КУНСТ (не было кино). Роман с приложениями Чихачев Сергей
Я глотал чай и пытался сообразить что к чему, но взгляд мой неизменно натыкался на светлую жёлтую полосу жалюзи, нависших над серо-белым окном, как сталактит, а думать я почему-то мог только о секретарше. На вид ей было лет под сорок, и такой красивой и высокой сорокалетней бабы я, честно, раньше не видал.
– Давайте по порядку, – мягко промолвил Николай Второй. – Сначала решим ваши сегодняшние проблемы. – Он снял трубку телефона и принялся туда что-то неслышно говорить. Меня всегда поражало это умение силовиков – или кто они там – говорить по телефону без звука и почти не шевеля губами.
– Я видел, ага… – Наконец-то выдавился из меня ответ. – А что такое КУНСТ?
– КУНСТ расшифровывается как Коллегиальное Управление Народной Современной Теократией, – чётко выговорил Второй, положив трубку. – Помните, что такое теократия?
Я наконец смог избавиться от образа секретарши, и мысль вяло зажурчала, пытаясь пробиться ручейком в иссохшие пустоши знаний университетского курса.
– Ну… я помню так… примерно… – тянул я время. – Это вроде («Ватикан» – услужливо шепнула память.) Вроде как в Ватикане? Глава государства… Он же глава церкви…
– Это в узком, в классическом значении, – поправил меня Николай Второй, Первый же в это время, сидя к нам вполоборота, просматривал в компьютере какие-то документы. – Вы потом, как будет время, залезьте в словари, почитайте литературу и освежите знания. В наше время понятие теократии существенно расширилось. К тому же, не забывайте, что наша теократия – народная, как бы бредово это ни звучало. Если коротко – мы управляем страной.
– Россией? – вырвалось у меня что-то похожее на хриплое блеянье.
– Нет, блядь, Французской Полинезией, – буркнул Николай Первый.
– Вы извините Николая Васильевича (О! Он Васильевич! Я теперь буду различать их по отчеству!) Он много работает в последнее время, – извиняющимся тоном объяснил Николай Второй. – И с вашим делом в том числе.
– А вот у меня есть к вам вопрос, – грозно зарычал Первый, обращаясь ко Второму: – Скажите-ка, Николай Васильевич…
Твою мать! Твою мать! И этот Васильевич! Возвращаемся к цифровой системе.
Николай Первый не договорил. В кабинет уверенно и неспешно вошёл врач. Он был одет в костюм, напоминающий костюм хирурга в больнице, но из материала более плотного и более, если хотите, сложного. Обменявшись кивками с Николаями, врач негромко обратился ко мне:
– Хламидиоз?
Я кивнул в ответ.
– Давайте вылечим, – предложил доктор, доставая шприц из маленького несессера.
У меня в голове суматошной вереницей пронеслись мысли о сыворотке правды, которую непременно надо вколоть попавшему в официальные стены.
– Не бойтесь, – укоризненно вздохнул Николай Второй. – Один укол.
Доктор вколол лекарство и исчез.
– Ну вот, – обрадовался Второй, – хламидиоз вылечили! Продолжим?
– Он же… Он же не лечится одним уколом! – попытался возразить я.
– У вас не лечится, у нас лечится, – вновь подал голос Николай Васильевич. – Анализы сдадите через месяц. И убедитесь.
– Давайте я введу вас всё-таки в курс дела, Сергей, – продолжил Николай Второй. – КУНСТ является организацией, которая управляет страной. Своими способами. Всё руководство, известное вам и всему миру, все официальные структуры, правительство, министерства – всё это толком не работает. Да, впрочем, вы и сами могли это заметить.
Я смотрел на Николая, онемев.
– Мы ознакомились тут с тем, что вы писали. В газетах, потом в качестве сценариста. Мы примерно представляем ваше мировоззрение. Вряд ли вы удивитесь тому, что Россия, как государство, недееспособно. Милиция не обеспечивает порядок, да? Врачи лечат из рук вон плохо. Армия никого не может победить. Пожарные грабят квартиры, которые тушат. Чиновники наедают рыло, ничего не делая. Кроме экспорта нефти и газа, у нас вообще ничего в стране не происходит. Такое впечатление может сложиться, не правда ли? Ну и к тому же взятки все дают и берут, крадут что ни попадя… Ну что я вам рассказываю? Вот возьмём ваши последние два-три дня. Много у чего у вас получилось после того, как вы сталкивались с государством?
– Немного, – признался я. – А можно ещё чаю? Крепко заварить в большую кружку, а как заварится – туда молока.
– Сейчас сделают, – уверил Николай Второй. – Анна Вячеславовна всё слышала. Так вот, любой вменяемый человек, ознакомившись с методами управления страной, может заключить, что это государство существовать не должно. Оно не может существовать ни по одной экономической теории. Однако оно существует. Потому что есть КУНСТ.
– А что вы делаете? – задал я вопрос, пытаясь справиться с дурным самочувствием. У меня возникло ощущение, что я нахожусь не просто в ГФМЦУ УСН ФСБ РФ, а в местном отделении для душевнобольных.
– Мы… – начал было Николай Васильевич Второй, но его перебил Николай Васильевич Первый.
– Значит, вопрос я вам хотел задать, Николай Васильевич. А на каком основании вы принесли объекту неутверждённый материал, который называется (он глянул на монитор) «Спасти Стивена Спилберга»?
