Знак фараона (сборник) Бекитт Лора
Рамсесу, благо Северная Палестина близка к долине Оронта. Но тебе не стоит волноваться. Пока я жив, тебе ничто не грозит. К тому же ты можешь укрепить свое положение среди нашего народа, — сказал Кармел Тамиту и бросил взгляд на сестру.
Девушка зарделась. Она опустила глаза и стала перебирать звенья металлического пояса. Тамит смотрел на ее прекрасное юное лицо и чувствовал, как в груди разгорается жар. Инара была свободна, не обременена тяжелым прошлым, и она любила его. Что мешает ему вступить в брак с хеттской принцессой?
Когда Кармел и Инара ушли, он продолжал размышлять. Быть может, здесь, в чужой стране, он наконец сумеет обрести равновесие и душевный покой?
Тамит стоял на крыльце, когда вновь увидел Инару. Она очень спешила и, очутившись во дворе, бросилась к Тамиту бегом.
Он глубоко вздохнул.
— Ты вернулась! А как же твой брат? Наверное, он будет против того, чтобы мы нарушали приличия?
Девушка, взяв руки Тамита в свои, не сводила с него сияющих глаз. Ее ладони были горячими как огонь, на длинной шее билась тонкая жилка.
— Ради тебя я готова нарушить все, что угодно! Прошел почти год. Неужели ты думал, что я смогу ждать дольше?
Обнимая Инару, Тамит думал о том, что его отношения с этой девушкой не похожи на те, что были с другими. То, что происходило у них с Тией, было овеяно тревогой и неуверенностью в будущем. Она постоянно грустила, тогда как Инара казалась светлым, легким и радостным существом. Стоит сказать всего одно слово, и эта прекрасная, яркая, как пламя, девушка будет принадлежать ему.
Тамит провел гостью в одну из дальних комнат, где привлек ее к себе и осыпал бесчисленными поцелуями. Инара в блаженстве закрыла глаза.
— Я ждала тебя почти год и была готова ждать вечно.
Отдавшись страсти, они словно растворились друг в друге
и уже не принадлежали сами себе. Весь мир, прошлое, будущее и настоящее — все свелось к прикосновениям, к безумным ласкам и поцелуям. Тамит понимал, что его желание столь нестерпимо не потому, что у него давно не было женщины, а потому, что он хочет именно эту девушку. Инара осталась на всю ночь, а утром Тамит сказал:
— Выходи за меня замуж. Надеюсь, твои братья не будут возражать?
Девушка сверкнула глазами.
— Думаю, Кармел сумеет уговорить Муваталли. Я всего лишь младшая сестра царя, а ты — брат фараона. Я слышала, Муваталли мечтает отдать одну из своих дочерей за Рамсеса. Наш брак, брак хеттской девушки и египтянина, может послужить примером и стать ступенькой к осуществлению его желания!
В тот же день Тамит явился к Кармелу и заявил, что хочет жениться на его сестре. Тот обещал поговорить с царем и попытаться склонить его к нужному решению.
Через месяц Тамит получил письмо от Уны. Мать рассказывала, что жизнь в столице идет своим чередом; Рамсес распорядился восстановить полузаброшенный храмовый комплекс, возведенный во славу Сети, и выстроить множество памятников в свою честь. Интеб по-прежнему находился в военном лагере, где обучал египтян и наемников. Вероятно, фараон не оставил планов нового похода на Сирию и другие подчиненные хеттам земли. Уна много писала про Амени; им удалось найти общий язык, и она полюбила мальчика. В конце письма женщина упоминала о Тие. Архитектор Мериб выжил, но был прикован к постели. Тия преданно ухаживала за супругом. Последнее сообщение окончательно развеяло сомнения Тамита относительно женитьбы на хеттской принцессе.
Его обязанности посланника были несложными, потому он много времени проводил с Инарой. Они любили ездить верхом и неутомимо исследовали окрестности. Однажды девушка привезла возлюбленного в знаменитое хеттское святилище, великолепный скальный храм в нескольких часах пути от Хаттусы. Надворные постройки были сооружены из циклопических блоков и поражали не меньше, чем гробницы царей на родине Тамита; внутренние помещения, украшенные высеченными на стенах изображениями крылатых чудовищ с львиными головами и процессиями богов и богинь в островерхих шапках, вызывали благоговение.
