Черный PR (сборник) Шпакович Ольга

– Бросьте! У каждого порядочного человека найдется что-то компрометирующее. Ничего не было только у Христа, но он Бог, а Илья – человек. Да, замечательный, но все же человек, со своими слабостями, ошибками… Поработайте над этим! Да, это не так легко, как встречу в детском доме снять, но я все оплачу. Или слабо? Если слабо, скажите прямо, я не обижусь.

Печенкин вскользь взглянул на Дашу и отвернулся. Даша опустила голову, рассеянно отрывая от кисти виноград. Наконец она подняла голову:

– Я готова.

– В самом деле? – оживился Аркадий.

– Да. Мне это интересно как профессионалу.

– Ну и чудненько. Останетесь довольны.

Глава 3

Пока Добровольский утверждал медиаплан, Даша занималась своей непосредственной работой в РКС – выезжала в командировки снимать «заказухи», как презрительно называли рекламные фильмы творческие работники.

Боевое крещение Даша получила с Аллой. Съемочная группа сформировалась из менеджера – Аллы, автора – Даши, а вот режиссером к ним напросился Вася Карманов, которому захотелось развеяться, а кстати, и класс показать – поучить, как надо делать рекламные фильмы. Соответственно, оператором он взял своего любимца Егора Бахтина. Им предстояло снять десятиминутный заказной фильм о далеком степном хозяйстве. Клиент попался не особо богатый, у Аллы крупные клиенты не водились.

В восемь утра загрузились в «Волгу», за рулем которой был РКС-овский водитель Паша. Рядом с ним уселся Вася, на заднее сиденье втиснулись девушки и Егор. Черноглазый Егорка давно нравился Даше, еще со времен проекта, над которым они вместе работали. Ей нравилось в нем все: темные ресницы, длинная челка, которую он откидывал небрежным движением, обольстительная улыбка… Но в то время она была очарована Гориным, поглощена бурным развитием их отношений. Сейчас, когда Горин побежден, а нимб вокруг его умного лба потускнел, она с грустью думала: как же она ошиблась в нем! Она не любила проигравших. Мужчина должен быть победителем, он должен идти по жизни, высоко вскинув гордую голову, как прежний Игорь Горин. Еще месяц назад оператор Бахтин выглядел бледно рядом с могущественным генеральным директором, который теперь обретается где-то в статусе безработного.

Егор сел рядом, их колени соприкоснулись, и это приятно взволновало Дашу.

– Ну, с Богом! – выдохнул Паша, и «Волга», лихо выехав с территории телекомпании, взяла курс на юг.

В пункт назначения приехали после обеда. При въезде в поселок притормозили. Надо было оглядеться, сообразить, а лучше спросить, куда ехать, где находится администрация. Вышли из машины. Перед ними уходила в пасмурную серую даль узкая улица, ухабистая, с черной землей, не просохшей после растаявшего снега. Низкие черные избы за косыми заборами, дым из труб низко стелется, нигде никого… Но вот в дальнем конце улицы показались люди: целая процессия, она медленно приближалась. Что-то зловещее было в надвигающейся на них толпе молчавших черных людей.

– Да это похороны! – воскликнул Вася.

Теперь, когда толпа достаточно приблизилась, все увидели, что это действительно похоронная процессия: над головами впереди идущих плыл красный гроб, неровно качающийся и вздрагивающий от их неслаженного шага. В гробу лежал труп, длинные волосы которого развевались под порывами холодного, колючего ветра. Съемочная группа, только что хохотавшая в машине, оцепенела от представшего перед ними зрелища. Но вот впереди идущие поравнялись с ними, остановились. Гроб замер. Приезжих рассматривали с тупым, настороженным вниманием.

– Здравствуйте! – придавленным голосом поздоровался Вася, стаскивая с головы кожаную кепку. – Мы – телевидение. Не подскажете, как проехать к администрации?

– Езжайте прямо, там улица в площадь упирается, а на площади администрация.

Процессия, удовлетворив свое любопытство, двинулась дальше. Съемочная группа погрузилась в машину и медленно, подпрыгивая на ухабах, поехала в указанном направлении.