– Этот материал будет утверждён. – За лёгким тоном Второго слышалась сталь. – Вопрос времени.
– Кстати, я хотел сказать, что этот синопсис вполне можно превратить в сериал, – вставил я свои три копейки в беседу сумасшедших.
– Вот видите! – обрадовался Второй.
– Прославиться захотелось, – хмыкнул Николай Первый, – ну-ну.
– А что значит «утверждённый»? Кем утверждённый? – вякнул я.
– Вы проходили проверку, – неприязненно глядя на меня, сообщил Николай Первый. – Вам было показано три материала. От вашей реакции зависело, возьмём ли мы вас на работу.
– И… как… результат? – осторожно осведомился я, надеясь, что мои редакторские навыки сработали так, как надо, и «Магазин» я завернул не случайно.
– Результат херовенький, – в голосе Первого появилась ехидца. – Материал «Магазин» – тест на психическую устойчивость к насилию. Объект должен оценить его положительно или равнодушно, а вы оценили отрицательно. Вам, видите ли, кровь не нравится. Даже ненастоящая. Материал «Белый маяк» должен быть оценен скорее положительно. Тут вы почти попали в точку, нормально. Но должна быть отмечена реакция объекта на факт предательства главным героем коллег-милиционеров. У вас этой реакции нет. А со вторым материалом вышла непонятная ситуация. – И он выразительно посмотрел на Второго.
– Я уже объяснил вам, что материал находится на утверждении, – железным тоном отбрил его Второй.
– А что не так с этим «Стивеном Спилбергом»? – осторожно вступил я. – Вполне себе можно сделать сериал.
– Что не так?! – побагровел Первый, обращаясь, впрочем, не ко мне, а к коллеге. – Я вам скажу, что не так. Я вам скажу ещё и почему этот материал вряд ли будет утверждён. Потому что (он повысил голос, явно цитируя какой-то устав) материалы, в которых прямо или косвенно упоминается или оценивается деятельность КУНСТ, запрещены к передаче объектам! Запрещены!
– В смысле…
– Эта история почти реальна, – отрывисто сообщил Николай Второй. – Финал только враньё. А так всё правда. Мы действительно занимались и занимаемся пиратским рынком. Обеспечение – «Коллегия-15». И пиратский рынок, замечу вам, через нас приносит России почти один процент ВВП.
– Ноль целых семь десятых процента, – мстительно и резко поправил Первый. – До одного не дотягиваете. Вообще ближе к половине, если вы умеете считать.
От подобной информации у меня, видимо, непроизвольно расслабились лицевые мышцы, потому что я обнаружил свою челюсть ниже, чем она обычно находится. Только появление красавицы Анны Вячеславовны с огромной кружкой чая с молоком помогло мне вернуть челюсть на место.
– Настоящее государство для прикрытия, – резко рубанул Николай Первый, уставившись прямо на меня, пока я трясущимися руками ставил кружку на стол. – Они всё равно ни хуя не умеют! КУНСТ – это квазинастоящее государство. В котором собираются, блядь, реальные налоги, в отличие от этого вашего…
– То есть вы… правда были… в Халулае? – робко обратился я к Николаю Второму.
– Был, – улыбнулся он, – был. Халулай – это чистая правда. И про выпускные, и про кроссы, и про захват судна – всё правда. Так вот, контрафактом занимается «Коллегия-15», как вам уже сказали. Контрабанду возит «Коллегия-7», она же работает с таможней – четыре процента ВВП. Проститутки, которые вас хламидиями наградили, дают почти шесть процентов ВВП. И, представляете, какая ирония судьбы – это «Коллегия-6»!
– А ба… а ба… бандиты… это тоже вы? – слова еле лезли из меня. Видимо, шок был сильнее, чем казалось.
– Бандиты… – со вздохом произнёс Николай Второй. – Ну вот смотрите, Сергей. В стране есть производство, так? Есть, безусловно, торговля. Есть розничные сети. Есть десятки тысяч фирм, предоставляющих услуги. То есть в целом люди умеют работать, когда им надо. Но они считают своим долгом максимально обмануть государство. То, которое считается настоящим. Не платить налоги. Не показывать выручку и прибыль. Ну и так далее. Так вот те, кого вы называете бандитами, выполняют эту работу вместо коррумпированных налоговиков, судей-взяточников и прочей швали. Так что для вас они – «бандиты», а для нас – «Коллегия-2». Тридцать четыре процента ВВП. И неучтённого у них очень мало. Особенно у Солнцевского филиала.
– Подождите… – Наконец меня начали слушаться губы. – Как так? А как так получилось? А когда…
– А получилось так, – перебил меня Николай Первый, – что в восьмидесятых годах, ближе к концу, в стране было нечего жрать, понятно? Потому что у этого сраного государства не было денег. Вообще. А в больницах не было лекарств. И люди умирали от отсутствия самого простого нитроглицерина. И жрать было нечего, повторю! Ты молодой, ты, может, не помнишь. А я помню.
– Мы обсудили ситуацию с товарищами, – вступил Второй, – и выход был только один: спасать страну самим. Да, да, с товарищами, которые работали в КГБ, в милиции, в армии – у нас много армейских, – кивнул он на мой немой вопрос. – И начали спасать. И спасли.
– Откуда, по-твоему, в этом их бюджете берутся деньги, а? – прохрипел Первый, незаметно и вполне естественно перейдя в общении со мной на «ты». – Кто им даёт основные бабки? Мы даём.
