Девять снов Шахразады Шахразада
Когда последняя одежда упала на пол, Лисен поняла, что сделала глупость, доверившись ему. Она не может ему доверять, но есть ли у нее выбор?
Гергас протянул руку, взял девушку за плечо. Без агрессивности или нетерпения, медленно и даже любуясь осмотрел ее обнаженное тело – и взгляд его был пристальным, но глаза стали теплыми, золотистыми. Он находил ее прекрасной. Лисен глубоко вздохнула и, отыскав внутри запасы беспрецедентной отваги, вложила свои пальцы в руку Гергаса.
Только сейчас она полностью осознала, что оказалась голой в душе с огромным мужчиной, принадлежащим неизвестно к какому виду, а он втянул ее под струи воды и повернул спиной к себе.
Взяв ее за правую руку, он прислонил ее к стене. Другую ее ладонь он приложил к стеклу. Мысли Лисен метались и кружились. Что он собирается с ней делать? Она совершенно не готова к такому! Она не готова соединяться с кем бы то ни было. Она не в силах его остановить… Он сможет делать с ней все, что пожелает.
Лисен изумленно обернулась, когда он деловито принялся намыливать ей спину и ягодицы, водя по ее телу своими широкими ладонями. Ей было неловко, что этот незнакомец видит ее такой – но его тело яснее ясного говорило, что он желает ее.
Когда он начал намыливать ей бедро, она поспешно сдвинула ноги. Он раздраженно зарычал, а потом выпрямился и привлек ее к своей груди, так что она почувствовала настойчивое прикосновение его мужского естества. Он начал так же неспешно знакомиться с ее телом спереди, придерживая одной рукой за плечо, а вторую перекинув ей через пояс. Неожиданно его мозолистая ладонь охватила ее грудь. Лисен приготовилась вырываться и кричать…
– У тебя такая нежная кожа… – прошептал он ей на ухо. – Гладкая, как шелк, который был на тебе надет.
Девушка вздрогнула. Достаточно было одного доброго слова, и она, Лисен, считавшая себя недотрогой, уже начала таять! И этот голос… При его первом интимном прикосновении она ахнула и невольно дернулась, потрясенная остротой своих ощущений. Два пальца нежно касались чувствительной плоти, поглаживая и поддразнивая, и это оказалось тем более приятно, что он был… нежным. Нежным и осторожным. Когда он ощутил ее влагу, то пророкотал что-то на незнакомом ей языке и прикоснулся губами к ее шее, словно она его порадовала.
Он попытался погрузить палец в нее, но непривычное прикосновение заставило ее тело напрячься.
– Ты вся зажата, – прохрипел он. – Тебе надо расслабиться.
Он заставил ее чуть наклониться вперед, а потом, опустив руку ниже, принялся ласкать. Лисен услышала судорожные вздохи… и с изумлением поняла, что эти звуки издает она сама. Этот незнакомец ласкал ее – и она возбудилась… Кажется, воздух вокруг них сомкнулся в непроницаемый кокон… «Это для меня? Пожалуйста, пусть это будет для меня!»
Лисен ощущала, что он едва владеет собой… Ей следовало бы испугаться… Но его пальцы двигались настолько медленно, а прикосновения его тела были такими горячими! Столько непривычного наслаждения. Ей захотелось застонать. Она еще никогда в жизни не стонала от наслаждения. Никогда в жизни ей не хотелось… Ее когти непривычно загнулись, и, тяжело дыша, она представила себе, как запускает их ему в спину, пока он вонзается в нее. Что с ней происходит?
– Вот и умница… – проворчал он ей на ухо, а потом повернул лицом к себе и поднял. – Обхвати меня ногами за пояс.
Ее веки были тяжелыми от желания – но мгновенно снова широко раскрылись в паническом страхе.
– В… вы… что вы делаете?!
– Ты влажная от желания.
Она его хочет – как и полагается. Гергас непонимающе нахмурился, когда Лисен опять начала вырываться. Несмотря на то что он сильно ослаб, справиться с ней было не труднее, чем удержать дикую кошку. Он прижал ее к стене, придавив своим телом, и по очереди приник губами к напрягшимся соскам. Глаза у него закрылись от наслаждения, и он тихо застонал, водя языком вокруг тугих бутонов. Когда он снова открыл глаза, то обнаружил, что Лисен крепко зажмурилась, упираясь сжатыми кулачками ему в плечи.
Гергас снова поставил ее на ноги и продолжил свои интимные ласки. Лисен снова вся сжалась. Если бы он попытался войти в нее сейчас, он бы ее разорвал… Но его это не беспокоило. Ему пришлось пройти через чудовищные муки – и нашел… Всего лишь вампиршу! Нет, теперь его не остановить!
– Расслабься! – приказал он.
Она снова начала беспомощно трястись – приказ только напугал ее. «Мучит меня так же, как ее родственники!» Гергас взревел от ярости, и его руки стремительно ударили по обе стороны ее головы, кроша мраморную стену.
Глаза Лисен снова наполнились серой безнадежностью. Почему она не из его родни? Будь она одной с ним крови, она сейчас добивалась бы того, чтобы он ее наполнил, умоляла бы об этом! Она впустила бы его в свое лоно и облегченно вздохнула, почувствовав, как он начинает двигаться. Мысленно представив себе, как это будет, Гергас застонал, оплакивая свою потерю. Ему хотелось бы, чтобы она отвечала. Но он возьмет то, что дала ему судьба.
– Я все равно буду в тебе этой ночью. Лучше расслабься.
Лисен посмотрела на него, нахмурив брови, и на лице ее ясно читалось отчаяние. Глухо зарычав, Гергас отпустил ее ногу и снова ударил по стене. Глаза Лисен расширилась, когда он схватил ее и резко повернул. Она уже готова была царапаться и кусаться, а он снова обнял ее, прижимая спиной к своей груди. Резко притянув ее руку к своей возбужденной плоти, он сказал:
– Погладь меня.
Обрадованная отсрочкой, Лисен робко принялась выполнять приказание. Он хрипло похвалил ее:
– Вот так… Молодец…
Он мял ее грудь, прижимался губами к ее шее. Из его груди вырывались бессвязные возгласы. Она почувствовала, как напрягаются его мышцы. Рука, которой он прижимал ее к себе, сжалась так сильно, что ей стало трудно дышать. Другая его рука опустилась ниже и легла ей на интимное место.
Он прорычал:
– Сейчас! Сейчас…
А потом, с мучительным стоном, который заставил Лисен снова посмотреть на него, он изверг свое семя, которое тугой струей ударило в душевую кабинку.
– О боже, да!
Он ласкал ее грудь, но Лисен почти этого не заметила: округлившимися глазами она смотрела, как его извержение все длится и длится. Когда все, наконец, завершилось, она вдруг заметила, что ошеломленно продолжает его гладить. Он остановил ее руку и содрогнулся так, что по его телу пробежала волна. Она сходит с ума! Ей следовало ужасаться, но она с ужасом ощутила, что ее тело ноет от желания. От неудовлетворенного желания!
Он оттеснил ее к неповрежденной стене душа и, прижав к своей груди, положил подбородок ей на макушку.
– Ласкай меня, гладь…
– Г-где?
Неужели это ее голос звучит так глухо?
– Все равно.
Она начала поглаживать ему спину, а он тем временем поцеловал ее в макушку, рассеянно, словно не отдавая себе отчета в том, что ласков с ней. Плечи у него были чудовищно широкими и, как все его тело, состояли из твердых, налитых силой мышц. Казалось, руки Лисен обрели собственную волю: они заскользили по его телу более чувственно, чем ей бы хотелось. При каждом движении ее ноющие соски соприкасались с его торсом. Золотистые волосы на его груди щекотали ей губы – и она невольно вообразила себе, будто целует эту смуглую кожу. Низ ее живота продолжал томительно пульсировать. Она хотела его – несмотря на то что видела, каким громадным он может стать. Когда ей уже стало казаться, что он вот-вот заснет, он прошептал ей на ухо:
– Чувствую, ты все еще полна желания?
Она судорожно вздохнула.
– В-вы говорите такие слова, просто чтобы меня шокировать!
– Расплети косы. Ты будешь ходить с распущенными волосами.
– Я не хочу…
Когда он поднял руки, явно собираясь сделать это сам, Лисен поспешно расплела косы, стараясь прикрывать волосами свои заостренные уши. Гергас резко выдохнул, почти вскрикнув от неожиданности.
– Дай-ка я на них посмотрю.
Лисен ничего не ответила – и он отвел ее волосы назад.
– Они у тебя как у фейри. – Он провел костяшками пальцев по острому кончику уха – и по телу Лисен невольно пробежала дрожь. – Это черта всех женщин-вампиров?
Она никогда в жизни не видела чистокровного вампира – ни мужчины, ни женщины, так что в ответ на его вопрос могла только молча пожать плечами.
– Интересно.
Он вымыл ей волосы, рассматривая ее лицо с выражением, которое Лисен не могла понять, а закончив, приказал выключить воду и вывел ее из душевой кабинки. Она поспешно бросилась к комоду, полному белья. В следующее мгновение Гергас уже был позади нее и заглядывал ей через плечо. Лисен ощутила, что он снова наливается желанием. Он выбрал весьма открытую ночную сорочку из красного кружева, зацепив пальцем за бретельки.
– Красную. Чтобы я не забыл, что ты такое.
Красный был ее любимым цветом. Ей тоже необходимо было напоминание.
– Подними руки.
– Я могу одеться сама! – отчеканила Лисен.
Гергас стремительно повернул ее лицом к себе, и в его голосе зазвучала смертельная угроза.
– Не зли меня. Ты даже не представляешь себе, сколько лет копилась во мне ярость и теперь рвется наружу!
Надев на нее сорочку, он с видом собственника погладил ее соски, которые оставались набухшими, словно искали его прикосновений. Отступив на шаг, Гергас осмотрел ее от ступней до высоко заканчивавшегося разреза сбоку, а потом остановился взглядом на кружевном лифе.
– Тебе идут шелка.
Его голос басовито рокотал, а взгляд был таким же осязаемым, как прикосновение, – и несмотря на все, что уже произошло, Лисен на него отозвалась. Он одарил ее жестокой ухмылкой. Лисен покраснела и отвернулась.
– А теперь ложись в постель.
Он наконец заснул. Лисен собрала все свои скудные запасы смелости и постепенно высвободилась из его объятий. Выбравшись из кровати, она посмотрела на Гергаса – и снова поразилась его мужской красоте. Ей стало грустно, что он вынужден так себя вести. Грустно, что у нее не получится лучше узнать себя – и даже его. Стоило ей повернуться, как его сильные руки стремительно сомкнулись на ее талии. Он снова швырнул ее на постель и лег рядом.
– Тебе от меня не сбежать! – Он притиснул ее к матрасу, а сам приподнялся над ней. – Ты только будишь мой гнев.
– Я не хочу вас злить, – дрожащим голосом ответила Лисен. – Я просто хочу…
– Знаешь, сколько вампиров я убил? – тихо проговорил он, не обратив внимания на ее слова… или не услышав их.
– Нет, – прошептала она.
– Тысячи. Я охотился на них, чтобы развлечься, выслеживал их убежища. Одним ударом когтей я отрывал им голову, а они даже не успевали проснуться. Убить тебя мне проще, чем вздохнуть.
Его голос тихо рокотал, словно голос влюбленного, ласкающего свою возлюбленную, и совершенно не сочетался с его жестокими словами.
– Вы и м-меня убьете?
– Не задумываясь. – Его губы презрительно искривились. Казалось, он продолжал пристально смотреть на нее, но его взгляд был пустым. – И это – только первое из того, что я с тобой сделаю, вампир.
Шахразада задрожала – рука гиганта была так похожа на руку, которую она привыкла считать любящей. Такая же огромная, сильная… Сколько раз Шахрияр оставлял синяки у нее на теле – и не потому, что не желал смирять свои силы, а всего лишь потому, что не мог сдержать их.
Ощущение голода, которое мучило Лисен уже не один день, отчего-то стало стихать. И неумолчный шум огромного города за окнами стих.
В этот раз царица была просто счастлива от своего пробуждения. Она вернулась живой и невредимой. Вернулась в свой мир. И этого было вполне достаточно для по-настоящему довольной улыбки, которая заиграла на ее губах.
– Аллах великий, еще одной встречи с этим чудовищем я не выдержу, клянусь!
Должно быть, повелитель всех правоверных прислушался к словам царицы – она почувствовала, что в это сновидение не вернется никогда. И отчего-то странная печаль на миг коснулась ее души.
Свиток двадцатый
Шахразада и Герсими прогуливались по дорожкам огромного дворцового парка. Царица чувствовала настоящий страх перед своими сновидениями. К счастью, больше ни моря, ни океаны в ее мирах не встречались, но это чудовище, которое постоянно называло ее вампиром, было не многим лучше акулы, от которой ее спас странный пират, столь мало похожий на кровожадного разбойника.
Страх, родившись, креп день ото дня. И лишь прогулки с Герсими, которые сопровождались неспешными рассказами о странных чужих мирах-судьбах, были в силах слегка этот страх рассеять.
Хотя самой Герсими казалось, что «сестричка» просто перекладывает на ее плечи часть своей боли. Но половина боли почти всегда терпима. Поэтому девушка слушала эти рассказы не без интереса, пытаясь понять, каким ветром Шахразаду занесло в этот мир и чем еще одна чужая жизнь может грозить.
Сейчас лицо царицы было веселым, задумчивым. Но этого и следовало ожидать – она вновь побывала в мире, который ей нравился больше остальных, на далеких островах Альбиона.
– Никто, клянусь тебе, сестра, не понимает, почему я навещаю леди Данбери каждый вторник, чтобы читать ей вслух, но мне нравится проводить время с графиней. У леди Данбери много причуд, но я, о нет, я-Маргарита, обожаю ее.
– Маргарита?
– Да, я опять увидела мир этой милой девочки… И теперь он показался мне еще желаннее. О, скажу честно, я бы с удовольствием осталась там навсегда… Если бы это было в моей власти. Но сейчас речь не об этом…
– Да-да, Шахразада, рассказывай. Прости, что перебила тебя.
Однако мудрости Герсими все же хватило, чтобы запомнить столь страшные для нее слова невестки. Та же продолжала рассказ, ничего вокруг уже не замечая.
– Пенелопа, моя подружка, часто говорит, что вместе мы представляем угрозу обществу. Мы, Маргарита и леди Данбери.
– Цель моей жизни, – провозгласила графиня, – быть угрозой как можно большему числу людей, поэтому я воспринимаю ваши слова, мисс Фитцджеральд, как комплимент.
– Почему вы всегда называете меня мисс Фитцджеральд? – спросила Маргарита.
– Так звучит солиднее.
Маргарита усмехнулась. К старости она хотела бы стать точно такой же, как леди Данбери. Она любила пожилую графиню больше, чем многих людей ее возраста. После того как Маргарита пробыла три сезона на ярмарке невест, она немного подустала от людей, которых видела каждый день. Хотя то, что и раньше ее восхищало и возбуждало – балы, вечеринки, поклонники, – пока не потеряло своей прелести, в этом она должна была себе признаться. Маргарита не принадлежала к тем девушкам, которые вечно жаловались на богатства и привилегии, которые их заставляли терпеть.
Но что-то ушло. У нее уже не захватывало дыхание, когда она входила в бальный зал. Танец стал просто танцем, а не магическим кружением, как в прошлые годы. Ушло восхищение – вот что она поняла. К сожалению, всякий раз, когда она делилась своими умозаключениями с матерью, ответ был один и тот же – найди себе мужа. Это, по убеждению Вайолет Фитцджеральд, должно было все изменить.
Как же!
Мать Маргариты уже давно перестала говорить околичностями, когда дело касалось ее четвертой – самой младшей из дочерей. Но ведь ей всего двадцать два! Единственным утешением для ее матери было то, что старшая дочь Элоиза вышла замуж, когда ей исполнилось двадцать восемь. По сравнению с ней Маргарита вообще еще была в пеленках.
Никто бы не мог сказать, что Маргарита не пользовалась успехом, но даже ей приходилось признать, что она потихоньку движется к критическому возрасту. С момента ее дебюта в свете три года назад ей было сделано несколько предложений, но не так много, если учесть ее внешность – она не была самой хорошенькой девушкой в городе, но симпатичнее половины предполагаемых невест, а ее приданое было не самым большим, но вполне достаточным, чтобы на него нашлись охотники. Ее родословная была безупречной. Старший брат, как и ее отец до него, был виконтом Фитцджеральдом, и, хотя это был не самый высокий титул в стране, семья пользовалась уважением и была достаточно влиятельной. К тому же ее сестра Дафна стала герцогиней Гастингс, а сестра Франческа – графиней Килмартин.
Если мужчина стремился породниться с могущественными родами Британии, Фитцджеральды были не самыми последними в их списке. Но если задуматься о предложениях, которые она получила, то картина вырисовывалась неприятная. Три предложения в ее первый сезон. Два – во второй. Одно – в прошлом году.
И пока ни одного в этом.
Похоже, ее популярность пошла на спад. Это было настолько очевидно, что не имело смысла спорить на эту тему. Хотя мало кто из представителей высшего общества, как мужчин, так и женщин, мог перехитрить, переговорить или переспорить Маргариту Фитцджеральд. Возможно, именно этим и объяснялось то, что предложения руки и сердца убывали с такой катастрофической скоростью.
«Ну и что?» – она наблюдала за девушками, ходившими по небольшой сцене, сооруженной в огромной гостиной. Еще неизвестно, приняла бы она какое-либо из упомянутых шести предложений. Трое претендентов были охотниками за приданым, двое – дураками, а последний – занудлив до зевоты.
Лучше уж остаться незамужней, чем приковать себя к скучному мужу, который замучит ее глупыми разговорами. Даже ее мать, которая была убежденной в своих умениях свахой, не сумела разубедить девушку. Что же касается нынешнего сезона… что ж, если мужчины Британии не в состоянии оценить внутренние достоинства интеллигентной девушки, имеющей собственное мнение, это их беда, а вовсе не ее.
Леди Данбери постучала тростью по полу, чуть было не задев ступню Маргариты.
– Послушайте, кто-нибудь из вас видел моего внука?
– Какого внука? – поинтересовалась Маргарита.
– Как – какого? – нетерпеливо переспросила леди Данбери. – Того, которого я люблю больше других.
Маргарита даже не стала скрывать своего изумления.
– Мистер Сен-Олмс будет сегодня здесь?
– Я и сама в это почти не верю, – фыркнула графиня. – Я все время жду, что через потолок вот-вот пробьется божественный луч…
Маргарита даже не взглянула на подругу.
– А почему он должен прийти?
Леди Данбери улыбнулась:
– А почему тебя это так интересует?
– Меня всегда интересуют сплетни, – откровенно заявила Маргарита. – Обо всех. Вы же знаете!
– Ладно, ладно, – проворчала леди Данбери. – Он придет, потому что я его шантажировала.
Маргарита и Пенелопа переглянулись.
– Честно говоря, это был не совсем шантаж, но я дала мальчику почувствовать себя очень виноватым. Я могла бы сказать ему, что плохо себя чувствую, – вздохнула леди Данбери.
– Что значит – могли бы?
– Да просто сказала, и все тут.
– Вы, очевидно, отлично притворились, если заставили его пожертвовать своими развлечениями. – Маргарита с восхищением посмотрела на леди Данбери.
Она всегда ценила актерские способности графини, особенно если той удавалось манипулировать окружавшими ее людьми, тем более что Маргарита и сама обладала этим талантом.
– По-моему, я еще никогда не встречала его на музыкальном вечере, – заметила Пенелопа.
– Хм… Уверена, это потому, что здесь мало безнравственных женщин.
Прозвучав из уст кого-либо другого, это заявление вызвало бы шок среди окружающих, но к провокационным замечаниям леди Данбери все давно привыкли. К тому же надо было знать мужчину, которого старая леди имела в виду.
Внуком леди Данбери был не кто иной, как пресловутый Деймон Сен-Олмс. Впрочем, такая репутация была им не совсем заслужена, считала Маргарита. В свете было немало других мужчин, не отличавшихся примерным поведением, а также таких, которые были не менее красивы, но Деймон был единственным, в котором эти качества сочетались настолько полно и гармонично. Его репутация была ужасной.
Деймон был в том возрасте, когда мужчины женятся, но он ни разу не нанес визита приличной молодой девушке. В этом Маргарита была совершенно уверена. Вырази он хотя бы намеком желание поухаживать за кем-либо, обществу это сразу стало бы известно. Более того, Маргарита узнала бы об этом от леди Данбери, обожавшей сплетни еще больше, чем она.
Всем было известно, что отец и сын Сен-Олмсы не общаются, но никто не знал почему. Маргарите нравилось, что Деймон не выставляет напоказ свои отношения с отцом: она считала, что это характеризует его с лучшей стороны. Маргарита встречала в свете лорда Сен-Олмса, и он показался ей неотесанным мужланом. Поэтому, что бы ни произошло между отцом и сыном, вина скорее всего лежит на отце.
Семейная тайна лишь добавляла шарма и без того загадочному молодому человеку и порождала всевозможные слухи. Никто толком не знал, как же все-таки относиться к молодому Сен-Олмсу. С одной стороны, матери оберегали от него своих дочерей, не подпуская его к ним, потому что знакомство с Деймоном Сен-Олмсом могло погубить репутацию девушки. С другой стороны, после смерти брата он остался единственным наследником барона. А это делало его романтической фигурой и, конечно, завидным женихом. Месяц назад Маргарита увидела, как какая-то девушка упала в обморок – или притворилась, – когда он снизошел до посещения Музыкального бала. Выглядело это ужасно.
Маргарита попыталась убедить глупую девчонку, что Сен-Олмс приехал лишь потому, что его заставила бабушка, а его отца не было в городе. Ведь всем было хорошо известно, что он общается только с оперными певичками и актрисами, а не с порядочными девушками, с которыми он мог бы познакомиться на Музыкальном балу. Но девушку никак не удавалось вывести из ее возбужденного состояния, и она в конце концов упала на кушетку в весьма живописной и грациозной позе.
Маргарите удалось первой раздобыть флакон с нюхательной солью, который она и сунула под нос девице. Пока она приводила ее в чувство, заметила, что Деймон смотрит на нее, очевидно, находя забавной. Незачем говорить, что его внимание – пусть и мимолетное – ей не понравилось. Маргарита повернулась к леди Данбери, которая все еще выискивала глазами своего внука среди гостей.
– Думаю, он еще не приехал, – сказала Маргарита и тихо добавила: – Ведь еще никто не упал в обморок.
– Что ты сказала?
– Что он еще не приехал.
– Это я слышала. А что еще?
– Больше ничего.
– Лгунишка.
Маргарита посмотрела на Пенелопу.
– Тебе не кажется, что графиня обращается со мной ужасно?
– Кто-то же должен, – пожала плечами Пенелопа.
Лицо леди Данбери расплылось в улыбке, и она спросила, обращаясь к Пенелопе:
– На виолончели играет та же девушка, что и в прошлом году?
Пенелопа кивнула.
– О чем это вы говорите? – поинтересовалась Маргарита.
– Стыдись, ты никогда не слушаешь, – ответила Пенелопа.
– Ну… – сказала Маргарита, которая терпеть не могла, когда пропускала какую-либо шутку. Девушка повернулась к сцене и начала разглядывать виолончелистку. Не заметив ничего особенного, она снова обернулась к своим спутницам и хотела было что-то сказать, но те уже были погружены в беседу, и посторонние им не требовались.
– Хм. – Она откинулась на спинку стула и повторила: – Хм-м.
– Вы проделываете это так же мастерски, как моя бабушка, – раздался мужской голос у нее за спиной.
Маргарита подняла глаза. Вот он – Деймон Сен-Олмс, и появился в самый неподходящий момент.
К тому же единственный свободный стул остался возле нее.
– Ты заметил? – Леди Данбери ударила тростью по полу. – Она заняла твое место. Теперь она моя гордость и моя радость.
– Скажите, мисс Фитцджеральд, – насмешливо поинтересовался мистер Сен-Олмс, – моя бабушка переделывает вас по своему образу и подобию?
Маргарита растерялась, это ее разозлило.
– Пересядь на свободный стул, Маргарита. Я хочу, чтобы Деймон сидел рядом со мной. – Маргарита собралась что-то ответить, но тут вмешалась леди Данбери. – Кому-то надо следить, чтобы он вел себя прилично.
Маргарита шумно выдохнула и послушно переместилась на свободный стул.
– Садись сюда, мой мальчик. Садись и наслаждайся.
Деймон окинул бабушку долгим взглядом и наконец сказал:
– Ты у меня в долгу за это, бабушка.
– Ха! Если бы не я, тебя бы вообще на свете не было.
– На это трудно возразить, – пробормотала Маргарита.
Мистер Сен-Олмс обернулся к ней, по-видимому, лишь для того, чтобы отвернуться от бабушки. Маргарита вежливо ему улыбнулась. Он всегда напоминал ей льва – грозного и хищного, полного беспокойной энергии. Его волосы были неопределенного цвета – не то светло-каштановые, не то темно-русые. Всегда немного растрепанные и не по моде длинные, стянутые в хвост на затылке. Он был высок ростом, с сильным телосложением атлета и немного неправильными чертами лица, делавшими его красивым, а не хорошеньким. А глаза у него были голубые! По-настоящему голубые, вызывающие беспокойство. Почему беспокойство? Маргарита слегка тряхнула головой. Что за дурацкая мысль? У нее тоже голубые глаза, но они уж точно ни у кого не вызывают беспокойства.
– Что же привело вас сюда, мисс Фитцджеральд? Я и не знал, что вы такая любительница музыки.
– Если бы она любила музыку, – вмешалась леди Данбери, – то давно сбежала бы во Францию.
– Как же она не любит, когда не участвует в разговоре, – буркнул он, не оборачиваясь. – О!
– Что, палка? – вежливо осведомилась Маргарита и стала с интересом наблюдать за тем, как Деймон, не поворачивая головы, схватил трость и ловко выдернул ее из рук бабушки.
– Вот, возьмите и присмотрите за ней. Пока графиня сидит, она ей не понадобится.
Маргарита чуть было рот не открыла от изумления. Даже она не смела так вольно обращаться с леди Данбери.
– Вижу, я наконец произвел на вас впечатление. – Он откинулся на спинку стула с весьма довольным видом.
– Да, – не успев подумать, ответила Маргарита. – То есть нет.
– Как отрадно!
– Я имела в виду, что даже не успела ни о чем подумать.
Он похлопал ладонью по сердцу.
– Вы меня ранили прямо в сердце.
Маргарита стиснула зубы. Он что, издевается? Все ее светские знакомые были ясны ей, как открытая книга. Но Деймон Сен-Олмс ей непонятен. Она искоса глянула на Пенелопу – слышала ли она? Но та успокаивала леди Данбери, которая все еще невыносимо страдала из-за потери своей трости. Маргарита оказалась зажатой между Деймоном Сен-Олмсом с одной стороны и лордом Соммерсхоллом, никогда не отличавшимся худобой, – с другой. Ей даже пришлось немного подвинуться к Деймону, который излучал невероятное тепло.
Боже правый, неужели этот человек лежал, обложившись грелками с горячей водой, прежде чем отправиться на музыкальный вечер? Маргарита стала незаметно обмахиваться программкой.
– Что-то не так, мисс Фитцджеральд? – спросил он, с интересом заглядывая ей в лицо.
– Нет, все в порядке. Просто здесь жарковато, вам не кажется?
Деймон посмотрел на нее немного дольше, чем ей этого хотелось бы, и обернулся к леди Данбери.
– Тебе жарко, бабушка?
– С чего ты взял?
Он опять повернулся к Маргарите и чуть пожал плечами.
– Видимо, жарко только вам.
– Должно быть, – процедила она сквозь зубы, упорно глядя прямо перед собой.
Может, не поздно сбежать в дамскую комнату? Пенелопа станет жаловаться, что она оставляет ее одну, но ведь с ней еще два человека. Можно все свалить и на лорда Соммерсхолла: он все время ерзал на стуле и иногда толкал ее, скорее всего преднамеренно. Маргарита снова чуть-чуть подвинулась вправо. Деймон Сен-Олмс был последним человеком, к которому ей хотелось бы прижиматься. Однако тучный лорд Соммерсхолл привлекал ее еще меньше.
– Что-то случилось, мисс Фитцджеральд? – участливо осведомился Деймон.
Она покачала головой, собралась вскочить, но не успела. Раздались аплодисменты. Маргарита подавила стон. Одна из девиц Смайт-Смит объявила начало концерта. Прекрасная возможность была упущена, теперь просто невежливо было встать и уйти, особенно с первого ряда. Одно утешало – она была не единственной страдающей душой в этом зале. Едва девицы Смайт-Смит подняли смычки, приготовившись терзать инструменты и уши слушателей, как мистер Сен-Олмс вздохнул и тихо прошептал:
– Да поможет нам Бог!
Говоря по чести, на свете существовал лишь один человек, ради которого Деймон готов был слушать нечто, столь мало напоминающее музыку. И этим человеком была бабушка Данбери.
– Больше никогда, – шепнул он ей на ухо. Сначала им пришлось прослушать нечто, что должно было быть Моцартом, потом нечто объявленное как Гайдн, за которым последовала пародия на Генделя.
– Сиди прямо, – прошептала бабушка. – Ты ведешь себя невежливо.
– Мы прекрасно могли разместиться в последних рядах.
– И пропустить такое развлечение?
Даже с большой натяжкой подобный вечер нельзя было назвать развлечением, но бабушка испытывала какую-то патологическую страсть к этому ежегодному мероприятию. Как обычно, четыре девицы Смайт-Смит сидели на небольшом возвышении, причем две из них играли на скрипках, третья – на виолончели, а четвертая на фортепиано. И каждая так старательно пыталась исполнить свою партию соло, что им почти удалось произвести впечатление на публику.
– Хорошо, что я люблю тебя, – бросил он через плечо.
– Ха, – явственно прозвучало в ответ. – Хорошо, что я люблю тебя.
– Мистер Сен-Олмс?
Деймон обернулся. Его окликнула Маргарита, о которой он, задумавшись о своих делах, забыл.
– Извините, – пробормотал он и улыбнулся так, как обычно улыбался, когда ему требовалось умиротворить женщину. – Я замечтался. – Она посмотрела на него с сомнением, и Деймон добавил: – Со мной такое иногда случается.
Маргарита не смогла не улыбнуться в ответ, и Деймон мысленно поздравил себя с успехом. День, когда он не сможет заставить женщину улыбнуться, будет его последним днем в Лондоне. Потом ему останется только удалиться в заокеанские колонии.
– При обычных обстоятельствах, мисс Фитцджеральд, – сказал Деймон, поскольку требовалось поддерживать вежливый разговор, – я спросил бы вас, понравился ли вам концерт, но сейчас это прозвучало бы настоящим издевательством.
Она заерзала на стуле, что было удивительно, поскольку молодых девушек с юного возраста обучали подолгу сидеть прямо и не шевелиться. Это неожиданное движение еще больше расположило его к ней. У него тоже была привычка барабанить пальцами по столу. Деймон ждал ответа, но Маргарита молчала, явно чувствуя себя неловко. Наконец она наклонилась к нему и прошептала:
– Мистер Сен-Олмс?
Он тоже наклонился и заговорщически повел бровью.
– Мисс Фитцджеральд?
– Вы не могли бы пройтись со мной по залу? – Она чуть обернулась и едва заметно кивнула через плечо. Лорд Соммерсхолл развалился на своем стуле, задевая Маргариту внушительным торсом.
Читать бесплатно другие книги:
