Четыре сестры-королевы Джонс Шерри
– Как думаешь, кто ему снится? – спрашивает Ингеборга. – Невеста или мать?
– Думаю, ни та, ни другая. После ночи на коленях в часовне ему снится кровать.
– Не будь так уверена. Бланка крепко вцепилась в своего старшего сына. Не позавидуешь жене Людовика, потому что ей будет нелегко оторвать его от Бланки. – Она снова тычет Маргарите в плечо длинным ногтем: – Молись своему святому, чтобы у тебя родился сын. А до тех пор Белая Королева не выпустит из рук сына – и власть, которую любит еще сильнее.
Зазвучавшие трубы будят Людовика. Челядь снимает с блюд на соседнем столе колпаки, и двадцать крестьян набрасываются на жареное мясо, хлеб и фрукты, подаренные им Людовиком.
– Бисер перед свиньями, – фыркает Ингеборга. – Так транжирить государственные деньги! Знаешь, сколько нищий попрошайка зарабатывает в день?
– Мне кажется, у них почти ничего нет.
– Это потому, что все пропивают и проигрывают. – Старуха щурит глаза на Бланку, которая час совещалась с Тулузом и теперь направляется к ним. – Это идет Белая Сука? Что-то мне вдруг захотелось вздремнуть.
Слуга помогает ей вылезти из-за стола. Маргарита целует ее перстень.
– Помни мои слова, дорогая. Роди сына – и твои беды кончатся.
Как только она уходит, ее место занимает Бланка.
– Наверное, ужасно было так долго сидеть с выжившей из ума старой каргой. Когда Ингеборга говорит, ее ум не поспевает за языком. И тем не менее ты не заснула! Я думала, она усыпит тебя, особенно после ночи молитв.
– Если бы я могла похвастать таким подвигом! – смеется Маргарита. – Вчера так устала от путешествия и долгого дня, что уснула прямо на полу в часовне.
– И тебе это кажется забавным? Мне говорили, что ты набожная девочка. – Бланка вгрызается в куриную ногу и рвет мясо зубами.
– Sans doute[25], я бы предпочла молиться вместе с Людовиком всю ночь. – Маргарита краем скатерти вытирает губы. – Но, как писал Вентадорн, – «Я» не имеет власти над «Я».
– Да, но не он ли также написал «Глупец не боится, пока не приходит беда»? Наш Господь – не повод для смеха.
Бланка встает и, смерив Маргариту холодным взглядом, наклоняется к только что проснувшемуся Людовику, чтобы его поцеловать, а потом тихим, ласковым материнским голосом начинает ворковать со своим сыночком.
Еще через два дня пирушек и две ночи молитв, когда страх не перед Божьим гневом, а перед злобой белолицей королевы не давал снова заснуть на полу, она задремала в карете, несмотря на толчки и тряску, прикорнув на меховых подушках и прижавшись щекой к коленям Эме, словно это ласковые баюкающие нянины руки. Но вскоре карета останавливается у большого сурового зам-ка, и Маргарита просыпается.
– Фонтенбло, – объявляет дядя Гийом, сопровождая вышедшую из кареты племянницу. – Сегодня Белая Королева предпочитает отдыхать здесь.
В толпе шумят, осыпая Маргариту цветами, и выкрикивают ее имя. Людовик предлагает ей руку. С музыкантами впереди и королевой-матерью позади она идет под дождем розовых лепестков через каменные ворота, проходит выстроившихся в готовности слуг и попадает в большой зал, украшенный разноцветными флагами и гобеленами с драгоценными камнями, заставленный длинными столами под льняными скатертями. Людовик ведет ее на возвышение, и они усаживаются за стол вместе с Бланкой, пока остальные располагаются в соответствии со своим рангом. Слуги спешат принести огромные блюда с едой: утка, карп, оленина, вишни, латук, сыр, фуа-гра, оливки, малина и хлеб, – наливают в кубки вина и ставят рядом кувшины с водой, чтобы его разбавлять. Людовик протягивает золотой кубок и смотрит, как жена пьет; она возвращает кубок, опустив глаза. Завтра они впервые проведут ночь как муж и жена – лежа на брачном ложе, а не стоя на коленях в часовне.
Маргарита ощущает дрожь в животе и едва дотрагивается до еды, хотя за весь день ничего в рот не взяла. Дома, где еда была скудной, она привыкла к чувству голода. Людовик тоже ест мало и часто ухмыляется. Когда трубадуры начинают играть, он тихо говорит ей на ухо, как устал от музыки и толп. Не хочется ли ей пройтись по замку и прилегающим садам? Они очень привлекательны.
Королевская чета спускается во двор, там в самом деле сладострастно цветут апельсиновые деревья, наполняя воздух благоуханием, а журчащий фонтан окружают белые лилии.
– Когда я был маленьким, этот фонтан казался гораздо больше, – говорит Людовик. – Помню, прятался за ним. Теперь вижу, почему меня с такой легкостью находили.
– От кого маленькому принцу приходилось пря-таться?
Он делает гримасу:
– От моего воспитателя. Я пренебрегал учением. И он бил меня довольно сурово.
– Бедный! – Маргарита тянется погладить его по щеке. – Хороший учитель вдохновил бы на учение, вместо того чтобы бить.
– О, я был очень грешным ребенком. Любил гоняться за лягушками и мучить жуков, а не читать псалтирь. – Он вздыхает. – Подумайте только о моей бедной матери, пытавшейся воспитать непослушного сына, да еще вынужденной править неспокойным королевством. Я причинил ей много горя, пока мне не исполнилось четырнадцать. В тот день мама приставила ко мне месье де Флажи, истинный подарок Бога. Его ежедневные порки помогли мне встать на верный путь.
Маргарита от удивления открывает рот:
– Ежедневные порки! Бедный мальчик.
– Это еще что, бывало и посерьезнее. – Он срывает апельсиновый цветок и прикалывает к ее креспину. – Но я привел вас в этот прекрасный сад не для того, чтобы обсуждать моих воспитателей. Я надеялся на поцелуй от моей прелестной женушки под этими деревьями.
Она касается губами его щеки, ощущая на лице жаркое дыхание. Его сердце бьется напротив ее сердца.
– Вы прелестны. – Он целует ее в губы, сначала нежно, словно тоже чувствуя ее пульс, колотящийся в груди. Когда она обвивает руками его шею, ощущая его ртом и телом, его поцелуй наконец становится глубже.
– Не могу дождаться, когда соединятся наши тела, – шепчет он. – Молю, чтобы священники скорее благословили наше брачное ложе.
– Скоро, скоро, – голос Бланки, как копье, рассекает их уединение – или иллюзию такового. – Однако сначала мы должны обсудить государственные дела.
Людовик каменеет. Его руки обвисают. На лице Бланки видно отвращение, словно она застала их голыми, в минуты прелюбодеяния на лугу.
– Твое присутствие, Людовик, необходимо в моих покоях. Если ты не слишком занят.
Какие «государственные дела» не могут подождать до утра? Такова жизнь королевы, думает Маргарита: ни минуты для себя, постоянно служить благу народа. Раньше она полагала, что, став королевой, будет управлять своей жизнью, как и жизнями других. Теперь же, через три дня исполнения чужих желаний и отложив собственные, она понимает, что дело обстоит совсем наоборот.
В зале продолжает играть музыка, но пирующие, утомленные несколькими днями поездок и попоек, начинают расходиться. Маргарита кивает издалека своим дядям; они беседуют и посматривают на нее. Бланка о чем-то разговаривает с Людовиком, но Маргарите за шумом не слышно их слов. Они втроем пересекают зал и поднимаются по ступеням в покои королевы, где у двери дожидается Раймунд Тулузский в окружении дворцовой стражи.
Белая Королева дарит своего кузена поцелуем.
– Твое присутствие здесь не обязательно, – говорит она Маргарите. – Стражник покажет тебе твои покои. Ведь ты любишь поспать.
– Но… Я королева, ma mre. Я бы хотела принять участие. – Она надеется, что никто не заметил дрожи в ее голосе.
Бланка с поднятыми бровями смотрит на Людовика: видишь? что я говорила?
Он отводит взгляд от Маргариты, не в силах смотреть ей в глаза.
– Это деликатные переговоры, – говорит он.
– А я ваша королева. Я хочу участвовать.
Повисло неловкое молчание. Наконец Бланка прерывает его:
– Возможно, ты нам пригодишься. Мой кузен Тулуз говорит, что твой отец держит в заложниках множество французских рыцарей. И требует за них непомерный выкуп. Какое влияние ты можешь на него оказать?
– Если Раймунд Тулузский согласится не нападать на наши замки, я думаю, отец снизит выкуп.
– Ваши замки? Значит, ты по-прежнему хранишь верность Провансу? – Белая Королева поворачивается к Людовику: – Теперь ты согласен со мной? – Тот опускает глаза. – Людовик, жду тебя внутри. Маргарита, можешь насладиться отдыхом.
Когда она уходит, Маргарита хмурит брови:
– Так кто же королева Франции – я или она?
– Это… сложный вопрос. Думаю, вам лучше не участвовать в этой встрече. Тулуз вспыльчив и мстителен. Одно ваше неосторожное слово может испортить дело – для всех.
– Но разве вы не женились на мне ради моих связей в Провансе? Разве ваша мать не хочет союза с моим отцом?
– Это придет со временем, – отвечает Людовик. – Вы должны набраться терпения. Сейчас вам лучше держаться в стороне и ни во что не вмешиваться. Мы с мамой внимательно рассмотрим предложения Тулуза и сделаем так, как будет лучше для Франции.
– И что же он предлагает? Какой-нибудь новый наглый план, чтобы погубить мою семью, не иначе.
– Я пока не могу с вами это обсуждать. – Он берет ее за руки. – Пожалуйста, дорогая, подождите меня в своих покоях. Сейчас священники благословят брачное ложе, и я скоро приду. – Он губами клюет ее в лоб, как в гладкий камень, и идет в комнаты матери.
Маргарита хочет пойти за ним, но стражник преграждает ей путь. Она идет в зал, где сидят ее дяди и еще несколько человек: Одо, аббат Сен-Дени, похожий на крысу граф Ангеран де Куси, тот самый вельможа, который сморкался в скатерть на свадьбе, дядя Людовика Филипп Урепель, который когда-то воевал с Бланкой за королевство и проиграл; Тибо Шампанский и еще некоторые – ждут церемонии освящения брачного ложа. Дядюшки отводят ее в сторону.
– Почему ты не на встрече с Тулузом? – строго спрашивает Гийом. – Мы слышали, он собирается снова вторгнуться в Прованс, и с большими силами, че раньше.
– Бланка меня не пустила. Сказала, что мои связи с Провансом могут расстроить «деликатные» переговоры.
– Так я и знал! – восклицает Томас. – Бланка так легко власть не отдаст.
– Ты должна быть сильнее, Марго, – говорит Гий-ом. – Иначе мы выдали тебя замуж во Францию зря.
– Благодарю за совет, дядя. А может, ты подашь мне пример и сам пройдешь на встречу? В покои королевы-матери?
– Марго, день ото дня ты все больше напоминаешь свою мать, – щерится Томас.
– У тебя ум нашей сестры, – говорит Гийом, – но так ли ты прозорлива, как она? Что ответят Людовик и Бланка на предложение Тулуза? Что они должны ответить?
Маргарита на мгновение задумывается и наконец неуверенно отвечает:
– Думаю, что Белая Королева скажет «нет». Она привязана к Тулузу, но не поможет ему. Во-первых, папа римский в долгу перед моим отцом за поддержку Альбигойского похода. Франция не захочет воевать с Церковью.
Это была одна из сторон политики ее отца, с которой Маргарита не соглашалась. Как он позволил Церкви нападать на свой народ? Зачем разрешил войскам папы римского спокойно пройти в Лангедок?
– Мы знаем катаров, – убеждала его она. – Ведь они не еретики.
– Ничего мы не знаем, – отвечал отец, – кроме того, что в священной войне против императора Священной Римской империи побеждает папа. Его могущество растет с каждым днем. Если сегодня мы ему откажем, то и он нам не поможет, когда понадобится.
Однако теперь, когда содействие папы действительно нужно, отец не просит помочь. Одолжение со стороны Церкви может оказаться слишком дорогим.
– К тому же, – говорит она дядюшкам, – Тулуза сейчас поддерживает император. Бланка не захочет присоединяться к этому союзу.
В ожесточенной борьбе между папой и императором Франция умудрялась сохранять нейтралитет.
– Хорошо сказано, Марго, – одобряет дядя Томас. – Видишь, братец? Мы оставляем Францию в хороших руках.
– Но вы только что приехали, – смеется она. – И собирались стать советниками короны, помните?
– Твоей свекрови дела нет до наших советов, – машет рукой Томас. – Она отсылает нас домой.
– Домой? Но это невозможно. Должно быть, какая-то ошибка.
У нее начинает болеть голова.
– Никакой ошибки. – Дядя Гийом кладет руки ей на плечи. – Все, кто сопровождал тебя из Прованса, должны утром уехать обратно. Так распорядилась Бланка.
– Все? – у Маргариты упал голос. – И Эме тоже?
– Бланка назначила тебе новых фрейлин – вероятно, дочерей любезных ей баронов, – говорит Томас. – Они наверняка будут ей доносить.
– Постарайся не плакать, дорогая. – Гийом целует ее слезы. – Это очень не по-королевски, а твои подданные смотрят.
– Мне все равно, – говорит Маргарита, вытирая глаза. – Я не могу вас отпустить. Дядюшки! Хотя бы вы должны остаться со мной. Папа и мама тоже так захотели бы.
– Ничего тут не поделаешь, – отвечает Томас. – Белая Королева сказала, и король согласился. Никому из нас, даже Гийому и мне, не позволят вместе с тобой вернуться в Париж. Вот почему мы остановились на ночь в Фонтенбло. Завтра отправляемся в Прованс.
Элеонора
Непостоянный король
Кентербери, 1236 год
Возраст – 13 лет
Видит бог, он старик. Когда улыбается ей, вокруг его глаз собираются морщинки – и даже не морщинки, а глубокие, прорытые временем морщины. Старик. Будь его лицо скалой, она бы взобралась по этим морщинам, – и по тем, что на лбу, тоже, – на самую макушку головы. Перелезла бы через его корону, держась за изумруды и рубины. Он протягивает руку, помогая ей выйти из кареты. На тыльной стороне руки вьются рыжеватые волосы. Старик. Она содрогается.
Он снимает верхнюю мантию – зеленый бархат, отороченный мехом, – и накидывает ей на плечи:
– Вы дрожите. Январь у нас – самый суровый месяц. Да и февраль тоже.
– А в Провансе никогда не бывает холодно, – отвечает она, закутываясь в мантию по самую шею. – И в Эксе, и в Марселе.
Кожа вокруг его левого глаза оползла, как оставленный на солнце марципан. Он словно опечален. Ей бы хотелось не дрожать.
– Вам может показаться, что климат здесь свирепый, – говорит он. – Жаловаться на погоду – любимое занятие в Англии, и тому есть основания. – Он разглаживает мех и тем самым мнет ее новое платье, подарок Марго. – Так лучше? Вот и хорошо. Добро пожаловать в Англию.
Она помнит наставления дяди и делает реверанс:
– Я в восторге, Ваша Милость. Ждала этого дня всю жизнь.
Тут ее укололо – вспомнился совет дяди Гийома. Не торопись выказывать свою радость, а то он потеряет к тебе интерес. Король Генрих очень непостоянен.
– Я хочу сказать – давно мечтала посетить ваше королевство.
Кентербери, говорит он, одно из самых популярных мест в Англии. Его голос немного скрипуч – голос старика.
– Вы знаете, что круглый год сюда приходят пили-гримы?
В этой самой церкви рыцари его деда – Генриха II – злодейски убили святого Томаса Бекета, говорит он, ведя Элеонору к великолепному собору. На площади и у входа в церковь толпится множество баронов, дам, священников, монахов, торговцев и крестьян со свечами, драгоценностями, кубками, одеждами и другими дорогими подарками, а также ослы, лошади, несколько коз, кур и стаи гогочущих, визжащих детей.
– Говорят, одно лишь посещение этой святыни исцеляет от любой болезни.
Элеонора задает себе вопрос, почему же король так и не попытался вылечить свой дряблый глаз. И что, он всегда такой говорливый? Может быть, тоже нервничает. Она улыбается, вспомнив о своей цели – стать мечтой короля и оставаться ею, пока не будет королевой, – и меняет тему на другую, которая, несомненно, понравится им обоим:
– Вы когда-нибудь бывали в Гластонбери, мой господин?
Его улыбка делается шире:
– Король Артур – мой герой. Даже если это всего лишь миф.
– Миф? Мой господин, нет! Он был на самом деле, как вы и я. – В ее глазах сверкают огни Камелота. – Я признаю, в истории Монмута есть некоторый вымысел.
– А как же Ланселот? Это вымысел Кретьена де Труа? Или Монмут не включил его в свою книгу?
– Я не читала ее, мой господин, но слышала отрывки, когда их декламировали при дворе моего отца. – С тех пор как Маргарита вышла за короля Людовика, нападения Тулузы участились, а не ослабли. Графу едва хватало средств, чтобы кормить свой двор, что уж говорить про покупку книг.
– У нас в Вестминстере есть книга Кретьена. С прекрасными иллюстрациями. Это будет мой свадебный подарок вам.
– Мой господин! – Ей хочется визжать и прыгать от радости, но ему уже двадцать восемь – взрослый мужчина. Ты должна вести себя, как подобает в его возрасте, а не в твоем. – Но… у меня ничего нет для вас.
– Наследники трона будут хорошим подарком.
Она каменеет.
– Простите, что напугал вас. Я забыл о нашей разнице в возрасте. – Его веко словно обвисло еще сильнее, когда улыбка сошла с лица. – Могу представить, кем я кажусь вам.
Элеонора останавливается и прикладывает руку к его щеке, поглаживая место, где она провисает. И думает, как вернуть его улыбку.
– «Молодость, такое бесподобное мужество и щедрость в сочетании с таким добродушием и врожденной добротой дарили ему всеобщую любовь».
– Это из Монмута, не так ли? – хмурится он. – Снова возвращаемся к Артуру?
– Нет, мой господин, я просто отвечаю на ваш вопрос. Таким вы показались мне. Щедрым и мужественным, как король Артур.
– Вы так думаете? – Уголки его губ дрогнули.
– Правда думаю. И таким же добродушным.
– Добродушным! Моя дорогая, вы должны сказать это моей сестре. – Он запрокидывает голову и издает могучий рык – то есть смех.
Через мгновение они входят в собор. Под звуки фанфар, при виде склонившихся – перед ней! – слуг, среди оценивающих взглядов знати, слыша приветственные крики прочих, под высокими хорами с галереей остроконечных арок, похожих на лестницу в небеса, и подобными звездному небу свечами, трепещущими на стенах и везде где только можно, мысли о рождении наследников забылись. Собор мерцает, словно осененный волшебной пылью.
Подходит дядя, и Элеонора представляет его королю.
– Савойская династия – прославленный дом, – говорит Генрих.
– Тем более теперь, когда наша Элеонора подобно своей сестре заключает брак с могущественным королем, – поддакивает дядя. – Мои искренние комплименты, Ваша Милость. Я был на свадьбе короля Людовика IX и нашей Марго, и то было жалкое зрелище по сравнению с этим, – он показывает рукой вокруг. – Кентерберийский собор преобразился!
На лице короля светится радость:
– Если бы я смог покрыть звездами весь собор, они бы поблекли перед красой моей будущей невесты. – Его глаза ласкают ее лицо.
Элеонора прижимается к нему, и ее сердце медленно распускается, как расцветающая роза.
– Вы увидите, что наша Элеонора станет женщиной с отважным сердцем, преданной и смелой, прекрасной спутницей жизни, – говорит дядя. – Притом она умеет скакать верхом, стрелять из лука и драться не хуже любого мужчины.
– Значит, вы любите охоту? – Король Генрих смотрит так, словно раскрыл устрицу и обнаружил жемчужину.
– Люблю побеждать. – Она озаряет его улыбкой.
– Золотые слова, – говорит король дяде. – Восхитительно!
– И правда, Ваша Милость. Возможно, вы знаете, что этот брак – моих рук дело. Если вы дадите мне хотя бы короткую аудиенцию, я могу поделиться еще множеством идей, как усилить положение Англии.
– Генрих, что ты вытворяешь? – Высокая женщина с рыжеватыми, как у короля, волосами стремительно подходит и берет Элеонору за руки. – Твоя невеста переплыла море и сегодня приехала из Дувра. Моя дорогая, ты выглядишь усталой.
Элеонора зевает:
– Глоток воды придаст мне сил.
– Чушь! – Женщина обнимает ее рукой за плечи. – Генрих, ты забывчив, как всегда. Ты покормишь свою невесту или дашь ей упасть в обморок прямо здесь, на пол?
Забыв о дядином прошении, король со своей сестрой Элеанорой Маршал ведет всю компанию в монастырь, где их ждет роскошный пир. Слуги несут полотенца и чаши с водой, кувшины с любимым вином Генриха, доставленным из долины Луары, хлеб, мясные блюда, рыбу, картофель и сыр.
– Должно быть, наша трапеза покажется вам скромной по сравнению с тем, к чему вы привыкли в Провансе, – замечает Элеанора Маршал. Она смотрит на Элеонорино платье. – Да и наши моды, кажется, бледнеют в сравнении с вашими.
Это платье ей подарила Маргарита – сочетание пурпурного шелка с серебряными шнурами – во время Элеонориной остановки в Париже. «Нельзя приветствовать короля Англии в твоих платьях из Прованса. Подумают, что ты деревенщина». Увидев здесь старомодные одежды – волочащиеся палантины! мантильи! – Элеонора решила, что ее сестре не следовало входить в расход.
– Я могу сделать из ваших нарядов что-нибудь красивое, – предлагает она, глядя на простой серый жакет своей золовки. – Всю жизнь донашивала платья сестры, вот и стала искусной швеей.
Элеанора Маршал качает головой:
– После смерти мужа я дала обет простоты. Наряды, чтобы завлекать мужчин, мне ни к чему.
– Обет простоты? Зачем? Вы можете выйти за любого по своему выбору.
– Женщина – и по выбору? Наверное, в Провансе все не так, как у нас. – Ее смех звучит не совсем естественно. – Меня выдали замуж за старика. Сказали, для блага королевства. Да спасет меня Господь от такой судьбы второй раз!
Поразительной красоты мужчина с волнистыми, черными как смоль волосами и голубыми глазами наливает королю в кувшин воды. У Элеоноры захватывает дух от его улыбки.
– Симон де Монфор, из Франции, – шепчет Элеанора Маршал. – Ты видела когда-нибудь такого красавца? И говорит он очень хорошо. Генрих его обожает.
Раздается какой-то крик, а затем стук копыт.
– Еще гости? – спрашивает Генрих. – Боже мой! Прервали нашу трапезу.
Входит слуга:
– Граф де Понтьё, Ваша Милость, со своей дочерью Жанной.
По залу проносится шепот.
– Что? – хмурит брови король. – Понтьё? Это наглость.
За окном Элеонора видит человека в доспехах, ведущего женщину к дверям, где выстроились рыцари охраны. Слышится звон мечей и стук клинка о камни. Вытянув шею, Элеонора старается посмотреть на схватку.
– Впустите его, – ворчит король.
Через мгновение граф де Понтьё уже стоит перед ними со шлемом в руке и дочерью рядом. У нее сердитое лицо. Она высока, ее гладкие волосы блестят, как соболиный мех, – привлекая взгляд Генриха. Элеонора вспоминает дядино предостережение: король Генрих известен своим непостоянством. Ты должна сразу покорить его, а то он передумает перед самой свадьбой.
– Я пришел посмотреть, не врут ли слухи, – говорит граф, касаясь родинки у своего носа. – Теперь, Ваша Милость, осмелюсь спросить: как вы можете жениться на ней, – он указывает на Элеонору, – когда уже женились вот на ней? – Он указывает на дочь.
Все затаили дыхание. Жанна де Понтьё буравит глазами Элеонору, словно вызывая на поединок. У Элеоноры закипает кровь. У тощей девчушки никаких шансов.
– Но сэр Саймон, вам же известно, что помолвка была расторгнута, – отвечает Генрих.
У Элеоноры сердце стучит в ушах. Ее король Генрих уже дал обещание другой? Почему же он ей не сказал? Почему никто ей не сказал? Она обращает гневный взор на дядю.
– Пока дело не уладится, Ваша Милость, вы по-прежнему связаны долгом перед моей дочерью, – говорит граф.
– Мы в слишком близком родстве, – возвышает голос Генрих. – Я выражал это беспокойство с самого начала, лорд Понтьё, но вы давили и давили на меня. Вы сказали, что имеете влияние на папу.
– И действительно имею. Но, похоже, не такое сильное, как королева Бланка.
– К черту ее! – кричит Генрих. – Она что, вообразила, будто правит всем миром?
Элеонора хмурится. Неужели король предпочтет жениться на этой девчушке? Его лицо розовеет, мышцы на шее вздуваются. Элеонора касается его плеча.
– Дышите, – шепчет она. Совет ее матери, и очень благотворный.
Генрих глубоко вздыхает, прежде чем продолжить:
– Белая Королева нацелилась отстоять земли, кото-рые Франция украла у моего отца. Ей нравится, что Понтьё слишком близко к Нормандии. И папа Григорий ее слушает. Если она хочет, чтобы он расторг договор, так все и будет.
– Я хочу дождаться его решения. На весах честь моей дочери и честь этой новой нареченной невесты.
– Я достаточно долго ждал женитьбы! – Генрих стучит кулаком по столу. – Пока он решит, могут пройти годы.
Король обращает дикий взгляд на Элеонору.
Со своего места поднимается дядя.
– Ваша Милость, у меня есть сведения, которые помогут в этом вопросе. Если вы примете меня наедине.
– Не вижу, какую пользу может принести вмешательство других сторон, – протестует граф.
– Тихо! – орет Генрих. – Я никому из вас не давал слова.
Трясущейся рукой он хватает блюдо перед собой. Элеонора зачарованно смотрит. В кого швырнет – в графа или в дядю? Откинувшись на сиденье, дядя одними губами велит ей: сделай что-нибудь.
Жанна улыбается Генриху, стремясь завлечь его своей статной полногрудой фигурой. Элеонора прикладывает руку к своей, еще плоской груди. Должна ли она вмешаться или это только еще больше взвинтит Генриха? Его глаза задерживаются на Жанне де Понтьё, запретном плоде. Он облизывается. Элеонора наклоняется к нему.
– Мой господин, – шепчет она.
Он отводит глаза от ее соперницы. Элеонора кладет свою руку на его, завладевая вниманием короля.
– Как вы заметили, нашу трапезу прервали. Можем мы поужинать, а потом обсудить этот вопрос?
– Конечно, – соглашается Генрих. Его улыбка подобна выглянувшему из-за туч солнцу. – Принесите столы для графа и его свиты, – велит король. – Мы побеседуем в моих покоях после ужина.
– И мой дядя тоже? – шепчет Элеонора. – Во время своего визита в Париж он встречался с Белой Королевой и провел с ней много времени.
– Мы желаем присутствия архиепископа Валенса, – говорит Генрих. – Нам не терпится услышать ваши новости, сэр.
Элеонора посылает дяде торжествующий взгляд, а он в ответ удовлетворенно ухмыляется, словно только что набил себе брюхо.
Элеонора
Взъерошенные перья
Вестминстер, 1236 год
Перед коронацией она сидит в своих покоях, перелистывая книгу Lancelot du Lac[26], подаренную ей Генрихом накануне, и сочиняя письмо Маргарите о своей поездке в Гластонбери. «Они были в самом деле! Артур, великий король, прогнавший саксонцев и принесший в Англию мир; Круглый Стол и его рыцари; Леди Озера; волшебный меч; мудрый Мерлин; благородная и благочестивая Гиневра – все они были в самом деле, как я и полагала. Монахи говорили о свинцовом кресте с их именами и о костях, похороненных под деревом».
Элеонора не может сдержать возбуждения: наконец это доказано! Но сама она этих артефактов не видела. Монахи перезахоронили их и бдительно стерегут день и ночь от разбойников.
«Генрих обещал сделать в их церкви раку, если мне позволят перенести мощи по особой церемонии, – пишет она. – Он очень щедрый человек, я не могла такого представить. Возможно, со временем я не буду содрогаться от его ласк».
Эту последнюю строчку она вычеркивает. Что знает Маргарита о мужских ласках? Король Людовик молод и красив, не то что Генрих, но мать Людовика не подпускает его к ней. После двух лет брака они так и не вступили в супружеские отношения, шепнула сестра Элеоноре в Париже в прошлом месяце. У Генриха же в постели никаких трудностей. Проблемы только у Элеоноры.
Невыносимо смотреть на него, на его отвисшее веко, на мохнатую грудь, волосатую спину, шею, ноги. Он похож на обезьяну даже в темноте, или особенно в темноте, когда она не видит его нежного взгляда, а только ощущает его волосы, царапающие ее гладкое тело. Когда он целует, колючая борода наполняет ее отвращением. Она понимает, что количество волос не имеет отношения к возрасту, но ничего не может с собой поделать – он для нее старик.
– Госпожа, к вам Его Милость, – говорит Маргарет.
Элеонора переворачивает письмо чистой стороной наверх и встает, чтобы поздороваться с мужем, милым Генрихом, смущенно улыбающимся после проведенной вместе ночи. У него для нее подарок, говорит он и обнимает ее одной рукой.
– Снова подарок? Генрих, это слишком!
За шесть дней после свадьбы он подарил ей пояс с ножнами, усыпанными бриллиантами, и соответствующим кинжалом, отрезы тафты, бархата и тончайший шелк с золотыми нитями, кольцо в форме льва – символ Плантагенетов – с изумрудными глазами, ожерелья, браслеты, чаши и, важнее всего, – книги: свою копию «Великой книги рыцарских романов», псалтирь, часослов, бестиарий, сборник песен из Прованса, золоченый и иллюстрированный яркими красками, не считая прочего серебра и золота.
– Моей королеве – только самое лучшее, – говорит Генрих, когда они входят в зал и она видит верховую лошадь – прекрасную кобылу в серых яблоках, с желтой гривой, под седлом с золотыми стременами. – Сегодня на верховой прогулке королева будет выглядеть великолепно, – говорит он.
Она хлопает кобылу по морде и шепчет ей: «Милая моя». Ах, если бы у Генриха были такие мягкие волосы – или у нее такое мягкое сердце. Он снисходительно улыбается:
– Надеюсь, это слезы радости?
Она кивает и, часто моргая, отворачивается. Ей противна ложь.
Он пытается купить ее расположение. Об украшениях и увеселениях на их брачной церемонии люди в Кентербери будут говорить еще много лет. Ее коронация будет, несомненно, такой же пышной. Она уже видела львов в клетках, танцовщиц в экзотических нарядах и торт, огромный, как дом, и в нем наверняка спрятано что-нибудь невообразимое.