Проект «Пламя» Козловский Юрий
Посидев немного, Роберт осознал, что страсть его вовсе не утолена, а, напротив, разгорается с новой силой. Он выбежал в приемную и вздохнул с облегчением, увидев, что секретарша все еще сидит на своем месте. Роберт схватил ее за руку и, не говоря ни слова, потащил в свой кабинет, уверенный, что она безропотно последует за ним. Но произошло невероятное. Секретарша, до того послушно исполнявшая его волю, вдруг стала вырываться и кричать на весь офис:
— Что вы делаете, Альберт Митрофанович! Что вы себе позволяете?
А тут еще в кабинет не вовремя вошел помощник, и Роберт вынужден был отпустить раскрасневшуюся строптивицу. Помощник правильно оценил обстановку и моментально ретировался, а секретарша прижалась к стене, готовая до конца отстаивать свою честь. Но Роберт уже не собирался ее трогать.
— Ты здесь больше не работаешь! — зло сказал он ей.
— Вы за это ответите! — распушила перышки секретарша. — У меня есть кому пожаловаться!
— Вон отсюда! — взревел Сидорин, и девчонку будто вымело из приемной.
Оставшись один, Роберт некоторое время поразмышлял и пришел к выводу, что снова нужно искать черноглазую колдунью, на которую он, впрочем, почему-то не держал зла. Найти ее, и если она не допустит его до себя, то хотя бы просить, чтобы она вернула ему способность укрощать женщин. В том, что она может это сделать, Сидорин не сомневался.
Он спустился вниз и, выйдя из здания, пошел по Новому Арбату, оставив машину на стоянке. По дороге он вглядывался в лица всех темноволосых женщин. Роберту даже не пришло в голову, что искать человека в многомиллионном городе не имеет никакого смысла. Его сознание заволокла какая-то пелена, и он знал только одно — нужно найти Лейлу.
Продравшись сквозь плотную толпу около метро, Сидорин углубился в незнакомые переулки и скоро потерял направление. Правда, он и сам не знал, куда идет, поэтому ноги несли его в том направлении, куда смотрели глаза. Так он блуждал довольно долго, потом увидел знакомое здание ТАСС и взял его за ориентир. Дойдя по бульвару до «Макдональдса», Роберт почувствовал голод и зашел туда перекусить. Подкрепившись, снова почувствовал страстное желание. Оглянулся по сторонам и увидел, что вокруг снует множество молодых женщин, девушек и совсем девчонок. Черненьких, беленьких, рыженьких, каких угодно, но Лейлы среди них не было.
Сидорин едва удержался, чтобы не схватить пробегавшую мимо него с подносом симпатичную брюнетку, и от греха подальше вышел на улицу. Оказывается, он долго бродил по городу, потому что уже стало темнеть. Он перешел по подземному переходу на другую сторону, прошел мимо «Елисеевского» и направился в сторону Кремля. Почему-то ему казалось, что именно здесь он встретит Лейлу.
В двух десятках метров впереди остановилась машина, оттуда вышла высокая черноволосая женщина и направилась в сторону ювелирного магазина. Лейла! — мелькнуло в голове у Сидорина, и он бросился навстречу. К этому моменту его страсть достигла такого накала, что он забыл про все благие мысли и вцепился в женщину, разрывая на ней блузку и прижимая ее к себе. Для него не имело уже значения, что это вовсе не Лейла. Подоспевший охранник магазина оторвал его от жертвы, профессионально скрутил и через несколько минут передал наряду милиции.
Когда задержанного ввели в кабинет, Романов недоуменно посмотрел сначала на него, потом на Вансовича и сказал с какой-то детской обидой:
— Какой же это Сидорин? Ничего похожего.
— Он это, Василий Андреевич. Он, не сомневайтесь! — усмехнулся Захар и обратился к задержанному: — Пластическую операцию делали в Аргентине, у доктора Миллера, не так ли, Роберт Капитонович?
Сидорин вздрогнул, посмотрел на цыгана долгим пристальным взглядом, в котором стало появляться узнавание, но промолчал.
— А еще ему подправили папиллярные узоры! — продолжил Захар. — Но опытный специалист определит это и сможет установить настоящую личность. Назначьте экспертизу — и во всем убедитесь.
— Все нужные экспертизы мы, конечно, проведем, — ответил Романов. — Но я верю вам и без этого.
— А я и не собираюсь скрываться! — вдруг заявил задержанный. — Да, я — Роберт Капитонович Сидорин! И я расскажу все, что знаю, но только вам, генерал! Избавьте меня от присутствия этого человека! — И он показал на Захара.
— Вы не в том положении, чтобы что-то требовать, — одернул его Романов, но Сидорина неожиданно поддержал сам Захар.
— Действительно, мне здесь больше делать нечего! — сказал он. — Это уже ваша кухня, Василий Андреевич. Давайте встретимся завтра и все обсудим.
И, распрощавшись с генералом, Захар уехал.
Целых четыре часа Сидорин рассказывал перед наведенной на него видеокамерой о последних годах своей жизни, о связях со страшным колдуном Фотиевым и убийцами из фирмы «Арбалет». Рассказывал подробно, ничего не скрывая. Романов еще в самом начале допроса отправил из кабинета охранника и помощника, чтобы у ребят не поехала крыша от излияний бывшего олигарха. Он решил записать все, а потом сделать для непосвященных второй экземпляр, вырезав из пленки лишнее, то, где речь шла о явлениях, в которые не поверил бы ни один здравомыслящий человек.
Впрочем, даже в урезанном виде пленка не могла служить доказательством вины Сидорина, потому что Романов давно уже формально не был связан с правоохранительными органами и фактически не имел никакого права проводить допрос. Но ему это и не было нужно. Запись будет храниться у него и увидит свет только в случае крайней необходимости. Сейчас генералу нужна была просто информация. Когда Сидорин иссяк и стал повторяться, Романов выключил видеокамеру, вызвал охрану и приказал отвезти задержанного в Лефортово.
Назавтра генерал снова встретился со старым цыганом и у них произошел серьезный разговор, который Романов, вопреки привычке, не стал записывать на встроенный в стол диктофон.
— Полагаю, — начал Захар, — из вчерашнего допроса вы не узнали ничего такого, что удивило бы вас?
— Меня — да. Но не остальных, — ответил генерал, пристально глядя на собеседника. — Я давно прикоснулся ко всем этим тайнам, к другой, невидимой стороне жизни. Но, вообще-то, людям трудно в такое поверить.
— Вы-то верите! И, надо отдать вам должное, умеете хранить молчание. Почему вы это делаете, Василий Андреевич?
— Наверное, чтобы сохранить в людях веру в собственные силы и способность сопротивляться обстоятельствам, — ответил Романов, подумав. — Если вывалить все это им на голову, они станут ждать чуда, и из этого не выйдет ничего хорошего.
— Вы совершенно правы, — согласился с ним цыган. — Люди готовы верить в самые невероятные чудеса и поэтому с легкостью идут за лжепророками.
— Скажите лучше, что мне делать с Сидориным? — сменил тему генерал. — Вы знаете, что я никогда не убирал нежелательных свидетелей и не собираюсь делать этого впредь.
— Что-нибудь придумаем, — успокоил его Захар. — Он не будет болтать лишнего.
— Неужели вы вхожи даже в камеры Лефортова? — изумился Романов.
Захар в ответ только пожал плечами.
Подал голос телефон на столе генерала. Он поднял трубку, долго слушал, потом аккуратно положил ее на рычаги и сказал:
— Кажется, Сидорин самостоятельно решил все проблемы.
— Что случилось? — поднял на него глаза Захар.
— Его поместили в одну камеру с вором в законе…
— Сидорина — к уголовнику? — возмутился цыган.
— Этот уголовник — спокойный, уравновешенный человек, — возразил генерал. — Вежливый, обходительный, матом никогда не ругается. И был таким, пока Сидорин ночью не стал к нему приставать.
— Как приставать? — не понял Захар.
— В самом прямом смысле. Проявил к нему сексуальный интерес.
— Тьфу ты, гадость какая! И что уголовник?
— А какой реакции можно ожидать от человека, двадцать лет прожившего за решеткой и пользующегося уважением всего уголовного мира? К моменту, когда вмешалась охрана, он успел превратить Сидорина в отбивную. Разбита печень, проломлен череп, множество других повреждений.
— Жить-то будет?
— Врачи говорят, что вряд ли. И знаете, возможно это грех, но я не испытываю ни малейшего сожаления по этому поводу.
5
Впервые за последние годы Ивану Матвеевичу пришлось убивать время. Он переезжал из страны в страну, не задерживаясь нигде надолго, но время тянулось как резиновое, и до срока, обозначенного в ультиматуме, оставалось еще десять дней. В глубине души Фотиев понимал, что именно сейчас он должен быть в Москве, где сосредоточены силы, способные сорвать его планы. Но одновременно он не хотел себе признаться, что просто боится возвращаться в Россию и поэтому тянет время, дожидаясь назначенного срока.
Первый тревожный укол он почувствовал, когда в его электронном почтовом ящике не оказалось сообщения от Сидорина. Прежде мутант не позволял себе подобных срывов, поэтому Иван Матвеевич всерьез обеспокоился и в поисках помощника погрузился в Сеть. В свое время Роберт дал ему несколько уроков компьютерной грамоты. Больших высот Фотиев не достиг, но на уровень хакера средней руки вышел.
Блуждая в Сети, Иван Матвеевич узнал, что его указание насчет генерала Романова не выполнено, тот по-прежнему жив и здоров. А проникнув в милицейскую сводку происшествий по Москве, выяснил, что за хулиганские действия в отношении иностранной гражданки задержан предприниматель Альберт Митрофанович Коновалов.
Фотиев предполагал, что неуемная сексуальность мутанта когда-нибудь доведет его до беды, но не думал, что это произойдет в такой неподходящий момент. И все же происшествие показалось ему подозрительным. Что, если к нему причастны его бывшие коллеги из ордена или люди Захара? Кому еще выгодно оставить его без помощника и лишить возможности влиять на происходящие в Москве события?
У Фотиева оставалось два выхода. Первый — возвращаться и брать вожжи в свои руки. Второй — использовать организацию мутантов, имеющую своих людей в России. В Москву не хотелось, поэтому Иван Матвеевич связался с Айзенштадтом и отправил ему подробную и обстоятельную инструкцию.
И только одно событие обрадовало Ивана Матвеевича. Как-то, просматривая электронную почту, он машинально набрал адрес и пароль ящика, известного только одному человеку в мире. А когда увидел, что там уже две недели дожидается прочтения зашифрованное письмо, пришел в сильное возбуждение. Потому что этим человеком был его друг и соратник Борис Барков, девять лет назад отправленный кругом в вечное изгнание. Фотиев не стал задаваться вопросом, как ему удалось уйти оттуда, и немедленно отстучал ответ. В полученном назавтра письме он прочитал, что Борис сможет быть в Каире примерно десятого августа. Иван Матвеевич попросил Баркова собрать попутно информацию о некоторых людях из ордена и клана. Окончательное решение о дальнейших действиях он отложил до встречи с Борисом.
Когда Карл Вайсман ознакомился с пришедшей из Испании депешей, то понял, как был прав, что не стал сразу сообщать руководству ложи о своей ценнейшей находке — семье старого Пантелея. Сколько он ни ломал голову, но так и не смог понять логики начальства. Наверно, старый калека Франц совсем выжил из ума, если думает, что в одиночку можно провернуть такую гору работы. Но, хорошенько поразмыслив, Карл решил не просить помощи у организации. Попросишь — и пришлют деятеля с более высокой ступенью, чем у него, он возглавит операцию и, в случае успеха, пожнет лавры, оставив Вайсмана на бобах. А вот если Карл справится сам, то снова обретет доверие и сможет укрепить свое положение в организации.
Карл видел только один способ выполнить задание — прибегнуть к помощи Пантелея и его сыновей. Но, чтобы договориться с ними, сначала нужно было их обуздать, а это было примерно то же, что приручить пятерку матерых волков. Только если для приручения зверей нужно много мяса, то в случае с пантелеевскими пришлось пускать в ход зеленые американские доллары, причем в больших количествах.
Поскольку начальство не только не ограничивало Карла в расходах, но и прямо приказывало исполнить приказ, не жалея никаких денег, назавтра после встречи на кладбище и беседы в большом, но бестолковом доме Клима Вайсман снова появился в поселке с большим кейсом в руке. Вываленные из кейса на стол сто пачек бумажек с изображением президента Франклина произвели на Пантелея и четверых его сыновей должное впечатление.
— Миллион! — завороженно прошептал Стае, второй по старшинству сын Пантелея, благоговейно поглаживая пачки денег. — Миллион!
— Прекрати! — одернул брата старший, Никита. — Ты что, миллиона не видал?
На квартирных операциях семейство заработало побольше, но чтобы вот так, сразу… Куча пачек на столе завораживала, и даже старый Пантелей не отводил от нее глаз.
Наибольшее самообладание проявил самый младший, Олег. Посмотрев на отца и получив его молчаливое согласие, он спросил Карла:
— Значит, за эти бабки мы должны замочить троих?
Вчера Вайсман вкратце объяснил, в услугах какого рода он нуждается, но в подробности не вдавался, чтобы сегодня подкрепить впечатление наличными. Теперь он был готов к разговору.
— Именно так, господа.
— И кто эти люди? — угрюмо спросил Никита, приученный жизнью не доверять никому, особенно людям, предлагающим большие деньги.
Приказ требовал от Вайсмана любыми путями устранить бывшего гэбэшного генерала Романова, цыганского предводителя Вансовича и какого-то Жуковского. Две недели назад он уже получил приказ на уничтожение восьми человек и передал заказ указанному ему человеку из какой-то хитрой фирмы. Пять номеров из списка были вычеркнуты, но потом дело застопорилось и исполнитель заказа исчез, не доведя работу до конца.
Начальство не скрывало, что новое задание намного сложнее прежнего, потому что Вансович и Жуковский обладают сильнейшими ментальными способностями, а Романов был близок к президенту, его тщательно охраняли, и добраться до него было не так-то легко. Все это Карл и изложил Пантелею и сыновьям.
— Интересное кино! — присвистнул Клим, по определению Карла самый кровожадный и опасный из всей пятерки. — Один, значит, с президентом корешится, а те двое такие крутые, что ты сам к ним на кривой козе подъехать боишься! А нам втюхиваешь всех мочить за один лимон? Что-то ты дешевишь, парень. Думаю, они каждый по лимону стоят!
Олег одобрительно посмотрел на брата и добавил:
— Клим прав. Тем более что одного еще искать надо. Нет, так дело не пойдет. Надо добавлять.
Карл посмотрел на Пантелея, ожидая от него последнего слова, но тот молчал.
— Ладно, считайте это авансом, — сдался Вайсман, — но приступать к делу нужно немедленно.
— Вот принесешь завтра еще лимон аванса, тогда и приступим, — веско заключил Пантелей, давая понять, что на сегодня разговор закончен.
Когда Вайсман уехал, все взоры обратились на Олега, хоть и самого молодого, но давно признанного самой светлой головой в семье.
— Что скажешь? — спросил его отец. — Тебе не показалось, что немец все время чего-то боится?
— Точно! — в один голос загомонили остальные.
— Боится, — подтвердил Олег. — И не чего-то, а нас. Разговаривает, а сам трясется от страха, будто мы вот-вот на него накинемся и загрызем. С чего бы это? Тут надо подумать. Что-то крутится вот тут, — он постучал пальцем по лбу, — а что — не пойму! У него чердак будто каской закрыт, не пробиться.
Олег принялся вышагивать по огромному залу, занимающему чуть ли не половину всей площади дома. Остальные терпеливо ждали, зная, что именно на ходу тот вынашивает самые интересные идеи.
И дождались. Вскоре Олег остановился, ударил кулаком по ладони и закричал:
— Понял!
— Что? Рассказывай! — столпились вокруг него остальные.
— Все понял! — повторил Олег, успокоившись. — Слушайте сюда! Этот хренов колдун на самом деле боится нас, потому что мы сильнее его. Да-да, я не оговорился! На кладбище он переиграл нас только благодаря своей хорошей подготовке и тому, что мы многого не знаем. Но он сам себя выдал. Теперь я знаю, как сделать, чтобы впятером мы стали в двадцать пять раз сильнее, чем поодиночке!
Олег замолчал, перейдя на мысленное общение, потому что дальнейшую информацию невозможно было передать словами. Когда до остальных дошло, глаза у них округлились и Пантелей сказал изумленно:
— Ну и Олежек, ну и голова! Как мы раньше до такого не додумались?
— А потому что раньше в этом не было нужды, — сказал Олег со скромной гордостью. — Но раз теперь мы это знаем, зачем нам подчиняться какому-то фрицу?
— Выкладывай, — приказал ему Пантелей, понявший, что у младшего сына появилась новая идея.
— Значит, так! — начал Олег, когда все они расселись за столом. — Когда завтра приедет немец…
Карл был недоволен собой. Ему казалось, что он слишком легко согласился на наглое требование бандитской семейки и зря везет им еще один миллион. Еще недавно за такие деньги в России можно было перебить все правительство вместе с парламентом. Но приказ оставался приказом, и деньги он доставал не из собственного кармана. Кроме денег Карл вез сведения о месте, где можно найти Жуковского. Эту информацию он получил только сегодня утром и отчаянно пытался понять, кто сумел ее раздобыть. По всем предположениям выходило, что кроме него ложа имеет в Москве и других агентов. Такая догадка не слишком обрадовала Карла, потому что из нее вытекала другая мысль: не исключено, что агенты следят за его деятельностью.
Подъехав к коттеджному поселку, Вайсман постарался отбросить мрачные предположения и нажал на кнопку звонка около калитки в высоком глухом заборе. Клим открыл сразу, будто ожидал его, стоял у ворот. Остальные ждали в доме, рассевшись за большим круглым столом. Они заняли одну половину, а Карла усадили за другую, так, что он оказался будто обвиняемый перед членами суда.
— Привез? — спросил Пантелей, жадно глядя на кейс.
— Привез, — подтвердил Карл, не выпуская чемоданчика из рук. — Но отдам только после того, как кое-что объясню. Вам, наверно, кажется, что вы можете взять деньги, а потом водить за нос заграничного лоха? Так вот, предупреждаю: если вы это задумали, то у вас ничего не получится! Обмана не потерплю ни я, ни та организация, которую я представляю.
— Ладно, давай! — Пантелей протянул руку к чемоданчику. — Никто не собирается тебя кидать!
— Хорошо, держите! — Карл протянул Пантелею кейс и добавил: — Но с этой минуты считайте себя предупрежденными. За малейшую попытку обмана или неповиновения будете сурово наказаны.
— Накажи своих внучков, поц, — гнусно засмеялся Клим, принимая у отца кейс и пряча его в шкаф.
— Что вы сказали? — Понимая, что ему нанесено преднамеренное оскорбление, Вайсман стал подниматься со стула, но не успел этого сделать.
Старший сын Пантелея, Никита, взметнулся со своего места и, мгновенно оказавшись около Карла, неуловимо быстрым движением снизу вверх раскрытыми ладонями нанес звонкие удары по его ушам. У Карла все поплыло перед глазами, и он не смог вовремя нанести ответный удар. Впрочем, очухавшись через две минуты, он тоже не смог его нанести. Все это время бандиты с любопытством смотрели на него, будто ожидая, что он будет делать дальше.
Придя в себя, Карл прикрыл себя полем ментальной защиты и со всей мощью, на которую был способен, атаковал подлых обманщиков. Но импульс, который должен был по крайней мере оглушить их, не причинил бандитам никакого вреда. Четверо остались стоять, насмешливо скалясь, а Никита снова подступил к Вайсману и принялся избивать его, как умеют это делать, перенимая друг у друга опыт, заключенные и тюремщики.
Никита наносил удары по самым болезненным точкам, артистически распаляя себя выкриками:
— Ты кого опустить хотел, падаль фашистская? Да таких, как ты, я на фронте, в штрафной роте, живьем ел, ты понял или нет, немчура поганая?
Разумеется, Никита врал как сивый мерин, потому что ни в каких штрафных ротах он не был, фронта не нюхал, а всю войну они с отцом вполне комфортно провели в уральском лагере. Они, воры, не бедствовали даже в самое трудное время, когда другие заключенные сотнями умирали от голода. Но на потерявшего от неожиданности способность здраво соображать банкира все это произвело определенное впечатление.
Карла Вайсмана не били ни разу в жизни. Даже в далеком детстве, не пройдя еще обучения, в случае опасности маленький Карл чисто инстинктивно пользовался врожденными способностями, и нападающие с дикими воплями бежали от него. Но сейчас он не смог воспользоваться ни ментальной силой, ни боевой подготовкой. Тайные методики из самых разных систем рукопашного боя в этой ситуации оказались бессильны против подлых уголовных приемов.
Вдоволь натешившись, Никита ловко застегнул на запястьях Карла наручники и швырнул его на стул. Избитый банкир с трудом соображал и даже не помышлял о сопротивлении. Пантелей подставил свой стул поближе к нему и спросил ласково:
— А теперь расскажи нам, друг любезный, какие миллиарды ты контролируешь?
6
Через десять минут после взлета самолет сначала погрузился в серое марево облаков, а еще через некоторое время вырвался из них в солнечное сияние. Жуковский немало летал за свою жизнь, но зрелище залитых ослепительным светом облаков внизу, под ногами, всегда приковывало его внимание. Вдоволь насмотревшись на них, похожих на огромные снежные холмы, Сергей повернулся к Бойцову и сказал:
— Ну все, хватит дуться! Я понимаю твою обиду, но не моя это тайна, пойми. Не моя! Да тебе и самому лучше никогда ее не узнать, поверь. А дел и без того хватит на всех.
Степан, уже полвека возглавлявший разведку, боевую группу и вообще все, что можно было назвать силовым блоком ордена миссионеров, и в самом деле чувствовал легкую обиду за то, что Сергей, бывший по сравнению с ним неоперенным птенцом, скрывал от него содержание разговора с главой китайской Семьи. И именно поэтому показать это было ниже его достоинства.
— Что ты себе придумал! — стараясь говорить спокойно и легко, ответил Степан. — Я отлично понимаю…
Там, где только что стояло кресло, на котором сидел Бойцов, и дальше, где продолжался салон самолета, возникла непроницаемая чернота, прореженная светлыми искрами. Это было как в кино при смене кадров, когда мгновенно меняется изображение. Исчезли все звуки — голос Степана и гудение моторов самолета. Сергей машинально моргнул несколько раз, пытаясь разогнать пятна в глазах, оставшиеся после ярких светильников салона, но чернота от этого стала еще гуще, а искры — ярче. Он обернулся назад — чернота окружала со всех сторон.
Откуда-то пришло понимание, что окружающая бездна — это космическое пространство, искры — звезды, а самая яркая звезда — Солнце, только с огромного расстояния.
Когда глаза полностью привыкли к темноте, то кроме неподвижно висящих звезд он увидел еще множество светящихся точек, но уже движущихся. Одни пролетали мимо него на огромной скорости, другие еле ползли, медленно сокращая расстояние до ближайших звезд, служивших ориентиром. Потом, повернувшись в другую сторону, он рассмотрел ближайшее к себе небесное тело и понял, что движется параллельным с ним курсом. Сам или точка обзора, сказать было трудно, потому что себя он не ощущал и, «поворачиваясь» в разные стороны, не чувствовал собственной шеи. Просто перед ним возникала другая картина.
Объект, привлекший его внимание, оказался гигантской каменной глыбой. Судя по ослепительно белому цвету, поверхность объекта была покрыта слоем замерзших газов. Увидев глыбу, он почувствовал в ней что-то зловещее, несущее хаос и разрушение. Но тут же пришло чувство облегчения.
Вызвано оно было вынырнувшим из тьмы хищным сигарообразным силуэтом, почти черным, едва различимым на фоне космической тьмы. Его размер был несравним с размером глыбы, и Сергею показалось, что это торпеда, выпущенная навстречу огромному, несущему смертоносное оружие кораблю. Это сравнение оказалось недалеко от истины. «Торпеда» стремительно сблизилась с космической глыбой и, не снижая скорости, врезалась в нее. При ударе сдвинулась перегородка, отделяющая отсек с божественным огнем от резервуара с жидким кислородом, и через долю секунды всепожирающее пламя не оставило следа от материи, из которой состояла глыба, превратив ее в световую вспышку, совсем незаметную на фоне огромной Солнечной системы.
Перед глазами снова был салон самолета и Степан, продолжающий фразу:
— Я отлично понимаю, что…
Большой зал полусферической формы, в центре которого возвышался каменный постамент с ведущими на него ступенями. На постаменте стояло похожее на трон каменное кресло. Повернувшись и при этом снова не чувствуя своего тела, он увидел, что вся поверхность купола покрыта искусно высеченными или нанесенными каким-то другим способом рельефными изображениями. Тут были люди с прекрасными, одухотворенными лицами, одетые в непривычные одежды, мужчины и женщины. Было что-то, напоминающее карту звездного неба, и выступающее из стены полушарие, которое при взгляде на него начало вращаться, и он понял, что это каменный глобус, только с несколько непривычными очертаниями материков и морей.
Постепенно взгляд освоился с множеством изображений и они перестали казаться хаотическими, выстраиваясь в четкую систему. Не то чтобы на него снизошло озарение, нет, просто становилось предельно ясно, о чем они говорят и что предписывают, если рассматривать их в определенной последовательности. Кроме того, каждая мельчайшая деталь барельефов, каждый маленький штришок был знаком древнего языка. Таким образом, в совокупности настенных изображений было скрыто огромное количество информации, целая энциклопедия древних знаний.
В одном из трех аркообразных проходов, открывающихся в разных концах зала, почудилось движение. Сергей направил туда взгляд и увидел человека, одетого во вполне современные джинсы и белую тенниску. Тот направился прямиком к постаменту, и Жуковский узнал в нем Фотиева. Иван Матвеевич поднялся по ступенькам и занял место на «троне», положив руки на подлокотники. Сергей вдруг с ужасом осознал, что тот собирается сейчас сделать, и бросился на него, чтобы вышибить из кресла. Но ничего не получилось, он пролетел сквозь Фотиева, оказавшегося фантомом, бесплотным изображением, и ему с трудом удалось затормозить около самой стены…
…Ему стало стыдно за свои мальчишеские, необдуманные действия. Будто кто-то мягко, по-отечески пожурил его и терпеливо объяснил: то, что он видел перед этим, те картинки из космоса, были изображением событий почти столетней давности. Летящая в пространстве каменная глыба должна была столкнуться с Землей в тысяча девятьсот тридцатом году, если бы, не мудрость предков, еще в седой древности просчитавших это событие. А сейчас перед ним разворачиваются события одной из вероятных линий будущего.
Картинка снова сменилась. Теперь перед Жуковским с высоты птичьего полета простиралась бескрайняя тайга с лежащим посреди нее круглым пятном блестящей стекловидной массы. Он сразу узнал то место, где побывал недавно. Здесь во вспышке пламени погибла буровая бригада.
Земля чуть слышно гудела. Центр круга засветился сначала багровым светом, потом ярко малиновым, вздулся пузырем и лопнул, брызгая вокруг каплями расплавленного камня. Из озера магмы показалось что-то огромное и черное, из верхней части которого исходил луч всепожирающего пламени.
Нос вышедшего из-под земли чудовища стал раскрываться, подобно гигантскому черному тюльпану, извергая клуб огня, яркостью затмившего солнце. Точка, с которой Жуковский наблюдал происходящее, перемещалась вверх, и стало видно, как огонь пожирает окружающее пространство, не только выжигая тайгу, но и плавя почву, сглаживая очертания скал и превращая их в округлые холмы. В огне исчезали, буквально испарялись маленькие селения и крупные города, жители которых не успевали ничего понять.
— Я отлично понимаю, что у каждого из нас…
И снова Степан не закончил фразу, снова Жуковский не смог уцепиться за реальность. То, что он наблюдал теперь, было продолжением линии вероятности, выходящей из той, которую он видел только что. Взгляд скользил по угрюмому ландшафту застывшей магмы, лишенному всяческих следов жизни. Точка обзора поднялась выше, и местность внизу стала напоминать географическую карту. Еще выше — и взгляд зацепился за знакомые очертания Скандинавского полуострова, лишь западная оконечность которого, не затронутая огнем, была покрыта буйной растительностью.
Теперь ниже, чтобы можно было рассмотреть детали. Что-то лес внизу не был похож на тот, что должен был расти на этом северном полуострове. Скорее он напоминал непроходимые тропические джунгли. Такая перемена не могла произойти за короткое время, следовательно, с момента катастрофы прошло, возможно, не одно столетие. Догадка подтвердилась, когда он увидел на берегу маленькой речки несколько примитивных строений и группу существ, похожих на людей. Точка обзора мгновенно переместилась к ним, и Жуковского передернуло от омерзения. Их вид был чудовищен. Отвращение вызывало все, начиная от пепельно-серого цвета кожи и кончая уродливыми лицами с огромными, похожими на слоновьи ушами и носами с вывернутыми наружу, покрытыми слизью ноздрями. Одеты они были в короткие штаны и куртки, сшитые из светлой кожи. Куртки у всех были покрыты множеством сверкающих на солнце металлических блях.
Чуть позже оказалось, что эти монстры — не единственный здесь вид человекоподобных существ. Из леса вышла толпа людей, ничем не отличавшихся от самого Жуковского, кроме полного отсутствия одежды. Они ежились под ударами длинных кнутов, которыми потчевали их несколько уродливых созданий. Походило это на стадо домашнего скота, которое пастухи пригнали с пастбища. Все эти люди были молоды, на вид не старше двадцати лет.
Один из уродов, судя по количеству блестящих украшений, предводитель, поманил пальцем ближайшего к себе голого человека. Тот не заметил жеста, и «пастух» хлестнул его кнутом по спине. Парень упал на четвереньки и подполз к чудовищу. Урод протянул к нему руку, что-то произнес, и парень мягко завалился набок. Еще одна команда — и «пастухи» подхватили тело, оттащили в сторону и принялись сноровисто свежевать его, будто барана.
Все произошло так быстро, что Жуковский не успел среагировать. Находись его сознание в собственном теле, скорее всего, при виде этого зрелища ему стало бы дурно. Но сейчас тела не было и только зрение и слух непонятным образом фиксировали происходящее. К тому же теперь он знал, что пытаться воздействовать на события он все равно не может, потому что перед ним нечто вроде наведенной галлюцинации или голографического изображения еще не наступившего, но вполне возможного будущего.
Отвратительное действо тем временем продолжалось. «Пастухи» разделали несчастного парня и, сложив мясо в огромный котел, водрузили его над пылающим неподалеку костром. Примечательно, что остальные голые люди не обратили ни малейшего внимания на происшедшее и разбрелись в разные стороны. Предводитель, вождь или жрец, воздел кверху руки с отвратительно шевелящимися в разные стороны, будто в них не было костей, пальцами и громко загнусавил нечто напоминающее то ли песню, то ли молитву.
Жуковский вдруг осознал, что понимает смысл гнусавого песнопения. Предводитель возносил хвалу богу Фоте, уничтожившему старый греховный мир и создавшему новый, вечный и прекрасный. Фоте, отцу и учителю новой породы, давшему своим детям неисчерпаемый источник пищи — плодовитых и послушных потомков тех существ, которые осмелились стать на пути божественного создателя нового мира.
Невидимый подсказчик разъяснил: то, что Сергей видит перед собой, можно считать сбывшейся реальностью в случае, если свершится предыдущий эпизод. Выглядело это так: злодею, истребившему восемьдесят процентов населения планеты, удалось возродить новую генерацию людей духа, полностью подчиненных его воле. Но уже через какие-то сто лет стал действовать неизвестный прежде и очень сильный мутагенный фактор, порожденный пламенем мирового пожара. Люди духа обрели способность производить потомство, но их дети неизменно оказывались мутантами. Их создатель и учитель давно умер, а его наследники постепенно образовали расу колдунов, ментальным воздействием лишивших обыкновенных людей разума и воли и превративших их в источник пропитания.
Тот же подсказчик сообщил, что сейчас Жуковский наблюдает последний акт трагедии — возмездие. Вроде бы ничего не случилось, но гнусавый колдун вдруг прекратил свое камлание и задрал голову к небу. Видно, у него было отменное чутье, потому что огненный вал на небе появился только секунд через пятнадцать. Огромное светящееся тело с длинным огненным хвостом пронеслось над самыми головами и исчезло за горизонтом. Его полет сопровождал надсадный вой такой силы, что уродливые чудовища схватились за уши и принялись кататься по земле.
Еще через несколько секунд со стороны океана донесся оглушительный взрыв, а следом пришла волна, какой просто не могло быть. Ее высота достигала нескольких километров, и она прошла вокруг всего земного шара.
Произошло то, что должно было произойти. На всей Земле не оставалось ни одного стража огня, и некому оказалось предотвратить катастрофу…
— Я отлично понимаю, что у каждого из нас свои задачи! — Степан наконец закончил свою фразу. Он, конечно, не догадывался, что за эти несколько секунд его собеседнику пришлось пережить так много. — Но все же мы делаем одно дело…
— Ты не помнишь, — спросил совершенно не в тему Сергей, — в каком году упал Тунгусский метеорит?
7
Сказать, что обитатели замка на севере Испании были удивлены, значило ничего не сказать. Они были поражены до глубины души, потому что на их веку такое случилось впервые. В пришедшем от московского агента сообщении черным по белому было написано, что он захвачен в плен и содержится в качестве заложника у семьи(!) неорганизованных русских бандитов. И за его освобождение вымогатели требуют сто миллионов долларов. Наличными.
Во всем этом не было никакого смысла. Кто мог захватить опытного агента, имевшего восемнадцатую степень посвящения? Да такие люди способны повелевать толпами, и справиться с Вайсманом мог только член таинственной организации, из которой вышел Иоганн. Но о них в сообщении не было ни слова, речь шла именно о себе подобных, то есть людях избранной породы. Но почему семья? И какие могут быть сто миллионов, тем более наличными? Нет, оба координатора решительно ничего не понимали и для прояснения обстановки отправили в Москву специалиста по острым операциям, посвященного двадцатой степени.
Специалист обстановки не прояснил, а вернулся из России через два дня с огромным синяком под левым глазом и явными признаками сотрясения мозга. Судя по его рассказу, его встретила пятерка диких колдунов, состоявших в родстве друг с другом и необычайно сильных в ментальном отношении. Но свои способности они использовали только для отражения атаки, а с приезжим специалистом разобрались на чисто физическом уровне. Узнав, что денег он не привез, его избили и велели убираться из Москвы. Без денег они не примут никого и каждый день будут отрезать у пленника по пальцу, пока им не заплатят. В доказательство серьезности их намерений избитый агент привез палец, который действительно оказался мизинцем левой руки Карла Вайсмана.
Ни один из координаторов не питал к захваченному бандитами Вайсману особо теплых чувств, он был им попросту безразличен. Но бросить его на произвол судьбы значило признать собственное бессилие и уронить престиж ложи в глазах ее же членов, а этого они допустить не могли. О выкупе не могло идти и речи, потому что это потрясло бы основы существования ложи. В Москву была отправлена лучшая боевая пятерка во главе с инструктором, имеющим двадцать первую степень посвящения. Группа такого состава могла при необходимости обезвредить охрану президента любой европейской страны и выкрасть охраняемую персону. Айзенштадт даже считал, что они оказывают слишком много чести русским бандитам, но вынужден был согласиться с шефом. Пятерка вылетела в Россию, и теперь оставалось только ждать результата.
Капитан милиции Виктор Самохвалов и его старший напарник, широкоплечий силач майор Обрубков, которого коллеги звали попросту Тимофеичем, готовили операцию по ликвидации опасной банды убийц и грабителей, обосновавшейся в коттеджном поселке на подведомственной им территории. Конечно, они не поверили рассказу Башки про летающего колдуна и прочую небывальщину, но, проведя эксгумацию свежего захоронения, обнаружили в полуметре под гробом еще одно тело с явными признаками насильственной смерти. Хорошенько прижали могильщика, и он показал еще несколько таких могил.
Удалось разыскать девку, которая была с Башкой в ту ночь. Оказалось, что после «ласк» недоумка она пришла в себя только утром и теперь, в результате ночлега на сырой земле, лежала в больнице с воспалением легких. Она, конечно, ничего не видела и ничего не помнила, но это не огорчило бравых сыщиков. Показаний Башки и могильщика и доказательств в виде найденных трупов выше головы хватало, чтобы вязать всю компанию.
Захват банды планировался на сегодняшний вечер, а днем Витек, то есть Виктор Самохвалов, отправился провести рекогносцировку на местности — иными словами, пошустрить по поселку и посмотреть, что к чему. Но почему-то очень быстро вернулся в отдел.
— Ну, что там? — спросил его Тимофеич, занятый чисткой пистолета.
— Там все в порядке, — буркнул Витек, усевшись за свой стол.
— Что в порядке? — не понял его напарник.
— А где — там? — глядя на него непонимающе глазами, спросил Витек.
Тимофеич отложил пистолет, поднялся из-за стола и подошел вплотную к коллеге.
— Слушай, а ты, случаем, не заблудился? Может, тебя там в бар занесло? — спросил он, принюхиваясь.
Нет, спиртным вроде не пахло. Наркотики тоже исключались, потому что Витек серьезно занимался спортом и трепетно относился к своему здоровью. Но все-таки что-то с ним было не так.
— Ты где был?
— Где я был? Где я был… — Было видно, что Витек мучительно пытается найти ответ на этот вопрос, но у него ничего не выходит.
— Ты ходил в поселок, должен был поспрашивать там о хозяевах коттеджа, — напомнил ему майор.
— А-а, хозяева… — Взгляд Витька стал чуть более осмысленным. — Хозяева… так нормальные же люди! Что ты к ним прицепился?
— С тобой все в порядке? — прямо спросил Тимофеич.
— Конечно! А что со мной может случиться?
— Так не гони пургу, а рассказывай, что видел! — разозлился майор. — Забыл, что ли, что сегодня операция?
— Какая еще операция? — тоже разозлился Витек, и разговор пошел на повышенных тонах. — Какого черта тебе нужно от нормальных людей?
Тимофеич посмотрел на напарника долгим пристальным взглядом. Нет, не может быть, чтобы Витек продался. Одно дело — подоить обратившихся за помощью коммерсантов, это уж сам бог велел, и никто из сотрудников отдела не упускал такого случая. Но чтобы взять деньги у бандитов и убийц? Нет, исключено. И все-таки, что с ним случилось?
Разбираться с напарником, который был явно не в себе, не было времени, а брать его в таком состоянии на захват майор не мог, поэтому он приказал:
— Сейчас иди домой и хорошенько отоспись, а завтра поговорим.
Витек отправился восвояси, а майор, решив не забивать себе голову перед сложным и опасным делом, пошел к собровцам, чтобы уточнить все детали предстоящего захвата.
В подвал, где на бетонном полу сидел прикованный наручниками к железной скобе Карл Вайсман, Клим спустился вместе с Олегом. Навещать пленника по одному они все же опасались, хотя он не сделал ни одной попытки нанести ментальный удар. Выглядел Карл бледно. Забившись в угол, он тихо постанывал, баюкая перевязанную не очень чистым полотенцем левую руку, на которой осталось всего два пальца — большой и указательный.
Клим отстегнул наручники, рывком поставил заложника на ноги и подтолкнул к лестнице. Наверху его подвели к компьютеру, специально купленному и подключенному к Интернету хозяином дома, который раньше не испытывал в нем никакой нужды. Олег подтолкнул Карла к столу, приказав:
— Включай, смотри свою почту.
Бандиты с первого дня заставили пленника сноситься со своим начальством, чтобы через него выставить свои требования. Он набирал текст на португальском языке, которого они, естественно, не знали. Олег, единственный из пятерых, кое-как мог еще разобрать написанное по-английски, а остальные знали только русский и «феню». Пользуясь этим, Вайсман детально описал свое незавидное положение. Но, видимо, в Испании ничего не поняли, потому что положение его не изменилось и каждый день он терял по пальцу.
Карл вошел в Сеть и быстро, так, чтобы мучители не смогли запомнить последовательность знаков, набрал пароль. На его имя пришло одно письмо, в котором говорилось, что руководство прилагает все усилия для его освобождения, и ни слова о том, что это за усилия. Так же как и о выкупе.
— Ну, что там? — нетерпеливо спросил старый Пантелей.
— Пишут, что деньги будут, — Карлу не оставалось ничего другого, как врать, чтобы сохранить жизнь. Ведь как только эти изверги поймут, что не получат ни копейки, его жизнь потеряет для них всякую ценность.
— Когда?
— Я не знаю, — залепетал Вайсман. — Не так легко собрать такую сумму!
— А говорил, миллиарды контролируешь, — ухмыльнулся Клим и достал огромные ножницы, которыми перекусывают стальные болты.
— Не надо! — завизжал Карл, пряча руки за спину. — Я ведь сказал: деньги будут!
