КУНСТ (не было кино). Роман с приложениями Чихачев Сергей

Глава 10

Всё время, пока мы спускались и поднимались, и проходили бесконечными коридорами, Николай Второй не прекращал рассказ.

– Видите, мы дверь проходим? – говорил он. – Это мы на шестом этаже сейчас. Тут раньше историки сидели. Аналитический отдел.

– А они что делали? – повторял я в сотый раз один и тот же вопрос.

– Извлекали из архивов данные и пытались понять – существовала ли на Руси подобная КУНСТ структура до нас.

– И что?

– Прямых доказательств не обнаружили. Нашли косвенные, но они, извините за тавтологию, недоказуемы.

– Например?

– Давайте, Сергей, я лучше вас представлю консультанту, и вы с ним поговорите. Я этой темой не занимался. А он, наоборот, был в той рабочей группе.

– А почему вы дублируете функции государства, вместо того, чтобы просто взять их на себя и выйти из тени? – задал я мучивший меня вопрос.

– Мы не готовы, – посерьёзнел Николай. – Пока рано. Это же революция. А мы к ней не готовы. В первую очередь финансово. Мы отдаём Центробанку не все собранные средства (они, кстати, никогда не спрашивают, откуда деньги). И у нас есть отдельный фонд, своего рода золотой запас – из тех средств, что мы не отдали Центробанку, а оставили себе. Сначала мы должны сравняться с государством по объёму ВВП и по золотовалютным резервам. А там действительно сможем выйти на официальный уровень и прогнать этих шаромыг.

– А в чём тогда будет отличие между вами и ими? – пожал плечами я. – Понимаете ли вы, что этого отличия не будет? Вы станете государством, завертятся ваши шестерёнки, и вот вы уже сами будете брать взятки и качать нефть за границу.

Николай остановился:

– По Марксу, вы правы. Однако скажите, Сергей, в чём разница между царским правительством, скажем, 1907—1917 годов и правительством большевистским, годов этак 1920—1930-х? И то, и другое являлось государством.

– Н-не знаю, – осторожно протянул я, – смотря, что вы имеете в виду.

– Я имею в виду как раз коррупционную составляющую. Так вот, она уменьшилась в разы! Не будем обсуждать сейчас Сталина и ГУЛАГ. Возьмём только коррумпированность. В разы! А почему? Потому что революция полностью сменила царских воров, сидящих у власти. Люстрация. Чистка. А новые, пришедшие им на смену, в массе своей были гораздо меньшими ворами. Вот и всё. Вот чем мы – на первых порах – будем отличаться от нынешней власти. У нас все люди подобраны один к одному. Они не будут дербанить ЮКОС, чтобы обогатиться самим и поделиться с дружбанами. Если они и раздербанят его, то в пользу страны.

– А потом вы всё равно неизбежно закончите так, как на протяжении истории заканчивало любое правительство, – мстительно вставил реплику я, когда мы вышли из лифта на втором этаже.

– Да, – как-то рассеянно и грустно кивнул Николай, – закончим. Но до этого надо ещё дожить. Я рад, что вы быстро схватываете суть. Ну вот, кстати, и «Шестёрка». Давайте зайдём.

Николай толкнул дверь – на втором этаже она была, кажется, одна, – и мы вошли в огромное помещение с невысоким потолком. Я ожидал увидеть там сотни полуголых девушек, готовящихся к вечерне-ночной смене. Что-то среднее между женской баней и казармой для вольноопределяющихся. Однако в «Шестёрке» было на удивление немноголюдно. Немногие находящиеся в помещении сотрудники – все мужчины – подняли на нас взгляды.

– Добрый день, – поздоровался Николай. – У нас экскурсия для нового сотрудника. Знакомьтесь.

Люди кивнули.

– Пойдёмте дальше? – полувопросительно обратился ко мне Николай.

– «Коллегия-6» – это же проститутки, да? – шёпотом спросил я у него. – А где они все?

Николаю удалось сдержать смех, но ему пришлось достать платок и сделать вид, что он сморкается и убирает соринки из глаз одновременно.

