Коричневые башмаки с набережной Вольтера Изнер Клод
Путешествие человека в треуголке продолжалось битый час. Сделав пересадку, он вышел из второго омнибуса на улице Баньоле и зашагал кривыми переулками, где обитало простонародье. Кэндзи следовал за ним на безопасном расстоянии между растрескавшимися фасадами приземистых домишек. С улицы Пельпор они свернули на улицу Кур-де-Ну – сельский уголок почти в самом центре Парижа. Здесь среди деревьев и палисадов пристроились ремонтная мастерская, театр-цирк и механизированная лесопилка. Дальше незнакомец, которого Кэндзи мысленно называл Амадеем, взял вправо и на улице Шин скрылся за дверью кабачка. Сквозь замызганное стекло витрины японец видел, как он подсел к стойке и выложил перед собой коробку с домино, на радость скучавшему в одиночестве хозяину заведения.
Пока продолжалась партия, Кэндзи, маясь от безделья, слонялся на холодном ветру по тротуару туда-обратно, размышляя, не прогуляться ли пока по переулку, где в беспорядке теснились лачуги с садиками, обнесенными увитыми плющом решетками, росли тополя и стыли покрытые инеем грядки. Или выбрать прямую как стрела, но безрадостную перспективу, предвестницу выстроенных точно по линейке кварталов, в конце которой маячит больница Тенона[104]? Японец предпочел хаотическое скопление домишек – по крайней мере можно было представить, что летом здесь все утопает в подсолнухах и зарослях валерьяны. Мимоходом он бросил франк в картуз одноногого нищего, прислонившегося к ограде лавки, где шла торговля семенами.
– Благодарствую, ваша светлость! – возрадовался нищий. – Завтра прям с утречка хлобыстну за ваше здоровье!
Тут у Кэндзи за спиной по замерзшей глинистой дороге, изрытой канавами, захрустели шаги. Японец проворно укрылся под навесом бакалейной лавки, переждал пару минут и последовал за незнакомцем в треуголке.
Все магазины на улице Республики[105] еще были закрыты, и Амадей направился к перекрестку Сен-Фарго, где работала продуктовая лавка. Из лавки он вышел с пакетами провизии. Потом Кэндзи пришлось прятаться за уличным писсуаром в ожидании, пока объект слежки закупится картошкой у бродячего торговца овощами.
Дальнейший их путь лежал по улице Аксо, где 26 мая 1871 года были расстреляны пятьдесят заложников-коммунаров. На улице Дарси они миновали ограду пропускного пункта, предназначенного для посетителей Менильмонтанского водохранилища, имеющих особое разрешение. Кэндзи читал в какой-то газете статью об этом грандиозном гидравлическом сооружении; в ней говорилось, что творение инженерной мысли Бельграна занимает два гектара, резервуары скрыты под обширным газоном и в них поступают воды из Дюи и Марны.
Свернув налево, на улицу Сюрмелен, Амадей прошагал по улице Жюстис мимо хлева, где мычали молочные коровы, и вошел в подъезд жилого дома.
– Черт! – проворчал Кэндзи себе под нос. – Расследование зашло в тупик. Кто мне ответит – он тут живет или в гости завернул?
Далеко отходить от дома японец не решился из опасения упустить Амадея. Прождал какое-то время под фонарем, замерз до костей, проголодался и плюнул на слежку. Адрес он запомнил, так что можно будет вернуться.
Не успел Кэндзи миновать узкий проезд Буден, застроенный несуразными бараками, по его следу устремились коричневые башмаки.
Снег, засыпавший неровную глинистую дорогу, прилипал к подошвам, идти становилось все труднее. Еще хуже стало, когда японец, выбравшись из тупика Аксо через пролом в заборе, оказался посреди заснеженной тундры с сопками мусора, вокруг которых бродили ослы, овцы и домашние птицы. Эти пустыри, раскинувшиеся между улицей Монтибёф и бульваром Мортье, были вотчиной бродяг и цыган. В стоявших тут и там фургонах чадили печки, дети под присмотром отцов репетировали акробатические номера для уличных выступлений, мамаши хлопотали у котлов, подвешенных над жаровнями.
Чувствуя себя неуютно среди туземцев, которые посматривали на него кто насмешливо, кто враждебно, Кэндзи спустился по каменистому склону пригорка и поспешил к сторожевой будке заставы Баньоле, где несли вахту представители городской таможенной службы, взимавшие ввозную пошлину. Мало того что он ничего не выяснил о предположительном Амадее, так еще и умудрился перепачкать ботинки и жемчужно-серые брюки. Да и Джину на улице Дюн уже не застать… Вздохнув, Кэндзи решил вернуться на улицу Сен-Пер.
Коричневые башмаки были худо-бедно очищены от грязи куском коры. Скорее, догнать азиата и незаметно смешаться с толпой пассажиров омнибуса, на который он сядет…
Вторник, 25 января
Амадей шагал по берегу реки, освещенному редкими фонарями. Вокруг, не считая нескольких бездомных, прикорнувших у опор моста, не было ни души. Глядя на бедолаг, свернувшихся по-собачьи на картонках, Амадей думал о беззащитности человека перед силами природы – если он не обзаведется надежной защитой от северного ветра и мороза, долго не протянет. Ему вспомнился исторический анекдот, вдохновивший художника Грёза на полотно под названием «Мегера». Зимой 1775–1776 года, когда температура в Париже упала до минус двадцати двух градусов, Грёз встретил на Новом мосту полураздетую девочку – она плакала и причитала: «Я есть хочу, есть хочу». И какая-то женщина, проходя мимо, швырнула ей горбушку черствого хлеба.
Амадей оставил несколько монет рядом с каждым спящим клошаром и, неслышно ступая, удалился.
«Какая злая судьба – не иметь пропитания, крыши над головой и надежды на то, что завтра все обернется к лучшему! Ничего в мире не меняется. Цивилизация процветает, и вроде бы труд должен расти в цене, а все необходимое для жизни становиться доступнее. Но нет, что прошлое, что настоящее – никакой разницы».
Ему не хотелось продолжать начатое. Хотелось отправиться к новым горизонтам – быть может, там он наконец найдет свой истинный путь. Однако прежде чем распрощаться с Парижем, он обязан был исследовать квартал Отель-де-Виль, отыскать «свод галереи» и свершить то, чему назначено свершиться.
Ступив на мост Марии, Амадей впервые услышал шум – звук чужих шагов, мерных, опасливых, и чье-то дыхание. Он остановился. Тишина. Продолжил путь – и звук возобновился. Амадей ускорил поступь и через десяток метров резко встал как вкопанный. Чужие шаги тоже стихли, но с некоторым запозданием: преследовавший его человек не сумел вовремя замереть.
Амадей обернулся:
– Вы?!
Фонарь вычертил длинную тень человеческой фигуры на мосту.
– Что, не ожидали? А я за вами уже давно слежу, Амадей. Не желаете ли узнать, как мне удалось вывести вас на чистую воду?
– Я весь внимание.
– На глаза мне вы попались на набережной Вольтера. Поначалу ваш нелепый вид меня позабавил, и только – по берегам Сены такие сумасброды ходят толпами. А потом среди барахла, купленного мною в прошлом году у Муазана, случайно обнаружился третий том некоего сочинения с портретом автора на фронтисписе и таким четверостишием под ним:
- Скитаюсь по земле веками,
- Повсюду и везде я странник.
- Нет места мне под облаками —
- Судьбы и времени изгнанник.
– Слишком долгий зачин, – поморщился Амадей. – Давайте сразу к делу.
Рука в перчатке протянула ему книгу, открытую на титульном листе:
Путешествие Эмэ Тоара, венского дворянина,или Наставление Феопомпа Хиоского к вечной жизниИздано Дидо-старшим
M. DCCCXII
– Я все еще не понимаю, к чему вы клоните.
– Не притворяйтесь, Амадей. Мною были предприняты некоторые изыскания, и я не сомневаюсь, что автор этого сочинения – вы. Признаюсь, меня это открытие потрясло. Поначалу даже не верилось. Ведь это же настоящее чудо!
– Это настоящая чушь.
– Не отпирайтесь, вы и дворянин на портрете, Эмэ Тоар, похожи как две капли воды. Что, молчите? Волшебный напиток, которого вы отведали, весьма заманчив и для меня. И вы научите меня, как его раздобыть, иначе…
– Иначе что?
– Будьте благоразумны, Амадей. Я всего лишь прошу пересказать мне содержание записок Марго Фишон, упомянутых вами в «Наставлениях Феопомпа Хиоского к вечной жизни». Вы ведь пытались украсть манускрипт в марморированном переплете у Ларше, а? Точнее, вернуть его себе. Я знаю об этом, потому что ваши уловки не прошли для меня незамеченными. Вы поймали этого дурня на игру в шахматы, как мышь на сыр в мышеловке.
– Вы вольны предаваться любым измышлениям на мой счет, меня все это не касается.
– Разве не вы написали, что своими глазами видели повозки революционного трибунала? Не вы водили знакомство с живописцем Гро[106], не вы были в Москве, когда Ростопчин поджег город, чтобы он не достался французам? Ваши описания Великой армии, замерзающей в снегах, столь реалистичны, что мороз продирает по коже! Воистину вы многое повидали, дорогой Амадей, и не обзавелись за это время ни единой морщинкой на челе.
– Я всего лишь изучил немало книг по истории. Меня весьма забавляет вера наивных читателей в то, во что им очень хочется верить. – Амадей улыбнулся, но взгляд его остался настороженным и серьезным.
– Не морочьте мне голову! Вы что, так и не поняли? Берегитесь, меня не так легко обвести вокруг пальца. Давайте же, признайтесь наконец!
Амадей увидел нож, направленный острием ему в грудь. В следующий миг он упал на колени, схватил человека в коричневых башмаках за лодыжки, дернул, и тот растянулся на мосту, выронив нож. Но прежде чем Амадей сумел его обездвижить, противник оседлал его самого и принялся наносить удары кулаками в лицо. Амадею удалось перевернуться на бок, при этом затылком он приложился о металлический фонарный столб. Собрав все силы, почти теряя сознание, он сгреб нападавшего за волосы и рванул. Оба, вцепившись друг в друга мертвой хваткой, покатились к краю моста. Внизу Сена – стальная змея в судорогах волн – несла куда-то ветки и мусор. Редкие буксиры глухо потявкивали сиренами в темноте.
Раздался всплеск.
Кто-то забился в воде, борясь с течением, и камнем пошел на дно реки.
Побежали минуты.
Тело на поверхность так и не всплыло.
Глава восемнадцатая
Четверг, 27 января
– Месье Жозеф, заявляю вам прямо: или я, или ваша матушка! Она извела меня придирками – то я не так готовлю, то не так убираю. Меня нанял месье Мори, и если издевательства продолжатся, я сообщу ему, что увольняюсь! – Мелия Беллак стояла на верхней ступеньке винтовой лестницы, и по ее виду было ясно, что она оттуда никуда не уйдет, пока не получит ответа.
Виктор нашел убежище возле бюстика Мольера – притаился там и тихонько насвистывал, прикрываясь газетой. Жозеф возвел очи горе:
– Я поговорю с ней, Мелия, даю слово.
– Очень на это надеюсь, потому что в противном случае я немедленно отправлюсь в бюро по найму. Я сыта по горло упреками вашей матушки. Я ей не горничная! – Она наконец спустилась и с размаху поставила поднос на конторку. – Вот ваш кофе. Придется обойтись без молока – оно закончилось.
Мелия развернулась, взбежала по ступенькам, и через полминуты на кухне громко хлопнула дверь.
Виктор вздохнул. А Жозеф как ни в чем не бывало осведомился:
– Дневничок Марго Фишон мне вернуть не желаете?
– Я полночи разыскивал упомянутого там Йонафаса в книгах по истории и всяких справочниках. И представьте себе, он действительно оказался реальным человеком! Я у нескольких историков нашел ссылки на анонимного автора, поведавшего о его судьбе. Эврика, Жозеф, все сходится! В тысяча двести девяностом году, в царствование Филиппа Красивого, одна парижанка донесла властям на некоего Йонафаса, который якобы у нее на глазах истыкал иголкой и разломал просфору. Означенного Йонафаса и его жену схватили, подвергли допросу с пристрастием, и они признались во всем, что от них требовали. Главным обвинителем стал кюре прихода Сен-Жан-ан-Грев, которому это мнимое святотатство было на руку: предполагалось, что оно привлечет в его церковь щедрые пожертвования. Йонафас оказался виновен по двум пунктам: во-первых, он был евреем, во-вторых, не бедствовал. Все указывает на сговор с целью завладеть имуществом человека, якобы надругавшегося, как тогда говорили, над Телом Господним. Йонафаса и его жену сожгли заживо на Гревской площади, их дом разрушили, а имущество конфисковали в пользу местного церковного прихода. Четыре года спустя парижский буржуа Ренье Фламминг на участке, принадлежавшем покойному Йонафасу, построил часовню, названную «Домом чудес». В четырнадцатом веке этой землей завладели монахи ордена Святого Августина, их монастырь в народе называли «местом, где прогневили Бога».
Виктор отхлебнул кофе, а Жозеф откомментировал:
– Эта история придает смысл тексту Марго Фишон.
– При условии, что этот текст – не апокриф.
– Вы сомневаетесь в его подлинности? Но столько убийств…
– Образование не позволяет мне верить в сверхъестественное, так что я сомневаюсь всегда и во всем. Слушайте дальше. В тысяча шестьсот тридцать первом году орден уступил место реформированным кармелитам. Затем, в начале нашего века, монастырские постройки были дарованы протестантам аугсбургской конфессии. Они там обретаются и поныне, известны как «община брусчатого храма». Адрес: Архивная улица, дом двадцать четыре.
– Закавыка в том, что мы сами не знаем, что ищем.
Притаившись под навесом упаковочной лавки, некто в плаще-пелерине с капюшоном не сводил глаз с книжной лавки «Эльзевир», куда в понедельник вошел азиат. В соседнем здании с номером 18-бис открылась калитка в воротах, и оттуда вышла женщина, вооруженная вересковой метлой. Настороженно оглядевшись, она снова исчезла во дворе, вскоре появилась с ведром и с размаху опорожнила его на тротуар прямо под ноги толстой кумушке с двумя корзинками.
– Ну вы даете, Мишлин! – задохнулась от возмущения кумушка. – Нарочно, что ли, так делаете? Я же не умею плавать!
– Я вас не видела! Ах, я так счастлива!
– Чего это вы счастливы? – грозно подбоченилась толстуха.
– У меня больше ничего не болит! Ах, мадам Пиньо, жизнь прекрасна! Как же я настрадалась, да еще чуть пьянчужкой не заделалась – однажды за ночь выдула целую бутылку бренди, которую вы мне подарили на Новый год! Слава богу, месье Шодре выписал мне наконец правильное лекарство. Теперь я могу орехи зубами щелкать!
– Поздравляю. Скажите о том лекарстве моему сыночку, а то он себе зубы ножом чистит – отличный пример для детишек!
Некто в плаще с капюшоном вышел из-под навеса, пересек проезжую часть и остановился у вывески на витрине:
КНИЖНАЯ ЛАВКА «ЭЛЬЗЕВИР»основана в 1835 г.
ЛЕГРИ – МОРИ – ПИНЬО
совладельцы
Книги антикварные и современные
«Легри – знакомая фамилия… Ах да, завсегдатай набережной букинистов!»
– Доброго дня, мадам Баллю!
– И вам того же, мадам Пиньо!
Некто, слегка повернув голову, покосился на толстуху.
«Пиньо, Пиньо… Эта фамилия есть в записной книжке Филомены Лакарель!» Черный блокнот был немедленно извлечен из кармана и перелистан.
Вторник, 4 января. Эфросинья Пиньо одолжила мне «Трактат о конфитюрах», написанный во времена моей прабабки. Надобно вернуть его поскорее, она выпросила книжицу у сына.
«Стало быть, у мадам Пиньо есть сын. Уж не один ли из совладельцев „Эльзевира“?»
Четверг, 6 января. Вернула Эфросинье Пиньо «Трактат о конфитюрах». Опять посидели за рюмочкой в «Морай».
«Папаша Гляди-в-Оба упоминал о какой-то толстухе, которая вместе с Филоменой часто сиживала в кабачке „Морай“… Если Филомена Лакарель вернула этой Эфросинье Пиньо „Трактат о конфитюрах“ шестого января, как он оказался на улице Пьера Леско десятого? Может, она просто перепутала книги в похожих переплетах?.. Точно! Все сходится! Мори – тот азиат, Легри и Пиньо – его совладельцы, толстуха – Эфросинья Пиньо, подруга Филомены!»
Суббота, 29 января
Виктор загнал велосипед во двор дома 18-бис под навес. Он не сомневался, что, как только откроет дверь «Эльзевира», Жозеф встретит его радостным воплем: «Привет, Йонафас!» – потому что это имя не давало ему покоя.
Но дверь была заперта, хотя ставни подняты. Озадаченный Виктор открыл замок своим ключом. В торговом зале никого не было. Он закатил велосипед в подсобку и позвал Кэндзи – ответа не последовало. Забеспокоившись, Виктор решил подняться на второй этаж и вдруг увидел валявшийся у ножки стула конверт. Подняв его, пробежал глазами текст и замер. В этот момент затрезвонил колокольчик на входной двери – в лавку ввалился Жозеф:
– А, любезный шурин! Вы уже здесь? Я мчался изо всех сил! Артур всю ночь плакал, у меня голова раскалывается. Это вы подняли ставни на витрине?
– Нет, полагаю, Кэндзи.
– Что случилось? Вы заболели?
Белый как полотно Виктор протянул зятю письмо, и тот вполголоса прочитал:
Месье Мори, Пиньо, Легри и мадам Эфросинья Пиньо, любите ли вы загадки? Попробуйте разгадать мою – от вас ведь не убудет.
Кто живет в доме № 36-бис на улице Фонтен? Очаровательная рыжеволосая дамочка и прелестная девчушка по имени Алиса нескольких месяцев от роду.
Кто живет в доме № 31 на улице Сены? О, сейчас устану перечислять: пригожая евроазиаточка и двое малолетних детишек.
Внимание, вопрос: что может с ними случиться?
Ответ будет зависеть от вашей доброй воли. Следуйте указаниям в этом письме.
Одному из вас четверых надлежит явиться завтра, в воскресенье 30 января, между десятью и одиннадцатью часами утра, на первый этаж северного крыла музея Искусств и ремесел в зал прядения и ткачества. Непременно одному, а не всем скопом. Тот, кто придет на встречу, должен передать мне книгу, которую Филомена Лакарель по ошибке всучила мадам Пиньо.
Надеюсь, вы хотите увидеть, как растет и взрослеет ваше потомство? Или я ошибаюсь? Ни в коем случае не обращайтесь в полицию. Я слежу за вами.
Жозеф страшно побледнел, листок выпал у него из рук. Виктор пытался дышать глубоко и ровно – ему казалось, сердце вот-вот выпрыгнет из груди.
– Я его убью, – прохрипел он. – Убью этого подонка! – И поднял письмо.
– Конверта тут не было до того, как Кэндзи открыл лавку, иначе он бы заметил, – выдавил Жозеф.
Виктор нервно провел рукой по волосам.
– Откуда убийца узнал, что записки Марго Фишон у нас? – пробормотал он и воскликнул: – Я чувствую себя идиотом!
«Вы сами это сказали, дорогой Виктор. И я абсолютно с вами согласен», – сердито подумал Кэндзи, неподвижно стоявший на втором этаже у винтовой лестницы. Сегодня он проснулся рано, открыл лавку и нашел у двери конверт. Прочитал послание и положил его на место дрожащими руками. Автор этих угроз уже убивал и не раздумывая убьет снова. Только на этот раз жертвой может оказаться кто-нибудь из его, Кэндзи, близких. Эти два идиота опять влезли в осиное гнездо! Он знал, что мальчишки затеяли очередное расследование, но не думал, что они зайдут так далеко. Да уж, недооценил их безрассудство…
Виктор, охваченный гневом, кулаком сбил со стола стопку газет и ногой отбросил стул, попавшийся ему на пути в подсобку.
– Вы куда? – выпалил Жозеф.
– Свести счеты с Амадеем! – Вытаскивая велосипед из подсобки, Виктор споткнулся и чуть не упал.
– А вы знаете его адрес?
Велосипед полетел на пол. Виктор сделал шаг на ватных ногах и помотал головой:
– Нет…
– Даже если бы знали – думаете, он бы вас принял как дорогого гостя и чаем угостил? Нужно идти в полицию. – У Жозефа тряслись руки. Чтобы унять панику, он принялся не глядя листать реестр заказов на конторке.
– Перечитайте письмо, черт возьми! – рявкнул Виктор. – Нельзя обращаться в полицию, и кто-то из нас должен прийти на встречу один! Кэндзи вне игры, остаемся я, вы и ваша матушка.
– Матушка?! Вы спятили?! Не может быть и речи!
– Вот и я о том же! Поэтому сам займусь этим мерзавцем!
– А мне, значит, в тылу отсиживаться? – В голосе Жозефа сквозь страх и ярость прорвалось отчаяние. – И потом, с чего вы взяли, что автор письма – Амадей? Может, это сапожник или обрезчик сучьев!
– Вы что, не поняли ничего? Во время убийства Шанталь Дарсон каждый из них был под нашим присмотром!
– А если у кого-то из них есть сообщник, о котором нам ничего не известно?
– Кое-что известно. Убийца оставил следы башмаков в доме Филомены Лакарель – у него размер ноги сороковой или сорок первый. У обрезчика сучьев лапы здоровенные, как у Рауля Перо, семимильные сапоги может носить. А у сапожника девчачий тридцать восьмой… Нам нужно в точности выполнить инструкции убийцы. Сегодня вечером позвоните Таша и пригласите ее в гости – к себе на улицу Сены, вместе с Алисой… Не знаю, придумайте какой-нибудь повод! Устройте семейный ужин с Айрис, детьми и Эфросиньей. Запритесь с ними в квартире и никого не выпускайте, поняли? Ну, наплетите им что-нибудь, вы же писатель! Давайте сюда книжку Марго Фишон.
– Она в подвале, сейчас принесу, но… Виктор, все же лучше предупредить полицию.
– Нет. Я не хочу рисковать.
– Если с вами что-нибудь случится, я себе этого не прощу! На встречу пойдем вместе, я буду наблюдать издалека.
– Жозеф, до вас не доходит? Если я не сумею предотвратить несчастье, не смогу после этого жить, и вы тоже не сможете! Поэтому делайте то, что я вам говорю. Этот подонок не знает, на что способен человек, доведенный до предела!
Жозеф попятился. Он никогда еще не видел Виктора в таком состоянии холодной ярости, но не собирался так просто сдаваться, и мозг у него сейчас, несмотря ни на что, работал на полной скорости. Кивнув с покорным видом, молодой человек спустился по лестнице.
Кэндзи, неслышно ступая, удалился в свои апартаменты.
Воскресенье, 30 января
Виктор пребывал в растерянности, сердце рвалось из груди. Он боялся этой встречи в музее. Едва ли убийца подойдет к нему, вежливо представится и попросит отдать книгу. А если он пришлет за книгой сообщника?
Музей был почти пуст: парочка буржуа, старик и однорукий сторож. Кому придет в голову нелепая мысль посетить храм знаний в десять часов воскресным утром? Виктор прошел галерею, посвященную ремесленному сырью, и оказался в зале с ткацкими станками и прялками. Он прошелся вокруг станка Вокансона, вдохновившего Жакара[107] на более совершенную модель.
«Мы сотканы из тех же нитей, что наши сны…»[108] – вспомнилась строчка, пока он лихорадочно гадал, неужто автор гнусного письма с угрозами – сгорбленный старик в слишком большом, сползающем на глаза мятом котелке, единственный посетитель в зале, кроме него самого. Старик между тем покончил с созерцанием кружев в витрине и заковылял к выходу. Виктор остался один. Он повернулся к закутку, где были вывешены вышивки и гобелены, – и почувствовал, как ему в спину уперлось что-то острое. В ухо прошептали сзади:
– Не оборачивайтесь. Давайте сюда книгу.
У Виктора пересохло в горле. Он попытался сглотнуть, открыл рот, чтобы ответить, но не сумел издать ни звука. Тогда он сжал челюсти, призвал себя к спокойствию и наконец заговорил:
– У меня ее нет.
Что-то острое надавило под лопатку сильнее.
– Правда? Засуньте руки в карманы. Медленно повернитесь. Идем за ней.
Жозеф мчался вверх по музейной лестнице, когда вдруг увидел Виктора и фигуру в плаще с капюшоном у него за спиной. Молодой человек на всем скаку свернул в зал Лавуазье, осторожно выглянул оттуда и двинулся следом за парочкой. Так, втроем, они прошли мимо макетов овчарен, виноградных прессов и элеваторов, оказались в галерее южного крыла, где были выставлены различные земледельческие орудия, и затем в старинной часовне с маятником Фуко. Жозеф не знал, что делать. Догнать их и наброситься сзади на человека в капюшоне, повалить его и выбить из рук оружие? А если не получится?
Времени на колебания не оставалось: парочка уже углубилась в лабиринт галерей, посвященных металлургии и горнорудному делу. Жозеф вбежал в зал, в котором среди великолепных коллекций графитов и нефритов стояла модель пакетбота с гребным винтом. Парочка уже продвигалась к выходу с другой стороны, молодой человек бросился за ними, но дорогу ему заступил сгорбленный старик в помятом котелке:
– Вы направо, я налево!
– Посторонись, дедуля! – буркнул Жозеф и хотел было отпихнуть старца, но тот оказал неожиданное сопротивление.
– Дурень, глаза разуйте – это я! – зашипел он, выпрямляясь и вскидывая кулаки на уровень груди в защитной стойке.
– Кэндзи! – выпалил Жозеф.
Виктор воспользовался этой потасовкой, чтобы развернуться и атаковать человека в капюшоне. Однако тот отреагировал мгновенно – нанес удар кинжалом. Виктору обожгло болью плечо, он отпрянул, схватившись за рану рукой, и нащупал дыру в пиджаке. При виде собственной окровавленной ладони Виктор покачнулся, чувствуя, как все тело охватывает слабость, попытался вцепиться в противника и повалить его, но тот крутанулся вокруг своей оси и с размаху ударил его ногой под колено. В следующий миг Виктор рухнул ничком на паркет. Краем глаза он увидел силуэт: убийца воздел обе руки с зажатым в них кинжалом над его спиной.
– Амадей! Я с тебя шкуру спущу! – заорал Жозеф, бросаясь с кулаками на человека в капюшоне.
Но Кэндзи оказался проворнее. Он оттолкнулся на бегу, прыгнул – его кулак описал в воздухе полукруг и врезался в грудь убийцы.
В это мгновение из-за пакетбота выскочил мужчина с длинными волосами, перехваченными лентой на затылке. Раздался хлопок – и убийца в капюшоне упал. С его губ сорвался хрип:
– Мне казалось… казалось… вы утонули…
– Никогда нельзя спешить с выводами, – тихо проговорил Амадей. Он засунул пистолет за пояс, наклонился и откинул капюшон, скрывавший лицо человека с кинжалом. По паркету рассыпались светлые локоны.
Жозеф издал сдавленный стон:
– Женщина! – И отсутствующим взглядом скользнул по Амадею. Он уже ничего не чувствовал, кроме подступающей к горлу тошноты. – Она… Почему?..
К нему пошатываясь приблизился Виктор:
– Я видел ее на набережной у стойки вашего крестного. Она мертва? – обратился он к Амадею. – Вы застрелили ее?
– Вы хотели очутиться на ее месте с кинжалом в сердце?
Виктора сковало оцепенение. Он только что стал свидетелем убийства. Покушение на чужую жизнь настолько противоречило его моральным нормам, что сейчас он сам себе был противен. Смерть представлялась ему неизбежностью, финалом, который ожидает всех, но который никто не вправе ускорить. А эта женщина забрала жизнь у пятерых и могла убить его близких…
– Не время и не место скорбеть, – бросил ему Амадей и повернулся к Жозефу: – Ну-ка, блондинчик, помогите мне.
Они вдвоем затащили труп за пакетбот, и вовремя – в соседнем зале зазвучали шаги. Кэндзи быстро подобрал кинжал и спрятал его под пиджак.
– Идемте отсюда. Шагайте спокойно, не торопитесь, – велел Амадей. – Месье Легри, книга при вас?
– Нет.
– Принесите ее мне завтра ровно в полночь на Архивную улицу, в дом двадцать четыре. Это чрезвычайно важно. Получив книгу, я поведаю вам всю историю от начала до конца.
На улице он не оглядываясь зашагал прочь. Кэндзи, Жозефа и Виктора подобрал фиакр у театра «Гэте».
– Снимите пальто и пиджак, – потребовал у Виктора японец. Осмотрев рану на плече пасынка, он убедился, что это всего лишь неглубокий порез, хоть и сильно кровоточит, и перевязал его собственным шелковым шарфом.
– Что за нелепый наряд, Кэндзи! – хмыкнул Виктор. – Вы похожи на Лагардера, переодетого в горбуна с улицы Кенкампуа[109].
– Очень остроумно, – проворчал Жозеф, – я ценю ваш намек на мой собственный горб.
– О, это всего лишь литературная аллюзия…
– Возможно, мой наряд дает повод для насмешек, зато он оказался весьма эффективным. Без меня на смех подняли бы вас. Это урок для тех, кто считает меня «дедулей».
– А где книга? – поспешил сменить тему Жозеф.
– При мне, я с ней не расставался. – Виктор достал из-под рубашки томик в марморированном переплете.
– Значит, вы солгали Амадею!
– А вы, черт возьми, почему здесь? – вдруг спохватился Виктор. – Вы обещали защищать наших близких! Вам вообще нельзя доверять!
– Все наши в безопасности – я принял меры! – оправдался Жозеф.
– Зная вас, я тоже принял меры, – проворчал Кэндзи.
– А как вы вообще обо всем узнали? – уставился на него Виктор.
– Вчера утром я первым прочитал письмо с угрозами, пока вас не было, и слегка подкорректировал ваш план защиты. Поистине, Виктор, вы ничуть не повзрослели – так и остались безрассудным мальчишкой. Эта книга могла стоить вам жизни!
– Вероятно, в ней скрыта какая-то страшная тайна, если ради нее совершено столько убийств. Я рад, что удалось ее сохранить.
– Без нашего участия и без помощи Амадея вы бы не вышли живым из этой передряги.
– Это Амадей спас ему жизнь, – заметил Жозеф.
– Остается узнать почему, – заключил Виктор.
Его все еще била нервная дрожь, но внутреннее напряжение исчезло, будто его избавили от тяжелого груза.
…При виде фиакра, остановившегося у дома номер 31 на улице Сены, Рауль Перо испытал невероятное облегчение. Все утро он просидел в засаде под крытым входом здания напротив, промерз до костей и горько жалел о том, что согласился взять на себя эту миссию наблюдения. Но ответить отказом на мольбы Жозефа было невозможно. К своему удивлению, месье Перо заметил на противоположном тротуаре своих бывших подчиненных Шаваньяка и Жербекура: один притаился возле упаковочной лавки, другой – у мастерской починщика фарфоровых изделий. Оба дрожали от холода, кутаясь в плащи с пелеринами. Оставив ненадолго свой наблюдательный пост, он расспросил ребят и выяснил, что их нанял месье Мори с той же целью и за приличное вознаграждение.
Выскочив из фиакра и сразу увидев Шаваньяка и Жербекура, Жозеф бросился к ним. Рауль Перо неторопливо пересек проезжую часть – ноги отваливались, ломило поясницу.
– Месье Перо, всё в порядке? – метнулся к нему Жозеф. – Как здорово, что вы еще и агентов с собой привели!
– Это не я, это…
– Никаких происшествий, – доложил Жербекур.
– Никаких, – эхом отозвался Шаваньяк. – Но ваша матушка грозилась вам уши надрать, месье Пиньо. Знали бы вы, чего мне стоило уговорить ее остаться дома – она собиралась бежать вас разыскивать, потому что не могла взять в толк, как это можно так долго покупать пирожные. Она очень сильная женщина…
– Чуть руку мне не сломала, – пожаловался Жербекур.
– Ну и что? – пожал плечами Шаваньяк. – Материнская любовь – это прекрасно. Я вот в приюте вырос…
– Может, зайдем куда-нибудь погреться и выпить грога? – предложил Рауль Перо.
– Я сейчас повезу Виктора к доктору Рейно. Жозеф, пригласите наших друзей в кафе, – сказал Кэндзи, сидевший в фиакре.
– Это вы привели сюда Шаваньяка и Жербекура? – поинтересовался молодой человек.
– Разумеется, – буркнул японец. – Их не оказалось на службе, пришлось бежать к каждому домой.
– Спасибо.
– За что спасибо? За то, что я позаботился о безопасности родной дочери, невестки, внуков и их бабушки? По счастью, у меня здравого смысла побольше, чем у вас. Я решил, что три мушкетера лучше одного.
Уютно устроившись в кафе возле печки, Рауль Перо грел руки, обхватив ладонями исходивший паром стакан, и думал: «Нелегко приходится букинисту зимой, нелегко. Но по крайней мере можно в любой момент отлучиться в ближайшее бистро и прийти в себя. Нет уж, полиция, засады, слежки – с этим покончено навсегда!»
Глава девятнадцатая
Понедельник, 31 января
Виктор и Жозеф шли по Архивной улице. Колокол на соборе Парижской Богоматери отзвонил двенадцать раз. Теперь тишину на пустынном тротуаре нарушали только их шаги.
– Далеко еще? – спросил Жозеф.
– Уже на месте. Вот он, «брусчатый храм».
– Амадея не видно…
– Вероятно, он ждет нас внутри.
Дверь была незаперта, и как только они переступили порог, прямо перед ними темнота сгустилась в силуэт человеческой фигуры. Красный огонек курительной трубки привел их под свод галереи, где было посветлее, чем в других помещениях. Виктор и Жозеф различили длинные, подвязанные лентой волосы и плащ с несколькими пелеринами. В следующее мгновение Амадей сделал им знак присаживаться и сам опустился на такую же каменную скамью напротив.
– Вы пунктуальны. Книга при вас?
– Минуточку! Если вы воображаете, что мы отдадим ее вам просто так, этого не будет! – заявил Жозеф.
Амадей тихо рассмеялся и пыхнул трубкой.
– Господа, когда вы дослушаете до конца историю, которую я намерен вам поведать, единственным вашим желанием будет поскорее избавиться от этой книги и никогда в жизни о ней не слышать. Но сначала я задам один вопрос. Верите ли вы в бессмертие, месье Легри?
– Разумеется, нет. Досужая выдумка.
– Это не выдумка, это проклятие. Давным-давно, при Людовике Пятнадцатом, я часто наведывался в Пуатьерские купальни неподалеку от Тюильри. Там было много злачных заведений…
Читать бесплатно другие книги:
