Дочери Ганга Бекитт Лора

– Ты права. Будет лучше, если я стану носить его – нечто воображаемое! – в своем сердце.

Воображаемое. Ему почудилось, что он не зря произнес это слово. Внезапно у Джея возникло ощущение, будто он видит и хочет видеть лишь то, что лежит на поверхности. Так было проще. Некий райский сад с великолепными цветами, но без навоза, острых шипов, увядших листьев и опавших лепестков.

– Ты огорчен?

– Я рад. Я потому и сбежал в Индию, что мне приходилось принимать решения вопреки желаниям своей души.

– А теперь ты свободен? – Ратна по-прежнему держалась настороженно.

– Не вполне, но… Мне больше не придется испытывать угрызения совести, оттого что я веду двойную жизнь, – ответил он и поинтересовался: – Сегодня вечером ты возвращаешься в хижину?

– Да. Хозяева позволяют мне отлучаться после того, как я закончу работу.

– Как твоя подруга?

– Сперва она пошла на поправку, а потом ей стало хуже. Со-на долго верила в возвращение мужа, а теперь ее надежда иссякла, потому силы убывают.

– Ты думаешь, он погиб?

– Мы ничего о нем не знаем.

Оглянувшись, не видит ли кто, Джейсон сжал ее руки в своих.

– В этом мире и рождение, и смерть, и болезнь, и разлука приносят страдания. Слишком много несчастья, а счастье… только в любви.

Он вдохнул аромат роз. Когда краски цветов растворятся в сумерках, запах станет еще сильнее. Но сейчас все, куда бы ни обращался его взор, зеленело и купалось в золоте солнца. Каждый лепесток был ярким и, казалось, светился изнутри.

– Я приду. Отпразднуем мое избавление. Ты сможешь что-нибудь приготовить? – спросил он, и Ратна молча кивнула.

Однако когда Джейсон вернулся к миссис Корман, его ждал сюрприз.

– Мы с барышнями получили приглашение на прием к одной леди, – сообщила женщина, – и намерены присутствовать на нем, тем более у нас есть провожатый. Вы же не откажетесь поехать?

Джейсон смешался. Он не мог возразить, потому что, помимо прочего, генерал был его начальником. Но ведь он обещал Ратне прийти к ней вечером!

– Заодно и развеетесь, – заметив его смятение, добавила миссис Корман.

– Я неподобающе одет и вовсе не собирался…

– Что может быть лучше военной формы!

Завершив туалет, дамы сели в паланкин. Джейсон ехал верхом на лошади. Узнав, что они направляются в дом какой-то опиумной королевы, он нарисовал в своем воображении некую экстравагантную особу в нелепом балахоне, в дорогих, но безвкусных украшениях и с облегчением вздохнул, увидев строгую пожилую леди. Как выяснилось, она давала прием в честь недавно приехавшей из Лондона племянницы.

Здесь собрался весь цвет местного английского общества. Закуски «а-ля фуршет» были европейскими. Ничто не напоминало об Индии. Это воскресило в памяти Джейсона короткое пребывание в Шимле, живописном городке среди смолистых сосен и деодаров[83], где британская элита спасалась от зноя. Старомодные коттеджи были увиты цветами, а в клубе можно было спокойно выпить, потанцевать, сыграть в карты и пообщаться со знакомыми. Таков был идеал англичан: Индия без индийцев. В лучшем случае это могли быть незаметные, безмолвные, как тени, слуги.

В безуспешной попытке расслабиться Джейсон взял со столика бокал с вином, потом второй. Миссис Корман с дочерьми растворилась в толпе гостей, но молодой человек был только рад этому. Из-за них ему пришлось обмануть Ратну, заставить ее напрасно ждать.

Джейсон нервничал и потому постоянно оглядывался. Он невольно вздрогнул, услышав:

– Вы кого-то ищете, сэр?

На него смотрела незнакомая девушка. Каштановые волосы, серые глаза. Не красавица, но очень мила.

– Нет. Я никого здесь не знаю.

– Я тоже. Почти… никого.

– Вы недавно в Индии?

– Да. Мои родные умерли, и мне пришлось приехать к тете.

– Простите.

Она кивнула.

– Я понемногу прихожу в себя.

– Вам нравится Индия?

– Здесь все другое, – уклончиво ответила она.

В это время Джейсон увидел миссис Корман, увлеченно беседующую с хозяйкой дома. Его так и подмывало спросить, долго ли они здесь пробудут, но он не решился.