Инара была допущена в святилище. Тамиту, как иноземцу и человеку другой веры, пришлось подождать снаружи.
Он заметил волнение девушки и спросил:
— Что ты хочешь сделать?
Она прижала ладони к горящим щекам.
— Один из здешних жрецов умеет блестяще предсказывать будущее. Я хочу спросить его, что меня ждет.
Тамит ощутил странный трепет.
— Зачем тебе это? Ты и без того знаешь, что будет. Мы поженимся.
— А потом? Я так долго тебя ждала, что научилась страдать и бояться.
Тамит улыбнулся.
— Прости.
— Ты часто вспоминал обо мне?
Ему пришлось покривить душой.
— Как я мог забыть о девушке, чьи глаза напоминают лунный свет, а волосы сотканы из солнечных лучей!
— Ты хочешь иметь детей?
— Конечно.
— Я тоже. Много. И чтобы они были похожи на тебя! — сказала Инара и попросила: — Дай мне браслет.
— Зачем?
— Я покажу его жрецу. Ему нужна вещь, которая сможет рассказать о каждом из нас.
По спине Тамита пробежал холодок. Однако он не подал виду и протянул девушке кожаный ремешок.
Она скрылась в святилище, а он принялся размышлять. Рассказать Инаре правду? У него было сложное прошлое, и он не хотел перекладывать это бремя на плечи юной девушки. Как объяснить, что значила для него Тия, почему он позволил Джемет совершить то, что она совершила? Как признаться, что у него есть сын, появления которого он не желал и не ждал, о котором не вспоминал до тех пор, пока его мать не погибла?
Когда Инара вернулась, Тамит был поражен ее видом. Лицо девушки побледнело, в глазах застыл ужас. Он бросился к ней:
— Что случилось?!
Инара бессильно прислонилась к любимому. Ее плечи вздрагивали. Она глухо произнесла:
— Давай поскорее уедем отсюда.
Они забрались в седла и тронули лошадей. Тамит смотрел на округлые низкие холмы, окружавшие долину и делавшие ее похожей на огромную малахитовую чашу, на покрытую сверкающей росой траву, на чистые, как родниковая вода, небеса и убеждал себя в том, что ни с ним, ни с хеттской принцессой не может случиться ничего плохого.
Когда они отъехали достаточно далеко от святилища, Тамит остановил коня, спешился, помог Инаре спуститься на землю и спросил:
— Что сказал жрец?
Девушка вернула возлюбленному браслет. Молодой человек на мгновение закрыл глаза. Если прорицатель узнал правду и рассказал ее Инаре, ему придется многое объяснять.
— Он сказал, что эта вещь способна поведать больше, чем любая другая. Мы поженимся, но наше счастье будет недолгим. Скоро мы навсегда расстанемся. И у нас не будет общих детей.
Тамит погладил ее по голове и мягко произнес:
— Это неправда. Что может нас разлучить? А если мы будем вместе, у нас обязательно появятся дети.
Девушка подняла заплаканные глаза.
— Вдруг тебе придется уехать на родину?
— Если это случится, я возьму тебя с собой.
— В Фивы?
— Да.
— Расскажи мне о них.
— Это самый прекрасный город на свете, — промолвил Тамит и начал рассказывать, а Инара слушала с изумлением и благоговейным восторгом.
— Твои родители меня примут?
— Конечно. Они замечательные. Моя мать давно мечтала, чтобы я женился.
— Почему ты не выбрал египтянку? — спросила Инара. Ее взгляд был чистым, как у ребенка.
— Потому что ни одна из них не была похожа на тебя.
— Ты меня любишь?
Подумав о том, что у него наконец появилась возможность сделать счастливой хотя бы одну женщину, Тамит произнес как можно искреннее:
— Да, Инара! Я люблю тебя.
Пытаясь вернуть девушке душевное равновесие и уверенность в будущем, египтянин сделал все для того, чтобы ускорить свадьбу. Она состоялась в следующем месяце и была сыграна согласно обычаям хеттов. Жениху и невесте были подарены породистые лошади, дорогое оружие, множество красивейших керамических изделий, золотых и бронзовых украшений, а также подвесок, играющих роль амулетов. Пектораль Тамита привлекала внимание многочисленных гостей. Молодому египтянину оказывались почести, какие заслуживало только лицо божественной крови.
