КУНСТ (не было кино). Роман с приложениями Чихачев Сергей

Глава 1

Вы, пожалуйста, не выбрасывайте это сразу. Прочтите это и выбросьте только потом, если уж будет надо. Прошу вас. Меня зовут Сергей, я не сбрендил. Я сбросил эту большую жёлтую папку – она более походит на небольшую обшарпанную плиту – с седьмого этажа. Я надеюсь только на то, что кто-то прочтёт. И всё, больше я ничего не прошу.

Я не могу выйти отсюда, с седьмого этажа (третья секция), вот в чём беда. Видите – на обложке бледными чернилами написано «Не было кино»? Это моё объяснение тому, почему его не было.

Ещё раз подчеркну: то, что вы прочтёте (если не выкинете папку), не является вымыслом! Более того, ещё недавно я жил в том же мире, что и вы, семью этажами ниже. А теперь я здесь и не выйду отсюда никогда.

Теперь, наверное, можно подробнее. Если вы выкинули жёлтую папку – кипу сброшюрованных листов – или отдали её тем, кто стоит всё время внизу, в нашей проходной на первом этаже, – то всё равно конец. А если не выкинули – сейчас я вам всё подробно расскажу. Только я вынужден буду говорить намёками. Я много видел тут. Лучше будет, если без подробностей. Например, так: меня зовут Сергей, я родился в Москве, мой прадед был купцом и жил там, где теперь метро «Бауманская», на улице Б. У него был двухэтажный дом. На первом этаже магазин, а на втором жилые комнаты. Большевики уплотнили дом. Там после революции обитало семнадцать семей, а прадед с прабабкой доживали век в чулане, где у них до революции хранились швабры. Им повезло, я считаю. Большинство дореволюционных купцов с жёнами переселились в деревянные квартиры куда меньших размеров. Почти сразу же эти обиталища перемещались под землю – и большевики тут же забывали о купцах и купчихах.

Теперь дома уже нет: его снесли в конце 70-х. Сейчас там стоит уродливое, словно плоский метеорит, врезавшееся в слободу здание Следственного К. при Генеральной П. Я не буду называть полностью, ладно? Вы привыкнете.

Чувствую, я перегружаю вас глупыми подробностями и вы сейчас бросите читать. Тогда быстро: Я окончил школу, потом университет и стал работать на телевидении. Был редактором, корреспондентом, ведущим, писал сценарии телепрограмм… и так далее и тому подобное.

Уже и не упомню, когда на меня свалилась, будто с неба, эта странная и случайная халтура. То ли во времена, когда я писал телевизионные астрологические прогнозы, то ли тогда, когда делал программу о компьютерных играх. Не помню. Честно.

А было вот как: мои товарищи вдруг заделались продюсерами и предложили мне написать синопсис. Жуткое слово, правда? Это такой псевдолитературный короткий вариант сценария. То есть, скажем, синопсис «Войны и мира» в наши дни уместился бы на трёх десятках страниц шестнадцатым кеглем. При условии, что Лев Т. был бы не Писателем, а писателем синопсисов. Он бы неплохо зарабатывал, кстати, этот Лев Т. С его страстью к многословию я бы с удовольствием передавал бы ему, как коллеге (если бы он вдруг сидел на работе в соседней комнатушке), сериалы «про жизнь» от сорока серий, которые рассчитаны на женскую аудиторию.

«Короче, слушай, – возбуждённо говорил мой товарищ, – есть один проект. Взять всяких рок-н-ролльных отечественных звёзд. Вячеслава Б., например, или Гарика С., или Константина К. Понимаешь, да? С ними договорятся точно. Нужен такой фильм, чтоб они все там снимались и играли бы равновеликие роли. Ты напиши нам чё-нить, а? Ты же пишешь вроде?»

Вот разве можно было употреблять глагол «писать» к тому, чем я занимался? Я выслушал товарища и вернулся к астрологическому прогнозу. Или, скорее всего, к компьютерной игре. С прогнозами я вообще, честно говоря, справлялся быстрее. Это, наверное, потому, что я не астролог. Но штатная специалистка всё время болела и тексты присылала не вовремя. Звёзды говорили ей обо всём, кроме того что она вскоре захворает. Что же, из-за неё эфир срывать?! Я садился за компьютер. Составление несложного прогноза для Стрельцов занимало не более шести минут, включая время на заваривание чая. Девы отнимали минут восемь (старался для себя). Близнецы вместе с Овнами – шесть минут на обоих. То есть на троих. Судьба остальных знаков решалась ещё быстрее. Через три четверти часа я вставал из-за компьютера – астрологический прогноз для большой страны был готов.

А главное – никто не жаловался на неточность. Правда, никто. Редкие сумасшедшие телезрители (разве будет нормальный человек писать письмо в телепрограмму?) излагали на бумаге любые мысли, кроме одной, меня беспокоившей: «Какой самозванец вторгся в епархию магических сил и когда эти самые силы его накажут?!» Впрочем, однажды сердце ёкнуло. Сначала некий псих написал письмо с предостережением. Псих предупреждал, что вскоре (указывалась дата и время) Земля должна вроде как налететь на небесную ось. Или что-то там в этом роде. Предполагаемый апокалипсис был бы, безусловно, смертельным для меня, для самого психа и для всего человечества. О чём планету следовало предупредить в условленный день и час. Сделать это псих собирался с помощью всемирно известного телеканала РТР. Его как раз тогда никто, кроме страны Р., не смотрел.

Я выкинул письмо в переполненную бумагами мусорную корзину и забыл о нём, так как торопился уйти с работы. До апокалипсиса оставалось почти два месяца – куча времени, а в тот вечер мне нужно было много времени, чтобы уломать девушку.

Примерно через месяц в редакцию пришло ещё одно письмо от психа, написанное ледяным официальным языком. Тут-то я и забеспокоился. Обычно психи не контролируют свои мысли, когда нервничают. А этот контролировал. Псих с холодной ненавистью сообщил, что он разочаровался в телеканале РТР, поскольку последний, очевидно, управляется жидомасонской ложей, о которой он, псих, отлично осведомлён. «Эта самая ложа как раз и заинтересована в неразглашении грядущего апокалипсиса», – писал он. Каждое его слово сочилось презрением. Оказалось, что он, псих, уверился в сговоре жидомасонов с инопланетянами сразу, как только убедился, что ни в указанный день, ни в указанный час в эфире ничего не прозвучало. А раз так – быть войне. «Вниманию редактора! – рявкнуло письмо, и я насторожился, поскольку редактором был именно я. – Ставлю Вас в известность, что Вы, жидомасонский прихвостень, вызваны мной на астральную дуэль. Тогда-то и тогда-то (указывалось число) мой астральный двойник найдёт во сне Вашего астрального двойника и убьёт его».

Мне стало не по себе. Вся эта муть про апокалипсис меня не возбуждала и не возбуждает до сих пор. Я надеюсь, что высшим силам будет угодно объявить о конце света хотя бы за час, чтобы мы все успели предаться последним радостям жизни в виде свального греха, пьяных песен и грабежей.

Но вот конкретный выпад мне не нравился. Мало ли что? Говорят же, что Брюс Л. погиб именно от астрального кун-фу, что бы там это ни значило.

Всё закончилось благополучно. Апокалипсис, как вы знаете, пока ещё в будущем. А я жив, хотя дата дуэли давно прошла. Возможно, мой астральный двойник показал тому астральному двойнику козью морду.

Предложение написать синопсис крайне обрадовало меня. Тут-то я мог дать волю фантазии и придумать гораздо больше, чем предупреждение женщинам-Водолеям «ни в коем случае не отказывать мужчинам во вторник» (я преследовал свои цели, управляя звёздами посредством федерального канала, и, случалось, достигал их).

Я сел перед монитором. Слева тянуло холодом из незаклеенных окон, а за стеклом двенадцатью этажами ниже ласково мигал тусклыми огоньками Черкизовский рынок, смрадное опрокинутое поле которого находилось как будто на одном уровне с моими глазами. Изогнувшись на перилах балкона, на меня молча смотрел неизвестно что делающий на такой верхотуре соседский кот. Справа было тепло, тихо и темно: стояла ночь и в пяти метрах на раскладном диване уже вовсю спала девушка.

И я начал писать, вспоминая рассказ матери. Когда мне было года четыре, мы с ней пошли по грибы. Из леса возвращались по железной дороге, по шпалам. Я упрыгал далеко вперёд, а мама подотстала, и тут откуда ни возьмись появился поезд, тяжёлый товарняк. Мама побежала ко мне, крича, чтобы я убирался с дороги. Я был далеко от неё и ничего не слышал. Железная дорога с её горячим тягучим медово-нефтяным запахом представлялась мне, видимо, родным существом. Мать успела добежать и скинуть меня с рельс, когда товарняку оставался до меня десяток-другой метров.

И я стал писать о железной дороге. О том, как на путях мог кто-нибудь оказаться. О том, как в кабине был машинист… Ну и так далее. Через несколько дней повесть была закончена. Я назвал её «Механическая сюита». «Механическая» – потому что везде поезда. «Сюита» – потому что кусочков в повести оказалось несколько и они были разнородными.

Я зарегистрировал повесть, сдал её, получил гонорар и стал с трепетом ждать постановки.

Через год-полтора фильм был снят. Я посмотрел его. От моей повести, кроме названия, ничего не осталось. Ну разве что герои артистов Сергея М. и Александра Ф. Актёрский состав был блестящ. Ни один литератор не придумает для своей новеллы актёрского состава лучше. И играли они славно. Я же не мог похвастаться фильмом никому.

Я уверил себя в том, что это недоразумение. Надежда на то, что кино будет, не покидала меня. И я написал второй синопсис. Для тех же, кстати, товарищей. И он опять был зарегистрирован, сдан и оплачен. Они требовали комедию – и вот такую лёгкую глупую комедию категории «Б» они и получили. Я назвал её «Климатический фактор».

Комедия канула в Лету. Ко мне подкрадывалось отчаяние. Я написал «Шурика» про животных. «Шурик» бесследно исчез там же, где исчезают все рукописи. После этого ко мне уже не обращались.

Надо было куда-то устраиваться – денег не хватало совершенно. И я через знакомого нашёл работу в небольшой кинокомпании. Работа была дурацкой и необременительной – я рецензировал, правил и переписывал чужие сценарии.

В основном это были сценарии сериалов, один другого чудовищней. Девяносто процентов прочитанных мной историй касались бандитов, воров, преступников, уркаганов, насильников, мафиози, жуликов, хулиганов, шантажистов, убийц, растлителей, разбойников, воров в законе (и это помимо просто воров), организаторов ОПГ, костоломов, «быков», бойцов, бригадиров, вымогателей, аферистов, угонщиков, махинаторов, убийц и были посвящены всем перипетиям их насыщенной и увлекательной жизни. Кажется, современные авторы не охватили только конокрадов, и меня подмывало мстительно заполнить пробел. Мне попадались настоящие шедевры жанра, когда садистскими методами уничтожались десятки виртуальных людей. Невероятность вымышленного мира завораживала. Я читал про то, как два гопника утром избивают скулящего байкера в электричке. Мой взгляд бегал по строчкам, и я с изумлением узнавал, как безоружные школьницы выпускного класса сломали нос, руку и что-то там ещё чемпиону России по боксу. Апофеозом стал синопсис, в котором бандиты изнасиловали невесту на свадьбе, предварительно переломав ноги жениху и заботливо положив его рядом.

Я не выдержал и пошёл к руководству с выраженным намерением уволиться.

– Вот! – Я брякнул на стол рукопись. – Не посмотрите? Тут есть проблема.

– Да! – обрадовалось руководство. – Молодец! Мы именно тебе это и дали, чтобы ты поправил. Там, понимаешь, чего-то не хватает. Там нужно добавить соли и перцу.

– Перцу? – переспросил я, не веря ушам. – Это как? В смысле увеличить накал? Чтоб они отпилили жениху ноги бензопилой и насиловали невесту этими самыми ногами?

– Нууу… – задумчиво произнесло начальство, – это, наверное, уже будет перебор… Нет, наверное, так не надо… Хотя… Это для НТВ…

Глава 2

Я не уволился. Просто перекинул этот синопсис другому редактору. И попросил повысить зарплату. Меня удивляло только одно: за месяцы и месяцы работы я лично завернул или переделал до неузнаваемости множество сценариев по чудовищным синопсисам. Но они не умирали! Они возвращались ко мне снова и снова. Худшие из них я видел на телеэкранах. И поток невероятной, невыразимой херни не иссякал. Этому я и изумлялся. Откуда берётся этот поток? И куда он уходит? Кто пишет подобное говно? И почему никому не удаётся это прекратить? Оставленные по недосмотру сценаристов бандитские пустоты попадающейся мне мути были заполнены ментами, оперуполномоченными, милиционерами, фээсбэшниками, гэрэушниками, спецагентами и суперагентами, следователями, судьями, опергруппами, участковыми и какими-то прокурорами. Я дошёл до того, что, натыкаясь в метро взглядом на строки любовного романа, который читала какая-нибудь миловидная соседка, отдыхал душой, представляя, как бы я превращал в сценарий строки «…Он вошёл в неё всем своим загорелым телом, и, едва успев насытиться теплотой и глубиной его пронзительно-синих глаз, она застонала и тут же вознеслась на вершину блаженства…». Я держался за сальный тёплый поручень, косил глазами в чужую макулатуру, про себя стонал и возносился на вершину блаженства вместе с героиней, в которую, судя по тексту, засунули загорелое тело и синие глаза.

К тому же в любовных романах я искал свою выгоду. У сценаристов всего мира есть проблемы – в какое место сериала вставить красивую бабу, если все в сериале менты и бандиты? Вставить красивую бабу обычно требуют продюсеры. Видимо, они желают овладеть красивой бабой хотя бы кинематографически. Сценаристы не особо парятся на эту тему. Они вставляют в текст журналистку. Господи-распрогосподи, сколько же сот раз мне попадалась в синопсисах фраза «Главному герою в его поисках справедливости помогает юная и красивая журналистка Настя»! Они, авторы, эту самую Настю друг у друга списывают, по-моему, и как эстафету передают. Значит, смотрите: я отработал на телевидении семнадцать лет. И ещё в газетах работал. Тоже, в общем, журналистика. Я, безусловно, видел некоторое количество красивых журналисток. Много юных.

И несколько умных. И всё! Красивые выходят замуж, беременеют и не работают. Отдельные счастливицы не прикасаются к работе до старости по принципиальным соображениям. Юные уходят в пиар, в рекламу – куда угодно, только подальше от прокуренных редакций, наполненных гогочущими алкашами. На важные задания посылать юную журналистку всё равно никто не будет. Красивая не поедет сама, потому что она уже беременная. А об умных журналистках в синопсисах не говорится ни слова. Продюсерам, кажется, неинтересно овладевать ими даже кинематографически. Умная, юная, красивая – подчеркни любые два слова и оставь их себе. За всю жизнь я встречал ровно ЧЕТЫРЁХ красивых и умных журналисток. Четыре! Ни одной юной среди них не было. И ни одной Насти.

Так что, вглядываясь в подслеповатые строчки, я пытался думать о том, «как мне вставить девку в сериал», не делая её журналисткой…

Простите, я отвлёкся.

И вот буквально на следующий день после эпопеи с изнасилованием на свадьбе началась та самая история, предисловие к которой заняло столько времени. В комнатушку, где я сидел, около полудня уверенно вошёл невысокий плотный щекастый человек. Мясистые его уши топорщились так, будто он был борцом и ему их сломали.

– Здравствуйте, – произнёс вошедший, – мне нужен редактор Сергей. Это вы?

Я подтвердил: да, мол, я.

– Меня послал к вам… – Тут он назвал нашего главного редактора. Я не смогу даже спрятаться за инициалами, потому что тогда мне точно конец. Пусть будет Степан Арутюнович. – Он сказал, что вы прочтёте то, что я написал.

– Давайте, – обречённо кивнул я, – оставляйте. И напишите свой адрес электронной почты, я вам отвечу через… – Я замялся, но решил не тянуть, чтобы не попадать под руку главреда, и назвал кратчайший срок: – Через две недели.

Крепыш изумлённо помолчал. Потом он улыбнулся, его брылястые щёки при этом даже не шевельнулись.

– А… Вы, наверное, не поняли. Мне нужно, чтобы вы прочли это прямо сейчас. Главный редактор дал добро. У меня тут немного. Буквально на десять минут.

Я опешил. С такими просьбами ко мне ещё не обращались. Любовницу большого миллионера (друга главреда) устроил месяц. Повесть какого-то чеченского племянника с шедевральным названием «В горах бьётся только огонь» – я его менять не стал – попросили прочесть очень быстро, и я скрепя сердце согласился на эти же самые две недели. Просьба главреда прочесть галиматью сейчас означала, что передо мной сидит, как минимум, повелитель мира.

– Э-э… – выдавил я. – Понимаете, обычный срок рассмотрения рукописей у нас от трёх до шести месяцев. В крайних случаях, разумеется, процесс ускоряется. До, например… – Я отвёл взгляд, пытаясь не смотреть на властелина мира. – Недели. Понимаете, это же не быстрый процесс. Мне нужно прочесть раз, потом другой, потом вдумчиво – вдумчиво! – перечитать ещё, обсудить с коллегами… А рецензия…

– Уважаемый! – перебил меня щекастый борец, голос которого зазвучал проникновенно. – Как вас зовут? Сергей? Так вот, Сергей, мне надо обратно на службу. Я буквально в обед к вам зашёл. А служба у меня важная. Если хотите, я вам любую корочку покажу. Но лучше поверьте на слово. Я многого от вас не прошу. Схема простая: вы читаете и тут же говорите – готовы ли вы превратить мой рассказ в сценарий телесериала («Дались им эти сценарии!» – возопил некто у меня в мозгу.) Вы прочтите сейчас, хорошо? И просто скажете «да» или «нет». Если вы найдёте… ммм… материал негодным, я поблагодарю вас за внимание и уйду. Если вам понравится, вы напишете по этому рассказу сценарий. Заплачу я вам хорошо: десять тысяч долларов за серию. Договор подписываем завтра. Йондо кудасай. – И гость вдруг хитро улыбнулся.

– Чего «кудасай»?.. – Я был раздавлен. Передо мной заплясали любовницы миллионеров в обнимку с чеченскими племянниками, стреляющими в воздух. Я стоял рядом на капотах двух своих «бентли» и жёг деньги.

– По-японски это означает «читайте, пожалуйста», – вмиг снова помрачнел плотный мордач. – Это я специально выучил. Сейчас японская тема в моде, да?

Окончательно ошалев от напора гостя, я взял у него необычайно тоненькую канцелярскую папку дурацкого розового цвета, вытащил оттуда несколько листков бумаги и принялся читать:

Магазин

«Если долго смотреть в бездну, то бездна начнет смотреть на тебя».

Ф. Ницше

1.

«О Господи!» Только эти два слова крутились у меня в башке, когда я, раззявя рот, словно задыхающаяся рыба, уже почти оглох от собственного вопля, который, пометавшись, так и замер меж окровавленных стен.

2.

Всё началось и закончилось в тот день, когда я встретил Его. Будь проклят и день тот, заливший всё своим поганым солнцем, и Он – будь оно всё проклято. Встретил я Его в пивняке в восточной части города, где ошивалось много таких, как я, опустившихся оборванцев, на которых Он не был похож. А я был частью этого сброда, поэтому, когда Он подсел и пододвинул ко мне кружку, мне не оставалось ничего другого, кроме как принять её, тем более что от вчерашнего пойла у меня болела голова и тряслись руки, а вот денег, чтобы поправить здоровье, не было, совсем не было денежек. У таких, как я, их не бывает. Они зато водятся у судей, которые вынесли мне приговор год назад, и у общественных адвокатов, которые добились того, что я сижу не Там, а здесь, и выхлебал уже полкружки ослиной мочи, которую оплатил Он. Он не судья, не адвокат, хотя рожа его мне казалась знакомой… Но, спрашивается, что я, мало Там людей видел? Да больше, чем волос на ногах! И я ещё не мог понять, что ему от меня надо, а Он и не рыпался, сидел себе молча и только глазками своими вонючими меня «облизывал» так, что мне казалось, будто всё моё тело покрыто собачьей слюной. А если ты это чувствуешь, то всё, хана…

«Он вылез из машины, открыл багажник, достал оттуда здоровую сумку и мне кинул…»

«А денег-то у тебя нет», ласково сказал Он. Только я в гробу видал такую ласку, так как каждое его вкрадчивое слово было похоже на жирную пиявку. Но в одном Он был прав – не было у меня денег, ничего не было, кроме мысли, что сегодня четверг, а значит, моя очередь нести жратву в тот воняльник, где жили мои кореша во главе с Хвостом и куда раз в неделю каждый из нас что-нибудь да приносил. Это всё сказки насчет тюрьмы, это в жизни всё так, только пайку добываешь сам. Хвост, конечно, свой человек, да только что с него толку, с говноеда…

«…сумку здоровую и мне кинул, а я стою как привязанный, остолбенел прямо, и вижу…»

Я не ответил, только посмотрел на Него: мол, и не таких видывали. Хотя, по правде сказать, таких я вроде и не видывал ещё, точнее, глаз таких. И не определишь, что в них, и нет в них лютой затравленности уголовника, а есть только два кусочка куриного помета. Но пиво всё-таки Он мне сбашлял, и не мог я просто послать его подальше, когда кружка уже пустая была, а тут и вторая появилась. Он словно из кармана её достал – ну и нечего тогда кочевряжиться. Не буду я целку из себя строить, когда вот-вот литр этот, первый за день, в кровь пойдёт. Тем более что знаю я, чего ему надо – «работу» предложит: или отметелить кого, или спереть что. Ну, положим, красть я не буду ввиду испытательного срока, а вот ушибить могу, особенно если Он ещё и третью поставит: за полтинник мы вполне кого-нибудь отмудохаем – и ребятам пожрать, и риск невелик…

«…как привязанный, остолбенел прямо, и вижу, что он ППШ достает оттуда, просто…»

«Так вот, можешь заработать», сказал Он с той же усмешечкой, а мне как раз первая в голову шибанула. Как знал я, чего Он захочет, ублюдок похабный! Мне ли не угадать, если каждый враг, и точно знаешь, чего ждать от людей. Вот только Хвост свой, но тоже в общем-то сволочь порядочная. Оттянуло чуть-чуть, я даже взгляд на Него поднял: чего за работа, спрашиваю. «Да, помощник мне на день нужен, говорит Он, – дельце провернуть. Работы на пять минут». Я молчу, а Он третью передо мной ставит и уже не улыбается. И что-то прямо исходит от Него, не пойму что: аж нехорошо мне стало, но это, видимо, вчерашняя отрава с сегодняшней соединилась, и вот вам результат. Не сблевать бы на Него, благодетеля. «Кража?» – спрашиваю, тем временем уже почти съев третьею. «Посмотрим, – отвечает. Тебе сотка». СОТКА, думаю, бог ты мой, да за сотку я тебе хоть кого по попе отшлепаю, сотка – это!.. Как вам объяснить, идиотики чистенькие?! Сотка – это жрать можно, курить можно… Все можно!..

«…достает оттуда, просто так вот, посреди бела дня, прямо из багажника, а потом…»

«Ладно, говорю, но половину сейчас». А сам уже не заметил, это третья была или четвёртая. Сейчас, думаю, на хрен меня пошлет, потому что я-то ещё ладно, а вот из этих, которые в табачном смраде вокруг нас плавают, каждый второй за двадцатку удавится любым способом, как закажешь. Погуляют только немного – и удавятся. «Ладно, говорит Он, тогда поехали». Меня тут оторопь взяла: куда поехали?! День же, солнце шпарит, кто ж днём такие дела делает? А Он знай себе смотрит на меня, да так, что я обратно трезветь начинаю. Ладно, думаю, ничего, никакой псих дела днё м не делает, поехали…

«…прямо из багажника, а потом еще тесак достал, за пояс заткнул и на меня смотрит».

Вышли, смотрю – машина у Него. Сели, покопался Он чего-то, завёл, поехали. Мне уж и хорошо стало, как вдруг будто стукнуло – а половину-то Он мне не отдал! «Задаток, говорю, гони, как условились». Суёт Он мне полтинник. Мать честная, полтинник, настоящий, шелестит весь! Сейчас, думаю, мне из машины в самый раз бы сигануть, и пусть Он себе ещё кого-нибудь ищет. Но я сижу, чувствую – не могу бежать, как привязали меня. «Заедем в одно место, деньги оставлю», говорю ему. Он посмотрел на меня искоса – лучше б меня крокодил за яйца цапнул, честное слово! – а взгляд такой знакомый-знакомый. Кто ж Он такой, говноед щедрый, мать его? Но поехали все-таки. Привёз я его в хибару эту кирпичную, выселенную-перевыселенную, без стёкол, поднялся наверх, смотрю – сидят, гаврики. Хвост только пасть открыл, как я ему полтинник тот сунул, да сказал пару слов. Вообще-то он ничего мужик, Хвост этот, здоровый, мог бы деревья руками валить, а он тут с нами валандается. Спросите, а чего это я деньги ему отдаю? – так вы попробуйте без этого, а мне лично опять на решётке жить чего-то не хочется, да и привык я к ним, ублюдкам, вроде как братья. Выхожу я, а Он сидит, ждёт. Сел я молча, поехали, и ехать оказалось недолго – минут десять всего.

Хвост, наверное, варежку свою ещё не прикрыл, а мы уже доехали. По дороге спрашиваю Его: «А чего за работа?» Даже после четвёртой интересно, от кого прятаться потом – от легавых или ещё от кого. Хотя это мне, в принципе, по барабану, потому что у Хвоста меня никто не найдёт – туда и днём-то лучше не соваться, а уж ночью…. А Он только глянул опять на меня и не сказал ничего. И тут как обожгло меня изнутри, словно крепкого стакан сожрал: мать твою, вспомнил я этот взгляд долбанный, помню я его! Да только теперь это без толку. Вот ведь ублюдок паршивый! Помню, что так же парень один на меня смотрел года два назад, только его-то я знал: он в камере кого-то зарезал, весь в кровище был, когда его по коридору волокли. Все притихли тогда, а он на меня взгляд этот бросил. Куда ж я смотрел-то, кретин, где мозги мои были, когда с Этим связывался?! Плохо стало мне от взгляда его. Смотрю и думаю: «Господи, неужели псих?!» Мне бы хоть из машины вырваться… А потом стало поздно – мы приехали.

3.

Он вылез из машины, открыл багажник, достал оттуда сумку здоровую и мне кинул, а я стою как привязанный, остолбенел прямо, и вижу, что Он ППШ достаёт оттуда, просто так вот, посреди бела дня, достаёт ППШ прямо из багажника; потом ещё тесак достал, за пояс заткнул, и на меня смотрит. А я одно в Его глазах вижу: пустоту чёрную и похоть, и знаю только – не убежать мне, достанет. Он сказал: «Иди». И мы вошли в этот магазин. Оказывается, мы около магазина встали, большого такого, одноэтажного, но большого. Девчонки-кассирши на выходе сидят, а за ними широкие продольные ряды тянутся. У меня ноги трясутся и губы, внутри стало пусто и холодно, и хмель весь прошёл, выветрилось всё. И только молю я Бога, чтобы не было этого ничего. Первой длинной очередью Он скосил тех, кто был к нему ближе. Автомат был без глушителя, но я не слышал грохота, а лишь стук – глухой и быстрый. Девки за кассами оцепенели и побелели, когда он развернулся ко второму ряду и, перерезав напополам очередью очкарика, который стоял ближе всех, стал убивать остальных. Я помню только женщину с тележкой: она была уже мертва, а тележка всё ещё дрожала от входящих в нее пуль. Потом настала очередь других: они падали с изумленными лицами, так и не успев понять, что происходит, ведь грохота не было, а полки с яркими товарами закрывали обзор. Я же стоял как пень, оглушённый, и только смотрел, как умирают люди. Внутри у меня было Ничто, и я не мог двинуться, когда Он, закончив стрелять, подошёл к кассиршам и перерезал им тесаком глотки, а потом, оскальзываясь на крови, что-то бормоча себе под нос, запустил им руки за пазуху – сначала одной, а потом второй. Через фонтан бившей из аорты крови я вновь увидел его глаза: в них плескалось, металось безумными огоньками наслаждение, которому нет названия. Он грубо толкнул меня, и я, как в трансе, открыл сумку, куда Он сгрёб все деньги из кассы, которая была залита кровью этих пигалиц, ссыпал всё в сумку и туда же лифчик зачем-то окровавленный бросил. Потом Он толкнул меня к двери… А на улице по-прежнему светило солнце, он открыл дверь какой-то машины и толкнул меня туда… я свалился на сиденье и кто-то внутри меня тупо отметил, что машина эта не Его – она угнана, а Он сел за руль, и мы погнали куда-то, и всё, что я видел – лишь дьявольское наслаждение в его глазах. Он свернул куда-то влево, дорога, прямая и светлая дорога, шла вверх, и мы неслись по ней, а навстречу нам летела машина легавых с мигалкой… И я опять ни о чем не думал, а только слышал скрежет и клёкот разбитого стекла и ощутил удар, а потом мы выровнялись и ехали дальше, а та машина ударилась о столб, перевернулась, и легавые уже вовсю горели в ней, когда этот кто-то внутри меня вдруг понял, что мы подъехали к моей трущобе, что в машине я один, и сумки нет, и тихо вокруг, и знойно как летом. Я вывалился на землю, сухую и пыльную, и с третьей попытки встал, потому что у меня тряслось всё, меня било изнутри, я рыдал, самыми натуральными слезами, и не было ничего, а была эта ледяная тряска и стучавшие друг о друга зубы. Я не помню, сколько времени я поднимался по чёрной лестнице – может, час, – падая и вставая. Я не хотел ничего замечать, не хотел жить, но кто-то внутри меня жил и отмечал все с тошнотворной фотографической чёткостью. Я попал в нашу комнату, и первый, кого я увидел, – Хвост, Хвост с распоротым животом и раскрытым красным ртом, а всё вокруг было так, как на бойне, и там, чуть дальше, лежали все пятеро, все, все, словно разделанные опытным мясником, и вся комнатушка была в крови, и стены… И я поскользнулся на чьих-то внутренностях и упал, хватаясь за прозрачный воздух, а упав, отползаю к стене, как таракан, судорожно отталкиваясь локтями и скользя… И прислонившись к чему-то, я плакал и ждал, что Он вернётся, и только повторял про себя: «О Господи, о Господи, о Господи, огосподиогосподи!..»

«О Господи!» Только эти два слова крутились у меня в башке, когда я, раззявя рот, словно задыхающаяся рыба, уже почти оглох от собственного вопля, который, пометавшись, так и замер меж окровавленных стен.

«Всё это случилось по предопределенной судьбе, а от того, что написано, некуда убежать и негде найти убежище».

«Тысяча и одна ночь. Сказка о Синдбаде-мореходе».

Пять листочков с эпиграфом. Я дочитал и поднял взгляд на крепыша. Он сидел тихо и по-хозяйски курил, приспособив под пепельницу пластмассовый стаканчик с водой на донышке.

– Ну как, – поинтересовался он, – вам понравилось?

– А как вас зовут? – вдруг осмелился спросить я.

Гость почему-то помолчал, сверля меня взглядом.

– Николай. Меня зовут Николай.

– Очень приятно, – соврал я в традиционном интеллигентском стиле.

Мне было не приятно. Передо мной сидел человек, изложивший на бумаге маньячный бред – такое я видал и раньше. Причём, судя по стилю изложения, рассказ был написан не этим человеком в воображаемых мной погонах, а неизвестным мне гражданским лицом. Но человек в погонах требовал полноценного сценария, а описанная выше кровавая бессмысленная сцена укладывалась, на мой взгляд, в три минуты мясорубочного фильма какого-нибудь молодого эпатажного режиссёра.

– Давайте, я вас слушаю, – поторопил меня Николай, глянув на часы. И чуть тише добавил: – Пожалуйста.

Я собрал все силы, чтобы голос звучал ровно:

– Николай, вещь, безусловно, интересная. Эээ… мда. Интересная. Но я совершенно не понимаю, как превратить её в сценарий. Предположим, я могу расписать это как сцену из фильма. Допустим – допустим! – я могу попробовать дописать ваш… эээ… рассказ так, чтобы получилась короткая серия для телесериала, минут на… эээ… двадцать шесть. Она будет, правда… эээ… затянута… немного…

– Очень хорошо! – воодушевился мой собеседник. – Давайте!

– Но ведь в сериале должно быть хотя бы четыре серии… – неуверенно сказал я, понимая, что даю слабину.

– Вот и допишете ещё три!

– Я… Боюсь, я… – Надо это сказать сейчас! – Не смогу.

Гость в один миг подобрался, и взгляд его стал жёстким.

– А что вас, собственно, смущает? Это почти чистая правда.

– Это не может быть чистой правдой! – фальцетом выкрикнул я. – Если бы в каком-то магазине случилась такая бойня, я бы прочитал об этом в газетах или в архивах – я в них посидел предостаточно. В конце концов, Чикатило я не видел ни разу, но читал о нём довольно! И на YouTube фрагменты документалки лежат…

– Уважаемый… – Николай тяжело нагнулся ко мне. – Вы даже не представляете, с чем мне приходится сталкиваться по работе. Уверяю вас, такой случай был. Или будет… Потом.

«ФСБ. Как пить дать! Майор какой-нибудь. А то и полковник. Спецслужбы. Решил в телевизоре отметиться» – промелькнуло у меня в голове. Сердце заполняла холодная пустота. Собеседник становился агрессивным, а разозлил его я. Надо было срочно переводить беседу на позитив.

– Коль, – проникновенно сказал я, переходя на более интимный тон (приём, проверенный тысячами редакторов на протяжении многих лет), – у вас очень, очень хороший рассказ. У меня мурашки бегали по коже, когда я его читал. Но только его не превратить в сценарий.

– А почему? – вдруг оживился крепыш Николай.

– А потому что… (Господи, что же придумать-то?!) Потому что… эээ… нужна фактура. (Сейчас надо употреблять много незнакомых ему слов!) Фактура, понятная целевой аудитории. Близкая ей. Без чуждых массовой публике аллюзий. (Господи, только бы он не начал выяснять, что это такое, а то я и сам не помню!) Понимаете?

– Значит, не пойдёт, – спокойно и чуть разочарованно произнёс Николай. – Хорошо. Давайте сделаем так. Этот материал я у вас заберу. – Я покорно протянул ему безобразного цвета папочку. – И принесу вам другой. Посмотрим, вдруг он вас заинтересует.

Николай пожал мне руку и бодро вышел из комнаты, чуть переваливаясь. Я же постарался выровнять дыхание и рванул к главному. Степан Арутюнович изволили пить и хохотать с начальством дистрибьюторской компании. Как только красномордые, пахнущие неземного аромата коньяком дистрибьюторы вывалились из кабинета и, обхлопав С. А. по плечам, удалились, не попадая в рукава собственных пальто, я получил кивок секретарши и зашёл в начальственную юдоль.

– Ну что там? – весело поинтересовался главный.

– Степан Арутюнович, – злобно выдавил я, – ко мне заходил от вас Николай. С рассказом. Требовал сценария.

– Да, да! – ласково и утвердительно закивал главред, подчёркивая важность события. – Да, Серёж, ты этому человеку давай помоги.

– Я не могу. У него, может, рассказ и ничего, только на сериал не тянет. Совсем.

– Ну… Вы о чём-нибудь договорились? – С. А. сменил тон на печально-угрожающий.

– Он принесёт что-нибудь ещё.

– Вот и хорошо. Знаешь, что я тебе скажу… – И Степан Арутюнович нагнулся ко мне, его широкое лицо раскраснелось от коньяка. – Ты сделай всё, что сможешь. Отнесись к этому как к моей личной просьбе. Не придирайся к нему. Ну написал человек что-то. Ну хочет превратить это в сценарий. Пусть! А то я знаю, как вы синопсисы читаете. Если не Гоголь перед вами – сразу в помойку его!

– Гоголь, уважаемый Степан Арутюнович, не писал бы синопсисы для НТВ, – не удержался я. – Он писал бы синопсисы для «Парамаунт Пикчерз». И то – это если бы ему не повезло в жизни.

– Серёж, – голос главного стал строгим, – всё. Помоги ему. А теперь иди. У меня встреча ещё.

Глава 3

Я мстительно ушёл с работы, не дожидаясь обеденного перерыва. Мне ещё надо было заехать в рекламное агентство, где я подрабатывал копирайтером. Надо сказать, что сотрудничество это, при котором я надеялся урвать хоть какие-нибудь крохи из огромных рекламных бюджетов гигантских корпораций, чуть не закончилось, едва начавшись.

Для затравки я получил задание написать сценарий рекламного ролика для женского журнала «Синьора». «Обратите внимание, – гнусавил важный немолодой менеджер, передавая мне бриф, – на то, что под одним зонтичным брендом будут выходить минимум два печатных издания – „Синьора Красота“ и „Синьора Здоровье“. В дальнейшем планируется также выпуск журнала „Синьора и синьорёнок“ – про детей. Но сейчас сконцентрируйтесь только на первых двух пунктах задания. Желаю вам удачи».

Я рьяно принялся за работу – тем же вечером стал набрасывать сценарные планы. Получившийся в итоге вариант выглядел следующим образом.

Синопсис предполагаемого рекламного ролика журналов «Синьора».

Голос за кадром: «Треть голливудских боевиков начинается с того, что кто-то кого-то подставил».

Видео: «Некто с героической внешностью вылетает из окна третьего этажа, разбивая собой стекло, и под звуки взрывов и выстрелов падает в живописную помойку. На стенке мусорного бака тикают пародийные электронные часы, ведущие обратный отсчёт. Героический Некто мужественно поднимает голову, увенчанную шкуркой банана, и констатирует: „Меня подставили!“».

Голос за кадром: «В половине фильмов ужасов главный злодей в финале оказывается уничтоженным не до конца».

Видео: «В зловещего вида комнате миловидная девушка спрашивает у группы подростков: „Кто-нибудь догадался отрубить ему напоследок голову?“ Под звук этих слов из комнаты выскальзывает, хихикая, Некто, в чёрном плаще и хоккейной маске. Его никто не замечает».

Голос за кадром: «Две трети мыльных опер начинаются с внезапной беременности героини неизвестно от кого».

Видео: «Молоденькая девочка латиноамериканской наружности в окружении семи детей в возрасте от полугода до девяти лет говорит старой матроне: „Лусия, я беременна“. Матрона, хватаясь за сердце: „Опять?!“».

Голос за кадром: «Три четверти детективов посвящены раскрытию убийства одного или нескольких человек».

Видео: «На живописной лужайке в комичном беспорядке валяются девятнадцать трупов разной степени окровавленности. Некий полицейский чин, топчущийся на гравийной дорожке, раздражённо спрашивает у стоящего перед ним детектива: „С чего вы взяли, что здесь произошло убийство?!“ Детектив грустно в камеру: „Жанры предсказуемы, не правда ли?“ В текущую картинку „вливаются“ предыдущие три и, расплываясь, смешиваются на экране – возникает подобие вопросительного знака».

Голос за кадром: «Нет! Это подтвердят все российские женщины, читающие журналы „СИНЬОРА“».

Видео: «Обработанная нарезка журнальных картинок, рубрик и пр. Шапка журнала. Слоган: „СИНЬОРА – непредсказуема!“».

А рядом для психологической разгрузки я набросал для себя второй вариант. Я всегда так делаю, когда становится невмоготу.

Синопсис предполагаемого рекламного ролика журналов «Синьора».

Прекрасная голая девушка расчёсывается перед зеркалом.

Она бесподобна.

У неё большие сиськи и длинные гладкие ноги.

Рядом с ней лежит журнал «Синьора Красота»…

Мерзотная грязная старуха чешет прыщеватую промежность о близстоящую бетономешалку.

Грибковатыми ногтями она сковыривает с дёсен налипшие остатки пищи – сегодня на помойку завезли целый грузовик тухлятины.

У неё рак мозга.

Сердобольный прохожий, стараясь не приближаться, кидает ей журнал «Синьора Здоровье».

Слоган: «СИНЬОРА. Jedem das Seine[1]».

Угадайте, какой из этих двух вариантов я по ошибке отправил в рекламное агентство?

Нехорошие подозрения закрались не сразу, а только спустя неделю. Потому что уже должен был позвонить кто-нибудь и сказать – берут меня или не берут, а звонка всё не было. Я залез в почту, проверил исходящие и охренел. Я решил не звонить в агентство, а лично занести туда правильный вариант. У меня было готово пятьдесят отговорок и объяснений – от пьющего брата, на которого прыгнула белая горячка, до жутчайшего компьютерного вируса, поражающего текстовый редактор в его отсутствующий AI.

Мой робкий визит в агентство был отмечен глумливыми улыбками присутствовавших там сотрудников. Молодая девчонка (оказалось, что она главнее пожилого гнуса), сдерживая хохот, приняла мои объяснения и правильную версию ролика. Она пробежала её взглядом за несколько секунд и отрывисто проговорила: «Та, первая, у вас была лучше. Мы возьмём вас на фриланс. Знаете, что это такое?»

Я не знал.

Выяснилось, что отдельных идиотов-копирайтеров, вроде меня, могут не брать в штат, а держать на разовых заказах с разовыми же гонорарами. Если же работа копирайтера раз за разом не принимается заказчиком, но потенциально одобряется агентством, ему платят скромную сумму раз в месяц, чтобы не прекращать сотрудничество.

Меня это устроило самым распрекрасным образом.

И вот сейчас я поехал в агентство, чтобы сдать очередную халтуру. Я рассчитывал проскочить, не потратив два часа в изнуряющих московских пробках. У меня был шанс – только-только миновал полдень. Утренние заторы начали рассасываться, а до вечерних оставалось ещё верных часа четыре. Мои дедушки и бабушки, рассчитывая график своих передвижений по городу (если они вообще этим занимались), пытались учитывать только наличие или отсутствие фашистских бомбардировщиков над Москвой. Мои прапрадеды, возможно, всматривались в небо, пытаясь выяснить – какая будет погода и не встанут ли лошади в грязи, не надо ли будет ночевать в охотничьих избушках, пережидая в лесу грянувшую метель. Я, как, впрочем, и вы, вынужден принимать во внимание только автомобильные пробки. Пробки, и больше ничего. В жуткий мороз и в лютую жару московские пробки стоят одинаково мёртво – и нам, похороненным в них заживо, всё равно, какая на дворе погода. Разогнать эти пробки не под силу даже фашистским бомбардировщикам. Но есть и плюс – ухудшить дорожную ситуацию в столице нашей Р. фашистские бомбардировщики тоже не в состоянии.

Надежда оказалась тщетной – только выехав на Садовое, я тут же нарвался на неимоверный затор. Вероятно, где-то впереди случилась авария. Матерясь и понимая, что опаздываю, я втиснул машину под первый же свободный знак «Остановка запрещена», шуганул уставившегося на меня в упор рыжего шелудивого кота и нырнул в метро.

Среди тех, к кому меня тут же притиснули в вагоне, никто не читал любовных романов, и это меня огорчило. Единственное, что я мог разглядеть, – это рекламную полосу популярной газеты «Московский К.». (Я утомил уже этими идиотскими сокращениями, да? Вы извините. Может, я и псих. Но так я чувствую себя спокойнее.)

Я попытался просмотреть хотя бы часть рекламных объявлений. Но мой взгляд, куда бы он ни был направлен, неизменно утыкался в объявления ясновидящих. Ясновидящие. Етить их мать! Уж точно нет ничего глупее ясновидящих. Потомственных, так сказать, знахарок, мастеров магии, Елизавет Никитичн и магистров Владимиров.

Ясновидящие… Ну вот вы как себе это представляете? Я, например, так… Стал я в один прекрасный день ясновидящим. Током, например, шваркнуло меня. Или наследственная способность взыграла. Я тут, конечно, внутренний взор бы напряг. И увидел бы, как кто-то где-то кошелёк обронил. Как в банке пачечка куда завалилась и никто не видит. Как в казино шарик крутится, увидел бы. И пошёл бы в то казино близлежащее. Опять с внутренним голосом посоветовался бы, всё своё ясновидение напряг бы. Поставил бы скромно: всё, что есть. На число какое-нибудь поставил бы. И подождал бы выигрыша в размере тридцать два к одному.

Да хрен ли мне казино?! Я, будучи ясновидящим, в сберкассу бы зашёл. И к лотерейным билетам бы пристроился. Выбрал бы из них ясновидением своим самые выигрышные. Государственная лотерея, «Спортлото» там всякое – это верный куш! Чего я буду с охраной казино связываться? По морде же ударят меня непременно после третьего выигрыша. А тут всё чинно. Гражданин такой-то, дееспособный, правоспособный, выиграл в государственную лотерею…

– Здравствуйте, Никифор Лукич.

– Здравствуйте, милочка.

– Что ж это вы, опять выиграли, что ли?!

– Опять, стало быть.

– И джекпот?

– И джекпот.

– Ах, Никифор Лукич, какой вы везунчик!

Про себя: «Какие у тебя сиськи огромные. Сейчас я тебя приворожу!»

– Аххха… Ника… Никочка… Я хочу тебя… Лезь ко мне, прямо за перегородку… Сейчас я… аххх… Сейчас в «Коммунальных платежах» закроемся… Никифушка…

Вот как живут истинные ясновидящие! А это что за говно в газетах рекламу размещает? «Приворожу, 100% гарантия. Матушка Пелагея». Так хрен ли тебе в рекламный отдел ходить, Пелечка, жухло моё ненаглядное? Приворожи себе сразу деньги. Так сказать, напрямую.

А сразу за ясновидением в списке ненависти реклама как таковая. Это ж треснуть можно! Ну я, допустим, рекламу могу на ноль помножить. Иногда. Я и сам её делаю иногда, рекламу эту. Вот сейчас в агентство еду как раз.

Реклама это что? Это когда одна часть населения рассказывает другой части населения о том, как живёт третья часть, и призывает жить так же. Притом что этой третьей части не существует.

Ну глянем вокруг. Вот телевизионные ролики возьмём, к примеру. Где вы видели семью, похожую на рекламную? Где непременный папа – миловидный худощавый брюнет с голубыми глазами, где мама – обворожительная блондинка с фигурой, не попорченной родами, и у этих двух сволочей непременно двое детей, причём один непременно мальчик, а другая – наоборот. Я вот решил проверить и вокруг посмотрел. Я не вижу, бляха-муха, ни одного брюнета с голубыми глазами, кроме как на плакатиках, призывающих купить цветные контактные линзы!

А знаете, что забавно? Ролики в стиле «happy family» [2] режиссёров, операторов, монтажёров, звукорежиссёров и сводят больше всего с ума. Они их и сами видеть не могут.

Потому что корпишь целую божью смену, как мудак, над постановочной happy family, а закончив приклеивать их мудацкие улыбки к очередному мудацкому маслу, ты возвращаешься домой, где в трёх небольших комнатках тебя ждут…

1. Тёща.

2. Её мама, которая не ходит и уже ни пса не слышит.

3. Жена (уже родила троих; блондинкой не является; из пищи любит какие-нибудь дешёвые чипсы, сделанные из отходов ветоши, которой протирали ведро из-под раствора для дезактивации изотопов стронция).

4. И дети… Трое. Старшая в свои тринадцать смотрит на тебя козой и не разговаривает. У среднего в его семь развитая близорукость. И самое мелкое одиннадцатимесячное существо, пожирающее девяносто восемь процентов внимания всех дееспособных членов семьи, включая:

– приезжающего иногда дедушку жены, который костыляет от входной двери прямо к столу, заполняя дом своим бухгалтерским социалистическим запахом;

– других родственников жены из Ивановской области. В Ивановской области давным-давно забыли раздать кондомы. Или, может, особо лютые члены местной епархии легли на рельсы и не пропустили поезд с богомерзкими кондомами. И поезд с кондомами ушёл в другую область. А эти суки расплодились! Я лично оформляю себе местную командировку за свой счёт в клоповную подмосковную гостиницу, когда приезжают родственники жены из Ивановской области.

Какая тут на хер хеппи фэмили?! Ау! Более того, я вас уверяю, что эта самая обычная фэмили не способна соргазмировать при одном виде какого-нибудь особого подсолнечного масла. Они столько жрут, что пищу для всех них можно жарить на отработанном «Mobil 1» – они ничего не заметят.

Господи, дай-ка я вникну, на хрен мне родственники? У меня к тебе есть ряд вопросов. Отдаёшь ли ты, в мудрости своей, себе отчёт в том, что…

1. Кроме жены, я этих родственников не выбирал. То есть я им ничем не обязан. Привожу пример: я подобрал на улице слепого одноногого бобра. Значит, я несу за него ответственность. Я вмешался в бобриную карму тем, что засунул его себе за пазуху и решил ухаживать за ним, как за близоруким сыном. Мораль: гореть мне в аду, если назавтра я решу превратить бобра в живое устройство для полировки автомобиля.

2. Я не пользуюсь благами родственников. Ни один из них не укрывал меня от закона; я не ездил на лето к ихним бабушкам; они не в состоянии помочь мне решить какую бы то ни было проблему. Я не живу у них, когда бываю в Иваново. Я не ем у них. Я не желаю их знать. Меня с ними ничего не связывает, кроме фрагментов ДНК жены, которые плавают у них в крови и которые криминалисты, я полагаю, одновременно могут обнаружить на нашей общей с ней простыне.

3. Не знаю, в курсе ли ты, Господи, но у нас тут двадцать первый век. Мы уже какое-то время не живём в пещерах и не тычем убогими копьями в очумевшую дичь. Мы не зависимы от родственников в других пещерах. Или в других деревнях. Деревень больше вообще нет, Господи, ты знаешь? В случае пожара мы не перебираемся всем кагалом в соседнюю деревню христарадничать к этим самым родственникам. Мы идем в страховую компанию – получаем там немного. Потом идём к тем, кого мы сознательно выбирали в друзья (за эту фразу филологический ад гарантирован, но ты, Господи, дослушай, я говорю по существу), и одалживаем у них деньги. А потом начинаем ремонт. К родственникам из Ивановской области идти бесполезно – они ничего не дадут, потому что у них ничего нет.

4. Почему судят за убийство недееспособного бухгалтерского дедушки?

5. Почему ты, тупой равнодушный старик, позволяешь таким же старикам из крови и плоти гнить заживо?

6. Гниёшь ли ты сам, если они по твоему образу и подобию?

7. Если гниёшь, то кто переворачивает тебя, чтобы не появились пролежни? Кто выносит судно? Кто кормит, промахиваясь скользкой ложкой мимо неопрятного небритого рта?

8. Лежишь ли ты в доме престарелых? Кто соседи?

9. Есть ли там телевизор с рекламой?..

Тут двери вагона глухо стукнули, открываясь (правую заедало), и меня вынесло вместе с толпой на перрон. Человек весом менее пятидесяти килограммов вообще может в часы пик передвигаться в метро, не используя собственную мускульную силу. Ему достаточно удачно попасть в толпу и поджать ноги.

Глава 4

В рекламном агентстве я последовательно наткнулся на подозрительный взгляд неграмотного охранника, пустые взоры местных менеджеров, изображавших умственную деятельность, и пылающие ненавистью глаза пятидесятилетней-с-хвостиком бухгалтерши. Она вынуждена была выдать мне несколько купюр, хотя каждый её бухгалтерский атом противился данному действию: последние мои рекламные ролики были приняты почти полгода назад. Получив свою скромную зарплату (коллега-копирайтер удачно называл эти ежемесячные выплаты финансовыми менструациями), я выкатился из здания, стараясь не попасться на глаза девчонке-начальнику. Рано или поздно она всё равно дойдёт до осознания моей абсолютной бесполезности в рекламном деле, и я лишусь нескольких сотен долларов в месяц – этот скорбный момент мне хотелось максимально оттянуть.

К тому же теоретический успех моей принятой полгода назад рекламной серии был обгажен практикой в прямом смысле слова. Серия телевизионных роликов касалась известного йогурта «Д.», чтоб им в аду всех кормили. Креатив заказчиков устроил. Однако для его воплощения на съёмочную площадку пришлось привезти около двухсот упаковок йогурта. Упаковка – это такая йогуртовая группа из четырёх стаканчиков, знаете? На площадке в холодном павильоне «Мосфильма» группу не кормили – так что содержимое фургончика-холодильника с горделивой эмблемой «Д.» на боку распотрошили и самовольно съели. Халявным йогуртом украсились от пуза все – от артистов до охраны.

Странным образом оказалось, что пребиотическое действие каких-то сраных бактерий, запиханных создателями в этот йогурт, не миф. Бактерии воодушевились и массированно наступили на расслабленный рекламный взвод слаженной армией из двухсот упаковок.

На следующий день (это был второй съёмочный из двух запланированных) на работу не вышел никто. Артисты, артистки, осветители, режиссёр, операторы, охранники, гримёры, продюсеры – каждый из них провёл тяжёлую ночь в сортире, и даже наступившее утро не принесло им облегчения. Московская канализация поучаствовала в процессе создания рекламы «Д.», равнодушно приняв капитуляцию жадных рекламщиков. Если бы не её пропускная способность, городу пришёл бы каюк.

Формально я тут был ни при чём. Но, как вы понимаете, известный осадок остался. Когда кишечники трёх десятков человек обрели способность уменьшить интенсивность работы спятившей от йогурта перистальтики и владельцы этих кишечников, пугая друг друга измученными бледными лицами, вновь появились на съёмочной площадке через пару дней, кто-то из них всё-таки озвучил вопрос: «А какой мудак написал сценарий, в котором мы должны жрать этот йогурт?»

В сценарии не было написано, что они должны были сожрать фургончик целиком. Но высказать эту мысль было некому: я в это время сидел в своём закутке и яростно колотил по клавишам, пытаясь уменьшить виртуальное бандитское поголовье, грозящее вылиться в очередную шестнадцатисерийную сагу…

Вернувшись к машине (на этот раз я не читал в вагоне чужую прессу, а слушал чужую музыку, пробивающуюся сквозь кости черепа школоватого вида подростка, к которому меня притиснули на «Соколе»), я обнаружил, что неведомое транспортное средство в моё отсутствие начисто стесало моему несчастному старому джипу левый задний угол. Бампер треснул, фонарь был разбит, а на асфальте лежала жалобная кучка осыпавшейся с днища сухой глины. Я обошёл вокруг машины и посмотрел наверх. Очевидно, меня выбрали главным действующим лицом сегодняшней компьютерной игры Господа Бога «Доведи перса до суицида». Он сидел наверху, жал на кнопки небесной клавиатуры и лыбился. Я же, поняв, что ожидание ГАИ и оформление затянется на века, мысленно плюнул рядом с глиняной россыпью и побежал обратно на работу, рассудив, что формальности я улажу и вечером.

На работе меня ждал сюрприз. Не успел я принять сытый вид только что пообедавшего человека, который, в связи с исключительной вкусностью и дешевизной ресторанов на Садовом, чуть задержался, поскольку пытался хоть на миг продлить наслаждение от неизбежно ускользающей от вкусовых сосочков и соскальзывающей в безразличный пищевод еды, как меня тут же отловили. Прямо в коридорчике я наткнулся на Степана Арутюновича, который стоял в дверях собственной приёмной и любезничал с неизвестным мне гражданином.

– А вот, кстати, и он! – преувеличенно бодро сообщил Степан Арутюнович собеседнику. – Серёжа, иди, я вас представлю друг другу.

Я подошёл. Собеседник шефа, жилистый невысокий и весьма шустрый на вид человек с аккуратными лёгкими стрелками усов, бросил в мою сторону неожиданно живой и приветливый взгляд.

– Это Сергей, наш шеф-редактор, – торжественно объявил босс, попутно наградив меня несуществующей должностью. – А это Николай, мой хороший товарищ. Известный специалист, – подумав, добавил Степан Арутюнович, забыв, впрочем, уточнить область, в которой Николай изволили специализироваться.

При втором за день важном человеке по имени Николай мне захотелось истерически расхохотаться, и я приложил неимоверные усилия, чтобы этот смех не прорвался наружу.

– Очень приятно, – соврал я, пожимая руку.

– Очень приятно, – эхом откликнулся Николай, причём его слова звучали куда искреннее и дружелюбнее моего вранья.

– Прошу вас пройти в Серёжин кабинет, – интимно предложил С. А. – Там Николай всё объяснит. Его дело не терпит отлагательства.

Это мой-то закуток он называет кабинетом?! Блядь, да если бы я не спёр в соседнем строящемся офисе два тугих и тяжелющих рулона красивого буржуйского звукоизолята и не перегородил бы ими проход…

Одарив нас с жилистым этой книжной фразой, которую я никогда не слышал в живой речи, Степан Арутюнович величественно кивнул и сделал кривоватый жест. Больше всего в этот момент он походил на гаишника, который во сне пытается остановить машину воображаемым жезлом.

В моём закутке жилистый и юркий Николай вежливо пропустил меня к окну, а сам мигом уселся на то место, которое буквально два часа назад занимал другой Николай со своей сценарной похотью. Они вообще чем-то походили друг на друга, эти двое. Ситуация с именами гостей выходила анекдотическая, и я, стараясь сдержать нервный смех, мысленно разделил и объединил посетителей, обозвав их Николаем Первым и Николаем Вторым. Тем более что первый больше походил на Кровавого.

– К вашим услугам, – усевшись, выговорил я, стараясь выглядеть деловым и приветливым одновременно.

– Сергей, – почти ласково обратился ко мне Николай Второй, – у меня тут вот повесть есть. Степан Арутюнович рекомендовал вас как талантливого сценариста… (В моей душе шевельнулось то самое тёплое чувство, которое неизбежно возникает, когда удаётся незаслуженно хотя бы на время присвоить чужие регалии). Пожалуйста, прочтите. – И Николай Второй дружелюбно протянул мне дурацкую розовую папку, которая являлась сестрой-близняшкой дурацкой розовой папки Николая Первого.

– Читать прямо сейчас? – осторожно осведомился я, имея в виду горький опыт двухчасовой давности.

– Конечно, – кивнул Николай Второй. – У меня времени прям совсем мало. Я в обеденный перерыв к вам забежал. Буквально на минутку. Да вы прочтите, там немного.

Страницы: 123456 »»

Читать бесплатно другие книги:

"Кравцов сбежал вниз. Отыскал провонявший теплой хлоркой туалет, тщательно умылся, низко согнувшись ...
Альфред Адлер – знаменитый австрийский психолог и педагог, основоположник одного из наиболее известн...
Сотрудник секретного Комитета по розыску произведений искусства по прозвищу Голландец – крупный эксп...
В книге потомственной сибирской целительницы Натальи Ивановны Степановой, которую вы сейчас держите ...
В ваших руках пятая «Большая книга заговоров» потомственной сибирской целительницы Натальи Ивановны ...
Что делать, если любовь причиняет одни страдания, если ваши чувства остаются неразделенными?.. В сво...