Проект «Пламя» Козловский Юрий
— Вот и отлично! Тебе представится такая возможность. А еще лучше будет, если начнется бойня между ними и мутантами, которые тоже скоро будут здесь. В этом случае не вмешивайся, жди, чем кончится дело. Главная твоя задача — не допустить, чтобы кто-то из них, особенно Жуковский, проник через вход следом за мной. Хотя бы до того, как я все сделаю.
— А как я узнаю, что все кончено? — поинтересовался Барков.
— Это ты ни с чем не перепутаешь, — усмехнулся Иван Матвеевич. — Обещаю.
Он встал в центр круга, прикрыл глаза и через полминуты сообщил:
— Все, мне пора, они уже на подлете.
Дав Баркову последние наставления, Фотиев выбрался из пирамиды, сел в машину и помчался к старому мусульманскому кладбищу. Уже стемнело, и по всему комплексу пирамид засияли огни подсветки, выхватывая из темноты то фигуру Сфинкса, то отдельные храмы, то ярко освещая в угоду туристам сразу весь комплекс. Из репродукторов доносились слова на разных языках, включая русский, рассказывающие о достопримечательностях плато Гиза. Но Иван Матвеевич не обращал на все это внимания. У него оставалось всего три часа. Прятаться больше не было смысла, и он не стал тратить силы на маскировку. Все равно проклятый Жуковский, это исчадие ада, знает, куда Фотиев направляется. Знает, но не успеет, даже если ему удастся прорваться мимо стража входа. А это у него не получится, потому что страж при исполнении своих обязанностей использует страшную мощь древних знаний…
Когда Жуковский увидел Лейлу и свою дочь, было уже поздно что-то предпринимать. Самолет уже оторвался от земли и набирал высоту. Не будь этого, разъяренный Сергей вышвырнул бы обеих из салона.
— Господи, да что же это такое? — возмущенно выговаривал он Лейле. — Ну ладно, эта соплюшка, у нее еще ветер в голове, но ты-то должна понимать, что такое дисциплина!
Настя молчала и прятала лицо, чтобы отец не увидел на ее лице улыбку, которую она не могла скрыть, как ни пыталась. А Лейла с невозмутимым видом выслушала Сергея и спокойно ответила:
— Я отлично знаю, что такое дисциплина, но также хорошо знакома с понятием долга. Формально ты не член ордена и не можешь отдавать мне приказы. А я миссионер со стажем больше столетия и принимала участие во многих опасных операциях. Ты знаешь, что я долго работала за границей, в том числе и в Каире, причем совсем недавно. В тамошней полиции у меня полно знакомых. Поэтому не исключаю, что вдвоем с Настей мы сможем сделать то, на что не способны вы все вместе. Ты не подумал об этом? Кроме того, как ни неприятно это говорить, но если мы не справимся с задачей, то среди пирамид будет безопаснее, чем в России.
Вспомнив про оставшуюся дома Веру, Жуковский прикусил язык. Лейла была права в том, что останавливать Фотиева нужно, не считаясь с потерями. Он пробурчал:
— Чтобы на рожон не лезли! Будете держаться за нами. И откуда вы только здесь взялись на мою голову?
— А это было вовсе не трудно! — наконец открыто улыбнулась Настя, не обидевшись даже на «соплюшку». — Пока вы там бомбу разыскивали, мы отвели глаза охране и нашли чартер до Каира. Такой оказался всего один, вот мы и ждем вас здесь уже полтора часа.
До Каира оставалось меньше часа полета, и Жуковский снова принялся прощупывать пространство. Баркова он обнаружил быстро, в районе пирамид, но Фотиева нигде поблизости не было. Сергей расширил круг поиска, но безрезультатно. А ведь этого не могло быть, не мог Иван Матвеевич находиться где-то далеко, слишком острым было ощущение опасности.
Он снова вернулся мысленным взглядом в Гизу и увидел, что за это время Барков исчез из поля зрения. Только что был — и вдруг не стало! У Сергея появилось смутное подозрение, через несколько минут сменившееся полной уверенностью. Как раз в этот момент Фотиев, используя силовые линии, коснулся ментальным взглядом его сознания. Но связавшая их невидимая нить оказалась с двусторонней проводимостью, о чем Иван Матвеевич не подозревал, и Жуковский не преминул это использовать. Ему удалось внушить Фотиеву, что самолет долетит до Каира только через два с половиной часа. Это давало их команде фору по времени, но никак не снимало всех проблем, потому что в любом случае Иван Матвеевич успевал к «центру управления» раньше.
Зато теперь Сергей знал и про убежище Фотиева, и где следует ожидать его появления. И не ошибся. Через некоторое время Иван Матвеевич вышел из пирамиды, не замеченный охранниками, сел в машину и поехал в сторону кладбища. Теперь он даже не прикладывал усилий, чтобы оставаться незамеченным, и Сергей понял, что противостояние вступило в открытую фазу.
— Что-то случилось? — спросила Лейла, заметив напряженное лицо Жуковского.
Поняв, что ему не следует держать соратников в неизвестности, Сергей быстро ввел их в курс дела, акцентировав внимание на том, что у них катастрофически не хватает времени. Услышав это, Лейла вызвала бортпроводника и поинтересовалась у него, есть ли у экипажа связь с полицией аэропорта. Услышав утвердительный ответ, она прошла в кабину летчиков. Вернувшись, сообщила:
— Прямо к трапу для нас подгонят автобус, из аэропорта выпустят без досмотра и других формальностей и до места довезут с ветерком. Какое-то время мы на этом сэкономим.
Жуковский благодарно кивнул, но не стал ничего говорить, стыдясь своей недавней вспышки. Что бы он сейчас сделал, так это увеличил скорость самолета вдвое, втрое, но увы…
Когда самолет коснулся колесами бетона посадочной полосы, Фотиев был всего в трех километрах от цели. И тут произошло то, что при всем своем могуществе он никак не мог предвидеть. Раздался сильный хлопок, и его машину резко повело вправо. Только отменная реакция Ивана Матвеевича предотвратила падение автомобиля в кювет. Остановившись, он вышел из машины и обнаружил, что правое переднее колесо разорвано. Фотиев не стал гадать, что послужило этому причиной — пойманный гвоздь или вылезший из покрышки корд, а вытащил домкрат и приступил к смене колеса. Но тут его ждала неудача. Видимо, на взятом напрокат автомобиле давненько никто не менял колес, потому что гайки откручивались с огромным трудом и страшным скрипом. А когда разорванное колесо в конце концов было снято, оказалось, что запаска не подходит по отверстиям…
Проклиная нерадивых работников гаража, Иван Матвеевич бросил машину и быстро зашагал по дороге. Старое кладбище не входило в число туристических объектов, и машины здесь ездили нечасто. А в это позднее время на попутку и вовсе нечего было рассчитывать.
Жуковский видел все яркие эмоции Ивана Матвеевича, но, в отличие от него, испытывал совсем другие чувства. Каждая, даже маленькая задержка Фотиева давала им лишний шанс.
И еще ему казалось, что за ним кто-то внимательно наблюдает. Наблюдает не один человек и не с одной точки. Кто-то очень могущественный и далекий. Это ощущение занозой сидело в его сознании, но сейчас некогда было анализировать смутные чувства. Поэтому Сергей отогнал от себя мешающие мысли и постарался сосредоточиться.
За тысячи километров от плато Гиза, в высокогорном гималайском монастыре, на простой соломенной циновке сидел очень старый человек. Циновка была расстелена в центре большого зала в круге, выложенном отполированным светлым камнем. С этого места старик мог проникать мысленным взором практически в любую точку планеты. Сейчас его взгляд был обращен к далеким египетским пирамидам. И даже он, давно не испытывавший чувства удивления, был поражен тем, как молодому русскому с такой легкостью удалось почувствовать его взгляд.
Старик знал, что не только он наблюдает за русским. Сейчас за ним следили и те таинственные люди, однажды вступившие с ним в связь. Это по их настоянию старик удалился от дел и уединился в дальнем монастыре. Кажется, русский был именно тем человеком, появления которого они так давно ждали. Старику хотелось, чтобы они, невидимые и всемогущие, вмешались в ход событий, но он понимал, что этого не будет. Любое подобное вмешательство потянет за собой длинную цепь далеко идущих последствий. Этот удивительный русский парень должен был справиться сам, и никто не мог вмешиваться ни в его судьбу, ни в судьбу мира…
15
Оставшись один, Борис Барков решил исследовать помещение, в котором оказался. Полная тишина, мрак и одиночество ничуть не угнетали его. К тишине и одиночеству он привык в Сибири, а в темноте великолепно видел.
