Убить Хемингуэя Макдоналд Крейг
– Валяй старайся, ублюдок. Клянусь Богом, я позабочусь, чтобы ты сдох раньше меня.
– Посмотрим, – сказал Криди.
Гектор вспомнил про листок бумаги, которые дала ему Ханна, и о написанном на нем адресе, который он запомнил. Он протянул руку и взлохматил безукоризненную прическу Криди:
– Ты все правильно понял, приятель.
Была уже вторая половина дня, шел дождь. Криди решил усесться за пишущую машинку пораньше. Кто знает, может быть, ему сегодня удастся написать лишние пару тысяч слов. Он чувствовал, что настроение подходящее. После неудачи с Ласситером ему было необходимо заняться любимым делом, своей книгой, где он может сам полностью выстраивать свои персонажи и окружающий их мир, как только пожелает… Это поможет ему выбросить этот ужасный день из головы, затерявшись в словах.
Криди замер, все еще держа руку на ручке двери. На кровати сидел Ласситер, направив пистолет ему в живот.
– Это не самое эффективное оружие для тихого убийства в шумной гостинице, Ласситер.
Гектор пожал плечами:
– Как ты мог догадаться из моей речи, я и тонкость – вещи несовместные, Криди. После всего того, что ты сделал Хему, и того, что ты все еще пытаешься сделать, у меня имеется непреодолимое желание пристрелить тебя прямо сейчас, и плевать на последствия.
Криди облизал губы, не в состоянии отвести взгляда от большого старого кольта.
– И вообще, где ты взял эту пушку?
– Это длинная история. Достаточно сказать – у другого писателя. Я тогда был еще ребенком. Входи, Дон.
Сними с меня груз. Я уже налил тебе выпить. У нас есть о чем поговорить.
Агент ФБР сообразил, что Ласситер ждет его довольно давно – в пепельнице было с полдюжины окурков «Пэлл-Мэлл». Криди смотрел на окурки и прикидывал, не пригодятся ли они ему когда-нибудь.
После того как он запер за собой дверь по указанию Ласситера, Криди сел на угол стола напротив кровати.
– Все кончено, Криди. Я уже рассказал всем этим ученым, как ты и такие же, как ты, измывались над Хемом. Они начнут копать. Найдут подтверждение… сообщат факты о войне ФБР против Хема биографам. И самое главное, я вставил в бумаги Хема мои собственные подделки. Мое творчество оказалось настолько убедительным, что Полсон решил, что это Хем. Я сделал то, чего ты никогда не сможешь сделать: я написал убедительную фальшивку под Хемингуэя. Но я также оставил ловушки в других работах – тайные шифры и анаграммы, – то есть то, чем можно доказать их фальшь.
Последнее было явным преувеличением. Гектор намеревался включить зашифрованное послание в свой рассказ, чтобы доказать свое авторство, но для этого требовалось начать каждое предложение с определенной буквы, это требовало времени, а Гектора слишком захватил сам процесс написания рассказа. Ему захотелось написать чертовски гениальный рассказ.
– Я побил тебя на этом фронте, Донни, – сказал Гектор. – Полностью и навсегда. Попробуй теперь ловчить с бумагами Хема, и все полетит в морду не только тебе, но и твоему Эдгару. – Гектор протянул Криди стакан с виски. Чокнулся с ним и сказал: – За разгром и воссоединение, даже если последнее нежелательно.
Он смотрел, как Криди пил, а потом облизывал губы.
– Отличное качество, – заметил агент ФБР.
– На некоторых вещах не следует экономить, – сказал Гектор. – Я тут немного порылся в твоей истории, Донован. Я все подумывал, не стоит ли мне сделать тебя своим хобби, примерно как ты сделал Хема своим главным проектом. Хочу, чтобы ты знал, приятель, с сегодняшнего дня я буду за тобой наблюдать. Так что ты почаще оглядывайся через плечо и старайся держаться от меня подальше, потому что теперь для меня главная личная цель – стереть тебя с лица земли, если ты рискнешь мошенничать с Хемом и его наследством.
Донован отпил еще глоток виски и сказал:
– Понятия не имею, о чем ты таком болтаешь.
– Я хочу получить назад тот чемодан, который ты спер в том далеком двадцать втором году, Донован, – сказал Гектор. – Скажи мне, ты это сделал по приказу Гувера? Неужели эта затея, какой бы она ни была, началась так давно?