– Так вот, – продолжал Второй, поморщившись, – мы организовали первые боеспособные структуры. Прошлись по цеховикам. Прошерстили экономическую преступность. Ну про операции типа видеопиратства вы уже прочли – мы просто стали пользоваться имевшимися наработками ГБ. И выстроился КУНСТ. Операция прикрытия, кстати, заняла много сил. И заметьте, она сработала. В прессе была куча упоминаний о лучших профессионалах, которые ушли из милиции, ГБ и других органов неизвестно куда – кто якобы к коммерсантам, кто к бандитам. Так вот, они ушли к нам. А догадаться об этом никто не был должен. И не догадались.
– А как… выглядела… операция прикрытия? – Мои губы еле шевелились.
– Телесериалы. – И Николай Второй, довольно улыбнувшись, откинулся на спинку кресла.
Я тоже откинулся в кресле, пытаясь собраться с мыслями. На языке вертелись сотни вопросов, главным из которых был – удастся ли мне отсюда слинять? Словно почувствовав моё желание это выяснить, Николай Второй упредил меня ответом:
– Значит, давайте, Сергей, я вам теперь расскажу программу на сегодня. Мы с вами сейчас прогуляемся, посмотрим здание, я вас познакомлю с коллегами. Потом пообедаем. Затем съездите на задание, чтобы посмотреть, как мы работаем. А вечером обсудим, как именно вы будете трудиться и что входит в круг ваших обязанностей.
– Что мне надо будет делать? – осведомился я каркающим голосом.
– Есть небольшой отдел, который курирует телевидение и занимается сценариями и синопсисами телесериалов, – объяснил Николай Второй. – Возможно, как человек, имеющий отношение к этой области, вы могли заметить, что их продукция… как это сказать… хромает. Я позже вас введу в курс дела.
– А я… могу отказаться? – тихо спросил я, делая сверхусилие, чтобы голос не подвёл.
– Теоретически можете, – беззаботно, но с оттенком брезгливости ответил Николай Второй. —
А практически… практически у нас случаев успешных отказов не было. – И он в упор посмотрел на меня. – Мы хорошо изучили ваше личное дело, Сергей. Я не вижу причин, по которым вы откажетесь. Приведу пример: за последние дни вы пытались решить собственные проблемы с могильным камнем, с автомобилем, со страховой, с ГИБДД, с рекламщиками этими вашими… – тут Второй непроизвольно хмыкнул. – Ну и так далее. Офис у вас вот переезжает, я слышал, чёрте куда… Значит, болезнь мы вашу уже вылечили. С могилой вопрос решим сегодня. Весной, как только земля оттает, памятник будет стоять там, где вы хотите, и такой, какой захотите. Машину свою сдадите нам, получите другую, получше. Её ремонтом и обслуживанием будет заниматься транспортный отдел. Что ещё? Жилищный вопрос не решается сразу, но через года эдак… – он замешкался, – три уедете вы из своего Черкизова. С рекламой лучше пока не возитесь, мой вам совет. Оклад я вам назову попозже, мне нужно ещё проконсультироваться. Но я вас уверяю, таких денег вы никогда в руках не держали.
– Ты ещё девок из шестой Коллегии не видал! – радостно рыкнул Николай Первый.
– Он много чего не видал, – туманно подтвердил Второй и поднял на меня взор. – Так почему вы должны отказываться, Сергей?
В кабинете натурально повисла тишина. Мне было нечего сказать. Единственное, против чего восставала душа, – это слегка насильственный способ рекрутинга. Но с другой стороны, разве лучше бесконечные собеседования с туповатыми и уверенными в себе эйчарами – в просторечии кадровиками – разных шарашек, куда мне, безусловно, пришлось бы вскоре пытаться устроиться на работу?
– Пойдёмте на экскурсию. И обедать, – сказал я, поднимаясь с кресла.
Странно, но ко мне вернулся голос, и он уже не дрожал. Николай Второй улыбнулся, тоже встал и приглашающее открыл дверь кабинета. Во взгляде оставшегося сидеть Васильевича Первого я впервые прочёл нечто вроде одобрения.
– К проституткам из шестёрки его своди, не забудь, – напутствовал он нас с Николаем Вторым, чтобы мы не забыли его реплику минутной давности. – Он их любит.
На выходе я утешил свой взор видом улыбнувшейся мне величественной Анны Вячеславовны (Господи, ну как тебе удаются иногда такие сиськи четвёртого размера, о Всемогущий?), и мы пошли на экскурсию.
Глава 10
Всё время, пока мы спускались и поднимались, и проходили бесконечными коридорами, Николай Второй не прекращал рассказ.
– Видите, мы дверь проходим? – говорил он. – Это мы на шестом этаже сейчас. Тут раньше историки сидели. Аналитический отдел.
– А они что делали? – повторял я в сотый раз один и тот же вопрос.
– Извлекали из архивов данные и пытались понять – существовала ли на Руси подобная КУНСТ структура до нас.
– И что?
– Прямых доказательств не обнаружили. Нашли косвенные, но они, извините за тавтологию, недоказуемы.
– Например?
– Давайте, Сергей, я лучше вас представлю консультанту, и вы с ним поговорите. Я этой темой не занимался. А он, наоборот, был в той рабочей группе.
– А почему вы дублируете функции государства, вместо того, чтобы просто взять их на себя и выйти из тени? – задал я мучивший меня вопрос.
