Две принцессы Бамарры Ливайн Гейл Карсон

Джоан Эйблав, моему товарищу по этой прекрасной безумной скачке… миллион спасибо

Глава первая

Так начинается «Друальт», эпическая поэма о величайшем герое Бамарры, идеале нашего королевства. Друальт сражался с бамаррскими чудовищами – ограми, грифонами, призраками и драконами, которые до сих пор донимают нас, – и помог своему правителю основать наше королевство.

Сегодня Бамарра как никогда нуждается в герое. Каждый год чудовища губят сотни бамаррцев, но еще больше жизней уносит «серая смерть».

В герои я не годилась. Больше всего на свете мне хотелось покоя и безопасности. Мир представлялся мне гибельным местом, не подходящим для людей моего склада.

Однажды, когда мне было года четыре и мы играли в замковом дворе, над нами вдруг пронеслась тень. Я заверещала, уверенная, что это грифон или дракон. Сестра моя, Мэрил, подбежала и обняла меня – длины ее рук едва хватило.

– Оно улетело, Эдди, – шепнула она. – Оно уже далеко.

И запела вполголоса строки из «Друальта»:

Я затихла, убаюканная голосом Мэрил и ее теплым дыханием у моего уха.

Мэрил была моим защитником, необходимым мне, как воздух и пища. Нашу матушку, королеву Дарию, забрала «серая смерть», когда мне едва исполнилось два года, а Мэрил – три. Отец редко заглядывал в детскую. Белла, гувернантка, по-своему любила нас, но выражала свою любовь нравоучениями и поджатыми губами.

Мэрил понимала меня, хотя мы различались так сильно, насколько это вообще возможно. Она блондинка, а я темноволосая. Она миниатюрная и крепенькая, сгусток направленной энергии, а я долговязая и неуклюжая, склонная нервничать и оттого суетиться. Мэрил была храбрая, а я боялась почти всего – начиная с чудовищ и незнакомцев и кончая пауками.

Ребенком Мэрил обожала разыгрывать сцены из «Друальта» или придуманные истории, в которых она спасала королевство. Игры начинались в миниатюрной карете, сокровище нашей детской. Я садилась внутрь, а Мэрил забиралась на козлы. Мы совершали путешествие к Эскернским горам, где обитали огры и грифоны, или в замок королевы эльфов на берегах Хаюнского океана, или в западную пустыню, где таятся логова драконов, или в населенный призраками Мьюлийский лес.

Мэрил спасала меня от огнедышащего дракона или голодного огра. В нужный момент я визжала от ужаса (наполовину настоящего). Но больше всего я любила сидеть тихо, как мышь, и наблюдать за Мэрил.

Любимой игрой моей сестры было приключение с «серой смертью». Как ни странно, это меня не пугало. «Серая смерть» не была ни чудовищем, ни пауком, вид которого приводит в дрожь. Она была невидима. Если я ее подхвачу, она окажется где-то внутри меня, и пусть внешний мир кишит неведомыми опасностями, но уж свои-то внутренности я знала. И не сомневалась, что сумею одолеть незваного гостя.

В игре мне всегда доставалась роль жертвы «серой смерти». На первой стадии болезни, когда заболевшего одолевает слабость, я начинала идти к старенькой детской кушетке, слабея на ходу. Через несколько шагов я падала на колени и дальше ползла на четвереньках. Подтаскивала себя к кушетке, но у меня не хватало сил забраться на нее.

Тогда я засыпала прямо на полу. Спустя секунду-другую просыпалась и вставала, снедаемая лихорадкой. Подбегала к камину и мазала щеки пеплом, потому что лица у больных ближе к концу всегда становились серыми. Я притворно дрожала и старательно стучала зубами.

Тем временем Мэрил сражалась с чудовищами, советовалась с чародеями, карабкалась по горам, плыла по бурным морям. Не забывая трястись, я краем глаза наблюдала за ней, потому что не могла начинать умирать, пока она не будет готова спасти меня. Когда она побеждала и находила лекарство, я оседала на пол.

Она мчалась ко мне, бережно держа лекарство в ладонях. Иногда это оказывался эликсир в золотой чаше. В другой раз – перо грифона, или зуб дракона, или просто гладкий черный камушек. Падая рядом со мной на колени, она шептала:

– Я отыскал его, дева. Ты будешь жить.