– Послушайте, тут вам не общежитие, – выговорил он подрагивающим голосом, – и не бардачок. Тут «Коллегия». Управление то есть. Мы же не можем физически затащить сюда десятки тысяч девушек, которые куют, так сказать, часть бюджета страны, правда? Однако я уловил вашу мысль. Павел, будьте любезны, – обратился он к ближайшему сотруднику, – покажите нам какой-нибудь каталог.

– Какой город? – деловито осведомился Павел.

– Давайте Москву. Москва, Химки… Нет, Химки мы не осилим даже в каталожном виде, времени нету… Давайте Алтуфьевку. От трёхсот.

Павел кивнул и ушёл вглубь комнаты, где я его видеть не мог. Я мельком подумал, что мой Николай Второй тут птица не из последних.

– Ну вот, смотрите, – милостиво предложил Николай, передавая мне мигом принесенный каталог.

Я открыл большую пластиковую папку, похожую на обычную канцелярско-бухгалтерскую дребедень. Из-под прозрачных файликов мне улыбались девушки. Блондинки, брюнетки, шатенки и рыжие, голые, полуголые и одетые, юные и не очень, гордые и тупые, весёлые и печальные, чуть ли не плачущие в объектив. Мои воспитанные Интернетом глаза только и успели выхватывать отдельных лучших представительниц древнейшей профессии и привычно овладевать ими мысленно, не сходя с места.

– Достаточно, – мягко оборвал полёт моей фантазии Николай, забирая у меня папку и передавая её обратно Павлу. – Убедились, что «Коллегия-6» существует, – и ладно. Идёмте. Обед отменяется, мне только что позвонили. То есть он не отменяется, а переносится. Пообедаете на задании. Жаль, между прочим. У нас такая столовая на третьем этаже – вы оттуда выходить не захотите. Ну да ладно. Успеете ещё.

Мы вышли из «Коллегии-6».

– А вот скажите, проститутки работают всё равно не с вами напрямую, так? У них есть мамки, есть сутенёры. Над ними стоят бандиты, которые забирают часть денег. КУНСТ в этой схеме где?

– Везде, – приветливо покачал головой Николай, – за исключением сутенёров. Они не вписаны в финансовую схему. Своеобразный пережиток прошлого. Их, кстати, всё меньше становится. Мамки забирают у девушек и передают нам через «Коллегию-6» примерно сорок процентов выручки, она же в данном случае прибыль. Через «Коллегию-2» поступает ещё процентов сорок. Так что налогооблагаемость проституции у нас лучше, чем в Германии.

– Но ведь они не могут знать, что работают на КУНСТ? – Я с удивлением посмотрел на Николая.

– Конечно нет, – подтвердил он, ускоряя шаг, – они полагают, что их крыша – менты или ФСБ, в зависимости от региона. Соответствующие корочки мы показываем, когда знакомимся с новыми людьми. Чуть не забыл, надо вам сделать удостоверение какое-нибудь. Для прикрытия, но настоящее. Что хотите?

– ФСО! – вырвалось у меня.

Я дал слабину. Демоны вырвались наружу. В душе расплылась сладкое ощущение всевластия, а перед глазами замелькали картины, как я вожу остановившего меня хамоватого гаишника мордой по номеру, который ему показался грязным, а он, убояшеся ксивы ФСО, скулит и молит простить его дурацкое поведение… Брррррр! Я чудом справился с собой.

– Если можно, я подумаю, – быстро проговорил я, пока глаза Николая не успели широко раскрыться. – Или вы мне посоветуете. Потом.

Николай кивнул и тут же жестом обозначил нужную нам дверь, к которой вёл широкий коридор.

– Мы прибыли, – сообщил он, – прошу!

Помещение, куда мы вошли, было огромным. Судя по всему, мы находились под землёй. За двустворчатой дверью было довольно шумно: туда-сюда сновали люди. Николай Второй подвёл меня к группке из трёх человек, разговаривавших в отдалении.

– Это Сергей, он новичок. Поедет с вами. Саш, главным ты?

Александр, к которому обращался мой провожатый, был грузным дядькой лет пятидесяти и вид имел вполне себе усатый. Он молча кивнул и пожал мне руку.

– Грузитесь! – Николай скомандовал и повернулся ко мне: – В разговоры особо не вступай. Просто смотри, что происходит. Ну и пообедаешь заодно.

Усатый Александр кивнул мне ещё раз, приглашая идти за ним. Одет он был стандартно для чиновника – дорогой неудачного тёмного цвета костюм, пальто и совершенно идиотская советского вида шапка. Я, к счастью, родился позже того времени, когда надо было уметь отличать норку от пыжика, поэтому мех, из которого был свёрстан этот шедевр отечественных скорняков, остался неузнанным. В руках у Александра был чиновничий портфельчик.

Мы прошли всё расширяющимся коридором, спустились ещё на один уровень вниз на просторном лифте. В ноздри ударил бензиновый выхлоп; я предположил, что мы попали в гараж, – и не ошибся. После колонн, обрамлявших выход из лифта, передо мной протянулись вереницы машин. Здесь было всё – от новейших чистейших «ауди» и «мерседесов» с государственными номерами разных ведомств до нелепых «жигулей-десяток». В ряду стояли машины ГАИ с «люстрами», чёрные бронированные «гелендвагены», ПАЗик с табличкой «ОМОН», роскошный катафалк, большие и маленькие микроавтобусы и прочие представители автопрома разных стран с синими проблесковыми маячками и без. Мы с Александром прошествовали к скромной чёрной БМВ. Оказалось, что внутри уже сидел водитель. Александр неслышно бормотнул адрес, БМВ резво подхватилось и выкатилось из гаража – сначала наверх, на белый свет, а затем, через огромные сдвинувшиеся ворота, на улицу. Мы проехали буквально четыре поворота и остановились. Я узнал это место – мы были буквально в одном квартале от Лубянской площади.

– Приехали, – сообщил Александр.

Я хотел было спросить, какого хрена мы не пошли сюда пешком, но вовремя осёкся.

Дальнейшее заняло часа полтора. В ресторане за столиком нас ждали двое вполне богатых на вид мужчин. Мы обменялись рукопожатиями, сели и заказали обед. Разговор вёлся на самые бестолковые темы, касающиеся самых скучных телевизионных новостей. После того как посуда была убрана, один из вполне богатых на вид наклонился чуть ближе к Александру:

– Значит, по поводу того… что мы с вами обсуждали… – тихо промурчал один вполне богатый, – там по срокам бы… побыстрее.

– А сколько там, напомните? – медленно и задумчиво пробасил Александр. – Шесть, да?

– Да, всё как было. Только по срокам чуть пораньше бы. Мы условия соблюдаем. Просто, если возможно…

– Я попробую. – Александр скомкал салфетку и встал. – Ну, будем на связи. Я жду вас в машине, – обратился он ко мне и направился к гардеробу.

Я офонарел. На протяжении всего обеда мне удавалось поддерживать идиотский разговор ни о чём, вставляя редкие общие реплики и рассказав анекдот в тему. То есть я, кажется, не спалился. А что мне надо делать теперь? Никто же ни о чём не предупреждал!

Однако действие в этом этюде было, видимо, вполне определённым, и моей инициативы не потребовалось. Второй вполне богатый на вид придвинул ко мне обычный аккуратный полиэтиленовый пакет без опознавательных знаков. Машинально повинуясь общим движениям, взглядам и жестам, я встал вместе с собеседниками, накинул куртку, взял пакет и вышел из ресторана. БМВ меня ждал/ ждало/ждала – я никогда не знаю, какой род правильно употребить, когда речь идёт о БМВ, – на том же месте, и только белый, еле видимый парок, лениво выпархивающий из двух труб сзади, показывал, что машина заведена. Я сел в темноту, создаваемую тонированными стёклами.

– Вот… – Я чувствовал себя полным дураком, передавая пакет Александру, когда машина двинулась.

– Ага. – Он равнодушно принял пакет, мельком туда заглянув.

– А что это всё… Что это было? – осмелился спросить я, подумав, что статус новичка даёт мне право на нелепые вопросы.

– Таможня, – так же равнодушно буркнул спутник. – Шесть контейнеров у них. Дорогая одежда. Двести штук евро, вот.

– А почему они не могут их растаможить по закону? – продолжал идиотничать я.

– Потому что инвойсы занижают, – информировал меня Саша, ослабляя галстук и впервые показывая, что ему в этом костюме и в невероятной советской шапке не очень-то уютно.

– А почему занижают?

– А потому что пошлины такие, что их будет платить только охуевший. – Грубое слово в устах Александра прозвучало естественно и весомо.

– А почему не сделать нормальные пошлины? – не унимался я.

– Так ведь тогда они перестанут нам платить? – полувопросительно ответил Александр и повернулся ко мне, бросая непонимающий взгляд.

Вопросы у меня кончились. Дорога обратно заняла уже не четыре, а три поворота. По приезде Александр, грузно ступая, куда-то сразу ушёл с пакетом, а ко мне, впавшему в ступор, подошёл Николай Второй, который будто поджидал меня.

– Ну как? Всё хорошо? – донёсся до меня его ласковый голос.

– Вроде да, – согласился я, – только всё равно ничего не понятно.

– У «Коллегии-7» всегда ничего не понятно, – засмеялся Николай. – У них контрабанда и таможня перемешаны так, что и не поймёшь уже, где заканчивается одно и начинается другое. Но они работают эффективно. Особенно выраженный эффект получается, когда «Коллегия-7» передаёт дело «Коллегии-8».

– «А Коллегия-8» это?..

– Это то, что люди знают как ОБЭП, – пояснил Николай. – У них два козыря в работе: чёткая тарификация и гарантии. Открыть дело стоит от двадцати до пятидесяти тысяч долларов. Закрыть – от ста до полумиллиона. Они обеспечивают чёткое по срокам открытие и такое же чёткое закрытие, чтобы не доводить до суда. Около трёх процентов нашего ВВП – если считать доходы обеих Коллегий вместе. Вы, Сергей, не пытайтесь сразу разобраться. Сначала кажется немного необычным, а потом вы привыкнете. Вы, видимо, хорошо держались, раз на вас не жаловались. Мы же не успели вас переодеть.

– Переодеть во что? – автоматически удивился я.

– Во что-нибудь подобающее таможеннику.

– А… Где переодеться?

– Тут же, у нас. Над гаражом, там, где мы встречались с «Семёркой», есть гардероб. Вы поймите, здесь не только КУНСТ, то есть само управление. Тут же и небольшая… Как это сказать-то?.. Дежурная часть есть. Ну вот вы машины видели внизу? Это как раз для выездов по разного рода делам. Нужно вам к деловым съездить поговорить – едете пассажиром на шестисотом, с «геленом» охраны сзади. Надо к артисткам – садитесь за руль «кайенна». Ну и одежда нужна для каждого выезда соответствующая, правда? Вот здесь и оденут. Правда, вас это не касается. Вы, к счастью, в рамках регулярной деятельности на выезды не попадаете, у вас работа поспокойнее.

Говоря это, Николай Второй вёл меня всё теми же бесчисленными коридорами, и, кажется, мы возвращались в его кабинет.

– А какая у вас должность? – после паузы поинтересовался я.

– У нас нет должностей в строгом понимании этого слова, – посерьёзнел Николай. – Я работаю в «Коллегии-1», мы занимаемся координацией всех направлений.

– Но вот, скажем, для Александра вы начальник? – не унимался я. – Вы ведь приказали ему взять меня с собой, и он подчинился.

– Он не подчинился. – жёстко возразил Николай. – И я ему не приказывал. Я проинформировал его, что вас необходимо взять, – и он взял. В следующий раз он проинформирует меня – и я сделаю то, что он скажет. Вы просто пока не понимаете, Сергей, насколько у нас жёсткий кадровый отбор.

Запомните, мы все равны. Мы все равны, и каждый из нас знает, что он делает. Иначе слово «теократия» в названии нашей структуры потеряет смысл.

Я не ошибся, мы действительно вернулись в кабинет. Анна Вячеславовна улыбнулась мне так, что я на миг позабыл о КУНСТЕ и о том, что сегодняшний день я могу закончить в психушке, если, например, сейчас проснусь и выясню, что это был сложно-организованный ночной кошмар. В дверях между приёмной и кабинетом стоял по обыкновению набыченный Николай Первый.

– Где Консультант? – отрывисто задал ему вопрос Второй.

– Ушёл. Просил извинить. Срочное дело. Его не будет, – выстрелил четырьмя фразами Николай Васильевич Первый.

– Ах ты, чёрт!.. – огорчился Второй. – Нам всё равно бы нужно краткое введение. Через пятнадцать минут у Сергея выезд будет ещё один.

– А куда? – забеспокоился я.

– Я вам всё расскажу попозже, – успокоил меня Второй. – Николай Васильевич, пожалуйста, вы быстренько Сергею вводные дайте. Ну про исследования расскажите, что там узнали, да как… Коротенько. И без присущей вам… – Он покрутил в воздухе пальцами. – Экспрессии. Я сейчас вернусь и Сергея заберу.

Николай Первый, которому, кажется, особенно не понравилось слово «экспрессия», проводил Второго неприятным взглядом, а потом упёр этот взгляд в меня.

– Садись, – скомандовал он. Голос его не смягчился, но в нём появилась какая-то потусторонняя строгость. – Значит, наши проводили исследования. В архивах сидели, летописи читали… Ну и так далее. Пытались сравнить некоторые… эти, как их… витальные показатели русского народа… Ну то есть племён, из которых он… того… образовался…

Несчастный Николай Первый явно запутался в заученных сложносочинённых предложениях, пытаясь выполнить несвойственную для него задачу: объяснить. Я решил прийти ему на помощь.

– Я так плохо понимаю, – добавил я в голос извиняющиеся нотки, – давайте по-простому.

– По-простому?! – рыкнул Николай Первый. – По-простому я тебе так скажу. Народ безвольный. Добрый. И пьёт. Вот так вот «по-простому». При этом чувство справедливости развито, понимаешь? Но это только когда между собой. А когда доходит до государства – оно становится другим, это чувство. «Меня хотят наебать, но я их опережу» – вот во что оно превращается.

Николай Первый в запале перешёл на совсем простой способ изложения.

– Он налоги не отдаёт, народ. Это ещё в первом тысячелетии заметили, понял? Прячет что может. И ворует всё, потому что считает, что всё – его. А скажи ему «Воевать!» – он идёт! Идёт и умирает, потому что когда напали – это несправедливо. А предложи ему десятину заплатить – так он весь извертится, но упрячет, укроет доход. В общем, исторически сложилось так, что если этому народу нож к жопе подставить – он всё платит. И государство может работать. А если не подставить – он государство на конце видал. Вот и всё.

– Ну и чего же официально само государство этот нож в руки не возьмёт? – задал я вопрос.

– Потому что в политику кто вылезает? Кто чиновником становится? А? Тот же из народа и вылезет. И теперь для него всё, что выше, – государство, а остальное он себе хомячит. Понял?

– Ну погодите… – прервал я Первого, – но вы-то тоже… как бы… из этого же народа?

– Ни хера ты не понял, – закручинился Николай Первый, тоскливо поглядывая на дверь. – Вот Консультант как будет, так он тебе всё по-научному объяснит… Я-то что…

– А вы сами где служили? – решил я перевести разговор на более приятную для собеседника тему, поняв, что исторического экскурса я, кажется, не дождусь. К тому же, судя по обсценной лексике, собеседник раздухарился и, возможно, смог бы разоткровенничаться. Но Первый разоткровенничаться не успел, потому что в кабинет стремительно вошёл Николай Второй.