– Вряд ли справедливо называть это затеей, Ласситер, – заявил Криди, уставившись в свой стакан и хмурясь. Снова облизал губы. Прижал к губам пальцы, как будто пробовал ощущение на вкус.
Наблюдая за ним, Гектор сменил тактику:
– Тот рассказ Хема, который ты украл, тот скетч насчет меня и Хема в канун Рождества, ты этот кусок насчет Виктории сам туда вставил? Откуда ты знаешь о ней и о том, что с ней произошло?
– Я в самом деле добавил этот отрывок, – сказал Криди. Казалось, ему не хочется говорить, но он не может остановиться. Криди сам слышал этот маниакальный надрыв в своем голосе и ненавидел себя за него. – Директор хочет дискредитировать Хемингуэя, подложив материалы в оставшиеся после него бумаги. Вот я и подумал, что могу воспользоваться этой операцией, чтобы местами вставить дополнения и заодно замарать тебя.
– Зачем, черт возьми, это тебе нужно, Донован?
Лицо Криди потемнело.
– Потому что ребенок, избавиться от которого ты ей помог, был моим, Ласситер. Виктория принадлежала мне, пока ты ее у меня не украл. Затем ты помог ей убить моего ребенка?
Гектор потерял дар речи.
– И я понятия не имею, зачем я тебе это все рассказал, – добавил Криди.
Агент ФБР поднес стакан к носу, повернул его на свету, затем сказал:
– Ты меня опоил.
Гектор, все еще под впечатлением от услышанного, полез в карман, достал теперь уже пустую склянку и показал ее Криди.
– Совершенно верно, – небрежно заметил он, все еще думая о Виктории. – Твоим же собственным зельем, хрен его знает, что это такое. Не знал, какую дозу выбрать, так что ты получил все. Неприятно?
Криди едва не кинулся на Гектора, несмотря на направленный на него кольт. Черт, известны случаи, когда это средство в чрезмерных количествах наносило непоправимый урон мозгу. Странные видения, которые могли возникнуть через месяцы или даже через годы. Вроде бомбы с часовым механизмом в твоей голове. Криди начал поносить Гектора матом и порывался броситься на него, пока тот не прижал дуло пистолета к его мокрому от пота лбу.
Через некоторое время Криди успокоился, и Гектор сказал:
– Что же, вряд ли имеет значение, какой эффект производит это зелье в конечном итоге, потому что я собираюсь уничтожить тебя и Гувера сейчас, чего бы это ни стоило. К тому же ты сам знаешь, что это снадобье развязывало язык Мэри очень медленно, поэтому я решил, что доза побольше подействует быстрее. Похоже, я был прав.
Криди фыркнул. Не в состоянии сдержаться, сказал пьяным голосом:
– Эта твоя сегодняшняя речь – жалкие потуги. Ты же разглядел только самую верхушку айсберга. Ты все еще не знаешь почти ничего. Я уже уничтожил тебя и твой мир, Ласситер. Начиная с двадцатых годов Бюро проникало в группы писателей. Мы влезали всюду, где только удавалось. За годы наша тактика расширилась и технические средства совершенствовались. Становились более мощными и скрытными. Теперь мы практически в состоянии руководить творческим человеком как заблагорассудится и в конечном итоге его уничтожить. Хемингуэй и Стейнбек и другие, вроде тебя, главенствовали в первой половине нашего века, но я буду руководить во второй. Хемингуэи и Ласситеры завтрашнего дня создаются и меняются мною и такими, как я. Папы и Гекторы завтрашнего дня получают свое художественное видение от ЛСД и мескалина, которые мы готовим в наших лабораториях, Ласситер. И их произведения страдают, становятся фрагментарными… разрозненными. Эти появляющиеся писатели даже не знают правды – я их муза.
– Ты и в самом деле безумен, – сказал Гектор. – Даже если так, что ты сам от этого будешь иметь? Зачем тебе все это? Ты ведь и сам некоторым образом писатель.
Криди ответил хрипло:
– В этом-то все и дело. Подумай сам, когда американский роман опустится до постмодернистской белиберды и бесформенных экспериментов с прозой, каким колоссальным успехом у масс будут пользоваться мои романы с их четким сюжетом и ясным языком? Наконец-то будет признан мой талант. Я буду писателем, которого будут читать все. – Он снова ухмыльнулся. – А ты? Тебя скоро совсем перестанут замечать, Ласситер, процесс уже пошел. Твоя манера делать из себя главного героя своих произведений, гнаться за постмодернизмом… Черт, ты позволяешь себе попасть под влияние всех этих обдолбанных молодых уродов, которых я контролирую. Итак, как видишь, я уже победил.
Гектор крепко схватил Криди за волосы:
– Если это то же самое зелье, которым ты опоил Мэри, то ты, скорее всего, не вспомнишь ничего из этого разговора. Но, может быть, что-то и вспомнишь. Поэтому слушай внимательно: если я не убью тебя в ближайшие несколько минут, сукин сын, я сделаю это целью своей жизни, Криди. Я не дам тебе прохода, я буду следить за тобой и добьюсь, что ты окажешься в земле, как произошло с Хемом.
Гектор уже не мог совладать со своей яростью. Он сунул кольт за пояс и достал свою колбаску из монет. Он вытряхнул подушку из наволочки, завернул колбаску в нее и один раз обмотал вокруг кисти. Затем он принялся бить агента ФБР и бил до тех пор, пока все простыни не окрасились кровью.
Криди скулил, пока не потерял сознание. Гектор пытался встряхнуть его, он ведь еще не успел спросить, куда подевались другие «украденные» рукописи. Где находятся давно потерянные рукописи Хема. Но он сам лишил себя этой возможности. Даже в шестьдесят пять лет Гектор не научился справляться со своим гневом, он часто брал верх над ним. Более того, он, похоже, стал еще вспыльчивее.
Он не мог привести этого сукина сына в чувство. Гектор даже начал опасаться, что убил Криди. Потом решил, что, может быть, и в самом деле стоит его прикончить, причем побыстрее.
Гектор снова приложил кольт ко лбу Криди, затем чертыхнулся, опустил пистолет и сунул его в кобуру. Он никак не мог убить человека, лежащего без сознания. Даже такого человека.
Гектор оставил агента ФБР на кровати в мотеле. Он тяжело дышал, на губах пенилась кровь.
Черт, возможно, он дал Криди слишком большую дозу. Гектор даже понадеялся на это.
Пока он так стоял, его грызло все, что Криди рассказал про долгосрочные безумные планы Гувера уничтожить писателей.
Вспоминая мерзкие планы Криди и его манию величия, Гектор прикрыл дверь в номер и вышел на яркое солнце штата Айдахо.
Куда бы он ни посмотрел, Гектор всюду видел тени. Теперь его задача стала масштабнее, дело касалось на только наследства Хемингуэя, не только поддержания его затяжной игры.
Теперь это была война за свое собственное ремесло, война против противника, которого Гектор пока не мог определить достаточно четко для того, чтобы прицельно в него выстрелить.
32. Осада
Написать книгу – целое приключение; начинается она как забава, затем становится любовницей, дальше хозяйкой, а под конец тираном.
Уинстон Черчилль
Ветер лохматил им волосы, когда Ханна вела машину в предгорья, мимо домов, выставленных на продажу по диким ценам, и строящихся особняков.
– Что теперь будет, Ричард?
– Ты о чем?
– Ты – настоящая развалина. Тебе нужна помощь, нужно лечиться от алкоголизма. Иначе нигде ничего не получится, ты ведь это уже понял, так?
Она тайком бросала на Ричарда взгляды, на мгновения отрывая их от извилистой дороги, которая вела то вверх, то вниз.
Ричард Полсон печально улыбнулся и пожал плечами:
– Сейчас почему-то все по-другому, чем раньше. Ты знаешь, как Хемингуэй описывал Скотта Фицджеральда, который начал забывать слова? Он сравнил Скотта с бабочкой, которая начала задумываться о механизме полета и не смогла больше летать. Как сороконожка, которая задумалась, с какой ноги шагать, и потеряла способность ходить. Так оно и бывает. Теоретически я знаю, что писать. Мне это ясно, я могу донести свою мысль. Но резонанс отсутствует. Поэзия потерялась. Даже способность ввернуть время от времени удачное предложение. Исчезла. Исчезла.