Проследив за его взглядом, девушка сказала:

– Это моя тетя, госпожа Флора Клайв. До недавнего времени я не подозревала о ее существовании. Вернее, когда-то моя мама рассказывала о том, что у нее была сестра, но никто не думал, что та еще жива. Тетя уехала в Индию много лет назад, и от нее не было никаких вестей.

– А потом она вспомнила о вашей матери и написала?

– Да. Письмо попало ко мне, потому я и очутилась здесь.

«Классическая история о старой богатой тетушке», – подумал Джейсон, а вслух произнес:

– Я думал, такое бывает только в романах.

– Я тоже. Это стало моим спасением. Я жила в пансионе для бедных барышень и не имела никакой надежды на будущее.

Он кивнул, отдавая должное ее откровенности.

– Тетя знает об Индии очень много, и мне нравится слушать ее рассказы, – добавила девушка.

«Что может знать об Индии богатая старуха, проводящая дни в своем особняке?» – подумал Джейсон.

В это время его собеседницу окликнули, и она, извинившись, отошла. Джейсон с запозданием сообразил, что даже не спросил ее имя. Впрочем, он не думал, что они еще когда-нибудь увидятся.

Между тем спутницы Джейсона продолжали разговаривать с Флорой Клайв.

– Ваша племянница очень мила и скромна, – заметила миссис Корман.

– Она выросла в бедности. Конечно, мне надо было выписать сюда Грейс гораздо раньше, а не тогда, когда я почти готова покинуть этот мир. Но я так давно уехала из Лондона, что прежняя жизнь и все, что в ней было, казались мне чем-то бесконечно далеким, почти нереальным.

– Вам еще рано умирать! – воскликнула миссис Корман, и Флора ответила:

– Я не боюсь смерти. В этом случае надо брать пример с индийцев. Мы приходим в этот мир естественным образом и так же его покидаем. Не остается ничего. Вот почему придуманы все эти перерождения и другие жизни.

– Ничего? – Миссис Корман окинула взглядом великолепные дом и сад.

– Я имею в виду – от самого человека, – заметила Флора. – Кроме разве что его дел. Потому я намерена заняться благотворительностью вместе с племянницей. Кстати, а кто тот молодой человек, в сопровождении которого вы приехали? Жених одной из ваших дочерей?

Отдав должное ее зоркому взгляду, миссис Корман поспешно ответила:

– Нет-нет. Джейсон Блэйд служит под началом моего мужа. К сожалению, у него ни гроша за душой.

– Давно он здесь?

– Точно не помню. Года два или три.

– Если белый живет в Индии два года, но до сих пор не разбогател, значит, он честный человек, – усмехнулась Флора.

– Что верно, то верно. Но мы подозреваем его в низменных вкусах. Мне кажется, он сожительствует с индианкой.

– Какой ужас, – ровным голосом произнесла Флора.

– Для меня они все одной касты, – подхватила миссис Блэйд и пояснила: – Грязной. А их Ганг, которому они поклоняются, – река трупов!

– Ганг – это символ святости. Даже если вы не омоетесь в реке, а просто повторите ее название, вы обеспечите себе очищение от грехов и скверны.

Хотя Флора говорила без намека на сарказм, миссис Корман услышала то, что хотела услышать.

На приеме звучали речи о том, как важно помочь индийцам сломать стену, возведенную кастами, верами и национальностями, дабы они осознали себя единым народом, но Джейсон Блэйд полагал, что гораздо важнее их накормить. Или хотя бы перестать отбирать у индийцев то, что они вырастили непосильным трудом.

Тем не менее, когда начался сбор средств для бедных, Джейсон постарался спрятаться в толпе. У него было мало денег, и он считал, что лучше отдать их Ратне.

Он знал, что англичане не делают никаких попыток понравиться местным жителям и подружиться с ними. Они стремились только управлять, перекраивать все на свой лад, невзирая ни на религиозные убеждения, ни на общественные устои туземцев.

Джейсон надеялся, что понимает индийское население лучше, чем большинство собравшихся здесь англичан. Хотя на самом деле ему хотелось постичь душу одной– единственной индианки – Ратны. При этом он был вынужден признать, что никогда не сможет на ней жениться. Он окончательно запутался, заблудился между чувствами, желаниями, долгом и мнением окружающих.