Инара была счастлива, и он тоже казался счастливым. Тамит решил, что напишет Уне. Возможно, он обидел мать, не сообщив о том, что собирается вступить в брак. Но едва ли в ближайшие годы ему доведется увидеть родителей, если только хрупкий и во многом условный мир между Рамсесом и хеттами не пошатнется и не даст трещину.
Тамит не желал притворяться перед собой: ему не хотелось возвращаться в Фивы, к неумолимому и всесильному прошлому. Он, как когда-то его мать, мечтал начать новую жизнь.
Глава 10
За последние полгода Тие довелось испытать много такого, что мешало вспоминать дни далекого детства, не давало мечтать о тайных мгновениях, которые дарили радость душе, истосковавшейся по любви и свободе.
Вместо этого Тия думала о минутах, когда биение крови в теле Мериба становилось почти неразличимым, когда он тяжело и неровно дышал, а его лицо искажалось от страданий. Она была искренне рада, когда эти страшные секунды, часы и дни остались позади. Мериб понемногу начал подниматься с постели, и, хотя было ясно, что он никогда не сможет в полной мере вернуться к прежней жизни, его состояние стало внушать надежду.
Тамит уехал, и Тия старалась не думать о том, где он и что с ним сейчас. Он наверняка написал своей матери, но молодая женщина не находила в себе сил навестить Уну. Ее жизнь свелась к заботе о муже, к беспрестанной борьбе с болезнью и смертью.
Сегодняшний день выглядел по-особому ярким, и Тией овладело позабытое спокойствие. Вернувшись из храма Амона, она вошла в сад и стала прислушиваться к бесчисленным звукам — чириканью птиц, стрекоту насекомых в траве, а также любоваться солнечными бликами, сверкающими в листве.
Утром Мериб попросил перенести его в беседку, и Тия направилась туда.
К удивлению молодой женщины, там находился и Тимес с неизменными папирусом и пером в руках. Ему удалось сдать экзамены на жреца низшей степени, и теперь юноша готовился преодолеть среднюю.
— Что-то случилось? — спросила Тия, переводя взгляд с брата на мужа.
— Садись, — сказал Мериб.
Он выглядел осунувшимся, но боль и страдания, совсем недавно омрачавшие взгляд, ушли. В глазах осталась только усталость.
Тия опустилась на скамью. Хнут поправила подушки за спиной Мериба, и он произнес:
— Я специально позвал Тимеса. Он составит прошение о расторжении нашего брака.
Молодой женщине почудилось, будто внутри что-то рушится, и вместе с тем она ощутила, как в сердце разгорается жаркое пламя.
— Но... почему? — прошептала она.
— Потому что так будет лучше для всех нас. Хотя мы разводимся по взаимному согласию, все же придется указать причину. Супружеская измена не подойдет, поскольку в этом случае тебя ждет наказание, — невозмутимо продолжал Мериб. — Однако моя болезнь может показаться жрецам достаточным основанием. Ты молодая, здоровая женщина, а я превратился в калеку.
— Я тебе не изменяла! — быстро произнесла Тия и покраснела.
Один из уголков его губ пополз вверх, а взгляд помрачнел.
— Ты не можешь дать мне любви, Тия, а жалость мне не нужна. Это поймет каждый, кому знакомо слово «гордость». Ты получишь половину имущества и сохранишь репутацию порядочной женщины. Я благодарен тебе за все, что ты для меня сделала. Больше мне не о чем тебя просить.
Тия уронила руки на колени и проговорила упавшим голосом:
— А дети?
— Когда ты будешь готова покинуть мой дом, мы поговорим и об этом. Поверь, я ничего не собираюсь у тебя отнимать.
Голос Мериба звучал спокойно и ровно, разве что слишком отстраненно и холодно. В его душе затаилась обида. Обида на нее, Тию, за ее обман и измену, на судьбу, которая разрушила его жизнь. С той минуты когда его состояние начало улучшаться и стало ясно, что он не умрет, архитектор обращался с женой так, словно между ними была глухая стена.
В глазах молодой женщины блеснули слезы.
— Чем ты намерен заняться, Мериб?
— Строить гробницы мне уже не придется, но я не жалею. Последняя усыпальница, в строительство которой я вложил так много сил, оказалась неудачной. Я стал жертвой собственного творения. Слава богам, мои глаза и руки целы. Я займусь тем, чем мечтал заниматься еще в юности: рисовать. Благо, у меня есть помощник — мой сын.
Хнут стояла рядом с Мерибом как верный страж; по лицу девушки нельзя было догадаться, о чем она думает и что испытывает в эти минуты. Однако когда господин произнес ее имя, она смутилась и затрепетала.
— Тот свиток, в котором записано распределение имущества, хранится у тебя, Тимес?
— Да.
— Найди его и прибавь: награда Хнут увеличивается до двадцати дебенов.
Девушка вспыхнула.
— Зачем мне деньги!
— Затем, зачем и свобода. Отныне ты сама себе госпожа и можешь распоряжаться собой. Иди куда желаешь и делай что хочешь.
— Золото не даст мне того, что я хочу получить. Я желаю быть рядом с тобой.
Архитектор усмехнулся.
— Зачем я тебе?
— Ты знаешь зачем, — прошептала девушка.
Мериб смотрел на женщин, одну из которых он хотел, но был вынужден отпустить, вторую не желал, но должен был оставить при себе.
Когда-то Хнут в самом деле очень нравилась архитектору, она нравилась ему и сейчас. Она сделала для него много такого, о чем он предпочел бы забыть, потому что не знал, сумеет ли ей отплатить. Эта молодая женщина была по-собачьи пре-дана ему, тогда как он сумел принести ей одно только горе.
Мериб устало закрыл глаза и открыл их, когда Тия спросила:
— Ты говорил, будто видел иной мир. Скажи, там что-нибудь есть?
— Там есть все, о чем говорят люди, и даже больше. Но нам не надо туда спешить.
Тия помедлила.
— Я давно хотела спросить, — нерешительно начала она, — правда ли, что ты оговорил моего отца, из-за чего ему пришлось уехать из Фив в Эффе?
— Правда. Я выручал Джедхора, — ответил Мериб и коротко добавил: — Прости.
— Я тебя не виню, — сказала Тия. — Если бы Анхор остался в Фивах, моя судьба могла сложиться иначе.
Мериб поднял брови.
— Так ты не жалеешь?
— Жалеть о своей судьбе так же бессмысленно, как сетовать на богов, — ответила женщина.
Последующие недели Тия жила с чувством, какое, должно быть, испытывают люди, когда глядят на высохшую, потрескавшуюся землю, не веря в то, что она способна принять семена, которые затем дадут всходы.
Через месяц Тимес принес из храма известие о том, что жрецы согласны считать брак Мериба и Тии расторгнутым. Такие вещи случались нечасто, но архитектор не раз приносил Амону щедрые дары, а боги, как известно, чаще откликаются на просьбы тех, кто привык окружать их богатством и блеском.
Мериб сказал, что не стоит сообщать об этом детям, дабы избавить их от лишних переживаний.
— Пока ты не решишь изменить свою жизнь, — добавил он.
Тия ждала ровно десять дней, а потом, поборов неуверенность, отправилась к Уне. Душа молодой женщины была полна тревожных сомнений и предчувствий.
Уна была в доме одна, не считая слуг; она приняла Тию вежливо, но настороженно и прохладно. Хозяйка предложила гостье сесть. Они находились в одной из великолепно обставленных комнат особняка. В высокие окна струились потоки света. Солнце переливалось на поверхностях мебели, выложенной мозаикой из разноцветного дерева или украшенной металлическим орнаментом.
Тия с болью глядела в лицо хозяйки дома, находя в нем знакомые, родные черты, черты своего любимого.
— Как здоровье твоего мужа? — спросила Уна.
— Благодарю. Ему значительно лучше.
— Он сможет ходить?
— Надеюсь, что да.
— Я догадываюсь, что привело тебя в мой дом, Тия. Ты хочешь узнать о Тамите, — сказала Уна.
Молодая женщина вдохнула полной грудью, чувствуя, что приближается к тому желанному, что потребует и воли, и сил.
— Да. Я хочу ему написать.
Уна, казалось, удивилась.
— О чем?
— О том, что я свободна. Десять дней назад жрецы Амона расторгли наш брак с Мерибом.
— Как это могло произойти? Вы прожили вместе несколько лет, и у вас есть дети!
— По обоюдному согласию. Мериб больше не хочет меня удерживать. А я решила позаботиться о своем счастье.