– Мы не готовы, – посерьёзнел Николай. – Пока рано. Это же революция. А мы к ней не готовы. В первую очередь финансово. Мы отдаём Центробанку не все собранные средства (они, кстати, никогда не спрашивают, откуда деньги). И у нас есть отдельный фонд, своего рода золотой запас – из тех средств, что мы не отдали Центробанку, а оставили себе. Сначала мы должны сравняться с государством по объёму ВВП и по золотовалютным резервам. А там действительно сможем выйти на официальный уровень и прогнать этих шаромыг.
– А в чём тогда будет отличие между вами и ими? – пожал плечами я. – Понимаете ли вы, что этого отличия не будет? Вы станете государством, завертятся ваши шестерёнки, и вот вы уже сами будете брать взятки и качать нефть за границу.
Николай остановился:
– По Марксу, вы правы. Однако скажите, Сергей, в чём разница между царским правительством, скажем, 1907—1917 годов и правительством большевистским, годов этак 1920—1930-х? И то, и другое являлось государством.
– Н-не знаю, – осторожно протянул я, – смотря, что вы имеете в виду.
– Я имею в виду как раз коррупционную составляющую. Так вот, она уменьшилась в разы! Не будем обсуждать сейчас Сталина и ГУЛАГ. Возьмём только коррумпированность. В разы! А почему? Потому что революция полностью сменила царских воров, сидящих у власти. Люстрация. Чистка. А новые, пришедшие им на смену, в массе своей были гораздо меньшими ворами. Вот и всё. Вот чем мы – на первых порах – будем отличаться от нынешней власти. У нас все люди подобраны один к одному. Они не будут дербанить ЮКОС, чтобы обогатиться самим и поделиться с дружбанами. Если они и раздербанят его, то в пользу страны.
– А потом вы всё равно неизбежно закончите так, как на протяжении истории заканчивало любое правительство, – мстительно вставил реплику я, когда мы вышли из лифта на втором этаже.
– Да, – как-то рассеянно и грустно кивнул Николай, – закончим. Но до этого надо ещё дожить. Я рад, что вы быстро схватываете суть. Ну вот, кстати, и «Шестёрка». Давайте зайдём.
Николай толкнул дверь – на втором этаже она была, кажется, одна, – и мы вошли в огромное помещение с невысоким потолком. Я ожидал увидеть там сотни полуголых девушек, готовящихся к вечерне-ночной смене. Что-то среднее между женской баней и казармой для вольноопределяющихся. Однако в «Шестёрке» было на удивление немноголюдно. Немногие находящиеся в помещении сотрудники – все мужчины – подняли на нас взгляды.
– Добрый день, – поздоровался Николай. – У нас экскурсия для нового сотрудника. Знакомьтесь.
Люди кивнули.
– Пойдёмте дальше? – полувопросительно обратился ко мне Николай.
– «Коллегия-6» – это же проститутки, да? – шёпотом спросил я у него. – А где они все?
Николаю удалось сдержать смех, но ему пришлось достать платок и сделать вид, что он сморкается и убирает соринки из глаз одновременно.
– Послушайте, тут вам не общежитие, – выговорил он подрагивающим голосом, – и не бардачок. Тут «Коллегия». Управление то есть. Мы же не можем физически затащить сюда десятки тысяч девушек, которые куют, так сказать, часть бюджета страны, правда? Однако я уловил вашу мысль. Павел, будьте любезны, – обратился он к ближайшему сотруднику, – покажите нам какой-нибудь каталог.
– Какой город? – деловито осведомился Павел.
– Давайте Москву. Москва, Химки… Нет, Химки мы не осилим даже в каталожном виде, времени нету… Давайте Алтуфьевку. От трёхсот.
Павел кивнул и ушёл вглубь комнаты, где я его видеть не мог. Я мельком подумал, что мой Николай Второй тут птица не из последних.
– Ну вот, смотрите, – милостиво предложил Николай, передавая мне мигом принесенный каталог.
Я открыл большую пластиковую папку, похожую на обычную канцелярско-бухгалтерскую дребедень. Из-под прозрачных файликов мне улыбались девушки. Блондинки, брюнетки, шатенки и рыжие, голые, полуголые и одетые, юные и не очень, гордые и тупые, весёлые и печальные, чуть ли не плачущие в объектив. Мои воспитанные Интернетом глаза только и успели выхватывать отдельных лучших представительниц древнейшей профессии и привычно овладевать ими мысленно, не сходя с места.
– Достаточно, – мягко оборвал полёт моей фантазии Николай, забирая у меня папку и передавая её обратно Павлу. – Убедились, что «Коллегия-6» существует, – и ладно. Идёмте. Обед отменяется, мне только что позвонили. То есть он не отменяется, а переносится. Пообедаете на задании. Жаль, между прочим. У нас такая столовая на третьем этаже – вы оттуда выходить не захотите. Ну да ладно. Успеете ещё.
Мы вышли из «Коллегии-6».
– А вот скажите, проститутки работают всё равно не с вами напрямую, так? У них есть мамки, есть сутенёры. Над ними стоят бандиты, которые забирают часть денег. КУНСТ в этой схеме где?
– Везде, – приветливо покачал головой Николай, – за исключением сутенёров. Они не вписаны в финансовую схему. Своеобразный пережиток прошлого. Их, кстати, всё меньше становится. Мамки забирают у девушек и передают нам через «Коллегию-6» примерно сорок процентов выручки, она же в данном случае прибыль. Через «Коллегию-2» поступает ещё процентов сорок. Так что налогооблагаемость проституции у нас лучше, чем в Германии.
