Казнь Шерлока Холмса Томас Дональд

4

По несчастливому стечению обстоятельств планы моего друга едва не спутал Майкрофт: в очередной раз он поднял по тревоге Лестрейда. Он считал инспектора кем-то вроде носильщика или чистильщика обуви и нередко подстегивал и запугивал его с поистине спортивным азартом. С высоты своих правительственных постов Майкрофт Холмс спустил Скотленд-Ярду распоряжение: всеми усилиями обеспечить сохранность коронационных реликвий и драгоценностей монаршей семьи. А для этого главный правительственный счетовод и советник по межведомственным вопросам приказал пригласить своего брата Шерлока Холмса. Лестрейд же надеялся однажды стать суперинтендантом или даже помощником комиссара и прекрасно осознавал, насколько воплощение его мечты зависит от благорасположения Майкрофта Холмса. Поэтому инспектор поговорил со своим суперинтендантом, тот обратился к своему начальнику, и в конечном счете дело дошло до министра внутренних дел. Министр подал идею главному советнику по межведомственным вопросам. Майкрофт Холмс одобрил ее как свою собственную, и, обретя форму приказа, она двинулась по служебной лестнице в обратном направлении.

О принятом решении нам вскоре сообщил сам Майкрофт, явившись на Бейкер-стрит в сопровождении Лестрейда. Стоял ясный день, который ничто не омрачало, кроме этого визита. Инспектора уже проинструктировали, и теперь он был готов в подробностях обсуждать план работы полиции в день коронации – 2 августа. Что мог бы сделать Шерлок Холмс, дабы поспособствовать наилучшей защите королевских бриллиантов, нашего национального достояния, во время церемонии в Вестминстере?

– Сесть в это кресло с трубкой и книгой предсмертных мемуаров какого-нибудь выдающегося преступника, – ответил мой друг без тени улыбки. – Замечу, что стиль француза по прозвищу Синяя Борода кажется мне куда занимательнее манеры английских мужей-убийц.

Лестрейд побагровел, утратив дар речи, но главный советник по межведомственным вопросам не растерялся.

– Так не пойдет! – проревел он, воззрившись на своенравного младшего брата. – Я дал слово, что ты обеспечишь защиту регалий!

– Это было твое слово, а не мое, – спокойно проговорил Шерлок Холмс.

– Но отчего? Боже мой! Почему ты отказываешься?

– Потому что мне нет нужды без пользы увиваться вокруг высокопоставленных особ. К тому же назревает одно весьма интересное преступление. Если оно совершится, все газеты будут писать лишь о нем. Коронация здесь ни при чем – это я знаю точно.

– Что именно ты знаешь?

– Об этом догадался бы любой дурак, не говоря о тех, кто обладает некоторой наблюдательностью и толикой здравого смысла. Будет предпринята попытка ограбления. Вещь, которую собираются украсть, и имя вора мне известны. Кроме прочего, я отличаюсь от любого дурака тем, что знаю, где и когда будет совершено преступление. Время я рассчитал с точностью до пяти минут.

– До пяти минут?!

– Ну хорошо. Скажем, до десяти. Вопрос лишь в том, как скоро преступник соберется с духом, чтобы осуществить задуманное, а за его нервы я не ручаюсь. Так или иначе, будет лучше, если вы с Лестрейдом предоставите все это мне.

– Хотя бы скажи мне, кто, когда, кого и как собирается обокрасть!

– Нет.

Я не смел даже словом обмолвиться о «Королеве ночи». А Майкрофт Холмс прямо-таки раздулся от гнева:

– Напрашивается вывод, что ты не доверяешь своему брату!

В тот момент я с радостью променял бы нашу гостиную на любой другой, более мирный уголок земли. Мне вдруг показалось, будто я перенесся на много лет назад, в детскую Майкрофта и Шерлока, и присутствую при их мальчишеской ссоре.

– Я всецело доверяю тебе, – ровным голосом процедил мой друг.

– Видимо, не настолько, чтобы посвятить меня в план предотвращения злодеяния, в чем бы оно ни заключалось!

Шерлок Холмс в упор посмотрел на разгоряченного брата и очень тихо проговорил:

– Если ты так думаешь, Майкрофт, то ты ровным счетом ничего не понял. Я не собираюсь «предотвращать злодеяние», напротив, намерен изо всех сил подталкивать преступника к попытке его совершения. Я должен расквитаться с личным врагом, и ограбление здесь всего лишь повод, не более. Другого способа я не вижу.

Вероятно, Лестрейд рассказывал Майкрофту Холмсу о вспышках политического вольнодумства, порой случавшихся с его братом, поэтому главный советник по межведомственным вопросам спросил:

– Тебе снова взбрела в голову какая-то чушь? Надеюсь, ты не решил украсть бриллианты из короны и возвратить их индусам?

Шерлок Холмс покачал головой:

– Нет. Если бы дело обстояло так просто, я все рассказал бы тебе и даже пригласил бы поучаствовать в столь приятной миссии. Но у меня есть веская причина отказаться от твоего поручения. Я уже пообещал мистеру Холдеру обеспечить на время торжеств безопасность лорд-мэра Лондона в Мэншен-хаусе. Ты же не хочешь, чтобы я оказался меж двух огней?

Это было для меня новостью: я не знал, что мой друг снова виделся с Холдером.

– Шерлок, я не вижу здесь конфликта интересов! – зловеще проговорил Майкрофт Холмс.

– И все-таки я говорю «нет».

Чаша терпения главного советника по межведомственным вопросам переполнилась. Не проронив ни слова, он ринулся прочь из нашей гостиной. Лестрейд поспешил за ним, и вскоре кеб увез Майкрофта в летние сумерки. Если Шерлок Холмс принял решение, никто не мог его переубедить.

Когда посетители уехали, я, видя на лице своего друга огорчение и досаду и желая отвлечь его, снова заговорил о «Королеве ночи»:

– Удивительно, не правда ли, что такая роскошная вещь создана лишь для того, чтобы украшать ворот мантии?

Несколько минут назад Холмс принялся просматривать вечернюю газету. Теперь он ее отложил и, поднявшись с кресла, беспокойно заходил по комнате:

– Вот именно, Ватсон. Для праздных людей роскошь, мишура и лесть – основа всего. Но я не склонен задумываться над тем, лестью ли приобретается роскошь или же роскошь приобретается ради лести… Сейчас для меня важно лишь то, что полковник Мориарти жаждет завладеть «Королевой ночи». Уверен, торговля живым товаром принесла ему немало денег. И новое преступление он задумал не столько ради выгоды, сколько ради отмщения тем, кто опорочил его самого и его мученика-брата. С искаженной точки зрения полковника, эта кража – акт правосудия, которое он намерен вершить над семейством Лонгстафф, а в их лице – надо всем обществом.

– Его поймают.

Холмс покачал головой, снова садясь в кресло:

– Лестрейду это не под силу. Полковник Мориарти принадлежит к опаснейшему типу нарушителей закона, которые ни разу не попадались на месте преступления. Они работают в одиночку и чаще всего совершают то, что профессор фон Крафт-Эбинг[42] называет убийством по страсти. Поскольку Мориарти один, его никто не выдаст, а из-за предательства сообщников чаще всего проваливаются криминальные замыслы. Полковник действует строго секретно, и чтобы проникнуть в хитросплетения его коварного ума, нужно влезть к нему в голову.

Так закончился этот день, оказавшийся столь неприятным. На протяжении последующих недель Лестрейд посещал нас несколько раз. Во время своих визитов инспектор принимал лукавый вид, чрезвычайно меня раздражавший. Подмигивая мне поверх очков, он говорил об опасности, которой подвергнутся бесценные бриллианты, выставленные на всеобщее обозрение в Вестминстерском аббатстве. При этом он добавлял, что скромных сил Скотленд-Ярда, вероятно, будет достаточно для обеспечения сохранности национального достояния без помощи высоких умов. Я боялся, как бы вопиющее нахальство Лестрейда не вызвало взрыва.

Холмс оставался невозмутимым дольше, чем я ожидал. Однако, когда гость повторил свою остроту в четвертый или пятый раз, он спокойно заметил:

– Чудесные камни, украшающие сегодня британскую корону, в свое время были похищены у раджей. Едва ли индусы расценят их исчезновение как кражу. Когда б меня уверили, что драгоценности собираются украсть с целью возвращения истинным владельцам, я бы охотно помог грабителям в меру своих скромных способностей.

В добродушно-грубоватом смехе, которым Лестрейд ответил на эту реплику, явственно сквозила фальшь. Очевидно, инспектор не привык выслушивать столь крамольные замечания, с какой бы целью они ни произносились. Ему не дано было примириться с нотками крайнего вольнодумства, если не сказать анархизма, во взглядах Холмса.

Когда Лестрейд нас покинул, мой друг наконец-то дал волю своему гневу:

– Теперь мне совершенно ясно, что инспектор и его подчиненные не способны справиться с такого рода угрозой! Эти люди просто выводят меня из терпения! Слава богу, что в разговоре с Лестрейдом я ни разу не упомянул полковника Мориарти! С тем же успехом я мог бы вручить «Королеву ночи» ворам и навсегда о ней позабыть!

Через пару дней Холмс отправился куда-то после завтрака и пришел домой лишь вечером. Возвратившись, он объявил мне, что провел все это время с лордом Холдером. Несмотря на сказанное брату Майкрофту и Лестрейду, мой друг снизошел до просьбы ознакомить его с маршрутом коронационной процессии и с помещениями, где будут представлены самые роскошные драгоценности. Банкир любезно согласился. К королевским покоям Букингемского дворца не смог бы подобраться ни один злоумышленник, включая Мориарти. Менее защищены были церемониальный зал и примыкающие к нему комнаты Вестминстерского аббатства, а также гардеробные в палате лордов, куда наш враг, будучи камердинером графа Дорсетского, мог проникнуть на краткое время. В сопровождении лорда Холдера Холмс осмотрел каждый угол в приемных. Казалось бы, только здесь преступник мог тайком выкрасть «Королеву ночи» или же открыто напасть на лорда Адольфуса Лонгстаффа, когда он будет исполнять обязанности герольда принца Уэльского.

Холмс вернулся домой в дурном расположении духа и, сев в кресло, досадливо принялся кусать ногти.

– Что бы там ни говорили брат Майкрофт или Лестрейд, украсть «Королеву ночи» во время коронации совершенно невозможно.

– Значит, брошь в безопасности?

В пылу неудовлетворенности Холмс вскричал:

– Боже мой, Ватсон! Ради своей цели этот негодяй едва не убил меня! Неужели вы не понимаете, что, если ему не удастся осуществить свой план на главной церемонии, он сделает это позже! Абсолютно бесспорно!

– Может, вся эта история с ограблением выдумана.

Мой друг посмотрел на меня без гнева, скорее, с сожалением – как на человека, который ничего не смыслит.

Следующим утром он снова отправился к лорду Холдеру. За год до того титулованный банкир стал членом совета лондонского Сити, и на время торжеств ему отвели комнату в Мэншен-хаусе, резиденции лорд-мэра. Коронация была первой в ряду торжественных процедур, на которых членам венценосной семьи и их приближенным предстояло появиться в полном парадном облачении. Через несколько дней после того, как в Вестминстерском аббатстве на голову нового монарха возложат корону, ему передадут власть над лондонским Сити. Маршрут этого шествия, второго по счету, пролегал через кварталы, ставшие сердцем юридической и финансовой жизни империи. На полдень назначили официальный ланч в великолепном Египетском зале Мэншен-хауса. Холдер должен был следить за порядком проведения церемонии и за сохранностью драгоценностей, пока лорд-мэр принимает у себя его величество.

– Поскольку вы уже знакомы с мистером Холдером, – сказал мне Холмс на следующий день, – думаю, вам не помешает убедиться в том, что некоторые залы Мэншен-хауса нуждаются в усиленной охране.

Примерно через час мы уже стояли в кабинете с полукруглой аркой окна, выходившего на Лондонский мост. Его светлость указал нам на только что вошедшего человека субтильного телосложения в костюме, коричневый цвет которого почти в точности совпадал с оттенком его глаз и великолепных усов.

– Я бы с радостью лично проводил вас, джентльмены, в обеденный зал и прилегающие к нему комнаты, но, к сожалению, мне необходимо присутствовать на заседании суда лорд-мэра. Посему вынужден поручить вас заботам инспектора Джейгоу из полиции Сити.

– С мистером Джейгоу мы старые друзья, – любезно проговорил Холмс. – Уверен, мы прекрасно поладим.

Полицейский пожал руки нам обоим:

– Насколько я помню, мистер Холмс, немало воды утекло с тех пор, как трое предприимчивых молодых американцев весьма ловко ограбили Банк Англии.

Сказав это, он прямиком провел нас в Египетский зал, внушительным размером и высотой потолков напоминавший соборный неф или дворец фараона. Отворив двери, инспектор хозяйским жестом предложил нам войти. Через все помещение тянулись два стола на двести мест каждый, перпендикулярно которым, на возвышении, был установлен третий. Высокие коринфские колонны поддерживали сводчатый потолок и обступали классическую арку западного окна. Великолепие, представившееся моему взору, поразило меня. По обеим сторонам зала, в углублениях между колоннами, стояли скульптурные группы и отдельные фигуры, выполненные в манере древнегреческих статуй. Во всех нишах красовались королевские знамена и факелы под колпаками. С потолка через равные промежутки свисали на цепях позолоченные люстры. Здесь вскоре после коронации будет дан обед в честь нашего нового монарха Эдуарда VII.

– Зал вмещает четыреста человек, – сказал инспектор Джейгоу так тихо, словно мы находились в церкви. – Но для приема его величества этого недостаточно. Для торжеств откроют Венецианскую гостиную и зал Уилкса, да и вообще будет задействован каждый свободный уголок Мэншен-хауса. Гостей ожидается очень много, и принять их всех не так-то просто.

Я взглянул на Холмса, опасаясь, как бы он опять не заговорил о роскоши и мишуре. Но он лишь спросил с оттенком нетерпения в голосе:

– Не покажете ли вы нам помещения, отведенные для подготовки к церемонии?

Джейгоу легонько ударил себя по лбу, будто бы досадуя на свою забывчивость:

– Конечно, мистер Холмс. Прошу пройти за мной. Я покажу вам комнаты для переодевания и тому подобное. Места в залах слишком мало, гостям будет неудобно сидеть за столами в мантиях. Мы предусмотрели очень надежное хранилище для плащей и всевозможных церемониальных атрибутов. Сюда, пожалуйста.

Следуя за инспектором, мы поднялись по парадной лестнице с мраморными ступенями, затем прошли немного по широкому коридору и остановились перед дубовой двустворчатой дверью, оснащенной несколькими внушительными замками и задвижками.

– В дни больших церемоний, джентльмены, здесь всегда переодеваются придворные. Членам королевской семьи положены, разумеется, отдельные кабинеты. В остальное время в этих помещениях заседают члены муниципального совета. Комнаты тянутся по всей длине здания, но вход только один. В день приема перед дверью выставят двоих сержантов военно-полицейского корпуса. Руководить ими и двумя караульными-запасниками будет старший капитан. После того как гости спустятся в обеденные залы, дверь запрут, и до конца ланча ни один человек не сможет сюда войти.

Отперев замок, инспектор ввел нас в просторную прямоугольную комнату. Здесь придворные при помощи камердинеров должны были снять мантии перед началом торжественной трапезы и снова надеть их перед выходом. Слева три высоких подъемных окна смотрели во двор. Посредине стоял большой стол, а вокруг него были расставлены прямые стулья с набивкой из черного конского волоса. Благодаря обстановке комната действительно напоминала зал заседаний, каковым, по сути, и являлась. Другая дверь в дальнем конце вела в помещение, которое предназначалось для хранения мантий, снятых с владельцев. Всю мебель отсюда вынесли, и теперь здесь стояли лишь три-четыре десятка портновских манекенов на высоких металлических подставках, обтянутых светло-коричневым холстом: они выстроились в три ряда, в точности как солдаты на параде.

– Вторая комната почти ничем не отличается от первой, – обнадежил нас инспектор. – Обычно здесь хранятся документы и работают подчиненные секретаря муниципального совета. Посторонние, за исключением разве что нас с вами, не допускаются в этот кабинет, а в день торжества сюда и мышь не проскочит, если только она не наделена особыми полномочиями.

– Мыши не внушают мне ни малейшего беспокойства, – мягко сказал Холмс. – Скорее, меня может заинтересовать крыса, причем облеченная такой властью, которой безоговорочно подчинитесь вы и ваши люди.

Джейгоу делано расхохотался:

– Что ж, мистер Холмс, думаю, благодаря вашим инструкциям никакая крыса нам не страшна. Мантии развесят на манекены, а двери, ведущие в соседние помещения, надежно запрут. Иными словами, вещам обеспечат полную безопасность, как в Банке Англии.

– Если вспомнить дело, которое мы с вами расследовали несколько лет назад, – холодно сказал Холмс, – то ваше сравнение кажется не совсем удачным.

Инспектор ответил на замечание Холмса с ловкостью мяча, отскакивающего от пола при ударе. Щеголеватым жестом разгладив свои густые усы, он гордо улыбнулся и произнес:

– Это помещение, джентльмены, наши друзья-лягушатники назвали бы garde-robe[43] и были бы совершенно правы. Мантии наших гостей действительно будут здесь под надежной охраной. – Джейгоу развел ладони в стороны на манер фокусника, выполнившего невероятно ловкий трюк. – В дни королевских церемоний единственный вход в эту комнату оберегается так же бдительно, как лондонский Тауэр.

– Вы в самом деле так думаете?

– Да, мистер Холмс, и, смею надеяться, с полным на то основанием.

– А что находится в следующей комнате?

– Вы можете осмотреть ее, сэр, если пожелаете. Сейчас ею не пользуются, и она постоянно заперта. Там хранят корреспонденцию, и даже в обычные дни клерки редко туда заходят. Однако, если вам угодно, я открою дверь. Извольте. Хотя с уверенностью можно сказать, что никакого отношения к предстоящей церемонии это помещение не имеет.

– На вашем месте я бы ничего не стал говорить с уверенностью, – едко заметил Холмс.

Джейгоу отпер американский автоматический замок и впустил нас в комнату, в два раза меньшую, чем предыдущие, с единственным подъемным окном. Инспектор поспешил отметить, что попасть сюда можно только через эту дверь. Одна из стен была от пола до потолка занята нишами, в которых стояли шкафы. Дверцы казались запертыми, и, вероятно, все открывались одним ключом. Холмс обвел их долгим немигающим взглядом.

– Думаю, мы увидели вполне достаточно, – сказал он. – Осталось лишь поговорить об окнах.

– Об окнах? – переспросил Джейгоу, впервые с момента нашей встречи утратив свою самоуверенность.

– Именно, – подтвердил Холмс. – Вы прекрасно потрудились, инспектор, превратив конторские помещения в хранилище для ценностей. Говоря, будто войти в каждую из комнат можно лишь через дверь, вы наверняка подразумевали, что брешью в ваших укреплениях остаются окна. Но об этом вы умолчали – видно, решили подшутить над нами или проверить нашу внимательность. Вы нас экзаменовали!

Замечание не на шутку смутило мистера Джейгоу. Ему явно не приходило в голову, что вор способен проникнуть во двор и влезть в окно второго этажа. Но признание в такой оплошности показалось ему равносильным самоуничтожению.

– Я не забыл об окнах, мистер Холмс, – неловко промямлил он.

– Не сомневаюсь, – сказал мой друг умиротворяющим тоном.

– Однако я посчитал, что едва ли преступник решит воспользоваться этим путем.

– Неужели? На мой взгляд, для него это единственный вариант – ведь у двери стоит охрана.

– Я как раз собирался упомянуть об окнах.

– Конечно же собирались! Ведь речь не о том, чтобы вор мог попасть сюда через люк в полу или потолке, хотя, уверен, вы и на этот случай приняли меры.

– Да-да! – торопливо закивал Джейгоу. – В комнатах выше и ниже этажом будут дежурить констебли.

– Превосходно! Тогда вы не станете возражать против небольшого эксперимента. Может ли кто-нибудь выйти во двор и проделать некоторые манипуляции с небольшим грузом, привязанным к веревке?

Холмс извлек из кармана смотанную в клубок тонкую бечеву, к одному концу которой крепилась фунтовая гирька с крючком.

– Это возможно, только…

– Только я убедительно прошу вас в ходе испытаний не доверять никому, даже доктору Ватсону и мне. Не оставляйте нас на этаже одних и не допускайте, чтобы мы разгуливали здесь, наверху, как нам заблагорассудится. Заходить в нижние помещения Мэншен-хауса мы также не должны. Вы неплохо поработали, многое предусмотрели и прошли главную проверку – проверку на преданность вашему начальству. Я вовсе не собираюсь вам вредить. А сейчас будьте добры спуститься во двор и выполнить мои указания касательно веревки с грузом. Меня и доктора Ватсона заприте здесь. Пусть один из констеблей дежурит в коридоре. Ваша помощь совершенно необходима для проведения эксперимента, но больше никого не надо в это посвящать.

В соответствии с планом Холмса, Джейгоу, выказывая неудовольствие, замкнул нас на ключ, а сам пошел вниз. Как только за ним закрылась дверь, мой друг сказал:

– Ватсон, нам лучше поторопиться. Этот малый еще безнадежнее Лестрейда. Если мы предоставим дело им, после церемонии в королевской коллекции не останется ни единого бриллианта. Я должен изучить обстановку, а вы откройте окно и спускайте гирьку на бечевке как можно медленнее. Это на некоторое время займет инспектора.

При выполнении задания я время от времени крутил головой, пытаясь наблюдать за Холмсом. Он расхаживал по трем смежным комнатам, порой ненадолго останавливаясь. Иногда я слышал едва уловимый скрежет металла. Завершив свой осмотр, Холмс высунулся из соседнего окна и принялся давать команды инспектору. Не берусь повторить их все (настолько дурацкими были некоторые из них), но под конец мой друг прокричал с тридцатифутовой высоты:

– Возьмите грузик и посмотрите, с какой амплитудой он раскачивается, когда вы держите его у стены. Если вор заберется на крышу, он может спуститься с нее на наружный подоконник, а оттуда попасть в помещение. Необходимо просчитать, насколько это вероятно.

– Но окна будут закрыты изнутри, мистер Холмс.

– С помощью маленького стального ломика вовсе не трудно выломать раму.

– В самом центре Сити и средь бела дня, мистер Холмс?

– Вор может взять тряпку и ведро и притвориться, будто моет окна.

– Во время визита его величества?

– Ограбление может быть совершено и ночью.

Наконец инспектор вернулся в garde-robe, как он шутливо именовал эту комнату. Сомневаюсь, что у него сохранилось высокое мнение о профессиональных достоинствах моего друга. Джейгоу наверняка заподозрил подвох, но, в чем именно он заключался, сообразить не мог. И уж конечно, у него не хватило бы способностей доказать, что перед ним разыграли фарс.

Я был несколько разочарован, когда Холмс отправился осматривать Вестминстерское аббатство и палату лордов без меня. Мне даже подумалось, что я зря согласился составить ему компанию в Мэншен-хаусе. Ведь это время можно было с большей пользой провести дома.

Как известно всему миру, коронация состоялась в назначенный день и никакая пропажа не омрачила долгожданных торжеств. Это дало богатую пищу для остроумия Лестрейда: за вечерним виски он красочно описывал, как блестяще Скотленд-Ярд справился с возложенной на него миссией без всякой помощи со стороны гениального детектива. Холмса эти тирады нисколько не занимали. Он отвечал на них короткой улыбкой, более походившей на гримасу нетерпения.

Мои мысли то и дело возвращались к полковнику Мориарти. Нам с Холмсом были известны его преступные намерения, но, судя по всему, он упустил удобный случай, ведь главная церемония уже миновала. Направляя в Скотленд-Ярд окончательный отказ от несения караула, мой друг заметил:

– Вся эта суета вокруг коронации – много шума из ничего.

– Вы не знаете этого наверняка, – сказал я. – Да и никто не знает.

– Помните дело, которое вы описали под заглавием «Голубой карбункул»?{18} Кажется, тогда я сказал вору: «Я Шерлок Холмс. Знать то, чего не знают другие, – моя работа».

Настала неделя официального ланча у лорд-мэра. Знамена, которыми в день коронации пестрел Уэст-Энд, теперь украшали коммерческие улицы Сити: они развевались вокруг собора Святого Павла, висели на фасадах банков, страховых и брокерских контор. Гирлянды маленьких флажков можно было увидеть на лепящихся друг к другу домах Ист-Энда (в той его части, что граничила с центральными кварталами), а также на доках Уэппинга и Лаймхауса.

Поведение Шерлока Холмса оставалось для меня загадкой. Он больше не говорил о предстоящей краже, при этом ни разу вслух не усомнился в правильности своих выводов. Он давно не вспоминал ни о брате Майкрофте, ни о Лестрейде, а со мной держался так замкнуто, что моя дружеская преданность едва не пошатнулась. Может быть, он, как говорится, взял палку не за тот конец? Все мы живые люди, и Шерлок Холмс тоже. Даже он не застрахован от того, чтобы упустить какую-либо существенную деталь. Ему и прежде случалось изредка ошибаться. Да и откуда он мог знать, что ограбление произойдет не на коронации, а во время приема у лорд-мэра?

Если полковник Мориарти не собирался сорвать «Королеву ночи» с лацкана лорда Адольфуса на глазах у изумленной публики, ему оставалось только пробраться в запертую гардеробную, пока обладатель броши будет делить трапезу с королем. Имей наш враг в своем распоряжении бригаду рабочих с кирками, он мог бы пробить каменную стену толщиной в двенадцать дюймов. В противном случае он должен был войти в хранилище через дверь, закрытую на замки и задвижки и охраняемую вооруженными сержантами военно-полицейского корпуса. Второй вход, соединяющий комнату для переодевания с той, куда уносили ценности, тоже запирался. Правда, были еще окна во двор, расположенные на высоте тридцать футов, но после того спектакля, который устроил Холмс для инспектора Джейгоу, полицейским поручили бдительно стеречь двор. Маленькую третью комнату, как и первые две, тоже держали запертой, а в нишевых шкафах, даже будь они открыты, могла спрятаться разве что кошка. В честности сержантов военно-полицейского корпуса сомневаться не приходилось.

Если вор каким-то непостижимым образом все-таки проникнет в гардеробную и укроется там, он не выберется оттуда до возвращения придворных с торжественной трапезы. Его непременно обнаружат, и он не сможет вынести из здания украденную вещь, поскольку по случаю пропажи «Королевы ночи» любого подозреваемого обыщут самым тщательным образом, пусть и в обстановке строжайшей секретности. Чтобы избежать ареста, ему придется избавиться от броши и уйти с пустыми руками. После этого во всех трех комнатах разберут полы и перероют ящики. Вернуться туда не позволят никому – по крайней мере, вору, который мог спрятать там свою добычу. В первую очередь возьмут в оборот несчастных сержантов, которые, прежде чем занять пост у двери, заносили вещи в гардеробную, а по окончании церемонии выносили их владельцам. Вероятно, задержат и кого-то из камердинеров, помогавших своим господам переодеться.

Однако Холмс полагал, что даже в таких условиях совершение кражи возможно. И в своей убежденности он, разумеется, был не одинок. Но если и существовала тайна запертой комнаты, я склонен был относиться к ней скептически. Допускаю, что полковник Мориарти действительно хотел украсть «Королеву ночи», но один-единственный взгляд, брошенный на вооруженную охрану у дверей, должен был отвратить его от этого намерения. Холмс готовился к решающей встрече с врагом, который, похоже, не торопился выходить на бой.

В тот вечер после обеда мой друг уселся за свой рабочий стол, а я стал наблюдать за ним, выглядывая из-за газеты. Он раскрыл замшевый сверток и извлек присланную ювелиром копию «Королевы ночи», как будто елочную игрушку или булавку для маскарадного костюма. Возможно, Холмс надеялся, что полковник украдет дешевую подделку вместо настоящего бразильского бриллианта, окруженного синими сапфирами. Разгоряченный опасностью, вор мог обмануться, однако мне это представлялось маловероятным. Не исключено, что фальшивая брошь требовалась преступнику для подмены оригинала. Только зачем она тому, кто охотится за ним самим? Решив, что эта «чушь», как выразился бы Майкрофт, едва ли заставит врага Шерлока Холмса принять его вызов, я углубился в чтение газеты. Но, как выяснилось впоследствии, я напрасно сомневался в его правоте.

5

Наступил день торжественного приема у лорд-мэра. В свете солнца уже ощущалась сочная зрелость, свидетельствующая о скором наступлении осени. Мы с Холмсом прибыли в Мэншен-хаус рано утром. Лорд Холдер и инспектор Джейгоу предоставили нас самим себе: первый полагал, что мы не нуждаемся в его инструкциях, второй считал наше присутствие бесполезным. Мы оба облачились в придворные костюмы: черные сюртуки, белые галстуки, полосатые брюки и шелковые цилиндры.

Четыреста представителей знатнейших фамилий должны были обедать в Египетском зале в присутствии короля Эдуарда, королевы Александры, принца и принцессы Уэльских, а также лорд-мэра и членов совета лондонского Сити. Для менее родовитых камергеров и герольдов накрыли столы в Венецианской гостиной и зале Уилкса, а тем, кто не уместился и там, предложили что-то вроде фуршета.

– Вы окажете мне большую услугу, – сказал Холмс, когда мы с ним поднимались на второй этаж, – если согласитесь занять пост в кабинете лорда Холдера. Оттуда вы сможете видеть двор и окна трех комнат, которые мы с вами осматривали в прошлый раз: гардеробной и помещений, прилегающих к ней. На столе у его светлости вы найдете бинокль с цейсовскими линзами. Вооружитесь им и наблюдайте за противоположными окнами, обращая внимание на каждую мелочь. – Холмс замолчал и, подумав немного, добавил: – Что бы ни произошло, оставайтесь на месте до назначенного часа. Вам может показаться, будто преступники совершают кражу, и все же тревогу поднимать не следует.

– Мне было бы намного проще, если бы вы объяснили, что именно я могу заметить.

– Когда процессия, прибывшая из Букингемского дворца, разделится на несколько частей, в комнате перед гардеробной станет очень людно. Переодевшись при помощи своих камердинеров, придворные спустятся в Египетский зал. Двери запрут. Примерно на час или более, пока продолжается королевский ланч, в помещениях второго этажа воцарится тишина. Единственный вход будет охраняться двумя сержантами военно-полицейского корпуса и их капитаном, еще двое останутся в запасе. Джейгоу со своими людьми станет дежурить во дворе. В это время там даже муха не пролетит.

– А чем займетесь вы, Холмс?

Мой друг пожал плечами:

– Я буду ждать развития событий и наблюдать за полковником Мориарти в роли камердинера графа Дорсетского. Вместе с другим придворным он войдет в комнату для переодевания, затем сядет за стол в Венецианском зале. Лорд Холдер приготовил там место и для меня, причем весьма удобное: нас с полковником будет разделять колонна. Когда обед закончится, вы проследуете к двери, возле которой стоят часовые. Ключи будут находиться у камердинера лорд-мэра. Он передаст их командиру стражи, тот откроет комнату для переодевания и впустит туда гостей. Два сержанта отопрут гардеробную и в строго установленном порядке вынесут мантии камердинерам владельцев.

– А вы?

– Я буду там же. Надеюсь, ваш револьвер при вас и он заряжен?

– Разумеется. И все-таки сдается мне, что полковнику Мориарти не представится ни малейшей возможности покуситься на «Королеву ночи».

– Так кажется не вам одному. Именно на это он и рассчитывает. Вы поняли, что вам нужно делать?

– Да, все ваши объяснения учел.

– Превосходно! У нас есть все основания рассчитывать на успех.

Я не был в этом столь уверен. Полковника я видел лишь на темной фотографии, где он в черном пальто выходил из дома на грязный двор. Камердинер графа Дорсетского должен надеть на торжественный прием красный мундир с золотой окантовкой. Сегодня Мориарти был лишь слугой своего господина и благодаря церемониальному одеянию терялся в толпе.

Я рассчитал, что ширина двора составляет от восьмидесяти до девяноста футов. Предоставленный мне цейсовский бинокль был устроен примерно так же, как и мой собственный «Барр и Страуд». Линзы точной шлифовки позволяли мне отчетливо различать то, что происходило в окнах напротив. Я мог разглядеть даже переплетения нитей холста, обтягивавшего портновские манекены. Но ничего достойного наблюдения пока не находилось.

Наконец издалека до меня донеслось низкое гудение соборного колокола. Настал полдень. Во дворе послышались голоса инспектора Джейгоу и его подчиненных, а через несколько минут загрохотали подъезжающие экипажи. Я посмотрел в бинокль на прибывших гостей. Из открытой коляски вышли король Эдуард и королева Александра. Она была грациозна, он – величествен. За ними последовали принц и принцесса Уэльские в подобающих случаю синих одеяниях. Лорд Лонгстафф держался позади своего господина. Лацкан мантии его светлости украшала «Королева ночи», виновница стольких волнений. Я навел на нее бинокль и увидел, как она сверкнула на августовском солнце. Сомнений в подлинности броши быть не могло: в сапфировом кольце поочередно мерцали и вспыхивали двенадцать граней великолепного бриллианта. Цвет обрамления менялся от светло-голубого до ярко-синего. Как известно, особенно высоко ценятся камни нежно-василькового оттенка. Но и не столь дорогостоящие темные сапфиры выглядели рядом с ними чрезвычайно эффектно. Нельзя было не восхититься искусной работой ювелира, благодаря которой, по справедливому замечанию лорда Холдера, «Королева ночи» являлась редкостным шедевром.

За тучной фигурой лорда Лонгстаффа виднелись головы младших принцев и принцесс, персидского шаха, послов и дипломатов. Эта процессия уступала коронационному шествию численностью участников, но отнюдь не блеском.

Снова переведя бинокль на окна противоположного крыла Мэншен-хауса, я увидел, как дверь комнаты для переодевания распахнулась. Членов королевской семьи и самых именитых гостей отвели в их кабинеты, а герольды и камергеры вошли в первую из трех смежных комнат, предоставив себя заботам своих слуг. Те сняли с господ мантии и передали их сержанту в униформе, стоявшему у входа в гардеробную. Каждое из одеяний повесили на специально предназначенный манекен. Церемония проходила очень чинно, без спешки и толкотни, в которой вор мог бы схватить добычу и скрыться.

Через четверть часа последние лорды и леди спустились к накрытым столам, и, как предрекал Холмс, на этаже наступила полная тишина. Гардеробная преобразилась: сорок манекенов пестрели великолепными одеждами – пурпурными, синими с золотом, зелеными с серебром. Сверкали бриллианты. Черные треуголки с позолоченным галуном и без него сидели на круглых болванках, одинаково наклоненных вперед для равновесия. Холщовые куклы, несмотря на то что их окутывали роскошные придворные мантии, почему-то напоминали мне тела, приготовленные для препарирования.

С полчаса я разглядывал в бинокль окна, не представляя себе, что особенного могу за ними увидеть. На миг мне померещилось чье-то движение, и я вздрогнул от неожиданности, как будто труп в анатомичке вдруг подмигнул мне со стола. Но я, конечно же, ошибся: вряд ли вор сам полезет в западню, чтобы попасться в руки здоровякам-караульным у дверей или на мушку полицейских под окнами.

На секунду я дал глазам отдохнуть и вновь поднес к ним бинокль. Вот опять! За рядами манекенов быстро промелькнуло что-то красное. Почудилось? Так или иначе, одно казалось бесспорным: если в гардеробной кто-то есть, он скоро войдет в первую комнату, где ничто не будет загораживать мне обзор. Но откуда этот человек возьмет ключ, чтобы выбраться наружу? Или мне застит зрение собственная фантазия? Может, одного из сержантов оставили в комнате для охраны мантий? Нет. Холмс сказал мне, что в гардеробной никого не будет. Значит, так и есть? А вдруг в последний момент сержанты военно-полицейского корпуса получили распоряжение, идущее вразрез с прежним планом?

Я настроил окуляры так, чтобы видеть гардеробную целиком, три четверти первой комнаты, прилегающей к ней слева, и часть крайнего запертого помещения, заставленного шкафами с документами и не задействованного в торжествах. Среди одежды я попытался отыскать синее облачение лорда Лонгстаффа, герольда принца Уэльского. Мне удалось хорошо разглядеть лишь первый ряд. Второй и третий поблескивали пурпурными, ультрамариновыми, изумрудно-зелеными и золотистыми тканями в промежутках между манекенами, стоявшими ближе к окну. И все же в глубине комнаты я рассмотрел темно-синее плечо и лацкан. Броши, которая сверкала бы на бархатном отвороте, не было. Это могло означать одно из двух: либо мантия принадлежала не лорду Лонгстаффу (не менее дюжины придворных явились на церемонию в накидках такого цвета), либо украшение кто-то снял.

В течение тридцати секунд, которые, казалось, длились целую вечность, во мне происходила борьба: с одной стороны, я боялся за сохранность драгоценности, с другой – не хотел выставить себя перед всеми круглым дураком. Вдруг я подниму шумиху напрасно и окажется, что владелец этой мантии никогда не держал в руках «Королевы ночи»? Прижав к глазам окуляры, я тщательно изучил золотой эполет, что вовсе не помогло мне, поскольку похожие знаки отличия были на всех одеяниях. В конце концов брошь могли для пущей надежности запереть в отдельном ящике! В свой бинокль я видел примерно три-четыре дюйма стоячего воротника с золотым шитьем. Рисунок представлял собой три пера, торчащие из короны, которую обвивала лента с микроскопической надписью «Ich dien!». Я готов был поклясться, что верно разобрал эти два слова: по одной легенде, они произошли от немецкого «Я служу!» и некогда украшали шлем короля Богемии, убитого Черным принцем[44] в сражении при Креси в 1346 году; согласно другой – Эдуард I, показывая покоренным жителям Уэльса своего новорожденного сына, их будущего правителя, сказал по-валлийски: «Eich dyn!» – «Ваш человек!» Так или иначе, эта фраза много веков назад стала девизом принца Уэльского и теперь красовалась на мантии его герольда. А рядом должна была сиять «Королева ночи», но вместо нее я видел лишь синий бархат. Мое сердце замерло от ужаса.

По-прежнему не желая зря поднимать тревогу, я все же вышел из кабинета лорда Холдера и устремился к комнате для переодевания. У входа в нее дежурили два сержанта и капитан. Как любил говорить Холмс, нельзя было терять ни секунды. Но что я мог сделать? По моей просьбе караульные не открыли бы дубовых дверей. Да и ключи наверняка доверены не им. Если я объявлю полковника Мориарти вором, а в гардеробной скрывается кто-то другой, я добьюсь лишь того, что врагу станут ясны наши намерения.

Я приближался к посту, лихорадочно думая: «Кем бы ни был полковник Мориарти, я должен его увидеть!» – и внезапно меня озарило. Теперь очевидно, что тогда я недостаточно взвесил свое решение, но в спешке оно показалось мне правильным. Если наш враг здесь, он не может находиться в другом месте. Я подошел к молодому капитану:

– Мне срочно нужно переговорить с полковником Мориарти, камердинером графа Дорсетского. Он обедает в Венецианской гостиной.

Сейчас будет ясно, прав я в своих предположениях или нет.

– Раз полковник обедает, – ответил капитан, слегка краснея, – то вызвать его никак нельзя.

– Я доктор Джон Ватсон, хирург-майор Нортумберлендского фузилерного полка. Мне совершенно необходимо сейчас же увидеть полковника Мориарти! Дело не терпит отлагательств!

По правде говоря, полковым хирургом-майором я был пятнадцать лет назад, когда служил в Афганистане, и не слишком надеялся на то, что эта белая ложь меня выручит. Но чудесным образом мне повезло. Как врач, я научился неплохо читать по лицам людей: услышав, кто я такой, капитан подумал, будто полковнику срочно требуется медицинская помощь. Не задавая лишних вопросов, он зашагал прочь по коридору и у поворота выкрикнул чью-то фамилию. Молодой солдат вытянулся перед ним по стойке «смирно», выслушал команду и отправился ее выполнять. Я же последовал за капитаном. По пути я заметил в стенной нише три скрещенные винтовки Мартини – Генри. Защитники империи и монарха были готовы ко всему!

Минуту или две я расхаживал туда-сюда по мраморному балкону над широкой лестницей. Наконец раздался отдаленный стук шагов. Сердце у меня упало. Пока мне мерещилось, будто я поймал вора, Мориарти обедал в Венецианской гостиной, что обеспечивало ему железное алиби!

Я попятился. Полковник поднимался по первому лестничному маршу, и со спины я видел его красный мундир и черные брюки. На нем была простая треуголка, которую полагалось снять перед входом в обеденный зал. У следующего пролета он повернулся ко мне, но глядел себе под ноги, и я не мог рассмотреть его лицо. Что делать? Когда полковник приблизился, я шагнул вперед с решимостью, какой от себя не ожидал. Он поднял голову, и я оцепенел, узнав Шерлока Холмса!

6

– Поздравляю вас, мой дорогой друг! – сардонически произнес он. – Я предполагал, что вы не способны следовать простейшим инструкциям. Вы чуть не испортили все дело.

– Где полковник Мориарти и почему на вас его придворный мундир?

– Это обыкновенный военный мундир, который я раздобыл по такому случаю. А Мориарти, полагаю, в данный момент занят похищением нашего национального достояния. Думаю, сейчас «Королева ночи» уже на пути к месту назначения.

– Как? У входа в комнату для переодевания по-прежнему стоит охрана, внешняя дверь заперта, как и две внутренние. Человек, оставшийся внутри, оказался бы в ловушке. Подозреваемый сидел с вами за столом?

– Он и сейчас там сидит. Я не выпускал его из виду с тех пор, как закрыли гардеробную.

– Тогда в чем же, черт побери, дело?

– Бедный старина Ватсон, боюсь, роль охотника за ворами мировой величины не для вас, да и крупным похитителем вам тоже не стать, – усмехнулся Холмс. – Я нисколько не сомневаюсь в том, что Мориарти заранее подготовил для себя выход через одно из смежных с гардеробной помещений. Вероятно, он сделал это до коронации, когда комнаты еще не охранялись и туда можно было попасть без особых препятствий. Я разгадал затею полковника, но решил до поры до времени никому о ней не говорить. Так что бриллиант в компании сапфиров, скорее всего, уже едет в Париж.

Я по-прежнему не понимал, как такое возможно и откуда Холмсу все это известно.

– Почему вы в мундире?

– Несмотря на то что в Венецианской гостиной нас с Мориарти разделяла колонна, я предпочел иметь неприметный вид. Нужно было одеться так же, как большинство присутствующих. Лорд Холдер любезно предоставил мне необходимые вещи.

– Так кто же все-таки сидит за столом?

– Фотографии, которые прислал мне полковник Пикар, поначалу ввели меня в заблуждение, но я обратил внимание, что все они датированы. Вскоре при сопоставлении дат выяснилось, что один снимок сделан в день визита Мориарти к ювелиру Раулю Гренье, проживающему в Брюсселе. Значит, на фото запечатлен кто-то другой. О своих подозрениях я сообщил Пикару, и тот посоветовал мне обратиться в полезнейшую организацию, именуемую Вторым отделением. Там узнали человека, изображенного на карточках: им оказался ловкий жулик и весьма неплохой знаток языков, известный французской полиции как полковник Лемоннье. У него, разумеется, множество псевдонимов. Возможно, иногда он называет себя полковником Мориарти, в чем я сильно сомневаюсь. Обратная вероятность тоже довольно неправдоподобна.

– Тем не менее полковник Лемоннье попал в число гостей, пусть не самых именитых, зато многочисленных. Для них накрыты столы с шампанским и закусками а-ля фуршет. Из такой толпы любой может ускользнуть совершенно незаметно.

– Прекрасно, Ватсон! Что касается наружности, то в последние семнадцать лет, с тех пор как разразился скандал из-за так называемой торговли белыми рабынями, Мориарти редко приезжал в Англию, и мало кто помнит, как он выглядит. Еще меньше тех, кто назвал бы себя его другом.

– Как бы то ни было, суть в другом: преступление совершено и мы этому не помешали.

Холмс, вздохнув, облокотился на мраморную балюстраду:

– Я уже устал твердить, что не намеревался предотвращать кражу. Если бы мы схватили Мориарти за руку, он получил бы несколько лет тюрьмы. Но факт хищения произошел, и я волен улаживать дело по собственному усмотрению. – Холмс достал свою записную книжку и положил на нее три тонкие продолговатые стальные пластины, вынув их из оберточной бумаги. На темном гибком металле пестрели крупинки сверкающей пыли. – Во время прошлого визита в Мэншен-хаус, пока вы через окно спускали нашему другу Джейгоу грузик на веревке, я быстро, но тщательно осмотрел гардеробную и две прилегающие к ней комнаты, двери которых, по счастью, были открыты. Пластины изготовлены из магнитной стали. Пыль на них – частички металла, которые легко притягиваются к поверхности намагниченного предмета. Они налипли, когда я просовывал эти две полоски в скважины дверей между помещениями, а эту, третью, – в замки ящиков дальней комнаты (пришлось обработать несколько шкафов, прежде чем на пластинке появилась стружка). Впрочем, возня отняла у меня не более минуты.

– Что это за металлическая пыль?

– Светлая сталь с низким содержанием углерода. Она всегда используется при изготовлении механизма американских автоматических замков Йейла: это оптимальный вариант. Крошка осталась в трех скважинах, после того как их рассверлили – очевидно, очень тонким буравчиком с алмазной коронкой. Судя по тому, как ярко пыль сверкает, эту операцию произвели недавно, но, надо полагать, прежде, чем комнаты стали усиленно охраняться. Тогда их еще использовали по обычному назначению. Кстати, каморка со шкафами и вовсе не пригодилась для церемонии. – Холмс спрятал пластинки обратно в записную книжку. – В основу конструкции замка Йейла положен новый принцип. Другие механизмы открываются, когда ключ поднимает рычаги, удерживающие язык. Форма ключа подгоняется под них. Замок Йейла повернется, только если контуры ключа полностью совпадают с устройством внутренней части. Иначе его и в скважину не вставишь. В обычные замки можно всунуть две-три отмычки одновременно. В замок Йейла – только одну, поэтому взломать его чрезвычайно непросто.

– Вы думаете, полковник Мориарти заранее озаботился этим?

– Безусловно. В противном случае в скважинах не было бы стружки. Внутри механизма Йейла несколько стальных штырьков. Сошлифуйте их все, и преграды не станет. Чем больше штырьков вы уберете, тем больше у вас шансов открыть замок другим йейльским ключом. Если сопротивления не будет вовсе, это вас выдаст. Посему от всех штырьков избавляться не стоит: удалите два или три, а с четвертым справится одна отмычка. Пятый и шестой создадут иллюзию, будто механизм просто хорошо работает, как свежесмазанный.

– Каждый замок, разумеется, уникален…

– Совершенно неповторимых замков и ключей очень немного. Любая фирма пользуется весьма ограниченным набором вариантов. При этом шанс открыть замок другим ключом – один на много тысяч попыток. Перебирать придется бесконечно, и воров такой путь не устраивает. Но каждый удаленный штырек повышает вероятность успеха. Убрав три и подцепив четвертый игольчатым щупом, человек, имеющий около ста ключей той же модели, рано или поздно откроет замок. Например, ключи от нашей квартиры на Бейкер-стрит и от двери между комнатой для переодевания и гардеробной очень похожи.

Между тем ланч подошел к концу, и придворные вернулись за своими мантиями. Позади нас уже поднимался шум голосов. Камердинер лорд-мэра, облаченный в куртку с кружевными манжетами и воротником, брюки до колен и туфли с пряжками, проследовал мимо нас в сопровождении суперинтенданта полиции Сити и инспектора Джейгоу в форменном мундире. Камердинер вручил ключ капитану караула. Тот отпер замок и, толкнув дверь, широко раскрыл дубовые панели перед первой дюжиной сановников. В их числе были высокий важный лорд Холдер и тучный Адольфус Лонгстафф, с копной седеющих волос. За ними с почтительным видом прошествовали два сержанта, чтобы отворить гардеробную и раздать одежду.