— Когда-то я не верила, что любовь может принести человеку горе, но в вашем случае это именно так. Тамит был несчастлив все эти годы. — В голосе Уны звучало осуждение.
Тия смотрела прямо и честно.
— Я знаю. И верю в то, что это можно исправить.
Уна поднялась с места. Бывшая танцовщица отличалась стройностью и воистину царственной осанкой. Благодаря искусным притираниям ее лицо почти не носило следов увядания, и Тия невольно подумала об отметинах усталости и тревоги на своем собственном лице.
Хозяйка дома принесла футляр, в котором хранились папирусные свитки, и сказала:
— Сын прислал мне письмо. Ему нравится в Хеттском царстве, он считает, что его жизнь изменилась к лучшему. Тамит вступил в брак с хеттской принцессой. Не могу сказать, что я сильно этому рада, но, если мой сын счастлив, мне не стоит мечтать о большем.
Зачастую человеческая радость соткана из иллюзий, тогда как правда приносит горечь и зло. В тот миг когда судьба захлопнула последнюю дверь, Тия поняла, что имеют в виду люди, когда говорят, что в ином случае лучше лишиться жизни, чем обманных снов.
Она нашла в себе силы прошептать:
— Он не пишет обо мне?
В глазах Уны искрились золотые точки.
— Ни слова.
Молодая женщина кивнула. Да, так и должно быть.
— Прости, Тия, но мне нужно идти. Я должна отнести обед моему внуку, который учится в школе при храме Амона. — Уна оживилась, в ее голосе слышались радость и гордость. — Я сама ношу ему еду, потому что так делала его мать, — пояснила женщина, поймав удивленный взгляд гостьи.
Тия встала. Она понимала, что ей не в чем винить Тамита, который отчаялся и устал, наверное, даже больше, чем она, и чувствовала, что не может желать ему ни счастья, ни несчастья.
Вернувшись домой, молодая женщина долго сидела в одиночестве, а потом сказала Мерибу, что хочет съездить в Эффе, навестить родителей и братьев.
— Они помнят своего внука младенцем, а Харую и вовсе не видели.
— Дорога в Эффе длинная, и неизвестно, сколько времени ты там пробудешь. Мерибу не стоит пропускать занятия в школе, — ответил архитектор. — Будет лучше, если ты возьмешь с собой только Харую.
Тем самым архитектор дал понять бывшей жене, каким образом он решил поделить детей.
Мериб-младший спокойно отнесся к отъезду матери и сестры, поскольку подразумевалось, что они уезжают на время. Тия не захотела нанимать отдельное судно, не стала брать с собой много вещей и отказалась от сопровождения слуг и охраны. Ее спешный отъезд напоминал бегство изгнанника.
Семь лет назад Тия так же плыла по Нилу, только в другую сторону, и то путешествие тоже было безрадостным, но сейчас ее согревало присутствие дочери. Харуя никогда не путешествовала по Нилу на большом, ярко раскрашенном корабле с резной головой быка на носу и огромным парусом. Она смотрела на Нил блестящими от возбуждения глазами и задавала матери множество вопросов.
Тия тоже не сводила взгляда с царственной реки. Нил, «отец богов», старый, облепленный глиной, могучий и вместе с тем сохранивший цвет юности, вечной юности, которая не дарована людям! Как и прежде, вдоль берегов колыхался гигантский тростник, а на песчаных отмелях дремали крокодилы.
Вслед за полуднем приходило безветрие, а с раскаленных небес лились потоки белесого солнца. Тия смотрела на блестящие от пота спины гребцов, которые сгибались и выпрямлялись в едином ритме. Молодая женщина удалялась в укрытие вместе с дочерью и там, в тени легкого льняного полога, рассказывала ей сказки, угощала взятыми в дорогу сладостями и фруктами.
К вечеру прозрачный наряд Нила темнел, на небе мерцали алмазные звезды. Над горизонтом поднималась кроваво-красная луна, которая постепенно становилась золотой. В эти часы Тия размышляла о предстоящей встрече с родителями и прощании с теми, кто остался в Фивах. С бывшим мужем они расстались сдержанно, но не враждебно. Тия искренне желала Мерибу выздоровления. Хнут, прощаясь с ней, заплакала, но при этом не скрывала облегчения и радости. С отъездом Тии ее шансы сблизиться с господином значительно возрастали.
Сначала Тию огорчило видимое равнодушие сына, но потом она сказала себе, что Мериб-младший всегда будет жить своей собственной, недоступной постороннему взору жизнью.
Накануне отъезда Тия навестила сестру Мериба, которая жила с Хетесом в новом доме. Анок вот-вот должна была родить. Она по-прежнему редко улыбалась, но ее взгляд показался Тие непривычно теплым и мягким. Хетес готовился к экзаменам в Доме Жизни и шутя говорил, что жрецам еще не приходилось видеть такого старого ученика.
Тия и ее дочь прибыли в Эффе рано утром. Их никто не встречал, потому что они не предупредили о своем приезде.
— Здравствуй! — вполголоса произнесла Тия, обращаясь к Харуе, в честь которой назвала свою дочь, Харуе, которую ее отец обрек на вечные скитания в бездне Преисподней.
Она, Тия, тоже оказалась неверной женой и заслуживала такого же наказания. Мериб не стал ей мстить. Ее наказала судьба.
Женщина с девочкой миновала позеленевшую от времени каменную пристань и пошла по знакомым улочкам. Жители Эффе удивленно смотрели ей вслед. За годы жизни в столице Тия привыкла выглядеть так, как выглядят знатные фиванки: платье тончайшего льна, золотые и фаянсовые украшения, черная краска на бровях и ресницах, зеленая — на веках; ногти окрашены белым, кисти рук и ступни ног — оранжевым. Коротко остриженные волосы спрятаны под красивым париком.
Родители были изумлены и обрадованы. Возможно, Анхору не понравилось, что Тия нарекла свою дочь Харуей, но он не подал виду и с довольной улыбкой усадил девочку к себе на колени. И отец, и мать постарели. Однако Небет сохранила прежнее спокойствие и стойкость, а Анхор продолжал работать. Братья Тии, сыновья Харуи, превратились в красивых юношей. Улучив момент, Тия спросила младшего, Айриса:
— Ты помнишь свою мать?
Он нахмурился.
— Смутно. Она утонула в Ниле, когда я был еще мал.
Тия облегченно перевела дыхание. К счастью, сыновья Харуи не знали правды о ее участи.
Тия не рассказала родителям о разводе с Мерибом. Да, с ним случилось несчастье, но он поправляется, а она приехала к родителям потому, что очень соскучилась. Анхор безумно обрадовался, когда услышал про успехи Тимеса. Тия сообщила, что сыновья Харуи тоже могут поехать в Фивы: в доме Мериба хватит места для всех. Анхор обещал подумать. Он был немолод и нуждался в помощниках.
— В старости не хочется оставаться в одиночестве, — заметил писец.
Тия бродила по комнатам. Все осталось прежним и в то же время стало другим. Или минувшие годы дали ей новый взгляд на привычные вещи?
Молодая женщина навестила подругу детства, Эте. Та жила со своей семьей, у нее было четверо детей. Она была поражена видом Тии и с интересом расспрашивала ее о Фивах, о Городе мертвых, о фараоне. Видела ли подруга Рамсеса и как он выглядит?
— Он слишком далек от нас, как и другие боги, — ответила Тия. — Всецело поглощен собой, как и другие люди.
— Разве он человек? — со страхом спросила Эте.
— Он смертен, а значит, ничем не отличается от нас.
Молодая женщина не могла объяснить подруге, почему и как она прониклась равнодушием к величию и утратила веру в божественное.
Через несколько дней Тия отправилась к Нилу. Ей хотелось посидеть на берегу и подумать. Воды реки были синими, как и прежде, песок — золотым, а небо таким же бездонным. Окружающий мир казался приютом спокойствия и тишины.
Не так давно Нил вернулся в свои берега, напоив землю водой и пропитав ее жирным илом, отчего она ярко сверкала зеленью. Засевались поля. Жители Эффе высаживали на огородах рассаду.
Молодая женщина пыталась вспомнить, как они с Тамитом играли в фараонов и жрецов, но воспоминания ускользали: это было очень давно, с тех пор произошло слишком много событий.
Тия подумала о пекторали, сверкавшей на груди Тамита, будто кусок солнца. Знак фараона. Куда больше молодая женщина ценила благородство его души, неутомимый сердечный жар. Его достоинства не смогли истребить ни унижения, ни бедность, и ему не было суждено заразиться горячкой тщеславия и гордыни. Потому она и влюбилась в него так сильно, потому все эти годы столь отчаянно стремилась к нему.
Молодая женщина уронила лицо в ладони и разрыдалась. Тие казалось, что ей понадобится больше слез, чем воды в Ниле, для того, чтобы выплакать свое горе.
Едва проснувшись, еще не открывая глаз, Тамит протянул руки, чтобы обнять Инару. Ему нравилось погружать пальцы в ее шелковистые волосы, сливаться с ее телом. В этом было что-то животное, исцеляющее и разум, и память. Если душу Тии он познал намного раньше, чем познал ее тело, то с Инарой все было наоборот.
Иногда девушка рассказывала об оргиастических культах, царивших в некоторых хеттских храмах, где страсть граничила с исступлением. Она слышала о них от матери, бывшей жрицы. Мать Инары была жива, но после смерти царственного супруга редко появлялась во дворце. Это была дивно красивая женщина с рыжими волосами и колдовским взглядом серебристо-серых глаз, которая славилась даром предвидеть будущее. После свадьбы Тамит узнал, что мать Инары была против их брака, но царь Муваталли не стал слушать ее возражений. Женщина никогда не посещала дом египтянина, предпочитая встречаться с дочерью в своих владениях.
Инара очень хотела родить ребенка. Тамит соглашался с ней, хотя, в общем-то, ему было все равно. Он женился на этой девушке не из желания иметь наследников, а потому что хотел излечить свое сердце.
Утреннее слияние было глубоким, неспешным. Инара покорилась сразу, без обольстительных игр и притворного сопротивления, которое обычно заканчивалось взрывом безумной страсти. Девушка опустила тяжелые веки и дышала так, как дышат во сне. Тамит долго не выпускал ее из объятий.
После они сидели на постели и ели фрукты, вкушали хлеб, мед и вино. Тамит не спускал глаз со своей жены, в облике которой было много света и вместе с тем присутствовала какая- то тайна. Инара не умела читать на его языке, религия мужа казалась ей слишком сложной; она не имела понятия о многих вещах, какими он жил, но казалась близкой, родной. Самой родной после матери и... Тии.
— Зачем нужны таинства Великой Матери? — спросил Тамит.
— Затем, чтобы познать безграничную силу великой богини, ощутить душу и тело как нечто отдельное. Прочувствовать миг, когда страсть сковывает и разум, и волю. Понять, что стремление к смерти как к освобождению от бремени плоти может быть более ярким, чем жизнь, — ответила Инара.
— Освобождению?
— Великая Мать — это земля; после смерти тело возвращается ей, а душа становится свободной.
— При чем тут страсть?
— Разве есть что-то более сильное, чем телесное желание? Неужели человек способен ощутить власть плоти над душой с помощью чего-то другого?
Ноздри Инары трепетали, глаза сверкали, но Тамит не испытывал возбуждения. Он подумал о том, что в его жизни сокровенные чувства всегда были сильнее телесных желаний.
Едва они успели одеться, как пришел Кармел. Брат царя выглядел удрученным. Он держал в руках кожаный мешок. Ответил на приветствие, сел, пригубил вино, которое подала ему сестра, и попросил Инару выйти, сказав, что им с Тамитом предстоит мужской разговор.
Когда девушка удалилась, хетт не стал тянуть и промолвил:
— Плохие вести, Тамит. Муваталли удалось разжечь ненависть к Рамсесу среди народов, которые подчиняются египтянам. Восстание распространилось до пограничных фортов в Северо-Восточной Дельте, после чего царь хеттов отправил твоему правителю послание, в котором говорится, что он признает страну Кемет очагом более развитой культуры, но отрицает политические обязательства. Рамсес впал в гнев и приказал убить нашего посланника. Ты можешь представить, что после этого ждет тебя? Ведь ты — брат фараона!
Тамит подумал, что едва ли Рамсес будет огорчен, узнав о гибели одного из побочных детей своего отца, но не стал об этом говорить.
— Почему ты решил меня предупредить? — спросил он у хетта.
Кармел посмотрел на него долгим взглядом, залпом выпил вино и сказал:
— Когда-то я обещал быть тебе братом. Клятвы, записанные в сердце, случается, вернее тех, что записаны на папирусе или табличках. — Он потряс мешок. — Здесь письмо, которое я распечатал и прочитал первым. Во дворце скажу, что оно было вскрыто по дороге.