Вскоре они выехали на маленькую площадь, типичную для сотен поселков: со зданием администрации под триколором, с памятником павшим в Великой отечественной, облупившимся, но с неизменными цветочками, сиротливо приткнутыми у ног застывших в бронзе защитников. В машине оставили Пашу, сами же прошли сначала через сени с запахом плесени, затем по скрипучему темному коридору мимо запертых дверей. Внимательно вглядывались в надписи на прибитых к дверям табличках. Перед крайней дверью остановились: «Председатель». Подергали ручку – закрыто, постучали – никого. Съемочная группа растерянно топталась на месте.

– Алла, куда ты нас привезла?

Накалявшуюся атмосферу разрядил стук входных дверей, послышались уверенные торопливые шаги. И вот перед ними предстал высокий сутулый мужчина средних лет с усталым бледным лицом и редкими серыми волосами.

– Извините. У нас тут… печальное событие. Примкнул, так сказать, к процессии. Люди сказали, что приехало телевидение, администрацию ищет. Я прямиком сюда.

– Василий Иванович? – уточнила Алла.

– Да, он самый к вашим услугам.

– Я Алла Петрова, менеджер ГТРК, это вы со мной общались.

– Очень приятно.

– Я – главный режиссер Василий Карманов, – приосанился Вася. – Это – наш редактор Дарья Волкова, оператор Егор Бахтин. В машине у нас водитель Павел.

– Да что ж мы стоим здесь, сейчас я кабинет открою.

Глава местной администрации вынул из кармана ключ, открыл дверь, гостеприимным жестом пригласил войти. Телевизионщики очутились в кабинете, отчаянно нуждавшемся в ремонте: с топорщившимися клочьями оторванного линолеума неопределенного грязно-бежевого цвета, с желтыми в сальных пятнах обоями, с облупившейся мебелью. Съемочная группа разместилась на деревянных стульях, причем стул под плотным Васей пискнул и подломился одной ножкой, режиссер вовремя успел вскочить. Глава густо покраснел.

– Извините, руки не доходят до элементарного ремонта… Да и денег особо нет. И тем не менее мы приняли решение заказать фильм на десять минут о нашем селе, о предприятиях, которые у нас есть, а главное, о людях… Скажу откровенно, у людей опускаются руки, потому что ощущение такое, что наше село, да и русская деревня вообще, наш труд – труд сельского труженика – никому не нужны. Понимаете, сердце кровью обливается… И хотя денег у нас немного, и, может, было бы лучше просто раздать их моим односельчанам, я подумал, что будет лучше, полезнее для них снять фильм… На весь край показать их труд, их лица, сказать добрые слова о том, что они нужны… Знаете, как в советские времена, когда показывали лучших работников. В те времена наше маленькое хозяйство телевидение объезжало стороной, а потом и просто люди труда стали никому не нужны. А за деньги можно все. Поэтому большая просьба к вам – не говорите, что фильм платный. Пусть они думают, что вы приехали к ним, потому что они – прекрасные труженики, потому что ситуация в стране меняется и правительство опять обратило внимание на сельчан.

– Да, конечно, обязательно! – преданно глядя на главу, отчеканил Вася. И чуть было не добавил: «Желание клиента – закон».

– Что будем снимать? – открывая блокнот, деловито осведомилась Даша. – Помните, у нас всего десять минут эфирного времени. То есть снять-то можем много, но что из этого войдет в фильм – вопрос.

– Прежде всего – коровник. Большая часть жителей села занята именно там. И еще льнозавод.

– Прекрасно! – подытожил Вася. – Я уже вижу, как это будет: пять минут – на коровник, три – на льнозавод, полторы – на интервью с вами.

– Ой, – поморщился глава. – А можно без этого? Не мастер я говорить.

– Нельзя! – отрезал Вася. – И подумайте, с кем можно записать интервью. Не больше двух-трех человек.

– Хорошо, – глава пометил себе.

– И еще – что мы могли бы снять сегодня? У нас не так много времени – остаток сегодняшнего дня. Завтра полный день. А послезавтра с утра мы выезжаем.