– Но ведь они не могут знать, что работают на КУНСТ? – Я с удивлением посмотрел на Николая.
– Конечно нет, – подтвердил он, ускоряя шаг, – они полагают, что их крыша – менты или ФСБ, в зависимости от региона. Соответствующие корочки мы показываем, когда знакомимся с новыми людьми. Чуть не забыл, надо вам сделать удостоверение какое-нибудь. Для прикрытия, но настоящее. Что хотите?
– ФСО! – вырвалось у меня.
Я дал слабину. Демоны вырвались наружу. В душе расплылась сладкое ощущение всевластия, а перед глазами замелькали картины, как я вожу остановившего меня хамоватого гаишника мордой по номеру, который ему показался грязным, а он, убояшеся ксивы ФСО, скулит и молит простить его дурацкое поведение… Брррррр! Я чудом справился с собой.
– Если можно, я подумаю, – быстро проговорил я, пока глаза Николая не успели широко раскрыться. – Или вы мне посоветуете. Потом.
Николай кивнул и тут же жестом обозначил нужную нам дверь, к которой вёл широкий коридор.
– Мы прибыли, – сообщил он, – прошу!
Помещение, куда мы вошли, было огромным. Судя по всему, мы находились под землёй. За двустворчатой дверью было довольно шумно: туда-сюда сновали люди. Николай Второй подвёл меня к группке из трёх человек, разговаривавших в отдалении.
– Это Сергей, он новичок. Поедет с вами. Саш, главным ты?
Александр, к которому обращался мой провожатый, был грузным дядькой лет пятидесяти и вид имел вполне себе усатый. Он молча кивнул и пожал мне руку.
– Грузитесь! – Николай скомандовал и повернулся ко мне: – В разговоры особо не вступай. Просто смотри, что происходит. Ну и пообедаешь заодно.
Усатый Александр кивнул мне ещё раз, приглашая идти за ним. Одет он был стандартно для чиновника – дорогой неудачного тёмного цвета костюм, пальто и совершенно идиотская советского вида шапка. Я, к счастью, родился позже того времени, когда надо было уметь отличать норку от пыжика, поэтому мех, из которого был свёрстан этот шедевр отечественных скорняков, остался неузнанным. В руках у Александра был чиновничий портфельчик.
Мы прошли всё расширяющимся коридором, спустились ещё на один уровень вниз на просторном лифте. В ноздри ударил бензиновый выхлоп; я предположил, что мы попали в гараж, – и не ошибся. После колонн, обрамлявших выход из лифта, передо мной протянулись вереницы машин. Здесь было всё – от новейших чистейших «ауди» и «мерседесов» с государственными номерами разных ведомств до нелепых «жигулей-десяток». В ряду стояли машины ГАИ с «люстрами», чёрные бронированные «гелендвагены», ПАЗик с табличкой «ОМОН», роскошный катафалк, большие и маленькие микроавтобусы и прочие представители автопрома разных стран с синими проблесковыми маячками и без. Мы с Александром прошествовали к скромной чёрной БМВ. Оказалось, что внутри уже сидел водитель. Александр неслышно бормотнул адрес, БМВ резво подхватилось и выкатилось из гаража – сначала наверх, на белый свет, а затем, через огромные сдвинувшиеся ворота, на улицу. Мы проехали буквально четыре поворота и остановились. Я узнал это место – мы были буквально в одном квартале от Лубянской площади.
– Приехали, – сообщил Александр.
Я хотел было спросить, какого хрена мы не пошли сюда пешком, но вовремя осёкся.
Дальнейшее заняло часа полтора. В ресторане за столиком нас ждали двое вполне богатых на вид мужчин. Мы обменялись рукопожатиями, сели и заказали обед. Разговор вёлся на самые бестолковые темы, касающиеся самых скучных телевизионных новостей. После того как посуда была убрана, один из вполне богатых на вид наклонился чуть ближе к Александру:
– Значит, по поводу того… что мы с вами обсуждали… – тихо промурчал один вполне богатый, – там по срокам бы… побыстрее.
– А сколько там, напомните? – медленно и задумчиво пробасил Александр. – Шесть, да?
– Да, всё как было. Только по срокам чуть пораньше бы. Мы условия соблюдаем. Просто, если возможно…
– Я попробую. – Александр скомкал салфетку и встал. – Ну, будем на связи. Я жду вас в машине, – обратился он ко мне и направился к гардеробу.
Я офонарел. На протяжении всего обеда мне удавалось поддерживать идиотский разговор ни о чём, вставляя редкие общие реплики и рассказав анекдот в тему. То есть я, кажется, не спалился. А что мне надо делать теперь? Никто же ни о чём не предупреждал!
Однако действие в этом этюде было, видимо, вполне определённым, и моей инициативы не потребовалось. Второй вполне богатый на вид придвинул ко мне обычный аккуратный полиэтиленовый пакет без опознавательных знаков. Машинально повинуясь общим движениям, взглядам и жестам, я встал вместе с собеседниками, накинул куртку, взял пакет и вышел из ресторана. БМВ меня ждал/ ждало/ждала – я никогда не знаю, какой род правильно употребить, когда речь идёт о БМВ, – на том же месте, и только белый, еле видимый парок, лениво выпархивающий из двух труб сзади, показывал, что машина заведена. Я сел в темноту, создаваемую тонированными стёклами.
