тоня сама себя уколет, и все.
– Надеялась, – вздохнула она. – У нее очень хороший ангел-хранитель… Никак было не убить.
– А яд, который вы так ловко разбрызгиваете вокруг себя, словно ядовитая паучиха, тоже из восемнадцатого века? Наверное, нашли в одной из таких штучек с секретом? Поэтому современные эксперты мучаются над составом? Скорее всего, в наше время уже нет таких ингредиентов. Не поделитесь рецептом? Или дайте хоть одну капельку, а то в человеческом теле он так быстро разлагается, что состав понять невозможно.
– А ты все за науку радеешь? То за физику, теперь за химию. Нет, милый, израсходовала я весь старинный яд. Последняя капля Антонине в перстень ушла, и без результата. Канул в Лету этот яд, а может, оно и к лучшему?
Трофим закурил.
– И стоило ни в чем не повинных людей так вот убивать?
– Говорю же… Надо было спасти музей и Гену. Тогда бы он посмотрел на меня другими глазами… Может быть…
– Так вы не знаете, что Геннадий Альфредович давно позаботился о своем благосостоянии? Видно, вас он в свои планы не посвятил, – сказал Трофим.
– Что ты имеешь в виду? – напряглась Валентина Петровна.
– Вы вот старались для него, а он, опытный антиквар, давно нашел картину неизвестного автора, на которой изображена императрица. Картина так себе, ценности особой не представляет. Дело в другом. Разглядел Геннадий Альфредович в ее короне один интересный камушек. Все камни как камни, а один – изумруд с камеей. Заметить это было сложно, но Геннадий заметил, и я, ваш покорный слуга, тоже. И тут в музей сдают коллекцию камей. Геннадий Альфредович не верит своим глазам, но в одной камее он узнает ту, с портрета. Он оставляет камею в коллекции, потому что без знания родословной это просто дорогой камень. Но корону на портрете на всякий случай перерисовал. Но и этого Борису Альфредовичу показалось мало, когда он узнал реальную стоимость этого украшения – миллион долларов. Он замалевал портрет пейзажем. По случайности эта картина была продана Антонине. И он пришел к ней не за блудом, как вы решили, а за картиной. А вы его из-за своей бабьей обиды там и убрали. А камея в миллион долларов осталась у вас в музее. На деньги, вырученные от ее продажи, он хотел порезвиться со Светланой, – закончил свой рассказ Трофим.
Сказать, что воцарилось тягостное молчание, ничего не сказать… Словно воздух сгустился и стало нечем дышать.
– Аминь. Значит, так тому и суждено было быть. Я теперь ни о чем не жалею, – тихо сказала Валентина Петровна. – Я ему доверяла как самой себе, а он… так ничего и не понял. Миллион долларов… С ума сойти, а я пошла на такие преступления ради того, чтобы вытащить любимого из долговой ямы. Ирония судьбы.
– Скорее всего, ваше сумасшествие, – поправил ее Трофим и вышел из кабинета.
Их разговор записывался, и после ухода Трофима в кабинет вошли люди в строгих костюмах и занялись пожилой женщиной. Она не сопротивлялась, а, наоборот, как могла, стала помогать следствию.
А еще через какое-то время Трофим сделал Антонине предложение руки и сердца. Больше ничто не мешало их счастью. Тоня не была оригинальна в своем решении:
– Не надейся услышать что-то кроме «да»! – заявила она.
– Я счастлив. Больше скажу, мы с тобой будем вместе вечно, до конца наших дней. Ты – мой человек, я это понял совершенно точно!
– А долго ли будет длиться наше счастье? – спросила Тоня, готовая пережить еще раз все эти муки, только чтобы все привело к счастливому концу.
– Долго… Бесконечно… Я рассчитал, метеорит растворится в бесконечном пространстве, я ручаюсь за это… погрешность – ноль, – ответил Трофим.
– Господи! Угроза устранена? – ахнула Тоня, которая даже спрашивать его не хотела об этом, чтобы лишний раз не нервировать.
– Совершенно верно. Абсолютно устранена! – кивнул уставший Трофим, словно он остановил метеорит вручную, приложив невиданные физические силы.
– Ты гений! – потрепала она его по волосам.
– Да, я такой, – улыбнулся он. – Но хочу сказать, что ты мне замечательно помогла. Я всегда относился к своим обязанностям несколько халатно. И вот впервые захотел сделать что-то лично для тебя, для себя, чтобы жить и любить не абстрактно, а по-настоящему. Твоя любовь помогла мне завершить начатое, кажется, именно этого звена и не хватало, – сказал Трофим, привлекая Тоню к себе.
Жаркий поцелуй ожег ее уста, у Тони закружилась от счастья голова. Она подняла глаза к небу, по которому неслись легкие перистые облака, и счастливо вздохнула – эта небесная высь уже не несла никакой угрозы, хотелось полететь к звездам, в бескрайнее манящее пространство… И если человеческая глупость и подлость способны убить в человеке самые светлые надежды и погасить свет в его глазах, то возвышенное чувство, напротив, помогает ему воспарить к небесам и совершить необыкновенные подвиги во имя такой земной и такой божественной любви…