– Сегодня мы могли бы снять коровник, вечернюю дойку. И там же интервью записать у главного животновода. Завтра – льнозавод и интервью с начальником цеха.

– И с вами, – вставил Вася.

– Хорошо, – поморщился Василий Иванович.

– Я вот что еще подумал, – осторожно начал Вася. – Уместен был бы такой эпизод: мы говорим за кадром, что глава не забывает и ветеранов. Традиционными стали встречи, когда вы принимаете у себя, можно даже здесь, ветеранов труда, выслушиваете просьбы, оказываете пожилым людям помощь, к примеру, в виде продуктовых наборов или комплектов постельного белья.

– Я вас понял. Такие встречи действительно имеют место. Хорошо, на завтра я приглашу наших ветеранов. Но не сюда, встречи у нас проходят в столовой.

– Отлично! Я думаю, мы все успеем. Тогда льнозавод – две минуты, коровник – три. Картинка будет разнообразнее.

– Согласен.

– А теперь, – вступила в разговор Алла, терпеливо дожидавшаяся, когда творческие работники закончат свои дела, – хотелось бы обсудить бытовые и материальные вопросы. Насколько я знаю, вы еще не оплатили счет.

– Сейчас, – глава вспыхнул и снял телефонную трубку. – Люда, зайди и захвати счет от ГТРК.

Повисла неловкая тишина. Через пару минут за дверью застучали каблуки, и в кабинет вошла женщина средних лет.

– Здравствуйте!.. Василий Иванович, вот этот счет.

– Почему не оплачен? – в усталом мягком голосе зазвенел металл.

– Так денег нет, – развела руками бухгалтер. – Где же прикажете взять?

Глава опять смущенно покраснел. Минуту подумал.

– Ну, спиши бычка на бойню.

– Поняла.

– Давай счет, – глава поставил на нем свою роспись. – Вот, оплатить не позднее завтра. Иди, выполняй.

Люда повернулась и вышла.

– Оплатим. Завтра. Ну, в крайнем случае, послезавтра. Приедете и увидите деньги.

– Спасибо, – снисходительно кивнула Алла. – Василий Иванович, мои творческие работники отвечают за творчество, а я как менеджер должна обеспечить комфортное ведение творческого процесса. Самый насущный вопрос – как мы будем питаться?

– В столовой.

– А жить?

– Понимаете, гостиницы-то у нас нет… Я хотел поселить вас в недостроенной школе. Там некоторые помещения вполне пригодны для жилья. Отопление есть. Кровати с бельем туда уже принесли.

– А наша машина? Как насчет теплого гаража?

– Машину вашу поставим… У вас будет сопровождающий, Иван Афанасьевич, он будет возить вас на своем УАЗе – в столовую, в гостиницу, на производство… Куда скажете. И тогда вот что – сейчас устраивайтесь, потом в столовую, потом, часам к шести – в коровник.

Глава взял мобильный, набрал номер.

– Иван Афанасьич, давайте ко мне. Живо.

Сопровождающий не заставил себя ждать. Минут через пять он уже входил в кабинет. Он оказался мужчиной лет шестидесяти, одетым просто, по-деревенски. Румяное лицо и плутоватый взгляд излучали здоровье и добродушие.

– Рады приветствовать городских на нашей земле!

– Иван Афанасьич, сейчас их в гостиницу, то бишь в школу – пусть распакуют вещи, устроятся, потом – в столовую, к шести – на вечернюю дойку. Машину их – в теплый гараж, возить будешь на своей.

– Не волнуйтесь, Василий Иванович, все сделаем в лучшем виде! Айда, ребята!

На улице все, кроме Паши, загрузились в уазик. Через несколько поворотов подъехали к двухэтажной коробке, зияющей пустыми глазницами окон.

– Это наша будущая школа. Строится уже лет двадцать.

– Как же дети учатся?

– Каждое утро их подбирает школьный автобус и везет в райцентр, там школа, одна на несколько сел. Василь Иваныч наш все мечтает эту школу достроить, а ведь времена-то изменились – у нас поселок уменьшился почти вдвое, соответственно, и ребятишек не так много, как двадцать лет назад.

Зашли внутрь школы. Их встретила жутковатая тишина. Иван Афанасьевич повел телевизионщиков по длинному коридору, в котором, скорее всего, никогда не зазвенит веселый школьный звонок, не зазвучит детский смех, по которому никогда не пробегут резвые ножки учеников… Около одного из кабинетов он остановился, вынул ключ, открыл дверь.

– Вот, более или менее пригодное для жилья помещение. Вы уж без обиды, живем небогато. Думали с главой, так и сяк прикидывали, куда вас поместить, разве что по домам разобрать…

– Не надо нас по домам, – поспешно сказала Алла. – Мы должны вместе держаться. Только тогда у меня вопрос возникает: мы после командировки должны отчитываться квитанциями. Раз у вас нет гостиницы, кто же нам даст квитанции, что мы у вас проживали?

– Так вы же не будете платить за проживание!

– Тогда нам придется возвращать деньги, которые были выданы на гостиницу. Понимаете?

– А! Это мы сделаем. Возьмем расходники у Людмилы, пропечатаем, а там – пишите, сколько хотите.

– Хорошо, – смягчилась Алла. – Мы напишем, что жили в гостевом доме при администрации.

– А это уж как хотите… Вот и ваши апартаменты. Это единственное застекленное помещение. Так что придется вам всем вместе, и мужчинам, и женщинам. А чтобы смущения не было, мы перегородку сообразили. Вот – три кровати, стало быть, мужская половина, и две – женская.

Телевизионщики подошли к кроватям, поставили свои рюкзаки.

– Туалет? – деловито поинтересовалась Алла.

– Удобства на улице.

– Умываться?

– Ох, ребята, вы только без обиды… Воды-то здесь нет. Умоетесь в столовой.

Алла повела плечами.

– Хм, что-то мне кажется, здесь прохладно.

Она кинулась к батарее.

– Иван Афанасьевич, батарея-то холодная!

– Ох ты, батюшки… Это потому, что кочегар на похоронах. Извиняйте, но теперь, пока он не помянет да потом не проспится, тепла не будет.

– Да вы что, издеваетесь? – вскричал, как всегда, эмоциональный Вася. – На улице ночью – минусовая температура, в помещении – пар изо рта идет, как же мы спать-то здесь будем?!

Сопровождающий только руками развел.

– Давайте так, я вам буржуйку принесу. У меня есть.

– Чего?!

– Печка такая маленькая. Сегодня вы уж как-нибудь, а завтра, пока работать будете, кочегар опохмелится и натопит.

– Да ладно, ребята, – разрядил атмосферу водитель Паша. – Побольше водки закупим.

– Вот это по-нашему! – оживился Иван Афанасьевич. – Я вас самолично в магазин сопровожу. А пока что устраивайтесь, я вашего водителя забираю, машину поставим в гараж. И буржуйку привезу.

Безрадостное впечатление от встречи смягчилось в столовой, где телевизионщиков накормили до отвала вкуснейшими котлетами из натурального парного мяса, картофельным пюре, утопавшем в сливочном масле, да еще и каждому по сто грамм налили.

Затем их привезли в коровник. Это сооружение производило странное впечатление… Двухэтажное кирпичное здание, довольно длинное, оно представляло резкий контраст с приземистыми деревянными домишками села.

– Это – коровник? – удивился Вася, пока они подходили ко входу. – Больше похоже на жилой дом. Или у вас что – коровы на квартирах живут?

– Это – больное место, как и школа. – Веселое лицо Ивана Афанасьевича стало тоскливым. – Дело в том, что строительство коровника, как и школы, началось в 80-х годах. Оставалось достроить совсем малость, как грянула катастройка эта треклятая, и все рухнуло. Да вот пойдемте, я вам покажу, как шикарно все это должно было выглядеть.

Они вошли в здание, поднялись по лестнице на второй этаж. Поскольку на улице стемнело, а электричество отсутствовало, провожатый включил фонарик, который нарочно захватил, очевидно, предвидя возможность экскурсии. Неровный свет плясал по неоштукатуренным стенам.

– Осторожнее! Сейчас войдем в основное помещение.

Длинный свет фонаря пронизал пыльную холодную темноту. Взорам телевизионщиков предстало большое помещение с аккуратными кабинками для коров. А Иван Афанасьевич ловко выхватывал светом то одну, то другую достопримечательность.

– Во! Видали? Центральное отопление! Рассчитывали, что коровник теплый будет… А вот эти трубки? По проекту, к каждой корове должна была подводиться по ним теплая вода, чтобы доярка могла животину спокойно обмыть, в тепле, не морозя рук… А вот это, думаете, что? Вентиляция! Чтобы духу от живности не было… Впечатляет? То-то… У нас вообще этот коровник чуть ли не центром досуга должен был стать. Сейчас уже вам не буду показывать – нет времени – помещения для доярок: раздевалка, душ, комната отдыха. Но – не успели достроить.

– Где же теперь коровы?

– А сейчас увидите – половину первого этажа им выделили. Сейчас ведь поголовье сократилось раз в десять, поэтому и хоромы такие уже не нужны – содержать в них некого, все стадо – под нож.

Они спустились на первый этаж. Иван Афанасьевич толкнул обитую дерматином дверь. В нос ударила душная, тошнотворная вонь. Съемочная группа следом за своим провожатым вошла в помещение, где помещались коровы. Здесь творился шум-гам-тарарам: животные топтались на сене и мычали, доярки таскали полные ведра воды, оживленно перекликались, обмывали вымя. По полу текли ручьи. В холодном воздухе висел пар.

– Ну, что ж, за работу, – скомандовал Вася. – Иван Афанасьевич, здесь можно фонарь подключить? А то, хоть свет и есть, все равно темновато.

Подключили фонарь, провод от которого тут же попал в свежий навоз. Егор с большими предосторожностями, чтобы, не дай бог, не уронить, вытащил из сумки камеру, закинул на плечо и двинулся к ближайшей доярке. Ею оказалась баба средних лет, круглолицая, полная. Она выглядела совершенно обалдевшей от счастья, что ее снимают, улыбалась во весь румяный рот с недостающими передними зубами. Даше было зябко, и дрожь пробирала от одного вида того, как доярка окунала красные замерзшие руки в ледяную воду, а затем ловкими движениями мыла вымя.

– Добрый день! – наконец решила заговорить с ней Даша, вынимая блокнот и готовясь записывать. – Как вас зовут?

– Нина Петровна Ильина.

– Нина Петровна, вы здешняя?

– Не, нездешняя я, из соседней деревни. Нас тут таких с пяток наберется.

– А почему у себя не работаете?

– Так у нас негде. А тут, слава богу, места были, нас и взяли.

– И… далеко ваша деревня?

– Не, километров пять всего.

– Вас привозят на работу на служебном?

– Ха! Скажете тоже… Пешком идем!

– Пешком? Пять километров? А если дойка утренняя? Во сколько же надо выйти из дома?

– Утренняя в шесть начинается. Стало быть, часов в пять утра выйти надо.

– А встаете тогда во сколько?

– В четыре. Надо ж еще свою скотину обслужить…

– Ну, а зимой-то как вы идете?

– Так и идем.

– Так ведь темно?

– Понятное дело, темно, зимой-то в пять – еще ночь настоящая.

Даша с содроганием представила, как женщины бредут по заснеженной дороге, ночью, одни-одинешеньки, в кромешной темноте, которая подсвечивается только светом луны, звезд да белизной снега.

– А если мороз под сорок?

– Под сорок… Этой зимой и за сорок было. Идем… А чего? Не сибирячки мы, что ли? Главное, одеться потеплее. Так и катимся, как шарики.

– И… Сколько же вы получаете?

Доярка назвала сумму.

– Это за какой период? – не поняла Даша. Она столько зарабатывала за неделю.

– Это за месяц.

– И вас это устраивает?!

– Еще бы! Да на нас вся наша деревня чуть не молится. Все без работы, а мы, пятеро, как будто избранные какие. И потом, у нас же еще хозяйство свое, скотина, огород… Так что ничего, можно жить… Да вам-то не плохо ли, милая?

– Плохо! – Даша побледнела, покачнулась и упала бы, если бы не ухватилась на руку Егора.

