Проект «Пламя» Козловский Юрий

1

Трехэтажное здание с решетками на окнах первого этажа и красной табличкой справа от двери. Надпись на ней: «…отделение регионального управления по борьбе с организованной преступностью». Леня Зайчик потоптался на крыльце, раздумывая, не уйти ли ему от греха подальше, но пересилил себя и вошел. За дверью оказалось несколько ступенек, небольшая площадка и еще одна дверь, металлическая, с глазком, кодовым замком и кнопкой с надписью «Вызов дежурного». Леня слегка коснулся кнопки, отчаянно желая, чтобы она не сработала, и тогда ему с чистым сердцем можно будет повернуться и уйти. Не получилось. Из дырочек около кодового замка послышался металлический голос:

— К кому?

— Да мне бы… чтобы разобрались… сообщение сделать или заявить… — пролепетал Леня, моментально забыв все приготовленные по дороге слова.

— Входи! — оборвал его голос, щелкнул замок, и Леня вошел в маленький тамбур с большим застекленным проемом, за которым размещалась заставленная аппаратурой дежурка, а в ней — офицер в погонах старшего лейтенанта.

— Рассказывай, только коротко! — приказал Лене милиционер. — Паспорт с собой? Давай сюда.

Леню совершенно не смутил такой тон, потому что к нему в жизни никто не обращался на «вы». Он протянул дежурному паспорт и начал рассказывать, сначала медленно и неуверенно, потом взахлеб, потея и заикаясь. Вот в чем состояла суть истории, поведанной им стражу порядка.

Полгода назад Леня Зайчик вместе с Зинкой, с которой работал в одной бригаде и снимал одну комнату на двоих с целью экономии и приятного времяпрепровождения, решили, что так дальше жить нельзя. Даже в этом небольшом городке в семидесяти километрах от столицы зарплаты штукатура-маляра хватало только на оплату комнаты, пропитание и на раз сходить оттянуться в ночной клуб. О втором или, тем более, третьем разе приходилось только мечтать. Зинкина подруга Светка, ушедшая недавно из бригады и пристроившаяся на рынке торговать фруктами у азербайджанца Мамеда, расписала им прелести рыночной жизни и сагитировала последовать ее примеру.

Но Зайчик решил пойти своим путем. Работа наемным продавцом, пусть даже с нормальным процентом от выручки, не прельщала его. Заручившись протекцией длинноногой Светки, по всем признакам не раз побывавшей под Мамедом, Леня взял в долг у азербайджанца две тысячи долларов под процент, в четыре раза превышавший банковский, и у него же арендовал торговое место на рынке, которым Мамед владел на паях с соотечественниками. Полторы тысячи пошли на закупку первой партии товара — овощей и фруктов, а за пятьсот Зайчик купил «жигули» тридцатилетнего возраста. За Зинкину невинность он не переживал, реально оценивая ее внешность и понимая, что вряд ли кто-то позарится на нее. Про таких, как она, говорят, что они на свидания ходят со своей водкой. Когда Леню посещали подобные мысли, сразу вспоминалось: «Может, вам она как кляча, ну, а мне так в самый раз…» Но Зайчику совершенно не было обидно, он давно понял свое место в жизни и никогда не старался прыгнуть выше головы.

Как бы там ни было, но жить стало легче. Жить стало веселей. Зинка торговала, Леня подвозил на машине товар от оптовиков, в основном тоже земляков Мамеда, а по вечерам чинил железного кормильца. Денег стало ощутимо больше, но вместе с ними росли потребности. Теперь они оттягивались в клубе каждую неделю, Леня позволял себе не паленую водку, а «Немирофф», а Зинка стала пользоваться хорошей косметикой. Одна печаль омрачала жизнь — деньги были взяты на полгода, срок уже прошел, и Мамед Мамедович уже три раза напоминал о них. Вот только отдать сейчас сразу две тысячи долларов значило вернуться в исходную точку, то есть на стройку. Потому что они с Зинкой тратили все, что зарабатывали, никак не получалось у них откладывать деньги.

Леня, сам не понимая, на что надеется, на все требования Мамеда отвечал просьбой об отсрочке, хотя бы на месяц. Правда, где он возьмет две тысячи баксов через месяц, он, хоть убей, не знал. А позавчера утром, когда Леня перегружал из «жигулей» на тележку коробки с бананами и апельсинами, чтобы доставить их к Зинкиной точке, по рынку пронесся шепоток. В воротах появился Леха Башка, здоровенный белобрысый парень с огромной головой, такого же размера кулаками и полным отсутствием следов интеллекта на сработанном тремя ударами топора лице. Увидев его, Зайчик инстинктивно втянул голову в плечи, стараясь казаться как можно незаметнее.

Старожилы рынка говорили, что раньше Башка занимался боксом, но тренеры, все как один, гнали его. Цель поединка на ринге он видел не в победе, а в причиненных противнику увечьях. Не только в бою, но и на тренировке Башка получал наслаждение от пущенной противнику крови, а если ему удавалось что-нибудь сломать у жертвы — нос, скажем, или челюсть, — то он был просто счастлив. Когда последний тренер отказался с ним работать, Jlexa даже не смог примкнуть по причине своей непроходимой тупости ни к одной из местных бригад, а пристроился на подхвате у азербайджанцев, использовавших его для наведения порядка среди взбалмошного рыночного люда и вышибания долгов из таких, как Леня Зайчик.