Ханна глубоко вздохнула. Если судить по тем работам Ричарда, которые ей довелось прочесть, «поэзия» там никогда не ночевала. Она спросила:
– И давно исчезла?
– Даже и не знаю. Наверное, много лет назад.
– Тебе нужно писать на трезвую голову.
– Господи, только хуже выходит. Парижская книга, та, которая тебе нравится, которая нравится всем… так я написал ее пьяным. Я только так и могу писать.
– Ты же еще и преподаватель. Занимайся этим.
– Но я писатель, в душе я писатель. Я именно так о себе думаю, Ханна. Я – писатель.
Борода у него уже так сильно поседела. Теперь он выглядел лет на десять старше Гектора. Выглядит старше Гектора Ласситера, который по годам его старше лет на двадцать. Вспомнив Гектора, она вспомнила Криди и склянку. Но ей показалось, что сейчас не время об этом говорить. Она еще не забыла предупреждения Гектора по этому поводу. Поэтому она спросила:
– Чем ты собираешься заняться, Ричард?
Он уставился на свои руки. Теперь они напоминали когтистые зеленые лапы ящерицы.
– Буду продолжать писать.
– Писать ту книгу?
– Черт, да.
Они уже выбрались на окраину Кетчума.
Она протянула руку и сжала ладонь Ричарда. Она вспомнила его метафору насчет неспособности писать.
– Ричард, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, прекрати думать об этом. Перестань брать пример с этих копающихся в себе насекомых. Просто пиши. Пиши и все.
33. Конец одного начала
Невозможно изучить тьму, залив ее светом.
Эдвард Эбби[34]
Ханна нашла Гектора в его номере в гостинице. Гектор приглушил Боба Дилана, певшего по радио «It Ain't Me, Babe», и взял контейнер с пленкой в правую, поврежденную руку:
– Надеюсь, ты пришла сюда, чтобы выслушать лекцию, потому что именно лекцию я собираюсь тебе прочитать.
– Да, это было рискованно, верно, – сказала Ханна, изучая разбитую правую руку Гектора. – Но я была так зла и расстроена. И по крайней мере, у нас теперь есть его фотография.
– Тебе не следовало рисковать, – сказал Гектор. – К тому же ты теперь все взбаламутила. Несмотря на то что ты с ним уже почти сталкивалась, до сих пор мы могли хотя бы делать вид, что ничего особенного не происходит. Мы могли бы тянуть время и ждать подходящего момента. Теперь ты подняла ставки. Это была довольно бесшабашная провокация. Трудно представить, как этот сукин сын мог отреагировать.
– А ты как бы поступил? – спросила Ханна. – Могу поспорить, так же.
– Сейчас это чисто теоретический вопрос, – сказал Гектор.
Господи, только не хватало, чтобы это юное создание пыталось жить так, как он. Он снова начал думать, что поощрять свою симпатию к Ханне – или ее к нему – нельзя, это приведет к катастрофе для них обоих. И все же он никак не мог выбросить ее из головы. Проклятая нерешительность сама по себе предупреждение, не так ли? Гектор покачал головой. А может, и нет…
Он сказал:
– И если честно, то много старых, уже ушедших друзей попадали в крутые передряги или даже теряли жизнь, спрашивая себя: а как бы поступил Гектор? – Он заправил прядь волос за ухо Ханне и положил пленку в карман. – Ну а сейчас я отправлюсь в Кетчум и найду кого-нибудь, кто мог бы проявить эту пленку.
– Тебе компания не требуется? Я бы не возражала.
– А как же Дик? – спросил Гектор. – Где он сейчас? Прячется в темноте и, надеюсь, пьет кофе чашку за чашкой?
– Отправился к Мэри. – Пока она не могла рассказать ему остальные подробности: что Ричард поехал к вдове, не ведая, что она собирается его уволить. Ей не хотелось бы встречаться с Ричардом, когда он вернется. Ей также не хотелось сидеть одной и думать, как Ричард воспримет это увольнение. А с Гектором можно так хорошо отвлечься.
– Это очень неудачное решение, – сказал Гектор, – особенно в его жалком состоянии.
Гектор сообразил, что, скорее всего, Ричард вернется к своей беременной жене в стельку пьяным. А Мэри… Ричард мог попытаться снова подсунуть ей зелье. Но, слава богу, там Джимми, он не позволит ничему подобному случиться.