Но бандит, не обращая внимания на его вопли, ловко щелкнул ножницами, и указательный палец заложника, упакованный в полиэтиленовый пакет, занял место в морозильной камере.
Вайсмана снова отвели в подвал. В дом вошел Стас, достал из холодильника банку пива и жадно присосался к ней.
— Ну и жара! — сказал он, опорожнив посуду. — Тут по поселку мент слонялся, нами интересовался.
— И что?
— Больше не придет.
— Уверен?
— На сто процентов. А что немец? Когда деньги будут?
— Говорит, что скоро, — ответил Олег. — Но что-то мне это не нравится, слишком долго. Завтра заставлю его написать по-русски, и отвечают пусть тоже по-русски. Если он такая шишка, как говорит, то там найдут человека, чтобы по-нашему понимал. А если вместо денег пришлют еще одного делового — будем кончать обоих.
Окружили дом с наступлением темноты. По сигналу командира черные силуэты ловко перемахнули через кирпичный забор, а майор Обрубков и несколько собровцев остались снаружи, чтобы в случае чего перехватить беглецов. Прошло достаточно много времени, но из-за забора не доносилось ни звука. Командир пощелкал по микрофону, укрепленному у него под подбородком, чтобы напомнить о себе, но ответом ему было полное молчание. Поняв, что за забором творится что-то неладное, он взмахнул рукой, и, вышибив калитку, остальные собровцы ворвались во двор. Не желая оставаться в одиночестве, Тимофеич последовал за ними и увидел, как все они свалились как подкошенные. Что произошло, майор не понял, но сказался чеченский опыт, и сориентировался он сразу. Схватив выпавший из рук одного из собровцев автомат, он перекатился под прикрытие гаража и изготовился к стрельбе.
— Батя, этот не поддается! — раздался голос со стороны дома, и майор понял, что речь идет о нем.
— Подожди, сейчас поможем! — ответили ему, и Обрубков почувствовал легкий укол головной боли.
На фоне белой стены мелькнул чей-то силуэт, и он выпустил по нему короткую очередь. Человек упал.
— Стаса подстрелили! — истошно закричал кто-то. — Олег, тащи волыны!
Майор снова выстрелил на голос, но, кажется, не попал. Пока обитатели дома вооружались, он успел подобрать еще один автомат и два рожка с патронами и теперь чувствовал себя почти уверенно. Он чувствовал бы себя еще увереннее, если бы понимал выгоду своего положения. Дело в том, что, помимо огромной физической силы, Обрубков обладал еще одним, чрезвычайно редким качеством. Он абсолютно не поддавался внушению.
Внутри дома царила растерянность. Стаса удалось затащить в коридор, но помочь ему было уже нечем.
— Что это за чудо такое? — спросил Олег, с пистолетом в руке осторожно выглядывая в открытую дверь. — Почему он еще держится?
— Это ж надо так нарваться! — скрипя зубами, ответил Пантелей. — Я таких только два раза в жизни встречал, и вот ведь, именно сейчас…
— Ладно, чего теперь рассуждать, — перебил их Клим. — Что делать будем?
— Уходить надо! — высказался Никита. — Иначе он нас всех перещелкает, патронов у него хватит. Стаса придется оставить, нам его не унести. Клим, забирай бабки и уходите через задний забор к лесу. Я тут пока пошмаляю, прикрою вас, потом догоню.
— Ас немцем что делать? — спросил Клим. — Может, кончить?
— Да на кой он тебе нужен! Времени нет.
Из открытой входной двери раздалось несколько пистолетных выстрелов. Обрубков моментально выпустил ответную очередь и услышал приглушенный вскрик. Больше никто из дома не стрелял. Майор решил сменить позицию и приготовился короткой перебежкой преодолеть пять метров, отделяющих его от угла дома. Но встать он не успел, потому что на его голову обрушился сильный удар чем-то твердым и тяжелым и он потерял сознание. Одетый в черное человек, подкравшийся со спины и ударивший его рукояткой пистолета, сделал знак, и из калитки появились еще четверо, тоже все в черном. Не останавливаясь, они вошли в дом и увидели ползущего от двери человека, за которым тянулся кровавый след. Один из них направил на него удлиненный глушителем ствол, раздалось приглушенное «чпок», человек дернулся и затих.
Трое быстро проверили оба этажа, потом спустились в подвал. Обнаружив там Карла Вайсмана, находящегося в полубессознательном состоянии, они подхватили его под руки и вытащили из дома. Миновав двор, где вповалку лежали лишенные чувств собровцы, они прошли через калитку и погрузили Вайсмана в стоявший неподалеку микроавтобус. Машина резко рванула с места и исчезла за поворотом.
8
Поскольку служба генерала Романова фиксировала и изучала все странные или не нашедшие объяснения происшествия, дело о неудачном захвате бандгруппы в маленьком подмосковном городе не ускользнуло от ее внимания. Странным в нем был необъяснимый обморок, в который погрузилось целое подразделение СОБРа. Правда, милицейское начальство, не желая ломать голову, решило, что бандиты применили какой-то отравляющий газ, который потом рассеялся в атмосфере. Но Романову эта история очень живо напомнила давние события, произошедшие при захвате усадьбы олигарха Сидорина, когда вся охрана миллиардера тоже погрузилась в беспробудный сон. Но если тогда генерал знал, кто этот сон вызвал, то теперь все было непонятно. Еще непонятнее было, почему единственный из милицейской группы захвата, некий майор Обрубков, остался в сознании и даже вступил в бой с бандитами.
У Романова уже вошло в привычку в самых сложных случаях обращаться за советом к Захару Вансовичу. Цыган приехал через час после звонка, и генерал понял, что это происшествие заинтересовало его. Выслушав рассказ Романова, Захар сказал, что полный расклад событий он сможет дать только после того, как лично поговорит с Обрубковым.
Назавтра майора доставили в кабинет генерала. Захар задал ему несколько незначительных вопросов, внимательно глядя при этом в глаза, и вскоре отпустил.
— И это все? — удивился Романов.