Нюх не подвел Леню. Башка от ворот направился прямо к нему.

— Ты, что ли, Зайчик? — спросил он презрительно, всем своим видом выражая недовольство тем, что приходится общаться с таким ничтожеством.

— Я, — прошептал Леня, внезапно потеряв голос, и неожиданно пукнул.

— Ты Мамеду две штуки баксов должен? — Слава богу, кажется Леха не услышал.

— Да, но я… — попытался оправдаться Леня, но Башка его не слушал.

— Послезавтра в пять часов приносишь сюда две штуки и еще двести баксов штрафа, — грозно сказал он, упершись в Леню пустыми водянистыми глазами. — Не принесешь, я из зайчика гуляш буду делать!

Башка громко заржал, довольный собственной остротой, и ушел в полной уверенности, что Леня не посмеет ослушаться.

Два дня Зайчик провел в мучительных раздумьях, а утром третьего, назначенного Башкой для уплаты долга, решил перехитрить и его, и самого Мамеда, подключив к разборке милицию. Пошел он не в горотдел, а в УБОП, где, как ему рассказывали, служили самые отмороженные менты.

Все это Леня сейчас и выложил дежурному, конечно не так связно, а косноязычно, заикаясь и старательно обходя вопрос о реально существующем долге, напирая при этом на страшные угрозы Башки. Дежурный дал ему прочитать и подписать написанное им от Лениного имени заявление, к удивлению Зайчика уместившееся на одном листе, потом куда-то позвонил. Через две минуты в дежурку вошел высокий мужик с коротко стриженной круглой головой.

— Витек, поговори с пареньком, — сказал ему дежурный, протянув заявление. — Это по вашей, кажется, части.

Тот быстро пробежал глазами бумагу и сказал Лене:

— Пошли что ли… Зайчик!

Они поднялись на второй этаж и вошли в кабинет. Около окна стоял невысокий человек в гражданском, от одного взгляда на которого Лене стало страшно. При росте не больше чем в метр шестьдесят ширина его плеч и торса больше подошли бы двухметровому гиганту, а бицепс был толще Лениной ноги в самой толстой ее части.

Лене снова пришлось рассказывать все с самого начала. Высокий открыл толстый альбом, полный фотографий, и спросил:

— Этот?

— Да, это он, Башка! — обрадовался Зайчик.

— Вот и отлично! Его давно пора закрывать! Значит, слушай сюда. Этот диктофон мы сейчас приклеим пластырем тебе на брюхо, а микрофон выведем поближе, чтобы лучше записалось… Вот так, отлично! Мы ваш разговор запишем, а когда отдашь ему деньги, тут мы его и хлопнем. Давай деньги, надо их пометить.

— А где я их возьму? — поскучнел Леня.

— Что, у тебя их нет? — деланно удивился милиционер. — Ну ладно, мы тебе дадим.

Он открыл сейф, достал тоненькую пачку долларов, положил на стол.

— Эти баксы не простые, — сказал он, — а меченые. Смотри!

Он посветил на деньги фонариком, дающим мертвенный синий свет, и в нем на каждой бумажке высветились слова «дань вымогателю».

— Но тут же всего пятьсот, а Башка требует две двести. Он меня убьет! — пригорюнился Леня.

— Не убьет, скажешь, что остальное завтра принесешь. И мы будем рядом. В общем, ровно в пять подруливай на рынок.

Когда Зайчик вышел из кабинета, молчавший до этого широкоплечий коротышка сказал высокому:

— Понял, каков ухарь? Решил с нашей помощью с долга соскочить! Да ладно, хрен с ним, главное, мы Башку надежно закроем, палку хорошую срубим. Хорошо бы, чтобы он ухарю челюсть сломал, для надежности. Вымогательство еще доказывать надо, а от тяжких телесных он уже не открутится.

— Скорее всего, так и будет, — успокоил его высокий. — У Башки это коронка — челюсти ломать. Главное, выждать, не появиться раньше времени. Ну что, я вызываю ребят из СОБРа?

В назначенный час Леня стоял на изрядно опустевшем к этому времени рынке. На улице было жарко, но его колотил озноб. Чем больше опаздывал Башка, тем страшнее ему становилось. А тот появился на пятнадцать минут позже, как бы подчеркивая этим свое презрение к Зайчику.

— Принес?

Леня только кивнул, не в силах сказать хоть слово.

— Пошли, — приказал Башка и зашагал в глубь рынка.

Леня молча поплелся за ним, оглядываясь по сторонам и не замечая никакого присутствия милиции, отчего ему стало еще страшнее. Вскоре они подошли к стоявшему на задах ряду контейнеров, в которые на ночь закрывали товар. Башка открыл своим ключом один из них и завел туда Зайчика. Контейнер, оборудованный вдоль стенок стеллажами, был пуст.

— Давай! — Башка протянул руку, и Леня вложил в нее скрученные в трубочку баксы.

Башка развернул деньги, посмотрел долгим тяжелым взглядом на Зайчика и медленно проговорил:

— Ты кого лечишь, микроб? — Он недавно услышал в рекламе по телевизору это умное слово, и оно ему понравилось. — Тебе было сказано принести деньги?

— Так Я принес! — пролепетал Леня.

— Это? — презрительно скривился Башка, помахал долларами у Зайчика под носом и спрятал их в карман. — Ты считаешь, что это бабки? Я же сказал — две двести. Ты не понял. Я сказал, что будет больно. Я не шутил.

Огромный веснушчатый кулак Башки почти без замаха впечатался в подбородок Зайчика. От этого удара легковесный Леня отлетел на другой конец контейнера, стукнулся затылком о стальную раму стеллажа и затих.

В этот момент в контейнер ворвались трое одетых в камуфляж автоматчиков с черными вязаными масками на лицах и мгновенно уложили Башку на пол. Следом зашли высокий и широкоплечий. Пока собровцы надевали на задержанного наручники, широкоплечий подошел к лежавшему без признаков жизни Зайчику, потряс его за плечо и сказал:

— Ну, все, все уже, вставай!

Зайчик молчал. Широкоплечий потряс еще и сказал страшным шепотом:

— Так он же того… готов! — И, метнувшись к Башке, изо всех сил двинул его ногой в бок, отчего у того из горла вырвалось глухое кхеканье. — Сука, ты же его замочил! Витек, мы же теперь не отпишемся — у нас на задержании потерпевшего грохнули!

— Ладно, не впервой! — успокоил его высокий и пнул Башку в промежность.

Башку били всю дорогу до отдела, чтобы поскорее привести в нужную для первого потрошения кондицию. В кабинете широкоплечий не рассчитал силы и добавил такой удар в солнечное сплетение, что Башка скрутился в комок и непроизвольно опорожнил мочевой пузырь. Кое-как отдышавшись, он понял, что дальше будет еще больнее, и прохрипел:

— Начальник, завязывай пи…ть, и я тебе страшных людей сдам…

— Да кого ты сдать можешь, дебил? — отмахнулся высокий.

Но широкоплечий отнесся к словам Башки серьезнее:

— Ну, давай, выкладывай! Только учти, если будешь гнать пургу…

— Нет, начальник, сука буду! Это настоящие колдуны, правду говорю, и главный у них какой-то иностранец, немец вроде. Я случайно подсмотрел. Хуже, чем в ужастиках…

2

На эту семейку Карл Вайсман, западный банкир и мультимиллионер, натолкнулся совершенно случайно, ужиная в одном из самых фешенебельных московских ресторанов, известном своей чопорностью и строгим отношением к внешнему виду клиентов. Увидев сидящих неподалеку от него пятерых шумных субъектов уголовного вида, он был очень удивлен, каким образом эта компания просочилась сюда сквозь строй бдительной охраны, но, приглядевшись с использованием особого зрения, понял причину такого грубейшего нарушения. Все пятеро принадлежали к той же породе, что и он сам (Вайсман никогда даже мысленно не употреблял слово «мутанты», бывшее в их среде оскорбительным ругательством), и поэтому их не смогли бы задержать не только ресторанные «секьюрити», но даже охрана ракетной базы.

Старший из пятерки, седовласый жилистый старик с синими от наколок руками, истинный возраст которого Вайсман опытным взглядом определил лет в сто сорок, тоже почуял присутствие себе подобного и, стараясь не привлекать лишнего внимания, заскользил взглядом по залу. Карл едва успел использовать «завесу невидимости» и прикинуться обычным клиентом ресторана. Осмотрев зал, седой вроде бы успокоился, но время от времени бросал в разные стороны настороженные взгляды.

Остальным, как увидел Карл, было примерно от тридцати до девяноста лет, все они были копиями старика — такие же сухощавые, жилистые, с хлещущей через край жизненной энергией. И все они были его сыновьями. Поняв это, Карл чуть не подавился кусочком ветчины. За всю зафиксированную историю породы не было ни одного случая, чтобы генные изменения оказались наследуемыми и у породистого отца родился такой же сын. Ни одного. А тут — целых четыре, верь или не верь своим глазам.

Стараясь действовать незаметно, Вайсман легкими прикосновениями к сознанию пятерки постарался определить их ментальный потенциал. Самым сильным он оказался у младшего из сыновей, но Карл с гордостью констатировал, что тот все равно не достигает его уровня… Правда, от самого себя он постарался скрыть, что его преимущество состоит лишь в том обучении, что он прошел еще в юности, и в огромном опыте, приобретенном с возрастом. А эти пятеро были дикими, неорганизованными, и даже способом существования для себя они избрали преступную деятельность, принявшую в российских условиях последних лет форму, способную ввести в ступор даже привычного к ужасам окружающей жизни обывателя.