– Вот… – Я чувствовал себя полным дураком, передавая пакет Александру, когда машина двинулась.
– Ага. – Он равнодушно принял пакет, мельком туда заглянув.
– А что это всё… Что это было? – осмелился спросить я, подумав, что статус новичка даёт мне право на нелепые вопросы.
– Таможня, – так же равнодушно буркнул спутник. – Шесть контейнеров у них. Дорогая одежда. Двести штук евро, вот.
– А почему они не могут их растаможить по закону? – продолжал идиотничать я.
– Потому что инвойсы занижают, – информировал меня Саша, ослабляя галстук и впервые показывая, что ему в этом костюме и в невероятной советской шапке не очень-то уютно.
– А почему занижают?
– А потому что пошлины такие, что их будет платить только охуевший. – Грубое слово в устах Александра прозвучало естественно и весомо.
– А почему не сделать нормальные пошлины? – не унимался я.
– Так ведь тогда они перестанут нам платить? – полувопросительно ответил Александр и повернулся ко мне, бросая непонимающий взгляд.
Вопросы у меня кончились. Дорога обратно заняла уже не четыре, а три поворота. По приезде Александр, грузно ступая, куда-то сразу ушёл с пакетом, а ко мне, впавшему в ступор, подошёл Николай Второй, который будто поджидал меня.
– Ну как? Всё хорошо? – донёсся до меня его ласковый голос.
– Вроде да, – согласился я, – только всё равно ничего не понятно.
– У «Коллегии-7» всегда ничего не понятно, – засмеялся Николай. – У них контрабанда и таможня перемешаны так, что и не поймёшь уже, где заканчивается одно и начинается другое. Но они работают эффективно. Особенно выраженный эффект получается, когда «Коллегия-7» передаёт дело «Коллегии-8».
– «А Коллегия-8» это?..
– Это то, что люди знают как ОБЭП, – пояснил Николай. – У них два козыря в работе: чёткая тарификация и гарантии. Открыть дело стоит от двадцати до пятидесяти тысяч долларов. Закрыть – от ста до полумиллиона. Они обеспечивают чёткое по срокам открытие и такое же чёткое закрытие, чтобы не доводить до суда. Около трёх процентов нашего ВВП – если считать доходы обеих Коллегий вместе. Вы, Сергей, не пытайтесь сразу разобраться. Сначала кажется немного необычным, а потом вы привыкнете. Вы, видимо, хорошо держались, раз на вас не жаловались. Мы же не успели вас переодеть.
– Переодеть во что? – автоматически удивился я.
– Во что-нибудь подобающее таможеннику.
– А… Где переодеться?
– Тут же, у нас. Над гаражом, там, где мы встречались с «Семёркой», есть гардероб. Вы поймите, здесь не только КУНСТ, то есть само управление. Тут же и небольшая… Как это сказать-то?.. Дежурная часть есть. Ну вот вы машины видели внизу? Это как раз для выездов по разного рода делам. Нужно вам к деловым съездить поговорить – едете пассажиром на шестисотом, с «геленом» охраны сзади. Надо к артисткам – садитесь за руль «кайенна». Ну и одежда нужна для каждого выезда соответствующая, правда? Вот здесь и оденут. Правда, вас это не касается. Вы, к счастью, в рамках регулярной деятельности на выезды не попадаете, у вас работа поспокойнее.
Говоря это, Николай Второй вёл меня всё теми же бесчисленными коридорами, и, кажется, мы возвращались в его кабинет.
– А какая у вас должность? – после паузы поинтересовался я.
– У нас нет должностей в строгом понимании этого слова, – посерьёзнел Николай. – Я работаю в «Коллегии-1», мы занимаемся координацией всех направлений.
– Но вот, скажем, для Александра вы начальник? – не унимался я. – Вы ведь приказали ему взять меня с собой, и он подчинился.
– Он не подчинился. – жёстко возразил Николай. – И я ему не приказывал. Я проинформировал его, что вас необходимо взять, – и он взял. В следующий раз он проинформирует меня – и я сделаю то, что он скажет. Вы просто пока не понимаете, Сергей, насколько у нас жёсткий кадровый отбор.
Запомните, мы все равны. Мы все равны, и каждый из нас знает, что он делает. Иначе слово «теократия» в названии нашей структуры потеряет смысл.
Я не ошибся, мы действительно вернулись в кабинет. Анна Вячеславовна улыбнулась мне так, что я на миг позабыл о КУНСТЕ и о том, что сегодняшний день я могу закончить в психушке, если, например, сейчас проснусь и выясню, что это был сложно-организованный ночной кошмар. В дверях между приёмной и кабинетом стоял по обыкновению набыченный Николай Первый.
– Где Консультант? – отрывисто задал ему вопрос Второй.
– Ушёл. Просил извинить. Срочное дело. Его не будет, – выстрелил четырьмя фразами Николай Васильевич Первый.
– Ах ты, чёрт!.. – огорчился Второй. – Нам всё равно бы нужно краткое введение. Через пятнадцать минут у Сергея выезд будет ещё один.
– А куда? – забеспокоился я.
– Я вам всё расскажу попозже, – успокоил меня Второй. – Николай Васильевич, пожалуйста, вы быстренько Сергею вводные дайте. Ну про исследования расскажите, что там узнали, да как… Коротенько. И без присущей вам… – Он покрутил в воздухе пальцами. – Экспрессии. Я сейчас вернусь и Сергея заберу.
Николай Первый, которому, кажется, особенно не понравилось слово «экспрессия», проводил Второго неприятным взглядом, а потом упёр этот взгляд в меня.
– Садись, – скомандовал он. Голос его не смягчился, но в нём появилась какая-то потусторонняя строгость. – Значит, наши проводили исследования. В архивах сидели, летописи читали… Ну и так далее. Пытались сравнить некоторые… эти, как их… витальные показатели русского народа… Ну то есть племён, из которых он… того… образовался…
Несчастный Николай Первый явно запутался в заученных сложносочинённых предложениях, пытаясь выполнить несвойственную для него задачу: объяснить. Я решил прийти ему на помощь.
– Я так плохо понимаю, – добавил я в голос извиняющиеся нотки, – давайте по-простому.
– По-простому?! – рыкнул Николай Первый. – По-простому я тебе так скажу. Народ безвольный. Добрый. И пьёт. Вот так вот «по-простому». При этом чувство справедливости развито, понимаешь? Но это только когда между собой. А когда доходит до государства – оно становится другим, это чувство. «Меня хотят наебать, но я их опережу» – вот во что оно превращается.
Николай Первый в запале перешёл на совсем простой способ изложения.
– Он налоги не отдаёт, народ. Это ещё в первом тысячелетии заметили, понял? Прячет что может. И ворует всё, потому что считает, что всё – его. А скажи ему «Воевать!» – он идёт! Идёт и умирает, потому что когда напали – это несправедливо. А предложи ему десятину заплатить – так он весь извертится, но упрячет, укроет доход. В общем, исторически сложилось так, что если этому народу нож к жопе подставить – он всё платит. И государство может работать. А если не подставить – он государство на конце видал. Вот и всё.
– Ну и чего же официально само государство этот нож в руки не возьмёт? – задал я вопрос.
– Потому что в политику кто вылезает? Кто чиновником становится? А? Тот же из народа и вылезет. И теперь для него всё, что выше, – государство, а остальное он себе хомячит. Понял?
– Ну погодите… – прервал я Первого, – но вы-то тоже… как бы… из этого же народа?
– Ни хера ты не понял, – закручинился Николай Первый, тоскливо поглядывая на дверь. – Вот Консультант как будет, так он тебе всё по-научному объяснит… Я-то что…
– А вы сами где служили? – решил я перевести разговор на более приятную для собеседника тему, поняв, что исторического экскурса я, кажется, не дождусь. К тому же, судя по обсценной лексике, собеседник раздухарился и, возможно, смог бы разоткровенничаться. Но Первый разоткровенничаться не успел, потому что в кабинет стремительно вошёл Николай Второй.
– Ну пообщались, сколько успели? – отрывисто спросил он. – Идёмте, Сергей, пора ехать.
– Куда? – всё-таки настаивал на получении информации я.
– Пойдёмте, – чётко выговорил Второй, поднимая в лёгкой улыбке аккуратные стрелочки усов. – Вы сейчас займётесь вооружённым грабежом.
Глава 11
Я не успел мявкнуть, как стремительно был спущен вниз, переодет в огромной гардеробной, больше походившей на хоккейную раздевалку для команды из семисот игроков, в чёрное и спортивное, и препровожден к одной из машин, стоящих в бесконечном гараже. На этот раз меня подвели к замызганной бортовой «газели» с грязным чехлом, уныло натянутым вверх от землистых бортиков. Такие «газели» (у этой номера были подмосковные) я раньше встречал большей частью на рынках в рядах с картошкой, которую непременно надо было купить родителям на зиму, несмотря на изобилие в супермаркетах. «Будет налёт на картофельного барона, – пытался я отвлечься от суетности этого чёртова дня. – Мы приедем на ферму и вооружённо ограбим картофельное хранилище. И накормим народ». – Это Сергей, новичок, едет с вами, – привычно проинформировал присутствующих Николай.
Пятеро поджарых и по виду сильных, жилистых мужиков пожали нам по очереди руки.
– Вот это Пётр, – сообщил Второй, – он вам расскажет по дороге, куда едете и что делать.
Высоченный Пётр молчал всё время, пока Николай Второй прощался и уходил. Затем запыхавшийся некто принёс Петру то, чего мы, видимо, и дожидались, – невзрачную дешёвую телефонную трубку. Пётр как-то недоверчиво глянул на мобильник, разлепил губы, сказав «Поехали», и приглашающим жестом махнул рукой в сторону «газели». Один из мужиков сел за руль, другой – рядом с ним, а оставшиеся, включая меня, полезли под замызганный тент. Внутри, за пыльным пластиком, взгляду явилась стенка из грязных ящиков. Пахнуло аутентичным ароматом полусгнившей органики, наподобие яблок. Как в сказке, часть стенки служила дверцей. Внутри, спрятанный от лишних глаз, был маленький салончик на четверых, компоновкой напоминающий отсек в БМП. Там было вполне тепло и на удивление светло. Мы расселись по двое, друг напротив друга. Долговязый рослый Пётр оказался наискосок от меня. «Газель», страшно треща клапанами и вереща ремнём генератора, выкатилась из гаража, мимо вальяжных «мерседесов» и «ауди» с мигалками, и покатилась по городу, то и дело останавливаясь: начинался вечерний час пик, и мы попали в самые пробки. Павел долго молчал, а я не открывал рта, осматриваясь. Взглядом я отметил армейские аптечки, рации в гнёздах зарядных устройств, и – Господи, это что?! – в подобии оружейной пирамидки в углу чёрные автоматы Калашникова.
Тут Пётр открыл рот:
– Значит, по просьбе Николая, – ровным голосом проговорил он, – информирую вас о цели операции. От резидентуры поступили сведения, что некий человек – он работает помощником депутата – продал одну из квартир этого самого депутата по его же поручению. Деньги получил в рублях. Сегодня вечером повезёт их менять на валюту. Договорённость у них есть с обменником на Белорусской – там готовят сумму. Но мы работать будем в Измайлово: они поедут оттуда. Инкассацию он не заказывал. Там будет только его машина: в ней он сам, водитель и два охранника. Чекрыжить их будем, когда они станут выезжать на пересечение Парковых и Сиреневого. Работаем двумя машинами, вторую встретим на месте.
Я слегка оживился. Я там как раз жил, на Сиреневом.
– А почему не на Белорусской? – тут я поймал недовольный, чуть ли не злой взгляд Петра.
– Много народу. Много камер. Много машин. Неудобный отход. В Измайлово гораздо тише. К тому же обычно налётчики действуют в центре. Клиенты будут ещё расслаблены. Напрягутся в самом начале, когда будут из двора выезжать. А потом расслабятся до Белорусской.
– А как вооружённый грабёж укладывается в концепцию КУНСТ? – поинтересовался я. Терять мне было нечего – статус новичка разрешал мне задавать идиотские вопросы.
– КУНСТ – это не концепция, – медленно и членораздельно проговорил Пётр. – КУНСТ – это идеал для страны. А идеалом для страны является отобрать у депутатов и их помощников всё, что они у страны взяли. Это ясно?
– Ну откуда, ты подумай, у депутата три квартиры, помимо той, государственной, в которой он сейчас живёт? – резким баритоном вступил в разговор ещё один жилистый чернявый парень с густой щетиной, сидящий прямо напротив меня.
– Ну не знаю… Я просто спрашиваю… Ну мама там завещала… Или бабушка, – несмело предположил я.
– Хуябушка, – удачно поставил насмешливую точку в разговоре высокий Пётр и отвернулся вправо, где светился монитор навигатора.
Над воем заднего моста «газели» повисло молчание, которое продлилось несколько минут.
– Какова моя задача? – я набрался смелости, не желая попадать в такую же дурацкую ситуацию, как в ресторане, когда мне дали взятку.
– Вас в плане операции не было, – скупо цедя слова, заметил Пётр, – поэтому будете стоять и смотреть. Действовать по обстоятельствам, если что. А лучше вообще из машины не вылезать.
– А у меня ещё вопрос, – не мог остановиться я – А «резидентура» – это кто?
Сидящие обменялись взглядами, в которых одновременно читались слова «смешно» и «долбоёб».
– Мы тебе покажем потом, – не сдержав полуулыбку, сказал чернявый щетинистый парень. – Сейчас не увидишь отсюда.
Все надолго замолчали… А потом мы приехали.
Мы приехали и встали. Однако в отсеке не было окон, так что я ничего не мог видеть. Молчание стало крайне напряжённым. Мои спутники деловито приготовили оружие.
– Выходим пока, – скомандовал Пётр, – осмотримся.
Вчетвером мы выскочили из-под грязного тента и спрыгнули на землю. Мы стояли у перекрёстка на Сиреневом – я хорошо его знал. Прямо перед нами был торец здания, в котором на первом этаже располагался магазин – просторный и подванивающий продуктовый. Переводя взгляд с залитой белым неоном витрины, светящей влево от торца на тротуар, по которому сновали прохожие, на жилистых мужиков, оставивших автоматы в «газели», я вдруг натурально задрожал. Слишком похожа была сцена на тот «Магазин», который мне давал читать Николай Первый, когда я ещё и не ведывал о КУНСТЕ. Не это ли он имел в виду, говоря, что подобное, «может, ещё будет»? А вдруг это какая-нибудь кретинская проверка на склонность к кровавым бойням? А если они сейчас возьмут автоматы и, как в «Магазине», войдут и перекрошат всех в зале? Внутри у меня всё застыло. Адреналин короткими толчками гнал из меня воздух, закачивая оцепенение. Не знаю, кто придумал гормональную формулу «бей – беги», но он точно забыл вписать туда главное – «стой как мудак». И, словно в постановке, развивающей тему прочитанного мной рассказа, я увидел глядящего на нас ребёнка в яркой куртке. Видимо, он играл на детской площадке внутри двора, отошёл слишком далеко, и теперь ясными глазами смотрел на странных жилистых дядь, расположившихся у «газели». Маленький мальчик не подозревал, что странные дяди сейчас ограбят других дядь, не менее странных, если смотреть на них детскими глазами, а может быть, кого-нибудь и убьют.
Взрослые не так боятся смерти, как дети. Они боятся смерти гораздо меньше. Нормальный высокомерный взрослый, полагающий, что уж он-то добился кое-чего в жизни, смерть отрицает. Он не заслужил её – вот какой логикой пользуются те, кого мы считаем самыми вменяемыми и дееспособными. Старики в массе своей успевают приобрести достаточную мудрость – или беспамятство – для того, чтобы принимать смерть как надо.