– Ой, милая девушка, это вы с непривычки! – доярка была огорчена и обеспокоена. Она вскочила, чуть не опрокинув ведро и, подхватив Дашу под руку, вывела ее из коровника.

– Это с непривычки, – повторяла она. – Мы-то привычные, а вы не выдержали – это понятно, душно.

К ним уже подскочил Иван Афанасьевич.

– Ну, как вы себя чувствуете?

Даша, выйдя на воздух, присела на корточки, зачерпнула горсть не растаявшего, колючего снега, приложила к лицу.

– Кажется, полегчало… Но туда я больше не вернусь!

– И не надо!

– Как же они-то работают?

– Они-то – привычные.

– А знаете, Иван Афанасьевич, что я подумала: как эти женщины должны меня ненавидеть!

– Ненавидеть? Вас?! Да что вы!

– Ну конечно! Они, как вы говорите, привычные: каждый день в такой духоте, вони, и они не стоят с блокнотиком, как я, а еще и работают! А я? Приехала к ним, фифа такая городская, в мехах, с маникюром (вспомнились потрескавшиеся широкие руки доярки), да еще и, постояв пять минут там, где они часами вкалывают, чуть в обморок не грохнулась.

– Да что вы! – повторил их провожатый. – Знаете, как они рады, что вы приехали, что вы их снимаете! А вы говорите – ненавидят…

К ним подоспела Алла.

– Может, дать аспирин? – предложила она, с готовностью раскрывая сумочку.

Даша отказалась, сказав, что на свежем воздухе ей стало лучше.

Минут через двадцать вышли Вася и Егор.

– Что, дезертирка? – весело пророкотал режиссер. – Сбежала?.. Ну, Афанасьич, а теперь в магазин!

После того, как телевизионщики затарились в магазине, они вернулись в школу, встретившую их мрачной тишиной, тоскливой темнотой и жутким холодом. Иван Афанасьевич, пока они снимали, притащил буржуйку, которая потихоньку коптила, слабо освещая красноватым светом импровизированную спальню.

– Ну, как? Потеплее стало? – смущенно спросил провожатый.

– Спасибо, Афанасьич, за заботу! Ничего, перебьемся, где наша не пропадала!

– Поминки, все они… Завтра здесь деваться от жары некуда будет.

Он пожелал всем спокойной ночи, сообщил, что приедет за ними в девять утра и сразу отвезет в столовую. А следующий пункт программы – льнозавод.

Как только он ушел, все сгрудились на мужской половине. Паша достал раскладной столик, на который выставили выпивку и нехитрую закуску. Через полчаса всем стало весело и тепло, то ли печка раскочегарилась, то ли водка сделала свое дело. Вася жестом фокусника достал колоду карт и предложил играть на раздевание. Еще через час окончательно пьяные игроки, икая и хохоча без всякого повода, сидели совершенно голые. Далеко за полночь они угомонились, убедив друг друга, что «завтра ведь еще работать», и разбрелись по своим койкам.

В девять утра за ними заехал Иван Афанасьевич. Прищурив глаза, он оценил по пустым бутылкам количество выпитого и, сказав, что ждет всех в машине, ушел. Хмурые телевизионщики нехотя вылезли из согретых постелей, холод остывшей классной комнаты несколько взбодрил их. Стыдливо прячась друг от друга, они поспешно оделись.

– Как же мне плохо! – жалобно озвучила общую мысль Даша.

– Все, ребята, завязываем! Сегодня – ни-ни! – нахмурился Вася.

– Везет же тебе, Пашка, – заметил Егор, – мы – на работу, а ты еще поспать можешь.

– Щщас! – отозвался водитель. – Чтобы я завтрак проспал? Не дождетесь!

Однако, несмотря на благие намерения не пить, телевизионщики не смогли удержаться, когда, приехав в столовую, увидели стол, буквально ломящийся от нехитрых деревенских яств: пельменей, капустного пирога, закусок из квашеной капусты, соленых огурчиков и грибочков… Во главе этого изобилия стояли, как генералы на параде, запотевшие бутылки с беленькой.

– Ой, – побледнела Даша, – мне бы лучше рассольчика.