Стены камеры, как, наверное, все помещения предков, были покрыты рельефными изображениями. Подойдя ближе, Борис присмотрелся к женской фигуре, вытесанной в камне с таким искусством и выразительностью, какими мог владеть только истинный гений. Но, кроме общего эстетического впечатления, производимого изображением, каждая мелкая деталь, каждый завиток, в изобилии покрывающие стены, были знаками древнего языка и несли определенный смысл. Увы, как ни всматривался Барков, этот смысл ускользал от него, оставляя лишь смутное впечатление чего-то важного, но недосказанного.
Может быть, сказалось гипнотическое действие древних изображений или повлияла полная изоляция от всех внешних ментальных воздействий, но по мере того, как он двигался вдоль стен, внимательно разглядывая изображения, рассеивался туман, много лет покрывавший его сознание и не дававший критически оценить собственные мысли и действия. И Баркову стало страшно. Стало приходить понимание ужаса тех деяний, в которые втягивал его старый и единственный друг. А вслед за пониманием черной волной нахлынуло отчаяние. Борис в изнеможении опустился на опоясывающий помещение каменный приступок и уронил голову.
Он понял, что даже сейчас пытается обманывать себя. Нет, в черные дела он втянулся не десять и не двадцать лет назад, а давным-давно. Сколько раз оказывался он пособником в неправедных делах! И, хотя он вполне искренне был уверен в их целесообразности, где-то в глубине души ведь шевелился червячок сомнения! Почему никогда не прислушался, почему давил его нещадно?
Взять хоть ту давнюю историю с покушением на Захара. Знал ведь, кем тот доводится Иоанну, но не отказался содействовать в преступлении, даже не попытался остановить страшный грех братоубийства. А потом еще голосовал за приговор невинному Кириллу, вместо того чтобы самому вместе с Иоанном отправиться в вечное изгнание!
Вспомнив, что у него есть возможность связаться с Фотиевым и задать ему обрушившиеся на него вопросы, Борис встал в центр каменного круга и прикрыл глаза. Сначала перед его мысленным взглядом все завертелось, закружилось, складываясь в узоры, подобно цветным стеклышкам в калейдоскопе. Тогда Барков сконцентрировал внимание на образе Иоанна и увидел, как тот быстро шагает по пустынной дороге. От него исходила волна целеустремленности и уверенности в своей правоте.
Борис заглянул в прекрасное в этом порыве к великой цели лицо друга, и ему стало стыдно и смешно. Какая ерунда пришла только что в голову! Как он мог усомниться в этом святом человеке! Желая загладить вину, Борис вошел в контакт с сознанием Фотиева, чтобы испросить дальнейшие инструкции.
— Проверь аэропорт и дорогу до Гизы, — приказал Фотиев, из-за спешки не обратив внимания на царивший в сознании соратника сумбур. — Узнай, где сейчас находятся группа Жуковского и мутанты. Когда найдешь их, прикрой мутантов и наведи их на Жуковского. Пусть они сцепятся, это даст нам выигрыш во времени. Сам вмешаешься только в том случае, если у них ничего не получится. Если уж до этого дойдет, в средствах не стесняйся, бей изо всех сил. Главное, не теряй меня из виду, пока я не стану недоступен. Если все пройдет нормально, это будет уже скоро.
И тех и других Барков обнаружил без особого труда. Прибывшие из России люди уже отъехали от Каира на небольшом автобусе и двигались в сторону плато. Всех пассажиров автобуса Борис хорошо знал и содрогнулся от ненависти. Одни отправили его в вечное, как они считали, заточение, из которого он вырвался только чудом. Других он ненавидел только за то, что они были отступниками. Он не стал касаться их сознания, чтобы они случайно не обнаружили его невидимое присутствие, и переключил внимание на команду мутантов.
Боевики ложи к этому времени уже выгрузились со всем своим снаряжением из самолета и рассаживались в два то ли полицейских, то ли армейских броневика, выкрашенных в тускло-желтый пустынный камуфляж. Координаторы организации серьезно и основательно подошли к этой операции, как, впрочем, ко всему, что они делали. Сейчас они действовали под флагом борьбы с международным терроризмом.
Барков уже разобрался, что нахождение в этом помещении, где, подобно нервному узлу, сплелись силовые линии планеты, многократно усиливает его ментальные возможности. Сейчас он был способен на то, что в обычных условиях не стал бы даже пытаться проделать. Начал он с того, что вложил в сознание командира группы мутантов информацию о команде Жуковского, представив их как пособников и помощников того человека, которого они должны были уничтожить, то есть Фотиева. Командиром был чернокожий великан, не уступающий размерами даже Степану Бойцову. Он имел двадцать первый ранг посвящения и был опытным и опасным бойцом, способным противостоять довольно мощной ментальной атаке.
Борису удалось подавить чувство удивления и недоверия, возникшее у великана при получении неожиданного мысленного сигнала. Поэтому тот не стал задумываться об источнике информации, а просто принял ее к сведению. Потом Барков накрыл оба броневика куполом, непроницаемым для постороннего ментального взгляда. Но всего этого было мало, потому что группа Жуковского все еще имела шанс настигнуть Фотиева. А команда мутантов катастрофически запаздывала — их самолет приземлился позже чартерного рейса из Москвы. И Борис снова стал действовать.
Лейла сидела рядом с водителем и о чем-то с ним разговаривала. О чем именно, Сергей не понимал, потому что разговор шел на арабском языке. Жуковский уже успел понять, что этим языком владели все члены группы, кроме него, и ему в очередной раз стало стыдно за собственное невежество. Сам он из всех иностранных языков с грехом пополам владел одним английским. Дав себе обещание заняться собственным образованием, когда это все кончится, он сосредоточился на Фотиеве, который хоть и передвигался теперь пешком, но был уже близок к цели.
— Лейла, ты сможешь уговорить его ехать быстрее? — спросил он, хотя и без того ехали, превышая разрешенную на этой дороге скорость.
— Попробую! — кивнула она.
Что сказала женщина водителю, Жуковский не понял, но после ее слов тот включил сирену с мигалкой и резко нажал на газ. Теперь автобус мчался по дороге на пределе своих возможностей. Но продолжалось это недолго. В какой-то момент в голове у Сергея будто звякнул тревожный колокольчик, сразу вслед за этим водитель уронил голову на руль, и автобус повело в сторону, на полосу встречного движения. Сергей вскочил с места, чтобы перехватить управление, но понял, что не успевает. Навстречу двигался тяжелый грузовик с прицепленной к нему огромной фурой.
Совершить невозможное удалось Бойцову. Мимо Жуковского промелькнула смазанная серая тень, и вот уже Степан левой рукой выворачивает руль, а правой выдергивает с водительского места потерявшего сознание шофера. Ему удалось выровнять автобус, а арабом занялась Лейла, пытаясь привести его в чувство.
— Только не останавливайся, — сказал Степану Жуковский, утирая пот со лба. — Не останавливайся ни в коем случае. Это не случайность. Кто-то следит за нами, но я его не вижу.
— Это Борис! — уверенно ответил Степан. — Больше некому. Где же он прячется?
— Потом разберемся. Но нужно быть начеку, он может сделать много гадостей. А сейчас поднажми, мы еще можем успеть перехватить Фотиева.
Увидев, что попытка остановить автобус не удалась, Барков решил действовать иначе. Он снова вошел в сознание чернокожего гиганта и вложил в него новые указания. Получив их, командир приказал своим людям выгружаться из бронетранспортеров, а сам подошел к суетящемуся вокруг них чину из местного спецназа.
— Ситуация изменилась, — прогудел он густым басом. — На бронетранспортерах мы не успеем перехватить террористов. Срочно нужен вертолет, желательно военный, штурмовик с полным боекомплектом.
— Это будет долго. С военным вертолетом возникнет слишком много сложностей, — ответил офицер. — А обычный транспортник можно организовать за десять минут.
— Ладно, пусть будет обычный, — милостиво согласился гигант.