– Тебе наверняка безопаснее со мной, чем здесь одной, после твоих фокусов с камерой, – сказал он.
Гектор взял с кровати спортивную куртку, взял кобуру из мягкой кожи и надел лямки на плечи. Уложил в кобуру свой старый пистолет с длинным дулом – Ханне показалось, что она видела такие в вестернах.
– Это обязательно? – спросила она.
– Думается, что теперь обязательно. Лучше проявить осторожность. – Гектор надел объемную свободную спортивную куртку.
– Ты часто ходишь с пистолетом? – спросила Ханна.
– Всегда держу его поблизости, по крайней мере.
– Он все еще работает? Выглядит антикварным.
Гектор кивнул:
– Но тем не менее смертоносным. Теперь поедем в центр города и взглянем на этого типа, которого ты сфотографировала.
Гектор сунул хозяину фотомагазина лишнюю десятку за скорость проявки. Но все равно до получения фотографий приходилось ждать пару часов. Поэтому Гектор пригласил Ханну на ленч в «Христиане».
– Этому городу не помешало бы еще несколько ресторанов, – заметила она.
– Этому городу еще многое бы не помешало, – согласился Гектор. – И все это будет. Я уже заметил печальные признаки. Пройдет лет двадцать, и городишко превратится в шумный туристский центр. Все, что когда-то завлекло сюда Хема, будет снесено или застроено. Я видел это на Флорида-Кис, а также в Париже и на побережье Тихого океана.
– А сейчас ты живешь в Нью-Мексико, верно?
– Местечко называется Рио-Гранде, это почти в Мексике.
– Много туристов?
– Не-а… Думаю, я, наконец, отыскал место, где смогу прожить все, что мне осталось, и мой теперешний дом не станет приманкой для туристов, я этого не допущу.
– Наверное, там хорошо пишется.
– Там тихо, если ты об этом. Одиноко. Я не думаю, что у меня так уж много фанатов, но и мой дом достаточно далеко, поэтому не вдохновляет моих поклонников там меня разыскивать. Иногда приезжают за интервью. Зато почти не бывает начинающих писателей.
Ханна съела несколько ложек супа и спросила:
– Значит, ты не берешь студентов?
– Больше одного за раз мне не осилить, – сказал Гектор. Он решил ее немного поддразнить. – В настоящее время я работаю с прелестной девушкой-шотландкой.
Ханна улыбнулась и сказала:
– Я послушалась вашего совета, маэстро. Я собираю все рассказы и фрагменты в единое повествование, как вы предлагали.
– С нетерпением жду результатов. Уверен, получится замечательно. И пожалуйста, не называй меня маэстро. Гектор мне больше нравится.
Она поколебалась и сказала:
– Ты был первым, кто сказал, что моя писанина чего-то стоит.
– Так оно и есть. Кто еще читал твои рассказы?
– Ричард.
– И все?
– Последние мои вещи читал только он. Я еще кое-что писала в школе, для занятий.
– Для тебя последние рассказы особенно важны, – сказал Гектор. – Я чувствую в них страсть.
– Именно так я и хотела бы писать.
– И родилась для этого.
– Вот бы Ричард слышал, – заметила она. – Он сказал, что они все одинаковые – излишне исповедальные.
– Мы все основываемся на себе и своем жизненном опыте, Ханна. Да ведь оправдать наши ошибки можно, только использовав их в нашем творчестве. Знаешь, как Папа говорил: «Используй свои страдания». Ты так и делай, Ханна. Не позволяй никому из ученых, в том числе и мужу, разуверить тебя. Это твой основной материал. Поэтому защищай его. Никогда от него не отказывайся. Все твое, что я читал, было написано после того, как ты забеременела, верно?
– Да.
– Любопытно.
– Почему?
Гектор не хотел обсуждать с Ханной свою теорию насчет влияния лекарств на качество рассказов. Но он не возражал бы, если бы она сама пришла к этому выводу. Он сказал:
– Потому. Все в свое время.
Ханна нахмурилась:
– Я должна признаться, что позавчера прочитала несколько страниц из твоего романа.
– Ну и что? – небрежно ответил Гектор. – Мнение изменилось? Если честно, я бы на твоем месте поступил так же.
– Ты не просто используешь свой опыт. В твоих романах, Гектор, ты сам – главный персонаж.
– Меня все всегда в этом обвиняли. Вот я и решил в этом романе так и поступить, пусть радуются. Они все болтают о постмодернизме. Я им устрою постмодернизм. И черт побери, Хемингуэй вроде как обошел меня со своими «Зелеными холмами Африки» – у него там нет четкой грани между художественным романом и нехудожественной прозой, между личностью и писателем. И он развивает эту концепцию дальше в тех его вещах, которые не были напечатаны.
– Значит «Торос и Торсос» в основном художественное произведение?
Гектор пожал плечами:
– Это мое мнение, а другие пусть сами думают. Может быть, я с ними слегка поиграю: у меня есть своя собственная затяжная игра. Может быть, я оставлю что-нибудь впрок. Организую дело так, что выйдет это лет через сорок и, возможно, под другим именем. – Он сжал руку Ханны. – На кельтский манер…
Ел он неохотно – не было аппетита. Выпил немного вина и сказал:
– Ты подумала, не стоит ли воспользоваться моим предложением и убраться отсюда? И не только из-за всей этой чехарды, но прежде всего потому, что, я считаю, Ричард погорит, причем в самое ближайшее время, и я не думаю, что ты сможешь помешать ему вмазаться в эту последнюю стену. Иногда настоящим алкоголикам нужно достичь дна, крепко удариться, прежде чем вернуться на истинный путь. Я думаю, что Ричард, самое малое, движется к катастрофе. Но полагаю, в твоем теперешнем состоянии слишком рискованно ждать и пытаться собрать осколки.
И естественно, была в этой путанице еще одна шальная карта – проклятый Криди. У Гектора снова забрезжила заманчивая мысль: жить в Европе вместе с Ханной, писать и воспитывать этого ребенка. Это могла быть славная жизнь вдали от Америки и даже достаточно далеко от Дж. Эдгара Гувера.
– Я все еще об этом думаю.
Ханна не могла смотреть на Гектора: она злилась на него за грубую и безжалостную оценку скорбного положения Ричарда и ждущей его судьбы. Еще ее злило, что Гектор снова ясно сформулировал то, с чем она не могла определиться, – во всяком случае, не с его уверенностью.
– Что у нас сегодня в программе? – спросил Гектор.
– Ужин с кем-то из ученых, если Ричард сможет держаться на ногах.
– Берли может оказаться сегодня среди приглашенных? – спросил Гектор.
Она внимательно вгляделась в него:
– Возможно. – Хотя сама в это не верила, разумеется.
– Тогда пригласи меня от своего имени. Ты можешь это сделать, Ханна?
– Могу, но неужели ты действительно хочешь сидеть в такой компании, Гектор?
– Думается, мне лучше там быть.
– Они могут быть такими наглыми… и, ну…
Гектор улыбнулся:
– Я закончу за тебя твое предложение. «А ты бульварный сочинитель, Гектор… "
– Я этого не собиралась говорить. И про тебя так нельзя сказать. Господи, никоим образом…
– Но мы оба поняли, что ты имеешь в виду.
– Ну, каким бы автором ты ни был, они все равно наглые и самоуверенные, – сказала Ханна. – И грубые, злоязычные. И их будет много, а ты один.
– У меня есть ты, – сказал Гектор, – товарищ по перу, который прикроет мне спину. И вот как я обо всем этом думаю, дорогая: не я буду за одним столом с этими учеными. Они будут за одним столом со мной.
Все случилось так быстро, что он не сумел среагировать. Ханна импульсивно наклонилась к нему. Ее губы нашли его губы. Он почувствовал, как ее язык прижимается к его зубам. Гектор обнял ее за плечи одной рукой, вторая двинулась между ее молочно-белых грудей. Его большой палец массажировал распухший сосок через тонкий хлопчатобумажный свитер.
Он отодвинулся и оглянулся, чтобы убедиться, что никто не смотрит.
– Мне не нужно было это делать, – сказал он.
– Я это сделала, – сказала Ханна. – Я этого хотела. Я хочу, чтобы ты стал частью моей жизни.
– Ты же замужем.
– Но несчастлива.
– Но замужем.
Ханна только покачала головой. С браком можно легко покончить, наверняка Гектор это прекрасно знал. Черт, о скольких женах Гектора она читала? Трех, четырех? А она уже предпринимает шаги…
Внезапно она заявила:
– Я… сказала Мэри, что возьмусь написать о ней книгу. Это не повредит моей беллетристике… клянусь… только слегка ее отложит.
Ханна вздрогнула, заметив выражение лица Гектора.
– Ох, лапочка, нет! Это худшее, что могло прийти тебе в голову. Хуже этого ты ничего не могла придумать. Сейчас не время изображать из себя…
Она закатила ему сильную пощечину. Гектор принял ее стойко. Прижал палец к губам, посмотрел на кровь на нем.
– Дорогая, – сказал он, – пожалуйста, не делай этой ошибки, не порти свою карьеру. Это тебя уничтожит… все спутает. Мэри не тот человек, с которым стоит связываться.
– Я это сделаю, Гектор. Я знаю, что поступаю правильно. Это будет книга о человеке, носящем фамилию Хемингуэй, и это будет моим стартом в художественной прозе. Я это сделаю. Лучше я, чем Ричард! Я могу заняться тем, что делаешь ты, – защищать Папу… помочь сберечь его наследие и затяжную игру, написав эту книгу.
– Это ужасная ошибка, – повторил Гектор. Щека все еще ныла.
Подбородок Ханны дрожал. Она всмотрелась в лицо Гектора, затем швырнула салфетку на свою тарелку и ушла, оставив его сидеть там и смотреть на других посетителей.
Криди прижал трубку плотнее к лицу и закрыл ее ладонью, чтобы человек в соседней будке не мог расслышать, что он говорит. Он помнил, что Ласситер говорил ему о фальшивых рукописях и ловушках в бумагах Хемингуэя. Еще он помнил, что Ласситер протянул ему выпивку.
Дальше все было как в тумане. Пустота. Но Ласситер в насмешку оставил пустую склянку на столике рядом с кроватью. Это поведало Криди обо всем. Ласситер подмешал Криди его же собственный препарат. При мысли об этом Криди снова передернуло. Один бог ведает, что Ласситер выудил из него, пока у него по венам гуляла эта дрянь. И бог ведает, чем это может для него закончиться – мозговая травма… разрастающаяся паранойя. Это зелье никогда не покидает организм до конца. Никогда.
Так что у него теперь нет другого пути – Криди вынужден будет доложить Директору, что операция «Хемингуэй», по крайней мере на данный момент, пошла наперекосяк.
Криди сказал:
– Да, я проверил все подслушки на телефонах Хемингуэя до того, как жучки были сняты. Однако нет никаких сомнений, что этот Ласситер в курсе нашей операции. Он старается определить происхождение обработанных документов, которые были подложены в бумаги Хемингуэя, обнаруженные в подвале гостиницы «Ритц» в тысяча девятьсот пятьдесят шестом году.
Гувер немного помолчал, потом проговорил:
– Я сейчас работаю с делом Гектора Ласситера. Оно на удивление толстое. Это Ласситер иногда бывал нам полезен. Он хитрый, упорный, и, хуже всего, он взбалмошный идеалист. Одним словом: он непредсказуем. Только вспомни, что он отчебучил в Нашвилле в пятьдесят восьмом! Уму непостижимо. Я все еще не могу это забыть. Подготовь убойную команду, агент Криди. Я не говорю, что мы будем его убирать, но такая необходимость может возникнуть…
После паузы он спросил:
– Есть ли какие-нибудь признаки того, что Ласситер получил другую информацию, которую Хемингуэй от нас скрывал? Возможно, он нашел письма, рукопись о… ну, обо мне, например?
Криди подумал: О том, что ты цветной. Вот что тебя больше всего интересует.
– Нет, сэр. Пока ничего. – Самонадеянный черножопый, подумал Криди.
Директор заключил:
– Тогда, возможно, идея покончить с Ласситером представляется более привлекательной. Пожалуй, я еще немного об этом подумаю. А этот профессор, которого ты используешь? Этот дегенерат-алкоголик? Думается, слишком опасно продолжать с ним возиться.
– А его жена?
– Она знает, что происходит?
– Сейчас нет. То есть я не думаю, что знает.
– Пока миссис Полсон находится в счастливом неведении, ее можно пощадить, мистер Криди.
Читать бесплатно другие книги:
