Первые боги Громыко Ольга

– Я не могу так поступить.

– Настал твой час, Гор. Тебе надлежит без устали осваивать морское дело.

– Ты прав, господин. Мне стыдно, но мысль о том, что мне рано или поздно придется расстаться с тобою, волнует меня настолько сильно, что я теряю желание что-либо делать.

– Лишь бы ты не терял голову, – перебил его Мал. – Все мысли и желания, которые приносят смятение в твою душу, гони прочь, а те, что подобно свежему ветру надувают паруса твоего корабля, храни как драгоценные жемчужины. Доверься воле Всевышнего. Не по моей воле ты получил этот корабль, я лишь позволил тебе занять должность, уготованную небесами. Тебе предстоит еще много раз отправляться в плавание, и ты еще найдешь себе не менее достойного наставника, чем Аузахет.

Лицо Гора прояснилось:

– Значит, вы позволите мне остаться капитаном?

– Плох тот господин, который не умеет разумно распорядиться способностями своего слуги.

– Простите меня за малодушие и позвольте приступить к своим обязанностям.

Мал кивнул и они вместе покинули каюту.

На следующий день Мал увидел с палубы корабля горы, а за ними острые верхушки пирамид и не смог оторвать от них взгляда. Он узнал их – именно они были изображены на потолке пещеры отшельницы Ари. Сейчас Мал не сомневался, что найдет путь в обитель Христа без особого труда.

К нему подошел Сехмен:

– Говорят, что после появления на свет человеку нужна хижина, а после смерти – пирамида.

Слова египтянина заставили Мала пробудиться ото сна наяву. Ему очень хотелось расспросить Сехмена о древних пирамидах, но он не мог позволить себе раскрыть тайну святыни человеку непосвященному. К тому же едва ли Сехмен знал путь, ведущий в обитель Христа, а это было единственное, о чем Мал сейчас хотел знать.

Корабли причалили к берегу. Мемфис окружали невысокие белокаменные стены. Корабль «Осирис» направился на противоположную сторону реки. Мал обернулся вслед за ним и увидел на другом берегу множество обелисков и полуразрушенных склепов. Это был город мертвых – Сехмен рассказывал о нем. В отличие от Мемфиса этот город был лишен стен, и всем своим видом напоминал заброшенную каменоломню. Посреди нее возвышались две пирамидальные башни с плоскими вершинами. Чем дольше Мал в них всматривался, тем больше ему казалось, что он их уже где-то видел. От башен повеяло холодом, и у Мала пропало всякое желание смотреть в сторону города мертвых.

Мал сошел с корабля на берег, воодушевленный близостью к цели. Вот-вот он выполнит обещание, данное много дней назад рыцарю Филиппу. Едва Мал коснулся земли, как возле него оказались Гатара и Матара. «Бастет» раньше всех доставил цариц в Мемфис.

– Принц-рыцарь, завтра в полдень мы ждем вас и ваших спутников во дворце, – произнесла Матара тоном, не терпящим возражений.

– Благодарю вас за приглашение, ваше величество, но завтра я не смогу прибыть к вам – у меня есть неотложные дела.

– Прошу вас, всего один день. Как только он закончится, вы будете предоставлены сами себе.

Мал бросил еще один взгляд на вершины пирамид, убеждая себя в том, что совсем скоро он будет там.

– Один день ничего не решает. Так что соглашайтесь, Змеиный князь, – к увещеваниям Матары присоединился Сейт-Акх.

Жрец, конечно же, догадывался, о чем сейчас думает Мал. И хотя принц так никому и не сказал об истинной цели своего путешествия, даже Лие, жрец мог узнать обо всем от всеведущих змеиных богов. Впрочем, Мал и не собирался от него ничего скрывать. Но и говорить с Сейт-Акхом о пирамидах ему не хотелось, даже если бы жрец пообещал рассказать ему: кто и зачем их сотворил.

Матара и Гатара, не дождавшись ответа, надели белые овальные маски с прорезями для глаз и вместе со свитой направились в город.

– Они идут во дворец, – сказал жрец, провожая их взглядом, – мы же пойдем в квартал чужеземцев.

– Я хочу попасть в храм любого из богов, что почитаются в Мемфисе, – заявил Мал.

Для него пришло время поговорить со змеем, – долг первым богам отдан им сполна.

– Это возможно, – отвечал жрец.

Они двинулись в город. Вместе с ними отправились Фелициан, Гил, Аузахет, Паоло и Гор. Мал и Лия шли позади всех. Им пришлось задержаться у Артемиды. Лия ждала, что ее сестры отправятся вместе с ними. От Танис она узнала, что завтра корабль амазонок покидает Мемфис, а Лара, Нилла и Силла уже ушли в город за припасами. Лия удивилась:

– Они не говорили мне о том, что покинут Мемфис так скоро.

Она ждала, что сестры попрощаются с ней, как это принято поступать по отношению к близким людям. Но амазонки словно бы говорили ей таким образом: ты нам чужая.

– А что им еще остается делать? – заметил Мал. – Они уже получили от Сейт-Акха богиню Таурт. Теперь у них есть средство, которое поможет женщинам Артемидоса. Какая еще сила способна задержать их в городе богов?

– Сомневаюсь, что Таурт поможет им, – сказала Лия.

– Почему? – полюбопытствовал Мал, начиная понимать, почему Лия в Нибуре так усердно изучала беременность и роды.

– Элла была права: если Артемида так и не помогла нам, то, что может сделать богиня Таурт?

– Кто такая Элла?

– Разве ты не помнишь ее? Она погибла на озере Айя.

– Эту статуэтку дал вам Сейт-Акх. Разве ты сомневаешься в силе верховного жреца?

– Да, сомневаюсь, – неожиданно призналась Лия.

– Разве? – Мал недоумевал.

– Боги самолюбивы и жестокосердны. Их нрав изменчив, и в этом они подобны людям, – убежденно сказала амазонка.

– Как ты можешь сомневаться в них? Я видел богов своими глазами и даже говорил с ними! Ты мне не веришь?!

– Я верю тебе, Мал, но после того, как Елена умерла на моих глазах в страшных мучениях, никто не убедит меня в том, что змеиные боги милосердны и готовы помочь людям. Я боюсь их коварства. Я боюсь, Мал, что они погубят тебя так же, как погубили Елену, а я не хочу тебя потерять.

– Тебе нечего бояться. Боги умеют держать слово. В отличие от людей им можно доверять.

– Елена когда-то говорила мне, что твой бог по имени Христос самый милостивый из всех, и я поверила ей, но ведь и он не спас Елену от гибели.

– Елена не могла примириться со своей судьбой. Она желала свободы, и она получила ее, отдав взамен свою жизнь.

До Мала и Лии донеслись крики толпы, приветствующей Матару и Гатару. Они прервали разговор и прибавили шаг.

Мемфис встречал гостей маскарадом. Несмотря на то, что солнце уже готово было опуститься за горизонт, по улицам города непрерывно сновали люди в пестрых одеждах и разноцветных масках или с разрисованными до неузнаваемости лицами. Таков был Мемфис, жизнь в котором была устроена простодушными царями-шутами для того, чтобы проводить жизнь в беспрерывных забавах. Мал надеялся, что здесь он не будет привлекать всеобщее внимание зеленой змеиной кожей с серебристым отливом на руках и на шее и сможет побыть самим собой.

Неожиданно перед ними выскочили люди в масках длинноклювых цапель. Они попытались утянуть с собой Лию, и если бы Мал не удержал ее, то она могла бы легко раствориться в людском потоке.

– Не отставайте! – крикнул им Сейт-Акх.

Цапли продолжали играть. Они выискивали в толпе маски рыб и принимались клевать их заостренными клювами. Рыбы, вместо того, чтобы молча, как и подобает рыбам, сносить все эти проказы, взвизгивали и пытались скрыться от нападающих в толпе. К погоне за ними одна за другой присоединялись и другие птицы, размахивая руками-крыльями и крича тонкими пронзительными голосами.

– Дайте же пройти, безумцы, – недовольно голосил отец Фелициан.

– Дорогу! – вторил ему Аузахет.

Маски шумно галдели и не спешили уступать место. И только перед теми, кто был в белых масках жители Мемфиса, расступались беспрекословно.

– Это маски неприкосновенных, – пояснил жрец.

Люди, в самом деле, старались тщательно обходить белые маски и ни в коем случае не толкнуть их. Смех при этом не затихал ни на мгновение, а развлечения не прекращались.

Стоило белым маскам уйти, как на одного из прохожих с верхних этажей обрушился поток красной желеобразной слизи. Пострадавший был метко облит с ног до головы. Он тотчас подпрыгнул и начал метаться в толпе, пытаясь избавиться от слизи, прилипшей к его одежде. Человек подбегал то к одному, то к другому и терся об них разными частями тела. Люди с громкими возгласами разбегались в стороны. Облитый весельчак подбежал к Гору и попытался к нему прислониться. Гор ловко увернулся. Человек не удержался и сбил с ног проходящего мимо отца Фелициана. Тот повалился на землю и разразился страшной руганью.

Сейт-Акх привел спутников в гостиный двор. Они зашли внутрь и обнаружили, что все в этом доме было раскрашено в разные цвета. В общей зале сидело несколько посетителей в масках, которые слушали чтеца в платье алого цвета, сшитым на франкский манер. Его лицо не было закрыто маской. На вид ему было лет сорок. Чтец выразительно жестикулировал. В книге, которую он читал, человек сравнивался с кочаном капусты, капустные листья с его многочисленными ликами, а кочерыжка с сокровенной сутью, которая всегда остается неизменной.

Мал прислушался. В его воображении тотчас возник герой повествования. У каждого из его ликов была своя история, и чтец последовательно излагал их: человек был то весел, то печален, лжив, а затем правдив, красив, а затем уродлив, все зависело от обстоятельств, в которых он оказывался. У него было очень мало времени – смерть приближалась, а человек впадал то в одну, то в другую крайность, но так и не мог добраться до своей сути.

Чтец прерывался лишь затем, чтобы выпить воды и лишний раз восхититься той личиной, в которой он сейчас пребывал. История настолько захватила Мала, что он забыл обо всем. Пробудиться его заставил недовольный возглас Аузахета:

– Здесь есть что-нибудь неразноцветное?! – капитан едва сдерживал себя.

К нему подскочил хозяин таверны в костюме пчелы.

– Для вас все, что угодно. Если одного цвета, то какого именно? – пчела явно изо всех сил желала угодить гостю.

Аузахету понравилась ее услужливость:

– Спокойного.

– Тогда добро пожаловать к слону. Это второй этаж, – улыбнулась пчела.

– К слону? – удивленно переспросил Паоло.

– Делайте, что он вам говорит, и не задавайте больше никаких вопросов, – потребовал Сейт-Акх.

Все вместе они поднялись наверх и оказались в коридоре с разноцветными дверьми. Сейт-Акх подошел к двери белого цвета и распахнул ее. В комнате стоял многоугольный стол, ножки которого были вытесаны из слоновой кости, – за ним могло расположиться не меньше десяти человек.

– В городе богов не принято есть коровье мясо, – предупредил Сейт-Акх. – И нам всем лучше пока соблюдать этот запрет.

В углу комнаты стоял деревянный ларец. Сейт-Акх подошел к нему, открыл крышку и извлек из него маски неприкосновенных.

– Если вы захотите выйти на улицу, вам лучше воспользоваться вот этим, – жрец примерил себе одну из белых масок. – Здесь даже ночью продолжается лицедейство.

Хозяин выложил на стол ячменный хлеб, стручки фасоли и гороха, луковицы, дыни размером с кулак и карфагенские зернистые яблоки. На столе также появились пиво, вино и бутыль с кунжутным маслом. Главным блюдом стал запеченный гусь. Его совершенно неожиданно принесли к концу трапезы.

Ели молча. Паоло играл на лютне. Мал разглядывал в окно продолговатые, как башни дома. Их невысокие стены пестрели красочными росписями, геометрическими знаками и иероглифами. В небо прямо с крыш поднимался дым. Местные жители выложили здесь очаги, где приспособились готовить пищу. Из-за крыш торчали зеленые верхушки финиковых пальм.

Первым комнату, не сказав ни слова, покинул отец Фелициан. За ним последовали Гил и Сейт-Акх. Все остальные отправились спать.

Наутро хозяин таверны явился в образе жука-скарабея. К его собственным двум рукам добавились еще четыре деревянные конечности. В них помещались необходимые в хозяйстве приспособления: огниво, длинные ножи для разделки мяса, короткие для чистки овощей и даже метла. Вчерашний юркий и стремительный человечек превратился в приземистое малоподвижное существо. Его голос и походка изменились до неузнаваемости.

На завтрак собрались в гостиной, окрашенной в белые цвета. Не было только отца Фелициана. Скарабей выложил на стол фрукты, запеченные в тесте.

– Князь Гил, ты не знаешь, куда делся монах? – спросил Мал.

– Вчера, когда мы выходили из квартала чужеземцев, он утверждал, что ему нужно подготовиться к проповеди, – ответил ибериец.

– Странный человек, где же ему пришлось ночевать? – удивился Мал.

– Не беспокойтесь, господин, – сказал Паоло. – Отец Фелициан уже бывал в этом городе и наверняка без труда отыскал себе место для ночлега.

– Он – смельчак, – улыбнулся Аузахет, – непросто отыскать приют в городе непрерывных перемен.

– Наоборот, – возразил Сейт-Акх, – как раз в Мемфисе это сделать легче всего. То, что здесь каждую ночь все меняется, как раз и позволяет легко обнаружить никем не занятое место.

– Я уже успел и забыть об этом странном мемфисском обычае, – отозвался Мал.

– А я все никак не могу ни забыть, ни привыкнуть, – встрепенулся Аузахет. – И как только в этой суете могли жить наши предки!

– Жизнь в Мемфисе только кажется тебе суетой, – строго произнес Сейт-Акх. – Если человек может поменять одежду, то почему он не может поменять дом, семью, ремесло. Сами боги устроили мир так, чтобы у человека был выбор, и в этом жизнь в Мемфисе соответствует их первоначальному замыслу. Чтобы понять его, твоему уму, Аузахет, всего лишь не хватает немного гибкости. Если ты привык к себе такому, какой ты есть, это не значит, что ты таков на самом деле.

С этими словами Сейт-Акх встал, вышел из-за стола и покинул комнату.

Через некоторое время Мал спустился в общую залу и застал жреца в компании вчерашнего чтеца, сменившего алое платье на белую сорочку с длинными рукавами. Они сидели за тем же столом, что и вчера, только чтец из весельчака преобразился в меланхолика. На глазах у всех он лил слезы над книгой и что-то настойчиво шептал Сейт-Акху. Жрец слушал его и участливо кивал головой.

Завидев Мала, чтец подбежал к нему, обнял и проговорил сквозь продолжающиеся литься слезы:

– Отдай мне змеиную маску!

Мал не нашелся, что ответить и огляделся вокруг в надежде найти поддержку у своих спутников: Лия смотрела на чтеца с удивлением, Аузахет с недовольной гримасой скрестил руки на груди, Гор застыл с неестественной улыбкой на лице, Паоло как будто погрузился в глубокие раздумья, и только Гил оставался невозмутим. Сейт-Акх же смотрел совсем в другую сторону, не обращая внимания на то, что происходит между чтецом и Малом.

– Сожалею, но это не маска, – наконец выдавил из себя Мал.

Он не пытался отстранить чтеца-меланхолика, ожидая, что тот сам рано или поздно отпустит его. Но чтец и не думал покидать Мала, вместо этого он принялся ощупывать змеиную кожу и даже похлопывать по ней, прислушиваясь к извлекаемым таким образом глухим звукам.

– А если бы это была маска, ты отдал бы мне ее? – чтец внезапно отстранился и, слегка прищурившись, просительно посмотрел Малу в глаза.

Принц пожал плечами. Он по-прежнему не знал, как себя вести, так, чтобы не нарушить неизвестные ему законы Мемфиса. На выручку пришел Сейт-Акх. Жрец строго сказал чтецу:

– Забудь об этом! Она нужна ему самому.

– Жадина! – по-детски захныкал чтец. – Хочу змеиную маску!

– Ты ее не получишь! – второй раз ответил за Мала Сейт-Акх. – Идемте! – призвал он уже куда более мягким тоном тех, кто в недоумении наблюдал за этой сценой, – Я уже расплатился с хозяином.

Пожилой чтец от досады упал на колени и разрыдался как капризный ребенок.

– Почему он так плачет? – спросил Гор Сейт-Акха, когда они вышли из таверны.

– Многоликость приносит ему страдания, – ответил жрец.

– Зачем же ему тогда нужна была еще и змеиная маска? – в который раз удивился Мал.

– Вот именно, – поддержал его Аузахет, – если он мучается от своих ликов, так зачем ему еще чужие?

– Тот, кто освобождается от своего лика, дает ему надежду на то, что и он когда-нибудь сможет устранить причину своих страданий, – уточнил жрец.

В первой половине дня город был почти пуст. Сейт-Акх повел их на центральную городскую площадь, где по его словам стоял большой помост, на котором любой желающий, начиная с первого луча солнца и кончая последним, мог представить жителям города свою маску.

На одной из улиц им навстречу выбежал человек в костюме кита. Из его головы вылетала струя воды и опускалась на случайных прохожих. Его обогнал другой кит. Маски остановились. Один превосходил другого в ширину, зато второй был намного длиннее. Оценив шансы на победу, киты кинулись в схватку за право быть главным китом в городе Мемфисе. Они окатывали друг друга водой, толкались и забрасывали вопросами обо всем, что касается китов. Вслушавшись в эту перепалку, Аузахет отпустил едкое замечание, что как раз китов-то никто из них никогда и не видел.

Вокруг собрались зеваки и от души поддерживали шуточный поединок радостными воплями. Кончилось это представление тем, что киты с диким хохотом стали дружно поливать зрителей жидкостью желтого цвета, – Мал поначалу даже подумал, что это была моча. Никто не ожидал такого подвоха. Стоящие в первых рядах бросились назад и сбили с ног тех, кто стоял за ними. Мал и Лия тоже не удержались и повалились на землю. Там и до них долетела желтая жидкость, которая оказалась всего лишь сладким фруктовым соком.

Но больше всех от игрищ китов пострадал Аузахет. Только что вычищенные им накануне прибытия в город богов и пропитанные душистыми маслами одежда и парик промокли до нитки. Капитан то и дело повторял одно и то же ругательство:

– Киты-скоты!

Пришлось вернуться в гостиницу. Вдоволь позабавившись видом гостей, Скарабей отправил их в соседний дом к человеку-крокодилу. Мал ожидал увидеть человека с пастью или хотя бы с хвостом, но он ошибался. Их встретил безволосый и белокожий человек в зеленой набедренной повязке с длинным передником. Он продал им очищающий одежду травяной настой и предложил воспользоваться им в зале для омовений.

В ней мылись, не снимая одежды, как женщины, так и мужчины. Вода поступала в залу через акведуки, здесь служители нагревали ее на очагах, а после использования спускали через сливные каналы. В зале непрерывно воскуривались благовония. Они смешивались с нескончаемым паром и затмевали сознание моющихся, отчего границы окружающего пространства становились для них все более размытыми.

Отмывшись, путники еще раз двинулись в направлении центральной площади, стараясь больше не отвлекаться на трюки встречных горожан. По пути Мемфис показался им по размерам городом намного меньшим, чем Аль-Карнак. Некоторые жилые дома в нем еще только строились. Каменщики в масках зверей возводили стены из отшлифованных камней, каменщики в масках птиц использовали обожженные на солнце глиняные кирпичи. Пока они работали, местные музыканты услаждали их слух игрой на флейтах.

Очень скоро путники оказались там, где сходились все городские улицы. Посреди стоящих вперемешку хижин и роскошных домов, в стороне от единственного разделенного на четыре части торгового ряда, в глубине площади возвышался помост, окруженный толпой зрителей в масках. Они наблюдали за полуобнаженным человеком в полосатом платке на голове и с разукрашенным телом. Он что-то говорил, но до Мала доносились только отдельные слова: что-то про землю, разливы Нила и плодородие.

Они подошли к помосту вплотную, когда разукрашенный человек закончил свою речь. Он замер, вытянув руки, сосредоточенно глядя на землю, которую изо всех сил сжимал в кулаках. Пока Мал разглядывал нарисованные на его теле пшеничные колосья, человек продолжал стоять не шевелясь. В полной тишине все ждали, что будет дальше. И то, что случилось, можно было назвать настоящим чудом. Сначала из одной, а потом из второй горсти земли пробились два зеленых стебелька. Из них выглядывали колосистые соцветья. Стебли росли и выпускали листья. Цветы раскрывались и наружу вылезали тоненькие тычинки. При этом в левой руке все происходило чуть быстрее, чем в правой. Как только зерна созрели, поменяв зеленый цвет на желтый, разукрашенный человек поднял глаза к солнцу и торжественно произнес заклинание:

– О, Непери, покровитель молодой воды и владыка плодородия пошли нам богатый урожай.

– Это бог зерна, – шепотом пояснил Малу Сейт-Акх.

Заклинатель сошел с помоста, и на его место почти влетел отец Фелициан:

– Люди, образумьтесь! Вы не ведаете, что творите! Все чудеса от лукавого! Очистите ваши души от скверны. Не поклоняйтесь ложным богам! Бог один – всемогущий творец всего сущего. Вот кому вы должны поклоняться, а вы о нем не помышляете. Только его дела истинны и праведны. Только его знамения велики, а чудеса благодатны. Вы же воздаете хвалу злым духам, творящим ложные чудеса, и так попадаете в дьявольские сети. Так вы превращаетесь в беззащитных птиц, за которыми охотятся тысячи змей. Рано или поздно вы попадете в ад. Я уже слышу, как там трещит огонь, а в нем завывают от боли ваши грешные души, – отец Фелициан сжался, словно невидимое пламя опалило его, и задрожал.

Жители Мемфиса спокойно рассматривали неуемного монаха. Некоторые из них, скорее всего, даже понимали, о чем он говорит, – за много лет нашествий крестоносцев египтяне успели выучить немало слов из западных наречий. Малу же не нравилась проповедь отца Фелициана. В его словах истина смешивалась с ложной уверенностью в собственной непогрешимости. Монах не приложил никаких усилий, чтобы понять, что за люди стоят перед ним. Вместо этого он решил просто обличить их неправедность и осудить их.

– Я, раб божий Фелициан, избавлю вас от греха, – продолжал монах. – Прекратите пресмыкаться перед бесами! Снимите с себя отвратительные маски! Оставьте угодное дьяволу лицедейство! Покайтесь! Обратитесь в христианскую веру, и вы получите от Бога прощение и благодать! Господь дает вам шанс, – завтра на пристани я проведу обряд крещения. Кто желает спастись, тот придет ко мне и преклонит свои колени перед господом.

– Безумец, – едва слышно произнес Сейт-Акх. – На что он надеется? Разве он еще не успел понять, что жизнь этих людей и есть нескончаемый ритуал во славу первых богов.

Мал подумал:

– И в самом деле, может быть, с помощью масок жители Мемфиса общаются с высшими силами. Маска это не что иное, как бессловесная молитва, – так египтяне просят богов о защите. Христиане же вместо маски носят нательный крест и тем самым разделяют тяжесть, однажды взятую на себя Спасителем. Различие только в том, что одни скрывают связующий символ под одеждой, другие носят его напоказ. Таким образом снять маску для жителей Мемфиса означает богоотступничество.

Фелициан выждал, пока его слова произведут на публику надлежащее впечатление, и продолжил страстным тоном:

– Народ Мемфиса созрел для страшного суда! Разве вы не боитесь гнева Господня, стирающего в пыль города нечестивых! – отец Фелициан принялся из всех сил размахивать культей. – Одумайтесь, братья и сестры! Демоны непотребства обольщают ваши умы и доводят их до помрачения! Они всё искажают, извращают, переворачивают с ног на голову. Вы даже не заметите, как окажетесь в ловушке. Голоса демонов сладкие, как мед, – ваши уши не услышат скрытого в них яда ожесточения и ваша душа не заметит, как вовлечется во грех. Берегитесь, говорю я вам! Лишь Господь милосердный спасет вас. Поклоняйтесь только Богу единому и никакому иному! Он бодрствует над каждым человеком и в любой момент готов отсечь ветви и листья древа жизни вашей, а затем вырвать его с корнем. Всё в его руках!

Монах замолчал, оглядел толпу, остановил взгляд на Мале, указал на него культей и воскликнул:

– Вот одержимый бесом! Если бы видели, как по утрам его терзает дьявол! Сейчас я на ваших глазах спроважу прочь его демона!

Монах проворно спрыгнул с помоста и схватил лежащий на земле мешок. Оттуда он достал повизгивающего поросенка. С ним Фелициан приблизился к Малу и поднял над его головой крест. Маски с любопытством ждали, что будет дальше.

– Во имя отца и сына, и святого духа, демон, заклинаю, оставь тело этого человека и вселись в свинью!

Мал почувствовал напряжение во всем теле, но оно не было настолько сильным, чтобы вырваться наружу. Внезапно поросенок громко завизжал, вырвался из рук монаха и бросился в толпу. Маски возликовали.

– Злой дух изгнан! – провозгласил отец Фелициан. – Бог явил свое могущество и спас несчастного!

– Ловкий фокус, – подумал Мал. – Монах так умудрился зажать одной рукой поросенка, что тот помчался как угорелый.

Но обман тщеславного монаха был очевиден не всем.

– О, сокрушитель тысячи демонов! Нет тебе равного по силе! – Монах успел снова забраться на помост. – Придет час и все те, кто вел людей на погибель, сгинут навсегда.

К монаху подкралась маска львицы и зарычала ему прямо в ухо. Монах от неожиданности не удержался и свалился с помоста. Заботливые зрители вытянули вперед руки и поймали отца Фелициана. Львица продолжала яростно рычать. На помост вбежал человек-павиан и принялся плясать вокруг нее. Танец подействовал на львицу успокаивающе.

– Оставьте меня, нечестивые! Горе вам, лицедеи!

Отец Фелициан встал на ноги, оглянулся на помост и пронзил пылающим от гнева взглядом львицу и павиана.

– Дикие звери будут вашими вечными спутниками! Питайтесь травой и обретете безумие! Страшитесь гнева Господня, ибо вы заслужили его!

Паоло подошел к Фелициану и попытался его успокоить, но тот оттолкнул его и побрел прочь от толпы масок.

Сейт-Акх дал знак следовать за ним. Они прошли мимо дворца цариц Мемфиса, украшенного мраморными барельефами, и приблизились к примыкавшему к нему небольшому зданию. У его стены стояла небольшая стела с изображением пары ушей. Рядом сидели писцы в масках пантеры, а у самых ворот стояли стражники в кошачьих масках с кривыми мечами и шевелили губами.

– Это храм богини Бастет. Те, кто охраняет его, обязаны непрерывно читать священные тексты, – пояснил Сейт-Акх.

– Это та самая богиня, в честь которой был назван корабль цариц Мемфиса? – спросил Гор.

– Разумеется, среди египетских богов нет никого, кто бы носил одинаковые имена.

– Это главная богиня Мемфиса? – спросил Паоло.

– Бастет – богиня радости и веселья, которое так любят жители галарского Мемфиса, но они почитают одновременно тысячи богов, и среди них нет никого, кому бы отдавали особое предпочтение.

Мал уже догадался, что Сейт-Акх привел всех сюда только ради него. Жрец выразительно посмотрел на Мала:

– Тебя пустят только во двор.

– Мне этого достаточно, – ответил Мал.

– Ждите нас здесь, – Сейт-Акх обернулся ко всем остальным. – Мы скоро вернемся, и я проведу вас во дворец.

Жрец повел Мала к воротам в храм. Сейт-Акх кивнул стражникам, и они тотчас склонились перед ним. Покрытая бронзой кедровая дверь отворилась, и Мал переступил через гранитный порог дома богини Бастет. Во дворе их встретили служители храма. Они молча сняли с Мала одежду, омыли его руки и ноги, повязали ему набедренную повязку и дали ему чашу с солоноватым раствором для очищения рта. Затем они отвели его к другим посетителям храма. Те так же, как и Мал были без масок и в набедренных повязках. Все они были погружены в молитву и не обращали ни на кого внимания.

Вдоль стен стояли жертвенники. Вокруг них лежали пальмовые ветви, бутоны роз, лотосы с широкими лепестками, мандрагоры, лилии, васильки. Из фруктов, предназначенных богам, Мал заметил гранаты, арбузы, виноград, дыни, финики и фиги. Здесь же лежали женские украшения: ожерелья, подвески, браслеты, кольца серьги из золота, серебра, меди, бронзы и керамики.

Мал нашел себе место между колоннами, закрыл глаза и сосредоточился:

– Змей, ты слышишь меня? Я хочу поговорить с тобой, мой серебряный брат.

– Я слышу тебя, – тут же отозвался змей.

– Я сделал все, о чем ты просил. Первые боги вернулись в свои египетские дома. Теперь я хочу, чтобы змеиная сила оставила меня навсегда.

– Моя сила слита с твоей душой.

– Ты отказываешься выполнить условия договора?

– Я выполню условия договора, как и было обещано.

– Почему ты не хочешь оставить мою душу в покое?

– Ты получишь то, что тебе положено по договору.

– Значит ли это, что мое тело станет телом обычного человека.

– Ты утратишь неуязвимость, – таким было условие договора.

Мал просил у змеиных богов неуязвимость – это так, но он рассчитывал на то, что змей покинет его сознание сразу после того, как он утратит дар богов. Принц полагал, что змеиные сила, неуязвимость и ум слиты воедино, – разве змей не знал об этом, когда заключал с ним договор. Но в храме бога Амуна Мал и в самом деле просил о змеиной неуязвимости.

– Ты должен покинуть мою душу, – настаивал Мал.

– Твоя душа расколота на части. Одну из них ты уничтожил. Я пришел, чтобы восполнить собой недостающую часть души. Если я оставлю тебя, – ты умрешь.

Малу было нечего возразить. Змеиная плоть покрыла его тело сразу после смерти оборотня. Он убил оборотня и вместе с ним чувственную часть своей души. Змей занял ее место. Вот почему он до сих пор жив.

– Но почему никто не сказал мне об этом раньше?

– Потому что ты не спрашивал меня, – ответил змей на мысль Мала.

– Ты знал, что я служу не тебе и не тем, кто подобен тебе. Почему ты молчал и скрывал от меня правду?

– Потому что ты не спрашивал меня, – повторил змей.

И в это раз Малу было нечего возразить. Он знал, что слова в мире богов значат куда больше, чем мысли. Вместе со словами, произнесенными вслух, приходит ответственность за сказанное. До тех пор пока мысль не выражена в звуке, цели, к которым стремится ее обладатель, не намечены. Когда-то Анубис предложил ему бессмертие, прочитав его мысли о бренности человеческого существования, но Малу хватило силы разума удержаться просить его о чем-либо.

– Прощай, мой серебряный брат, – Мал понял, что продолжать разговор бессмысленно. – Знай, что скоро я исцелю свою душу.

– Прощай, человек. Ты волен сам решать свою судьбу.

Мал открыл глаза:

– И да поможет мне обитель Христа!