Нежные щечки Кирино Нацуо

— Интересно — откуда?

— Да поговаривали, что есть один способный полицейский, который выглядит как уличная шпана, — как бы шутя ответил Асанума, но в глазах его под очками мелькнула издевка.

«Ах, подлец, весь из себя такой изысканный, а вот вылезло-то истинное лицо». Уцуми виду не подал, но в душе рассмеялся.

Асанума же продолжил язвить:

— Говорят, якудза в Томакомаи вздохнули с облегчением. Как Уцуми-сан не стало, так некому стало фабриковать против них дела.

Уцуми неопределенно улыбался, слушая следователя. С невинным видом Асанума сунул соломку в мутный кофе со льдом и посмотрел на Уцуми поверх очков.

— Почему ушел из полиции? Ты же был в Первом управлении, так? Элитное управление.

— Я на домашнем лечении.

— А что с тобой? — поинтересовался он, бросив взгляд на мешковатый в плечах костюм Уцуми.

— Рак желудка, — сказал Уцуми и посмотрел на Асануму.

Пока ты на коне — все хорошо, но стоит упасть с того коня, и коллеги начинают относиться к тебе надменно. Уцуми автоматически принял оборонительную позу. Видимо почувствовав, что наболтал лишнего, Асанума отвел взгляд и, потянувшись к летнему пиджаку, лежащему на соседнем стуле, суетливо достал из кармана сигареты. «Ну и слабак!» Уцуми взял себя в руки и решительно перешел к делу.

— Мне бы хотелось поговорить с вами об исчезновении ребенка из дачного поселка Идзумикё.

— Это можно, только… — сказал Асанума, прикуривая от стоиеновой зажигалки. — А что тебя заинтересовало в этом деле?

— Я приезжал, когда следствию потребовалась помощь. Всего на день, правда. Выезжал на один день на место происшествия.

— Вот оно что? — похоже, стал припоминать Асанума. — Да, тогда ведь всех кинули на это дело.

— Даже вертолет выделили. И так ничего и не нашли.

— Сложные они, такие случаи, — рассмеялся Асанума, пытаясь покрыть свою лень. — А почему ты спрашиваешь?

— Времени у меня свободного много, вот и решил попробовать найти этого ребенка.

— Это что, шутка? — подавив улыбку, Асанума опустил глаза.

На лице его отчетливо читалось: «Ребенок тот умер уж давно. И сам ты так же думаешь. Потому что полицейские всегда исходят из самых худших предположений».

Уцуми притворился, что ничего не заметил.

— Да нет, я серьезно.

— Уцуми-сан, это что, твоя новая работа? Если так, я не могу бесплатно предоставлять тебе информацию.

— Нет, не работа. Просто хобби. Так что информация мне не нужна. А что, вы разве еще что-то смогли раскопать? А? Асанума-сан? — Уцуми ткнул пальцем в папку с материалами дела.

Асанума растерялся, не ожидая услышать такого откровенного обвинения его в бессилии.

— А что ты еще хочешь тогда узнать?

— Мне бы скорее… — Уцуми задумался, разглядывая потолок. — Мне бы скорее хотелось узнать ваше личное впечатление от этого происшествия.

Слово это, «впечатление», вылетело у него как-то само собой. Он обомлел. Асанума, тоже удивленный, переспросил:

— Впечатление? Какое впечатление?

— Впечатление от этого дела.

— И что ты собираешься делать с моим «впечатлением»? — хихикнул Асанума.

— Сам пока не знаю. Я собираюсь действовать не так, как действовал бы раньше, обычный способ тут не проходит. Вот и решил спросить то, о чем раньше никогда бы не спросил.

— Что за ерунда? Не понимаю, о чем ты.

— Извините. — Уцуми виновато склонил голову. — Я теперь не полицейский, вот и подумал подойти к делу иначе.

— Так ты теперь, может, детектив? — стал подтрунивать Асанума. — Ну, круто.

— Нет-нет, это ведь не работа, — замахал руками Уцуми. — Спрашиваю вас просто как человек, как мужчина.

— Ну ты прямо коанами заговорил.

Асануме, похоже, поднадоел их разговор, и он через соломинку зараз осушил стакан с холодным кофе. Трескаясь, звякнули кубики льда.

— Я вот что пытаюсь сказать. Вы, Асанума-сан, находитесь при исполнении. Вы расследуете много дел. Вот если бы ко мне пришел некий нахал, как я пришел к вам, то я бы ему тоже ничего не сказал. Я это хорошо понимаю, поэтому пришел не за информацией, которая мне неизвестна. Просто хочу узнать ваше впечатление от этого расследования.

— Да понял я. Только зачем тебе все это?

— Когда я работал полицейским, у меня обычно не было никакого «впечатления». Или лучше сказать, не было свободного времени на это самое «впечатление».

Для Уцуми самым главным в работе было ощущение — что-то, мол, тут не так. Что-то не так, что-то подозрительно — такие мысли были для него отправной точкой, помогали добраться до сути преступления. Когда преступление было разгадано, он думал только о том, что во время следствия было сделано правильно и что нет, никогда не пытаясь зафиксировать «впечатление». Для него существовала реальность — преступление, объект — преступник, затем награда и поощрение; больше он ничего о преступлении обычно не помнил. Теперь Уцуми сам был удивлен, осознав это.

— У меня так же. Нет у меня ничего такого. — Асанума раздраженно закусил сигарету в уголке рта.

Воздух между ними сжался от напряжения, и они оба замолчали, как воды в рот набрав, раздавленные этим воздухом. Но похоже, прямодушие Уцуми все-таки задело Асануму, и он, неожиданно подняв на него взгляд, заговорил:

— Если говорить о «впечатлении», то одно замечание у меня есть.

— Какое?

— А была ли девочка? Я на полном серьезе одно время сомневался, что девочка по имени Юка действительно существовала. Уж больно странным образом она исчезла. — Асанума сосредоточенно уставился в пустоту. — Уж как мы ее только не разыскивали. Ну не могло такого быть, чтобы мы ее не нашли. Если это несчастный случай, должны быть хоть какие-то улики. И — ничего. Не может пятилетняя девочка бесследно исчезнуть сознательно. Понятно, что это чьих-то рук дело. И опять никаких улик. Будто ее горный дух унес. Мне действительно стало казаться, что этой девочки изначально не существовало. Была фотография, так что ошибки быть не могло — девочка, несомненно, существовала.

— А ребенка видели только члены семьи Исиямы?

— Да нет. Ее видели все: Мидзусима, супруги Идзуми и сын Тоёкавы. Старшая дочка по имени Юка у Мориваки действительно была. Говорят, очень сообразительная и симпатичная девчушка.

— Хм, значит, все-таки была, — будто размышляя вслух, сказал Уцуми.

— Эй, Уцуми-сан! — с издевкой в голосе рассмеялся Асанума. — Смотри умом не тронься от нечего делать.

— А я уж было подумал, какое свежее, необычное у вас мышление.

Асанума скрестил руки на груди и серьезно посмотрел на Уцуми.

— Свежее? Не похож ты на того, кому такие идеи по душе. Ты из тех, кто ловит жуликов при помощи силы. Отец твой был другим.

Уцуми с удивлением посмотрел на Асануму.

— А вы знали моего отца?

— Знал. Я сначала работал в управлении Маруямы, в Саппоро. Твой отец там следователем был. Хороший человек. Умер тоже рано.

Слова «умер тоже рано» ударили, будто молот. Кровь прилила к лицу Уцуми, сердце учащенно заколотилось, по спине пополз липкий пот. Конечно, он знал, что в конце концов умрет, но из чужих уст это прозвучало шокирующе. Уцуми изо всех сил постарался сохранять хладнокровие и подумал, что ему еще работать и работать над собой.

Не замечая смятения собеседника, Асанума лениво прикурил следующую сигарету.

— Кстати. Из-за вчерашней вечерней передачи здорово пришлось сегодня утром побегать.

— Это вы про звонок из Отару? Что-то узнали?

— Да чушь это все. Попросили участкового наведаться к этому мужчине, так ребенок оказался мальчиком. Так что если Мориваки-сан надумает приехать, ее ждет разочарование.

— Она завтра приезжает.

Асанума с кислой миной кивнул.

— Знаю. Она каждый год в это время приезжает. Обнаружить уже, конечно, ничего не удастся, а все неспокойно как-то. Ничего не поделаешь, мать же. Все надеется найти какие-нибудь зацепки. Такое чувство, что она только ради этого и живет. Каждый месяц одиннадцатого числа звонит в управление из Токио. Как одиннадцатое — у меня прямо на душе тяжело становится, будто она упрекает меня в чем-то.

— Такое чувство, что она только ради этого и живет, — как эхо повторил за ним Уцуми.

Асанума щелчком стряхнул с рубашки для гольфа прилепившуюся нитку.

— Время идет, и супруг ее, похоже, сдался.

«Касуми, наверное, тоже думает, как было бы здорово, если бы и она смогла сдаться», — мелькнуло у него в голове. Уцуми поймал себя на мысли, что раньше он никогда не пытался представить себе, о чем могут думать люди, у которых случилось несчастье, и сам он никогда не имел дела с преступлением, которое бы так сильно взбудоражило его воображение. Ему вдруг стало ужасно грустно, он почувствовал ревность к Асануме, что тот все еще работает полицейским. Интересно, как бы все сложилось, будь он сам ответственным за расследование этого происшествия? Возможно, сейчас картина была бы чуть-чуть другой. Или же он быстренько умыл бы руки, решив, что случай слишком сложный, и переметнулся бы на какой-нибудь другой, где вероятность раскрытия была бы намного больше? Нынешний Уцуми плохо понимал даже самого себя прошлого. Асануме было, похоже, все равно, о чем задумался Уцуми, он бросил скучающий взгляд на золотые наручные часы. Но Уцуми захотелось поговорить еще.

— А что по делу, новости какие есть? — на хоккайдском диалекте спросил Уцуми.

— Никаких нет, — передразнивая его, Асанума помахал отрицательно рукой. — Мы было заподозрили связь с самоубийством в Кусиро старика этого, Идзуми, но доказательств никаких не нашли.

— А ваше впечатление?

— Опять «впечатление»? — Асанума бросил на Уцуми озадаченный взгляд. — Да ничего такого. Подумал только, что Мидзусима теперь совсем разойдется.

— Мидзусима? Я его знаю.

Уцуми знал и Мидзусиму, и Идзуми. Идзуми был известным местным предпринимателем, а Мидзусима — одним из подозреваемых в деле Юки, и его здорово потрясли во время следствия. Однако Уцуми решил промолчать и послушать, что скажет о нем Асанума.

— Мидзусима, тупой солдафон, служил в силах самообороны в авиационных войсках. Он из тех, кто привык жить по приказу начальства и, вернувшись на гражданку, не может адаптироваться. Когда в армии долго выполняешь одну и ту же работу, она начинает даваться слишком легко. Мидзусиме было уже за сорок, а он все еще был старшиной третьей статьи… остальное несложно представить. Похоже, он и по сей день ходит у вдовы Идзуми в любимчиках. Сам Идзуми был членом общества поддержки сил самообороны, так что Мидзусиме здорово повезло, что он к Идзуми попал, и, похоже, он чувствовал себя ему обязанным.

— А что вы имели в виду, когда сказали, что Мидзусима совсем разойдется?

Асанума сжал руку в кулак, оттопырив большой палец[14].

— Мидзусима, короче, он с женой старикашки, ну это… В то утро, когда девочка исчезла, у него алиби было: он в это время спал с женой Идзуми.

— И что, Идзуми знал об этом и подтвердил его алиби?

— Подтвердил. Сказал, что Мидзусима оставался в его доме с вечера предыдущего дня. И они вместе завтракали. Поэтому-то Мидзусима и прислуживает ему, как верный пес.

«Если уж говорить о собаках, то работа полицейского ничем не лучше. Вот я, например, чему я служил?» — подумал Уцуми. Точно уж не полицейской организации. Но при этом желание быть похваленным, оцененным этим бесплотным объектом под названием «полиция» было очень сильным. Или лучше даже сказать, это было для него самым важным. Чем же он занимался? Уцуми в недоумении склонил голову набок.

— Интересно, почему Мидзусима ушел из армии? Если уж так там хорошо, то и оставался бы на службе всю жизнь.

— Не знаю. Ходили слухи, будто он девочками маленькими интересовался. Может, и из-за этого. Мы попытались в этом покопаться, но нам тут же заткнули рот, велели остановиться. А вот ты, кстати… Если будешь расследовать, то там каждый со своими странностями. Только с Тоёкавой все просто. Они как узнали, что цена на дачи снижается, так сразу же по дешевке от дачи и отделались. Идзуми здорово на них был зол.

— А что с сыном Тоёкавы?

— Он по нашим базам нигде не проходит. Мальчик из обеспеченной семьи — любит гольф и дайвинг. Кишка у него тонка, чтобы надругаться и убить ребенка. Если парень с такого возраста уже играет в гольф, то быть ему профессионалом, — с завистью в голосе сказал любитель гольфа Асанума. — Отец — владелец питейного бизнеса, ничего примечательного. Мать — мужеподобная особа, брюзга. Впрочем, матери все такие. Скажу уж заодно и мое «впечатление», — шутливым тоном добавил Асанума. — Семейство Тоёкавы — там все чисто.

— Понятно. А что с Исиямой?

— Ходили слухи, что у Исиямы и жены Мориваки роман. Кто-то ляпнул, что девочка-то дочка Исиямы, так что не иначе как отец от злости и пошел на преступление… версия эта здорово всех взбудоражила, но оказалась совсем далека от правды, девочка, без всяких сомнений, дочка супругов Мориваки. Сам Исияма — столичная штучка: выходец из хорошей семьи, малодушный, смазливый малый. На такой дерзкий поступок он не способен. И жену его Норико одно время подозревали, может, она заметила, что Исияма влюблен в жену Мориваки, но при тех обстоятельствах сделать этого она никак не могла. На даче спрятать ребенка было физически абсолютно невозможно. То, что спрятали где-то вне дачи, это точно. Кто-то проник в дачный поселок и, как ветер, унес ребенка. Может, сам горный дух Тэнгу.

Асанума уставился в окно. Там взору открывалось поле мискантуса, за ним — аэропорт Титосэ: самолеты, изготавливаясь к посадке, летели низко над землей, демонстрируя пузо. Гула моторов не доносилось, но можно было почувствовать, как содрогается воздух, и березки, посаженные вокруг ресторана, мелко дрожали.

— Э-хе-хе, вот скоро и О-бон[15] пройдет, а там уже и осень.

— Да уж.

— В гольф уже не поиграешь. Я вот все мечтаю, уйду на пенсию, тогда уж оторвусь. Но не получается — на мне еще кредит на дом висит. Придется, наверное, подрабатывать охранником в супермаркете или еще кем. А если так, то выходные будут нерегулярными. Ну да ладно, хорошо еще, что есть возможность пристроиться, хоть бы и охранником.

«Да перестань ты ныть, — думал Уцуми, слушая разглагольствования Асанумы. — Я вот не уверен, что мне вообще суждено пережить эту зиму». Но крики его души Асануме были не слышны. Уцуми слушал причитания Асанумы, пытаясь не вникать в их суть.

— А что вы думаете по поводу Касуми Мориваки? — Уцуми вспомнил, что собирался спросить, какое у Асанумы сложилось о ней впечатление.

Асанума не торопился с ответом. Он достал рабочую записную книжку и стал перечитывать свои записи.

— Рассказать о моем впечатлении?

— Да, все, что придет в голову.

— Впечатление такое — непонятное у меня от нее впечатление. Сначала подумал, вот приехала из Токио дамочка в гости на Хоккайдо. Красивая, стильная. Молодые полицейские все аж всполошились: «Отличная бабенка!» А когда появилась в газете статья об этом происшествии, позвонил мужчина из какой-то местной деревни. Сказал, что знает девочку, как две капли воды похожую на ту, что пропала. Ну, мы подивились, провели расследование, и оказалось, что знал-то он эту девочку аж тридцать лет назад. И девочкой этой была сама Касуми Мориваки. Жила она в той деревне, откуда мужчина звонил. Мы ушам своим не поверили, спросили у самой госпожи Мориваки, она подтвердила, что так оно и есть, что с тех пор, как она ушла из дома, связь с родственниками не поддерживала, и попросила ни в коем случае не сообщать им о ней. С родителями мы связываться не стали, но удивиться — удивились. Мы-то все жалели ее, старались изо всех сил, думали, приехал человек в незнакомое место и у нее бесследно пропал ребенок, а на самом-то деле все было не совсем так. Оказалось, что она местная, с Хоккайдо. Женщина-то эта. И главное, никому ведь из своего окружения о том не говорила.

Уцуми аж подался вперед:

— И откуда она?

— Из Румоя, деревушка называется Кирай.

— Кирай? Первый раз слышу.

— Крошечный поселок на берегу моря. Выше Обира. Население пятьсот человек. Представляешь, как мы удивились? — опять перешел на хоккайдский диалект Асанума и захлопнул записную книжку.

— А какая фамилия у нее была в девичестве?

— Если не ошибаюсь, Хамагути.

— То есть вас она тоже заставила побегать?

— Точно. Думали, красотка из Токио, а оказалась беглянкой с Хоккайдо.

— А родители в розыск подавали?

— Нет, не подавали, — помотал головой Асанума. — Вроде она убежала, когда ей было восемнадцать, и с тех пор родители о ней ничего не слышали. Бросила родителей — чудовище какое-то. У нас прямо руки у всех опустились, а тут еще слух прошел, что у нее с Исиямой роман. И как-то все к ней охладели.

Уцуми картина была ясна. Полицейские тоже люди. В зависимости от отношения к потерпевшему следовательское рвение может усилиться или, наоборот, внимание полицейского ослабнет, и тот начнет действовать в неверном направлении. Вполне могло быть и так, что именно разочарование в Касуми повело расследование по ложному пути.

— Вот оно, значит, как. Выходит, она родом с Хоккайдо.

— Не ожидал?

— Да уж, забавно.

— Забавно? — раздраженно повторил за ним Асанума. — Это для человека со стороны, может, конечно, и забавно.

— Извините.

— Касуми ни словом не обмолвилась, что она с Хоккайдо, — фамильярно назвав Касуми по имени, сказал Асанума. — Она дамочка с характером.

— Понятно. Большое спасибо.

— Ну, если это помогло тебе. В итоге ты меня здорово разговорил.

Асанума поднялся и взял в руки пиджак.

— Извините, что не могу вас ничем отблагодарить. Разрешите мне хотя бы заплатить за ресторан.

— Ну, будь здоров. Держись. — Асанума легонько похлопал Уцуми по плечу, будто говоря, что они уже вряд ли когда-нибудь встретятся.

Когда следователь ушел, Уцуми устало откинулся на спинку обтянутого кожзаменителем дивана. Тело было ватным. Аппетита не было, но по времени ему уже нужно было есть. Уцуми подозвал официантку и попросил меню. Заказал удон с тэмпурой[16] и сходил в машину за дорожным атласом — решил поискать, где находится деревня, в которой родилась Касуми Мориваки.

Кирай оказался маленьким поселком на берегу моря ровно посередине между Румоем и Хаборо. Даже Уцуми, всю жизнь прожившему на Хоккайдо, никогда не приводилось бывать в тех краях. Внезапно ему припомнилось, что еще вчера утром он размышлял о том, как здорово было бы оказаться на каком-нибудь южном острове, где бы его обдувал горячий ветерок. Интересно, о чем думала Касуми Мориваки или — нет, о чем думала Касуми Хамагути, живя в этом месте? Наверняка еще сильнее, чем ему вчерашнему, ей хотелось оказаться в каком-нибудь незнакомом месте и чтобы ее обдувал ветер новых испытаний. И вот наконец ей удается сбежать, но остров — остров будто зовет ее назад, и она теряет здесь свою дочь. Уцуми стал размышлять о превратностях судьбы.

Принесли удон. Он аккуратно снял зажаренный кляр, съел уменьшившиеся в размерах креветки и стал не спеша, по одной потягивать лапшу. Молодые девицы за соседним столом смотрели на него с удивлением, сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. Для Уцуми, у которого от еды зависела его жизнь, это было серьезной работой. Ему было все равно, что на него смотрят. Он неистово жевал и глотал, жевал и глотал. Еда заняла у него больше тридцати минут. Он принял лекарство для пищеварения, вздохнул и поглядел за окно. Там самолет оторвался от земли, задрал нос и взял курс на Хонсю. Поле, заросшее мискантусом, освещали лучи заходящего солнца.

Уцуми вернулся в Саппоро уже после шести. Попал в пробку, поэтому обратный путь занял почти в два раза больше времени. Оставил машину на парковке у дома, зашел в круглосуточный магазинчик, купил тофу с соевым соусом и, еле волоча ноги, добрался до квартиры. Ему как можно быстрее требовался отдых. Не включая свет, он повалился на татами, и тут же раздался телефонный звонок.

— Алло, господин Уцуми? — спросил незнакомый мужской голос.

— Да, а кто говорит?

— Это говорит Мориваки из Токио. Большое спасибо за предложенную помощь. Мы вам очень признательны.

Звонил Митихиро Мориваки. По манере говорить было понятно, что человеку этому не раз приходилось благодарить окружающих. Уцуми взял со стола пластиковую бутылку, открутил одной рукой крышку и выпил воды. Вода была теплой.

— Не за что, я… — собрался было объяснить Уцуми, но Мориваки перебил его.

— Мне жена рассказала. Извините, что она отказалась от вашего предложения. Я ее уже за это отругал. Мне бы очень хотелось, чтобы вы нам помогли.

— Но я совсем не уверен, что действительно смогу помочь.

— Ну что вы, что вы. Одно уже ваше желание помочь очень важно для нас. Завтра жена приезжает на Хоккайдо. Она сразу заводится, когда речь заходит о дочке, и может быть грубой, но вы уж, пожалуйста, не обижайтесь.

— То есть вы сами не возражаете против моего участия?

— Нет, конечно. Ну что человек может сделать в одиночку? Кроме того, я, признаться, был по-хорошему изумлен, когда узнал, что вы собираетесь заняться этим безвозмездно. Честно говоря, с деньгами у нас туго.

«Муженек-то, похоже, реалист». Уцуми про себя рассмеялся.

— И вот еще что. Насчет звонка из Отару. Мне он не внушает доверия, а вы, только честно, что думаете по этому поводу?

— А вам не звонил Асанума-сан из управления в Эниве?

— Вроде бы жена разговаривала с ним по телефону, но мне ничего не сказала, — с недоумением в голосе произнес Митихиро.

— Вот как. Знаете, похоже, та женщина обозналась.

— Так я и знал. Этого я и боялся. Мы и раньше получали ложную информацию. В этот раз сказали, что девочка очень похожа на жену, вот она и продолжает надеяться.

— Думаю, что смысла туда ехать никакого нет.

Вот, значит, как, — похоже, задумался Митихиро. — Жена настаивает, что обязательно должна съездить в Отару. Не мог бы я вас попросить поехать вместе с ней?

— Хорошо. Раз уж она настаивает.

Тогда позвольте мне все транспортные расходы взять на себя. Извините, но это все, что мы можем себе позволить.

— Понятно. Да, кстати, а где остановится ваша супруга? — как бы между прочим поинтересовался Уцуми.

Митихиро без всякого колебания дал ему адрес бизнес-отеля неподалеку от станции «Саппоро». «Сэкономил мне время, теперь не надо ее выслеживать», — подумал Уцуми.

— Ну, до свидания. — Митихиро, похоже, готов был повесить трубку.

— Мориваки-сан! Подождите, пожалуйста, — поспешно остановил его Уцуми.

— Я слушаю.

— Говорят, Касуми-сан родилась на Хоккайдо. Это правда? — решительно спросил Уцуми.

На том конце провода молчали. Наконец Митихиро как-то неуверенно произнес:

— Да. А что?

— Я об этом узнал от Асанумы-сан. Говорят, она ушла из дома и не поддерживает связь с родителями.

— Это так.

— А вам никогда не приходило в голову, что может быть какая-то связь между тем, что произошло, и ее семьей?

— Что вы имеете в виду? — недоуменно спросил Митихиро.

— Это так, просто соображение. Например, родители Касуми захотели посмотреть на внучку и забрали ее к себе.

— Это невозможно, — отрезал Митихиро.

— Почему?

— Ее родители не знали, что она вышла замуж. Более того, они даже, похоже, были не в курсе, что она в Токио.

— А вы сами чем это объясняете?

— А что я могу с этим поделать? — запальчиво произнес Митихиро. — Если Касуми говорит, что не хочет с ними общаться, тут я бессилен. Зарегистрирована она в Токио, так что если задаться целью найти ее, ничего невозможного в этом нет. И раз никто этого не сделал, значит, никого она не интересует.

— А почему она порвала с родителями?

— Этого я не знаю. Касуми мне об этом не рассказывала. А что, это как-то связано с исчезновением нашей дочери?

— Не знаю.

В темной комнате Уцуми думал, как это странно — разговаривать с мужчиной, которого он никогда не встречал, о его жене.

— Я думаю, никак не связано. Просто какой-то злодей с неизвестной целью забрал нашу дочь. Я никому не позволю подозревать моих близких. Нет-нет, я не вас имею в виду.

Возможно, подобные перепалки происходили и между самими супругами. Уцуми ужасно захотелось выведать у Митихиро его «впечатление». Но решил воздержаться. Все-таки Митихиро заинтересованное лицо. Пока Уцуми колебался, тот распрощался и повесил трубку. «Что я затеял?» — подумал Уцуми. У него заныло под ложечкой. Как же ему надоела эта боль! И в комнате явно похолодало.