Однако аппетит пришел во время еды. Иван Афанасьевич, который на этот раз составил им компанию, настойчиво подливал и провозглашал тосты, от которых невозможно было отказаться: за то, чтобы съемки прошли удачно, чтобы обратная дорога легла скатертью, чтобы фильм получился…

После обильного завтрака вновь повеселевшая съемочная группа на УАЗе хлебосольного хозяина подкатила к льнозаводу. Им оказалось металлическое длинное здание с маленькими окошками под самой крышей. Внутри их встретил сильный шум, скрежет от работающих механизмов и серый густой туман, сквозь который с трудом проникал слабый свет из окошек.

– Что это? – воскликнула Даша.

– Да это пыль! – воскликнула Алла. И тут все почувствовали, что начинают задыхаться. Серый плотный туман был соткан из сухой пыли, образующейся от перерабатываемого льна.

– Да это вредное производство! – вскричал Вася. – Почему ваши люди работают без защитных приспособлений?

– Как же! – стал оправдываться Иван Афанасьевич. – У каждого есть маска, вот, на шее у них висят.

– Так почему же они их не надевают?

– Говорят, что они им мешают. Они в них задыхаются.

– А так они не задыхаются?!

– Ой, у меня от удушья начинает кружиться голова, – жалобно вставила свое слово Алла.

– Так они привычные.

– Распорядитесь, чтобы надели маски! Иначе снимать не будем. Люди без масок на вредном производстве – это антиреклама!

Иван Афанасьевич, припадая на одну ногу, подбежал к рабочим, поднося руку к лицу, стал взывать к ним, чтобы надевали маски. Видно было, что он надрывается, пытаясь перекричать грохот станков. Рабочие пожимали плечами и вообще всем своим видом выражали недовольство. Наконец маски кое-как водрузили на запыленные лица, и несчастный Егор, кашляя и отплевываясь, приступил к съемкам. Даша, почувствовав, что ее с минуты на минуту стошнит, поспешно вышла.

Кое-как, преодолевая состояние похмелья, телевизионщики завершили все запланированные на второй день командировки съемки. Много хлопот было с руководителем, который никак не мог сказать на камеру. Его колотила дрожь, он прятал глаза, краснел, тряс головой, то и дело отпивал из стакана, клацая о стекло зубами. Его пытались записывать, держа перед ним написанный на листке текст его выступления, вырезая по предложению и прочее. Наконец вымучили из него несколько коротких фраз и решили остальную информацию дать в закадровом тексте.

Зато вечером их ждал сюрприз: Иван Афанасьевич, хитро улыбаясь, повез их не в школу, а в одноэтажный дом за забором, который оказался домом для отдыха – там заботливые хозяева затопили баню, гости могли развлечься бильярдом, а в предбаннике для них был накрыт стол, который буквально ломился от нескольких сортов мяса, солений, закусок и салатов, а также от разнообразных горячительных напитков. Гостям выдали простыни, и после парной все с удовольствием сели за стол, чтобы поднять бокалы за удачное завершение работы. Когда же далеко за полночь пьяные телевизионщики приехали в школу, оказалось, что их спальня в самом деле хорошо натоплена. Иван Афанасьевич не обманул, сказав, что натопят так, что жарко будет.

Как известно, сильное опьянение, сама ситуация, когда в одной комнате находятся молодые мужчины и женщины, приятное тепло и разгоряченное тело жаждет обнажиться и скинуть с себя последние покровы в виде одеял, создают интимную, накаленную от желания обстановку. Однако Алла заснула сразу, так как тот факт, что ее муж работает с ней в одной организации, отбивал всякую охоту к флирту. Вася тоже быстро захрапел, он считался хорошим семьянином и не был замечен в изменах, а вот Паша и Егор оказались не прочь приволокнуться за Дашей и попытать счастья. Впрочем, свой выбор она сделала уже давно. Игнорируя водителя, она уселась на колени к Егору, а через несколько минут они уже лежали на ее кровати, отгородившись от окружающего мира тонкой перегородкой, сооруженной Иваном Афанасьевичем. Под тонкий храп Аллы, басистый – Васи и недовольное покашливание отвергнутого водителя они отдались своим неожиданно вспыхнувшим чувствам…

Глава 4

Наконец заказчик утвердил медиаплан и смету! Наконец можно приступить к работе по раскрутке кандидата. Это не какая-нибудь «заказуха» – здесь все серьезно.

Первый выезд был посвящен дому престарелых с показом в «Новостях». Информационный повод – благотворительная акция.

К обшарпанному двухэтажному дому, стоявшему на отшибе, в самом конце пустынной улочки, подрулил фургон. Из дома престарелых вышла делегация в лице директрисы и ее заместителя. Герой дня, Аркадий, в строгом костюме, с приличествующей случаю благостной миной, распоряжался выгрузкой из фургона телевизора с большим жидкокристаллическим экраном, нескольких десятков комплектов постельного белья и нескольких штук электрических чайников и тостеров. Работяги под его руководством занесли подарки в здание. Следующий эпизод запечатлел торжественную установку телевизора в комнате отдыха. Директор, полная дама преклонных лет с белокурым шиньоном, широко улыбаясь, под аплодисменты собравшихся вокруг стариков, включила его. Маленькое помещение заполнил стереозвук и затопило половодье ярких красок. Раздались восторженные возгласы. И уже через несколько минут обитатели дома престарелых, рассевшись вокруг экрана, с благостными лицами смотрели какую-то передачу. На их фоне была поставлена директриса для интервью.

– Как вас представить? – суетилась Даша, открывая блокнот и приготовляясь записывать имя и фамилию.

– Чуть левее – вы загородили телевизор, – распоряжался Игорь Малышев, двигая объективом камеры. – Все, можете говорить.

– Можно, да?.. – Почтенная дама набрала полную грудь воздуха и хорошо поставленным голосом выдала заготовленную заранее речь. – Я, как директор дома престарелых, несу ответственность за наших уважаемых ветеранов и, не скрою, мне часто приходится непросто… работать с тем бюджетом, который выделяется государством для их обеспечения. А потому я особенно благодарна меценатам, таким вот благородным людям, как Аркадий Михайлович. Ведь посмотрите, как счастливы наши ветераны! А что было до этого? Ведь понимаете, главное – накормить их, одеть-обуть. А духовная пища, так сказать, да прямо скажу – до нее не всегда руки доходили. И вот теперь, благодаря Аркадию Михайловичу, у нас такой замечательный современный телевизор! А что было…

Камера выхватила маленький старый телевизор, с презрением отставленный в угол в ожидании, когда директриса перевезет его к себе на дачу.

Следующее интервью, по сценарию – с жителями дома престарелых. Чтобы не тревожить стариков, Даша опустилась прямо на пол перед ними. Камера поймала детский восторг на сморщенных лицах.

– Мы очень рады тому, что у нас наконец-то есть такой прекрасный, такой современный телевизор! Ведь у нас одна радость – телевизор посмотреть. А наш-то старенький показывал плохо да ломался часто. А без телевизора что делать? Ну, попьем чаю, поговорим, да и спать ложимся. А теперь, благодаря Аркадию Михайловичу, мы будем в курсе всех событий!

Следующий эпизод можно было сравнить с приторной медовой патокой: старики со слезами на глазах пьют чай с привезенными для них печеньями и шоколадными конфетами, и вот заходит герой дня, заботливо осматривает своих питомцев, а они окружают его, пожимают руки, вытирают платочками прослезившиеся глаза:

– Спасибо тебе, сынок, низкий поклон! Сколько радости ты нам принес! Дай бог тебе здоровья, счастья, благополучия, долгих лет жизни! А уж мы молить о тебе Бога будем!

Одна восторженная старушка даже пыталась поцеловать ему руку. Аркадий смутился, неловко обнял ее за плечи, на его глаза, кажется, даже навернулись слезы. Момент оказался крайне удачным для съемок! И вот уже около него назойливая журналистка, от которой он пытается отмахнуться, но она нацелилась в него своим микрофоном и не желает отступать:

– Ой, девушка, да зачем это? Не надо. Я здесь не для того, чтобы на камеру светиться. Я человек непубличный.