В это время Ратна сидела на пороге своей хижины. Джей произнес слово «отпразднуем», и хотя у нее не было настроения для праздника, женщина решила, что должна приготовить достойное угощение и нарядиться.

Ратна приготовила рыбу, сварила рис и сделала овощное рагу. Она надела синее сари с набивным рисунком в виде маленьких желтых цветов и браслеты, расписанные тонким растительным узором.

За ее спиной возвышался город, а впереди простирался Ганг. Поверхность воды казалась зеркалом, в котором отражались краски гаснущего неба. Закатное солнце дарило миру свои последние лучи. Настанет момент, когда все цвета в одно мгновение потускнеют и наступит темнота.

Решив, что Джей не придет, Ратна вернулась в хижину, потушила очаг, а после дала волю слезам. Стараясь не разбудить Сону и Ситу, она плакала беззвучно, и все же это были самые горькие слезы на свете.

Когда они высохли, Ратна погрузилась в размышления. Наверное, все это случилось с ней, потому что она дурная женщина. Никто не совершает безнаказанно столько тяжких проступков. Ей надо отказаться от этой безумной связи с белым мужчиной, и тогда боги, возможно, вернут ей хотя бы часть того, что отняли. Помогут отыскать Анилу или сделают так, чтобы Сона выздоровела.

Джей появился после полуночи, и было заметно, что он очень спешил.

– Прости. Мне пришлось сопровождать твою хозяйку и ее дочерей на прием, а потом провожать их домой. Они предлагали мне остаться ночевать, и я с трудом выкрутился. Кажется, они что-то заподозрили. Но мне все равно, лишь бы только это не повредило тебе.

– Все, что могло мне повредить, я уже сделала. Сама.

Джей приписал натянутый тон Ратны обиде за свою задержку. Он попытался растормошить девушку, но она отстранилась.

И тогда он прочитал:

Ратна затаила дыхание. Джейсон сгреб ее в охапку. Обоих била дрожь. Оба знали, что это неправильно, но не могли устоять перед желанием.

Слитые воедино, они вновь плыли по воображаемой реке. То было соединение земли и неба на линии горизонта, плодородной пашни и благодатного семени в прекрасную весеннюю пору. Отринуть сомнения и отдаться страсти – в большем они не нуждались. Во всяком случае, в эти минуты.

Сердце Ратны больше не было открытой раной; в объятиях Джея она испытывала то, что только и могло ее исцелить. Она видела, что он готов позаботиться о ней, и чувствовала, что все это не просто так, что едва ли она для него – всего лишь инструмент для развлечения, и уж точно не одна из многих.

Утром Джей проведал Сону и пообещал купить лекарства. Атмосфера, царившая в хижине, мало способствовала выздоровлению. По-прежнему носившая белое вдовье сари Сита была печальна, а окружавшая обстановка буквально вопила о бедности.

Когда они с Ратной вышли из хижины, Джей сказал:

– Вам надо переехать.

– Другое жилье мне не по карману.

– Я заплачу.

– Ты не можешь содержать меня, Сону и Ситу.

– Ты не виновата, что тебе мало платят. Когда Сона поправится, они с Ситой тоже смогут работать.

Ратна разжала руку и сунула ему в ладонь какой-то мелкий предмет.

– Я хочу подарить тебе это – на удачу. И на счастье.

Джейсон увидел маленькую раковину, переливающуюся десятками поразительно свежих, почти неземных оттенков. Он смутился.

– А я ничего тебе не дарил!

– Это неважно. И ты мог бы не оставлять денег.

– Ты обиделась?

Взгляд Ратны был полон мужества.

– Я с тобой не ради этого.

Джей покраснел.

– Я с тобой… тоже не ради того, о чем ты, возможно, думаешь. Ты мне веришь?

Она промолчала, но он с облегчением прочитал ответ в ее глазах.

Когда он ушел, Ратна вошла к Соне и увидела, что молодая женщина сидит на постели и ее взор горит странным огнем. Ее лицо и руки исхудали, она выглядела давно и безнадежно больной, но вместе с тем сейчас к ней словно вернулась часть сил.

– Я хочу спуститься к Гангу. В последний раз, пока еще жива. Помоги мне. Поддержи меня.

– Но стоит ли… – начала Ратна, и Сона прервала ее:

– Я видела во сне лотос – это хороший знак. Я должна пойти туда, даже если это будет стоить мне жизни.

С помощью Ратны и Ситы Сона облачилась в лучшее сари и надела дешевые украшения, какие прежде, будучи брахман-кой, никогда не носила. Прикрыла свои короткие волосы, которые так и не успели отрасти.

Она шла, придерживаясь за Ратну, и солнечные лучи обтекали ее тело, скользили по рукам, гладили лицо. Даже сейчас, после долгих дней болезни, Сона своей красотой напоминала ожившую статую.

На ступенях сидела большая группа садху. Ратна знала, что они безобидны, но решила обойти их стороной, поскольку было принято давать им деньги, а ей приходилось экономить каждую пайсу[85]. Однако Сона продолжала спускаться к воде.

Внезапно один из сидящих на ступеньках мужчин поднялся на нетвердых ногах и протянул к девушкам дрожащие руки. На его лице была смесь неверия, изумления и просветления. И только когда Сона бессильно упала в его объятия, Ратна поняла, что это Арун.

Они давно не были так счастливы, а порой казалось, что вообще никогда. Их души словно наполнил яркий, раскаленный добела свет. Сидя у постели Соны, Арун держал ее за руку. Он поведал о своих злоключениях, а потом наступил черед ее рассказу, и оба не могли сдержать слез.

Ратна боялась, как бы это, пусть и радостное, потрясение не лишило Сону остатков сил, но, воссоединившись с любимым мужем, молодая женщина стала стремительно поправляться. К ней вернулся смысл жизни, а с ним – и мечты о будущем.

– В приюте меня снова остригли, – сетовала она. – Похоже, ты никогда не увидишь мою косу!

– Я собираюсь жить долго, и ты проживешь не меньше, так что твои волосы успеют отрасти еще сто раз! – заметил Арун и предложил: – Давай я тоже обрею голову?

– О нет! – испуганно воскликнула Сона.

Она нежно прикоснулась к его густым волосам, и оба засмеялись.

А потом исчезла Сита. Ратна предполагала, что девушка вернулась в приют.

– Она все время жалела о том, что сбежала, – подтвердила Сона. – Говорила, что боится божьей кары.

– Что ж, – сказал Арун, – это ее выбор.

– Надеюсь, ее не прикуют к стене, как меня! – вздохнула Сона.

– Теперь Сунита может узнать, где мы скрываемся, – заметила Ратна, и Арун заключил:

– Нам надо уехать подальше отсюда. Тем более в Варанаси живет Флора Клайв, и если она узнает, что я жив, то ни за что не оставит меня в покое.

– Ты поедешь с нами! – повторяла Сона Ратне. – Больше мы не расстанемся.

Она рассказала мужу о том, почему и как прогнала девушку, и он ласково пожурил жену за беспричинную ревность. И Сона, и Арун были бесконечно благодарны Ратне, потому не на шутку огорчились, когда она отказалась поехать с ними.

– Ты не будешь лишней! – уверял Арун.

– Я думаю о другом, – уклончиво сказала Ратна, и Сона догадалась:

– Это из-за того англичанина!

– Отчасти.

– Но ведь он не останется с тобой навсегда, он уедет, и тебе придется жить одной, у чужих людей, да еще у белых!

– Пусть поступает, как она хочет, – сдержанно произнес Арун.

Он не считал ее решение разумным, но старался уважать право Ратны на свою собственную жизнь. А еще Арун знал, что в глазах ангрезов индийцы не имеют вообще никаких прав.

Белые не желали ни понимать, ни признавать обычаи местного населения и считали Индию страной крайностей. Колония была для них выгодным местом службы, не более того. Все их сокровенные помыслы обращались к дому, к Англии.

И если англичанин сходился с индианкой, то однозначно для того, чтобы развлечься и бросить. Хорошо, если дело не заканчивалось беременностью и появлением незаконного ребенка-полукровки!

Ратна улыбнулась. Она знала другое: Джей относился к ней не так, как многие индийцы относятся к своим женам, – воспринимая их как бессловесных, не умеющих думать созданий и рабочую скотину.

– Я непременно приеду к вам в гости.

Ратна убедилась в правильности своего выбора, когда Джейсон Блэйд пришел к ней накануне своего отъезда (к тому времени Арун и Сона покинули Варанаси) и, глядя в глаза, сказал:

– Идет война, и я не ведаю, где окажусь завтра. Возможно, я не смогу дать о себе знать или появлюсь очень нескоро. Но я хочу, чтобы ты ждала меня и верила в то, что мы обязательно свидимся.