С каждым из пятерых по отдельности Карл сумел бы справиться, но, объедини они усилия… Вайсман даже вздрогнул от такого предположения. Счастье, подумал он, что они сами не знают, на что способны вместе, иначе смогли бы поставить на уши эту страну. И все же находка была неоценима для ложи. Во-первых, определив правильный подход к этой дикой пятерке, можно было провернуть множество сложнейших дел, а во-вторых, проделав тщательную генетическую экспертизу, чем черт не шутит, добиться наследования паранормальных способностей, да еще с заданными качествами. Да, необходим именно правильный подход, чтобы не спугнуть постоянно настороженную семейку и не заставить их действовать сообразно с выработанными ими представлениями о собственной безопасности.

Поняв, чем занимается зловещая семья, Карл знал теперь, где искать этих людей, и поэтому не стал сразу налаживать с ними контакт. Завершив ужин, он, так и не открывшись перед ними, ушел из ресторана. С сообщением об удивительной находке руководству он решил повременить. Торопливость не приводит к успеху, и сначала нужно было разобраться во всем самому.

Пантелей никогда никому не рассказывал о том, что довелось ему увидеть в сибирской тайге, но чувствовал, что те чудеса не прошли бесследно. Что-то изменилось у него внутри, но что именно, он долго не мог понять. Разобрался в себе он только в девятьсот пятнадцатом, когда его маруха Нюрка разрешилась от бремени мальчиком, в котором Пантелей сразу определил свою, колдовскую породу. Раньше у него уже случались дети, одних он признавал и даже иногда баловал деньжатами, других никогда не видел. Но в одном он был уверен — все они были обыкновенными детьми, без малейшего признака необычных способностей. Такое произошло впервые.

В родной Ростов-на-Дону Пантелей вернулся только в двадцатом, когда узнал, что штабс-капитан Корж, его извечная головная боль, сметен революционной волной, уйдя то ли в небытие, то ли в эмиграцию, что в те времена практически означало одно и то же — навсегда. Сына у Нюрки, ставшей к тому времени гулящей шлюхой, он забрал и определил в один из детских приютов, которые в изобилии открывали большевики. Видя, какие нравы царят в этих приютах, Пантелей не сомневался, что через десяток лет он заберет оттуда мальчишку готовым «Иваном». Другое будущее для сына он даже не планировал. И оказался прав. В тридцатом юный Никита угодил в колонию для малолетних, а еще через несколько лет Пантелею пришлось специально сдаться властям, чтобы попасть в исправительно-трудовой лагерь. Никто и не догадывался, скольких ухищрений стоило ему, чтобы это оказался именно тот лагерь, где отбывал уже второй срок Никита, осужденный за дерзкое ограбление кассы крупного московского завода.

Парнишка оказался хорошим сыном и достойным учеником. В тридцать девятом в лагере под Вологдой, несмотря на молодость, его короновали вором, всего через три года после отца, который, став признанным иваном еще до революции, втайне посмеивался над новоприобретенным званием. Вот только рассказывать про это он не мог — кто поверит, что Пантелею пошел восьмой десяток? Именно из-за этого Пантелею сразу после войны пришлось имитировать свою гибель на лесосплаве и навсегда исчезнуть из поля зрения ищеек НКВД. Еще через двадцать лет, уже при правлении лысого тезки, так же пришлось поступить Никите, который стал привлекать излишнее внимание органов тем, что в пятьдесят лет выглядел не больше чем на тридцать.

Стасу, Климу и Олегу, появившимся на свет от разных матерей соответственно в сорок седьмом, пятьдесят девятом и семьдесят восьмом годах двадцатого века, баланды хлебать уже не пришлось. Они ни разу не привлекли внимания правоохранительных органов, хотя отнюдь не были ангелами. Все трое оказались одной породы и, вырастая, были привлечены к делу отцом и старшим братом. Архивы управлений внутренних дел в разных городах до сих пор хранили незакрытые дела о таинственных кражах и загадочных ограблениях, где преступники не оставили ни малейшего следа. Был даже один случай, который милиция особенно не хотела предавать огласке. Тогда, будто насмехаясь над органами, неизвестные грабители прямо из кассы одного из районных отделов умыкнули полученную на весь отдел зарплату. Кассир вышел из кассы буквально на несколько минут, чтобы отнести жалование начальнику отдела в кабинет, коридор был полон жаждущими денег сотрудниками. А когда кассир вернулся, сейф оказался пуст, хотя другого входа в помещение кассы не было.

Разгневанные милиционеры чуть не разорвали кассира на куски, но вынуждены были признать, что тот ничего не выносил из помещения, а деньги были получены в основном мелкими купюрами и с трудом вмещались в большую сумку. Этот случай вошел в мифологию органов внутренних дел, весьма небогатую на сверхъестественные события. В милиции служат в основном люди реалистичные, не любящие отрываться от земли. А преступление так и осталось нераскрытым.

Ни у одного из сыновей не сложилась нормальная семья, хотя дети были у всех. К огорчению Пантелея, ни один из внуков не унаследовал его родовых признаков, все они росли обыкновенными детьми. Старый вор понял, что династия ограничится ими пятерыми, и на этом успокоился, навсегда потеряв интерес к женщинам.

Когда младший, Олег, единственный из сыновей старого Пантелея окончил институт и стал входить в силу, деятельность семьи претерпела существенные изменения. Олег бурлил новыми идеями по извлечению наличности из карманов сограждан. Зачем, убеждал он отца и братьев, воровать и грабить? Обладая такими способностями, они без особого труда могут заставить лохов самих приносить им деньги. Выслушав множество вариантов, Пантелей склонился к одному, наиболее, на его взгляд, реальному.

Теперь они перенесли свою деятельность в Москву. Просматривая тысячи объявлений, находили одиноких людей, желающих продать квартиру, после чего кто-то из пятерых играл роль покупателя. В нотариальной конторе внушали и продавцу, и нотариусу, что деньги за квартиру уплачены в полном объеме, и нотариус заверял сделку. А после выхода из конторы счастливого продавца лишали памяти, вывозили далеко за пределы Москвы и отправляли бродить по дорогам России, пока, в лучшем случае, он не попадал в психиатрическую клинику. А квартиру спустя некоторое время продавали. Цены на недвижимость росли, но спрос не уменьшался.

Но не со всеми клиентами проходило гладко. Находились такие, кого никак не удавалось лишить памяти. Их убивали, а тела зарывали недалеко от элитного поселка, где Клим построил себе шикарный коттедж. Там, на местном кладбище, у них был прикормлен работник, специалист по рытью могил. У него всегда имелись в запасе несколько заранее выкопанных ям, и никто не мог помешать ему по просьбе хороших людей за достойную оплату ночью углубить какую-нибудь из них на метр, чтобы закопать привезенное ими тело. Как правило, ночное происшествие быстро забывалось, но деньги-то оставались!

Братья во главе с отцом, старым Пантелеем, постоянно держали круговую оборону, отслеживая нездоровое чужое внимание, особенно со стороны милиции, и моментально пресекали его потоками массированного внушения. А Олег вынашивал все новые идеи, уверяя отца и братьев, что пришла пора выходить на качественно новый уровень. На вопросы, что он придумал на этот раз, он только загадочно улыбался и говорил, что скоро они заткнут за пояс самого Абрамовича вместе с его миллиардами. Но мечты мечтами, а деньги деньгами, и пока приходилось довольствоваться «риэлтерской» деятельностью.

В конце июля им попался очередной «неподдающийся», которого не удалось лишить памяти. Пришлось на ночь глядя везти его в Подмосковье, внушив, что он едет смотреть новое жилье, переданное ему бесплатно благородным покупателем взамен проданной квартиры. Около кладбища его без особых церемоний пристукнули и перекинули тело через забор, где уже ждал вызванный по мобильнику могильщик. Пятеро заказчиков оставались на месте, пока работа не была завершена. А когда могильщик получил причитающиеся ему деньги и исчез в темноте среди неровных рядов новых и старых памятников, на сцене появилось новое действующее лицо.

Увидев непонятно откуда возникшего человека, все пятеро мгновенно сориентировались и почти одновременно атаковали нежелательного свидетеля мощным мысленным ударом, способным отправить в глубокий обморок самого сильного человека. Но Карл Вайсман, а это был именно он, не был человеком в общепринятом понимании этого слова, кроме того, он приготовился к атаке, поэтому ему удалось, правда с огромным трудом, отбиться от нападающих и устоять на ногах. Больше того, пока они, разинув рты, смотрели на такое чудо, Карл сам атаковал семейку, заставив их застыть, кто где стоял, в самых нелепых позах.

Он сильно рисковал, придя на кладбище один, но подстраховать его было все равно некому. Если бы родственнички догадались, что, объединив усилия, могут стереть противника в порошок и зарыть тут же, они немедленно сделали бы это. Поэтому Карл, не теряя времени, стал развивать успех. Для этого он использовал старый, испытанный еще на сатанистах способ — левитацию. Вайсман умел внушать даже людям своей породы, что поднимается над землей, невысоко, всего на полметра, но и этого обычно хватало, чтобы произвести нужное впечатление. А если окутаться при этом сполохами алого пламени, то такое зрелище приведет в трепет кого угодно.

Столь внушительное представление проняло не только сыновей, но и опытного, циничного, привыкшего ко всему Пантелея. Во всяком случае, когда Карл снял с них невидимые оковы, никто из них не повторил попытки нападения. Не давая им времени опомниться, Вайсман произнес звучным голосом:

— Господа, вы поняли уже, что ничем не сможете мне повредить. Но я не враг вам, а наоборот. Я нуждаюсь в вашей помощи. Господин Пантелей, вы живете уже почти полтора века и умеете различать подобных себе. Подтвердите, что мы с вами одной породы!

— Был уже один, такой же породы, на семь лет на каторгу определил! — не очень любезно пробурчал Пантелей. — Говори лучше, что нужно!

— Вот это уже достойный разговор! — обрадовался Карл. — Повторяю, я нуждаюсь в вашей помощи, и оплачена она будет так, что вы останетесь довольны. Я швейцарский гражданин, банкир и контролирую миллиарды долларов…

— Погоди! — перебил его Клим. — Не в жилу как-то терки о миллиардах на кладбище тереть! Поехали лучше ко мне на фазенду, это рядом.

Вайсман размышлял недолго. Он понял, что его предложение заинтересовало жадных до денег бандитов и, по крайней мере, до выяснения подробностей они не будут предпринимать попыток убить его. Поэтому он без колебаний последовал за ними, но вдруг остановился:

— Тише! Кажется, там кто-то есть!

Пантелей поводил из стороны в сторону крупным хрящеватым носом с вывернутыми ноздрями, будто принюхиваясь, и ответил:

— Собака. Их здесь полно.

Но он ошибся. Это была не собака. Всего в нескольких метрах от них, на соседней могилке, скрытый вымахавшей по пояс травой, уже целый час умирал от страха Леха Башка. Еще до наступления темноты он приволок сюда пьяную шалаву, чтобы отодрать ее тут со всем усердием. Ну что поделаешь, любил Леха экзотику! Пока барахтались в траве, стемнело, тут-то и появились эти страшные люди. Как ни туп был Башка, а все же сообразил, что с таким количеством народа ему не справиться. Кроме того, как многие примитивные личности, он обладал обостренным чутьем на опасность, а от этих людей леденящей волной исходила смертельная угроза. Башка с удовольствием уполз бы подальше и сбежал куда глаза глядят, но для этого нужно было натянуть трусы и брюки, а сделать это бесшумно он не мог.

Когда зазвенела лопата и зашуршала сбрасываемая в могилу земля, Башка коротким, но точным ударом в подбородок отправил лежащую под ним шалаву в глубокий нокаут, чтобы не вякнула не вовремя, и затаился, вслушиваясь и всматриваясь в происходящее. Когда появившийся немец зачморил пятерку ведьмаков и поднялся над землей, окутанный пламенем, Башка чуть не заорал от страха. Еще один страшный миг пришлось пережить, когда немец почуял его присутствие. Наверно, он в тот момент действительно мало чем отличался от перепуганной собаки. Это его и спасло.

Когда один из них упомянул о расположенной неподалеку фазенде, Башка вгляделся в его лицо, освещенное мертвенным светом полной луны, и понял, что знает этого человека. Его коттедж стоял напротив коттеджа Мамеда, и Башка несколько раз видел его, когда приходил к хозяину за указаниями или приносил выбитые у клиентов деньги.

Выждав с полчаса после ухода наводящей ужас компании, Башка быстро натянул штаны и, бросив шалаву, у которой даже не спросил имени, — проспится, сама уйдет, — кинулся к выходу, спотыкаясь и падая.

Он ни словом не обмолвился никому о том, что видел на кладбище, и не сдержался только в ментовке, когда стало очень больно.

3

— Лейла, ты даже не представляешь себе, как много тебе удалось сделать! — сказал Сергей Жуковский, с трудом возвращаясь в реальность.

Только что ему удалось казавшееся ранее невозможным. Пусть не напрямую, а опосредованно, через два промежуточных сознания, Сидорина и Лейлы, но он сумел заглянуть в потаенные мысли самого Фотиева. Иван Матвеевич не видел необходимости закрываться от находящегося в его власти Роберта и просчитался. Сидорин утратил способность сознательно воспринимать мысли на расстоянии, но она сохранилась у него в подкорке, и снятый Лейлой образ Ивана Матвеевича нес отголоски его сознания, которые и удалось прочитать Сергею. Информации эти отголоски содержали немного, зато он понял, в каком направлении надо действовать.

— Друзья мои, — обратился он к присутствовавшим здесь же китайцам, — мне обязательно нужно встретиться с главой вашей Семьи бессмертных. От этой встречи зависит слишком многое. Скажите, вы можете связаться с ним?

— Конечно, — ответил «Владимир Петрович». — Мы в любой момент можем связаться с уважаемым господином JIao. Но не могли бы вы обосновать цель встречи?

— Прошу простить меня, — ответил Жуковский, — но это не моя тайна. Передайте уважаемому господину Лао, что в случае его отказа прервется наследие древних. Он поймет.

— Хорошо. Мы все сделаем. Нужен только компьютер с выходом в Сеть.

Ждать пришлось недолго. Вскоре китаец сообщил, что уважаемый господин Лао готов встретиться с господином Жуковским. К сожалению, дела не позволяют уважаемому господину Лао покидать Китай даже на короткое время, поэтому он приглашает господина Жуковского приехать в приграничный город Хэйхе, где глава Семьи будет ждать гостя в течение трех дней.

Сергей в сопровождении обоих китайцев и Степана, заявившего, что Жуковский никуда не поедет без него, оказался в Благовещенске уже на следующий день. В тот же день они переправились на пароме через Амур. На той стороне китайские пограничники, кланяясь до земли, — что уж там внушили им Владимир Петрович с Александром Ивановичем? — поставили им в паспорта печати и проводили до выхода, где всю компанию ждал вместительный микроавтобус.

Еще на пароме с лицами обоих китайцев произошла неуловимая метаморфоза, изменившая их национальную принадлежность. Кроме этого, Сергей заметил исчезновение из их аур непонятных багрово-красных участков, подобных которым ему не приходилось видеть ни у кого больше. «Владимир Петрович» уловил суть его безмолвного вопроса и сказал:

— Покидая Китай и отправляясь туда, где Семья не может оказать своим детям помощи, каждый из нас проходит процедуру получения дара безболезненной смерти.

— Так что, вы готовы были?.. — Сергей поразился, насколько спокойно говорил китаец о таких страшных вещах.

— Да, в любой момент. Если бы возникла опасность, противостоять которой мы не смогли бы.

Жуковский удивленно хмыкнул в ответ и не стал больше ни о чем спрашивать.

Молчаливый водитель привез их в небольшой ресторан, где уже исходился «уважаемый господин Лао» — седовласый сухощавый мужчина на вид лет шестидесяти. Кроме него и обслуживающего персонала, в зале больше никого не было. Поприветствовав пришедших на чистом русском языке, Лао пригласил Сергея присесть рядом с собой, а всех остальных вежливо, но непреклонно попросил перейти на другой конец зала, где для них был накрыт стол.

Оказавшись рядом с главой китайской Семьи бессмертных, Жуковский понял, что впервые видит перед собой человека, не уступающего ему по силе и ментальным способностям. Только неизмеримо более опытного, потому что возраст господина Лао вплотную приблизился к тысяче лет. Господин Лао был сильнее самых могущественных людей духа, которых знал Жуковский, — Фотиева, Захара и, возможно, даже старца Даниила. Но в этой мощи, которую он не только не скрывал от Сергея, а, наоборот, открыто демонстрировал, не было ничего враждебного. Если только Лао не был способен обмануть его, в чем Сергей сильно сомневался, то он излучал приветливость и доброжелательность.

— Я знаю, кто вы такой, господин Жуковский, — заговорил глава Семьи. — Догадываюсь и о вопросе, который вы хотите мне задать.

Сергей заметил, что при первых же словах столик, за которым они сидели, оказался накрыт невидимой полусферой ментальной защиты. Оценив ее непроницаемость, он понял, что добавлять свою нет необходимости. Тем временем господин Лао продолжил:

— Я, как и вы, тоже впервые в жизни вижу человека, равного себе по силе, а может быть, и превосходящего меня. И удивлен, почему такой человек не возглавляет свой орден.

— Это долгая история, — смутился Сергей. — Во-первых, я слишком молод для такого ответственного поста, во-вторых, не принадлежу ни к ордену, ни к клану отшельников, стараюсь держаться подальше от их дел. Только крайняя необходимость привела меня сейчас в их ряды.

— Как мне это знакомо! — улыбнулся господин Лао. — Все мы в определенный период жизни проходим через что-то подобное. Это как детская болезнь становления личности. Хочется держаться над схваткой, не касаясь грязи окружающей жизни. Не так ли? Но вот беда, судьба постоянно оказывается сильнее нас, и приходится вставать на предначертанный путь. Вот и вам она уготовила путь стража огня.

— Откуда вы знаете? — Сергей даже вздрогнул, решив, что Лао каким-то образом проник в его мысли.

— Наши предки с Божьей помощью предвидели будущее на многие тысячелетия вперед, — ответил глава Семьи. — А я прожил достаточно долго, чтобы научиться получать необходимую мне информацию.

— Значит, вы сможете помочь мне? — обрадовался Жуковский.

— Лишь отчасти, — ответил господин Лао. — Ответ на главные вопросы вы должны найти самостоятельно. Смотрите!

И господин Лао приоткрыл часть своего сознания, совсем небольшую, но и этого хватило Сергею, чтобы осознать космическую грандиозность того, к чему ему довелось прикоснуться. Длилось это недолго. Убедившись, что Жуковский усвоил информацию, господин Лао спросил:

— Теперь вы поняли, почему и «центр управления», и своего предателя вы должны искать самостоятельно?

Сергей кивнул, понимая, что все уже сказано и ничего сверх этого он не узнает. Но он решил продолжить беседу, чтобы прояснить некоторые интересующие его детали:

— Скажите, а как удалось вашей Семье избежать раскола, подобного тому, что случился у нас?

— Просто нам нечего было делить, — охотно ответил господин Лао. — Мы всегда свято соблюдали одно правило — не вмешиваться в жизнь людей. При своей численности и жизненной энергии они сами отлично справляются со всеми сложностями. И история постоянно доказывает правоту этого закона. Единственное исключение из него — мы должны сохранить Китай, причем сохранить его в нынешних границах. Это было завещано нам великими предками. Поэтому, стоит появиться воинственному вождю, которому становится тесно в рамках своей страны, и мы немедленно вмешиваемся и укорачиваем ему руки. Подобное за тысячи лет случалось не раз.

— Судя по этим принципам, — сказал Сергей, — вам ближе по мировоззрению наш клан, нежели орден миссионеров, который постоянно порывается наставить человечество на путь истинный.

— Может быть, может быть… — задумчиво ответил господин Лао. — Все мы слишком разные, хоть и сотворены одним Создателем. Оттого Он и обратил свой гнев на нас, что не могли мы найти общего языка. Простите, я нарушаю законы гостеприимства! — спохватился он и указал на уставленный экзотическими блюдами стол. — Угощайтесь!

Жуковский любил китайскую кухню и в Магадане частенько заходил в какой-нибудь из нескольких открытых там китайских ресторанчиков. Поэтому он не стал заставлять себя уговаривать и, вооружившись деревянными палочками, которыми научился пользоваться еще несколько лет назад, приступил к обеду.

— Теперь, когда мы познакомились, — сказал господин Лао, когда тарелки опустели, — вы можете всегда обращаться ко мне за помощью. Я буду рад встретиться с вами. А при срочных обстоятельствах вы в любой момент можете найти меня. — Он протянул Сергею матовую визитку с иероглифами и русским текстом, говорящим, что господин Лао занимает пост главы торговой компании в столице страны.

Жуковский понял, что аудиенция окончена, почтительно распрощался и, подав знак Бойцову, вышел из ресторана. Водитель микроавтобуса ждал, и они вместе с Владимиром Петровичем и Александром Ивановичем отправились в обратный путь. Перед посадкой на паром оказалось, что китайцы не едут с ними, а остаются на родине.

— Мы свое дело сделали, — объяснил Владимир Петрович, — помочь вам мы ничем больше не можем. Господин Лао верит, что вы сами справитесь с создавшейся ситуацией.

— Будем надеяться! — ответил Жуковский. — Что нам остается?

Они пожали друг другу руки, и Сергей с Бойцовым взошли на паром. Глядя на возвышающиеся на китайской стороне Амура современные здания, Степан задумчиво произнес:

— Наверно, правду говорят, что за этим народом будущее. Ведь недавно еще здесь была лишь небольшая деревня. Город построили в один момент, как только началась приграничная торговля и китайцы поняли, что здесь можно будет делать деньги. Боюсь, что если так пойдет дальше, то весь Дальний Восток окажется в роли торгового агента Китая. А наши и не шевелятся! За державу обидно!

Жуковский промолчал, потому что ему нечего было возразить Степану.

4

— Вы прямо внештатным сотрудником у меня стали, Захар Фомич, — рассмеялся Романов, услышав в телефонной трубке предложение старого цыгана встретиться. — Как только у меня возникают затруднения, вы тут как тут. Так я могу и расслабиться! Приезжайте, конечно, я всегда рад вас видеть.

Захар появился в кабинете Романова ровно через полчаса, как всегда безукоризненно одетый и бодрый, так что генерал, у которого стали возникать проблемы со здоровьем, даже слегка позавидовал ему. После обмена приветствиями Захар спросил:

— Ну как, копаете под фирму «Арбалет» или снова вам не дают этого делать?

— Как вам сказать? — Романов давно уже понял, что скрывать что-то от этого человека не имеет смысла. Если уж он завел о чем-то разговор, значит, наверняка владеет всей информацией по теме. — Такого мощного сопротивления, как раньше, уже нет. Но чувствуется, что кто-то крепко измазался в дерьме, то есть в связях с «Арбалетом», и теперь прилагает все усилия, чтобы эти связи не вылезли наружу. В самой фирме идет непонятное шевеление, похоже, что рубят концы. Без вести пропал заместитель директора, срочно уехали за границу и затерялись там несколько человек из рядового исполнительского состава.

— Заместителя можете не искать, — успокоил генерала Захар. — Черти уже подсаживают его на сковородку. А отправился он туда по воле своего непосредственного начальника. Что до разбежавшихся убийц, то, если они будут вам нужны, вы только скажите, и они сами вернутся в страну.

— Я не раз убеждался в вашем всемогуществе, — рассмеялся Романов, — но не знал, что оно распространяется за пределы России!

— Цыгане многое могут! — уклончиво ответил Захар. — Но это не главное, что я хотел вам сказать. Помните, я говорил вам, что нас обоих заказал бывший олигарх Роберт Сидорин?

— Конечно. Но вы умолчали, где он прячется.

— Зато могу сказать, где он теперь.

— И где же?

— В камере предварительного задержания центрального отделения милиции. Вчера вечером наряд ППС задержал его за совершение хулиганских и оскорбительных действий по отношению к супруге атташе посольства одной из стран Ближнего Востока. Попросту говоря, он чуть не изнасиловал ее прямо на Тверской. Сейчас его зовут Альберт Коновалов, и если вы хотите его увидеть…

Он не сумел договорить, потому что Романов жестом остановил его и уже набирал номер на трубке. Отдав распоряжение, генерал спросил Захара:

— Что это с ним случилось? Ну ладно, он и раньше отличался сексуальной неуемностью, мы даже хотели прихватить его на малолетках, да не удалось. Сейчас это вроде как и преступлением не считается, чуть не половина верхушки этим грешит. Но чтобы прямо на улице, да еще с женой иностранного дипломата…

— Может быть, его на экзотику потянуло? — пожал плечами Захар.

…Роберт проплакал на диване долго, с полчаса. Потом пришел в себя, кое-как привел лицо в порядок и постарался собраться с мыслями. Понятно было только то, что недавно ему было очень хорошо, а сейчас стало очень плохо. Рухнули скрепы, созданные Фотиевым и поддерживающие его все последние годы. Теперь он ненавидел Ивана Матвеевича настолько, насколько вообще способен ненавидеть человек. Почему это случилось с ним, Сидорин не понимал и даже не задумывался об этом.