Где будет труп Сэйерс Дороти

Глава XXVI

Свидетельствует гнедая кобыла

Приветствую тебя, алтарь кровавый!

«Трагедия невесты»[180]

На следующее утро, как и ожидалось, были готовы фотографии найденного на трупе документа. Уимзи сравнил их с оригиналом в присутствии Глейшера и Ампелти и вынужден был признать, что эксперты хорошо справились с задачей. Даже оригинал стал более четким. Реактивы для удаления пятен крови и красителя, а также для восстановления цвета смытых чернил сделали свое дело, а затем пришел черед цветного фильтра, который так искусно помогает объективу выявить один цвет и убрать другой. В результате из всего текста безвозвратно утраченными оказались лишь несколько разрозненных букв. Но одно дело прочитать, а совсем другое — расшифровать. Все грустно взирали на бессмысленную буквенную кашу.

XNATNX

RBEXMG

PRBFX ALI MKMG BFFY, MGTSQ JMRRY.

ZBZE FLOX P.M. MSIU FKX FLDYPC FKAP —

RPD KL DONA FMKPC FM NOR ANXP.

SOLFA TGMZ DXL LKKZM VXI BWHNZ

MBFFY

MG, TSQ A NVPD NMM VFYQ CJU ROGA

K.C. RAC RRMTN S.B. IF H. R HNZ ME?

SSPXLZ DFAX LRAEL TLMK XATL RPX

BM AEBF HS MPIKATL TO HOKCCI HNRY.

TYM VDSM SUSSX GAMKR, BG AIL AXH

NZMLF HVUL KNN RAGY QWMCK, MNQS

TOIL AXFA AN IHMZS RPT HO KFLTI

M. IF; MTGNLU H.M. CLM KLZM AHPE ALF

AKMSM, ZULPR FH. Q — CMZT SXS RSMKRS

GNKS FVMP RACY OSS QESBH NAE UZCK

CON MGBNRY RMAL RSH NZM, BKTQAP

MSH NZM TO ILG MELMS NAGMJU КС КС.

TQKFX BQZ NMEZLI BM ZLFA AYZ MARS

UP QOS KMXBJ SUE UMIL PRKBG MSK QD.

NAP DZMTB N. В. OBE XMG SREFZ DBS AM

IMHY GAKY R. MULBY M. S. SZLKO GKG LKL

GAW XNTED BHMB XZD NRKZH PSMSKMN

A.M. MHIZP DKMIM, XNKSAK C KOKMNRL

CFL INXF HDA GAIQ.

GATLM Z DLFA A QPHND MV AK MV MAG

C.P. R. XNATNX PD GUN MBKL I OLKA

GLDAGA KQB FTQO SKMX GPDH NW LX

SULMY ILLE MKH BEALF MRSK, UFHA ARTS.

Спустя час или два усердной работы были установлены следующие факты:

1. Письмо написано на тонкой, но прочной бумаге. Среди вещей Fiona Алексиса не было найдено ни клочка такой бумаги. Это увеличивает вероятность, что письмо он получил, а не написал.

2. Написано от руки чернилами лилового оттенка, тоже непохожими на те, которыми пользовался Алексис. Дополнительно был сделан вывод, что либо у автора не было пишущей машинки, либо он побоялся, что ее смогут вычислить по особенностям шрифта.

3. При написании не применялось ни шифровальное колесо, ни какой-либо другой шифр подстановки, в котором каждой букве алфавита соответствует всякий раз одна и та же буква.

— Хорошо то, — весело резюмировал Уимзи, — что у нас много материала для изучения. Это не коротенькое отрывистое послание вроде «Оставь товар под часами», когда сидишь и гадаешь, правда ли буква «Е» встречается в английском языке чаще прочих[181]. Я вот что думаю: либо это один из тех адских кодов, что основаны на книге, — тогда это должна быть одна из книг, принадлежавших мертвецу, и нам всего-навсего надо их прошерстить, — либо это совсем другая разновидность шифра, о которой я вчера сразу подумал, увидев в словаре помеченные слова.

— Какая разновидность, милорд?

— Это хороший шифр, — сказал Уимзи, — и очень трудный, если не знать ключевого слова. Им пользовались во время войны… Собственно говоря, я и сам им пользовался, когда недолгое время вел расследование под немецким вымышленным именем. Но о нем знают не только в военном министерстве. Недавно я встретил его в детективной книжке. Это как раз…

Он осекся. Полицейские выжидающе молчали.

— Я хотел сказать, что как раз такой шифр подходит для начинающего заговорщика-англичанина. О нем нетрудно узнать, в нем легко разобраться. Он нетривиален, но доступен и очень прост в работе. Юный Алексис вполне мог научиться кодировать и декодировать с его помощью. Он не требует громоздких приспособлений, а в шифровке остается почти столько же букв, сколько в исходном тексте, что очень удобно для длинных посланий. Таких, как это.

— Как он устроен? — спросил Глейшер.

— Очень изящно. Вы выбираете ключевое слово из шести или более неповторяющихся букв. Например, SQUANDER[182] — оно было в списке Алексиса.

Затем чертите таблицу пять на пять клеток и вписываете в нее ключ, вот так:

Затем в пустые клетки вписываете остаток алфавита по порядку, пропуская буквы, которые уже есть.

— Нельзя вписать двадцать шесть букв в двадцать пять клеток, — возразил Глейшер.

— Да, поэтому вы притворяетесь древним римлянином или средневековым монахом, которые не различали I и J. Получается вот что:

— Теперь возьмем какую-нибудь фразу. Какую бы? А вот: «All is known, fly at once»[183] — вечнозеленая классика. Записываем все без пробелов, а затем делим на пары букв слева направо. Двух одинаковых букв подряд быть не должно, а если это случается, всовываем между ними Q или Z — чтоб не запутать читателя. Теперь наше послание выглядит так: AL QL IS KN OW NF LY AT ON СЕ.

— А если останется лишняя буква в конце?

— Тогда добавим еще одну Q или Z для ровного счета. Теперь берем первую пару, AL. Видим, что буквы образуют два угла прямоугольника, другие углы которого — S и Р. Первые две буквы шифровки — SP. Точно так же QL превращается в SM, a IS — в FA.

— Ага! — вскричал Глейшер. — Но тут вот KN. Обе буквы в одном столбце. Как быть?

— Берете буквы, стоящие на одну клетку ниже, — ТС. Потом идет OW, тут справьтесь сами с помощью углов прямоугольника.

— MX?

— Да, MX. Дальше.

— Дальше SK, — предположил Глейшер, азартно проводя диагонали, — PY NP, UT…

— Нет, TU. Если первая диагональ идет снизу вверх, вторую надо проводить так же. ON — это TU, a NO будет UT.

— Конечно, конечно. TU. Стоп.

— Что такое?

— С и Е стоят в одной строке.

— В этом случае берите соседние буквы справа.

— Но справа от С ничего нет.

— Тогда вернитесь к началу строки.

Суперинтендант ненадолго замешкался, но в конце концов получил DR.

— Правильно. Теперь ваша шифровка гласит: SP SM FA ТС MX SK PV NP TU DR. Чтобы лучше смотрелось и чтобы не выдать вашего метода, можете разбить его на отрезки любой длины. Например, SPSM FAT CMXS KPV NPTUDR. Или наобум украсить знаками препинания: S. Р. SMFA. TCMXS, KPVN, РТ! UDR. Это не важно. Тот, кто получит сообщение, не обратит внимания. Он просто снова разобьет его на пары букв и прочтет с кодовой таблицей. Как прежде, по диагоналям, а когда буквы в одном столбце — сдвигаясь на одну букву вверх, ну и когда в одной строке — на одну влево.

Оба полицейских сосредоточенно изучали таблицу. Затем Ампелти сказал:

— Я понял, милорд. Очень изобретательно. Его нельзя разгадать по самой частой букве, потому что на ее месте каждый раз новая, смотря какая буква рядом. И по отдельным словам не разгадаешь, не зная, где они начинаются и кончаются. Его вообще можно разгадать без ключевого слова?

— О да. Терпенье и труд вскроют любой шифр — кроме, может быть, некоторых книжных кодов. Я знаком с человеком, который много лет только этим и занимается. Кодовые таблицы так в него въелись, что, когда он подхватил корь, то покрылся не пятнами, а клетками.

— Тогда он сможет это расшифровать, — обрадовался Глейшер.

— Одной левой. Если хотите, пошлем ему копию. Не знаю, где он сейчас, но знаю тех, кто это знает. Послать? Это сэкономит нам кучу времени.

— Хорошо бы послать, милорд.

Уимзи взял копию письма, сунул в конверт и приложил короткую записку.

Дорогой Чурбан!

Тут шифрованное письмо. Возможно, Плейфер[184], но наш Бунго разберется. Не мог бы ты подсунуть документ ему и сказать, что я буду благодарен за толкование? Письмо вроде как из Центральной Европы, но десять к одному, что написано по-английски. Заметано?

Твой Буравчик Что слышно о Рысаке?

Он адресовал конверт чиновнику министерства иностранных дел и взял другую копию письма.

— Это я заберу, если можно. Попытаем счастья со словами, выбранными Алексисом. Пусть мисс Вэйн голову поломает, это хорошая замена кроссвордам. Что там еще на повестке?

— Да почти ничего пока, милорд. Мы не нашли свидетелей того, что Перкинс проходил через Дар-ли, однако нашли аптекаря, который обслуживал его в Уилверкомбе. Он говорит, что Перкинс пришел в одиннадцать часов. Остается полно времени, чтобы добраться в Дарли к 13.15. А Перкинсу вдруг стало хуже, его нельзя допрашивать. Еще мы говорили с фермером Ньюкомбом, он подтверждает, что в пятницу утром обнаружил свою кобылу гуляющей по берегу. А в среду, по его словам, она была в поле и все было в порядке — туда приходил его работник. И он совершенно уверен, что лошадь не могла сама выбраться через дыру в ограде. Но, правда, никто никогда не признается, что сам недосмотрел.

— Естественно. Думаю, надо мне зайти повидать фермера Ньюкомба. А мисс Вэйн тем временем побьется над шифром — попробует все отмеченные слова. Хорошо?

— Как скажете.

— Благородная женщина! Будет здорово, если мы обскачем профессионального шифровальщика. Полагаю, Уэлдоны не выказывают намерения уезжать?

— Ни малейшего. Но я их после похорон почти не видела. Генри держится холодно — видимо, никак не может простить мне змею. А его мать…

— Что?

— Да так. Она, кажется, пытается что-то выведать у Антуана.

— В самом деле?

— Да. Антуан ей очень сочувствует.

— Что ж, удачи ему. Ну, счастливо!

Уимзи поехал в Дарли, побеседовал с фермером и попросил одолжить ему гнедую кобылу с уздечкой. Мистер Ньюкомб не только сразу согласился, но и выразил желание сопровождать Уимзи и наблюдать эксперимент. Сначала Уимзи не слишком этому обрадовался: гнать чужую лошадь четыре мили во весь опор проще, если хозяин этого не видит. Однако, поразмыслив, придумал, как извлечь пользу из мистера Ньюкомба. Он попросил этого джентльмена о любезности: отправиться на Утюг вперед него и заметить точное время, когда сам Уимзи покажется в поле зрения, а затем засечь, сколько займет путь до скалы. Фермер охотно согласился, при этом подмигнул и высказал догадку, что пропажа кобылы как-то связана с трагедией на Утюге. Оседлав коренастую белую лошадку, он отбыл вдоль берега, а Уимзи, поглядывая на часы, принялся ловить гнедую.

Она с готовностью явилась и позволила себя поймать — несомненно, в ее маленьком конском умишке образ Уимзи был прочно связан с овсом. Дыру в ограде с разрешения хозяина открыли заново. Уимзи взнуздал лошадь, выехал с поля, а затем дал шенкелей и пустил галопом.

Кобыла, хотя побежала послушно, оказалась, как он и ожидал, не особенно быстрой. К тому же скакать ей пришлось прямо по воде, что было труднее и сопровождалось изрядным шумом. По пути Уимзи не сводил глаз с гряды утесов, но не заметил никого и ничего, кроме нескольких пасущихся животных. Дороги видно не было. Он быстро доехал до коттеджей, а потом стал искать глазами Ормондов провал в скале, узнал его по упавшим камням и остаткам забора наверху и посмотрел на часы. Время еще оставалось. Если смотреть вдоль берега, уже хорошо был виден Утюг, на котором сидел фермер Ньюкомб, выглядевший с расстояния в милю маленьким темным комочком. Уимзи решил, что исследует провал на обратном пути, и погнал кобылу во весь опор. Та отреагировала бодро, и последнюю милю они проскакали хорошим аллюром в облаке мелких брызг. Теперь фермера можно было разглядеть как следует. Он привязал белую лошадь к знаменитому кольцу, а сам стоял на скале, добросовестно держа в руке часы для замера времени.

До скалы оставалось меньше сотни шагов, но тут лошадь словно почуяла, что что-то происходит. Она дернулась, как подстреленная, мотнула головой и так резко свернула в сторону, что Уимзи нагнулся к самой ее шее и чуть вовсе не вылетел из седла. Он сжал коленями бока кобылы и сильно натянул повод, но у нее, как у многих фермерских лошадок, рот был железный, и трензель не произвел особого впечатления. Она летела назад по своим следам, будто за ней гнался сам дьявол. Уимзи иронически отметил, что недооценил ее быстроту, с силой вцепился в холку и постарался натянуть левый повод так, чтобы повернуть голову лошади к морю. Вскоре она поняла, что не может сопротивляться столь упорному наезднику, сбавила шаг и пошла, косясь из стороны в сторону.

— Господи, девочка моя, — мягко проговорил Уимзи. — Что с тобой такое?

Кобыла тяжело дышала и вздрагивала.

— Но так не пойдет. — Уимзи ободряюще похлопал ее по потному плечу. — Никто тебя не обидит, никто.

Она встала довольно спокойно, однако ее била дрожь.

— Ну все, все, — сказал Уимзи.

Он снова повернул голову лошади в сторону Утюга и увидел, что к ним на белом коне спешит взволнованный мистер Ньюкомб.

— Господи всемогущий! — воскликнул фермер. — Что стряслось с кобылой? Думал, она вас точно сбросит. Ничего себе покатались, а?

— Должно быть, ее что-то напугало. Она бывала тут раньше?

— Ни разу, насколько я знаю.

— Вы ведь не махали руками и тому подобное?

— Нет. Я смотрел на часы — и бац! Пес меня возьми, если я не забыл, что там было на часах. Просто остолбенел, когда она ни с того ни с сего перепугалась.

— Она вообще пугливая?

— Никогда раньше таких фокусов не выкидывала.

— Странно, — сказал Уимзи. — Я еще раз попробую. Держитесь сзади нас — так мы будем уверены, что это не вас она пугается.

Он пустил кобылу легкой рысью в сторону скалы. Та неохотно двинулась вперед, пригибая голову. Но вдруг снова встала как вкопанная и вся затряслась.

Они пробовали и так и этак, и упрашивали ее, и понукали, но все впустую. Лошадь так и не пошла к Утюгу, даже когда Уимзи спешился и повел ее шаг за шагом. Она наотрез отказалась трогаться с места, трясущимися ногами будто вросла в песок и только вращала белыми, полными ужаса глазами. Они сжалились и оставили попытки.

— Черт меня возьми, — высказался мистер Ньюкомб.

— И меня, — добавил Уимзи.

— Что ж такое на нее нашло? — недоумевал мистер Ньюкомб.

— Я отлично знаю что, — сказал Уимзи. — Но ладно, нам пора назад.

Они медленно поехали домой. Уимзи передумал исследовать пролом в скалах. Это было уже не нужно. Теперь он точно знал, что произошло между Дар-ли и скалой Утюг. По пути он собрал свои теории в единую замысловатую систему, строчка за строчкой, и, как Евклид, написал подо всем этим:

ЧТО НЕВОЗМОЖНО.

Тем временем констебль Ормонд тоже предавался унынию. Ему внезапно пришло в голову, что в Дарли есть один человек, который, весьма вероятно, вел наблюдение за мистером Перкинсом. Старый дедуля Гандер каждый день и в дождь, и в вёдро сидел в беседке под большим дубом посреди луга. Накануне Ормонд нечаянно позабыл про дедулю Гандера — а все потому, что не увидел его на привычном месте, когда опрашивал людей. Оказалось, мистер Гандер был в Уилверкомбе на свадьбе своего младшего внука с юной жительницей этого города. Но теперь он вернулся и был готов отвечать на вопросы. Старый джентльмен находился в прекрасном расположении духа. На святого Мартина ему исполнялось восемьдесят пять, а он был здоров, крепок и хвастал, что, хоть слышать стал похуже, но глаза-то, слава богу, видят как раньше.

А? Да, он прекрасно помнит четверг, 18-е, — это тот самый день, когда того беднягу нашли мертвым на Утюге. Прекрасный денек был, только к вечеру ветер поднялся. Мистер Гандер всегда замечает, когда тут чужаки появляются. Помнится, в десять утра мимо проехала большая открытая машина. Красная такая, и он даже запомнил номер, потому что правнук, малыш Джонни, — до чего смышленый мальчонка! — заметил, что номер странный. OI 0101 — как будто говоришь: «Ой-ой-ой!» Мистер Гандер помнит деньки, когда этих штук вовсе не было ни одной, а людям вроде как жилось ничуть не хуже. Не то чтобы мистер Гандер против прогресса. В молодости он всегда голосовал за радикалов[185], но эти ваши социалисты перегибают палку, на его взгляд. Норовят запустить руку в чужой карман, да и все. А вот мистер Ллойд Джордж дал мистеру Гандеру пенсию по старости [186], и правильно сделал, ведь он всю жизнь усердно работал, но за что платить пособие восемнадцатилетним мальчишкам[187], мистер Гандер никак не возьмет в толк. Сам он в восемнадцать лет вставал в четыре и до заката, а то и дольше, спины не разгибал за пять шиллингов в неделю, и никакого вреда от этого не приключилось. В девятнадцать женился, десятеро детишек, семеро до сих пор живы-здоровы. А? Да, машина вернулась в час дня. Мистер Гандер только вышел из «Перьев», пропустил пинту перед обедом, как увидел, что машина остановилась и из нее вылезает тот джентльмен, который палатку на Хинкс-лейн поставил. В машине сидела леди, расфуфыренная вся, но, ежели спросите мистера Гандера, овца в ягнячьей шкуре. В его время женщины не стыдились своих лет. Нет, он не против, когда женщина старается выглядеть получше, он целиком на стороне прогресса, только думает, что нынче они в этом слегка перегибают палку. Мистер Мартин — так звали того джентльмена — поздоровался и зашел в «Перья», а машина поехала в сторону Хитбери. А? Да, он видел, как мистер Мартин ушел. Полвторого по церковным часам. Хорошие часы. Викарий два года тому назад их починил за свой счет, и теперь, когда работает радио, слышно, что Биг-Бен и часы на нашей церкви бьют в унисон. Во времена мистера Гандера радио-то не было, но он думает, что это отличная штука и замечательный прогресс. Его внук Вилли, который женился да в Тонтон уехал, подарил ему прекрасный приемник. Такой громкий, что мистер Гандер все разбирает, хотя слух у него уже не тот. Говорят, скоро по радио картинки будут показывать, так дай Господь дожить и поглядеть на это. Нет, против радио он ничего не имеет, хотя некоторые считают, что включать воскресную службу прямо у себя дома, словно газ, так сказать, — это уж слишком. Все же для тех, кто болеет, это хорошо, но сам он думает, что так молодежь совсем разленится и никого уважать не будет. Сам он за двадцать лет ни одного воскресенья не пропустил, с тех пор как ногу сломал, упавши со стога, и покуда Бог силы дает, будет приходить слушать проповедь. А? Да, он помнит странного молодого человека, который проходил в тот день через деревню. Он может его описать, а как же, с глазами у него все в порядке, и с памятью тоже, спасибо. Только слышит уже не очень, но, как мистер Ормонд мог заметить, надо просто понятно говорить, без каши во рту, как у теперешней молодежи, и мистер Гандер вас отлично поймет. Городской рахитик это был — очки большие, на спине мешочек привязан и длинная палка для ходьбы, как у них у всех. Туристами их называют. Все они ходят с длинными палками, что твои бойскауты, хотя любой опытный человек им скажет, что нет ничего лучше доброго ясеневого костыля, чтобы опираться при ходьбе. Потому что, само собой, его ухватить удобней, чем эти ваши длинные трости. Но разве молодежь когда слушала голос разума? Особенно девушки, они-то точно перегибают палку со своими голыми ногами и короткими штанами, как у футболистов. Хотя мистер Гандер не настолько стар, чтоб ему неинтересно было взглянуть на пару стройных женских ножек. В его время женщины своих ног не показывали, но он знавал мужчин, готовых хоть милю отшагать, только чтоб взглянуть на хорошенькую лодыжку.

Констебль Ормонд вложил остаток сил в последний вопрос:

— Сколько было времени, когда прошел этот молодой человек?

— Сколько времени? Не надо кричать, юноша, — может, слышу я и плоховато, но я не глухой. Только в тот понедельник говорю викарию: «Хорошую проповедь вы вчера прочли». А он говорит: «А вам все слышно с вашего места?» А я ему говорю: «Может, слух у меня и не тот, что в молодости, но вашу проповедь я слышу всю, от „Сегодняшний текст взят“ и до „Слава Отцу“». А он говорит: «Вы, Гандер, удивительно крепки для своих лет». А так и есть, будьте уверены.

— И правда, так и есть, — сказал Ормонд. — Я просто спросил, когда тот тип в очках и с длинной палкой проходил через деревню.

— Почти два часа было, — торжествующе ответил старый джентльмен. — Почти два. А почему? А потому, что я себе сказал: «Надо бы тебе, парень, промочить горло. А „Перья“ в два закроются, так что лучше тебе поторопиться». И тут он появляется со стороны Уилверкомба и идет насквозь прямо к Хинкс-лейн. «Э, — говорю, — этот из трезвенников, бурдоглот, и вид у него такой, будто его растили на этих шипучих лимонадах: одна отрыжка и больше ничего, извиняюсь. Гандер, — сказал себе я, — пусть это послужит тебе напоминанием, что пора пропустить еще пинту». Так что я взял вторую пинту, а когда в бар зашел, то увидел, что тамошние часы показывают два, а у них часы всегда на пять минут спешат, чтоб они успевали всех выставить вовремя.

Констебль Ормонд принял удар молча. Уимзи ошибся, ошибся, теперь это ясно как день. Алиби на два часа подтверждалось полностью. Уэлдон невиновен, Шик невиновен, Перкинс невинен как младенец. Осталось доказать, что и кобыла невиновна, и вся теория развалится как карточный домик.

Он встретил Уимзи на деревенском лугу и сообщил ему эти удручающие сведения. Уимзи задумчиво посмотрел на него.

— Нет ли у вас с собой железнодорожного расписания? — спросил он наконец.

— Расписания? Нет, милорд. Но я могу достать…

— Не стоит беспокойства, — прервал его Уимзи. — Я просто хотел узнать, когда следующий поезд на Колни-хэтч.

Констебль в свою очередь уставился на него.

— Кобыла виновна, — сказал Уимзи. — Она была рядом с Утюгом и видела убийство.

— Но я думал, вы доказали, что это невозможно, милорд.

— Невозможно. Но это было.

Вернувшись, Уимзи зашел поделиться своими умозаключениями с суперинтендантом Глейшером и нашел того не в духе.

— Эти лондонские ребята потеряли Шика, — отрывисто бросил он. — Довели его до редакции «Морнинг стар», где он получил награду в виде чека на предъявителя. Потом сразу обменял его на казначейские билеты и юркнул в большой одежный магазин — там везде лифты и выходы. Короче говоря, он им нос натянул и исчез. Я думал, на лондонскую полицию можно положиться, да, видно, ошибся. И надо же было нам вляпаться в это, так и растак его, дело, — с горечью добавил суперинтендант. — Теперь еще вы говорите, что кобыла там была, но ее там не было и что ни один человек из тех, кто должен был на ней скакать, не скакал на ней. А дальше вы скажете, что она перерезала ему горло собственной подковой и обернулась морским коньком?

Огорченный Уимзи направился домой в «Бельвю» и обнаружил, что его дожидается телеграмма. Она была отправлена сегодня из почтового отделения в Вест-Энде и гласила:

шикую вскоре жду результатов держу связь старшим инспектором паркером надеюсь прислать зеленый твидовый костюм бантер

Глава XXVII

Свидетельствует внук рыбака

• Что, полночь миновала? Неужели?
• Я здесь поставлю часики тебе,
• Чтоб ты следил за временем.

«Книга шуток со смертью»[188]

— Одно мне абсолютно ясно, — сказал инспектор Ампелти. — Если в два часа возле Утюга была какая-то заваруха с этой лошадью, ее должен был видеть Поллок со своим драгоценным внуком. Какой смысл это отрицать? Я с самого начала считал, что эти типы по уши увязли. Тихое, скромное, задушевное убийство они могли бы проглядеть, но дикую лошадь, несущуюся галопом, — уж точно нет. Однако молчат.

Уимзи кивнул:

— Я давно это понял, но как вы собираетесь их разговорить? Может, попробовать мне? Молодой парень, Джем, кажется не таким грубияном, как его дед. Как насчет него? У него есть какие-нибудь интересы или хобби?

— Не знаю, милорд, разве что футбол. Он считается хорошим игроком. Говорят, надеется, что его возьмут «Вестширские тигры».

— Хм. Лучше бы крикет, это по моей части. Но все же можно попытаться. Где бы вы стали искать его этим вечером? В «Трех перьях»?

— Если он не ушел в море, то, скорее всего, там его и найдете.

Там его Уимзи и нашел. В пабе всегда легко завязать разговор. День, когда запретят пиво, станет черным днем для сыщиков. После часовой занимательной дискуссии о футболе и шансах различных команд в грядущем сезоне Уимзи обнаружил, что Джем стал гораздо дружелюбнее. С чрезвычайной осторожностью и тактом он стал подводить разговор к рыбной ловле, Утюгу и смерти Поля Алексиса. Сначала результат вышел отрицательный. Джем сразу перестал болтать, его улыбка погасла, он погрузился в мрачное раздумье. Но когда Уимзи уже собрался было оставить опасную тему, молодой человек, похоже, на что-то решился. Он придвинулся ближе, оглянулся через плечо на толпу посетителей и выдавил:

— Слушайте, сэр. Мне надо с вами потолковать об этом деле.

— Разумеется. Не здесь? Конечно.

— Чертовски интересно, — добавил Уимзи погромче. — Когда я сюда вернусь, непременно заеду посмотреть вашу игру. Мне, пожалуй, пора отчаливать. Вы тоже домой? Могу вас на машине подвезти, если хотите, — и минуты не займет.

— Спасибо, сэр. Буду рад.

— И покажете фотографии, о которых говорили.

Они стали проталкиваться к выходу. Зазвучали пожелания доброй ночи, но Уимзи заметил, что никто из жителей Дарли не проявлял особой сердечности. Прощались они как-то натянуто.

Уимзи и Джем сели в машину и до железнодорожного переезда ехали молча. Потом Джем заговорил:

— Про это дело, сэр. Я деду втолковывал, что лучше выложить полиции все как было, но он же упрямый как не знаю кто, да и если это выплывет наружу, убийства не миновать. Но все равно он должен был рассказать, потому что тут ведь виселицей пахнет, а в такое мешаться не след. Но дед не доверяет Ампелти и его братии, и если мы с матерью его выдадим, он из нас дух вышибет. Он говорит — дай полицейским палец, они и руку откусят.

— Ну, смотря о чем речь, — отвечал озадаченный Уимзи. — Конечно, полиция не сможет закрыть глаза на… на преступление, но…

— Это не то, сэр, нет. По крайней мере, не то, что вы ищете. Но если про это прознают Бейнсы и расскажут Гёрни… А я всегда говорил деду, что глупо так делать, пусть даже Том Гёрни испакостил ему тогда все сети.

— Если преступления не было, — сказал Уимзи с облегчением, — можете быть уверены, я никому не скажу.

— Не было, сэр. Потому я и хотел с вами поговорить, сэр. Помните, дед подозрительно себя вел, отказался говорить, что он делал у Жерновов. Надо было мне еще тогда все рассказать, да ведь он бы на матери злость выместил, только я за порог.

— Я понимаю. Но чем же вы занимались возле Жерновов?

— Брали омаров, сэр.

— Брали омаров? А что в этом плохого?

— Ничего, сэр, только, знаете, верши-то были Тома Гёрни.

После недолгих расспросов история приобрела ясность. Злосчастный Том Гёрни жил в Дар-ли и расставлял верши для омаров возле Жерновов. Торговля его процветала. Но некоторое время назад он нанес старому Поллоку оскорбление, испортив какие-то сети, причем, как утверждалось, умышленно. Мистер Поллок, не надеясь добиться сатисфакции законным способом, избрал простой путь личной мести. Он дожидался удобного момента, когда Том Гёрни отлучится, навещал верши, извлекал большую часть их живого содержимого и возвращал на место. Мистер Поллок, как объяснил Джем, не рассчитывал возместить омарами стоимость поврежденных сетей. Вся сладость мести заключалась для него в том, чтобы «надуть этого Гёрни» и слушать, как «этот Гёрни» то и дело ругается на чем свет стоит, что омары в бухте перевелись. Джем считал, что все это довольно глупо, и не хотел в подобном деле участвовать — он предпочел бы поддерживать добрые отношения с соседями, — но то одно, то другое (насколько понял Уимзи, то дурной нрав старого Поллока, то опасение, что он разозлится и оставит свои немалые сбережения кому-нибудь еще) вынуждало Джема потакать деду, помогая ему воровать омаров.

Уимзи был сражен. Всего-то-навсего. Такая таинственность — а за ней скрыта всего лишь мелкая соседская распря. Он пристально посмотрел на Джема. Темнело, и лица молодого человека было почти не видно — только непроницаемый профиль.

— Очень хорошо, Джем, — сказал он. — Я все понял. Но теперь вернемся к тем событиям на берегу. Почему вы и ваш дед настаиваете, что никого там не видели?

— Но это правда, сэр. Мы никого не видали. Дело, сэр, было так. Мы вывели лодку и дошли дотуда аккурат между отливом и приливом, чтоб никого не встретить, — другие лодки пойдут к берегу на приливе, так? А дед говорит: «Гляди-ка на берег, Джем, и следи, не болтается ли поблизости какой Гёрни». Ну я гляжу, и ни души там нет, кроме того парня на Утюге. Смотрю на него и вижу, что он спит или что, а на наших не похож, и деду показываю: там вроде какой-то тип из города.

— Он спал, говорите?

— С виду да. Дед на него посмотрел и говорит: «Этот не помешает. Но ты смотри в оба на верхушки утесов». Ну я и смотрел и не видел на том берегу ни единой души до самых Жерновов, и это правда, хоть убейте.

— Слушай внимательно, Джем. На дознании ты слышал всех свидетелей и знаешь, что беднягу убили примерно в два часа.

— Это правда, сэр. Но если кто его и убил, то только он сам, уж можете не сомневаться, потому что никто к нему не подходил, не считая молодой леди, конечно. Разве что это случилось, когда мы ловушки вытаскивали. Вот тогда не знаю, может, мы чего и пропустили. Закончили около двух часов, точно не скажу, чтобы до минуты, но прилив начался без четверти два, около того, и тогда я снова посмотрел на парня и говорю деду: «Дед, этот тип на скале как-то странно лежит. Может, случилось чего». Мы чуть подошли к берегу, и тут вдруг из-за скал выскакивает молодая леди и давай прыгать кругом. А дед говорит: «И пускай, и пускай. Нечего нам встревать». И мы повернули обратно. Потому что, сэр, если б мы вмешались и если б выплыло, что мы там шли на лодке, набитой омарами Тома Гёрни, Том Гёрни уж сказал бы нам пару слов.

— Ваш дедушка утверждал, что в первый раз вы видели Алексиса примерно в 13.45.

— Чуток пораньше, сэр. Но не сказать чтоб мы с него потом глаз не сводили, нет.

— Допустим, кто-то был там, скажем, между 13.45 и двумя часами. Вы бы его увидели?

— Скорее всего. Нет, сэр, этот несчастный джентльмен покончил с собой, тут сомнений нет. Просто тихо зарезался, где сидел. Тут сомневаться не приходится.

Уимзи был в недоумении: если это ложь, то рассказана она с удивительно искренним видом. А если правда, то подтвердить версию об убийстве теперь еще труднее, чем раньше. Все свидетельствовало о том, что смерть Алексиса была делом его же рук.

Но все-таки почему гнедая кобыла не подошла к Утюгу? Возможно ли — Уимзи не был суеверен, но знал, что такие вещи иногда случаются, — возможно ли, что неупокоенный дух Поля Алексиса до сих пор витает возле Утюга, видимый для неразумной твари, но не для человека? Он помнил случай, когда лошадь отказалась идти туда, где когда-то давно было совершено преступление.

И внезапно вспомнил, что может проверить еще одну вещь.

— Джем, у вас дома сейчас хоть кто-нибудь не спит?

— Да, сэр. Мать наверняка меня дожидается.

— Я бы хотел с ней поговорить.

Джем не стал возражать, и Уимзи вместе с ним зашел в дом Поллоков. Миссис Поллок, подогревавшая Джему суп в кастрюльке, встретила гостя любезно, но на его вопрос замотала головой:

— Нет, сэр. Мы нынче не слыхали лошадь на пляже.

Это решало дело. Если Уимзи смог проехать мимо коттеджей незамеченным, то и другой человек смог бы.

— Ветер нынче с берега, — добавила миссис Поллок.

— И вы по-прежнему уверены, что и в прошлый четверг ничего не слышали?

— А! — Миссис Поллок сняла кастрюльку с плиты. — Полиция спрашивала про после полудня, так в то время мы ничего не слыхали. Но Сюзи припомнила, что в обед слыхала вроде как топот. Это будет примерно в двенадцать. Но она занята была и не вышла посмотреть.

— Двенадцать часов?