Офицер помчался выполнять приказание, а Жозеф Нбанга, так звали великана, застыл, как черное изваяние, сохраняя полное спокойствие и не выказывая ни малейшего признака нетерпения. Он давно отвык от бесполезной суеты.
Сорок лет назад агенты ложи сумели разыскать в джунглях экваториальной Африки могущественного колдуна Нбангу, державшего в страхе население огромной территории. Теперь, после многих лет специального обучения и жестких тренировок, приобретя неоценимый боевой опыт, Жозеф Нбанга по праву занимал достойное его талантов место в организации. И все-таки иногда он с ностальгией вспоминал прежние времена, когда одним своим появлением наводил ужас на жителей целых поселений и никто не стоял над ним, не отдавал приказы…
Местный спецназовец не зря ел свой хлеб. Вертолет подали через восемь минут. Команда погрузилась в него, и машина поднялась в воздух.
Жуковский нервно постукивал ребром ладони по подлокотнику. Они уже свернули с основной трассы и ехали по дороге, ведущей к старому кладбищу. Только бы ничего не случилось, только бы ничто не остановило их автобус, молил он про себя. И накаркал. Сверху раздался характерный посвист вертолетных лопастей, автобус осветил луч мощного прожектора, и донесся многократно усиленный громкоговорителем голос. Говорили на английском, поэтому Жуковский понял, что с вертолета от них требуют немедленно остановиться.
— Не вмешивайся, я справлюсь, — сказала ему Лейла, и ее лицо приобрело сосредоточенный вид.
Но вертолет не отставал, громкоговоритель продолжал изрыгать угрозы в их адрес. Степан гнал автобус с прежней скоростью, не думая останавливаться. Сверху прозвучал резкий треск, похожий на звук рвущейся ткани, и асфальт перед автобусом в лучах фар вспучился от длинной пулеметной очереди.
— Ничего не понимаю! — встревоженно и с долей смущения воскликнула Лейла. — Их кто-то прикрывает, я не могу пробиться через защиту! Сергей, попробуй ты!
Жуковский уже и сам понял, что пора вмешиваться. Проникновение мысленным взглядом внутрь вертолета стоило ему огромных усилий, поэтому удар был ослаблен и почти не подействовал на чернокожего гиганта, занявшего место пилота. А пулемет продолжал трещать, высекая из асфальта искры все ближе к автобусу.
— Останови! — крикнул Сергей Бойцову. — Иначе они влупят по машине!
Жуковский пошел на отчаянный шаг, не зная, получится ли у него что-нибудь. Оставив в покое чернокожего, он сосредоточил все внимание на двигателе вертолета. Нащупал нужный жгут проводов и мысленным импульсом перемкнул контакты в нужном месте. Получилось! Двигатель стал захлебываться, несколько раз чихнул и заглох. Но командир мутантов оказался опытным пилотом и сумел посадить вертолет на авторотации. И сделал это прямо на шоссе, перерезав им дорогу. Из вертолета высыпали одетые в черные комбинезоны люди и залегли, ощетинившись стволами автоматов и ручных пулеметов.
— Работаем вместе! — Бойцов сориентировался мгновенно.
Его поняли все, и десятикратно усиленный поражающий импульс ударил по мутантам. Такой удар мог уложить без чувств целую дивизию, но четверо мутантов, в том числе чернокожий гигант, устояли, в чем им помогла поставленная Барковым защита. Правда, они были слегка оглушены, и только это помешало им немедленно открыть огонь.
16
Вероника Вагнер столько раз была замужем, что иногда не могла вспомнить все свои прежние фамилии. Вагнер, кстати, она была не по последнему мужу. Просто после третьего (или четвертого?) развода она оставила себе благородно звучащую фамилию, классно смотревшуюся на газетных полосах под яркими репортажами и сенсационными разоблачениями. Ну не подписывать же их плебейской фамилией Федотова, доставшейся от папаши, которого она в глаза не видела! А Вагнер — это звучит! Правда, ей пришлось насмерть рассориться с другим обладателем этой фамилии, кинокритиком Шуриком Вагнером, одним из бывших своих мужей. Тот, узнав о ее решении, обозвал Веронику такими словами, которых она никак не ожидала услышать от рафинированного интеллигента в пятом колене. Но она была непреклонна, и тогда Шурик сказал ей, что в этом случае ему самому придется менять фамилию, измазанную Вероникой в дерьме.
Вероника была репортером известной московской газеты, до сих пор носившей в своем названии потерявшее смысл слово «комсомол», и принадлежала к той генерации журналистов, для которых не существовало никаких ограничений, кроме финансовых или карьерных. Это значило, что, если тема была бесперспективной в денежном отношении или не приносила автору дополнительной толики славы, Вероника отказывалась за нее браться. Зачем, если вокруг столько вкусных скандалов в гламурном стиле, столько чиновников, ищущих, кому бы слить компромат на любимое начальство? Вот такие темы Вероника любила и в погоне за ними не пожалела бы доброго имени не только посторонних людей, но и друзей. Да что там друзей! Она всегда готова была запрыгнуть в чужую постель, а потом талантливо «осветить» это событие, не стесняясь ни мужей, ни любовников, ни даже собственной матери.
Недавно Веронике повезло. Пребывая в очередной раз в состоянии развода, она познакомилась и через два дня близко сошлась с одним перспективным молодым чиновником из Белого дома. При знакомстве Вероника сразу поняла, что в качестве очередного мужа рассматривать кандидатуру Алексея не приходится. Он был женат, стремительно двигался вверх по карьерной лестнице и ни за что не стал бы портить свой белоснежный имидж разводом. Зато он оказался великолепным самцом и, самое главное, в состоянии сексуальной расслабленности у него частенько развязывался язык. Наверное, ему было лестно подчеркнуть свою исключительность не только постельными подвигами, но и близостью к государственным секретам. Вероника внимательно прислушивалась к болтовне Алексея. Пока не удалось выудить ничего, что могло представлять для нее профессиональный интерес, но она не теряла надежды, зная, что все равно дождется своего.
И дождалась. Вчера, лежа в ее постели и поглаживая Веронику по шелковому плечику, Алексей так разоткровенничался, что она пожалела об отсутствии встроенного в спинку кровати диктофона. Давно нужно было позаботиться! А когда он ушел, Вероника сразу бросилась к компьютеру, чтобы по горячим следам записать все, что он выболтал. Это была настоящая сенсация! Опасность глобальной катастрофы, ультиматум Запада, отказ российского правительства! Теперь все зависит от скорости, с которой ей удастся опубликовать материал. Не дай бог, кто-то успеет раньше нее! А если она окажется первой, назавтра ее имя, и так не лишенное известности, узнает весь мир. Вероника понимала, что такой шанс дается раз в жизни, и не собиралась его упускать.
Ишь, такую сенсацию спрятать захотели! — подумала она. Нет уж, про это должны знать все. И позаботится об этом она, Вероника Вагнер!
Сигнал об утечке сверхсекретной информации Василий Андреевич Романов получил на следующий день. Аппаратура была настроена на несколько ключевых выражений, одним из которых было «подземный огонь». Вчера это выражение в прямом контексте мелькнуло в компьютере редактора одной известной газеты, и мгновенно завертелся механизм блокирования утечки. Редактора прижали легко, но журналистка оказалась совершенно безбашенной и наотрез отказалась идти на любые соглашения. Генерал знал такой тип людей и подозревал, что их принципиальность — это разновидность психического заболевания, когда публичное разоблачение чужих тайн доставляет больному наслаждение сродни сексуальному. Даже во внешности их было что-то типичное — ненормальный блеск глаз, суетливые движения, торопливая, захлебывающаяся речь.
Веронику Вагнер пока спрятали, чтобы круги не пошли дальше. Надо отдать ей должное, до публикации она всегда держала язык за зубами, правда, исключительно в целях собственного приоритета. Но это не могло продолжаться долго, потому что за полдня на ее телефон поступило почти сто звонков. С журналисткой нужно было что-то решать.
И генерал снова обратился к человеку, для которого, как он полагал, не было ничего невозможного. Захар Вансович ответил не сразу, после седьмого или восьмого гудка. Из трубки доносились какие-то голоса, слышались звуки, похожие на автоматные очереди.
— Я слушаю вас, Василий Андреевич, — прокричал в трубку Захар. — Только постарайтесь короче, по существу.
