Четыре сестры-королевы Джонс Шерри
– Конечно, ты любишь Прованс. Нам завидует весь мир. Но твоей семье ты нужна в Париже.
– Мама, я тут подумала: в Париже я буду далеко. Разве не могу я принести Провансу больше пользы, будучи его графиней, а не королевой другой страны?
Mre ехидно посмеивается, как над уронившим шары жонглером:
– Думаешь, ты сможешь принести в Прованс мир и завершить то, что не успели твои родители? Или ты, как Клеопатра, очаруешь императора, чтобы он прислал помощь? Возможно, он пригласит тебя в свой гарем. Фридрих любит смазливые личики.
Маргарита зарделась.
– Или, может быть, ты сумеешь произвести впечатление на римского папу своей милой верой и убедишь его раздавить еретика Раймунда Тулузского, как муравья? – Сделав выговор, мама прекращает смеяться. – Как тебе понравится цена, которую Рим потребует за это: рыцари и солдаты для папских войн, потеря нашей независимости?
Восклицание Элеоноры заставляет Маргариту посмотреть на череду полей снаружи. Карету встречает павлин. Он расправил хвост и глядит гордо, словно победил в состязании. Маргарита хватает Норины камушки и швыряет их в птицу.
– Как всегда, промазала, – говорит Элеонора. – Не робей: брось сильнее. Вот так! – Она перегибается через сестру, чтобы прицелиться другим камушком, и прогоняет птицу. Павлин с резким криком в панике убегает, тряся синими перьями.
Дворцовая челядь приветствует их у дверей, а затем продолжает ставить в большом зале столы и скамьи, расстилает скатерти, кладет ножи, ложки, расставляет кубки. К потолку поднимаются крики и смех. От аромата жареного мяса у Маргариты урчит в животе. Папа ведет своих рыцарей с их конями в конюшню. Мама в детской наблюдает, как распаковывают одежду и постельное белье девочек. Пока нянька успокаивает плачущую Беатрису (разбуженную после слишком короткого сна), а Санча цепляется за мамины юбки, Маргарита и Элеонора проскользнули в большой зал.
– Пойдем на кухню, – говорит Маргарита. – Кто-нибудь наверняка даст нам перекусить.
– А если нет, сами стащим. – Голос Элеоноры вибрирует от возбуждения в предвкушении воровства.
Вбегает какой-то человек в поисках папы. Говорит, что приближается граф Тулузский с полусотней солдат, верхом, в полном вооружении. Они затаились в лесу, готовя нападение.
– Осада сейчас, когда так мало припасов? Нас ждет голод, – беспокоится мама.
Она отправляет Маделину и дочерей в башню. Маргарита остается: после своего двенадцатого дня рождения, когда начала готовиться править Провансом, а в последние месяцы и Францией, она – мамина тень.
– Принеси доспехи графа, – велит мама папиному камердинеру. – Приведи графа, – велит она Ромео, прежде чем поспешить с Маргаритой на кухню. – Наших солдат надо покормить перед боем. – Войдя на кухню, она хлопает в ладоши и кричит: – Скорее! Скорее! Или мы пропали.
Маргарита смотрит на баранину и форель, оливки, сыр, латук, молодые артишоки, теплые хлебцы и – вот она! – малину. Она глотает заполнившую рот слюну, приплясывая так и сяк, чтобы пропустить слуг, хватающих блюда с мясом, рыбой и дичью, овощи, корзины с фруктами и фляги с вином.
Над какофонией топота ног, грома тарелок и столового серебра трубой ревет голос матери; скрежещут лезвия ножей на оселках. Мама сует большое блюдо жареной баранины в руки Маргарите; та хлопает глазами: разве она прислуга?
– Бери, – велит мать.
Маргарита бросается в зал и ставит блюдо перед группой рыцарей, которые уже набивают себе брюхо, потом спешит к pre, сидящему во главе стола. Но только она хватает ножку цесарки – как трубы возвещают, что показалось тулузское войско.
Папа вскакивает, надевая шлем, и с боевым кличем бежит к дверям, за ним с такими же криками спешат рыцари. Когда зал пустеет, Маргарита вслед за матерью поднимается по каменной винтовой лестнице. В сумраке башни Маделина держит на коленях Беатрису и кормит ее кусочками хлеба и мяса, а Санча сидит на табурете и хнычет перед нетронутой тарелкой.
– Поешь, – говорит ей Маргарита. – А вдруг ты понадобишься малышке? Или маме? Как ты им поможешь, если у тебя не будет сил?
Мама стоит у стены и через прорезь смотрит наружу.
Маргарита тоже видит, как папа и его солдаты выбегают по подъемному мосту в поле. Тулузские рыцари рассыпаются в стороны, кроме тех, что тянут катапульту и тащат поваленное дерево для тарана. Все в боевых доспехах – некоторые в кольчугах, другие в новых латах, какие граф Прованса не может себе позволить.
– Посмотрите на тулузское войско! Как их мало, – усмехается Элеонора.
– Не рассчитывали застать нас здесь, – говорит Маргарита. – Думали захватить пустой замок.
– Правильно, умница, – хвалит ее мама.
– Любой бы догадался, – язвит Элеонора.
Поднимается красный флаг Тулузы с особым двенадцатиконечным крестом. Взвивается и красно-золотой полосатый штандарт Прованса. Когда кони переходят на рысь, Маргарита хватается за оконную раму и сжимает ее, ожидая столкновения сходящихся волн. Ее отец с копьем наперевес скачет впереди своих солдат. Но столкновения не поисходит. Тулузские солдаты уже бегут, оставив катапульту на телеге и бросив таран.
– Бей их, папа! Вали их! – кричит Элеонора.
У Маргариты захватывает дыхание. Подскакав к графу Тулузскому, ее pre бьет копьем прямо ему в грудь – удар силен, но противник наготове. Он отбивается щитом и ударом копья в живот сбивает папу на землю. Крик Элеоноры эхом отдается от стен. У Маргариты колотится сердце, как камень в катящемся барабане, но папа, хотя и с трудом, встает на ноги. Тулуз тоже спешивается, и начинается рукопашный поединок. Оба колют и рубят друг друга, тяжелые мечи гремят. Даже такой признанный боец на мечах, как папа, не может пробить крепкие латы, которые выдерживают все его удары. Через какое-то время его движения замедляются, слабеют, становятся неуклюжими. Грудь вздымается и опадает, и он спотыкается. Тулуз поднимает меч, удар отца на мгновение запаздывает, и клинок обрушивается ему на плечи, опрокидывая его в пыль.
– Папа!
Слезы застилают Маргарите глаза. Нора кричит. Санча уткнулась лицом в мамину юбку. Побледневшими губами мама шепчет молитву. И божий ответ не заставляет себя ждать: какой-то пехотинец спешит папе на помощь – но Тулуз поражает его ударом по шее. Затем подскакивает Ромео, с красным пером на шлеме и с копьем под мышкой, – но Тулуз на своем коне уносится прочь, за ним его рыцари. Битва закончена.
Маргарита вместе с матерью и Элеонорой спешит вниз по лестнице, стиснув руку сестры, словно чтобы не упасть. Возможно, папа убит. «Ради бога, нет!» Ей тесно в груди, трудно дышать. Перед ее полными слез глазами проплывает его доброе лицо, смеющиеся глаза, большой нос, который она так любила теребить (отчего папин голос становился как гусиный гогот). Что он говорил вчера вечером? «В моих глазах ты всегда будешь королевой, что бы ни решил король Людовик».
Сколько проходит времени между двумя ударами сердца? Для Маргариты время растягивается в бесконечность, пока она стоит в дверях вместе с мамой и Элеонорой в ожидании папы. Одолевают черные мысли. Если он умрет, что станет с ней? Уедет ли она все равно во Францию или останется в Провансе, вместо него? Но может ли кто-то его заменить?
Наконец двое солдат вносят папу через ворота chteau в большой зал и поднимают по лестнице в его комнату. Маргарита вытягивает шею: есть ли признаки жизни? Она проскальзывает в его комнату, где он лежит на окровавленных простынях, и болезненные стоны раненого немного успокаивают ее. Его лицо побелело, губы хватают воздух, вытаращенные глаза смотрят в потолок. Рука повисла, как сорвавшаяся с петли дверь. К нему подходит мама.
– Все будет хорошо, – хрипит папа.
Его кожа побледнела, как выбеленный череп, словно вся кровь вытекла через рану. Мама держит его невредимую руку, пока лекарь вправляет плечо в сустав.
– Вот почему ты должна ехать во Францию, – говорит мама Маргарите. – Тогда эти нападения на Прованс закончатся.
Входит Ромео. Папа хочет знать, каковы потери. Пять человек ранены. Один убит.
– Это мог быть ты! – Мамины рыдания взвиваются, как вопль на ветру.
Маргарита отворачивается, не в силах видеть слезы матери.
– Я не умру от руки Тулуза. Бог слишком любит меня, – говорит граф.
– Похоже, бог сильнее любит еретика Тулуза, – возражает мама. – Он отлучен от церкви, но, возможно, Господь этого не знает. А может, ему нет до этого дела.
– Ш-ш-ш! Священник может услышать. – Папа закрывает глаза. – Отец Остерк собирается совершить последнее помазание.
– Нет! Папа! – Элеонора бросается к нему, защищая от помазания – или смерти. Граф смеется, но мамин взгляд как ножом пресекает хихиканье Маргариты.
– Раймунд, эти нападения должны прекратиться. Если тебя убьют, мы потеряем Прованс. И Тулуз опустошит нашу казну непрестанными сражениями. У нас еды всего на несколько дней. Наши дети исхудали, как тростинки, Нора ходит в обносках Марго, а слуги ворчат, что им не платят.
– И рыцари жалуются, но что делать? Мы не можем отдать Прованс и потому должны воевать.
Взглянув на Маргариту, мама поднимает брови, словно только что выиграла пари или застольный спор.
– Теперь видишь? Нравится тебе или нет, ты должна ехать в Париж. Пока не отберешь корону у Бланки Кастильской, Прованс останется в опасности, и твоя семья тоже. Белая Королева ждет, как ястреб, чтобы наброситься и схватить нас. Только ты можешь спасти нас от ее когтей.
Маргарита встречает взгляд своей mre, но не может его выдержать.
Будущее ослепляет ее, и она закрывает глаза.
– Десять тысяч марок! – Граф поник на троне, когда французские посланцы уходят помыть руки перед обедом, который Ромео обещал каким-то образом им обеспечить. – Нет, наверное, Белая Королева шутит.
– Какие тут шутки, – говорит мама. – Она знает, сколько мы потратили на войну с ее кузеном Тулузом. Чем слабее она сделает Прованс, тем легче будет Франции нас проглотить.
– Безнадежно.
А Маргарита снова обретает надежду. Она думает о белых песках Марселя. Об аромате розмарина. О летнем солнышке.
– Такое приданое нам не по карману.
– Мы должны, – возражает мама.
Папа чешет в затылке и слабо улыбается старшей дочери:
– Марго, мы отправим тебя с Ромео в Париж. Король Людовик только взглянет на тебя и сам заплатит нам, чтобы добиться твоей руки. А иначе я не вижу, каким образом… Извини, дочка. В общем, не быть тебе королевой.
Маргарита встает со скамьи у окна и подходит к отцу, обвивает руками его шею и целует в щеку:
– Я не расстраиваюсь, папа. Ты разве не знал? Лучше останусь тут, с тобой.
– И вашему отцу лучше держать вас при себе. – Это важной походкой, тряся кудрями, вошел Ромео. – Но вы должны подумать о будущем, мой господин, а не только о Марго. Сделаете ее королевой – и я сделаю королевами их всех.
– Ты, Ромео? Или мой брат Гийом? – Мама наду-вает губы. Она не любит, когда игнорируют вклад ее родственников.
– Подумайте, какую это принесет славу, она распространится, как круги по воде, на все поколения, – говорит Ромео. – Ваши дочери и внучки – королевы! Ваши внуки – принцы и короли! Какие-то временные денежные затруднения не должны этому помешать.
– Так-то оно так, но…
Ромео потирает руки:
– Знал, что мы договоримся! Я только что сказал французам, что вы согласны на такое приданое. Они уже отбыли в Париж.
Оставив в тайне, как ему удалось их накормить, Ромео кланяется, и его губы складываются в удовлетворенную улыбку. Он поздравляет себя с успехом.
– Но ради бога, Ромео, ты меня погубишь. – Папа вскакивает на ноги. – Ты дал Белой Королеве прекрасный повод для вторжения – чтобы взыскать долг, который мы не в состоянии выплатить.
– Мой господин, вы доблестный воин и король поэтов, но что касается денег – тут у вас не хватает воображения. Оставьте финансовые вопросы мне.
Размер приданого совсем не удивил Ромео. Он ожидал, что цена будет еще выше. После захвата у Англии Нормандии, Анжу и Аквитании богатство и могущество Франции так выросли, что она стала одним из величайших государств в мире. Когда королева Бланка назвала свои условия, он без малейших колебаний поскакал прямо в Савойю просить денег у маминых братьев Гийома и Томаса. Взамен он обещал им блестящее будущее при французском дворе. А также выклянчил две тысячи марок у архиепископа Эксского.
– Людовик не больше вашего хочет потерять свою независимость.
– И все равно до десяти тысяч нам далеко, – замечает Маргарита.
Ромео пожимает плечами. У графа может не быть самих денег, но у него есть земли.
– Нужно только заложить поместья и замки, тогда приданое соберем. Многие с вожделением смотрят на Тараскон, который недавно укрепили. Поскольку Марго все равно наследует Прованс, вы ничего не теряете – а приобретаете союз с Францией.
Мама встает и заключает Маргариту в объятия. Ее глаза полны нежности и гордости.
– Королева Франции! – говорит она. – Девочка моя.
Маргарита вдыхает мамины духи и прижимает лицо к ее груди в надежде, что на шелковой сорочке не останется пятен от слез.
Маргарита
Деревенщина
Санс, 1234 год
Ее будят фанфары – и внезапная остановка кареты. Маргарита поднимает голову с колен Эме и видит за окном бородача дядю Гийома.
– Мы в Сансе?
Неужели она так долго проспала?
– Нет еще. Но твой муж, похоже, нас ждет не дождется. – Дядя сияет. – Король Людовик приближается, моя дорогая.
Эме задергивает занавеску. Ее пальцы пробегают по голове госпожи, укладывая волосы под креспин (поскольку она теперь замужем, уже выдана за короля Людовика по доверенности римского папы), затягивая под подбородком желтый барбет и увенчав зубчатым обод-ком. Служанка прикладывает к Маргаритиным губам красную охру:
– Пока я с вами, вас никто не застанет врасплох.
Снова снаружи трубят трубы. Маргарита отодвигает занавеску и видит прованских лошадей, накрытых полосатыми красно-золотыми попонами, а вдали – шпили собора. Вот и пришла ее пора. Маргарита глубоко вздыхает.
Опять стучит Гийом.
– Ты заставляешь Его Милость ждать?
– Иди. Скорее! – Эме выталкивает Маргариту в дверь. – Ступай, очаруй своего короля и спаси всех нас.
Опершись на дядину руку, Маргарита ступает на землю.
– Не знаю, кто больше волнуется от предстоящей встречи – ты или Эме.
– Думаю, король затмит нас обоих.
Маргарита видит его, и у нее захватывает дыхание.
– Согласен, ma chre, но не вздумай смеяться, – шепчет дядя.
Однако ей дозволяется улыбнуться, и она пользуется этим – насколько может растягивает губы, то заглядывая ему в глаза, то отводя взор, не задерживая взгляда на его кольчужном доспехе из ослепительного, изумительного, невероятного золота.
– Мой господин, – низко приседает она.
– Пожалуйста, не робейте. Я так оделся, чтобы произвести на вас впечатление, но под доспехами я смиренный человек.
– И в высшей степени блистательный, мой господин.
Такой голубизны в глазах она не видела ни у кого.
Ее о чем-то спрашивают, но Маргарита ничего не отвечает. У нее есть свои вопросы, но сейчас не время – пока она не завоевала его любви.
Блеск его наряда слепит ее. Она отводит глаза. Король подходит к ней.
– Вы гораздо красивее, чем кто-либо говорил. – Он стоит так близко, что Маргарита ощущает отражение солнца от его наряда. Комок застрял у нее в горле. – Месье де Флажи не вполне описал вас.
- Песня никчемна,
- Если идет не из сердца, —
тихо напевает Марга-рита.
Король в замешательстве хлопает глазами.
– Простите?
– Это песня Бернара де Вентадура.
Он приподнимает бровь.
– Не обращайте внимания. Лишь недавно я очнулась от сна, наполненного трубадурами и песнями.
– Трубадурами? – Его лицо с облегчением проясняется. – Поговорите с мамой. Она знает о них все.
Значит, Белая Королева разделяет Маргаритину любовь к песням? Если так, подружиться с ней будет не столь уж трудно.
Подходят молодой мужчина с мальчиком и кланяются. Король представляет их: его братья – Роберт, высокий и широкоплечий, образец придворного рыцаря, если не считать – глупой ухмылки, и Альфонс, маленький черноволосый чертенок.
– Добро пожаловать во Францию, моя госпожа, – кланяется Роберт. – Смеем надеяться, общество нашего брата доставит вам больше радости, чем нам.
Альфонс хихикает:
– Да, пожалуйста, развлекайте его почаще. Мы устали прятаться и бегать от него.
Король морщит лоб, а Маргарита представляет ему своих дядюшек.
– Полагаю, вы знакомы с Гийомом, архиепископом Валенса, и с Томасом, графом Пьемонта.
– Кто же не знает этих представителей Савойской династии? – улыбается король, а они преклоняют перед ним колени. – Говорят, император Священной Римской империи на днях советовался с вами, – обращается он к Гийому.
Гийом встает:
– Да, я обедал с ним две недели назад, мой господин. А неделей раньше – с римским папой. Мне доставит величайшее удовольствие поделиться с вами своими догадками…
– Да, конечно, вы должны поговорить с моей матерью. – Людовик обращается к Маргарите: – Что же, поедем в Санс, дорогая? Мама ждет, чтобы принять вас там.
Он берет ее руку и, наклонившись, целует воздух над ней.
У Маргариты по коже пробегают мурашки, словно он коснулся ее губами. Король поворачивается и шагает к своей лошади, братья следуют за ним. Дядя Томас рядом с племянницей поднимает брови, а Гийом пожимает плечами.
– Королю не до политики, – говорит он, вместе с братом сопровождая Маргариту обратно к карете. – И кто упрекнет его в этом? Завтра у него свадьба.
– Он очарован своей невестой, – подмигивает Томас. – Как и все мужчины в его окружении. Ты заметила, Марго, как они уставились на тебя?
– А ведь на тебе даже нет золотого наряда, – поддакивает Гийом.
У Маргариты болят ноги после долгой поездки в карете. Ей хочется пройтись, но, конечно же, нельзя, потому что собравшаяся вдоль дороги толпа засосет и проглотит ее. Ей хочется уклониться от протянутых рук, но улыбки и приветственные крики удерживают у окна кареты.
– Vive la reine![10]
Ее руки покрываются гусиной кожей.
– Vive la reine Marguerite![11]
Она отваживается помахать рукой, не зная, как отвечать этим франкам, бедным крестьянам, босым и грязным, в грубых одежках, только что с полевых работ. Какая-то девочка протягивает ей пучок полевых цветов; Маргарита прижимает их к носу, словно душистые розы. Она посылает воздушный поцелуй в ответ; толпа одобрительно кричит. Стоя так близко, не могут ли эти люди услышать ее мысли? От пыльцы щекотно в носу, однако Маргарита боится чихнуть на толпу.
По мере приближения к городу дорога становится все более разбитой. Люди толпятся на мосту, мешая про-ехать карете. Временами она вообще останавливается, и тогда руки дотягиваются до окна.
– Как они вас любят! Вот-вот разорвут, – говорит Эме.
Маргарита поднимает руки, касается пальцев и ладоней, принимает благословения и добрые пожелания.
– Какая хорошенькая! Красивые наследники будут у них с королем.
– Ш-ш-ш! Не говори так о нашей королеве.
– Видишь? Ты заставил ее покраснеть.
В давке шпили Сансского собора скрылись из виду, но звуки труб возвещают, что он никуда не делся. Временами Маргаритин пульс начинает отбивать барабанную дробь. Так много зависит от ее успеха здесь. Если не удастся остановить Тулуза, ее семья может погибнуть – а с ней и Прованс под властью жадного тирана, и ее народ и ее земли будут растерзаны, как лань, настигнутая гончими псами.
Карета проезжает под нависающими этажами высоких домов, которые заслоняют последний свет уже клонящегося к вечеру дня, но это не важно: зажженные свечи на стенах освещают путь и красные, зеленые и синие флаги и гирлянды благоухающих цветов на окнах и дверях.
– Vive la reine! – по-прежнему кричит толпа, но крики затихают, когда рваные и потертые одежды крестьян и линялая холстина ремесленников сменяется ярким шелком, бархатом и мехами, золотыми пуговицами, сверкающими драгоценностями. Это французские бароны со своими семьями, слишком благородные, чтобы кричать, слишком чопорные, чтобы выражать чувства чем-то кроме улыбок и махания рукой – если вообще что-то выражать. По крайней мере, один из них не улыбается и не машет рукой, а только смотрит на невесту с презрением на своем мягком, почти женственном лице. Это Тулуз.
Маргарита ныряет за занавеску. Зачем он приехал в Париж? Не поздравить же ее, не склониться завтра перед ней, когда она наденет корону? Каковы бы ни были его намерения, они не сулят Провансу ничего хорошего.
Карета останавливается у собора. Мириады свечей и факелов освещают праздничную картину: лошади едят рассыпанный по траве овес, одетые в шелка мужчины и женщины пьют вино под навесами ветвей и листьев; собор, его взметнувшиеся в небо шпили, его огромное розовое окно, выходящее на статуи святых, выстроившиеся по пути к дверям. В воздухе повис аромат духов, запах конского навоза и горящего сала. Смех имузыка сливаются в сложном танце под восходящими звездами; плачет какой-то малыш, ржут и всхрапывают лошади. Дядя Гийом открывает дверь кареты и выпускает Маргариту. Эме протягивает ей мантию, и она заворачивается в нее. Воздух прохладен для мая – здесь не Прованс.
Улыбка короля заставляет ее забыть о холоде. Положив руку на сгиб его локтя, прежде чем вступить в белый дворец рядом с собором, Маргарита проходит сквозь мешанину лиц – доброжелательных, любопытных, равнодушных, угрюмых. Это, говорит король, апартаменты архиепископа, предоставленные им в распоряжение новобрачных.
Поднявшись по ступеням, они входят в освещенную лампами залу. На стене гобелен с красно-золотым узором и шафранным шестиугольником из Утремера[12]; еще одно изображение распятого Христа со сверкающими, как алмазы, слезами на щеках. На полу – красно-синий ковер. На окнах – зеленые бархатные шторы. Вокруг блестит золото, в воздухе запах сандала. Маргарита улавливает и легкий аромат апельсина. Роскошь убаюкивает, как кот на коленях. У ее отца никогда не было такого великолепия.
– Вот моя мать, – шепчет Людовик, словно в соборе.
Маргарита жмурится, приводя в порядок чувства: мерцающий свет, звуки виолы – и на красном бархатном троне женщина с белым, как снег, лицом. Когда к Марго возвращается зрение, она движется через зал преклонить колени у ног Бланки Кастильской, легендарной Белой Королевы.
Та протягивает руку, дозволяя поцеловать массивный золотой перстень.
– Для меня большая честь, госпожа. – Дрожащей рукой Маргарита касается холодных пальцев. – Мы часто поминаем вас добрыми словами у меня дома в Провансе.
Бланка Кастильская неделикатно фыркает и отводит взгляд в сторону, словно скучая. Людовик помогает Маргарите подняться.
– Твой дом теперь во Франции. – В голосе королевы-матери слышится холод, как в ночном воздухе. – А твой народ – народ Франции.
Маргарита старается не смотреть на нее в упор. И это та женщина, о красоте которой поют трубадуры? Ее подбритая линия волос подчеркивает уступом выпирающий над глазами лоб. Белила, покрывающие лицо и шею, делают ее действительно Белой Королевой.
Маргарита прокашливается:
– И как королева, я лишь надеюсь, что смогу послужить французскому народу так же, как служили вы.
– Месье де Флажи говорил мне, что ты хорошая девочка. – Голос Белой Королевы смягчился. – Теперь я вижу, что он был прав. Мы будем друзьями.
– Это моя горячая мечта.
Ее серо-голубые, «меховые» глаза, много раз воспетые, осматривают Маргариту с головы до ног и снова до головы, как в свое время глаза месье де Флажи, но без его похотливости.
– Беда в том, ma chre, что ты не похожа на француженку. Твоя кожа загорела, как у крестьян. Гуляла на солнце по южным полям? Твои волосы очень некрасиво наползают на лоб, а твое платье выглядит тонким и слишком ярким. Ты напоминаешь мне один из тех вульгарных цветков, что растут на юге, или простую служанку, расхаживающую в платье своей госпожи.
– Да, мадам. – Лицо Маргариты вспыхивает.
– Но эти маленькие недостатки быстро лечатся. Я пришлю кого-нибудь утром, до брачной церемонии, выщипать тебе лоб и помочь с макияжем. Я также дам тебе свадебное платье, поскольку уверена: те, что ты привезла, не годятся.
Снаружи слышатся крики:
– Где наша новая королева? Мы хотим видеть королеву!
Улыбка королевы-матери гаснет.
– Пока все. Людовик, мой дорогой, – ее голос становится ласковым, – тебя ждут. Ступай, представь твою маленькую женушку народу, а потом отправь ее отдохнуть. Я подожду тебя здесь, милый. Нам нужно обсудить дела королевства.
– Да, мама.
Король целует руку матери, затем предлагает руку молодой жене. Когда они уже собираются уйти, Маргарита вспоминает о своих дядях, ждущих в дверях, когда их представят. Она снова обращается к Белой Королеве:
– Мадам, могу я представить вам моих наставников, дядю Гийома и Томаса Савойских? Они пришли засвидетельствовать вам свое почтение.
Белая Королева тяжело вздыхает, словно утомленная коротким визитом Маргариты.
– Не сегодня. Завтра. На сегодня мне хватит деревенщины.
На глазах Маргариты выступают слезы:
– Да, мадам.
Когда они уже двинулись к выходу, королева окликает ее:
– Можешь звать меня «мама». У меня лишь одна дочь, и она еще глупенький ребенок. Мне может доставить удовольствие иметь в хозяйстве девушку, у которой есть что-то в голове.
– Да, мама, – говорит Маргарита. И выходит из зала со своим мужем, королем. Ее чувства вьются, как пчелы вокруг «вульгарного цветка».
Когда они выходят наружу, звучат радостные крики; грянула музыка. Жонглеры крутят горящие факелы; в руке Маргариты оказывается золотой кубок, наполненный до краев вином. Король ведет ее под сень раскидистого дуба, восходит вместе с ней на обставленный свечами помост – их свет отражается на золотой кольчуге, отчего кажется, что она горит.
– Vive la nouvelle reine! – кричит толпа. – Vive Marguerite![13]
Король указывает на кубок. Она пьет кисловатую жидкость – не лангедокское вино, это уж точно. Но она подавляет отвращение и поднимает кубок за здоровье новых соотечественников и соотечественниц, которые скоро станут подданными.
– Vive la France![14] – кричит она.
Ответный крик раскатывается над лугом, как гром. Король с сияющими глазами берет кубок обратно.
Два человека тащат вверх по ступенькам большой сундук. Достают из него подарки, которые король показывает невесте: два новых кожаных седла, золотая уздечка, ожерелье, усеянное бриллиантами и рубинами, вся в драгоценностях тиара и, pice de rsistance[15], — отороченная соболем мантия, сверкающая сапфирами, с пятнадцатью золотыми пуговицами и изображением королевской лилии на каждой – символом Франции. Раздаются восхищенные вздохи и шепот, когда Маргарита накидывает ее на плечи, а потом одну за другой застегивает пуговицы.
– Как она прекрасна!
– Посмотри на румянец у нее на щеках – такой нежный и женственный.
– Нашему королю – самое лучшее, non?
Король протягивает ей кубок, она снова пьет, на этот раз больше, ее кровь согревается обожанием, мантией или вином – или всем вместе. Снова звучит музыка, и толпа пускается в пляс. Людовик соскакивает на траву и оборачивается к жене, протягивая руки. Маргарита наклоняется, он хватает ее за талию и ставит перед собой, она смеется, чувствуя, что звезды никогда не светили на небе так ярко, как сияют ее глаза, а он глядит на нее, как на подарок, который ему не терпится развернуть.
Музыка и толпа увлекают их за собой, как летний ветерок лепестки, затянув в круг танцоров; они топают и поворачиваются, его рука сжимает ее руку, а глаза не отрываются от ее лица, даже когда его рука обвивает ее талию и он ведет ее вокруг себя. Они смеются, а танец становится все более бешеным, головокружительным от радости быть живыми, молодыми и вместе, пока какой-то человечек с пробивающейся лысиной и бегающими глазками не похлопывает короля по плечу.
– Простите, мадам, – говорит он, прежде чем обратиться к Людовику. – Ваша Милость, королева напоминает вам, что она ждет.
Маргарита следует за взглядом короля и видит в окне наверху силуэт королевы-матери, наблюдающей за весельем. А рядом знакомый длинноволосый толстяк – Раймунд Тулузский. Людовик выпускает ее руку, словно пойманный на чем-то предосудительном.
– Уже поздно. – Он отводит глаза и сутулится. – Позвольте мне показать вам ваши покои.
Он шагает прочь так быстро, что ей приходится бежать трусцой, чтобы не отстать. Снова во дворец, вверх по лестнице, мимо королевских покоев в другую анфиладу. Он ведет ее через дверь, где ее дяди сидят за столом у камина и едят похлебку с рыбой и овощами. Они вскакивают на ноги, Гийом чуть не опрокидывает кубок с вином.
– Я слишком задержал вашу племянницу. Она, наверное,устала и проголодалась. – Людовик замолкает, сжимая и разжимая опущенные руки. – Вы всем довольны? Ваши комнаты достаточно удобны? Тогда я должен вас оставить и заняться делами. До свидания, господа. – Он подносит к губам ее руку, но не смотрит на нее – его мысли уже где-то далеко, – а потом так же резко удаляется и сам.
Эме приносит стул и ставит у стола, повернув к огню. Маргарита плюхается на сиденье, чувствуя себя парусом, потерявшим ветер. Эти покои меньше королевских; на стенах мерцают золотые шандалы, вдоль стен стоят статуи: гротескные головы святых упираются в потолок, а в углу фигура обнаженного мужчины с такими натуральными интимными частями, что Маргарита краснеет и старается не смотреть. Дядя Гийом предлагает ей вина, однако она отказывается.
– Все равно ужасное пойло, – бормочет Томас.
– Король спешно ушел. – Гийом испытующе глядит на нее из-под густых бровей.
– Его позвала его мать, – говорит Маргарита. Она не упоминает Тулуза, опасаясь их реакции. Они захотят узнать, почему она не пошла на эту встречу – или хотя бы не попыталась. Что она могла бы сказать им о холодке Белой Королевы, о ее высокомерных замечаниях? «Деревенщина».
– Ты слышала сплетни про Белую Королеву и ее сына? – Дядя Гийом макает хлеб в вино. – Раньше я им не верил, а теперь думаю…
– Она сказала, что ей нужно поговорить с ним о делах королевства. – Маргарита закрывает глаза.
– В канун свадьбы? Поистине это должны быть неотложные дела.
– А может, она привязана к сыну. Король Людовик – вылитый отец, – говорит Томас. – Страсть Бланки к своему мужу всем известна.
– Дядя! – Маргарита открывает глаза.
Гийом щерится:
Читать бесплатно другие книги:
