Под шафрановой луной Фосселер Николь

4

Дорога оказалась простой тропой, за сотни лет протоптанной копытами караванов верблюдов и лошадей. То прямо, то извилисто поднималась она по плоским скалам, нависающим друг над другом, словно огромные ступени. Возникшие от резкого рывка земных недр темные камни, медленно остывшие и робко затронутые стихиями, блестели своими трещинами и извилинами, демонстрируя причудливые изгибы и складки.

Дорогу окружали дыры кратеров, иногда заполненные сверкающей ярко-зеленой водой. Воздух над горами и мелководьем искрился. Издалека все казалось нереальным и преувеличенным и сжималось, принимая нормальный размер, лишь по приближении: мнимые деревья превращались в кустарники, кустарники – в клочья жесткой пустынной травы.

С возвышения, откуда Майя, обернувшись, разглядела вдалеке белые точечки домов Шукры, озаренные искрящимся танцем отраженного морем солнца, поле лавы казалось менее хаотичным, а плоские места походили на серый бархат. Но потом на тропинку снова надвинулись древние горы, их бока сотни лет чистил и натирал песком ветер, а отдельные обломки отвалились на землю и рассыпались на кусочки из-за постоянной смены жарких дней и холодных ночей. Сухой ветер дул здесь как из печи – словно среди утесов скрывался сказочный дракон с раскаленным дыханием.

Они проезжали сквозь тихий мир, лишь солнце сияло высоко в небе. Не показалось ни одного животного, никто не произнес ни слова. Молчание давило на Майю, словно тяжелая ноша. Несколько раз она пыталась на плохом арабском завязать разговор с Джамилой – о жаре, горах, этом пейзаже, который и пейзажем-то назвать сложно. Но Джамила каждый раз бросала на нее укоризненный взгляд и прикладывала палец к губам, и, смущенная, Майя в недоумении замолкала. Слышался лишь сухой стук и треск земли под копытами лошадей да вечный шепот ветра на заднем плане, легкий шелест и хруст, с которыми он проскальзывал сквозь серебряную сухую листву тамарисков. Другие кустарники цеплялись за камни и стояли недвижно: карликовые деревья, крепкие, словно кости, нередко вооруженные длинными колючками.

Около полудня они сделали привал в широкой долине, на дне которой тек ручей в обрамлении пышной растительности. Вокруг равнодушно паслись серые коровы, ощипывая зеленые ветви и сочную траву и перемалывая их челюстями, – верный признак, что где-то неподалеку живут люди. Время напоить лошадей, наполнить бурдюки из козлиной кожи, перекусить хлебом и финиками и зачерпнуть воды из ручья, время для Майи спрятаться в укромном уголке за большим темным платком, который как занавеску держала, отвернувшись, Джамила. Потом она сама исчезла где-то среди кустарников и скал, а вернувшись, показала Майе, как очистить руки песком без воды.

Долго тянулась долина. Все выше и круче становились каменные стены, ручей превратился в ручеек и наконец исчез в земле. Судя по высохшим верблюжьим лепешкам, караваны этой дорогой ходили часто. Вскоре показались и сами животные, с массивными телами и украшенными бахромой горбами, на хрупких и длинных, словно деревянных, ногах. Снова коровы и целые стада коз и овец собирались у вырытых в земле колодцев. Женщины склонялись над их каменными оградками. Было слышно, как они скребли по ним граблями и металлическими кружками, чтобы извлечь каждую каплю драгоценной влаги. Майя не могла отвести глаз от грациозных силуэтов в длинных юбках и простых блузах: их отмеченные тяжелой работой и бедной жизнью лица были открыты. Только волосы были покрыты платками с ярким орнаментом, завязанными на затылках. Лишь изредка арабки бросали любопытные и робкие взгляды на проезжающих мимо всадников. Серые и коричневые ослы были навьючены бурдюками, чтобы отвезти воду в деревни, а деревянные корыта, вокруг которых собрался скот, наполнены. Другие женщины сидели в скудной тени деревьев, болтали и смеялись, следя за животными, одна отгоняла палкой наглых овец, чтобы терпеливые коровы и козы тоже могли насладиться водой.

Из долины тропа выходила на широкую равнину, лишь вдалеке окруженную горными хребтами, где Майя разглядела очертания деревень. Растительность исчезла так же резко, как появилась. Виднелись лишь одинокие низкие деревья, узловатые, с широкими кронами, покрытыми продолговатой листвой и толстыми колючими ветвями. Рашид повернул к одному из них лошадь, вспугнув заблудшую козу, вставшую на задние ноги и и жадно протягивающую к дереву шею. Она с возмущенным блеяньем отодвинулась, когда Рашид, сидя в седле, стал копаться в листве. Покопавшись, он вернулся, сжимая что-то в руке.

– Вот. – Он протянул Майе на открытой ладони несколько блестящих красно-бурых ягод, похожих на овальную вишню.

Майя недоверчиво смотрела то на него, то на угощение, и Рашид весело рассмеялся, закинув назад голову. Он снял с лица платок и засунул одну ягоду в рот.

– Они называются дом, вкусные, – пояснил он, жуя.

Увидев, что Рашид проглотил ягоду, Майя тоже убрала платок в сторону, взяла одну ягоду и осторожно откусила половину. Под блестящей упругой оболочкой скрывалась нежная и сладкая желтая мякоть. С довольной улыбкой Рашид пересыпал Майе в ладонь остальные ягоды и пустил лошадь рысью. Майя судорожно вцепилась в поводья одной рукой, другой отправляя ягоды в рот. Их сок оросил ее пересохшие губы, устранив противную липкость, которую не смогла смыть вода, и она долго размышляла над этим дружелюбным жестом араба.

Посреди пустыни показалась деревня и проплыла мимо, но Майя успела увидеть полуголых детей с темно-коричневой кожей, покрытой толстым слоем серой пыли, они прыгали вокруг и кричали, увлеченные игрой, и не обращали никакого внимания на проезжающих мимо всадников. Тропа поднялась и спустилась в следующую долину, там тоже была вода, зелень и привал. Майе не терпелось снова почувствовать под сапогами твердую землю и размять ноющие суставы, хотя мускулы дрожали и первые шаги после спуска с лошади давались ей нелегко. Рашид заметно увеличил темп, но Майя не решилась предположить, что первые несколько часов он специально ехал помедленнее, чтобы она снова привыкла держаться в седле.

Она с наслаждением склонилась над ручьем, засучив рукава широкой рубахи, зачерпнула ладонями воду и промочила горло. Пусть с привкусом мха и камней, эта вода была куда приятнее воды из бурдюков с явственным запахом коз. Майя провела влажными руками по липкому от пота лицу с коркой песка вокруг глаз и на несколько восхитительных мгновений приложила прохладные пальцы к горячей шее. С улыбкой наблюдала она за кроликами, которые носились вокруг, останавливались, садились, дергали носиками и убегали вновь, словно заводные игрушки.

Во время дальнейшего путешествия по долине Майя обнаружила, что кролики были здесь не единственными дикими обитателями. В колючих ветвях деревьев гнездились птицы, пузатые и крепенькие, словно маленькие кулечки. Они порхали вокруг черно-желтыми комочками перьев, старательно работая крылышками, проворно взлетая и вновь возвращаясь к птенцам. Их щебет рассыпал вокруг нотки радости, наполняющей воздух.

Через несколько миль они встретили караван, медленную процессию высоко нагруженных верблюдов, в сопровождении мужчин в песочных одеждах, с темно-коричневой кожей и окрашенными в индиго щеками и лбом. Одни сидели на верблюдах, положив винтовки на колени, другие шли рядом и несли оружие на плечах, словно ярмо, свободно повесив руки на ствол и приклад. Майя сглотнула, ее сердце бешено застучало, когда караван подошел ближе – он направлялся на юг, к побережью, и, вероятнее всего, даже в Аден. Эти люди вызывали мало доверия, но, возможно, могли дать шанс на спасение, превосходя отряд Рашида хотя бы количеством. Она помедлила, подождав, пока с ней поравняется первый верблюд, но Рашид оказался быстрее. Он остановил свою рыжую лошадь, подождал гнедую лошадь Майи и схватил за уздечку. Так незаметно, что животное невозмутимо потопало дальше, но все же в этом жесте была острая хватка и безошибочная решительность.

– Не вздумайте, – прошипел он через платок.

Застигнутая врасплох, Майя покраснела и опустила взгляд. Она испугалась той угрожающей твердости, какую она услышала в голосе Рашида. Но тело действовало будто само по себе – когда рядом оказались первые всадники, почти на расстоянии вытянутой руки, мускулы ее напряглись, пальцы сильнее сжали поводья, готовясь отклониться с дороги. Она сделала глубокий вдох, хотела крикнуть о помощи, но тут же начала задыхаться: Рашид так сильно сжал ей руку повыше локтя, что на глазах выступили слезы, и она чуть не выпала из седла от боли и ужаса. Рашид помог ей удержать равновесие, кивком ответив на уважительное, отстраненное приветствие караванщиков, и отпустил, только когда мимо, покачиваясь и размахивая хвостом, прошагал последний верблюд. Когда Майя пришла в себя и убедилась, что араб не сломал ей руку, караван остался далеко позади.

– Я предупреждал, – просто, без всякой угрозы сказал Рашид, легко ударил лошадь пятками по бокам и вновь занял место в авангарде их маленькой группы.

Майя обернулась и проводила тоскливым взглядом быстро удаляющийся караван. Она встретилась с равнодушными глазами обоих мужчин, ехавших позади, быстро переключила внимание вперед, на черно-синюю спину Рашида, потом уткнулась взглядом в гриву своей гнедой и стерла рукой горячие слезы гневного разочарования, проступившие в уголках глаз.

Когда закатное солнце окрасило медью скалы, впереди показалась деревушка, достаточно большая, квадратной формы, ее окружал сильно пахнущий вал из сухого навоза. Во внутренней части виднелись маленькие каменные домики и многочисленные хижины из дерева и обмазанной глиной соломы. Слышался лай собак, женщины вели на ночлег стада овец и коз и несколько коров. Широкие полосы полей лежали рядом с деревней. Судя по хрупким, белым, как солома, стеблям последнего урожая, земля пересохла и ждала дождя. Но Рашид то ли искал уединения, то ли хотел уехать как можно дальше, и они продолжили путь до заката, пока скалы на востоке не начали сливаться с сумерками.

Изнуренная долгой дорогой, Майя без сил сидела на камне и наблюдала, как люди Рашида разгрузили часть поклажи и в несколько приемов возвели три палатки из того же черно-синего сукна, что и одежда. Предплечье Майи все еще ныло, красные отпечатки пальцев Рашида стали желто-сиреневыми, а суставы, спина и ягодицы онемели, болезненно натянулись и дрожали. Но еще сильнее болели ладони – они покрылись пузырями и до крови были натерты кожаным ремнем уздечки. Майя несколько раз сглотнула, набрала в рот слюны, плюнула на ладони, растерла и подула, но не ощутила никакого облегчения, лишь легкую прохладу.

Тем временем в полутьме послышались удары топора, и вскоре среди палаток разгорелся костер. В красноватом свете один из мужчин смешал воду с мукой и закопал в пылающие угли, другой нарезал ножом что-то твердое. Третий возился с привязанными лошадьми – по приглушенному чавканью и чмоканью Майя догадалась, что он повесил им на шеи поилки и мешки с едой. Вскоре раздался восхитительный аромат свежего хлеба, жареного мяса и чего-то еще.

Теперь Майя хорошо понимала, почему ее столь беспечно оставили в темноте без присмотра. «Как хитро, – возмущенно думала она, – как хитро – завезти меня на лошади в горы! Они точно знают, что после такого дня я безнадежно устала и не отойду от лагеря даже на десять шагов. А ночью я не найду дороги в деревню и, возможно, сверну себе шею еще на каменистой тропе!» Любая попытка к бегству казалась ей все бессмысленнее – неопытная наездница, без карты, она не знала арабских обычаев относительно путешествующих в одиночку англичанок.

– Покажите руки.

Майя подняла голову. К ней подошел Рашид с какой-то веткой, покрытой густой листвой и шипами. Не понимая, что он задумал, но все еще ощущая следы его жесткой хватки, она спрятала руки в складках широких штанов и покачала головой. Он вздохнул, присел рядом с ней, вытащил из-за пояса узкий кинжал и сделал множество надрезов в мягкой древесине, из которых сразу просочилась вязкая жидкость.

– Я слышал, англичанки покладисты, но вот вы вполне можете потягаться с женщинами моего племени. Ну, давайте, – нетерпеливо поторопил он, – я не хочу, чтобы потом вы сказали, что я о вас не заботился.

Майя нехотя повиновалась, и он намазал ее ладони млечным соком.

– Теперь сделайте так, – он отложил ветку в сторону, потер ладони и довольно кивнул, когда Майя последовала его примеру.

– Зачем вы помогаете мне? – спросила она Рашида, который делал все новые надрезы в молодой коре, и подставила ему ладони, липкие от сока, приятно прижигающего и холодящего кожу. На мгновение блеснули белые зубы.

– Вы нам дороги.

– Дорога? – Майя засомневалась, правильно ли поняла араба и верное ли он подобрал слово.

Рашид помолчал, с сосредоточенным видом извлекая из дерева капли целительной влаги. Вновь покрывая соком ее пылающие ладони, он ответил:

– Я хочу вернуть вас англичанам целой и невредимой, насколько это в моих силах. Дело чести.

– Я не понимаю.

На его лице промелькнула улыбка:

– И не поймете.

– Может быть, вы мне объясните? – преодолела Майя робость после небольшой паузы. Она уже не ждала ответа, когда Рашид медленно заговорил, тщательно подбирая и взвешивая каждое слово:

– Здесь, на юге, жизнью во многом правят старинные традиции. Традиции отношений в семье, между мужчиной и женщиной, отцами, матерями и детьми, между молодыми и старыми. Традиции отношений в племени, между племенами, отношений с султаном, между султанатами.

– Как велит Коран? – вставила Майя, гордясь, что немного знает об арабском мире от Ричарда.

Рашид тихо рассмеялся.

– Порой да. Но наша вера еще очень юна, традиции несравнимо древнее, и мы ими очень дорожим. Они пришли к нам от далеких предков, помогли нашему племени пережить нелегкие времена и привели к процветанию. «Земля отцов ценнее годов учения», – так у нас говорят. Мы гордимся, что никто не может отнять у нас наших традиций. В первую очередь мы члены племени и только потом – верующие. Так было всегда и всегда будет впредь… Один из законов называется саиир. Он регламентирует отношения между племенами. Когда я, аль-Шахин, передвигаюсь по территории, принадлежащей другому племени, и между нами заключен саиир, все племя должно заботиться, чтобы я миновал эту территорию невредимым и поехал дальше. По отношению к вам, Майя, действует закон рафиг. Рафиг означает защиту проходящих мимо племени чужеземцев. Там, наверху, у Башни молчания, я на некоторое время взял вас под защиту нашего племени. Пока вновь не передам вас англичанам в Ижаре.

Его слова показались Майе бессмысленными, но потом она вдумалась.

– А еще рафиг означает навязанную защиту, например, в путешествии, которого я не желаю? – резюмировала она его объяснения.

Рашид засмеялся.

– Можно сказать и так. По крайней мере, в вашем случае… В рафиг всегда входит вознаграждение. Нам кое-что нужно от Коглана за вашу защиту.

– И сколько же я, по-вашему, стою? – Майя не смогла удержаться от сарказма.

– Очень много, – серьезно ответил Рашид, словно не заметил сердитой, но отчасти кокетливой интонации. – Сколько потерял в деньгах Ижар с тех пор, как Гайнс объявил Аден свободной гаванью, и, возможно, потеряет в будущем, если мы не договоримся иначе.

– Вы потому так хорошо говорите по-английски – чтобы договариваться со своими врагами и врагами султана?

Майе показалось, Рашид удивился этому вопросу. Он покачал головой и поскреб веткой землю.

– Вы, англичане, нам не враги. Конечно, мы вам не рады. Но вы сильнее и все равно оставили нам свободу. Это хорошо. Нам в глубине материка все равно, кому принадлежит гавань Адена. Здесь вопрос богатства и бедности – ваше правительство выбрало политику, выгодную для султана Лахеджа, но остальные области страдают.

– Мне очень жаль, – протянула Майя, хотя понимала, как пошло и натянуто это звучит.

Рашид вновь засмеялся.

– Отчего же? Тут ведь ничего, как говорят, личностного?

– Личного, – поправила Майя.

– Ничего личного, – повторил Рашид. – Никто не требует от вас отвечать за политику Коглана. А я наемник султана и просто выполняю его приказ.

Он умолк, и Майя молчала тоже, раздумывая над услышанным, непроизвольно потирая покалеченное предплечье. Многое запало ей в душу, но особенно впечатлила одна фраза, которую она никак не могла увязать с закутанными в черное арабками Адена.

– Что вы имели в виду, – снова начала она, – сказав, что я могу потягаться с женщинами вашего племени?

Белые зубы вновь блеснули в темноте.

– Женщины аль-Шахинов слывут столь же воинственными, как и мужчины. Они заботятся о доме, скоте и детях, прядут, ткут, шьют и делают все остальное. Но иногда им приходится бороться с врагом рядом с мужчинами. Они отважны и искусно владеют мечом, а поскольку чувствуют себя с нами на равных, не любят, когда мы говорим им, что можно делать и чего нельзя.

Майя помедлила, прежде чем задать следующий вопрос, сомневаясь, не зашла ли она слишком далеко:

– У вас… у вас тоже есть жена? Или жены?

– Жена, – смеясь, ответил Рашид. – Я слишком редко бываю дома, не могу заботиться о нескольких, и она тоже всегда была против того, чтобы я брал вторую. Хорошая жена! Подарила мне двоих сыновей и дочь. Старший – воин, как и я, младшего недавно приняли в круг мужчин, а для девочки скоро будет пора подыскивать мужа. – В его голосе прозвучала печаль и какая-то отстраненность, словно речь шла о чужих людях.

– Я не думала, что вам уже столько лет, – удивилась Майя, вызвав у Рашида еще более громкий смешок.

– Я немного знаю об англичанах, но подозреваю, человеческая жизнь у вас проходит совершенно иначе! – Он замешкался, как прежде Майя, словно обдумывая, стоит ли задавать следующий вопрос, и наконец спросил виноватым голосом: – У вас есть дети?

– Нет, – надломленно ответила Майя.

Рашид выпрямился во весь рост, кажется, испытав облегчение.

– Еще одна причина вернуть вас мужу в целости и сохранности: чтобы вы подарили ему много детей.

Она смотрела ему вслед, как он черным силуэтом приближался к своим людям у огня, бросил туда ветку, поднявшую фонтан искр, сел, скрестив ноги, взял протянутую ему кружку, вмешался в разговор и засмеялся. Его путь пересекся с путем Джамилы, которая что-то несла своей подопечной – как оказалось, до краев наполненную деревянную тарелку и глиняную кружку с напитком, похожим на чай, пахнущий гвоздикой и кардамоном. Еще она принесла шерстяную накидку от ночного холода, он подкрался внезапно, но Майя не чувствовала его, пока рядом сидел Рашид.

Сначала она думала, что причиной гула внутри был пустой желудок. Но после того как она съела почти всю еду – жареную козлятину, свежий хлеб, песочный и копченый на вкус, и густую, острую пасту из бобов и гороха, – гул стал еще ощутимее, хотя и глуше. Майя решила, что это из-за переживаний о Ральфе и бездетности, растревоженных вопросом и прощальным замечанием Рашида, переполнившим ее негодованием, что она вообще чего-то стоит как женщина лишь после того, как забеременеет и родит, и, наконец, из-за того, что она начала задумываться о том, была бы она польщена, если бы ее охарактеризовали как «хорошую жену» – думал ли так о ней когда-нибудь Ральф?

Только когда она заползла в одну из палаток вместе с Джамилой и мгновенно заснула тяжелым сном на постели из пледов, тревога отступила.

5

На следующее утро они быстро добрались до города у подножия крутого горного отрога, за ним простиралась огромная стена плоскогорья. Примерно посередине к склону горы прижимались каменные укрепления, соединенные ступенями, которые опускались к домикам у подножия, издалека напоминающим каменную крошку. Рашид придержал лошадь и снял с лица платок.

– Салим! – крикнул он через плечо, и один из воинов арьегарда поспешно подъехал к нему, ревностно кивнул, выслушав несколько приказов, и без промедления поскакал вперед. Рашид подвел свою лошадь поближе к Майе и кивнул в сторону города:

– Аз-Зара. Мы вступаем на территорию султана Лодара. Неприятный человек. Салим принесет ему весть о нашем появлении. Пока мы там будем, держитесь в тени и ведите себя точно так же, как мои люди.

Кивком головы Майя показала, что поняла его. Ее сердце заколотилось от страха, а на ладонях проступил пот, пришлось даже крепче сжать уздечку. Размеренной рысью они приближались к городу, и Майя разглядела наверху лестницы оживленную жизнь. Люди, маленькие черные черточки, спешили вниз по ступеням, напоминая организованную суету муравейника.

Дома в Аз-Заре строили из грубых, склеенных илом каменных блоков: высокие, простые и прямые, возведенные между скалами и прямо на них. На открытой площади посреди города их уже ожидал Салим с открытым лицом, держа за уздечку лошадь. За ним выстроились в ряд солдаты, которые мгновеннно сбежали и спрыгнули с лестницы, как только увидели с наблюдательного поста, что в город поднимается группа всадников. На бедрах воины носили черные платки и тяжелые патронные ленты, а на плечах у них висели винтовки, поверх жилетов, прикрывающих худую голую грудь. Намотанные на головы платки затвердели и блестели от многократной пропитки в индиго, из-под них выбивались засаленные, словно напомаженные, кудри. Тюрбаны украшали букеты диких цветов и трав, что выглядело почти иронично.

Майя оглянулась и увидела, что мужчины за ней тоже убрали концы головных уборов, открыв мягкие черты лица. Редкая щетина росла у них лишь над верхней губой, но они все равно выглядели очень мужественно. Ей стало страшно, почти до головокружения.

– Рашид, – прошипела она вперед, и араб, вопросительно подняв брови, придержал лошадь. Поравнявшись с ним, Майя тоже открыла губы и подбородок и взволнованно указала на конец платка.

– Но я не могу его снять, все сразу поймут, что я женщина! Чужачка!

– Вблизи – да, но издалека – вовсе не обязательно. Держитесь за моими людьми и не поднимайте головы. Никто не обратит на вас особенного внимания, – он помедлил, и на его губах появилась язвительная улыбка, – во всяком случае, если я не совершу ошибки и султан будет благосклонен.

– Ничего себе успокоили… – недовольно проворчала Майя. Улыбка Рашида сделалась еще шире, и Майя невольно ответила на нее, слабо и неуверенно. Он повернулся в седле, жестом подозвал двух мужчин, ободряюще подмигнул Майе и пустил лошадь рысью.

Они задержались возле Салима, Рашид выехал вперед, Майя оказалась на несколько шагов позади остальных, и все спешились. Оба воина сразу же заняли позицию перед Майей, а она послушно опустила голову и изо всех сил пыталась унять дрожь в коленях. Она не отваживалась даже представить, что ей угрожает, если маскировка раскроется и в ней опознают женщину – в стране, где два пола так строго разделены, последствия явно будут нешуточными. Майя вздрогнула, словно вокруг нее сомкнулась епкая хватка страха. Рядом появилась Джамила, коротко пожала ей руку и подарила ободряющий взгляд, а потом сделала шаг в сторону, скромно сложив руки в замок и смиренно склонив накрытую вуалью голову, как подобает женщине и служанке. Майя бы чувствовала себя куда увереннее, если бы тоже могла надеть женскую одежду.

Из-под опущенных век и из-за плеч аль-Шахинов Майя наблюдала, как худой мужчина с совершенно седыми волосами и бородой вышел из колонны солдат, и те сразу встали навытяжку с серьезными и торжественными лицами. Только его манера держаться, реакция на него людей и благоговейные взгляды пробегающих мимо городских зевак выдавали в нем султана Лодара. Потому что костюм, за исключением поношенной черной рубахи поверх набедренной повязки, был ничуть не лучше одежды армии. У него тоже была винтовка, а тюрбан вместо букета украшало павлинье перо. Его сопровождали двое мужчин помоложе с коричневыми перьями на куфиях, и по некоторому сходству черт Майя догадалась, что это, должно быть, сыновья султана.

Последний остановился приблизительно посередине колонны солдат и повелительным жестом подозвал Рашида. Неторопливо, тщательно вымеряя каждый шаг, Рашид приблизился к нему, пройдя вдоль стены людей с другой стороны. Он остановился за несколько шагов перед султаном, и мужчины молча посмотрели друг на друга, не дружелюбно и не враждебно. Потом султан поднял руку, и линия солдат разделилась, образовав коридор, в конце которого на белой стене здания сиял белый круг. Султан молча указал на него. Похоже, церемония была знакома Рашиду, он выскользнул из ремня винтовки, прицелился и выстрелил, потом перезарядил оружие и вновь поразил цель, и так три раза. Потом аль-Шахин вновь повесил винтовку через плечо и отошел в сторону. Султан последовал его примеру, как и оба сына султана, и по особому сигналу все солдаты одновременно салютовали выстрелами в воздух. Майя посмотрела на лошадей, забеспокоившись, что те испугаются и понесут. Но они, очевидно, привыкли к таким громким и воинственным ритуалам и только подергивали ушами, неподвижно стоя с повисшими уздечками и невозмутимыми мордами.

Только потом султан и Рашид поздоровались, с хлопком пожав руки друг другу, и громко приступили к формуляру приветствия: султан задавал вопросы, а Рашид отвечал, откуда они приехали, куда едут, какова цель путешествия и какие новости они принесли с побережья. Майя разобрала не все, но ей показалось, что Рашид обозначил целью их поездки на север «товары незначительной для Ижара ценности». На голой земле разложили платок, и по пригласительному жесту Рашид сел напротив хозяина, а сыновья султана устроились по бокам, за плечами отца. Слуга с глубоким поклоном принес им кофе, Майя уловила заманчивый аромат с оттенком имбиря. До полудня было еще далеко, но солнце на безоблачном небе уже обжигало, и беседа между Рашидом и султаном тянулась бесконечно долго.

Внимание Майи привлекло равномерное дребезжание, и у нее захватило дух, когда она увидела, что от домов на окраине города к ним приближается процессия каторжников. Истощенные силуэты в лохмотьях, с железными кольцами на руках и ногах, соединенными в длинную цепь, они могли только семенить или продвигаться вперед маленькими прыжками. Два солдата подвели их и поставили в ряд за султаном. Он хвастливо демонстрировал бедолаг, словно хотел сказать: «Смотрите, это все мое!» Они с Рашидом обменялись несколькими фразами, потом Рашид повернулся и подозвал свободной рукой Салима. Очевидно, Салим заранее знал, что делать. Он порылся в одной из сумок, прикрепленных к седлу, что-то протянул своему предводителю, и тот рассыпал по платку сверкающие на солнце монеты. Их забрал султан, заметно довольный.

Наконец они встали, сердечно простились, и Рашид, подняв указательный палец, дал сигнал к отправлению. Едва Майя опустилась в седло, перед ней оказалась лошадь одного из мужчин, защищая от нежелательных взглядов. Подняв на прощанье руку, Рашид быстрой рысью пустился прочь из Аз-Зары.

Едва город исчез позади, Майя направила лошадь вперед, к Рашиду.

– Зачем вы заплатили султану? – полюбопытствовала она.

– Чтобы он пропустил нас. Дорожная пошлина – без этого здесь никак.

– А кто эти заключенные? – Майя с содроганием вспомнила об одичавших пленниках в кандалах. Араб скользнул по ней взглядом.

– Заложники султана.

Во рту у Майи появился холодный металлический привкус.

– Значит, я должна благодарить вас, что меня тоже не заковали! – она хотела сказать это насмешливо, но со смущением поняла, что фраза прозвучала почти льстиво.

Рашид обернулся и окинул ее удивленным взглядом, его брови сдвинулись к переносице.

– Для султана Лодара это лишь развлечение. Он берет в плен путешественников с пустым кошельком или просто тех, кто ему не понравился. Рафиг или ирд, долг служить своему султану, здесь ни при чем, – он скупо кивнул, – я обращаюсь с вами, как велит честь.

Лошадь Рашида легким галопом помчалась вперед и вновь перешла на рысь уже вдалеке. Майя озадаченно смотрела на прямую спину воина, что казалась такой холодной. К щекам ее прихлынула краска, она подумала, как ей хотелось бы, чтобы ее благополучие заботило Рашида ради нее же самой, а не из-за того, что она была ценным залогом на переговорах султана Ижара и полковника Коглана, и не из-за строгого кодекса чести племени…

Майя вдруг с ужасом осознала, насколько ее жизнь зависит от Рашида, и поймала себя на том, что в глубине души продумывает дополнительные способы заслужить расположение араба: подружиться, кокетничать, изображать покорность.

Ей снова вспомнилась Ангелина. Ведь она тоже постоянно пыталась добиться благосклонности мужчин не только ради тщеславия, а прежде всего надеясь завоевать того, кто мог оказаться хорошей партией и обеспечить ей будущее. Волей случая Майя оказалась на линии огня между Ижаром и правительством Адена, Ангелина же была заключена в тиски общества, и обе боролись за жизнь, как могли. Майю переполнила нежность к кокетливой, самовлюбленной младшей сестренке, она улыбнулась и поторопила лошадь, словно могла приблизить скорую встречу с сестрой. Даже если сперва дорога вела ее в глубь Аравии.

Вскоре после Аз-Зары на вершине плоского песчаного холма показалось следующее поселение. Оно было больше Аз-Зары, однако беднее: всего несколько каменных домов, две убогие мечети и целое поле хижин из ветвей. По другую сторону холма, на обширной равнине среди недавно засеянных полей, они сделали привал у источника, окруженного стенами из белого камня, их украшал удивительно роскошный для этой глуши орнамент. Майя черпала воду, когда глухие вибрации заставили ее поднять голову. К ним галопом подбежала серая в яблоках лошадь, прямо на ходу на землю спрыгнул мужчина в красном тюрбане и приветственно поднял руку. Аль-Шахины, нагружавшие лошадей вновь наполненными бурдюками с водой, ответили на приветствие радостными возгласами.

Рашид размашистым шагом поспешил к другу. Громко смеясь, они пожали друг другу руки, сердечно обнялись и обменялись поцелуями. Сразу завязалась оживленная беседа, неизвестный всадник протянул Рашиду ладонь, с ухмылкой кивнул и махнул рукой.

Майя догадалась, что это Али, человек Рашида, которого она укусила, когда ее похищали у Башни молчания, и подавила злорадную улыбку. Али все время старательно кивал и показывал назад, в сторону Аз-Зары, наконец изобразил жест сожаления, словно пытаясь сказать «не моя вина». Рашид побежал к своей лошади, вернулся с маленьким кожаным мешочком и вдавил его в руку Али. Затем последовало не менее теплое прощание, Али бойко забрался на лошадь и исчез в том направлении, откуда появился.

– Все в порядке? – спросила Майя, когда к ним снова присоединился Рашид.

– О да, – кивнув, отозвался он довольным голосом. Взяв лошадь под уздцы, араб замешкался, что-то обдумывая, и потом продолжил: – Переодетый Али и другие мои люди наблюдают за дорогой на юг. Два английских солдата выдвинулись в Ижар.

Майя закусила губу, наблюдая, как Рашид садится на лошадь.

– И где они теперь? – спросила она, закрыв ладонью глаза от солнца и глядя на него снизу вверх.

Он засмеялся:

– Не скажу! Мало ли что еще вы придумаете, пытаясь затянуть путешествие!

Но мысль, что солдаты гарнизона в пути и, возможно, даже наступают им на пятки, не давала Майе покоя. Когда она снова оказалась в седле, то сразу направила лошадь к Рашиду и поехала рядом с ним.

– Их пропустит султан Лодара?

Рашид пожал плечами:

– Об этом им придется позаботиться самостоятельно.

– Вы не могли бы замолвить за них словечко перед султаном? – пылко упрашивала Майя. – Ведь в ваших же интересах, чтобы они как можно скорее…

Рашид круто повернул свою рыжую лошадь, резко преградив дорогу лошади Майи, испуганно отскочившей назад, и Майя, потеряв равновесие, схватилась за седло. Видимо, он рассердился, но заговорил спокойно:

– Если бы я сказал султану, что со мной едете вы, и объяснил почему, он не пропустил бы ни одного из нас и попытался бы получить как можно больше денег и у Ижара, и у Адена, – он резко дернул головой. – Ялла, за сегодня я еще хочу пройти перевал Талх!

Ускорив темп, они достигли красноватых гранитных скал, промытое в них русло почти пересохшей реки казалось ржавым. На горном массиве теснились каменные домишки, такие крошечные, словно в них жили гномы. Тропа набирала высоту среди изрезанных ущельями гор и накатанных осыпей. Словно птичьи гнезда, наверху притаились оборонительные посты, следя бойницами из-за грубых стен. Они поднимались все выше и приближались к крутым скалам, что угрожающе возвышались впереди и казались неприступными. После жара низин прохладный ветер приятно трепал одежду. На маленьком плоскогорье внимание Майи привлекло движение Рашида и тонкое щелканье за спиной. Рашид привел винтовку в боевое положение и снял с предохранителя, остальные последовали его примеру. Майя наблюдала, как они внимательно обозревают окрестность.

– Что такое? – испуганно прошептала она, придвинувшись ближе к Рашиду.

– Эта область пролегает между территориями двух племен, – объяснил он, не поворачиваясь. – Нейтральная зона. Они тут воюют. Если придется, то и из-за спин путешественников.

Около полудня они сделали небольшую остановку. Не слишком расслабляющий привал: пока люди и животные пили воду, а Салим раздавал заранее приготовленный хлеб, пропитанный кунжутным маслом, минимум двое несли вахту, вскинув винтовки. Когда группа двинулась дальше, Майя с облегчением вздохнула. Она уже сидела в седле, когда Рашид направил к ней лошадь и покопался в поклаже, прикрепленной ремнем к сиденью ее лошали сзади.

– Вам пригодится.

Он протянул ей накидку из шерсти, окрашенную в индиго. На вырезе она завязывалась веревкой.

– Шукран, – поблагодарила Майя, – спасибо.

Он лишь кивнул и тоже накинул эту одежду, напоминавшую палатку.

Ветер стал резче и холоднее, а последние признаки человеческих поселений остались далеко позади. Стены гор впереди словно сдвигались, не пропуская их дальше, но Рашид упорно ехал вперед и вперед. Облака спрятали солнце и растянулись над скалами, их плоские тени ложились на заполненные дождевой водой выемки в земле. Майя пригнулась, когда словно ниоткуда возникла серо-коричневая птица, пролетела прямо над ней и исчезла в неизвестном направлении, удивительно напоминая хорошо знакомых ей английских голубей.

На следующем повороте она изумленно втянула воздух и рывком остановила лошадь. Испуганный кролик пронесся зигзагом и исчез под кустом: среди бесформенной листвы торчали многочисленные побеги, увенчанные ярко-красными зонтиками. На длинных ветвях красовались шелковые оранжевые соцветия, филигранные листья чередовались с шипами. Густые кустарники алоэ почти в полдерева высотой тянулись из расселин, их похожие на виноград соцветия над мясистой остроконечной листвой были густо усеяны блестящими упругими бутонами, желтыми и огненно-красными. Расцветая, они напоминали изящные колокольчики. Майя никогда не видела такой своеобразной, дикой красоты и никак не ожидала встретить в суровом краю нечто столь ослепительное. Зрелище растрогало ее до слез, и она, очарованная, позабыла обо всем вокруг. Даже не заметила, как Рашид поднял руку, остановив всю группу, и долго смотрел на Майю в терпеливом ожидании, пока по глазам не понял, что она вдоволь налюбовалась богатством красок, и дал знак продолжать путь.

Подъем оказался нелегким. Не столько для лошадей, похоже, вполне привычных к таким дорогам, сколько для Майи – ей было жутковато, от шатких камней под копытами захватывало дух. Она начала нервно дергать уздечку, чтобы избежать мест, которые казались ей опасными или ненадежными. Рашид услышал неравномерный стук копыт ее лошади, обернулся, подождал, пока она достигнет его высоты, поставил винтовку на предохранитель и повесил на плечо. Кивнув, он мягко, но твердо взял у нее уздечку и повел обеих лошадей дальше, продолжая подъем, вскоре уходящий направо, в темное глубокое ущелье, укрытое мягкой вуалью облаков.

Майя посмотрела назад. Вдалеке до самого моря простиралась необъятная равнина, залитая солнцем, перед ней вырастали холмы и горы, через которые они прошли, и в стороне чернел конус с обрезанным концом, похожий на потухший вулкан. Потом они погрузились в сумрак перевала Талх, безжизненного и пустого, – лошади и их всадники напоминали собой игрушечные фигурки у огромных, бесконечных каменных стен. Они могли идти несколько месяцев, дней или часов – ощутимой разницы не возникало. И Рашид уверенно вел под уздцы лошадь Майи.

Внезапно бездна выплюнула их наружу, на плоскогорье. Впереди виднелась равнина, похожая на сухое серо-коричневое море с мягкими волнами. Над ним рассыпались лоснящиеся голые скалы с розоватыми, кроваво-красными и охряными вкраплениями, вперемежку с узловатыми, согнувшимися от возраста и непогоды деревьями.

– Билад аш-Шайтан, – услышала Майя рядом шепот Рашида и испуганно на него посмотрела. – Земля дьявола.

Он одарил ее насмешливой ухмылкой, прежде чем вновь закрыть платком рот и нос. Его интонация, смесь тоски, наслаждения и почтения, искаженные губы, сияющие глаза – на долю секунды вместо лица Рашида перед ней возникло другое лицо. Ричард. Сердце Майи забилось куда быстрее копыт ее лошади, спускающейся по каменистому склону Талха…

В этот день они прошли не слишком далеко – лошади продвигались по каменистой тропе медленно, хотя Рашид их все время подгонял. Солнце почти исчезло, и сухую долину у горного отрога тяжелой шалью накрыли сумерки. Такие широкие, длинные долины называются вади, рассказал Рашид. По бесплодной многие месяцы земле мог внезапно промчаться бурный поток дождевой воды. У одной такой реки, на тот момент всего лишь лужи, они и остановились на ночлег, когда между двумя отвесными скалами опустилась ночь.

Майя никак не могла заснуть в своей палатке, хотя все тело отяжелело и ныло, она досыта наелась хлеба, риса и бобов, а равномерное, шумное дыхание лежащей рядом Джамилы напоминало ей колыбельную. Тихо, стараясь не разбудить служанку, Майя взяла накидку, наброшенную на пуховое одеяло, и вылезла из палатки. Она вытряхнула сапоги, стоящие снаружи, прежде чем надевать их, – как показывала Джамила. Майя без слов поняла, что в такие жилища охотно забираются насекомые и рептилии. Огонь горел слабо и низко. Еще немного, и пламя погаснет. Майя с наслаждением размяла ноющие суставы и глубоко вдохнула холодный, прозрачный горный воздух.

– Маса аль-шер, добрый вечер, – раздался из темноты по ту сторону огня глубокий голос Рашида.

Майя помедлила в нерешительности, не зная, как себя повести, но медленно подошла к огню, где различила на земле силуэт в сидячей позе.

– Масса ан-нур, – ответила она. В слабом свете она увидела, что Рашид взял в руки тряпку, вытер кружку, налил туда горячую жидкость из висящего над огнем жестяного бидона и протянул ей. Он жестом пригласил ее присоединиться, и Майя, скрестив ноги, опустилась рядом.

– Шукран.

Удивительно, до чего быстро она привыкла к этой чужеземной одежде, штанам и свободной рубахе. Лишь иногда, особенно в моменты смущения, как сейчас, ей не хватало привычных, успокаивающих жестов – разгладить юби, потеребить оборки.

– Не спится? – неуверенно спросил Рашид. Майя покачала головой. По непонятной ей самой же причине ей хотелось говорить с ним на его языке.

– Катхи, много, – начала она, приложив кончики пальцев к вискам. – Хана, здесь. – Провела рукой по груди, в области сердца. – Ва-хана. И здесь.

Рашид понимающе хмыкнул и кивнул, но промолчал, смутив Майю еще сильнее.

– Вкусный кофе, – похвалила она и сделала еще глоток, – с… с… – Майя попыталась вспомнить арабское слово, но оно, как назло, именно сейчас выскочило из памяти – …имбирем! – наконец закончила она по-английски с виноватым вздохом.

– Занжабил.

– Занжабил, – повторила Майя, и они тихо засмеялись, хотя избегали смотреть друг на друга, наблюдая, как слабо подрагивает и с дымом пожирает себя угасающее пламя.

Когда Майя выпила кофе и поставила кружку на землю, Рашид поднялся на ноги и жестом позвал ее за собой из лагеря в темноту:

– Пойдем.

Сердце Майи бешено заколотилось, она испуганно повернула голову в сторону, где были разбиты палатки. Их не было видно. Не принял ли Рашид ее присутствие у костра, довольно близкое соседство и попытки поговорить по-арабски за фривольное предложение? Его шаги с хрустом удалялись по сухой земле, и у Майи оставалось немного времени, чтобы принять решение. Она вскочила и поспешила вслед за шумом его подошв, но инстинктивно обхватила себя руками и старалась держать дистанцию.

Они прошли ярдов двадцать, когда Рашид остановился, снял с плеч и расстелил накидку, однако сам опустился на голую землю в некотором отдалении. Майя отважилась медленно приблизиться. Рашид не двигался. Она осторожно опустилась на краешек ткани, искоса глядя на араба, но тот не обращал на нее никакого внимания. Но Майя не могла избавиться от недоверия так быстро и краем глаза продолжала за ним наблюдать, пока не устремила взгляд в темноту, а потом – на небо. От изумления у нее перехватило дух.

Земля и небо словно прижались друг к другу, до звезд было рукой подать. Мириады сияющих кристальных осколков во всем блеске своего величия – как ей показалось, не земного, а вечного и божественного. Ее переполнило глубокое блаженство, хотя она чувствовала себя крошечной и ужасающе ничтожной среди этого моря огней. По ночному небу цвета индиго протянулся серебряный шлейф, подчеркнуто медленно, словно хотел дать ей время заметить себя, прежде чем набрать скорость и коротко догореть над горизонтом. «Загадай желание!» – радостно закричал внутри ее детский голос, нет, два голоса, три!.. Майя, Ангелина, Джонатан, много лет назад. Падающая звезда сгорает за секунды, как человеческая жизнь перед лицом вечности. «Мертв. На небесах…» Давным-давно кто-то рассказал ей, что, когда люди умирают, их души превращаются в звезды. «Только кто… Дедушка! Дедушка, на наше первое Рождество в Блэкхолле. Где же его звезда? Где звезда Джонатана? Джонатан…» По щекам Майи побежали слезы, из груди прорвались рыдания. Джонатана больше нет. Невозможно представить. Как это ужасает своей неопровержимостью! Необратимостью. И все равно он близко, сейчас, здесь, навсегда, его часть осталась внутри ее: общность, воспоминания, чувства. Заплакав, Майя закрыла лицо руками. Ее переполнил стыд за то, что она заподозрила Рашида в нечистых помыслах, а ведь он вел ее, Господи, чтобы показать звезды! «Но откуда мне было знать…» Стыд, что она причинила родителям столько горя, послушавшись лишь своего сердца, душил ее. «Но откуда мне было знать, что я ошибалась?» Она злилась на себя, ругала себя последними словами, ругала свои необдуманные решения и по глупости упущенные моменты и молила о прощении. Прежде всего себя саму. И при всей своей ничтожности, всей беспомощности Майя чувствовала себя укрытой и защищенной, и не только серебряным светом звезд.

Рашид просто сидел рядом и молчал. Ждал, пока она выплачется. Только потом он тихо заговорил по-арабски, медленно, словно хотел донести сказанное до нее как можно лучше:

– Вот что делает пустыня, когда мы открываемся ей: показывает спрятанное у нас глубоко внутри и вносит ясность. Это способны перенести только сильные люди.

Был ли Ричард достаточно силен, чтобы открыться пустыне? Или он был слишком увлечен разведкой, замерами, приключениями и составлением отчетов? «А если был – какие ужасные вещи он увидел во мне?» Но мысли о Ричарде Фрэнсисе Бертоне угасли быстро, как зыбкий след звезд. Еще быстрее потухли мысли о Ральфе – ему никогда не хватало мужества взглянуть в лицо реальности.

«Прощай, Джонатан…»

А может быть, Рашид говорил так медленно и осторожно, потому что делился с ней чем-то важным?

– У меня был брат, – услышала Майя собственные слова на родном языке. – Он погиб на войне с Россией. Не так давно. Поэтому я поднималась к башне.

Вскоре зазвучал голос Рашида, он тоже говорил на родном языке.

– Мой отец погиб с английской пулей в груди. Я стоял рядом. Еще немного, и они убили бы и меня. Я держал его на руках до последнего вздоха. Прошло уже много лет.

В его словах не было упрека или укора, только нежная скорбь.

Воцарилось молчание. Больше не нуждаясь в словах, они вместе несли вахту по умершим близким, пока не поблекли звезды, и вернулись в лагерь, где каждый пошел своим путем. Оба твердо намеревались делать вид, что прошедшей ночи не было, но знали: им этого не удастся.

6

Их дальнейший путь проходил по руслу вади Хатиб. Узкому, словно Господь провел перстом борозду меж каменистых вершин. «Или дьявол когтем», – подумала Майя, снова вспомнив, как Рашид назвал это место: Билад аш-Шайтан, Земля дьявола. Пористый камень перемешивался с песком на склонах расширяющейся вади, которые медленно отступали в течение дня. Словно тонкие кровеносные сосуды, из центра сухой долины, орошая почву, разбегались маленькие канавки. Направленные рукой человека с помощью рядов камней, они тянулись по равнине вплоть до террас между склоном и долиной. Через несколько миль всадникам уже встретились первые люди: трое мужчин, закутанных в линялые красно-синие платки, приблизились к ним на спинах верблюдов. Салим поскакал вперед, к Рашиду, тот сунул ему в руку несколько монет и остановил группу, после чего Салим галопом направился к всадникам на верблюдах, подняв руку в мирном приветствии. Майя воспользовалась этим моментом, чтобы пустить лошадь на несколько шагов вперед и остановить снова, искоса бросив испуганный взгляд на Рашида, недоверчиво наблюдавшего издалека за переговорами Салима. И так целый день, с раннего утра. Майя и Рашид избегали друг друга, ни разу не обменявшись ни словом, ни быстрым взглядом. Но невидимая упругая лента постоянно притягивала их друг к другу, лошадь Майи словно сама по себе ускоряла темп рыси, а Рашида – замедляла ход, пока всадники этого не осознавали и упорно не увеличивали дистанцию. И так же упорно Майя смотрела на Салима, который явно поспешил согласиться с тремя мужчинами, передал им деньги и тут же вернулся назад.

– Можем ехать дальше, – крикнул он Рашиду. Тот быстро отвел взгляд от Майи, кивнул и вновь пустил свою лошадь, нажав шенкелями.

Они не сразу добрались до поселения: каменные постройки тесно прижались к отрогу холма и казались ребристыми наростами. Потом глазу долго было не за что зацепиться, и Майя поняла, почему местность называют дьявольской. Миля за милей, час за часом сменяли друг друга однообразные декорации и пейзажи: камни и песок, равнины и склоны, тамариски и узловатые деревья, в которых было что-то ветхозаветное, а монотонный распорядок – езда и передышки – лишь усиливал впечатление.

К облегчению Майи и радости ее усталых глаз, вади сузилась вновь, и лошади вытянулись в колонну в пересохшем, окруженном камнями канале. Ветер ласкал колосья спелого ячменя, и проросшие семена зеленым ковром покрывали лоскуты коричневой земли рядом с колодцем, где осел и верблюд приводили в движение скрипучую грузоподъемную систему, чтобы люди добывали оттуда драгоценную влагу для себя и животных. «Как неравномерно распределены здесь скудность и плодородие…»

На возвышении стояла деревня – низкие каменные домики вокруг неприступной крепости, удивительным образом напоминающей средневековый европейский город. Об ином напоминали только купол мечети и покрытые грудами камней могилы.

К аль-Шахинам снова приблизились люди на верблюдах, на этот раз впятером, и Салим снова отправился вперед в качестве посланца, торговался насчет пошлины и полюбовно договорился.

Словно цветные тени в вечернем свете, наездники на верблюдах на почтительном расстоянии сопровождали всадников Рашида, пока вади не превратилась в поле разбросанных скальных обломков, среди которых бежала натоптанная тропа. Там провожатые остановились и подняли на прощанье руки. Майя предположила, что здесь закончилась территория их племени, ее догадку немедленно подтвердило поведение Рашида и его людей – они схватились за винтовки. Солнце опускалось, заливая пламенеющими потоками света небеса и камни. Тропа наконец уперлась в плоскую низину и гигантский каменный круг, идеальный для лагеря.

Пока двое мужчин, как обычно, устанавливали палатки, а один карабкался по камням, собирая сухую древесину для костра, Майя с изумлением подошла к прямоугольным обветренным блокам, что возвышались посередине, на песчаной земле, на несколько голов выше ее. Она провела кончиками пальцев по неровной поверхности, нащупав диковинный узор, еще не до конца разрушенный ветром. Он напоминал клинопись, но значки были крупнее, гораздо красивее и многообразнее. Она подняла взгляд, краем глаза увидев, что к ней приближается Рашид, и смущенно опустила руку, словно находилась в музее и нарушила правила, дотронувшись до экспоната.