– Ну пообщались, сколько успели? – отрывисто спросил он. – Идёмте, Сергей, пора ехать.

– Куда? – всё-таки настаивал на получении информации я.

– Пойдёмте, – чётко выговорил Второй, поднимая в лёгкой улыбке аккуратные стрелочки усов. – Вы сейчас займётесь вооружённым грабежом.

Глава 11

Я не успел мявкнуть, как стремительно был спущен вниз, переодет в огромной гардеробной, больше походившей на хоккейную раздевалку для команды из семисот игроков, в чёрное и спортивное, и препровожден к одной из машин, стоящих в бесконечном гараже. На этот раз меня подвели к замызганной бортовой «газели» с грязным чехлом, уныло натянутым вверх от землистых бортиков. Такие «газели» (у этой номера были подмосковные) я раньше встречал большей частью на рынках в рядах с картошкой, которую непременно надо было купить родителям на зиму, несмотря на изобилие в супермаркетах. «Будет налёт на картофельного барона, – пытался я отвлечься от суетности этого чёртова дня. – Мы приедем на ферму и вооружённо ограбим картофельное хранилище. И накормим народ». – Это Сергей, новичок, едет с вами, – привычно проинформировал присутствующих Николай.

Пятеро поджарых и по виду сильных, жилистых мужиков пожали нам по очереди руки.

– Вот это Пётр, – сообщил Второй, – он вам расскажет по дороге, куда едете и что делать.

Высоченный Пётр молчал всё время, пока Николай Второй прощался и уходил. Затем запыхавшийся некто принёс Петру то, чего мы, видимо, и дожидались, – невзрачную дешёвую телефонную трубку. Пётр как-то недоверчиво глянул на мобильник, разлепил губы, сказав «Поехали», и приглашающим жестом махнул рукой в сторону «газели». Один из мужиков сел за руль, другой – рядом с ним, а оставшиеся, включая меня, полезли под замызганный тент. Внутри, за пыльным пластиком, взгляду явилась стенка из грязных ящиков. Пахнуло аутентичным ароматом полусгнившей органики, наподобие яблок. Как в сказке, часть стенки служила дверцей. Внутри, спрятанный от лишних глаз, был маленький салончик на четверых, компоновкой напоминающий отсек в БМП. Там было вполне тепло и на удивление светло. Мы расселись по двое, друг напротив друга. Долговязый рослый Пётр оказался наискосок от меня. «Газель», страшно треща клапанами и вереща ремнём генератора, выкатилась из гаража, мимо вальяжных «мерседесов» и «ауди» с мигалками, и покатилась по городу, то и дело останавливаясь: начинался вечерний час пик, и мы попали в самые пробки. Павел долго молчал, а я не открывал рта, осматриваясь. Взглядом я отметил армейские аптечки, рации в гнёздах зарядных устройств, и – Господи, это что?! – в подобии оружейной пирамидки в углу чёрные автоматы Калашникова.

Тут Пётр открыл рот:

– Значит, по просьбе Николая, – ровным голосом проговорил он, – информирую вас о цели операции. От резидентуры поступили сведения, что некий человек – он работает помощником депутата – продал одну из квартир этого самого депутата по его же поручению. Деньги получил в рублях. Сегодня вечером повезёт их менять на валюту. Договорённость у них есть с обменником на Белорусской – там готовят сумму. Но мы работать будем в Измайлово: они поедут оттуда. Инкассацию он не заказывал. Там будет только его машина: в ней он сам, водитель и два охранника. Чекрыжить их будем, когда они станут выезжать на пересечение Парковых и Сиреневого. Работаем двумя машинами, вторую встретим на месте.

Я слегка оживился. Я там как раз жил, на Сиреневом.

– А почему не на Белорусской? – тут я поймал недовольный, чуть ли не злой взгляд Петра.

– Много народу. Много камер. Много машин. Неудобный отход. В Измайлово гораздо тише. К тому же обычно налётчики действуют в центре. Клиенты будут ещё расслаблены. Напрягутся в самом начале, когда будут из двора выезжать. А потом расслабятся до Белорусской.

– А как вооружённый грабёж укладывается в концепцию КУНСТ? – поинтересовался я. Терять мне было нечего – статус новичка разрешал мне задавать идиотские вопросы.

– КУНСТ – это не концепция, – медленно и членораздельно проговорил Пётр. – КУНСТ – это идеал для страны. А идеалом для страны является отобрать у депутатов и их помощников всё, что они у страны взяли. Это ясно?

– Ну откуда, ты подумай, у депутата три квартиры, помимо той, государственной, в которой он сейчас живёт? – резким баритоном вступил в разговор ещё один жилистый чернявый парень с густой щетиной, сидящий прямо напротив меня.

– Ну не знаю… Я просто спрашиваю… Ну мама там завещала… Или бабушка, – несмело предположил я.

– Хуябушка, – удачно поставил насмешливую точку в разговоре высокий Пётр и отвернулся вправо, где светился монитор навигатора.

Над воем заднего моста «газели» повисло молчание, которое продлилось несколько минут.

– Какова моя задача? – я набрался смелости, не желая попадать в такую же дурацкую ситуацию, как в ресторане, когда мне дали взятку.

– Вас в плане операции не было, – скупо цедя слова, заметил Пётр, – поэтому будете стоять и смотреть. Действовать по обстоятельствам, если что. А лучше вообще из машины не вылезать.

– А у меня ещё вопрос, – не мог остановиться я – А «резидентура» – это кто?

Сидящие обменялись взглядами, в которых одновременно читались слова «смешно» и «долбоёб».

– Мы тебе покажем потом, – не сдержав полуулыбку, сказал чернявый щетинистый парень. – Сейчас не увидишь отсюда.

Все надолго замолчали… А потом мы приехали.

Мы приехали и встали. Однако в отсеке не было окон, так что я ничего не мог видеть. Молчание стало крайне напряжённым. Мои спутники деловито приготовили оружие.

– Выходим пока, – скомандовал Пётр, – осмотримся.

Вчетвером мы выскочили из-под грязного тента и спрыгнули на землю. Мы стояли у перекрёстка на Сиреневом – я хорошо его знал. Прямо перед нами был торец здания, в котором на первом этаже располагался магазин – просторный и подванивающий продуктовый. Переводя взгляд с залитой белым неоном витрины, светящей влево от торца на тротуар, по которому сновали прохожие, на жилистых мужиков, оставивших автоматы в «газели», я вдруг натурально задрожал. Слишком похожа была сцена на тот «Магазин», который мне давал читать Николай Первый, когда я ещё и не ведывал о КУНСТЕ. Не это ли он имел в виду, говоря, что подобное, «может, ещё будет»? А вдруг это какая-нибудь кретинская проверка на склонность к кровавым бойням? А если они сейчас возьмут автоматы и, как в «Магазине», войдут и перекрошат всех в зале? Внутри у меня всё застыло. Адреналин короткими толчками гнал из меня воздух, закачивая оцепенение. Не знаю, кто придумал гормональную формулу «бей – беги», но он точно забыл вписать туда главное – «стой как мудак». И, словно в постановке, развивающей тему прочитанного мной рассказа, я увидел глядящего на нас ребёнка в яркой куртке. Видимо, он играл на детской площадке внутри двора, отошёл слишком далеко, и теперь ясными глазами смотрел на странных жилистых дядь, расположившихся у «газели». Маленький мальчик не подозревал, что странные дяди сейчас ограбят других дядь, не менее странных, если смотреть на них детскими глазами, а может быть, кого-нибудь и убьют.

Взрослые не так боятся смерти, как дети. Они боятся смерти гораздо меньше. Нормальный высокомерный взрослый, полагающий, что уж он-то добился кое-чего в жизни, смерть отрицает. Он не заслужил её – вот какой логикой пользуются те, кого мы считаем самыми вменяемыми и дееспособными. Старики в массе своей успевают приобрести достаточную мудрость – или беспамятство – для того, чтобы принимать смерть как надо.