Грехи царя Омара Шахразада

Макама пятнадцатая

– О мой царь, о прекрасная царица. Свой рассказ начну я с тех дней, когда был я несказанно молод. Порог университета в блестящей Кордове я переступил в тот день, когда мне исполнилось шестнадцать. Да, мой царь, всего шестнадцать. Быть может, это совсем малый возраст для жизни самостоятельной, но отец мой и его отец, да хранит Аллах великий в веках память об этих достойных людях, с ранних лет подметили мою тягу к знаниям. Я полюбил лавку книжника Карима, что стояла на углу нашей улицы. Этот приют знаний стал для меня настоящим укрытием от жизненных невзгод. Отец мой был достаточно разумен и состоятелен. И потому, увидев такую жажду знаний, дал мне денег и отправил в город всяческой мудрости, блестящую Кордову.

– Аллах милосердный, всего шестнадцать… Совсем мальчик…

– О да, добрая царица. Глупый мальчик. Наставник мой, благородный Валид, поехал вместе со мной. И его, и меня Кордова просто раздавила своим блеском. Но я тогда был глуп, и потому быстро привыкал ко всему. А учитель мой был мудр, и потому любовался каждым днем своей жизни, как последним.

Царь Омар чуть улыбнулся при этих словах.

– Первый год, хвала отцовской предусмотрительности, мы с учителем просто читали книги… Океаны знаний, раскинувшиеся у наших ног, казались безбрежными. Но, когда миновал год, учитель сказал, что теперь мне открыта дорога к знаниям, доступным лишь немногим. И я стал посещать магический факультет.

– Магический?

– Да, царица. Так студиозусы между собой называли факультет, где им, вместе с науками о небе и земле, человеке и животных, преподавали сакральные знания, о которых я могу говорить лишь иносказательно. Именно там я научился предсказаниям по звездам, по полету птиц… Там я научился всему, что может и должен знать не просто придворный мудрец, а придворный маг.

– Аллах милосердный, как интересно!

– О да, очень интересно. Столь интересно, что силы покидали меня раньше, чем я заканчивал чтение нового свитка. Как я уже сказал, был я тогда очень молод. И подружился с таким же юным, как сам, студиозусом – как-то раз судьба свела нас за одним долгим опытом… Эликсир необходимо было варить долгих четыре часа. Начали мы соперниками, а закончили самыми верными друзьями. Георгий, так звали моего друга, показался мне образцом сосредоточенности и мудрости. Тогда я думал, что ко мне эти прекрасные черты характера так и не придут…

Тут Назир усмехнулся. Воспоминания о далеких годах молодости разгладили его морщины, в глазах заблестел огонь, которого царь Омар не видел уже долгие годы. Казалось, даже горе отступило перед сладостью давних проказ…

– Даже почтенный Валид хвалил моего друга. Долгие вечера проводили мы втроем за беседой и сластями – мастерицей их печь была почтенная вдова, у которой квартировали мы с наставником. Георгий же приехал в Кордову один. Он много и сосредоточенно учился, но ему приходилось и зарабатывать себе на хлеб, ведь он не мог похвастать состоятельным отцом. Хотя с нежностью вспоминал о своей семье, что осталась на далекой родине.

– Бедняга…

– Быть может, и нет… Ибо зарабатывал Георгий, давая уроки словесности, письма и риторики сыновьям богатых фамилий. И вот здесь открылся его второй дар – дар великого учителя. Ученики его боготворили, уроки выполняли с радостью и слушались беспрекословно. Быть бы Георгию через десяток лет преподавателем в самом университете, но…

Огонь любопытства горел в глазах царя. Царица Амани слушала нехитрый рассказ Назира как волшебную сказку.

– … но в один холодный день, ибо стояла холодная пора года, Георгий нашел в библиотеке книгу в толстом переплете. Это была знаменитая книга Марко Поло из Венеции о его странствиях в далекую страну, что лежит у подножия великих гор. Рассказ венецианца, записанный его соплеменником, почтенным Рустичиано, так захватил моего друга, что он начал бредить далекими странами и неизвестными, заповедными землями. Быть может, мой мудрый друг хотел узнать, правду ли рассказал купец из Венеции, или, быть может, со страниц этой книги на Георгия повеяло ветром странствий. Важно лишь, что мой однокашник более не мог усидеть на месте.

Царь Омар благосклонно кивал. Теперь он уже понимал, почему Назир так подробно повествует о каком-то неизвестном Георгии. Царице было просто очень интересно, и она позволила себе несколько минут побыть маленькой девочкой у ног сказочника.

– Едва закончилась весна, Георгий собрался в дорогу. Учебники были позабыты, ученики плакали навзрыд, ибо никто не мог выдержать их проделки столь долго и терпеливо, как Георгий. Но мой друг был непреклонен. И вот с караваном, что отправлялся по Великому шелковому пути, он двинулся в путь. Одному Аллаху ведомо, сколько тяжелых испытаний пришлось преодолеть молодому Георгию. В дороге он изучил горное дело по рассказам золотодобытчиков, что каким-то чудом пристали к каравану. Изучал он и наречия тех мест, в которых останавливался на ночлег. И так в этом преуспел, что к тому мигу, когда великая страна Син раскинулась перед ним, он мог уже совершенно спокойно объясняться с ее жителями. Скажу честно, о долгих годах, что провел мой друг в стране Син, или Чин по-персидски, я знаю не очень много. Известно мне лишь, что из писца при дворе императора Георгий превратился в одного из уважаемых сановников.

Благодушие на лице царя сменилось удивлением и даже неким почтением. Сановник – это звучало куда лучше, чем наставник или студиоз.

– Но радоваться спокойной и сытой жизни, регламентированной бесчисленными предписаниями, было не в характере Георгия. Его другом стал не начальник стражи и не тамошний визирь, а один из тех странных монахов, которые учили стражников приемам защиты. Так узнал мой далекий друг о монастыре, что прячется в горах, у самой кромки вечных снегов. И вновь неугомонный нрав позвал Георгия в дорогу.

– О Аллах, а я думала, что мой сын – самое непоседливое существо под этими звездами!

– О нет, царица, таких людей много. Но не все они столь сосредоточенны и целеустремленны. И вот Георгий, в третий раз начав все сначала, стал послушником в монастыре и долгих семь лет проходил посвящение, поднимаясь все выше по лестнице признания.

Наконец наступил тот день, когда учитель призвал его к себе. Никогда мне не рассказывал Георгий о тех откровениях, что поведал ему наставник. Я знаю лишь, что через год после этого вернулся друг моей юности на родину и… открыл школу.

– Школу?

– О да, мой царь, школу. Туда он отбирает детей сам. У него учатся и совсем маленькие, и совершенно взрослые. Знания Георгия, его терпение и мудрость, в четвертый раз вознесли его, и он снова стал сановником. Его советами не гнушается властелин маленькой гордой страны Аштарат, что зовет Георгий своей родиной, с ним советуется и духовный наставник державы, которого они величают католикосом. Мудрость и самые разнообразные знания Георгий дарит каждому, у кого возникнет в них нужда. Но все свободное время мой благородный друг уделяет школе, своим ученикам.

Царь Омар кивал все благосклоннее и благосклоннее. Дважды сановник, учитель, мудрец…

– Правильно ли мы поняли тебя, мудрый Назир? Ты хочешь нам сказать, что в твоем друге сосредоточились все достоинства человека?

– О да, мой царь, это так. Мой благородный друг сочетает знания, не сравнимые с теми, что может дать даже самый блестящий университет, жизненный опыт и мудрость. И, кроме того, он любит людей. Я бы в свои годы счел для себя за честь вновь учиться у него. И потому думаю, что лучшего наставника для царских детей не найти.

– Да будет так, мудрый Назир! Нам с каждой минутой все больше нравится твое предложение. Настоящий мудрый наставник нашим детям просто необходим.

– Благодарю тебя, о великий, да хранит тебя Аллах тысячу тысяч лет!

– О нет, звездочет. Тысяча тысяч – это слишком много!

Царь Омар благодарно улыбнулся и склонил голову, давая понять Назиру, что аудиенция окончена. Но звездочет, и прежде немного чуждый всех положенных церемоний, сейчас повел себя и вовсе бесцеремонно. Царь еще заканчивал фразу, а звездочет уже был у двери. И очень куда-то торопился. Подобной невоспитанности в другое время царь бы не потерпел. Но сейчас его мысли были так далеко отсюда… Похоже, что и царица тоже мечтала остаться наедине со своим венценосным супругом. Потому и явное пренебрежение положенным ритуалом сошло Назиру с рук.

Едва царские покои остались позади, Назир простонал:

– О Аллах милосердный, что же я наделал! Старый безмозглый осел, вот я кто!

Стражники посмотрели на мудрого звездочета с недоумением, и это немного привело Назира в себя. Во всяком случае, разговаривать с самим собой вслух он перестал.

Но как только звездочет закрыл за собой двери своего «приюта мудрости», как тут же дал себе волю.

Несколько раз он повторил «Старый осел!», потом назвал себя безмозглым хвастуном, потом… Потом успокоился и понял, что ничего страшного не произошло. Ведь он-то всегда может связаться с Георгием! Неизвестно еще, когда в далекую страну отправится караван, но сказать несколько слов своему далекому другу звездочет мог уже прямо сейчас.

Привычным движением Назир простер пальцы над хрустальным шаром. Почти сразу клочья мрака заклубились в его магических недрах. Не прошло и минуты, как звездочет увидел лицо своего давнего друга.

– Аллах милосердный, как же я рад тебя видеть, о Георгий!

– И я рад тебя видеть, друг мой! Сказать по правде, я жду твоего зова с полудня. Предчувствия овладели мною именно в этот час, и хотя я проводил тренировку, я поневоле отвлекся, не в силах сосредоточиться. Что случилось у тебя, Назир?

– Как же силен твой дар! – с изрядной долей зависти проговорил звездочет. – Да, да, я знаю, я бы тоже мог легко беседовать с тобой одной только силой мысли, если бы больше упражнялся.

– Ты так волновался, излучал такую необыкновенно сильную тревогу, что, полагаю, в округе выли все собаки. Не услышать тебя мог бы только тот, кто не имеет ни разума, ни чувств.

– Увы, друг мой. Ты прав, я действительно в сильнейшем беспокойстве. И сознаю, что сам навлек и на себя, и на тебя, быть может, многие бедствия!

– О мой бог, о чем ты? Ваш царь идет войной на нашу далекую страну?

– Аллах милосердный, конечно нет. Я говорю о нас с тобой, мой далекий друг. Сегодня меня призвал к себе царь, решив посоветоваться, куда отправить своих сыновей на обучение. И я, о старый осел, не придумал ничего лучшего, как расписать самыми яркими красками твою школу.

– Но что же тут дурного? Царевичам и в самом деле будет чему научиться в моей школе…

– Но, Георгий, ты же уже воспитываешь одного царевича!

– О нет, друг мой. Я воспитываю умного и красивого юношу, увенчанного, поверь, многими достоинствами. Но юноша этот воспитывается в прекрасной семье и считает, что приемные мать и отец – это друзья его погибших родителей.

Тут Георгий улыбнулся.

– Забавно, но Раис здесь обрел не только учеников. Ты же знаешь, когда ты просил его отправиться с малышом в нашу страну, благородный телохранитель был уже вдов. А здесь он встретил прекрасную, достойную женщину и женился на ней. Так что Тимур считает Раиса и его жену, добрую Ануш, своими воспитателями и почти настоящими родителями.

– О Аллах, какие радостные вести ты мне сообщаешь!

– Я полагал, что Раис передает тебе весточки о царевиче.

– О да, это длинные письма об оружии и приемах защиты, которые он преподает в твоей школе. И в конце всегда одна и та же приписка: «Мальчик здоров, растет хорошо».

– Вероятно, он это делает для того, чтобы шпионы ничего не поняли из его писем.

– Быть может, это так. Но я ничего не знал ни о самом Раисе, ни о том, что он женился… Да и то, что царевич сменил имя, я узнал сейчас от тебя.

Георгий улыбнулся.

– Мы с тобой иногда ведем долгие беседы. Но ты никогда не спрашивал меня о мальчике. Я же не хотел рисковать и рассказывать что-то сам, опасаясь чужих ушей. Хотя, думаю, наши беседы не так легко подслушать.

– О да, непосвященному нас понять трудно…

– Но вернемся к тому, что беспокоит тебя. Итак, ты говоришь, что хвалил мою школу.

– Я рассказал твою историю. И царь Омар, да хранит его Аллах милосердный, счел, что царским детям пристало провести в стенах твоей школы какое-то время, чтобы научиться премудрости, приличествующей наследнику престола и его первому советнику.

– Ну что ж, он прав – здесь премудростей хватит на сотню царевичей. И, думаю, наследнику царя Омара найдется, чему научиться здесь.

– Но старший сын, Тимур!

– Назир, прекрати квохтать, как сотня старых квочек! Повторяю, здесь никто не знает, что Тимур – старший сын царя Омара. Никто, даже сам мальчик. Мы же с Раисом будем молчать.

– Аллах милосердный, Георгий! Ты снял с моей души огромный камень!

Георгий усмехнулся.

– Я рад, что в этот раз мне это удалось так легко. Но, поверь, тебе не стоило беспокоиться об этом. Без твоего слова, повеления, никто об этом не узнает. И я не представляю, какое бедствие должно случиться, чтобы я рассказал Тимуру о тайне его рождения.

– Благодарю тебя, мудрый Георгий! И благодарю небеса, что Аллах послал мне такого друга! Ибо нет в этой жизни ничего дороже дружбы!

– Прощай, Назир. Твой зов для меня всегда радость.

Георгий еще заканчивал последнее слово, но шар уже заволакивала тьма. Звездочет вновь находился в «приюте мудрости» один. Но теперь его дух был спокоен.

И потом, царь отправляет только старших сыновей. Умница Валид, да хранит его Аллах милосердный и всемилостивый, останется дома. А что еще нужно любящему деду, чтобы почувствовать себя нужным? Только любимый внук, общение с которым и есть счастье.

Макама шестнадцатая

Вот уже второй день царевич и Саид изучали тот путь, который им предстояло преодолеть. Правильнее говоря, изучал этот путь один лишь Саид. Ибо он, считая себя старшим (хотя был младше) и опытным, взял на себя все хлопоты по снаряжению каравана. Царь Омар был более чем щедр, а потому царские сыновья могли рассчитывать на путешествие со всем возможным комфортом.

Царевич Мансур лениво поглядывал на своего сводного брата. «Смогу ли я выполнить поручение моей мудрой матушки? Как же мне искать старшего сына нашего отца?» И тут мысли царевича нашли совсем другое русло. Он стал жалеть себя, а трудность его самой главной, тайной задачи стала его пугать.

«Да, матушке легко говорить! Мы знаем о нем много… Так ли много? Быть может, я встречу этого жалкого беглеца уже в первый день пути? Но как мне узнать его? И как поссорить его с братом?»

Красавец Саид поднял глаза от разложенных на столе пергаментов и внимательно посмотрел на царевича.

– Тебя что-то беспокоит, Мансур?

– О нет, друг мой. Я просто размышляю о том, с какими трудностями нам придется столкнуться…

– Аллах милосердный, Мансур! Тебе надо было родиться девчонкой! Ты все время ищешь только плохое, причитаешь, как сотня старух! Перед нами вскоре откроется весь мир! А ты думаешь лишь о бедах! И потом, какие нам могут грозить трудности? Мы же все-таки сыновья царя! Служить нам – вот привилегия любого, кто встретится на нашем пути! Служить и благодарить за честь, которую мы оказываем им, принимая эти услуги!

– Хорошо сказано! Хорошо и мудро! Но будут ли знать об этом разбойники и негодяи, что встретятся нам?

– Опять ты за свое! Разбойники и негодяи? Но разве они будут охотиться за нами? Зачем им двое юношей, что держат путь к источнику знаний и мудрости?

– О Аллах, да они прельстятся нашими одеждами, нашими верблюдами, нашими мечами…

– … нашими телами и нашими душами. – У Саида получилось очень похоже. – Никому ты не будешь нужен! Мы спокойно отправимся в путь! И так же спокойно доберемся до цели нашего путешествия. Поверь, этот путь известен очень хорошо. Он исхожен сотнями караванов и тысячами ног! Вот смотри…

Ухоженный ноготь заскользил по светло-коричневым линиям, какими обычно обозначали на картах караванные тропы.

– От первого города, где мы могли бы найти достойный царских сыновей приют, нас отделяют всего десять дневных переходов. Да, девять ночей нам придется довольствоваться лишь шатрами и толстой мягкой кошмой. Но в столице сопредельного царства нас будут ждать все положенные почести. Мы позволим себе небольшой отдых и отправимся дальше, на полночь… Я думаю, что, если Аллах будет к нам милостив, за месяц мы должны достичь Карса, вот здесь…

Палец Саида показал куда-то между двумя светло-синими пятнами на карте. Говоря откровенно, Мансур никогда не был силен ни в знании древних земель, ни в том, что изображено на картах. Быть может, Саид был прав. А, быть может, не был… Важно лишь то, что брат знал, куда их отправляет отец. И потому Мансуру, наследнику престола, можно было не беспокоиться о деталях. Он знал, что все это – заботы его преданного Саида.

А потому мысли царевича вновь вернулись к тому, что беспокоило его более всего – где найти старшего сына царя и как узнать его среди всех остальных молодых мужчин подлунного мира? Снова ему вспомнились слова матери: «Помни, ты единственный сын царя Омара, который должен остаться в живых!»

И царевич Мансур подумал: «Да будет так! Никто ведь не сказал мне, что я должен найти старшего сына царя завтра… и даже через месяц. Я буду странствовать, пока не найду его. Или пока не узнаю, что его нет среди живых этого мира. Аллах великий и милосердный поможет мне в моем правом деле!»

Увы, дело царевича Мансура было отнюдь не правым. Но царица Амани могла бы гордиться своим сыном – ибо он стал настоящим царевичем именно в тот миг, когда дело убийства начал считать правым.

Воистину горестной для страны Ал-Лат стала ночь рождения первенца царя Омара. Ибо она, как и говорило предсказание, принесла бедствие. Пусть это бедствие было не заметно простому глазу, Но от этого оно не становилось менее страшным. В царских покоях поселилось пренебрежение человеческой жизнью. И можно ли найти бедствие более страшное, чем расчетливое кровопролитие на пути к цели? Грех царя Омара, грех отказа от собственной жены и маленького сына повлек за собой новые грехи… И одному Аллаху известно, остановится ли когда-нибудь это кровавое колесо. Путь даже для одной лишь благословенной и прекрасной страны Ал-Лат, да хранит ее своей милостью великий и милосердный Аллах!

В то время, когда царевич планировал убийство старшего брата, а Саид, его друг, – дорогу к первому из больших городов, достойных принять царских сыновей, в покоях царицы появился посланник мудрого звездочета. Достойный Назир просил царицу об аудиенции.

Царица не удивилась этому, более того, она ждала, что звездочет вскоре придет в ее утреннюю приемную – ведь она сама попросила рассчитать день и час, когда каравану должно тронуться в путь. Ибо царица искренне считала, что необходимо предусмотреть все мелочи, дабы странствие обожаемого сына и его брата проходило так, как это пристало детям самого царя Омара, да хранит его Аллах милосердный своей благодатью. Ведь погоня за старшим царевичем, что была истинной целью странствия Мансура, предстояла долгая. А потому было, в сущности, безразлично, когда ее начинать. Так пусть же звезды сами правильно встанут на небе, предвосхищая успех сына царицы Амани.

Повинуясь знаку царицы, в покои с поклоном вошел Назир-звездочет. А вместе с ним появился и младший сын Ясмин, Валид.

– Да благословит каждый твой день великий и милосердный Аллах, о добрая царица!

– Приветствую мудрейшего из мудрейших, умнейшего из умнейших!

В сущности это был вовсе не обмен любезностями. И царица, и звездочет отдали дань традициям. На самом деле Назир никогда не уважал царицу. Несмотря на уверения дочери, прекрасной Ясмин, да будет светла в веках ее память, что Амани добра и внимательна, звездочет всегда чувствовал, что за каждым поступком царицы, пусть и самым благородным, скрыт холодный расчет. Назир видел, что Амани – из тех людей, которые могут извлечь для себя выгоду всегда, главное лишь – под правильным соусом подать даже самое неправедное дело. Увы, это были лишь догадки.

Потому и не любил Назир царицу. Но, понятно, ослушаться ее повеления он не мог. Пусть повеление было замаскировано красивыми словами, но от этого оно не переставало быть приказом венценосной особы. И потому Назир несколько долгих часов, не разгибаясь, составлял таблицы и гороскопы, пытаясь по блистательному пути далеких звезд увидеть, будет ли так же блистателен путь царевича. О, если бы только он знал, зачем на самом деле царица отправляет сына! Быть может, тогда бы он попытался как-то более пристально прочитать письмена ночных светил. Но увы, Назир, сделав все предельно правильно, был не очень внимателен к голосу Вселенной.

– Благодарю за добрые слова, мудрая царица! Вот здесь – расчеты для царевича. Он сможет прочитать, когда следует выходить и в какой день что делать, дабы путь был гладок и быстр.

Царица развернула свиток и попыталась понять, что же там написано. Говоря по секрету, Амани была не сильна в чтении. И потому она сделала вид, что просматривает текст. Выждав положенное, по ее мнению, время, она свернула пергамент и подняла глаза на Назира.

– Ну что ж, звездочет, я довольна результатами твоих трудов. Моему сыну будет куда легче, если он сможет каждый день сверяться с твоими, мудрейший, советами.

– О нет, госпожа. Это всего лишь советы далеких звезд.

– Но ведь ты же смог их постичь… – В голосе царицы стало чуть больше яда, но Назир этого не заметил. Или не захотел замечать. – Благодарю и тебя, великолепный ученик нашего звездочета! Вижу, что и ты приложил руку к этой сокровищнице!

– Довольно ли твое царственное величество?

– О да, мудрец! Твоя работа достойна самой большой награды. Чего ты хочешь?

«О Аллах, о чем она спрашивает? Нет в целом мире такой силы, чтобы подняла из мрака могилы мою прекрасную дочь, мою Ясмин… А более мне уже ничего и не надо!»

– Благодарю тебя, добрая царица, за такие слова. Я старик и имею уже все, что только может иметь человек. Но у моего внука, Валида, есть просьба.

– Я слушаю, мой мальчик.

Юноша сделал шаг вперед и решительно сказал:

– О добрая царица, великая Амани! Разреши и мне отправиться в странствие вместе с царевичем и старшим братом! Поверь, я не буду обузой! Я знаю наречия и языки всех стран, через которые проляжет караванная тропа! Я знаю и традиции, и привычки… Саид, пусть и старший, но прислушивается к моим советам – ведь он знает, что для меня нет ничего слаще книжной премудрости! Царица невольно залюбовалась Валидом. Ему удалось преодолеть первое смущение, и теперь он говорил уверенно, но не хвастливо. А глаза его, глаза отца, царя Омара, горели жаждой новых знаний. Пожалуй, из всех сыновей царя самый младший был и самым лучшим. Чистая душа, чуждая жажды власти и наживы, пылала лишь любовью к истине.

– Ну что ж, малыш, я разрешаю тебе отправиться вместе с царевичем и братом. Но подумай о том, что ты оставляешь нашего мудрейшего Назира, своего деда, здесь совсем одного…

– Я думал об этом, добрая царица! Сердце мое разрывается от жалости и боли при этой мысли. Но я понимаю, что могу принести пользу своими знаниями. И это примиряет меня с горечью разлуки.

Валид говорил, опустив глаза. Он пытался скрыть то, что сейчас, перед лицом царицы, такой доброй и такой чуткой, все-таки хитрит и скрывает истину. Ибо, как бы далеко он не удалялся от деда, беседовать с ним он мог всегда. Ведь ему передался тот великолепный дар, которым обладал его мудрый дед, – дар передачи мыслей на расстояние. Назир учил его этому уже много лет, и наконец Валид почувствовал, что это умение превратилось для него из тяжкого труда в удовольствие. Да и сам Назир, пусть и не обладал такой силой, но мог и услышать внука, и ответить ему.

Опущенные глаза лучше всяких слов убедили царицу. Да и речь юноши была лишена всего напускного.

– Да будет так! Готовься к странствию, юноша!

– Благодарю тебя, несравненная госпожа! Да будет свет твоей мудрости прекрасным и долгим, как само сияние великих светил!

«Достойная речь! Великолепный разум, красивое лицо… О, этому юноше суждена блестящая судьба! – Царица даже на миг пожалела, что у нее нет дочери, – ибо такому жениху она бы ее отдала с большим удовольствием. – Ну что ж, пусть едет! Он будет Мансуру хорошим помощником!»

Ни на миг не усомнилась в своем решении царица. Ей даже не пришло в голову, что не так давно она сама учила сына, как умертвить сводного брата… Не подумала она и о том, какое горе обрушится на юношу в тот миг, когда он увидит убитым старшего брата. Не подумала она и о том, что царевич будет вынужден убрать не только соперника Саида, но и свидетеля Валида. Пусть это и будет убийство чужими руками.

Воистину, величайшее бедствие пришло в страну Ал-Лат. Не тучи саранчи, не наводнения, не мор… О нет, куда более страшное! Бесконечная жажда власти, что куда страшнее всех иных бед.

Низко поклонившись, дед и внук покинули утреннюю приемную царицы. Не сказав друг другу ни слова, они шли по коридорам дворца, так же молча вошли в «приют мудрости». И только тут Валид дал себе волю. Он расхохотался в голос и повернулся к деду.

– О Аллах милосердный, как же я все это выдержал! Я же слышал каждое твое слово, что ты так и не произнес вслух! Но, добрый мой дед, почему ты не любишь царицу Амани?

– Трудно ответить, мальчик, – сказал Назир. Его поразил такой прямой вопрос внука, но звездочет уже много лет назад взял себе за правило говорить внуку только правду. – Мы никогда с тобой не обсуждали это, малыш. И никогда я тебе не говорил, что не люблю царицу. Скорее, некоторые ее умения я оцениваю более чем высоко. Но умения эти, быть может, и очень нужные в стенах дворца, вне этих стен кажутся воистину бесчеловечными. Когда-нибудь мы с тобой побеседуем еще об этом. Но не сейчас. Мне больно даже думать о том, что я отпускаю тебя. Что мы расстаемся!

– Но, мудрейший из мудрых! Мы же не расстаемся! Я и со дна бездны смогу докричаться до тебя! И знаю, что ты меня услышишь.

– Да, малыш, это правда. Но мне не хочется, чтобы ты оказался на этом самом дне бездны.

– А я буду с тобой советоваться все время нашего пути. И слова твои станут моей путеводной звездой!..

Назир лишь улыбался, слушая внука. «Ну что ж, быть может, пришло и его время познавать мир… И потом, надо ведь когда-то оторваться от книжной премудрости и применить знания, которых уже полон разум!»

– О да, мой добрый дед! Ты прав! Теперь мой черед познавать мир.

– Да будет так, сынок! Но у меня к тебе небольшая просьба. Выполнить ее несложно, но расскажу я о ней чуть позже.

И Валид заторопился в покои царевича. Там ему предстоял еще один экзамен, пострашнее того, что он сегодня уже выдержал у царицы. Следовало доказать старшим братьям, что он будет им надежным спутником. Достойным имени царского сына страны Ал-Лат.

Макама семнадцатая

Что же задумал звездочет? О чем он хотел просить внука? И почему сразу не высказал ему своей просьбы?

О нет, мудрый звездочет не имел никаких тайн ни от Валида, ни от царя. Но прежде чем высказать свою просьбу, он должен был еще раз посоветоваться со своим далеким другом.

«Увы, силы у меня не те… Не просто мне докричаться до Георгия. И потому опять придется побеспокоить хрустальный шар…»

Вновь заклубился черный туман в магическом шаре, но лицо Георгия так и не появилось в нем. Но уже через несколько мгновений он услышал слова мудреца:

«Я слышу тебя, друг мой».

«О Георгий, спешу сообщить тебе, что караван, который должен доставить к тебе царских сыновей, отправляется на рассвете через два дня. Вместе со старшими решил странствовать и мой младший внук».

«Валид? Его разум чист и силен, его силы и одаренность я ощущаю очень часто. Боюсь, что тебя иногда сила его мысли должна просто оглушать!»

«Да, мудрый мой друг, это так. Валид испросил разрешения у царицы Амани. Она его дала. И теперь он пытается убедить старших братьев, что без него им не обойтись. Но я опять падаю к твоим ногам с нижайшей просьбой».

«Думаю, я могу предсказать ее. Ты хочешь, чтобы я учил и твоего младшего внука?»

«Скорее, Георгий, чтобы ты учил, – Назир сделал особое ударение именно на последнем слове, – только его. Но учил по-настоящему. Чтобы ты открыл ему ровно столько, сколько, как тебе покажется, мальчик способен поглотить. Без капли гордости говорю тебе, в Валиде скрываются неведомые силы… Ему суждено великое знание. Ты насладишься общением с ним так же, как наслаждался я до этого дня. А старшие… Увы, они ленивы и нелюбопытны… Царевич Мансур, к тому же, еще и надменен. Им будет достаточно ничтожных крох знаний… Боюсь, что и этого станет для них много…»

«Я понял тебя, мой друг. Пожалуй, я не скажу сразу „нет“. Ибо океан знаний, который плещется у моих ног, уже и в самом деле ищет достойного ученика. Не скажу и „да“ – ибо без испытаний не смогу окунуть юного Валида в бездну премудрости. Пусть будет так… – на мгновение Георгий замолчал, – я согласен испытать твоего внука. И если он окажется достойным, я возьму его в ученики».

И далекий друг Назира тоже выделил последнее слово. Звездочету этого было довольно. И он с облегчением простился, надеясь втайне, что внук не только удивит, но и поразит далекого мудреца.

А тем временем этот самый внук, устав спорить со старшим братом, просто подошел к картам, разложенным на столе и начал лениво их перебирать.

– Аллах милосердный, Саид, – уже через минуту не выдержал он, – ну скажи мне на милость, почему здесь нет карт всех тех земель, что лежат вдоль караванных троп? Или ты надеешься воспользоваться караваном, как придворным возницей, который и сам прекрасно знает, куда тебе надо попасть?

– Глупый мальчик, – лениво процедил Саид, – я не просто надеюсь на знания предводителя каравана, я мечтаю, что нам карты вообще не понадобятся…

Валид усмехнулся, одним широким движением сбросил со стола половину свитков и жестким тоном, так не похожим на его обычную манеру, приказал:

– Старшину писцов сюда! Советника по дальним странам! И немедленно! Да пусть советник прихватит свежие карты. Свежие, братья, а не это старье…

Совсем иными глазами посмотрели на «малыша» царевич Мансур и Саид. Мансур даже поежился.

Да, именно из Валида вырос первый советник его двора. Именно этому человеку (Мансур даже в мыслях не решился назвать младшего братишку малышом) можно будет доверить особые тайны, которых немало в любом дворце… Именно он, а не Саид, старший, будет достоин уважения царя Мансура…

Пока царевич предавался этим мыслям о будущем, советник принес карты, а явившийся писец уже располагался за низеньким столиком у стены.

И младший брат, не пытаясь более спорить со старшими, начал заново планировать долгий поход. Писцу он диктовал список необходимых припасов, советника выспрашивал о новшествах, возникших в странах, через которые лежал путь каравана.

– Братец Мансур, – вполголоса проговорил Саид, – мне кажется, что малыш едет с нами.

– О нет, братец Саид, – ответил царевич, – это мы едем с ним. Я почему-то думаю, что теперь наше путешествие будет не таким долгим и утомительным…

– О да… И мы с тобой сможем подготовиться к нему не в пример лучше…

И старшие братья обменялись понимающими взглядами. Да, теперь, когда на плечи младшего легло бремя ответственности, они могли спокойно выбирать платья и притирания, готовясь к путешествию так, словно им предстояло на всем пути лишь искать очаровательных спутниц, не обремененных лишними запретами и согласных скрасить одиночество царских сыновей.

Увы, и в этом Назир оказался прав. Этим двоим действительно будет достаточно крох знаний, которыми с ними поделится учитель. Ибо чувственные удовольствия, за которыми царевич и сын наложницы гонялись наперегонки, всегда были для них куда важнее всего остального. Печально же будет царствование такого сластолюбца, если не поймет он, что царством управляют другие, а им самим движет лишь одна жажда – жажда новых наслаждений.

И вот прошло два дня, и наступил рассвет. Вереница верблюдов, снаряженных всем необходимым (и более чем ненужным, по мнению Валида), наконец вытянулась по тропе. Шаги кораблей пустыни были неторопливы, животные несли себя с таким невозмутимым достоинством, с каким не всякий царедворец решится ступить на роскошные полы дворца.

Царица не стала провожать караван, а царю Омару и в голову не пришло сказать несколько напутственных слов на прощание. Вот так, думая каждый о своем, и отправились в дальнее странствие три сына царя Омара, двое из которых имели и тайные цели.

Ибо царевичем двигало отнюдь не желание обрести знания, столь необходимые будущему правителю. Лишь одна мысль, одна жажда – найти и непременно уничтожить старшего сына царя, – гнала его вперед. Это чувство было так сильно, что Мансур без колебаний сменил роскошные покои и негу дворца на жесткое седло и потертую кошму.

В который раз он повторял про себя приметы, по каким можно будет узнать старшего брата. В который раз пытался представить, как выглядит то самое родимое пятно, что должно походить на шрам отца, полученный в давней схватке. Воображение рисовало Мансуру самые разные картины, одна другой уродливее и страшнее. И в конце концов царевич сдался. «Даже если я никогда не увижу старшего брата, никогда не найду его, я всегда могу поссорить Саида с любым, кто косо на меня посмотрит. Пусть братец сражается за меня до тех пор, пока не найдется ему достойный соперник. И тогда хотя бы одним из соперников станет меньше».

Самым же младшим из сыновей царя двигали совсем иные чувства. Почти перед самым отъездом Валид смог улучить минутку и побыть с дедом. Вот тогда Назир и рассказал ему о том, что Георгий согласился испытать юношу. Испытать и, если сочтет, что разум Валида готов, открыть перед ним сокровенные знания, что нашел Георгий в тайных библиотеках всех тех мест, где ему повезло побывать в этой жизни.

– Ах, мальчик, – говорил Назир, – я даже боюсь представить, как велики его сакральные, тайные познания! Мой разум уже не в силах постичь те законы, что движут человеком и силами в его теле… А Георгию, да хранит его Аллах сто раз по сто лет, ведомо об этом все. И я молю Аллаха милосердного и всемилостивого, чтобы ты, малыш, узнал все то, что знает мой далекий друг…

– Ах, мой добрый и мудрый дед! Поверь, я приложу все усилия, но выдержу испытание. Надеюсь, ты будешь гордиться мной так же, как гордилась бы матушка, если бы увидела это.

– Да будет так! – У Назира хватило лишь сил поцеловать внука. Слезы застилали ему глаза и могли превратиться в целый водопад, если бы звездочет сказал еще хоть слово.

Подходил к концу девятый день странствий.

– Вскоре мы выйдем к великим и страшным развалинам, – сказал вечером предводитель каравана или, как он сам называл себя, караван-баши.

– О Аллах, так быстро!.. – почему-то проговорил Валид.

– Быстро? – удивленно спросил предводитель. – Ты знаешь эти места, юноша? Знаешь, где мы находимся?

– О да, почтенный предводитель каравана, знаю. Некогда здесь был город, который воины Селевкидов, наследников Искандера Двурогого, называли Гелиополисом. Много раньше этот город носил совсем иное имя, Баальбек – город Ваала.

– Воистину так! Но откуда тебе известно это место и это древнее имя, ведь ты так юн?

– Ибо книги, подлинные друзья моих дней, рассказали мне об этом уже десять лет назад. Тогда я мечтал стать властелином караванных троп, предводителем каравана, – с улыбкой отвечал Валид.

– Могу ли я спросить тебя, юноша, о том, что ты ожидаешь увидеть завтра?