Самозванка Самохин Валерий
– Три банка – в Париже, Вене и Риме – меняют заморские червонцы на золото по первому требованию.
– Банки ее? – уточнила Екатерина.
– Неизвестно. – Светлейший сделал неопределенный жест рукой. – Но агенты доносят, что граф Шувалов встречался с ее людьми.
Всесильный фаворит Елизаветы Петровны после ее смерти покинул отечество и уехал в Европу. Его влияние в королевских дворах Старого Света было столь велико, что он стал единственным иностранцем, получившим приглашение в Сиреневую Лигу – круг приближенных Марии Антуанетты. Там вершилась французская политика.
– Что еще? – Бриллиант вновь закружился по столу.
– Многие считали, что это афера, – вновь вмешался Вяземский. – Но она сумела сделать безопасной перевозку золота за океан.
– Каким образом?
– Купцы покупают именные векселя Центрального банка Заморья в Европе, а в Бостоне меняют их на наличное золото. Но в последнее время и этого не делают – нет нужды. Почти вся торговля пушниной в руках самозванки. Индейцы наотрез отказываются торговать напрямую. В результате цены на меха выросли почти вдвое… – причмокнув губами, генерал-прокурор дополнил: – Что нам только на руку.
– Почему?
– Наши меха тоже при этом дорожают, – с некоторым недоумением пояснил князь Вяземский.
– Я не о том! – раздраженно махнула рукой императрица. – Почему индейцы торгуют пушниной только через нее?
– Они считают ее каким-то божеством, – после небольшой заминки ответил генерал-прокурор.
Порывисто поднявшись из кресла, Екатерина вновь подошла к окну. Дождь закончился, напоминая о себе редкими каплями, и солнце робкими лучами пробивалось сквозь низкие облака.
– Векселя подделывают так же, как и паспорта, – задумчиво произнесла она. – Не думаю, что это удачное решение.
– Не скажи, Като, – возразил Орлов. – Купцы, хоть раз побывавшие в Заморье, оставляют оттиски своих пальцев…
– Зачем? – Вопрос прозвучал как выстрел.
– Не знаю. – Не обращая внимания на укоризненный взгляд, фаворит потянулся за кубком. – Но когда торговец покупает вексель, на нем он тоже ставит отпечаток большого пальца…
– Колдовство?
Просвещенная владычица одной шестой части суши исчезла: перед высшими сановниками империи стояла молодая женщина с горящим взором и возбужденно вздымающейся грудью.
– Не думаю, – осторожно молвил Орлов. – Скорее неизвестная нам наука. Но результат поразителен. Полгода назад исчезли два французских торговца. Или шторм их захватил, или пираты потопили. В общем, сведений не было никаких. Но через какое-то время в Бостоне объявились два купца, выдававших себя за пропавших без вести горе-торговцев. Рассказали трогательную историю о чудесном спасении и предъявили к оплате векселя.
– В Бостоне?
– Да, – коротко кивнул фаворит. – Там есть отделение Центрального банка.
– И что дальше?
– На следующий день их нашли с содранной кожей. Еще живыми. А спустя два месяца семьи пропавших купцов получили все деньги – до единого франка. Было еще несколько аналогичных случаев. Теперь ее векселя – самый ходовой денежный инструмент для торговли с Америкой. И самый безопасный.
– Дальше! – Голос дрожал, любопытство брызгало через край.
Орлов театральным жестом извлек револьвер с инкрустированной драгоценными камнями рукоятью и с показной небрежностью крутанул барабан.
– Что это? – От нетерпения Екатерина даже притопнула ножкой.
– Пистоль, – нарочито скучным голосом ответил он. – Делает шесть выстрелов за несколько секунд.
– Она торгует ими с Европой? – быстро спросила императрица.
– Нет. – Фаворит отбил замысловатую дробь по столу. – Это подарок… Мне, – внушительно закончил он.
– Что еще пишет твой греческий корсар? Откуда у нее капитал?
– Золотой прииск… – Повинуясь кивку светлейшего, статс-секретарь Олсуфьев расстелил на столе карту. – Где-то здесь… – Увенчанный тяжелым перстнем палец ткнулся в зеленое пятно. – Здесь ее столица. Рядом Черные холмы, Блэк-Хиллс. Примерно в двухстах верстах на северо-запад находится богатейшее месторождение золота… – Тщательно ухоженный ноготь оставил тоненькую полоску на бумаге. – По слухам… точно никто не знает, – после небольшой паузы уточнил Орлов. И с легкой усмешкой добавил: – Только он уже не корсар, а контр-адмирал флота ее высочества великой княжны Златки Заморской. И сведения дает под ее диктовку.
– Флота?! – В голосе прозвучала угроза, глаза на мгновение сузились, но тут же распахнулись с прежней жаждой. – А бриллианты?
Уже не женщина – юная голштинская принцесса Фике в предвкушении ерзала в кресле, ожидая продолжения чудесной сказки. То, что ее героиня – опасная самозванка, было забыто, отброшено в сторону.
– Южная Африка, река Оранжевая, – нехотя ответил Орлов.
– Это точно?
Фаворит молча кивнул в ответ.
– И в этом суть письма? – догадливо вскинулась Екатерина.
– Она просит войска и людей для разработки месторождения, – тусклым голосом пояснил светлейший. – Взамен предлагает половину доли в концессии. Пока это тайна, но скоро об этом прознают британцы. Или французы.
– Прииск богатый? – деловито осведомилась императрица.
– Цены на необработанные алмазы и изумруды уже упали чуть ли не вдвое, – поспешил на выручку замешкавшемуся Орлову генерал-прокурор. – Ювелиры Антверпена и Вены стонут… Бразильские копи под угрозой разорения. Ее работа – больше некому.
– И для чего ей это?
– Не знаю, – честно признался Вяземский. – Агенты доносят, что кто-то скупает золото в Европе крупными партиями. В обмен на камни.
– Какие еще… подарки она нам прислала?
Поверх одной карты легла другая – белое пятно Сибири было украшено несколькими красными кружочками.
– Что это?
Вопросы императрицы сегодня не отличались особым разнообразием.
– Месторождения золота, – лаконично поведал Орлов.
– И что взамен?
– Апшеронский полуостров.
Екатерина нервно рассмеялась: весь этот торг отдавал каким-то безумием. Словно прочитав ее мысли, Орлов вкрадчиво предложил:
– Като! Она есть – и этот факт уже не изменишь. Можно издать манифест и на всю Европу объявить ее самозванкой. Но нам уже не поверят – сочтут очередной дьявольской игрой русского Кабинета. Пусть пока все остается как есть. Слишком много чудес и загадок в нашей беглянке, и я самолично хочу разобраться во всем этом. Дозволь мне снарядить экспедицию в Заморье… – Последние слова он произнес умоляющим тоном.
Императрица в последнее время устала от своего фаворита,и мысль избавиться от него приходила к ней неоднократно. Момент был подходящим. Слегка поколебавшись, она неуверенно кивнула головой. Орлов расцвел и радостно ухватился за кубок.
– Дай сюда! – Она шлепнула его по руке и перехватила серебряную посудину. Отпив небольшой глоток, устало спросила: – Это все на сегодня?
– Личная записка для тебя! – огорченно вздохнул светлейший, сетуя на собственную забывчивость.
Маленький конвертик был разодран в мгновение ока. Мрачная тень мелькнула по враз постаревшему лицу императрицы.
– Если верить нашей беглянке, – глухим, осипшим голосом сказала она и внимательно оглядела притихших вельмож, – на столицу движется чума… Так что, мой дорогой друг, твой вояж за море откладывается – ты мне будешь нужен здесь… – Встретив вопросительные, ждущие взгляды, Екатерина отрицательно качнула головой. – Остальное вас не касается – это личное… – И, судорожно скомкав мелко исписанный листок, с тоской вопросила: – Да кто же она такая, черт побери?!
Глава 3
Поганость ситуации заключалась в двух вещах.
Во-первых, он абсолютно не помнил отрезок с момента встречи с «правильными пацанами» до самого покушения. Удачного покушения. Три года жизни выпали в никуда без малейшего осадка. Одна половина помнит, другая – с вагонной полки упала. Вторая попытка – в метро – лишить его бренное тело последних остатков разума осталась в памяти какими-то смазанными фрагментами. Ну хоть что-то.
Во-вторых, было еще неприятней. Как-то само собой подразумевалось, что перенос произойдет в пределах границ Российской империи. Индейцы племени оджубеев к подданным ее величества Екатерины II, как услужливо подсказывала коварная изменница, не относились. Вывод был прост до безобразия: он в Америке.
«Логично», – похвалил сам себя Денис. Но как теперь встретиться с Юлькой? Перед погружением (термин высоколобого «ботаника», укладывающего их в какой-то полупрозрачный саркофаг, наполненный маслянистой жидкостью) место встречи обозначили старым дедовским способом всех потерявшихся влюбленных – в центре ГУМа у фонтана. То бишь простым объявлением в газету. «Это у вас продается славянский шкаф?» – «Да, у нас». – «А зачем продаете?» – «Выбрасывали, но тараканы обратно заносят».
Ну где-то так примерно.
Было еще и в-третьих. В кого переселилась Юлька? Как бы шутка насчет людоедки не оказалась пророческой. Интересно, кто родится от союза мирного индейца и кровожадной аборигенки одного из океанских островов? И что ему делать, если она окажется в теле толстой, потной и старой негритянки с немытыми с малых лет заскорузлыми пятками? Пристрелить, чтоб не мучилась?
Ладно, это все можно оставить на потом. Все равно в его походном арсенале огненного боя не наблюдается. А из лука – это как-то неэстетично. В крайнем случае, просто прирежет. Это у него неплохо получается. Не на плантации же ее продавать. По возвращении Юлька это обязательно припомнит, если он такое учудит. Впрочем, сначала надо ее найти…
Да, чуть не забыл, – мысленно хлопнул себя по лбу Денис. Ведя подсчет пакостей, он совершенно упустил из вида самую мерзкую из них: задача, стоящая перед ним, практического решения не имела. Хоть в принципе, хоть без оного. Теоретическая основа была, но все упиралось в людскую сущность.
Лень и жадность.
Деньги сами по себе очень сложный инструмент. Особенно бумажные. Их поначалу даже называли по-другому – кредитные билеты. И суть была иной, более правильной. Всего лишь мерило стоимости. Тот, кто превратил их в товар, был гением. Как и тот, кто изобрел атомную бомбу. Причем во втором случае человечество отделалось, если так можно выразиться, просто испугом. Жертв было меньше на порядок.
XVIII век можно смело назвать эпохой открытий. Именно в этом столетии был раскрыт секрет денег: достаточно получить право на денежную эмиссию, и ты будешь властвовать над миром. Банкиры поняли это очень быстро. Самая быстрорастущая экономика планеты – Североамериканских колоний – сбросив с себя ярмо метрополии, немедля угодила в рабство иного толка. Рабство печатного станка.
Были, впрочем, отдельно взятые несознательные президенты в истории Штатов, пытавшиеся противостоять прогрессивным идеям европейских финансистов, но их убеждали очень быстро. Нельзя винить народных избранников за непросвещенность и мракобесие – то не вина их была, а беда. Болезнь. Витаминов в организме не хватало. Или железа. Отсюда и скудоумие. А рецепт от такого недуга был прост: несколько свинцовых таблеток на стакан воды. Натощак. Но можно и без воды. И после еды. Неважно. Главное – помогало.
Следующее открытие – общества взаимных кредитов (ОВК), потенциальная угроза для кредитной экономики, на поверку оказалось пшиком. Безобидной хлопушкой. Казалось, чего уж проще. Хочешь накопить на крупную покупку? Сделай несколько взносов и возьми беспроцентную ссуду. И никакой долговой кабалы. Ан нет… Лень и жадность. Лень организовываться, и душит жаба, что свои кровные отдаешь без процентов. Банки-то дивиденды платят.
И невдомек обывателю, что банковским процентом он порождает инфляцию, коя и съедает без остатка всю его эфемерную прибыль. Банк – это посредник. Взяв у кого-то сто рублей взаймы, он отдает их кому-то под проценты. Допустим – под десять годовых. И этот «кому-то» должен через год вернуть банку уже сто десять. Но именно этой шапочки в десяти рублей не существует в природе. Их еще не напечатали. Потому-то государство и вынуждено вбрасывать в экономику недостающий червонец, чтобы заемщик смог рассчитаться с кредитором.
А кому принадлежит печатный станок?
Был еще один камень преткновения на этапе внедрения прогрессивной финансовой системы. Монархия. Как бы мы ни относились к ней, но невозможно оспорить один-единственный факт: государи-императоры в меру сил и способностей служили своему народу. Не банкирам.
Эту проблему решили очень просто. Можно сказать, изящно. Монархию объявили не комильфо. Не модна она нынче – демократия рулит. Стадо стало выбирать пастуха. Под неподкупным и беспристрастным взором волков.
Другие шероховатости системы сглаживались ловко выстроенной идеологией от финансов. Без кредитов нельзя. Точка. Экономика сразу умрет. Где взять бедному фабриканту (бакалейщику, купцу и пр.) оборотные средства? Только в банке. Нет, можно, конечно, организовать ОВК для бизнеса, но это хлопотно. Зачем вам лишние головные боли? И кому будет продавать свою, вдруг ставшую излишней, продукцию осчастливленный ссудой фабрикант? Где возьмет деньги обыватель?
И льется в доверчиво подставленные уши реклама. В глазах рябит от придорожных транспарантов. Вас не устраивает банковский процент? Наши специалисты с радостью возьмут ваш капитал в управление. У вас уже много денег и вы не знаете, куда их деть?
Лучшие хедж-фонды[48] планеты к вашим услугам. Вперед, братцы-бараны, в счастливое будущее. Мы знаем отличные пастбища с зеленой и сочной травой. Не отставайте, прибавьте шаг! Верьте нам, мы не обманем! А то, что шерсть вашу стрижем, так это только на пользу: легче в пути будет. И не вспотеете…
В первоначальной попытке изменить ход истории Денис вместо одной финансовой системы построил другую – аналогичную. Инерция мышления. Плодами воспользовались уже без него.
Убить дракона…
В общем, задача решения не имела. Мелькнула, правда, одна идейка, но показалась столь фантастической, что он отбросил ее без сожаления. Вместе с сучком, на котором едва не остался висеть его глаз.
Прочь дурные мысли! За дорогой лучше смотри, пока шею не свернул. Шлепнув ладонью по крупу, попаданец, по прозвищу Сладкий Язык, гортанно прикрикнул. Лошадиная команда на местном наречии. Понятливый скакун послушно прибавил шаг.
Звериная тропа, вильнув унавоженным хвостом, вывела его к прозрачному, едва заметному среди буйной лесной поросли роднику. Спешившись, он опустился на четвереньки и принялся с наслаждением лакать обжигающе-холодную воду. Рядом, фыркая от удовольствия, утолял жажду четвероногий друг. Денис, провожая взглядом подхваченную течением белую шапочку пены, запоздало отметил, что на следующем водопое надо будет вставать выше по течению. Выше, чем конь.
Найдя небольшую лужицу, он всмотрелся в собственное отражение. Водяное зерцало бликовало на свету и играло солнечными зайчиками, пряча детали под плавающими листьями. Единственное, что удалось рассмотреть, так это чистое лицо. Низкий поклон вам, братья по крови. Хорошо быть трусом. Воинские татуированные знаки доблести изгнанника не прельщали.
Тропка бесшумно стелилась под копыта. Легкая дремота накатила вместе с теплым ветерком, налетевшим из-за холмов. Лаская лицо и путаясь в косичке, воздушный проказник преданно заглядывал в глаза: куда путь держишь, добрый молодец?
К белым людям, куда ж еще. Где-то на задворках сознания испуганно копошился Сладкий Язык, подсказывая направление. Недолго осталось.
Не соврал подсказчик – и впрямь недолго. Три разрисованные физиономии скалились из-за натянутых луков. Еще парочка индейцев держала его под прицелом штуцеров. Приплыли. Краснокожий дозор, надо полагать.
«Лакота-сиу», – внес ясность советчик.
Мысли понеслись вскачь. Галопом. Резко усилившийся поток крови насыщал мозг питательными веществами. Оно и понятно – попробуйте угнаться за собственной лошадью со связанными руками. Денис старался изо всех сил.
До лагеря сиу добрались быстро. Саднила кожа на сбитых коленях и локтях. Плевать, до свадьбы заживет. Лишь бы на местной скво не подженили. Вон как лыбятся. Женихов присматривают? Или это кухарки? Блюдо выбирают. Тогда лучше замуж. Он сразу отдастся, сопротивляться не будет. Вон та, с пирсингом в носу, вроде и ничего.
Эй, славяне, вы зачем костер разжигаете?
Вдоль хребта пробежал холодок.
Сильные руки втолкнули его в клетку из толстых жердин, связанных между собой сыромятной кожей. Зубами не перегрызешь. Один, похоже, попробовал. Не вышло. Сидит без зуба. Двое других, видать, и не пытались. Эти с зубами. Братья по неволе.
А вот и капо подошел. Солидный дядька, даром что в перьях. Седой. На дикого кабана похож. Смотрит оценивающе, о чем-то думает. Интересно, о чем? Вот еще один подошел, судя по виду – жрец. Совещаются. Рецепт обсуждают? Или нет… что-то про Утренний Цветок говорят. Мол, рада будет.
Рада чему? И кто у них она?
С малых лет он был невезучим. Судьба-лиходейка, знать, такая. То полбеды, что крепостным уродился, так еще и рыжим угораздило свет божий узреть. А как солнце пригреет, снега растопит, конопушки высыпают с жаровню размером. Хоть блины на них жарь в Масленицу. Пока младой был, внимания не уделял такому казусу, а как пятнадцать годков исполнилось, так хоть с обрыва прыгай в воду студеную. Тоска-злодейка душу рвет. Его дружки с девками посадскими в хороводе отплясывают, милуются на задворках, а на него лишь Марфа-кривая глазом косит. Как телка в охотку.
Он с детства о море грезил, кораблики мастерил из липы да в пруду их пускал. Плотник монастырский дядька Семен, что при Петре-батюшке корабельным мастером служил, ему часто байки травил. Как выпьет жбан вина церковного, так сказ ведет долгий, затейливый. Я, говорит, тебе, Алексашка, сын Алферьев, как на духу все обскажу. А у самого слеза бежит по морщинистой щеке и голос пропитой дрожит. Да как начнет сказку сказывать – заслушаешься. И про ветер соленый и парус белый да про даль бескрайнюю и страны заморские. И воду синюю, что взор бесовской Анюткин.
Да только где ж ему, морю-то, взяться в Вологде, где речушку куры вброд переходят? Так и жил Алексашка не тужил, лишь во снах да мечтаньях по мачтам лазил и крики чаек слышал. Да и что тужить-то ему, если барин добрый был, розгами потчевал раз в седмицу, а по праздникам леденцы дарил сахарные да медовые. Ан нет, беда пришла кручинушка, как всегда, незвано. Вороги лютые усадьбу сожгли, дворню покалечили, а старого барина и вовсе живота лишили. Алексашке свезло тогда, в погребе сидел каменном, вот и цел остался.
Возрадоваться не успел спасению чудесному, как продали горемыку купцу иноземному, голландскому. Мошну имел Гендрик Гоутман немалую, и удача сама ему в руки плыла. Торговые лавки в Амстердаме и Вене, каменная палата о трех житьях и семи светлицах в Вологде, дюжина конных стай да два корабля в володениях.
Богат был купец, жаден и свиреп. Бил он боем Алексашку смертным за малейшую провинность. Мочи не было терпеть муку адскую, да нет худа без добра – исполнилась мечта его детская, море повидал, во многих странах побывал. И науку постиг немалую: языкам обучился, письму чистому и счету торговому. И привыкать уже начал к участи своей горемышной да денюжку по грошику откладывать на выкуп, как судьба вдругоряд хвостом своим лисьим вильнула.
Кончилось невезенье!
Началось с того, что прослышал Гоутман про град дивный – Заморье. Снарядил корабль и отплыл, Алексашку с собой прихватив. Не глянулся мальчугану тогда город. Крепостицы нет, дома в камне, но от силы пяток дюжин наберется – две улицы всего. Даже ярмарки нет. Правда, стройка идет великая, но это когда еще возведут? Словом, забили трюм бочками сорокаведерными с напитком неведомым (бурбон называется) и отбыли в Европу.
Знатный доход купец получил, немалый. Собирался вновь плыть, да хлопоты задержали неотложные. Год минул, пока в путь-дорожку собирались. А как дошли санным путем до Заморья, ахнул Алексашка от изумления. Град стоял перед глазами белокаменный с теремами высокими да прошпектами широкими. И люда в нем прибавилось немерено.
Две седмицы они щи хлебали кислые на постоялом дворе, шага с него не ступая, заказ ожидаючи. Нельзя было гостям без нужды по улицам бродить. Везде секреты да дозоры понаставлены. А как доставили диковинку жданную, тут не только Алексашка – купец рот открыл и пальцами по столу заскреб, скупость свою диавольскую на свет явив. Руки затряслись, как с перепою. Было чему дивиться: перо самописное золоченое, серебром да каменьями украшенное. Да за такое кошель с золотом отдадут, не чинясь, и еще попросят.
Вот тогда-то и случилось все. Оплошал Алексашка, промашку дал нечаянную. Достал украдкой перо из сундука (они в коробочках деревянных, расписных уложены были) и принялся вертеть его на свету, любуясь. Гоутман и застал его невзначай за этим занятием. Схватил за космы огненные, выволок во двор и давай дубиной охаживать, разве что не с оглоблю толщиной. Хрустнуло что-то, Алексашку испуг взял, думал – спина… но, слава богу, обошлось, палка сломалась. Купец в ярость впал, ногами его топтать принялся и…
Когда побои внезапно прекратились, Алексашка поднял голову и обомлел. Стояла пред ним девица красна, одета ладно, но неброско. В шубейке простой и сапожках сафьяновых. Стояла и смотрела на купца взором кротким, ласковым, но отчего-то притих купец и даже подобрел. Оно и ясно: глядеть бы на такую красу, не отрываясь, и любоваться. Он и Анютку враз забыл, и боль из ребер ушла.
– Не много ли воли взял, купец?
Вроде бы тихонько спросила, едва слышно, но стужей повеяло от слов ее, холодом лютым. Охнул про себя Алексашка, девку глупую жалеючи. Скор Гоутман на расправу, и достанется ей на пироги с лепешками. Не поглядит, что чья-то служка, не побоится. Непомерен гордыней купец – заплатит штраф, но гнев свой не спрячет, норов буйный не обуздает. Богат он и родовит, во многих городах ему почет и уваженье. И приказчик местный, что заказами ведает на перо самописное, любезен с ним как ни с кем другим.
Скорбь затаилась в груди, тревога проснулась. Достанется девке за шалость его детскую, дурость опрометчивую. Шевельнул губами Алексашка, торопясь упредить ее, да слова в горле снежком морозным слепились, и язык к небу примерз, онемев в одночасье. Глянула девка на него быстро, как крапивой ожгла, и подмигнула лукаво. И понял парень, что непроста она, как на первый погляд мнится, ой как непроста. Знать, не служка чья-то, а дочь вельможи гордого, сановитого.
Но не видел этого купец, встал подбоченясь, бороду задрав, и молвил грозно, на яд не скупясь и угрозы суля. Глазом девка не моргнула, бровью не повела. Сказала все так же тихо, лишь пламя сверкнуло в очах:
– Продай мальчонку, купец!
Сердце зашлось от восторга и замерло вновь, когда цену услышал он. Или разум купца помутился, или жадность обуяла его. Уже задним умом догадался Алексашка, решил голландец отвязаться от нее, чтоб под руку не лезла горячую, оттого и заломил неподъемный выкуп. Злопамятен купец. Но и девка непроста. Голосом не дрогнула, рукой махнула:
– Держи!
Упал под ноги кошель, серебром зазвенел. Алексашка сгреб рукой снег и к лицу приложил, жар внезапный унять. А купцу не до него было – стоял багровый сам, буркалы выкатив, и бородой от злобы тряс. Рад бы слово назад вернуть, да нельзя – видоки кругом.
А что дальше было, он плохо помнил, словно в угаре печном. Щелкнула девка пальцами, и как из-под земли воины страшные явились числом малым, в полдюжины, не более. Один из них поднял на руки Алексашку и в карету отнес с золоченым вензелем «Z» на дверце. А другой купцу сказал что-то, отчего тот бледен стал, взвыл дурным голосом, рухнув на колени, и пополз лобызать сапожки сафьяновые, за полу шубейки хвататься.
Тут-то Алексашка в беспамятство и впал.
Два года минуло с той поры, не узнать его. Раздался в плечах, на лицо округлел. То не диво – он теперь как сыр в масле катается. Важный стал, чинный. Личный порученец самой государыни Заморья, ее верная собачка. Не цепной пес – эту должность Улках занимает, лучший друг Алексашки. А что государыня, за глаза ее все так зовут. А он иногда и в глаза. Она сердится, ножкой точеной топает и пальчиком грозит. Но он не боится. Добрая она, жалостливая, без нужды никого не накажет, да и вину доказанную семь раз перепроверит.
Вот и сейчас Улкаху пеняет, выговаривает. Не дело так над людьми изгаляться. Молчит Алексашка, хоть и не согласен на этот раз со своей государыней. Все верно его друг делает, воин он. И набор в дружину ведет разумно, как встарь на Руси. Будь вольный человек аль индеец полоненный – все едино. Коль согласен на службу, дай клятву перед богами своими и служи честно во славу государыни и отечества. А если хочешь почетного места в личной охране да жалованья щедрого, то милости просим. Уменье воинское твое цепной пес проверит и решит – годен на что или так… пустобрех подзаборный.
Гордость взяла Алексашку за друга – мало кто с Улкахом сравниться может в кулачном бою и воинской сноровке. Да и немудрено то. Науку тайную ему Данила давал, друг сердешный государыни. Целый год обучал, пока в Африку не уплыл. Многое у него Улках перенял, хоть и сам не лыком шит.
Четверо уже в пыли лежат, юшкой кровавой утираются. Оджубеи исконные враги лакота-сиу. Сам Алексашка их не различает, Сидящий Медведь так сказал. Впрочем, не враги уже, друзья, раз Великим Отцом поклялись служить верой и правдой. Да только вряд ли их в охрану возьмут – и минуты не смогли выстоять против Улкаха. Но ничего, и им подберут ношу по плечу.
А вот и пятый воин слова клятвенные речет. Этот точно судьбу пытать не станет, больно уж хил и тщедушен. Ниже на полголовы и фунтов на пятьдесят легче. Странный индеец, бледнокожий. И держится спокойно, уверенно, хоть и самый слабый из всех полоненных. Но то не диво – они все такие. Воины.
И тут Алексашку пробил озноб: пленник кивнул Улкаху и сделал знак рукой. Поединок. Хотел личный письмоводитель императрицы попросить своего друга, чтоб тот поберег противника, не калечил (глянулся ему чем-то странный индеец), но не успел. Повернул голову пленник, улыбнулся озорно и подмигнул ему весело. Точь-в-точь как два года назад государыня.
И с ужасом понял вдруг Алексашка, нутром почуял охолодевшим, что победы сегодня Улкаху не видать.
Как собственный скальп.
Глава 4
– Ваше высочество! – Голос маленького господина в смешном котелке дрожал от негодования. – Я отказываюсь работать в таких условиях! Это просто… это… awfully![49]
– Мистер Уатт! – Ледяной тон слегка отрезвил бывшего университетского механика, и он судорожно сдернул головной убор. – Вы сдавали экзамен на знание языка?
Один из самых первых Указов давал на изучение русского ровно год. Любому вновь прибывшему в Заморье. Провалил экзамен – милости просим за дверь. В прерии.
– Прошу простить меня великодушно. – Джеймс Уатт виновато потупил глаза. – Это от волнения… – Он с испугом покосился на свиту хозяйки Заморья.
Свита впечатляла.
По бокам шествовали два английских мастифа: серебристо-палевый кобель и темно-тигровая сука. При виде просителей они синхронно приподнимали верхние губы, обнажая белоснежные клыки, и глухо рычали. С отвисших брылей белыми ниточками тянулись слюни, едва не касаясь мостовой; создавалось впечатление, что четвероногие охранники только что проглотили по кроссовке, оставив шнурки на десерт.
Пятерка телохранителей полукругом расположилась чуть сзади. В парадных одеждах сиу, но без перьев и раскраски. С винчестерами в руках. Но в данный момент внимание охраны отвлекало иное зрелище: их непосредственный командир проводил отбор в свою дружину. Четверых кандидатов постигла незавидная участь – жесткие кулаки Улкаха оставили отметины на каждом из них. Пятый противник – индеец-оджубей с непривычно светлой кожей – готовился к поединку.
– Мистер Уатт, – Златка смягчила тон, – мы третий год ведем добычу вручную. Десять – пятнадцать фунтов золота в год на одного старателя – это сущие крохи. Если рудники не увидят в ближайшее время горное оборудование, то все наши планы полетят коту под хвост.
То, что не удалось русской императрице – переманить талантливого изобретателя паровой машины, получилось у ее самозваной наместницы. В качестве наживки использовали макет паровоза. И пообещали еще несколько интересных идей. Честолюбие оказалось сильней материальных посулов.
– Ваше высочество! – Плечи британца бессильно поникли. – Вы требуете машины для приисков, премьер-министр обещает повесить меня, если через два месяца паровой трактор не выйдет в поле. Если мы заморозим строительство железной дороги к Великим озерам, металлурги меня четвертуют… Не хватает рабочих, специалистов…
– Джеймс, голубчик… – Ее голос стал ласковым, воркующим. – Корабли с переселенцами уже в пути. Месяц-другой, и станет чуточку полегче. А пока…
Удивленный многоголосый гул прервал Златку. Глазам предстало необычное зрелище: сухощавый светлокожий индеец слизывал кровь с ободранных костяшек, а непобедимый Улках, стоя на четвереньках, оглушенно тряс головой.
– Однако! – не смог сдержать восклицания чопорный британец, в хищном азарте раздувая ноздри. – Это уже становится интересным!
Обширный двор механических мастерских – вотчины Джеймса Уатта – соседствовал с казармами полицейской управы. Именно сюда доставляли пленных индейцев, дезертиров и пойманных лазутчиков. И именно здесь по праздникам демонстрировали свою удаль лучшие кулачные бойцы гусарских полков, казачьих сотен и головорезов Улкаха. И зрителей здесь всегда было в избытке.
– Алексашка! – негромко окликнула Златка своего личного секретаря. Рыжий паренек, с трудом оторвав ошеломленный взор от поверженного краснокожего друга, мигом очутился рядом. – Кто это?
– Не знаю, государыня. – Порученец неопределенно пожал плечами. – Только сегодня доставили. Последняя партия от Седого Вепря.
– Разузнай! – отдала она короткий приказ. Вид побитого Улкаха неприятно царапнул по сердцу.
Алексашка послушно кивнул и исчез. Словно его и не было.
– Продолжим? – предложила Златка британцу и потрепала холку кобеля, лапой наступившего на подол ее платья. С явной неохотой отвернувшись от зрелища и продолжая косить одним глазом в сторону импровизированной арены, Джеймс неторопливо продолжил доклад.
– Утренний Цветок! – Довольный вид Улкаха никак не вязался с его опухшей физиономией. Один глаз заплыл полностью, наливаясь синевой, другой возбужденно блестел. – Это мой новый друг – славный воин по прозвищу Сладкий Язык… – Ощерившись в радостной ухмылке, он дружески хлопнул по спине сухощавого индейца.
– Очень приятно, – язвительно буркнула Златка и медленно, по слогам спросила: – Ты понимаешь меня?
По-французски спросила.
В серых глазах мелькнул озорной огонек.
– Может быть, ты знаешь язык инглизов? – так и не дождавшись ответа, резко переспросила она уже по-английски.
Добродушно-насмешливый взгляд индейца кольнул раздражением.
– Черт с тобой! – в сердцах произнесла Златка уже на родном языке. – Пусть Улках с тобой разбирается. Авось и сгодишься в спецназ.
– А нельзя ли попросить у вашего высочества иной должности? – с какой-то ленцой спросил индеец. На русском спросил.
Златка тихонько ойкнула. Едва придя в себя от неожиданности, она с сарказмом спросила:
– И на какой же пост претендует столь славный воин?
– Министра финансов.
– А ты, братец, наглец! – искренне восхитилась девушка. – У тебя, наверное, и рекомендации даже имеются?
– Не без того, – не дрогнув ни единым мускулом, невозмутимо ответил индеец.
Ирреальность ситуации окончательно выбила ее из колеи, и следующий вопрос, вместо того чтобы прозвучать язвительно, получился каким-то обреченным, неуверенным:
– От кого? От твоих краснокожих друзей?
– Нет… – мягко улыбнулся странный индеец. – От ваших бледнолицых подруг.
От звука лязгнувшего металла Златка непроизвольно вздрогнула – главный механик Заморья шумно захлопнул отвисшую челюсть.
– Это наш новый министр финансов, – едва открыв дверь, с порога заявила Златка. – Прошу любить и жаловать.
Доминик де Брюэ, в одиночестве перебиравший бумаги в совещательном кабинете, поднял глаза и ошеломленно поперхнулся. Стоявший перед ним ухмыляющийся индеец меньше всего подходил на озвученную должность. Француз уже привык к непредсказуемым выходкам их взбалмошного высочества, но такого он не ожидал даже от нее.
– Вы шутите? – Брови француза недоверчиво поползли вверх.
– Ничуть, – серьезно ответила девушка. Лишь в глубине глаз затаилась смешинка. – Господин Сладкий Язык имеет неплохие рекомендации от наших общих знакомых и богатый послужной список… – Она грациозно уселась в услужливо отодвинутое кресло и выжидательно посмотрела на мужчин в предвкушении потехи.
– И что он умеет?
Де Брюэ попытался задать вопрос ровным тоном, но скепсис все равно рвался наружу.
– Скальпы снимать, – бесстрастно поведал свежеиспеченный глава основного для любого государства ведомства.
Златка тихонько хихикнула.
– Очень нужная вещь, – язвительно ответствовал француз. – И как скоро вы приступите к этому занятию?
– Сразу же, как изучу ваши отчеты, – невозмутимо ответил Денис и, дождавшись приглашающего жеста, бесцеремонно развалился по правую сторону стола. Чуть помедлив, напротив устроился и де Брюэ.
– И кто будет вашей первой жертвой? – Сарказм в вопросе прозвучал уже неприкрыто.
– Банки, страховые компании, корпорации… – безразлично пожал плечами Денис. – Какая разница?
Де Брюэ подозрительно прищурился.
– Продолжайте, Денис Иванович, – предложила Златка после минутной заминки.
– Странное имя для индейца, – ехидно заметил француз. – Если мне не изменяет память, только что у вас было другое прозвище.
– Хороший индеец многолик, – последовал напыщенный ответ.
Де Брюэ растерянно взглянул на девушку. Златка прыснула и подмигнула Денису – не стесняйся, начинай.
– Кое-какие вопросы возникли у меня уже сейчас, – прокашлявшись, начал новый министр. – Если я вас правильно понял, ваше высочество, курс ассигнаций вы поддерживаете искусственно?
Златка молча кивнула головой.
– Прошу простить меня за резкость, но это очень неразумный шаг… – Подняв ладонь в примиряющем жесте, Денис подождал, пока возмущенно вскочивший француз не усядется обратно в кресло, и спокойно продолжил: – Бумаги, выпущенные вами в обращение, не деньги, а скорее извращенный вариант казначейских билетов.
– Поясните! – потребовал де Брюэ.
– Сама по себе задумка неплоха. Повышая курс ассигнаций по отношению к золоту, вы увеличиваете их привлекательность, но по сути платите процент их держателям. И в какой-то момент произойдет следующее: наши червонцы превратятся в ценные бумаги с непонятным для потенциального инвестора ценообразованием. То есть в любой момент – неважно, будет это какой-то кризис или кто-то решит сыграть против нас, – мы можем получить панику на рынке, и начнется сброс ассигнаций.
– Наш запас прочности с лихвой покроет всю денежную эмиссию, – с некоторой долей самодовольства возразил де Брюэ. – Добыча алмазов в Южной Африке… – Он с некоторым сомнением покосился на Златку, раздумывая, можно ли раскрывать сведения этому непонятному индейцу… – и золотые рудники Черных холмов в разы превышают по стоимости весь выпуск ассигнаций. Любой желающий всегда может обменять нашу валюту на золото в любом отделении банка.
– Неважно, – отмахнулся Денис. – Если курс неизменно стабилен, то червонцы будут представлять интерес только для тех, кто имеет торговые отношения с Заморьем. В вашем же варианте неизбежны спекуляции. И ни к чему хорошему это не приведет. Организовать панику на рынке проще простого, я вам навскидку назову десяток способов.
– Где вы этому обучались? – не смог скрыть удивления де Брюэ.
– У нас шаман в племени грамотный был, – не моргнув глазом, ответил Денис. – Всех учил. До самого последнего оджубея донес эти… – чуточку замявшись, он с усмешкой закончил: – выбитые на скалах прописные истины.
– И что вы предлагаете? – вмешалась Златка.
– Что я предлагаю… – эхом откликнулся Денис и задумчиво потер переносицу. – Я предлагаю поменять финансовую систему во всех государствах.
– Даже так? – не удержался от скептического возгласа де Брюэ.
– Именно, – со всей серьезностью подтвердил министр финансов.
– Зачем нам это нужно? Какая в этом выгода?
– Пока что мы никому не интересны. Европейские державы заняты войной с Турцией, разделом Польши и другими молодецкими забавами. Но когда-нибудь монаршьи руки доберутся и до нас… Придется несладко. Очень несладко.
– Я подготовил доклад по этой проблеме, – нехотя признался де Брюэ. – Наше вооружение позволяет противостоять вдесятеро превосходящему противнику, но все, что мы имеем, – это пять прекрасно обученных полков. Единственный выход я вижу в наемной армии.
Денис встал с кресла и принялся мерить шагами комнату. Наконец, остановившись перед французом, он резко спросил:
– Как обстоят дела в колониях?
– Недовольство усиливается, было уже несколько вооруженных стычек с королевскими войсками. Но признаков полномасштабной гражданской войны пока не наблюдается.
– Будет им война! – мстительно пообещал Денис и недобро усмехнулся. – Но на данный момент меня больше занимает экономика.
– И с чего вы планируете начать?
– Сначала надо исправить то, что вы наворотили здесь без меня, – едва слышно пробормотал министр финансов. – А уж затем приступать к основной операции… – Подняв глаза к потолку, он чуть прибавил голос: – Чтобы убить дракона, надо его породить. И самому стать драконом.
Читать бесплатно другие книги:
