Ловкость рук Марголин Филипп

Глава 1

Ассоциация американских юристов решила провести свой ежегодный съезд в отеле «Теодор Рузвельт», что в центре Вашингтона, округ Колумбия. И вот в среду вечером наиболее влиятельные дамы и господа из списка «Кто есть кто» разгуливали по просторному залу и распивали коктейли, и хозяевами этой вечеринки являлись Рэнкин, Ласк, Карстер и Уайт. Чарльз Бенедикт занимал не самое важное место в этой властной иерархии, но заметно выделялся даже в такой элитарной компании, поскольку был потрясающе красив и харизматичен; именно на него, как только он вошел в зал, устремились все взоры, причем не только женщин, но и мужчин.

Рост Бенедикта составлял шесть футов, кожу покрывал ровный загар. Волосы цвета соли с перцем коротко и аккуратно подстрижены, спортивное телосложение, спину держит прямо, черты лица точеные — все это делало его похожим на киногероя какого-нибудь боевика из жизни спецслужб. В каждом его движении сквозила скрытая сила, и, вне всякого сомнения, подобная внешность в немалой степени способствовала его успешной карьере адвоката с правом выступления в суде, хотя тут в игру вступали и другие, более изощренные факторы.

Бенедикт старался обаять женщину-адвоката из чикагской фирмы, когда его вдруг отвлекли от этого занятия Кэрри и Хорас Блэр, они о чем-то жарко спорили и перешептывались в дальнем конце зала. Чета Блэров редко появлялась вместе на приемах, но недавно Рэнкин и Ласк задействовали Хораса в каком-то деле — этим и объяснялось присутствие здесь бизнесмена, не являющегося членом коллегии адвокатов.

На Кэрри Блэр был угольно черный костюм от Гуччи, белокурые с медовым оттенком волосы красиво спадали на плечи. Прозрачные серо-зеленые глаза способны ввести в ступор любого мужчину, даже отъявленного женоненавистника. Кожа гладкая, загорелая, а о носике такой формы мечтали и уговаривали ее скопировать своих пластических хирургов все светские дамы, хотя бы немного недовольные своей внешностью. Стоило спросить любого, чем зарабатывает себе на жизнь Кэрри Блэр, и большинство бы ответили, что она наверняка является телезвездой, ведет или ток-шоу, или программу новостей. И ни один не догадался бы, что это прелестное создание является прокурором и работает в отделе по борьбе с наркотиками в одном из густонаселенных округов Вирджинии.

Муж Кэрри, миллионер и типичный южанин с головы до пят, был старшее жены на много лет, и его частенько принимали за отца Кэрри. В этот момент Хорас так и вцепился жене в руку. Покрасневшее от гнева лицо резко контрастировало с белыми, как снег, волосами. Кэрри удалось вырвать руку из цепких пальцев супруга, и она вышла из зала. Как раз в этот момент у Чарльза Бенедикта завибрировал мобильный телефон.

— Придется ответить, — сказал Бенедикт и резко оборвал разговор с женщиной-адвокатом из Чикаго. Приветливая улыбка исчезла, теперь он хмурился.

Эта женщина была привлекательна, богата и влиятельна — и не привыкла к тому, чтобы ее бросали, как какую-то ненужную вещь. Знай она хоть чуть больше о Бенедикте, то поняла бы тогда, почему он оставил ее без всяких объяснений, даже не извинившись. Эта женщина была всего лишь очередной, фигурально выражаясь, зарубкой на спинке его кровати, в то время как звонивший собирался выплатить ему весьма солидную прибавку к вознаграждению за оказанную Бенедиктом довольно специфичную услугу.

— Да? — ответил Чарльз, выйдя в пустынный коридор.

— Он в таверне, — сообщил звонивший.

Бенедикт вышел из отеля и направился к многоуровневому закрытому гаражу, что находился в нескольких кварталах. Чуть раньше тем же вечером он загнал туда темно-зеленый «шевроле». Сменив на машине номерные знаки, сел за руль и оставил «шеви» на третьем этаже. И вот теперь он забрался на заднее сиденье, снял галстук от «Гермес» в нарядную желто-синюю полоску, серый костюм от Армани и шелковую рубашку. Затем извлек из рюкзака полинялые джинсы, мокасины и свитер с капюшоном. Переодевшись, сел за руль, выехал из гаража и направился в сторону Вирджинии.

Жизнь Нормана Крюгера, не задавшаяся с самого рождения, стала в последнее время еще хуже, хотя казалось, что уж дальше просто некуда. Матерью Нормана была сидевшая на наркотиках проститутка, понятия не имевшая, кто его отец. Детство его прошло в побоях, физических и сексуальных унижениях и полном пренебрежении со стороны родительницы. Уроки в школе, которую он посещал, были абсолютно недоступны пониманию человека со столь ограниченным уровнем интеллекта и неумением вовремя собраться и сосредоточиться. Уличные банды тоже не стали прибежищем для него, поскольку он был слишком хил и труслив, чтобы участвовать в разборках с применением насилия, да и к тому же слишком глуп, чтобы ему можно было доверить задание, требующее хотя бы минимальной сообразительности.

Алкоголик Норман существовал на жалкие крохи от субсидий, время от времени подрабатывал на какой-нибудь низкооплачиваемой работе, откуда его часто увольняли за полную некомпетентность и разгильдяйство. Относительно недавно он начал тратить большую часть заработка на наркоту. Норман сам не понимал, почему вдруг пристрастился к наркотикам. Вдруг почувствовал к ним необъяснимую тягу, которой просто не мог сопротивляться. Как бы там ни было, но наркотики и алкоголь стали средоточием всей его никчемной жизни.

Подружка Нормана, Вера Петрова, была столь же некрасивым и незадачливым созданием, как и ее любовник, однако умудрялась сохранять постоянное место работы. Она приходилась троюродной сестрой Николаю Орланскому, одному из главарей русской мафии; именно она упросила его дать Норману работу — подметать в одной из многочисленных закусочных, принадлежащих мафиози.

Норман принадлежал к тому типу людей, которых никто никогда не замечал; уместно было бы сравнить его в этом смысле со старым полуразвалившимся креслом, что хранятся порой в пыльном углу кладовой. Вокруг Нормана все время творились страшные вещи, но всем, похоже, было плевать, чему он становился свидетелем. Однако глаза и уши у Нормана имелись, и еще — память, пусть слабая, почти никудышная, но она хранила воспоминания о картинках и звуках, сопутствовавших этим жутким событиям. В том числе — об убийствах и пытках, особенно в тех случаях, если его призывали замывать запекшуюся кровь.

Однако Норману и за миллион лет в голову бы не пришло донести на своего нанимателя. Он видел, что происходило с теми, кто становился русскому поперек дороги. А потом он попал в поле зрения федерального агента под прикрытием, сумевшего подружиться с Норманом и внимательно выслушивающего все, что тот нес под воздействием алкоголя или наркотиков. И во многих его рассказах фигурировали ужасные деяния, к которым Николай Орланский имел самое непосредственное отношение. За все эти дела русского могли приговорить к пожизненному заключению или даже к смертной казни. Итак, «друг» Нормана просто подставил его, и вскоре несчастный узнал, что ему предстоит нелегкий выбор: или сесть в тюрьму за сокрытие и даже содействие преступлениям, или же выступить свидетелем в суде против человека, который умудрялся сыпать цветистыми шутками, сдирая кожу с живого, вопящего от ужасной боли человека.

И вот Норману приказали явиться утром в торговый центр под названием «Интернэшнл Продактс Лимитед», одно из офисных помещений которого служило штаб-квартирой для встреч с агентом. Здесь его должны были подготовить к даче показаний перед федеральным судом присяжных. Если не появится, он обречен. Если придет, тоже обречен. И вот, не в силах выбрать правильное решение, Норман предпочел в стельку напиться.

Ко времени, когда кошелек опустел, бедняга уже едва передвигал ноги. Он, шатаясь, брел к своей машине, и был настолько не в себе, что почти не замечал поднявшегося вдруг на улице резкого холодного ветра, который снизил температуру градусов до двадцати. Норман собирался уехать из закусочной домой. В пропитанную алкоголем голову не приходило, что его могут арестовать за вождение в нетрезвом виде или что он в таком состоянии может сбить человека насмерть. Однако Норман все же заметил, как ужасно темно в дальнем углу стоянки, где он припарковал свою машину. Разве чуть раньше, этим же вечером, там не горел свет? Но для ответа на этот вопрос требовалось слишком много усилий, и Норман не стал заморачиваться. Хотя хруст битого стекла под ногами подсказывал, какая печальная судьба была уготована фонарю, висевшему прямо над его машиной.

Норман выудил из кармана ключ и наклонился, щурясь и пытаясь открыть этим самым ключом дверцу. Было очень темно, и рука у него дрожала, так что вставить ключ в замочную скважину оказалось проблемой. Он настолько сосредоточился на этом занятии, что не замечал стоявшего рядом с машиной мужчину — до тех пор, пока в поле его зрения не попала нога в синих джинсах.

— Что за хрень! — воскликнул Норман, и от прилива адреналина мышцы его взбодрились настолько, что теперь он был почти в состоянии забежать за машину и укрыться там.

— Вечер добрый, мистер Крюгер.

— Ты кто? — выдавил Норман.

Незнакомец продемонстрировал ему свои руки. Ничего в них не было. А в следующую секунду появилось. В руке оказалась визитка, взявшаяся неведомо откуда. И мужчина поднес ее к самому носу Крюгера.

— Как это вы сделали? — изумился Норман.

— Фокус-покус, — с дружелюбной улыбкой ответил Чарльз Бенедикт.

Норман, щурясь, всматривался в кусочек картона. Затем взглянул на потертые и запачканные джинсы, дешевенький свитер и старые мокасины.

— Так вы это, чего, адвокат?!

— Ага, — ответил Бенедикт, и визитка столь же волшебным образом исчезла. — Я представляю интересы мистера Николая Орланского.

Норману понадобилась вся сила воли, чтобы удержаться на ногах.

— Одна маленькая птичка напела мистеру Орланскому, что ты собираешься сдать его федералам, — сказал Бенедикт.

— Нет, нет. Ничего подобного. Вранье все это. Вы передайте мистеру Орланскому, что тут ему беспокоиться не о чем.

Бенедикт улыбнулся.

— Ник будет просто счастлив слышать это. Эй, а хочешь, покажу еще один фокус?

Норману не терпелось смыться как можно скорей, однако не хотелось показаться невежливым, да и первый фокус его заинтриговал.

— Ага, конечно, — ответил он.

— Прекрасно, — сказал Бенедикт и закатал рукава свитера до локтей, а потом задвигал, завертел руками. — Видишь, руки у меня голые и в них ничего? Правильно?

— Ну да, — ответил Норман.

Бенедикт еще раз взмахнул руками, и в них появился большой охотничий нож. Норман так и разинул рот. А потом заулыбался.

— Послушай, друг, ты должен рассказать, как это у тебя получается.

— Фокусник никогда не выдает свои секреты.

Норман смотрел разочарованно.

— Но мой последний фокус — это вообще отпад, — произнес Бенедикт. — Приберег его напоследок. Хочешь, сделаю так, что ты исчезнешь?

И он вонзил нож Норману в сердце.

Утром машина Нормана стояла все на том же месте, в дальнем углу стоянки. Но, если верить словам Чарльза Бенедикта, от самого мистера Крюгера не осталось и следа.

Глава 2

Смерть принимает порой самые разнообразные формы. Можно схлопотать пулю между глаз, отравиться тайно подсыпанным ядом, рухнуть с сорокового этажа вниз на мостовую… Однако Дана Катлер была убеждена: самый страшный способ умереть — это от скуки. Потому что он мучительно долгий. Не то что пуля в лоб.

Казалось бы, жизнь частного сыщика полна опасностей и приключений. Но жизнь Даны давно превратилась в череду долгих и нудных слежек, во время которых она пила кофе из термоса и молилась, чтобы ее «объект» не натворил чего-нибудь, пока сама она забегала пописать в туалет при бензозаправочной станции. Большинство дел Даны поступали по заказу от: а) адвокатов по криминальным процессам, которые надеялись, что она неким чудом отыщет свидетеля, могущего очистить заведомо виновного клиента от подозрений; б) мужей или жен, вообразивших, что вторая половина им изменяет; или же в) как в данном случае, от страховой компании, желавшей выяснить, не обманывает ли претендент на выплату жюри присяжных. Иными словами, на основе подобных сценариев никогда не получится захватывающего боевика.

Ларс Йоргенсон, ответчик по данному делу, был мужчиной спортивного телосложения, с широкими плечами и сильным пристрастием к азартным играм, недавно прошедший через весьма жестокий бракоразводный процесс. Личная и финансовая жизнь Йоргенсона катилась под откос, мало того — его машина вдруг угодила в аварию на перекрестке. Йоргенсон утверждал, что получил серьезное повреждение спины, в результате которого оказался неработоспособным; у него имелся врач, подтвердивший это под присягой. И если его претензии будут признаны судом правомерными, то Ларс должен был получить весьма солидное страховое вознаграждение. Однако его врач пользовался сомнительной репутацией, и у страховой компании были все основания утверждать, что Йоргенсон блефует. И вот все последние три дня Дана висела на хвосте у Йоргенсона, но до сих пор все ее усилия оказывались напрасными. Сегодня Ларс припарковал свою машину на стоянке перед спортивным баром, в который затем и зашел, слегка сгорбившись и еле волоча ноги.

Дана была стройной и крепкой девушкой ростом пять футов десять дюймов, с короткими рыжеватыми волосами и пронзительно зелеными глазами. Мужчины всегда обращали на нее внимание. Чтобы Йоргенсон ее не узнал, Дана являлась на слежку в разных образах. Так, сегодня на ней был каштановый парик, а макияж и одежда были призваны превратить ее в женщину неряшливую и непривлекательную. Тем не менее, несколько мужчин все же обратили на нее внимание, стоило ей только зайти в бар.

Один из них пялился на нее дольше остальных. Парень с густой черной бородой и длинными сальными волосами, собранными в конский хвост, который спадал на спину кожаной куртки с надписью «Харли-Дэвидсон». Когда он всем телом развернулся к ней на табурете, Дана заметила у него под футболкой рукоятку пистолета, торчавшую из-за пояса грязных джинсов.

Сердце у Даны тревожно екнуло, голова закружилась, дыхание участилось. Она сунула руку в карман куртки, пальцы сомкнулись на рукоятке кольта «Спешл» 38-го калибра, одного из нескольких ее пистолетов, которыми она пользовалась. Мужчина отвернулся к своей рюмке, но Дана еще долго не могла расслабиться, лишь через несколько минут разжала пальцы и вынула руку из кармана.

Она понимала, почему ее вдруг охватила такая паника. Перед тем как стать частным сыщиком, Дана работала под прикрытием на полицию Вашингтона, округ Колумбия. Последнее ее задание сводилось к следующему: она должна была выяснить местоположение подпольной лаборатории по производству метамфетамина, принадлежавшей банде байкеров. И Дане удалось туда внедриться, но вскоре ее разоблачили. Байкеры держали ее в подвале лаборатории, насиловали и избивали на протяжении нескольких дней, пока не допустили фатальную ошибку. Один из насильников напился и ввалился в подвал позабавиться с девушкой. И перед тем, как спустить штаны, бросил ей бутылку пива. В затуманенном спиртным мозгу не укладывалось, как это бутылка могла разбиться, как затем Дана схватила один из осколков и воткнула ему прямо в глаз.

Прибывшая на место происшествия полиция обнаружила Дану в подвале. Она сидела голая, вся в запекшейся крови, уставившись невидящими, остекленевшими глазами в пространство. Рядом с двумя «Магнумами-357» валялся в луже крови топор, рядом с пистолетами и топором — тела трех изрубленных на куски байкеров.

И этот бородатый парень в баре был немного похож на одного из ее похитителей.

Целый год после этого Дана провела в психиатрической клинике, исцеляясь там от физических и психических травм. А выйдя, поехала прямо к себе домой. Несколько месяцев просидела она в квартире затворницей, и покинуть это убежище ее заставила лишь крайняя необходимость. Все сбережения закончились, пришлось взглянуть в лицо жестокой реальности. О том, чтобы вернуться на работу в полицейское управление округа Колумбия, не могло быть и речи, но она умела делать только такую работу, ничего другого. И вот выход нашелся: она стала частным детективом, предварительно убедившись, что все дела носят рутинный характер и не связаны с какой-либо опасностью. А затем, по чистой случайности, Дана оказалась замешана в деле, способствовавшем отстранению от исполнения обязанностей Кристофера Фаррингтона, президента Соединенных Штатов. Опасности, с которыми она при этом столкнулась, вновь вдохнули в нее жизнь, заслуги ее были отмечены на самом высоком уровне, она прославилась, и работы стало просто невпроворот. Но это задание оказалось тем редким случаем, когда в крови резко повысился уровень адреналина.

Едва войдя в бар, Дана увидела Ларса Йоргенсона. Тот, прихрамывая, подошел к столу, прислонил к нему трость и с гримасой боли опустился на стул. Дана нашла свободное место у стойки, откуда было удобно наблюдать за происходящим. На огромном телевизионном экране показывали вторую половину баскетбольного матча. Лишь через час «Уизардз», наконец, сдались «Никсам». С расстроенным видом Йоргенсон поднялся со стула и захромал к выходу, а потом — к машине. Дана ехала за ним до дома. Когда в полночь свет в квартире Йоргенсона погас, она расслабилась, сползла по сиденью вниз, глотнула кофе из термоса и взмолилась о том, чтобы с небес слетел огненный метеорит, врезался прямо в ее машину и положил тем самым конец ее мученьям.

Глава 3

Чарльз Бенедикт избавился от ножа и старой одежды, и лишь затем вышел из «шевроле», оставив ключ зажигания в замке. Машину он бросил в районе под названием Капитолий с самым высоким уровнем преступности в городе. И вот он вернулся к отелю «Теодор Рузвельт», где народу в зале приемов немного поубавилось, и благополучно смешался с толпой.

Проведя среди гостей какое-то время, Бенедикт спустился по лестнице в вестибюль. Проходя мимо бара «Американский лось», он заметил там Кэрри Блэр — она сидела за столиком в дальнем углу и держала в руке бокал. Бенедикт отошел на шаг. Кэрри была одна. Смотрела в бокал и выглядела такой печальной… Бенедикта всегда интересовало, каким может оказаться «государственный обвинитель» в постели, и упустить такой шанс он просто не мог. Перед тем как войти в бар, адвокат достал из кармана пузырек с таблетками успокаивающего, вытряхнул одну на ладонь и зажал в кулаке в надежде, что та сделает Кэрри сговорчивее. Подложить таблетку в бокал Кэрри не составить труда для человека с его опытом и поразительной ловкостью рук.

Кэрри сидела, подавшись всем телом вперед, и разглядывала двойную порцию бурбона. Бенедикт был уверен — большинство посетителей бара успели обратить на эту даму внимание. И был готов побиться об заклад, что все они задавались одним и тем же вопросом: с чего это вдруг такая красивая женщина пребывает в унынии? Сам же Бенедикт был абсолютно уверен, что знает причину плохого настроения прокурора.

Лет десять тому назад, когда Кэрри была молодой помощницей окружного прокурора по гражданским делам, Хорас Блэр попал под суд за вождение в нетрезвом виде. Она выступала от лица обвинения, и Хорас по уши влюбился в эту женщину — и долго и упорно домогался ее. Их брак стал скандалом десятилетия в кругах, где привык вращаться Хорас. Все считали, что Кэрри вышла за Блэра по расчету, из-за денег, и знакомые Блэра не скрывали своего неодобрения. Слухи эти доходили и до ушей Бенедикта, и он знал, что вскоре жизнь супруги миллионера превратилась в сущее мученье. Высшее общество презирало Кэрри, ее друзья ощущали неловкость в ее присутствии. Ходили слухи, что Кэрри проводит больше времени в своем офисе, нежели в роскошно обставленных комнатах особняка Хораса.

Бенедикт проскользнул к столику и уселся прямо напротив Блэр. Та не обрадовалась, увидев его. Она слишком хорошо знала Бенедикта, чтобы прельститься его модельной внешностью, поскольку понимала, что за ней скрыто. В прокурорских кругах Бенедикта считали высокооплачиваемым наемным любовником, этаким альфонсом, расставшимся с этикой и моралью еще в юридическом колледже. Впрочем, в профессиональных его способностях никто не сомневался. Ему удалось выиграть несколько весьма сложных дел. А вот способ, с помощью которого он их выигрывал, заставлял брезгливо морщиться. Когда его клиентом был человек, плативший самые высокие в стране налоги, или же член банды Николая Орланского, из хранилищ исчезали доказательства, а свидетели загадочным образом пропадали или же жаловались на полную потерю памяти. Впрочем, пока что никому еще не удавалось доказать, что он мухлюет, схватить, что называется, за руку, однако от многих дел Бенедикта дурно пахло.

— Привет, Кэрри, — сказал Бенедикт. — Мне показалось, видел тебя на этом сборище у Рэнкина и Ласка. Ты, должно быть, там всех знаешь. Разве они не Хораса представляют?

— Чего тебе надо, Чарли? — устало спросила Кэрри, слишком поглощенная своими мыслями, чтоб соблюдать правила этикета.

— Просто увидел, сидишь тут, грустишь… Вот и решил развеселить тебя.

— Спасибо, но предпочитаю побыть в одиночестве.

— Ладно, понял. Но у меня есть к тебе одно деловое предложение.

Слегка склонив голову набок, Кэрри изучающе уставилась на Бенедикта.

— И что же это?

— Одна из твоих марионеток, Мэри Магуайр, выступает обвинителем по делу Кайла Росса, сына Девона Росса.

— Не пройдет, Чарли. Этот чертов подонок пытался соблазнить тринадцатилетнюю девчонку, давал ей кокаин. А потом хотел подкупить полицейского. А его отец делал завуалированные угрозы Мэри. Все это выльется в обвинительный приговор, и лично я постараюсь, чтобы ему влепили по максимуму.

— Ладно, что ты, притормози. Просто очередное дело. И не стоит принимать все так близко к сердцу.

— Можешь передать своему клиенту, что именно так я его и принимаю.

— Ты забываешь, Мэри Магуайр еще совсем зеленая. Я могу сожрать ее с потрохами. И никакого приговора не будет.

— Мэри хоть молоденькая, но умница. И никаких доводов и свидетелей защиты у тебя не найдется.

Бенедикт достал из кармана колоду карт, веером разложил их на столе. Он использовал этот отвлекающий маневр, чтобы незаметно для Кэрри поднести руку к ее бокалу, разжать ладонь и подбросить таблетку.

— Я вот что тебе скажу, — начал Бенедикт. — Давай решать проблему как цивилизованные люди. Ты выберешь карту, и не говори мне, какую именно. Если я не угадаю — заявлю о виновности парня. Если наоборот — ты выходишь из игры.

Кэрри откинула голову и расхохоталась.

— Нет, это уж слишком!

Бенедикт улыбнулся.

— Вот, видишь, мне удалось излечить тебя от хандры. Ты выглядела такой несчастной, когда я тебя заметил, вот и подумал — надо что-то сделать, чтобы тебя развеселить. И мне не придется уговаривать тебя бросить это дело, потому что я всегда могу угадать карту.

— Разве? Что ж, давай посмотрим.

Бенедикт сделал над рассыпанными по столу картами несколько пассов, затем собрал в колоду. Кэрри вытянула одну, посмотрела. Бенедикт попросил сунуть карту обратно в колоду, что Кэрри и сделала, а потом отпила из бокала. Бенедикт перетасовал карты, положил на стол, снова сделал над ней несколько пассов. Потом посмотрел Кэрри прямо в глаза. Та отпила еще глоток, поставила бокал на стол.

— Это тройка треф? — спросил Бенедикт.

Кэрри торжествующе злобно улыбнулась.

— Нет.

Бенедикт нахмурился. Закрыл глаза, крепко прижал к вискам кончики пальцев. Потом открыл глаза и смотрел как-то неуверенно.

— Это бубновый валет?

— Тебе следует больше практиковаться, Чарли, — заметила Кэрри.

— Черт, у меня этот фокус всегда получался без осечки. Так что за карта?

— Семерка червей.

Бенедикт вздохнул. Потом вдруг смутился.

— Эй, послушай-ка, — сказал он, — а что за карта у тебя под бокалом?

Кэрри посмотрела. Да, действительно, под бокалом с остатками бурбона рубашкой вверх лежала игральная карта. Она достала ее, перевернула. Бенедикт так и расплылся в улыбке, видя, как Кэрри недоуменно вертит в пальцах семерку червей.

— Как ты это сделал? — спросила она слегка заплетающимся языком.

— Фокусник никогда не выдает своих секретов. Могу показать тебе еще один.

Кэрри закрыла глаза и откинулась на спинку стула. Она вдруг резко побледнела.

— Ты в порядке? — осторожно спросил Бенедикт.

— Я… — начала было Кэрри. А затем вдруг осеклась.

Бенедикт поднялся, подошел к ней, помог встать.

— Ого! Да ты, похоже, изрядно перебрала.

— Я в порядке, — пролепетала Кэрри, но ноги плохо ее слушались.

— Вести машину в таком состоянии ты не сможешь.

Кэрри слабо возражала, но Бенедикт ее не слушал. Нашел у нее талончик на парковку для членов клуба, бросил на стол двадцатку и помог Кэрри выйти из бара.

Бенедикт припарковал серебристый «порше» Кэрри на стоянке перед своим домом и помог женщине подняться по ступенькам к входной двери. Трехэтажный кондоминиум был выстроен в псевдофедералистском стиле. Сзади к нему примыкал гараж на две машины; пройти к нему можно было по дорожке, пролегающей между рядами в точности таких же домов. В гараже стоял «мерседес» Бенедикта.

В отличие от типичной для девятнадцатого века архитектуры, интерьер в доме у Чарльза был самый что ни на есть современный — паркетные полы из твердых пород дерева, столики со стеклянными столешницами, выкрашенные под цвет слоновой кости стены украшали живописные произведения абстрактного искусства. Кэрри по-прежнему нетвердо держалась на ногах, и Бенедикт провел ее в просторную гостиную, где бережно усадил на диван.

На первом этаже все помещения были объединены в цельное пространство без стен. Столовая плавно переходила в гостиную, кухня была отделена от столовой черной перегородкой.

— Как это ты оказалась в баре без Хораса? — спросил Бенедикт, занимаясь на кухне приготовлением кофе.

— Мы с Хорасом теперь не часто видимся, — заплетающимся языком ответила Кэрри.

— Прошла любовь, увяли розы?

— Долбаные розы завяли уже давно, — с горечью ответила Кэрри. Язык у нее развязался — видно, сказывалось воздействие снадобья, подсыпанного Бенедиктом в бокал.

— Скверно. Помню, как читал о вашем бурном романе и думал — все это похоже на волшебную сказку.

— Да, на сказку братьев Гримм… Вот именно, печально — иначе не скажешь [1]. Никогда, слышишь, никогда, Чарли, не женись ради денег.

— Не волнуйся, я вообще не собираюсь жениться. Усвоил этот урок давным-давно. Достаточно было одного неудачного опыта; ну и потом вел несколько скандальных дел, связанных с алиментами.

И тут вдруг оказалось, что Бенедикт сидит рядом с ней на диване. Но Кэрри не помнила, чтобы он выходил из кухни. Она даже потрясла головой, пытаясь привести мысли в порядок. Не получилось.

Бенедикт обнял ее за плечи.

— Ну, и с кем же ты проводишь время, чтобы хоть как-то скрасить одиночество?

— Во всяком случае, не с Хорасом. Между нами уже давно ничего нет. Не трахались целую вечность.

Пальцы Бенедикта коснулись ее шеи, нежно погладили, почесали за ушком. А в следующую секунду они уже целовались, только тут Кэрри и опомнилась. Пыталась оттолкнуть его, но мышцы были вялыми и плохо слушались.

— Не могу, — пробормотала она.

— Хорас ничего не узнает, — прошептал ей на ухо Бенедикт, продолжая поглаживать шею.

— Ты не понимаешь. Я действительно не могу.

Бенедикт искренне удивился.

— Хочешь сказать, что не можешь заняться любовью? И секс тебе не нужен?

Кэрри рассмеялась, но как-то безрадостно.

— Климакса у меня еще нет, Чарли. Просто не могу трахаться с тобой.

— Почему нет? Возможно, Хорас тебя не удовлетворял, но такой проблемы не будет, стоит оказаться со мной в постели.

Кэрри снова засмеялась.

— Не сомневаюсь, ты самый настоящий жеребец, Чарли. Во всяком случае, такие в суде ходят слухи. Но траханье с тобой может обойтись мне в несколько миллионов долларов. И потом, я далеко не уверена, что ты так уж хорош.

— Что-то я не понимаю…

— Брачный контракт. И не спрашивай меня больше об этом, потому как это тайна.

— Можешь не волноваться. Джентльмен знает, что такое «нет», — галантно заметил Бенедикт. — И еще, думаю, кофе, которого ты так жаждешь, уже готов.

Он подошел к кофейнику, наполнил чашку для Кэрри. Затем, загородив ее и свои руки спиной, бросил в кофе таблетку рогипнола, его еще назвали «наркотиком изнасилования». То было бесцветное вещество без вкуса и запаха, оно вызывало сонливость и ослабляло мышечную моторику. Однако, с точки зрения Бенедикта, самым существенным в данном случае был побочный эффект, а именно — амнезия. Его жертвы никогда не помнили, что он с ними проделывал.

Бенедикт принес Кэрри чашку с кофе. И заулыбался, видя, как она отпила первый большой глоток крепкой ароматной жидкости.

По расчетам Чарльза Бенедикта, Кэрри Блэр должна была пробудиться от наркотического сна примерно в шесть тридцать, и он поставил будильник на 5:45. Приготовил к завтраку свежего кофе, и как раз наливал себе чашку, когда дверь его спальни на втором этаже распахнулась. Бенедикт поднял голову и увидел, как Кэрри споткнулась на ступеньках. Ноги в тонких чулках поскользнулись на гладкой деревянной лестнице, и она ухватилась за перила, чтобы не упасть. Ей удалось сохранить равновесие, затем женщина увидела, как хозяин дома смотрит на нее снизу вверх с веселой улыбкой.

— Ты что это со мной сделал, а? — спросила его Кэрри, с трудом сохраняя спокойствие.

— Расслабься. Твоя честь осталась незапятнанной. Я настоящий джентльмен. — Бенедикт поднял руку с чашкой. — Вот, лучше выпей-ка кофейку. Только что сварил, и думаю, как раз его тебе сейчас и не хватает.

Но Кэрри не обратила на чашку ни малейшего внимания.

— Сколько сейчас?

— Шесть тридцать.

— О, боже! Выходит, я пробыла здесь всю ночь?

— Ну да. Вырубилась, и я отнес тебя наверх, в спальню, и уложил в постель. А сам спал в гостевой комнате. Знаешь, ты не первая из тех, кого знаю, кто напивается по вечерам до чертиков. Но если подобное повторится, советую все же обратиться к специалисту.

Кэрри не обратила внимания на его слова и огляделась по сторонам.

— А где мои вещи? — спросила она. — Мне надо домой.

— Ты уверена, что не хочешь сперва принять душ и позавтракать? — спросил Бенедикт. Затем подошел к шкафу и достал туфли и жакет Кэрри.

— Просто не верится, что со мной такое могло случиться, — пробормотала она, натягивая жакет. Потом надела туфли.

Бенедикт протянул ей ключи от машины.

— Если поторопишься, можешь заехать домой переодеться. И вполне успеешь в контору в свое обычное время.

Возле входной двери висело зеркало. Кэрри взглянула на свое отражение, пригладила рукой волосы, стараясь привести прическу в порядок. А затем вышла. Бенедикт последовал за ней. На улице прямо перед его домом бегал трусцой какой-то мужчина в спортивном костюме.

— Смотри, веди осторожнее, — напутствовал ее Бенедикт. Кэрри обернулась, собиралась что-то ему сказать. Затем вдруг словно окаменела, и глаза ее расширились. Так и стояла, уставившись на припаркованный чуть поодаль автомобиль. А потом, прежде чем Бенедикт успел спросить, на что это она там смотрит, Кэрри закричала и бросилась бежать к этой машине. Водитель включил мотор, резко развернулся, поднимая облака пыли и мусора. Крики Кэрри привлекли внимание мужчины, вышедшего на пробежку. Он обернулся и смотрел вслед автомобилю, набирающему скорость.

Кэрри остановилась. Бенедикт заметил, как она провожает взглядом умчавшийся автомобиль, смотрит на задний бампер с номерами. Затем она наклонилась, уперлась руками в колени и сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы хоть немного успокоиться.

— В чем дело, что случилось? — спросил Бенедикт, подойдя к ней.

Кэрри обернулась к нему. Лицо ее исказила ярость. Затем она выпрямилась, подошла к своей машине и отъехала, так и не ответив на вопрос Бенедикта.

Глава 4

В четверг Дана Катлер поднялась с постели в три часа дня, сделала пробежку длиной в пять миль, затем занялась гимнастикой. Закончив третий набор упражнений, отжалась пятьдесят раз и, обессиленная, растянулась на полу в гимнастическом зале, оборудованном в подвале дома, где она проживала с Джеком Тини. Сам фотожурналист Джек в данный момент отсутствовал, отправился в экспедицию в Арктику, спонсируемую журналом «Нэшнл джиогрэфик». Дана познакомилась с Джеком примерно за полгода до своего похищения, и он не отходил от нее, пока она была прикована к постели, а после часто навещал ее уже в психиатрической больнице, изо всех сил старался поддерживать в ней бодрость духа, даже когда это казалось невозможным. Когда ее выписали, он часто приглашал ее на ленч или обед, иногда — в кино. Но и пальцем к ней не прикоснулся до тех пор, пока не убедился, что она влюблена в него и готова впустить в свою жизнь. Дана всегда была одиночкой — ровно до тех пор, пока не влюбилась. И когда Джек уехал, вдруг с удивлением почувствовала, что скучает по нему. Сегодня она напишет отчет по делу Йоргенсона, ну а потом постарается найти по телевизору фильм или программу, которые смогут хоть как-то ее развлечь. А затем завалится спать, чтобы проснуться назавтра и встретить еще один скучный день, занятый утомительной слежкой.

Последний раз Дана ела в спортивном баре, где следила за Ларсом Йоргенсоном — наспех сжевала гамбургер и запила пивом, — и теперь просто умирала от голода. Приняв душ, она прошла в кухню, соорудить себе какой-нибудь сандвич. И открывала дверцу холодильника, как вдруг зазвонил мобильник, предназначенный для деловых разговоров.

— Бюро расследований Катлер, — ответила Дана.

— Будьте добры Дану Катлер, — произнес женский голос. Дана уловила в нем легкий французский акцент.

— Слушаю вас.

— Я бы хотела нанять вас.

— Для чего? — спросила Дана.

— Я бы предпочла не обсуждать этот вопрос по телефону.

Определенно француженка, решила Дана.

— Ясно. Но вы могли хотя бы намекнуть, что за дело собираетесь мне поручить? Возможно, я просто не смогу вам помочь, и тогда порекомендую другого сыщика, который с ним успешно справится.

— Я действительно не могу сказать больше ни слова. И ваше вознаграждение будет весьма существенным, если вы согласитесь принять мое предложение. Давайте встретимся, и я заплачу вам три тысячи долларов только за консультацию, даже если вы не согласитесь заняться моим делом.

Столь щедрая сумма удивила Дану.

— Где вы хотите встретиться? — спросила она собеседницу.

— Я очень плохо знаю Вашингтон. Возможно, вы сами назначите место встречи?

— Скажите, вы голодны?

— Нет.

— А я голодна. Давайте встретимся в «Микеланджело». Я знакома с владельцем ресторана, он сделает все, чтобы нам никто не мешал. Да и еда там очень хорошая, так что сможете заодно и пообедать, если вдруг передумаете.

Из окон семейного итальянского ресторанчика под названием «Микеланджело» открывался вид на купол Капитолия, и располагался он в старом полуразрушенном районе, где шла реконструкция. Заброшенные здания и пустыри находились всего в нескольких кварталах от роскошных бутиков, модных ресторанов и обновленных домов, владельцами которых являлись, по большей части, молодые и амбициозные белые воротнички. Ресторан «Микеланджело» не претендовал на модность, но простоял в этом районе лет шестьдесят, не меньше. Сэм и Донна Маццара иммигрировали в США из Сицилии, и все свои сбережения вложили в это заведение. Донна скончалась семь лет тому назад, но Сэм все еще являлся на работу каждый день. Их сын Виктор помогал отцу вести дело.

«Микеланджело» находился всего в нескольких кварталах от редакции «Экспоузд», скандального таблоида, время от времени удивлявшего такие солидные издания, как «Вашингтон пост» и «Нью-Йорк таймс» тем, что часто получал призы по журналистике; в немалой степени тому способствовали разоблачительные расследования Даны. У Патрика Гормана, владельца таблоида, был свой постоянный столик в «Микеланджело». Сэм и Виктор хорошо знали Дану, и когда она позвонила, они накрыли ей столик в небольшом кабинете в задней части ресторана, чтобы создать приватную обстановку для встречи с потенциальным клиентом. Помещение было отделано темными деревянными панелями, свет приглушенный. Стены украшали черно-белые фотографии Сицилии. Дана уселась за стол, покрытый белоснежной скатертью, заказала порцию антипасто [2] и спагетти с чесноком и оливковым маслом. Едва успели принести закуску, как Виктор отворил дверь и впустил женщину, выглядевшую столь же экзотично, как и ее акцент. На ней был макинтош, в руке она держала кейс. Глаза скрывают темные очки, угольно-черные волосы спадают на плечи, на пальцах ни одного кольца, губы накрашены ярко-алой помадой. Дана подумала, что эта дамочка как нельзя более соответствует образу роковой женщины из какого-нибудь фильма сороковых по роману Реймонда Чэндлера или Дэшила Хэммета.

— Мисс Катлер? — осведомилась женщина.

Дана встала, протянула руку. Пальцы женщины едва коснулись ее, она тут же торопливо убрала руку.

— Я Марго Лоран.

— Присаживайтесь, мисс Лоран, — пригласила ее Дана, кивнув на стул напротив. Потом указала вилкой на тарелку. — Уверены, что не хотите что-нибудь съесть? Еда здесь просто замечательная.

— Благодарю, но я не голодна.

— Что ж, нет так нет. Не возражаете, если я поем, пока мы будем говорить? Со вчерашнего дня во рту ни крошки, просто умираю с голоду.

— Пожалуйста.

Дана ждала, что женщина снимет плащ. Но этого не произошло, и тогда она спросила:

— Так для чего вы хотели нанять меня, мисс Лоран?

— Вы знакомы с историей Оттоманской империи?

Дана подцепила вилкой кусочек вареной колбасы мортаделла и ломтик сыра проволоне, но вилка так и застыла на полпути ко рту.

— Это вроде бы турки, верно?

Лоран кивнула.

Дана виновато улыбнулась.

— Боюсь, этим и ограничиваются мои знания. Никогда не увлекалась историей.

— Оттоманская империя просуществовала с 1299 по 1923 год, — начала Лоран. — В шестнадцатом и семнадцатом веках она достигла пика своего могущества, контролировала территории в Юго-Восточной Европе, Юго-Западной Азии и Северной Африке. На протяжении шести веков Константинополь был не только столицей, но и центром пересечения торговых путей между Востоком и Западом. И щупальца этой империи протянулись до Персии, Египта, Багдада, Венгрии, Трансильвании, Молдавии и даже Вены. В 1566 году, к концу правления Сулеймана Великолепного, население империи достигло 15 миллионов человек.

— Впечатляет, — заметила Дана и отправила в рот еще одну порцию итальянских деликатесов. Урок истории, преподанный Лоран, не вызвал у нее особого интереса, однако три тысячи долларов — это три тысячи долларов, и она притворилась, что рассказ просто заворожил ее.

— Раз вам так плохо знакома история Оттоманской империи, могу предположить, что вы никогда не слышали о Геннадиусе и Марке Эфесском?

— Нет, никогда, — честно призналась Дана перед тем, как отправить в рот очередной ломтик прошутто — пармской ветчины, натертой морской солью.

— В 1444 году византийский двор отчаянно нуждался в помощи Запада в борьбе против турков, и согласился заключить союз с Римом, махнув рукой на почти все важные теологические противоречия, разделявшие Запад и Восток. К примеру, сторонники союза даже согласились принять концепцию чистилища, которую до этого яростно отрицали.

— Вы это к чему все рассказываете? — спросила Дана, ее профессиональная выдержка была уже на исходе.

— Терпение, моя дорогая. Вам необходимо знать предысторию для того, чтобы понять, зачем мне понадобилась ваша помощь.

Дана пожала плечами.

— Что ж, продолжайте.

— Марк Эфесский был озабочен сохранением восточной православной церкви. Он был единственным епископом, отказавшимся подписать соглашение о союзе, и выступал от имени своих сторонников — простых прихожан православной церкви. Георг Схолариус был судьей, и несколько раз произносил речи в пользу союза. Но, вернувшись в Византию, он увидел, что все меньше духовенства и простых людей поддерживают эту идею, считают заключение союза предательством своих верований. Тогда он резко поменял свои взгляды и стал выступать против союза. Марк умер 23 июня 1444 года, и Георг возглавил антисоюзное движение. По этой причине он впал в немилость у двора и удалился в монастырь, где стал называться Геннадиусом.

В 1453 году в возрасте двадцати одного года султан Мехмет II завоевал Константинополь, укрепил статус Оттоманской империи и ее господство в Юго-Восточной Европе. Мехмет хотел добиться лояльности греческой части населения, не желая, чтобы греки взывали о помощи к Западу, добиваясь независимости. Ведь, случись такое, это неминуемо привело бы к новым крестовым походам. Ему нужно было найти священника, враждебного Западу и обладающего достаточным влиянием, чтобы как-то сцементировать общество, заставить греков отказаться от этой пагубной для империи идеи.