Она исцеляла меня, и я вскакивала. Затем мы плясали по всей детской, прыгали около кареты, молотили по доспехам, хлопали в ладоши и танцевали вокруг маленькой прялки.

Мы верили, что однажды лекарство будет найдено. Так сказал призрак, а пророчества призраков всегда сбываются. Лекарство найдется, когда «трусливые обретут храбрость и дождь прольется над всей Бамаррой». Большего мы не знали. Никто не ведал, когда появится лекарство, кто его найдет и какую форму оно примет.

Однажды в конце игры я спросила Мэрил, неужели она и в самом деле хочет заняться поисками лекарства. Мне тогда было девять лет, а ей – десять.

– Я отправлюсь в поход, как только стану достаточно сильной, чтобы оседлать боевого коня.

Она никогда не вернется! Чудовище убьет ее.

Сестра приняла героическую позу, расставив ноги, и взмахнула воображаемым мечом:

– Я найду лекарство, и рыцари пойдут за мной. Мы уничтожим чудищ и спасем Бамарру. Тогда я вернусь домой.

Она не вернется. Она погибнет. Но у меня хватило ума промолчать. Вместо этого я спросила:

– А чем займусь я во время твоего отсутствия?

Мэрил опустила воображаемый меч и улыбнулась:

– Ну, ты станешь женой прекрасного принца и мамой маленькой принцессы, и она научится вышивать так же красиво, как ты.

Ответная улыбка не давалась мне.

– Но что, если принц еще не появится или я ему не понравлюсь и он уедет?

– Тогда ты отправишься со мной.

– Нет, не отправлюсь. Мне будет слишком страшно, ты ведь знаешь.

Мэрил вздохнула, теряя терпение.

– Ох, Эдди! А если я пообещаю никуда не уезжать, пока ты не выйдешь счастливо замуж? Это тебя устроит?

– Обещаешь?

Она опустилась на одно колено:

– Клянусь неотлучно пребывать в Бамаррском замке до тех пор, пока принцесса Эделина не найдет свою истинную любовь. Да обратится мой меч против меня, если я нарушу эту клятву.

– Спасибо.

Я с огромным облегчением плюхнулась на пол детской. До свадьбы было очень-очень далеко.

Сестра бросилась на пол рядом со мной. Мы тихонько полежали с минуту, глядя в деревянный потолок.

– Если я когда-нибудь действительно подхвачу «серую смерть», – сказала я, – то не умру, даже если ты к тому времени еще не найдешь лекарство.

Мэрил перекатилась на живот.

– Почему это?

– Потому что не поддамся. Когда болезнь заставит меня чувствовать усталость, я не буду вести себя как уставшая. Когда она заставит меня хотеть спать, я буду бодрствовать. Когда охватит озноб, примусь бегать взад-вперед и согреюсь. Отказываясь подчиняться повелениям «серой смерти», я прогоню болезнь прочь.

Мэрил вскочила на ноги:

– А я сделала бы что-нибудь трудное: залезла бы на гору, поймала огра.

Я поднялась и села в нашу карету.

– Не понимаю, почему люди умирают.

Сестра тоже села.

– И я не знаю почему, кроме тех случаев, когда их испепеляет дракон или пронзает мечом жестокий рыцарь. – Она немного подумала и пожала плечами. – Я все равно найду лекарство, ты ведь знаешь.

Я кивнула:

– Но если я заболею до этого, то все равно не стану добычей смерти.

Глава вторая

Когда мне сравнялось двенадцать, «серую смерть» подхватила моя горничная Трина. Я впервые видела болезнь так близко. В замке каждый год умирали от нее несколько человек, но я никого из них толком не знала.

До болезни Трина имела обыкновение по утрам сдергивать белье с кровати и как следует встряхивать. Угловатая ворчливая женщина с резкими движениями.

И вот однажды утром она утратила эту резкость. Медленно сняла постельное белье и подняла руки так, словно плыла сквозь густой сироп.

Позже в тот же день наша гувернантка Белла, которая была в курсе всех замковых новостей, сообщила нам с Мэрил, что за Триной ухаживают эльфы-сиделки. Эльф увидел ее в коридоре и обратил внимание на неуверенную походку. Всего лишь походку, а он сразу все понял.

Трина служила у меня в горничных с тех пор, как мне исполнилось три года. Без ее ворчания утро будет уже не то. Я любила ее, как любила все привычные и постоянные ритуалы своей жизни.

Уверенная в собственном рецепте победы над «серой смертью», я решила спасти свою горничную. Когда уроки с Беллой закончились, я упросила Мэрил пойти со мной к Трине в ее спальню в левом крыле замка. Мэрил убедительнее меня, и Трина ее послушает.

– Я хотела позаниматься фехтованием, – нахмурилась Мэрил. – Ты не хуже меня умеешь уговаривать.

Я замотала головой:

– Она не…

– Даже лучше меня. В конце концов, ты с ней ближе знакома.

Но все-таки она согласилась сходить со мной ненадолго.

Мильтон, эльф-лекарь, сидел рядом с постелью Трины и вязал на спицах. Когда мы вошли, он соскользнул со стула, поклонился и улыбнулся нам. Затем уселся снова, причем для этого ему пришлось встать на цыпочки. Из всех эльфов мы знали его лучше других. Сколько я себя помнила, он нянчил нас, когда мы простужались и болели.

Мэрил широким шагом пересекла комнату.

– Привет, Трина! – сказала она и заняла стул у камина.

Я помедлила в дверях. Кто-то поставил на полку над камином цветы – анемоны, утешение для умирающего.

Странно было видеть Трину в ночной рубашке. Она выбралась из постели, чтобы сделать реверанс, и не казалась пока такой уж ослабленной. Некоторые люди сдавали быстро, а другие держались месяцами. Мне хотелось верить, что у Трины в запасе еще несколько месяцев на борьбу с болезнью.

Вторая стадия, дремота, всегда длилась девять дней, а лихорадка – три дня и кончалась смертью. Если у Трины и оставалось время, то только на этой первой стадии – слабости.

Горничная забралась обратно в постель. Я направилась к сиденью у окна… и замерла. По ножке кровати полз паук.

– Эдди говорит мне… – начала моя сестра.

– Мэрил! – пискнула я и ткнула пальцем.

Сердце гулко забилось у меня в груди. Это был волосатый паук, таких я боялась больше всего. И рвануть бы с места, но вдруг он за мной погонится?

Трина приподнялась на локте:

– Что-то не так?

– Вижу, Эдди.

Мэрил поспешила к постели и смахнула паука в левую ладошку. Правой она открыла оконную раму. Я не видела, но знала, что она сажает паука на замковую стену.

– Вот. – Она закрыла окно.

– Что это было? – подозрительно спросила Трина.

– Эдди говорит, ты не очень хорошо себя чувствуешь, – ответила Мэрил, пропустив вопрос мимо ушей.

Трина взглянула на меня в упор:

– Должно быть, паук, принцесса Эделина? Прощения просим, но все знают, как вы их боитесь.

Лицо у меня вспыхнуло, я пересекла комнату и уселась у окна. Наверняка весь замок считал меня еще худшей трусихой, чем отца. Я оглянулась на Мильтона, но он безмятежно вязал и не поднял головы.

– Никаких пауков, – сказала Мэрил. – Просто мы с принцессой Эдди иногда играем в одну игру.

Трина уронила голову на подушку:

– Это был паук.

– Чем ты заболела, Трина? – спросила Мэрил. – Мильтон тебе сказал?

Умно. Мне бы в жизни не добраться до сути дела так быстро, к тому же куда тактичнее задать вопрос Трине, а не Мильтону.

– Он говорит, у меня «серая смерть», ваше высочество, но он ошибается. Будь это она, я б себя хуже чувствовала, да?

– Наверное. Тогда тебе ни к чему знать то, что мы с принцессой Эдди пришли рассказать.

– Что вы хотите мне рассказать? – спросила Трина. – Прощения просим.

– Что принцесса Эдди знает, как одолеть «серую смерть».

– Говорю вам, у меня не «серая смерть». К завтрему мне полегчает.

– С помощью плана Эдди ты можешь поправиться уже сегодня.

Трина отвернулась лицом к стене:

– У меня не «серая смерть».

Лицо у Мэрил сделалось такое же, как в те мгновения, когда ее боевой конь Бейн начинал артачиться. С Бейном она прибегала к шпорам и хлысту. Трине же сказала просто:

– Повелеваю тебе выслушать план принцессы Эдди.

Трина не стала отказываться. Она лишь передвинула голову и проворчала:

– Подушка слишком жесткая. Раз уж я болею, мне бы подушку помягче.

Мильтон встал:

– Найдем помягче.

Мэрил вскочила:

– Я тоже пойду. Надеюсь, ты скоро поправишься, Трина.

– А я побуду еще немного, – сказала я.

Мэрил меня разочаровала. Но Трина не ее горничная, так что это не ее забота.

Когда они ушли, я перебралась на стул Мильтона, пододвинув его к постели. Правильные слова не шли на ум.

– Не ждите, что я стану развлекать вас, ваше высочество.

– Да я и не жду, – произнесла я с удивлением. И тут у меня появилась идея. – Ночью мне приснилась матушка.

– Старая королева, – отозвалась Трина, по-прежнему не глядя на меня и не проявляя ни малейшего интереса.

– Верно. – Я подалась вперед. – Знаешь, что она мне сказала?

Никакого ответа.

– Она сказала, что скучает по жизни.

– По королевской жизни. Вот по чему она скучает, ваше высочество. Прощения просим.

– А знаешь, что она еще сказала?

Тишина.

– Она сказала, что могла бы вылечиться, если бы боролась. Она сказала: «Эдди, „серая смерть“ была здесь, у меня в груди. Если бы я искала ее, то нашла бы».

Трина перекатилась на спину и взглянула на меня.

Ободренная, я продолжила:

– Она сказала: «Я бы ее выгнала».

Трина облизнула губы, собираясь заговорить, и я замолчала.

– Вы хорошенькая, – начала Трина. – Я всегда так думала. Высокий чистый лоб, большие глаза. Тонкая кость. Хорошенькая.

– Спасибо.

Слышала ли она хоть что-нибудь из сказанного мной?

– Вам бы наряды поярче, прощения просим.

Пришлось кивнуть. Мне нравились сочные оттенки в вышивке и на других людях, но не на себе.

Я вернулась к спасению Трины:

– Матушка жалела, что не продолжала править вопреки болезни. Возможно, этот сон приснился мне, чтобы я передала тебе повеление королевы Дарии.

У Трины дрогнули губы в улыбке.

– Продолжать править?

Уж не дарует ли «серая смерть» людям чувство юмора? Я улыбнулась:

– Нет, тебе нужно делать то же, что и всегда. Не позволяй болезни остановить тебя.

– Вы хотите сохранить себе горничную, принцесса Эделина. Прощения просим.

Я хотела, чтобы она жила! И хотела доказать, что «серую смерть» можно победить.

– Нет, я хочу помочь тебе поправиться.

Вошел Мильтон с двумя подушками. За ним еще кто-то… Рис, наш новый чародей-ученик.

Я вскочила, опрокинув стул. В смущении бросилась его поднимать, но Рис меня опередил. Он поднял стул и отвесил мне самый глубокий и замысловатый поклон из всех мною виденных.

Я присела в реверансе, чувствуя себя ужасно неловко. Этот чародей приехал всего неделю назад. Он уже появлялся в пиршественном зале, но отцу пока не пришло в голову представить новичка нам с Мэрил.

Мильтон подсунул под голову больной еще несколько подушек.

– Госпожа Трина, – обратился к ней чародей, – мне очень жаль, что вы заболели. Пожалуйста, дайте мне знать, если я могу как-то облегчить ваше состояние.

– Не нужны мне волшебные зелья, прощения просим, господин.

Рис снова поклонился:

– Никаких волшебных зелий, обещаю. – И улыбнулся.

Меня немного отпустило. Улыбка у него оказалась добрая.

Он был высок, как все чародеи. Лицо почти плоское, широкое, с высокими скулами. Завораживающие глаза – большие, голубые, обрамленные густыми белыми ресницами, как у всех чародеев. Нарядился он весело – в золотистый парчовый камзол и лиловые атласные бриджи. Последний отцовский чародей-ученик носил только темные тона. Мне казалось, чародеи питают к тусклым унылым нарядам такую же склонность, как я.

– Эти подушки тоже жесткие, – подала голос Трина.

– Наверное, я сумею это исправить, – промолвил Рис и обратился к Мильтону: – Можно попробовать?

– Дерзайте.

Трина снова села, явно встревоженная:

– Не надо мне волшебных подушек. Они взорвутся или вынесут меня вон посередь ночи.

У чародея округлились глаза.

– В жизни бы никому не дал подобную подушку.

Он развязал кошелек на поясе, извлек золотую палочку и направил ее в небо.

День выдался пасмурный. От облака отделилась белая полоска и поплыла к замку, к нам. Рис открыл окно и величественным жестом загнал полоску внутрь.

С нами в комнате очутилось облако!

Трина закрыла лицо руками:

– Не дайте ему навредить мне!

С помощью палочки чародей собрал облако в кучку и придал ему форму подушки.

Я заулыбалась. Трина подглядывала сквозь пальцы. Мильтон привстал, чтобы лучше видеть.

– Слышали поговорку: спится сладко, как на облаке? – Рис шагнул к кровати. – Нагнитесь вперед.

– А это точно безопасно?

– Совершенно безопасно.

Трина послушалась, и Рис подложил облачную подушку ей под спину. От меня не ускользнула мягкость его прикосновений.

– Вот. Теперь откиньтесь назад.

– Я же провалюсь! – Хмуро глядя на Риса, моя горничная опасливо легла на спину. Лоб ее разгладился. – И впрямь чуток получше.

– Вы только посмотрите! – воскликнул Мильтон.

Я рассмеялась и ляпнула не подумав:

– А дождь из этой подушки не пойдет?

Рис тоже рассмеялся, еще громче, чем я.

– Дождь! Мне и в голову такое не приходило. Подушечный дождь. – Он потряс головой, продолжая хихикать. – Никакой дождь не пойдет, и сны у Трины будут светлыми.

Моя горничная сонно вздохнула и закрыла глаза:

– Что-то мне вздремнуть захотелось…

Не время ей дремать. Ей надо слушать меня. Я воззвала к Мильтону:

– Трина должна сопротивляться «серой смерти»!

– Попытаться можно, но сейчас ей лучше поспать. Завтра отдыхать не придется.

Видимо, вид у меня сделался озадаченный, поскольку он добавил:

– Завтра одна из карет вашего отца отвезет ее домой, к семье. – Эльф подоткнул больной одеяло. – Трина, ты ведь подумаешь по дороге над предложением ее высочества?

Она кивнула, не открывая глаз. Я сочла это добрым знаком. Вот если бы проскользнуть в ее облачные сны и там продолжить уговоры!

Глава третья

Рис двинулся по коридору рядом со мной.

– Ваше высочество, по всему замку, куда ни взгляни, ваши прекрасные вышивки. Счастлив познакомиться с мастером.

– Спасибо, – прошептала я. – Не так уж они прекрасны.

– Но они правда хороши!

Моим щекам сделалось жарко, язык не слушался. Мы немного помолчали.

– Изготовление облачных подушек – один из первых уроков чародея, – сменил тему Рис.

Мне стало любопытно, каковы же остальные уроки, но застенчивость мешала расспросить подробнее. Как и все наши чародеи, Рис пока ходил в учениках. Но летать, разумеется, умел. Все чародеи умеют. В курс обучения входили пять лет на придворной службе, где ученики творили мелкое волшебство, проделывали незатейливые фокусы с погодой и держали замок свободным от крыс.

Если он умеет прогонять крыс…

– Мне жаль, что так вышло с вашей горничной, – искренне посочувствовал Рис. – Вроде и глупо печалиться о том, кого едва знаешь, но, понимаете ли, чародеи не болеют. Мы никогда не болеем, поэтому болезнь кажется мне трагедией.

Он ждал, что я как-то отвечу.

– Э-э… это интересно.

Мы подошли к каменной винтовой лестнице, которая вела на нижние этажи замка. Лестница была слишком узкой, чтобы спускаться рядом. Рис по-рыцарски пошел первым, продолжая говорить через плечо:

– Это действительно интересно. Интересно, насколько мы отличаемся от других существ… насколько мы отличаемся от людей, а люди – от эльфов, а эльфы – от гномов, а гномы – от чародеев. Это завораживает. – Он улыбнулся, затем нахмурился. – Вы боитесь стать жертвой «серой смерти»?

Я помотала головой.

– Вы храбрая, принцесса Эдди.

Никто прежде не называл меня храброй. От этого я почувствовала себя странно, словно притворилась кем-то другим, словно Рис перепутал меня с Мэрил.

– Как вы думаете… – Я заколебалась, а потом торопливо продолжила: – Вы могли бы избавить замок от пауков?

Теперь он перестанет думать, что я храбрая.