— Вы что там, кино смотрите? — рассмеялся Романов.
— Можно сказать и так. Выкладывайте, что у вас стряслось.
Василий Андреевич вкратце изложил суть проблемы.
— Через полчаса к вам придет человек. Пропустите его к журналистке, больше ничего не нужно, — сказал Вансович.
По нескольким паузам в этих фразах генерал понял, что старого цыгана постоянно кто-то отвлекает и ему не очень удобно разговаривать, поэтому он коротко поблагодарил, попрощался и выключил трубку.
Ровно через тридцать минут после разговора Романову позвонил дежурный и доложил, что к генералу просится какая-то женщина.
Жуковский понял: если он немедленно что-то не предпримет, то через несколько секунд их элементарно начнут расстреливать. Чернокожий великан и трое его подчиненных быстро приходили в себя после оглушительного, но не отправившего их в нокаут удара, и нетрудно было просчитать их реакцию на нападение. Они были вооружены до зубов, а ни у кого из команды Сергея не было даже захудалого пистолетика. Не было и верных спецназовцев Бойцова. Повторный удар по мутантам и вовсе увяз в пространстве, не принеся им никакого вреда. А тут еще Захар, вместо того чтобы заниматься общим делом, болтает с кем-то по телефону!
Почувствовав на себе укоризненный взгляд Сергея, Захар жестом дал ему понять, что не теряет контроля за обстановкой, и сказал:
— Если ты не сможешь успокоить Бориса, нам придется туго. Пробуй, Сережа, пробуй! Кроме тебя, некому! А мы займемся выродками.
— Папа, давай попробуем вдвоем! — вмешалась Настя. — Помнишь, как тогда?
Жуковскому не нужно было объяснять, что имеет в виду дочь. Все окружающее окрасилось в необычайно яркие цвета, и непонятное стало понятным. Проникнуть вместе с дочерью в тайное помещение древней пирамиды не составило труда. Мелькнула мысль пресечь подлую деятельность Баркова, разрушив проводящие каналы, созданные древними, но тут же исчезла. Это не нынешняя техника, понял он. Сломать творение титанов было не под силу выродившимся потомкам. Зато сломать Бориса Баркова оказалось гораздо легче.
Сергей едва успел остановить страшный удар, который не признающая по молодости компромиссов Настя готова была обрушить на Баркова. Получив такой удар, Борис если бы и остался жив, то провел бы остаток дней полным идиотом. Не понимая, откуда у дочери взялась такая мощь, Жуковский мысленно одернул ее и не особо сильно, но со смаком врезал Баркову по мозгам, отчего тот сел на пол, ошалело вращая глазами. И в этот момент Сергей почувствовал, что исчез мысленный фон Фотиева, который он держал какой-то частью своего сознания, как на экране локатора. Только что был — и вдруг не стало, будто Иван Матвеевич провалился сквозь землю. И одновременно он почувствовал, словно что-то взорвалось в голове у Баркова…
Борис тоже узнал об исчезновении друга, и то потрясение, которое он испытал недавно, не шло ни в какое сравнение с тем, что обрушилось на него сейчас. Упав на каменный пол, он обхватил голову руками и издал звук, напоминающий скулеж смертельно раненного пса. Поняв, что Борис больше не опасен, Жуковский мгновенно выдернул дочь в действительность, опасаясь, что подобная глубина отчаяния может повлиять на ее психику.
Его спутники, осознав, что напавших на них людей больше никто не прикрывает, снова атаковали их. Теперь вся мутантская рать валялась на асфальте без чувств, за исключением чернокожего гиганта, на которого по-прежнему не оказывали никакого воздействия самые сокрушительные мысленные удары. Даже когда Сергей с Настей подключились к своей группе, им не удалось сломить волю мутанта. В нем проснулась первобытная мощь сотен поколений диких африканских колдунов. Великан был на своем континенте и, чувствуя свою землю, готов был смести с нее незваных белых пришельцев. Он нажал на спусковой крючок автомата и направил ствол на автобус.
Когда Жуковский успел вмешаться, пули успели поразить двоих — Виктора и Георгия. Отчаянным усилием мысли Сергей сумел заклинить затвор автомата. Чернокожий отбросил свое оружие и подхватил автомат лежащего рядом подчиненного. Сергею удалось и его вывести из строя. Тогда великан поднялся во весь свой огромный рост, сбросил на землю камуфляжную куртку, сорвал майку, обнажив бугрящийся мышцами чудовищный черный торс, выхватил огромный нож с зазубренным черным лезвием и с диким ревом бросился к автобусу.
Но на пути разъяренного гиганта встал не уступающий ему размерами Степан Бойцов. Одетый в светлые полотняные брюки и белую футболку, он стоял, похожий на мраморную скалу, перед налетевшим на нее черным вихрем. И вихрь разбился о скалу. Вот отлетел в сторону нож, вот две огромные фигуры медленно движутся по кругу, чернокожий — пригнувшись к земле, едва не доставая ее руками, Бойцов же стоял прямо, на вид был расслаблен и держал руки полусогнутыми в локтях. Нбанга сделал ложный выпад, отскочил в сторону и вдруг черной тенью взметнулся в воздух. Казалось, ничто не сможет остановить летящего с растопыренными руками гиганта и сейчас белый человек будет смят и растерзан. Но Степан выставил правую руку ладонью вперед, и чернокожий, не долетев до него, с грохотом грянулся на землю и затих.
Жуковский облегченно перевел дыхание. Только теперь до него дошло, что мог натворить вооруженный ножом взбешенный колдун, доберись он до автобуса. Не останови его Степан, он покрошил бы их всех в капусту. Но времени на радостные переживания не оставалось. Фотиев явно уже успел проникнуть в подземелье, и нужно было нагонять его. А Сергей еще даже не знал, удастся ли ему туда попасть…
17
Страж входа, высохший как мумия морщинистый старик, казалось, столетиями не менял позы. Даже сейчас, ночью, он сидел на скамье около своей каменной хижины у входа на кладбище, и непонятно было, спит ли он, молится ли, обратив лицо в ту сторону, откуда через несколько часов должно было подняться солнце, или впал в транс. Но при появлении Ивана Матвеевича он встал во весь свой немалый рост и едва заметным наклоном головы приветствовал его. Это насторожило напряженного как струна Фотиева, которому показалось, что в прошлые приезды страж приветствовал его более почтительно. Неужели он что-то знает или о чем-то догадывается?
Но — нет, кажется, все было в порядке. Страж сделал приглашающий жест и зашагал по узким дорожкам к склепу, маскирующему вход. Иван Матвеевич последовал за ним. Шли они минут десять, и все это время Фотиев нервно оглядывался назад, хотя знал, что преследователи надежно застряли на дороге, задержанные мутантами с помощью Бориса. И все равно, пока дело не было доведено до конца, он испытывал беспокойство.
Наконец они пришли на место. Фотиев давно догадался, что именно в этом древнем склепе таится нечто такое, что делало старика неуязвимым стражем, полновластным хозяином входа, прорваться мимо которого в подземелье не смог бы никто, каким бы могуществом он ни обладал. Здесь бесстрастный хранитель проверял полномочия посвященных в тайну. Здесь же, как понимал Иван Матвеевич, бесследно исчезали те, кто пытался проникнуть в святая святых, не имея на то права.
Та часть сознания, которая служила пропуском в подземелье, была выделена Фотиевым и надежно ограждена от случайных мыслей, способных выдать его намерения. И все же ему было сильно не по себе во время этой неизбежной процедуры. Вдруг древние оставили стражам какой-нибудь дар особой чувствительности? И сейчас он, не меняя выражения бесстрастных черных глаз, одним движением руки положит конец уже почти свершившейся мечте Ивана Матвеевича. Именно сейчас, когда цель так близка! Но уже через несколько минут, шагая по широкой подземной галерее, он усмехался, не понимая, как могла прийти в голову подобная чушь.
Объехать вертолет, который мутант посадил прямо поперек узкой дороги, не удалось. Кроме того, в автобусе на сиденьях лежали двое тяжелораненых — Виктор и Георгий, спасением которых уже занимались обе женщины. Понимая, что нельзя терять ни минуты, если вообще уже не было поздно, Жуковский сказал Захару:
— Уладите здесь все, а я побежал. Справитесь?
Захар кивнул, а Бойцов, подняв с земли автомат одного из мутантов, заявил:
— Я с тобой. Одного не отпущу!
— Нет, Степа, ты только помешаешь! — непреклонно оборвал его Сергей. — Дальше я пойду один.
Более опытный Захар положил руку на локоть Бойцова и мягко сказал:
— Он прав. Помочь ему ты не сможешь ничем, там от нас не будет никакого толку. А нам и здесь работы хватит. — Он кивнул на лежащих в беспамятстве мутантов. — Скоро появится полиция и придется подчищать хвосты. И женщинам надо помочь — ребят крепко зацепило.
Последних слов Захара Сергей не слышал, потому что уже мчался по дороге к старому кладбищу. Он и не подозревал, что способен развить такую скорость. Ветер свистел в ушах, он бежал, не чувствуя усталости и одышки, жалея, что в число его чудесных способностей не входит умение летать. Чтобы отвлечься от отчаянных мыслей, считал шаги и радовался, когда не поспевал счетом за скоростью.
Как в свое время заканчивается все, кончилась наконец и эта дорога, которая привела его к кладбищенским воротам. Ни на входе, ни в маленькой сторожке никого не оказалось, и он пробежал через ворота без остановки. Но тут пришлось перейти на шаг, потому что бежать в лабиринтах узких тропинок между старыми могилами было невозможно. Он шел по не рассеявшемуся еще в пространстве следу Фотиева, который привел его к древнему склепу, покрытому каменными барельефами. Но тут дорогу ему преградил страж. Покрытый морщинами высокий старик вопросительно смотрел на Жуковского, скрестив на груди руки. Ничего не говорил, ни о чем не спрашивал. Просто смотрел.
И Жуковский растерялся. На каком языке разговаривать со стражем? Что ему вообще говорить, как все объяснить? Может быть, старик понимает английский? Но после первой же фразы, произнесенной Сергеем на этом языке, оказалось, что страж не только не нуждается в переводчиках, но может общаться с ним вовсе без слов.
«Предъяви полномочия! — застучали по вискам непроизнесенные слова, полные не угрозы, но предостережения. — Или покажи, с чем пришел!»
Ни один мускул на лице старика не дрогнул при этом, как не изменилось и выражение глаз. Страж уже понял, что не простой любопытствующий или праздный искатель приключений стоит перед ним. Но строгие правила и древние предписания требовали от него выяснить намерения пришедшего и только тогда решить, что делать с ним — отправить в небытие или пропустить в святая святых.
— Только что сюда прошел человек! — поняв, что нет никакой разницы, на каком языке говорить, заорал по-русски Жуковский. — Если он дойдет до цели — все пропало! Ты ведь знаешь, что он может натворить!
«Полномочия!» — повторил старик все так же невозмутимо, но на этот раз Сергею показалось, что в его лице что-то дрогнуло. Чувствуя, что лед вот-вот тронется, и понимая, что времени не остается совсем, он распахнул перед стражем сознание, вывалив на него все — страх, нетерпение, отчаяние. И тут стража проняло. Его каменные морщины одрябли, на лице появилось выражение растерянности, которое он тут же постарался спрятать. Но внешние проявления были лишь жалким отражением той бури, что бушевала в душе старика. Вся его предыдущая жизнь, все семь столетий беспорочной службы на посту, весь многовековой опыт пошли псу под хвост, потому что не могли подсказать ему, что делать с этим неизвестно откуда свалившимся на его голову человеком. Ни разу он не стоял перед подобной дилеммой. Страж понимал, что незнакомец не обманывает, потому что никому не под силу было бы сыграть такое. Но и тот, кого он пропустил недавно в подземелье, — ведь они знакомы давным-давно, и он легко прошел проверку. А впрочем… — старик застыл в догадке — не слишком ли снисходительно он отнесся к испытанию, привыкнув за столетия к этому человеку? Не пренебрег ли точностью исполнения своих обязанностей, предписанных предками? Нет, он решительно не знал, что делать.
Увидев колебания старика, Жуковский чуть не взвыл от отчаяния.
— Что тебе еще нужно? — закричал он, вцепившись руками в рубашку на груди старика. — Неужели ты еще ничего не понял?
Непонятно, откуда у старика взялась такая сила. Он слегка толкнул Сергея, как стряхивают с себя надоевшего котенка, и тот отлетел в сторону, едва успев уберечься от удара о каменную стену.
«Неужели это все? — мелькнуло в голове у Жуковского. — Из-за упрямства какого-то тупого сторожа?»
Наверно, именно эти мысли, проникнув в мозг стража, повлияли на его решение. Конечно, он не был ни тупым служакой, ни тугодумом. Просто навалившиеся на него проблемы пришли в противоречие с опытом всей его жизни. Но его мозг за секунды проделал огромную работу и выдал наконец результат.
— Иди! — так бы выглядело это, произноси он слова вслух. — И поспеши. Тот, кто прошел раньше тебя, уже близок к цели. Сделай то, что должен сделать. А мне придется искать преемника. Я не смог выполнить своего предназначения и потому должен уйти.
Сергей за неимением времени не стал вдаваться в переживания старика. А тот с усилием повернул на девяносто градусов каменный барельеф с изображением незнакомого цветка, после чего произнес скороговоркой несколько непонятных слов, одновременно издав серию мысленных импульсов, похожих на азбуку Морзе, только на несколько порядков сложнее. Сергей, даже если бы запомнил эту последовательность, не смог бы ее воспроизвести. Такое достигалось только многолетней тренировкой. Одна из каменных плит, из которых состояли стены древнего мавзолея, бесшумно поползла в сторону, открывая вход в кромешную темноту, куда он и вбежал, почти дрожа от нетерпения.
Войдя в лабиринт, Жуковский понял, что к «центру управления» ведут минимум три десятка дорог. По светившемуся еще следу Фотиева было видно, что тот выбрал самый короткий, но одновременно и самый опасный путь, что сильно осложняло задачу Сергея. Бывший глава ордена не раз проходил этой дорогой и хорошо изучил все ловушки, которыми она изобиловала. А Сергей хоть и знал о них, но чисто теоретически и перед каждой вынужден был снижать скорость, чтобы не свалиться в бездонную пропасть или не быть раздавленным многотонной каменной плитой. Продвигаясь вперед, он чувствовал, как все больше отстает от Фотиева.
Но Сергей не отчаивался. Интуиция подсказывала ему, что далеко не все резервы исчерпаны. Проведя за последние дни немало времени в «эфире», он многое узнал о тайных постройках предков, в том числе и об этом лабиринте. Например, о том, что камеры и переходы созданы не в обычном трехмерном пространстве и передвижение по ним не всегда согласовывается со знакомыми физическими законами. Мозг отказывался воспринимать некоторые парадоксы, например то, что начало коридора находится в Африке, середина — в Новой Зеландии, а выход из него — в центре Антарктиды. Овладев определенной суммой знаний, отсюда можно было совершать мгновенные путешествия по всем материкам.
Мало того, все изображения и символы, густо покрывающие стены и потолки, несли не только информационную нагрузку. Переплетаясь в бесконечном количестве комбинаций, соединяясь посредством силовых линий планеты в целое с другими постройками предков, они образовывали не что иное, как гигантский искусственный мозг. Но этот мозг не господствовал над древними, не руководил ими, как можно было бы подумать, осознав его сложность и невероятные возможности. Не обладая собственной личностью, он помогал предкам решать задачи, постичь смысл которых современный человек был не в состоянии, и не только из-за недостатка знаний, а потому, что в ходе прогресса безвозвратно утерял многие духовные и этические понятия.
А еще Жуковский узнал, что здесь, в лабиринте, на самые невероятные фокусы способно не только пространство, но и время. Поэтому, даже видя, что Иван Матвеевич уже вошел в круглый зал с постаментом в центре, он не опустил руки. Однажды, в ситуации, которая казалась безвыходной, им с дочерью удалось замедлить течение времени, причем он до сих пор так и не понял, как это у них получилось. А тут, внутри информационной сокровищницы предков и с возможностью этими сокровищами пользоваться, все стало ясно и понятно.
Фотиев не знал, о чем сейчас думал Жуковский. Для него древний лабиринт был всего лишь переплетением высеченных в камне ходов, а изображения на стенах — инструкцией, понятной лишь посвященным в древнюю тайну. Ни о каких парадоксах пространства и времени он не думал, понимая лишь одно: у него остались считанные мгновения. Он взбежал по ступеням, занял место на «троне», положил руки в углубления, имеющие форму ладоней, и понял: всё! Теперь ничто уже не может ему помешать.
18
Голос дежурного, доложившего Романову о прибытии женщины, звучал как-то странно. Когда генерал приказал немедленно проводить посетительницу к нему, прапорщик сдавленно хрюкнул в трубку и только потом произнес:
— Есть «проводить к вам», товарищ генерал!
И только увидев ее, Василий Андреевич понял причину веселья дежурного. Посетительница оказалось яркой молодой цыганкой, одетой по-современному, хотя юбка все равно была до пят, на шее висело несколько ниток бус, а пальцы украшали кольца явно старинной работы.
— Захар сказал, чтобы я пришла к вам, — сказала женщина Романову, кивком ответив на его приветствие. — Что я должна сделать?
Романов чертыхнулся про себя — неужели Вансович не мог прислать кого-нибудь с менее экзотической внешностью? — но не подал виду и коротко ввел цыганку в курс проблемы.
— Проводите меня к ней, — сказала она, выслушав генерала. — Когда закончу, постучу в дверь.
Вероника Вагнер сидела на диване в комнате, совсем не напоминающей тюремную камеру. Даже решеток на окнах не было. Правда, стекла в них были вставлены бронированные, в чем Вероника убедилась в первые же минуты своего пребывания здесь. Когда двое вежливых, но молчаливых молодых людей водворили ее сюда, она швырнула в окно увесистый горшок с цветком. Конечно, она не собиралась выпрыгивать со второго этажа, просто хотела привлечь внимание прохожих и прокричать обвинение в адрес сатрапов и душителей свободной прессы. Горшок разбился, а окно хоть бы хны. Пришла уборщица и смела в ведро осколки керамики и просыпавшуюся землю, ворча под нос что-то обидное в адрес некоторых излишне нервных особ. Вероника гордо проигнорировала вздорную бабу — не хватало еще обращать внимание на какую-то поломойку! Но, расслышав слова: «Прижали бы тебя по-настоящему, не так бы запела!» — невольно вздрогнула.
Она сидела в этой комнате уже несколько часов, и с каждой минутой ее праведный гнев разгорался все ярче. В голове у нее уже полностью сложился потрясающий материал, настоящий «репортаж с петлей на шее». Когда его прочитают миллионы, ее мучители проклянут тот миг, когда связались с Вероникой Вагнер!
Открылась дверь, и Вероника увидела на пороге молодую цыганку. Журналистка поняла: вот она, последняя капля, переполнившая чашу ее страданий. Каким изощренным инквизиторским умом должны обладать ее преследователи, чтобы поместить в одну камеру с ней какую-то грязную цыганку! Ведь от нее она может нахвататься чего угодно — от насекомых до всяких нехороших болезней!
Цыганка остановилась посреди комнаты, пристально вгляделась в страдалицу и сказала спокойно:
— Давно ли сама триппер лечила, красавица? — Повелительным жестом остановила подскочившую Веронику и добавила: — Да ладно, не напрягайся, дело-то житейское… Ты мне лучше вот что скажи, Федотова, — кто, кроме редактора, твою статью читал?
Журналистка даже не задумалась о том, проникла ли цыганка в ее мысли, или она сама не заметила, как высказала их вслух. Поняла она лишь одно: наглость этой шлюхи превысила все мыслимые пределы. Ну лечилась, так что с того? Венерические заболевания Вероника считала неизбежным злом, сопутствующим профессии, не такой уж большой платой за интересную информацию. Но как посмела эта дрянь назвать фамилию, которую она сама старалась не вспоминать! Она уже скривила губки в презрительной гримасе, готовая дать достойную отповедь наглой вокзальной девке, но напоролась взглядом на ее глаза — и утонула в них, будто в омуте.
Через полчаса цыганка постучалась в дверь. Ее отвели к генералу, которому она сообщила:
— По интересующему вас вопросу журналистка никогда ничего не вспомнит. Она теперь вообще будет чувствовать стойкое отвращение к серьезной политической тематике. Пусть лучше специализируется на сексуальных скандалах — это ей больше подходит.
— А как объяснить ей причину задержания? — спросил Романов.
— Ах да! Она ждет вас. Вы же обещали передать ей какие-то скандальные факты из жизни депутатов-педофилов и гомосексуалистов. Вот и сходите, расскажите ей что-нибудь жареное, она будет просто счастлива. И никто ее не задерживал, она сама к вам пришла.
На этот раз генерал чертыхнулся уже вслух: можно было придумать что-нибудь попроще! Но тут же извинился перед женщиной за такую несдержанность. Как-никак, она здорово выручила его.
— Вас отвезти куда-нибудь? — предложил он на прощание.
— Спасибо, ничего не нужно, — ответила она. — Нас, цыган, ноги кормят.
Цыганка ушла, а генерал уселся за стол и включил компьютер. Ему нужно было подготовиться к докладу на Совете безопасности, который собирался сегодня вечером. Романов терпеть не мог все эти отчеты и доклады, как не любил и людей, перед которыми приходилось отчитываться. Но что поделаешь, издержки профессии…
Майор египетского полицейского спецназа, возглавлявший примчавшееся на место событий подразделение, тихо шалел. События закручивались самым невероятным образом. Спецподразделение по борьбе с международным терроризмом, для которого он собственноручно организовал вертолет, оказалось самой что ни на есть бандой террористов, которую возглавлял числившийся в международном розыске выходец из Нигерии Жозеф Нбанга. Слава Аллаху, вовремя вмешались люди из Интерпола и сумели обезвредить бандитов. Наверно, применили какой-то новый паралитический газ — лежат все целенькие, без единой царапины, только пакуй всех в наручники. Правда, у интерполовцев двоих слегка зацепило, но так, по мелочи, уже сидят перевязанные, даже от медицинской помощи отказались.
И скромные, предлагают все заслуги им, спецназовцам, будто их, интерполовцев, и не было здесь. Ну что же, подумал майор, они все секретятся, а нам, простым воякам, лишняя победа в активе совсем не помешает.
Погрузив начинающих приходить в себя террористов в грузовик, майор подошел к руководителю интерполовцев, благообразному седому господину, и спросил:
— Вам нужна еще наша помощь?
— Нет, спасибо, вы можете ехать, — ответил Захар. — Нас не ждите, у нас тут еще есть кое-какие дела. Автобус вернем в аэропорту.
Майор кивнул, и через минуту маленькая колонна автомобилей, сопровождаемая бронетранспортером, отправилась в сторону столицы. А через некоторое время поднялся в воздух и вертолет, освободив дорогу.
Пострадавшие уже пришли в себя, и их состояние не внушало опасений. Но если рану Георгия, которому зацепило правое легкое, Лейле удалось залечить довольно быстро, то про Виктора этого сказать было нельзя, потому что фактически он был не ранен, а убит. Пуля прошла через печень, и спасло его только то, что рядом оказалось сразу несколько очень сильных людей духа и все они подключились к лечению. Но теперь опасность миновала, и Виктор чувствовал себя не хуже, чем Георгий.
Сейчас все они переживали за Жуковского, и, конечно, сильнее всех Настя. Она кляла себя за то, что послушалась отца и не отправилась следом за ним. Ну что бы он с ней сделал? Прогнал бы? Пусть бы только попробовал! Помаявшись так немного, она, не говоря никому ни слова, сорвалась с места и во весь дух помчалась по дороге в ту сторону, куда ушел отец. Бойцов дернулся, чтобы догнать ее, но Захар остановил его:
— Не надо! Пусть себе бежит. Все равно ничего уже не изменишь, что будет, то и будет! Сейчас я закончу и мы поедем тоже, подберем ее по дороге.
Захар беспрерывно звонил по мобильному телефону и раздавал указания. Он не хотел даже думать о том, что Жуковский не справится, и уже принимал меры, чтобы исправить нанесенный Фотиевым вред. Слишком много секретов стало известно тем, кому вовсе не нужно было их знать. И слишком много бед могли наделать люди, обладая этими секретами, чтобы оставлять все как есть. Сейчас Захар поднимал своих людей и отправлял их заглаживать последствия преступления брата. Сначала надо разобраться в Москве, а потом сразу приниматься за Европу…
Идя по застеленному красной ковровой дорожкой коридору к залу, где должно было состояться заседание Совета безопасности, Романов краем глаза заметил завернувшую за угол знакомую фигуру и узнал в ней давешнюю цыганку. Этого просто не может быть, сюда ей не попасть ни при каком раскладе, подумал генерал сначала, но тут же усмехнулся, вспомнив, с кем имеет дело. Второй раз он удивился, когда увидел в зале софиты, камеры и толпу журналистов. Учитывая тему сегодняшнего заседания, этого тоже просто не могло быть. Но было!
Окончательно он перестал что-либо понимать, прочитав на лежащем перед ним листе повестку работы. В ней не было ни слова ни об ультиматуме, ни о возможной катастрофе. Оказывается, главной опасностью, грозящей на сегодняшний день стране, была низкая продолжительность жизни населения. Это окончательно добило генерала. Конечно, продолжительность жизни — один из вопросов, которые должны больше всего заботить власть, кто бы спорил. Но Романов слишком хорошо знал присутствующих здесь людей, и не просто каждого из них в отдельности, но и весь этот тип, породу. И мог делать соответствующие выводы насчет их отношения к этому вопросу.
Генерал давно уже понял, что люди, отягощенные сентиментами или избытком морали, никогда не достигают вершин власти. Да что там говорить, даже на средний ее уровень прекраснодушные интеллигенты проникают крайне редко, лишь в моменты социальных потрясений и связанной с ними смены правящей верхушки. И никогда не задерживаются там надолго. А для собравшихся в этом зале небожителей судьба отдельного человека или семьи не представляли совершенно никакого интереса, если, конечно, это не были их собственные семьи. Разве только на уровне статистической погрешности. Они мыслили категориями не ниже чем большие общественные группы. Скорее всего, думал Романов, так и должно быть, иначе власть просто утонула бы в море мелочей, но все равно эти люди ему не нравились, как все чаще не нравился себе он сам, вынужденный плыть по течению и принимать их образ мыслей.
Тема сегодняшнего заседания Совета явно была выбрана для поддержания имиджа власти, для чего и были приглашены журналисты. Выступающие государственные мужи много и подробно говорили о том, как до обидного мало живут наши люди после выхода на пенсию и как много их и вовсе не доживают до этой самой пенсии. И тут же ужасались, что общество стареет и скоро чуть ли не каждый работающий будет вынужден содержать одного пенсионера. Романов отлично понимал, что ораторы меньше всего заинтересованы в продлении жизни населения. И вовсе не потому, что они были жестокими чудовищами. Существующее положение устраивало их по той причине, что в данный момент было экономически выгодно. Будет у страны больше денег, тогда и они станут добрее и участливее к балласту — старикам-пенсионерам, а пока средств не хватает для удовлетворения более насущных потребностей…
Говорили много, красиво и умно. Только вот незадача — если грамотно проанализировать все высказанные предложения, то станет понятно, что это не более чем сотрясение воздуха и пустые популистские обещания. А если и предлагались кое-какие разумные меры по исправлению положения, то они были заранее обречены на провал. Понимали это далеко не все присутствующие, но Романов обладал достаточным объемом информации, чтобы сделать правильные выводы.
У генерала едва хватило терпения досидеть до конца заседания, в повестке дня которого, конечно, не нашлось места приготовленному им докладу, о чем он совершенно не печалился. Когда все стали расходиться, он подошел к заместителю секретаря и спросил:
— А как же с ультиматумом? Я тут доклад приготовил…
Заместитель секретаря посмотрел на Романова с таким недоумением, что тот сразу сообразил: нужно сворачивать разговор.
— Ох, извините старика, снова я все перепутал. Совсем заработался! — наигранно хлопнул он себя по лбу.
— Вам, Василий Андреевич, отдохнуть надо, в санаторий съездить, — согласился чиновник. — Езжайте, пока обстановка спокойная.
Тут генерал окончательно все понял и вздохнул облегченно. Слава Богу, на его долю останется меньше хлопот!
19
По внутренним часам, тикавшим в голове Жуковского, дорога до центра подземелья заняла не меньше трех часов. Вокруг него прошло всего несколько секунд, но Фотиеву хватило их, чтобы преодолеть оставшиеся два десятка метров и занять место на «троне». Сергей же, как ни старался, достичь цели быстрее просто не мог. Ставший густым, словно кисель, воздух с трудом проникал в легкие, и его приходилось с усилием проталкивать внутрь. Двигаться быстрее — значило потерять сознание от удушья. А терять ясность мысли было никак нельзя. Сергею удалось вступить в контакт с древним искусственным интеллектом, и все это время в его голове шла непрерывная работа.
Чем ближе подходил Жуковский, тем сильнее становилось напряжение. Бесстрастный древний разум разложил все по полочкам и выдал ему несколько вариантов возможных действий. Повлиять на Фотиева мысленным усилием, нанести ему ментальный удар Сергей не мог. Человек, занявший место на «троне», был защищен от внешних воздействий. Оставался лишь один способ остановить обезумевшего претендента на мировое господство, но именно он приводил Жуковского в трепет. Созданный для вычислений и практических дел, лишенный живой души, холодный и реалистичный искусственный разум подробно описал этот способ. Сергею не нужно было самому ничего делать, просто решить: да или нет. И больше от него ничего не будет зависеть. Но именно необходимость принятия такого решения и ужасала его. Насколько было бы легче, если бы искусственный мозг все проделал сам! Но нет, он не мог действовать самостоятельно. Только предлагал варианты… Поэтому и спешил Жуковский, чтобы попробовать уговорить Ивана Матвеевича остановиться. Хотя слабо верил, что попытка увенчается успехом.
Они увидели друг друга одновременно, и Сергей замер, чтобы случайно не спровоцировать Фотиева на резкие движения. Но Иван Матвеевич пригласил его сам:
— Подходи поближе, не стесняйся. Сейчас ты сам все увидишь, это будет впечатляющее зрелище!
Его голос отразился от купола и прозвучал в зале громовыми раскатами, что явно понравилось Фотиеву. Произнеся эти слова, он несколько секунд прислушался к затухающим отголоскам и громко рассмеялся, стараясь придать смеху как можно больше торжественности.
Сергей осторожно приблизился, но, когда до постамента осталось несколько метров, Фотиев предупредил:
— Дальше ни шагу!
Все-таки он боится меня! — понял Жуковский, но от этого понимания легче не стало.
— Одумайтесь, Иван Матвеевич! — произнес Сергей. — Чем провинились люди, которых вы хотите уничтожить?
— Люди? — презрительно скривился Фотиев. — Разве это люди? Эти создания давно уже оскорбляют взор Господа и подлежат уничтожению!
— Но ведь погибнет и орден! Ведь у вас там были друзья!
— У меня нет друзей! — резко ответил Фотиев. — Даже самые приближенные ко мне держались только на моем внушении. А остальные, отвергнув меня, тоже стали противны Господу и потому утратили право жить.
— Зачем вам это? — теряя всякую надежду решить дело миром, спросил Жуковский. — Подумайте, вы ведь тоже можете заблуждаться.
— Я? — снова расхохотался Иван Матвеевич, и в этом смехе прозвучали истерические нотки. — Нет, я не могу заблуждаться! Боги не ошибаются! Бог во мне, и я — Бог! Сейчас ты сам в этом убедишься и на коленях приползешь поклониться мне!
Фотиев шевельнул пальцами, и Сергей понял, что еще мгновение — и произойдет непоправимое, в Сибирь уйдет импульс, подчиняясь которому из-под земли вырвется огненный шквал. Времени на рассуждения не осталось.
— Да… — произнес Сергей шепотом, потом не выдержал и закричал: — Да! Да!! Да!!!
Он хотел прикрыть глаза, чтобы не видеть того, что произойдет. Но не успел. Подчиняясь приказу искусственного мозга, в сиденье «трона» открылся крошечный резервуар, и содержащееся там микроскопическое количество звездного пламени вырвалось на поверхность. Над постаментом взметнулся ослепительный язык огня, и Иван Матвеевич Фотиев перестал существовать. Он просто испарился, не оставив после себя даже дыма. На Сергея дохнуло жаром, опалившим волосы и ресницы.
Именно в этот момент, когда чуть отступило напряжение, у Жуковского снова появилось чувство, будто кто-то подглядывает за ним. Сергей попытался проследить источник этого ощущения и почти сразу понял, что наблюдателей двое и они контролируют его действия посредством того же искусственного интеллекта. В какое-то мгновение Жуковскому удалось даже коснуться их личностей, но, почувствовав контакт, те мгновенно исчезли из поля зрения, как будто удалились с огромной скоростью.
Если бы кто-нибудь в это время наблюдал небо над пустыней, то при удачном стечении обстоятельств он мог бы заметить заслоняющий звезды круглый силуэт, похожий на шляпу. Этот предмет долго висел недалеко от плато Гиза, а потом резко взмыл вверх и с огромной скоростью бесшумно умчался за горизонт. Через считанные секунды он без всплеска вошел в воды Средиземного моря и исчез из пределов видимости. Но наблюдать это явления было некому. Те, кто не спал в эту богатую событиями ночь, были слишком заняты, чтобы поднимать взгляд к небу.
В другое время Жуковский обстоятельно проанализировал бы свои ощущения и пришел бы к выводу, что те существа, сознаний которых ему удалось вскользь коснуться, не похожи ни на один известный ему тип разума. Они не были ни миссионерами, ни отступниками, ни мутантами, ни, тем более, обычными людьми. Не напоминали они и членов китайской Семьи бессмертных. Тщательный анализ показал бы, что ему пришлось столкнуться с каким-то удивительным, неизвестным ему раньше явлением. С людьми, о существовании которых он никогда не подозревал. Но, пребывая в шоке от происшедшего, ничего этого Сергей не сделал.
Оцепление вокруг места катастрофы на сибирской буровой еще не сняли, но исследовательские работы уже заканчивались. Наверное, только благодаря этому никто не пострадал в то утро. Рабочие под руководством ученых укладывали в ящики образцы грунтов и паковали аппаратуру, когда земля под ногами часто завибрировала, раздался гул, от которого у людей заболели уши, и в центре круга оплавленной породы из-под земли взметнулся клуб ослепительного и невероятно жаркого пламени. Те палатки, что стояли поближе, вспыхнули и сгорели в несколько секунд. На многих людях стала тлеть одежда, почти всем припалило волосы и бороды. Этим, да еще несколькими незначительными ожогами ограничился ущерб, который успел нанести человечеству Иван Матвеевич Фотиев.
Начальник экспедиции сообщил о происшествии в Москву, но оттуда неожиданно поступило распоряжение срочно свернуть незавершенные работы и эвакуировать лагерь. Вертолеты прислали в тот же день. А в Москве участники экспедиции прошли собеседование, после которого напрочь забыли все, что видели в Сибири.
Старый служитель кладбища, которого окрестные жители знали как дедушку Бахтияра, сидел на камне около древнего склепа и ждал. Он научился ждать, потому что провел за этим занятием большую часть жизни. Давным-давно, так давно, что Бахтияр перестал считать не только годы, но и века, отец привел его, тогда еще совсем молоденького паренька, к старому Фархаду, о чем-то поговорил с ним, низко поклонился и ушел навсегда. С тех пор Бахтияр не покидал территории кладбища. Фархад открыл ему его предназначение и обучил всему, что знал сам. Полвека они несли службу на кладбище вместе, а потом Фархад тихо угас. Бахтияр похоронил его тут же и остался один.
Человек посторонний мог бы ужаснуться однообразием и монотонностью его жизни, полностью лишенной перспектив. Но Бахтияр, как и все его предшественники, был философом и ни разу не пожалел о своей судьбе. Имея доступ не только к сокровищнице древних знаний, но и к достижениям самых выдающихся умов человечества, он разрабатывал поразительные философские концепции и был счастлив этим. Не беда, что его достижения были скрыты от мира и потому не получали человеческого признания. Он мыслил категориями веков и тысячелетий и знал, что его труды, запечатленные в вечности, не пропадут даром.
К обязанностям стража входа Бахтияр относился как к священному долгу. Были они необременительны. Посвященные в тайну, имеющие право войти в подземелье, появлялись редко. За всю свою жизнь он знал только двоих — Гермогена и Иоанна. Но иногда появлялись люди, про которых Бахтияр не знал ничего, кроме того, что им не только нельзя, но и невозможно препятствовать. Проходили они самостоятельно, не обращаясь к стражу. Фархад даже советовал при их появлении закрывать глаза и прятаться в сторожке. И никогда никому не рассказывать об их существовании. Они отличались от всех людей, виденных когда-либо Бахтияром, было в них что-то непостижимое и загадочное. Самое странное было то, что, войдя в подземелье, они никогда не возвращались. А иногда уже другие люди выходили из подземелья и бесследно исчезали в пустыне. После этого он замечал в небе непонятные предметы, то неподвижно висевшие, то проносившиеся с огромной скоростью.
Конечно, никто не запрещал Бахтияру думать, и он сделал кое-какие выводы, касающиеся этих странных людей, но держал их при себе. Сейчас же голова его была занята совсем другими мыслями. Старик не мог простить себе допущенной ошибки. Как он умудрился пропустить в святая святых человека, задумавшего такое ужасное дело? Но, с другой стороны, он просто не мог представить, чтобы кто-то из людей духа перешел на сторону врага рода человеческого и затеял нечто подобное. Поэтому случившееся было для него полной неожиданностью. И все равно, он страж и поставлен здесь именно для того, чтобы предотвратить проникновение злонамеренных лиц, поэтому зря ищет себе оправдание.
От этих мыслей его оторвало появление на дорожке, ведущей к склепу, женской фигуры, что было почти невероятно в этот предутренний час. Когда женщина подошла ближе, Бахтияр по лицу и еще кое-каким, понятным лишь ему признакам понял, что это дочь человека, которого он недавно пропустил в подземелье. Была она совсем молода, почти девчонка, но, тем не менее, в ней чувствовалась огромная мощь, может быть не меньшая, чем у отца, а уж его силу страж оценил, как никогда не виданную им доселе. И главное, он сразу вспомнил пророчество из сокровищницы древних знаний. В нем ясно говорилось, что может последовать за рождением у выдающегося человека духа дочери с такими задатками…
20
Жуковский вышел из склепа с первыми лучами поднимающегося солнца. Автобус стоял около сторожки на въезде, там же в напряженном ожидании находились все члены группы. Смотритель никого из них не пустил на территорию кладбища, сделав исключение лишь для Насти, с которой долго о чем-то разговаривал.
Вид у Сергея был изможденный, лицо бледное как мел. Поэтому никто не стал задавать ему вопросов, лишь Захар спросил приглушенно:
— Как это было?
Не произнеся ни слова, Сергей открыл перед ним картину случившегося. Захар опустил голову, отошел далеко в сторону и опустился на колени, повернув лицо к встающему над горизонтом солнцу. Кто знает, что вспоминал сейчас этот удивительный человек? Безмятежное ли детство, когда они с Иваном были неразлучными братьями и не подозревали, что готовит им судьба? Или слияние душ, когда они вместе спасали Русь от духовной чумы Смутного времени? А может быть, он молился, прося Создателя помиловать душу его непутевого брата? Никому не дано было это узнать. Через несколько минут Захар поднялся, отряхнул песок с колен и вернулся к остальным. Это опять был решительный и уверенный в себе предводитель.
— Нужно ехать, у нас еще много дел, — сказал он, обращаясь в основном к Жуковскому. — Слишком далеко расползлась зараза, выкорчевывать ее надо с корнем. В Москве работа уже идет, а нам придется заняться выродками. Думаю, в Испании мы справимся втроем — ты, я и Степан, а остальные пусть летят домой, там им хватит работы.
Никто не стал возражать против этого предложения, даже Настя, которая, конечно, предпочла бы отправиться с отцом. Но она поняла, что будет там лишней, и промолчала. Все стали грузиться в автобус, только Жуковский подошел к бесстрастно стоявшему Бахтияру и сказал ему по-английски:
— Не переживай, старина! В том, что случилось, нет твоей вины. И о преемнике тебе рано думать, этим ты займешься не раньше чем через сотню лет.
Чтобы старик не принял эти слова за простое утешение, Сергей приоткрыл перед ним свои мысли. Поняв, что Жуковский говорит искренне, Бахтияр крепко обнял его и прошептал: